Знакомьтесь – Юджин Уэллс, Капитан Поль Игорь

Глава 18

Настоящая репетиция

Сегодня я впервые еду на настоящую репетицию. Все, как у всамделишных музыкантов. Мишель арендовала для меня небольшой зал в Этно-холле. Мишель — всегда за моей спиной и всегда на полшага впереди. Всегда предусмотрит тысячи мелочей, о которых я и подумать-то не мог. Типа охраны, транспорта, оборудования, денег на карманные расходы, одежды, носового платка в кармане и пакета с большими вкусными бутербродами из ресторана. Даже собственного пресс-секретаря приставила. Дюжего парня, больше похожего на грузчика, которого теперь вместо меня терзают разные репортеры. Я краем уха слышал его ответы и был порядком удивлен. В ответ на глупые вопросы о разной чуши он с ослепительной улыбкой и совершенно не задумываясь нес еще большую чушь.

— Этот парень свое дело знает, успокойся, — так мне Мишель сказала.

— Но ведь он обо мне не знает ничего. Как же он будет обо мне рассказывать?

— Твою официальную биографию он изучил. Установку на то, чего мы хотим, получил. А больше ему и не нужно. У таких ребят на любой вопрос есть несколько вариантов универсальных ответов. Он бьет эту публику их же оружием. Главное — ничего толком не сказать. Главное — верно расставить акценты. Ни один шакал через него не просочится. Он профессионал. Работай себе спокойно.

Я и начал работать. Мишель можно верить. Вот только эти чертовы придурки в комбинезонах и с кольцами в ушах мне все еще досаждали изрядно. Откуда бы я не появился — они тут как тут. Лезут, толкаются, щиплют, что-то орут, норовят что-нибудь от одежды оторвать. Прямо у отеля сорвали с меня противосолнечные очки — только я их и видел. Каждый выход из машины и посадка в нее — пытка для меня и бой для охраны. Триста двадцатый едва сдерживается, чтобы не кинуться в драку. Очень его эта публика раздражает. Даже полицейские, что каждый раз оказывались рядом — где толпа, там и они, — не всегда помогали.

Небольшой полукруглый зал оказался очень уютным. Другого слова и не подберешь. Слова тут же гаснут в мягких панелях, говоришь, как в воду — идеальная акустика. Мягкий рассеянный свет откуда-то снизу. Легкие удобные полукресла — бери любое и садись куда понравится. Парни расселись, кто где. Инструменты на коленях. Щипач негромко тренькает, подстраивая гитару. Седой Варвар до блеска начищает губную гармонику на штативе. Остальные просто сидят небольшой кучкой, вытянув ноги, и вполголоса лениво треплются ни о чем. Нарочито грубо установленная аппаратура громоздится двумя большими грудами.

— Привет! — говорю с порога. Надо же что-то сказать. Может быть, эти ребята как-то по-другому здороваются. Но я не знаю, как именно надо. В общем, чувствую я себя под их взглядами не слишком в своей тарелке.

— О! Красный Волк явился! — радостно скалится Чертополох. — Дай пять! — И он звонко хлопает по моей ладони.

— Здорово, чувак! — не вставая и не меняя позы, жмет мне руку Торки.

— Явился? Привет! Пива хочешь? Падай. Где шлялся? — нестройно отзываются остальные. И я почему-то начинаю чувствовать себя так, словно знаком с этой компанией всю жизнь, вот только отошел на минутку за сигаретами. Здоровское это чувство, скажу я вам, быть своим.

— Опаздываешь, лидер, — Варвар прячет в карман тряпицу для полировки. — Мы тут с час уже тусуемся.

— С час? — удивляюсь я. — Помощник Джека сказал, что репетиция в два. Сейчас без одной минуты.

— Кто ж на репетицию вовремя приходит, чувак, — снисходительно улыбается Иван. — Бывает, на нее опаздывают, но чаще приходят пораньше. Потрепаться, пивка попить, стрмент наладить. Кому надо — и опохмелиться. Настроиться, в общем.

— Я не знал. Буду иметь в виду.

— Да ладно тебе. Не обращай внимания. У каждого свои приколы. Будь собой, и все будет тип-топ, — потягиваясь, изрекает Крошка Фрэнки.

— Ладно. Варвар, а почему ты меня лидером назвал?

— Опа! А кто же ты? Кто нам будет говорить, что лабать будем? И как? Эта, как его, — направление творчества определять, — с некоторой издевкой отвечает толстяк и народ со всех сторон выражает ему поддержку, кивая и хихикая на разные лады. — Ну и, в конце концов, кто нам башляет? А кто башляет, тот и заказывает музыку. Таков закон.

— Точно. Кево выдал толстый, — соглашаются парни.

— Так что давай, Волк. Говори, что и как, — резюмирует Варвар.

Я беру кресло и ставлю его у стены. Сажусь лицом к спинке. Кладу подбородок на руки.

— Ты сказанул, Варвар. Откуда мне знать, как? Я что, музыкант, по-твоему? Я дилетант, как ты сам давеча сказал.

— Ну, коли ты нас нанял…

— Не я, — не дав ему договорить, протестую я.

— Ну, телка твоя, какая разница. Перец этот в галстуке сказал: тебя слушать.

— Ты не тушуйся. Говори, как думаешь. Не съедим, — вмешивается Торки.

— Не боись, поддержим. Подскажем, ежели что, — согласно кивает головой Щипач.

— Давай, парень. Не ломайся. На вот, хлебни. Сразу прояснится. Какой джем без пойла?

И я прикладываюсь. Прямо из горлышка. Крепкий виски жжет пищевод. Живот сразу наполняется теплом.

— Меня про эту чушь пытали уже. Эти, в галстуках, — сообщаю я, переведя дух.

— А ты что? — заинтересованно подается вперед Варвар.

— А ничего. Сказал, как есть. Я в этой ерунде не разбираюсь. Я просто блюз люблю. Что в голову придет, то и буду петь. А парни не подкачают.

— И все?

— Все.

Наступает короткая тишина. Музыканты недоуменно переглядываются. Что они чувствуют при этом — поди разбери. Изумление, надежда, насмешка. Все у них перемешалось.

— А что, мне нравится, — первым высказывается Варвар. — Никаких тебе репертуаров. Выходишь и плюешь на все. Играешь для удовольствия. Чистый джем-сейшн. Когда еще так оторваться можно? Последний раз я по кабачкам так играл. Давно это было. А тут за это еще и башлять будут.

— Мы и последний концерт так отыграли, — соглашается Щипач.

— Зал порвали, — добавляет Торки. — У меня самого чуть башню не снесло. Аж старые деньки вспомнил. Топаешь, бывало по Летсорсу. В «Лиру» торопишься. И никак дойти не можешь. Через дом все какие-то погребки да ресторанчики. Народ клубится. Все двери настежь. И из-за каждой — такой саунд — дух захватывает! Тут минуту постоишь, там стаканчик пропустишь. Ну, не оторваться просто. Меня ведь чуть не выкинули тогда. Я за три месяца ни разу на работу вовремя не явился. Жена меня бросила. Она за год меня трезвого пару раз всего и видела.

— Волк, брат, да ты пел, вроде в тебя черный вселился! — белозубо скалится Чертополох. — Эти белые блюз по-настоящему и не понимают вовсе. А ты — словно в гетто родился.

Все почему-то начинают хохотать после этих слов. Немного погодя, когда понимаю, что смеются не надо мной, тоже присоединяюсь к всеобщей истерии.

— Он… черный… я… не могу… — покатывается Торки.

— Сдохнуть можно, — тычет пальцем в Чертополоха Иван, едва не перегибаясь от смеха вдвое.

— Эта… образина… — сквозь слезы поясняет мне Щипач. — Он… пигментацию себе сменил… чтоб за своего на Новом Конго сойти… за дочкой тамошнего туза приударить… тоже мне — негр…

И хохот раздается с новой силой. Чертополох, обиженно отвернувшись к стене, держится до конца. Но потом не выдерживает, присоединяется к веселью.

— Все равно мне от ворот поворот дали, — сообщает он сквозь смех.

— А чего ж назад не перекрасился?

— Да деньги кончились. А потом привык как-то.

И мы пускаем бутылочку по кругу, закрепляя соглашение. Когда бутылка под смешки и прибаутки незаметно проходит несколько кругов и пустеет, я свободно подхожу к Варвару и усаживаюсь рядом.

— Ну, что, Волк? Сбацаем?

— Сбацаем, Варвар. Сегодня играем Хукера. Пойдет?

— Ну, с твоим репертуаром не соскучишься. Сбрасывай. Расселись, парни.

И мы начинаем. То ли виски всему виной, то ли ощущение какого-то братства, что меня поглотило, но я снова обо всем забыл. Так, сидя на стуле, руки на спинке перед собой, и пел. Сначала «Pots On, Gas On High». Потом щемяще-ритмичную «We Might As Well Call It Through». Варвар просто млел, стуча по клавишам. Щипач едва из кресла своего не вывалился — он сидя играл. Мы все сидя играли. Как на вечеринке. Или как на сцене крохотного кабачка, каких море в городах Новой Калифорнии. «A Sheep Out On The Foam». «Sittin' In My Dark Room». Эти названия, скажу вам — сами как музыка звучат. А уж как самозабвенно Чертополох выдувал. Нет, есть в этом что-то магическое. Что-то от бога. Или от дьявола. Что-то такое, что делает тебя не от мира сего.

— Больше жизни, жизни хочу, — так Варвар сказал, запуская новую тему. Куда уж больше-то! Мы и так все как зомби стали. Глаза пустые, рты раскрыты. Рабы звука, что сами и создали.

И так мы больше часа лабали. Взмокли, несмотря на кондиционеры. Расстегнулись до пупа. Выпили все пиво.

— Хорош, Волк. Пауза, — говорит, отдуваясь Варвар. — Профсоюз не велит лабать за раз больше сорока минут. Сорок пашем — двадцать курим. Так ты нас до концерта загонишь.

И все расслаблено выдыхают, опуская инструменты.

— Эй, бой, притащи-ка нам еще пару бутылочек виски! И пива! — кричит Торки кому-то в коридор.

— Слушай, Красный Волк, а чего бы тебе девочек на подпев не взять? — осторожно интересуется Щипач.

— Девочек?

— Ну да. Их ведь Фил за компанию с нами попер. Они вроде без работы теперь.

— А можно?

— Ты — босс, тебе все можно, — с серьезной миной отвечает Щипач.

Я вспоминаю, как на концерте покачивали роскошными бедрами и выдыхали окончания длинноногие гурии. Как вибрировали их голоса. Потом перед глазами невольно встают кадры новостной передачи, где наши девушки танцуют обнаженными, сверкая ослепительными телами. Черт возьми, о чем это я думаю?

— А они захотят?

— Чувак, ты без работы хоть раз сидел, а? — осведомляется Торки. И я понимаю, что спросил что-то не то.

— Я не против. Пусть приходят. Они красивые, — говорю я. — И поют здорово.

— Еще бы. Фил абы кого к себе не брал. Только лучших, — соглашается Щипач. — Погоди минуту.

И он куда-то исчезает.

Вокалистки пришли быстро. Будто ждали в соседней комнате. А может, так оно и было. Одновременно с ними появился и посыльный с корзиной, набитой выпивкой.

Девушки сегодня одеты в брюки и яркие свободные свитера. Совсем не похожи на тех эффектных сексапилок, что заводили народ на сцене. Сегодня они привлекательны, но одновременно целомудренны, что ли? Эти женщины, кто их разберет? Они способны маскироваться не хуже вражеских снайперов.

— Здравствуйте, сэр, — за всех говорит мне одна из вокалисток. Черноволосая.

— Здравствуйте. Зовите меня Юджином, — меня выбивает из колеи то, что исходит от этих женщин. Смущение, жадное ожидание, откровенный интерес, смешанный с каким-то совершенно отвязным бесстыдством. От этой взвеси я теряюсь.

— Я Фатин, — улыбаясь, кивает мне черноволосая.

— Калеа. Рина, — представляются блондинки.

И все они свободно рассаживаются, кто где. Они тоже вернулись домой. Они чувствуют себя как рыбы в воде.

— Щипач сказал, что вы хотите с нами выступать, — неуверенно начинаю я.

— Да, Юджин. Хотим. Ты отвязно лабал. Кто ж не захочет? — опять говорит за всех черноволосая. Остальные согласно кивают, кидая на подругу быстрые внимательные взгляды. Такие странные взгляды. Необычные. Мужчины так друг на друга не смотрят.

— Ну, тогда — добро пожаловать. Все вопросы решите с Джеком. Этот такой мужик в галстуке.

— Мы помним, — кажется, Фатин всегда впереди этой троицы.

— Скажите ему, что я вас взял.

— Скажем, Юджин, — на этот раз ответить успевает одна из блондинок. Рина. Отвечает и торжествующе смотрит на слегка прикусившую губу брюнетку.

— Это дело надо спрыснуть, — заявляет Деревенщина Торки.

— Точно, — поддерживают парни.

— Я тоже не прочь, — говорю. — Только как мы играть-то после будем? Да и вредно это — столько пить.

И все смотрят на меня удивленно, скрывая сожаление.

Седой Варвар осторожно покашливает.

— Ты это… Волк… не обижайся только… — неуверенно начинает он. — Кто ж без допинга-то лабает? Вредно, говоришь? Ну и что? Без саморазрушения нету этого, как его, творчества. Пока не раскроешь душу-то — она наружу не пойдет. Джем без бутылочки — все равно, что тучи без дождя. Въезжаешь?

— Вроде бы.

— И на концерте. Ты что — решил, будто мы дурь хаваем для кайфа, как эти пустоголовые? Не, парень. Мы так сознание расширяем. Раскрываемся на все сто. А эти, что в зале? Ты почему, думаешь, мы только по имперским планетам катаемся? Есть ведь такие богатые колонии — чистый отпад! Все дело в этой штуке, которая вот тут упрятана, — и он постукивает себя согнутым пальцем по лбу. — Эта штука, она есть у имперцев, но нет у колонистов. А без нее все наши эффекты, свет, шум — не разогреют публику-то. Они ведь все направлены только на то, чтобы этого жучка в башке расшевелить. И уж он-то даст копоти! А если в башке ничего не отзовется — играть мы будем в пустоте. В вакууме. И никогда на обратный билет не заработаем. Публике-то, ей все равно, под что тащиться. Что под блюз, что под народную музыку. Лишь бы психоделики их мозги включили.

— Получается, без центра равновесия нам и играть-то ни к чему, так? И кайф от блюза я из-за этой железяки в башке имею? — вопрошаю я.

— Ты, парень, такие вопросы мне задаешь, точно я господь, — серьезно отвечает Варвар. — От таких вопросов, если задуматься, запросто крышу набекрень сдвинет. Ты живи, как живется. Жить надо в кайф. Лабать надо в кайф. Голову не забивать. Понял?

Его слова поддерживаются кивками. Все смотрят на меня… ну, как на ненормального. С некоторым удивлением. Даже с опаской. Совсем как тогда, на Джорджии. И я киваю согласно. Чтобы не выделяться. Они хорошие чуваки. Простые. Незлобные. Просто думать не хотят. Вот ведь странно — я хочу, но у меня не выходит. А они могут, но не хотят.

— Понял, — говорю. — Выпьем. И еще слабаем.

— Это по-нашему, чувак, — хлопает меня по плечу Иван. — Ты будь собой и в голову не бери. Вот и будет блюз. Слабаем. Так слабаем, что черти вздрогнут.

И мы снова пьем, пуская бутылку по кругу. Все, в том числе и девушки. Я достаю бутерброды, что мне Мишель с собой на обед передала, и мы дружно закусываем. Взаимопонимание снова соединяет нас. В голове немного шумит от выпитого. Я отметаю попытку Триста двадцатого вывести из организма вредные вещества. Сбрасываю Варвару все подряд, что на ум приходит. И постепенно забываю о липком ощущении того, что все мы тут — живые куклы. Неизвестно кем запрограммированные тащиться от музыки и заводить своей игрой других кукол. И мы лабаем час за часом. Увлеченно. Все более самозабвенно. Раскованно. Вновь и вновь запускаем бутылку. В перерывах между темами жадно прихлебываем холодное пиво. Посыльный то и дело приносит нам очередную порцию выпивки. Девушки сбрасывают свитера, остаются в облегающих водолазках. Их лица порозовели. Иногда они даже решаются на соло, спрашивая у меня разрешения взглядом. Больше всех старается Фатин. У нее временами прорезается чудный чувственный субкант — этакая легкая джазовая хрипотца. Крошка Фрэнки к Фатин явно неровно дышит. Уж больно у них совместная импровизация замечательно выходит. Правда, во время своего соло, она все норовит за меня взглядом уцепиться. Глаза у нее коричневые, с поволокой, и взгляд будто подогрет изнутри.

…Двое мужчин сидят у большого голоэкрана. Внимательно смотрят на распоясавшийся, отвязный джем кучки потных, раскрасневшихся мужчин и женщин. Вслушиваются в хрипловатый голос лидера. Выхватывают и вновь повторяют некоторые фрагменты.

— Ну, что скажешь, Джек? — спрашивает оператор.

— Что тут скажешь? Альбома на три мы отсюда нацарапаем. Разойдется на ура. Как запись?

— Все в норме. Я с избытком пишу. Смикшируем после. Но звук хороший.

— Интересный парень, верно?

— Не то слово. Я даже отсюда кайф ловлю. Что уж про тех, кто в зале будет, говорить.

— Мишель, как всегда, на высоте. Чутье на деньги у нее — как у собаки. И где она этого парня откопала? — спрашивает Генри сам у себя. Глядя на голоматрицу, слегка расслабляет галстук. — Прямо хоть иди и пей с ними, черт их дери.

…Хайнрих Драй заканчивает сборы. Наливает кофе в небольшой термос. Усаживается за стол и извлекает из кухонного автомата пару больших бутербродов с тунцом. С аппетитом съедает их, не обратив внимания на странный вкус. Раздумывает — а не съесть ли еще один? Но кухонный автомат больше не отзывается на его голос. Не реагирует он и на кнопку перезагрузки. Его панель светится одним сообщением: «Невосстановимая ошибка».

— Дьявольщина! — в сердцах говорит Хайнрих. — Ладно, после разберусь.

Надевает куртку. Проверяет, на месте ли запасной магазин и нож. Укладывает в сумку термитную шашку, которая должна превратить все его оборудование, включая любимую винтовку, в лужу расплавленного металла. Сует туда же термос. Спустившись в гараж, выключает автопилот автомобиля. Ни к чему давать полиции лишнюю улику. Невелика печаль, доеду и на ручном управлении. Двигатель глухо урчит, разгоняя полутьму переулков. Хайнрих сладко щурится в предвкушении славной охоты. Слегка кружится голова. И немного подташнивает. Он на ходу плещет в крышку термоса немного кофе. Делает обжигающий глоток. Через пару минут головокружение прекращается.

— То-то же, — самодовольно ухмыляется ночной охотник.

…Жак Кролл вновь отвечает на вызов неизвестного абонента.

— Слушаю, — напряженным голосом произносит он.

— Господин Кролл, настоятельно рекомендую вам отменить свои распоряжения относительно Юджина Уэллса и баронессы Мишель Радецки…

…Наконец, мы все чертовски выматываемся. Оглушительная музыка, виски, пиво, разговоры, страсть, размышления, равнодушие, запахи женских духов, табачного дыма, надоевший свет снизу, полутьма по углам, нудное бормотание Триста двадцатого — все это просто валит меня с ног.

— Хорош, парни, — говорю я заплетающимся языком. — Завтра, в это же время.

Мне тискают руку.

— Отлично оторвались.

— Да, не слабо, — подтверждаю я.

— Пока, Волк! — уже из полутьмы коридора выкрикивают парни.

— Счастливо.

— Пока, Юджин!

— Пока, девочки!

— Хочешь, я тебя провожу? — говорит невесть как оказавшаяся рядом блондинка Рина.

Я неопределенно пожимаю плечами.

— До выхода, — уточняет она.

Я киваю.

— Давай.

Подруги смотрят на нее странно и улыбаются загадочными улыбками. Исчезают. Цокот их каблуков звонко разносится по полутемному коридору. Бредем не спеша вдвоем. Спина охранника маячит далеко впереди нас. Еще один неслышно ступает в нескольких шагах сзади. Рина, делая вид, что сильно пьяна и что боится споткнуться в рассеянном свете редких дежурных светильников, берет меня под руку и прижимается ко мне теплым боком. Ее прикосновения будоражат меня. Я чувствую, что чертовка делает это намеренно. И Рина прекрасно понимает мое состояние. Уверена, что контролирует меня.

— Скажи, а ты на Фатин глаз положил? — вдруг спрашивает она. Дыхание Рины пахнет виски и ментолом от сигарет.

— В каком смысле? — почему-то шепотом интересуюсь я.

— В каком-каком, — передразнивает она, тоже переходя на хриплый шепот. Глаза ее в темноте кажутся загадочными рисунками. — В том самом, глупый.

Мы останавливаемся. Ее близость вызывает во мне непонятный озноб.

Кажется, я легко могу ее поцеловать. Кажется, я могу и не только это. Она ждет моего прикосновения. Непонятная мне жажда, смешанная с ожиданием и почему-то с легкой злостью, исходит он нее.

— Ты имеешь в виду секс? — уточняю я, и Рина приходит в себя, отворачивая лицо.

— А ты что имеешь в виду, когда оказываешься с женщиной в одной постели?

— Но мы же не в постели? — совсем теряюсь я.

— А что тебе мешает?

— Ну, мы просто поем вместе.

— Юджин, так она тебе не понравилась? Тогда кто?

— Рина, вы все красивые.

— Все? Парень, да ты гигант! — восхищается девушка. — Только учти — Фатин на групповуху не согласится. У нее религиозные убеждения. Только один на один.

— Групповуху? Рина, я не имел в виду, что хочу с вами переспать! Я сказал, что вы все красивые! Ты меня неправильно поняла! — отчаянным шепотом возмущаюсь я, в смущении оглядываясь на тени охранников. Уши мои в темноте наверняка светятся.

— Слушай, что-то ты меня совсем запутал, — озадаченно отзывается вокалистка и даже немного отстраняется, чтобы лучше видеть мое лицо. — Ты хочешь сказать, что не будешь с нами спать? На кой же ты тогда нас нанимаешь?

— Ну, как же… Петь, конечно. Разве это обязательно — спать со мной?

— В моей практике это первый случай. Честное слово, — говорит она серьезно. — Всегда приходится с кем-то спать. Или со звездой. Или с его звукооператором. Или с директором. Или с импресарио. Или еще с кем. Но со звездой — лучше всего. Выгоднее. Вот Фил на Фатин западал. Она у нас самая шустрая по мужской части.

— Черт возьми, Рина! Да спи с кем хочешь! Это твое личное дело! Никого я не собираюсь в койку тащить! Тебя наняли, чтобы петь. И все. Скажи это остальным. Вы не проститутки, а члены группы. Поняла?

— Юджин, — шепот Рины почти сошел на нет. — А ты не того? Не из этих? Мальчиками не интересуешься? Я никому не скажу. Это из-за этого, да?

Меня передергивает от отвращения. И я окончательно убеждаюсь, что в этом мире все слетели с катушек. И я на их фоне — просто образец трезвомыслия.

— Нет, мальчики мне не нужны. Животные тоже. И всякие игрушки тоже по барабану. Женщин я люблю. Нормальных. Живых. Вроде тебя. Или Фатин. Но спать со мной потому, что я вам плачу, я не собираюсь. Поняла? — яростно шиплю в округлившиеся глаза Рины.

— Поняла, — растерянно отвечает она.

И до самого выхода мы идем молча. Только перед тем, как выйти на лестницу, Рина придерживает меня за рукав.

— Ну что еще?

— Можно, я тебя поцелую? — тихо спрашивает она.

— С чего вдруг, — подозрительно интересуюсь я.

— Да просто так, чувак, — она привстает на цыпочки и легонько касается моих губ. И добавляет на ушко: — Знаешь, только за то, что ты так думаешь, стоит разок раздвинуть с тобой ноги. Ты классный парень, Юджин. Спасибо.

— Не за что, крошка, — в смятении отвечаю я. Женщины… Поди догадайся, что на уме у этих инопланетянок.

И Рина весело цокает каблуками вниз по лестнице.

— Слышь, а наш-то — чисто малахольный, — слышится далеко сзади шепот охранника. Глупый, я за сотню метров мышиную возню услышу, не то что твое бормотание. — От такой телки отнекался!

— Сам ты малахольный! У него сама баронесса в подругах! На кой ему эта певичка?

— Тихо. Кажись, прислушивается.

Чертовы придурки!

Спускаясь к машине, я обращаю внимание на суету на другой стороне площади. Мелькают полицейские маячки.

— Что там случилось? — интересуюсь у водителя. Нехорошее предчувствие холодит внутренности.

— Сейчас узнаю, сэр… Полиция нашла мертвеца в кустах. Подозревают несчастный случай. И еще он оказался при оружии. Вот черт! Я сообщу старшему, сэр! Мы изменим маршрут.

И ощущение петли, которая все туже затягивается вокруг моей шеи, больше не оставляет меня. И чем ближе мы подъезжаем к отелю, тем сильнее я беспокоюсь за Мишель. Не выдержав, звоню на ее коммуникатор.

— Привет! Что с тобой? — спрашивает она встревожено.

— Все хорошо. Усиль свою охрану и никуда не выходи из номера.