Футарк. Третий атт Измайлова Кира

— Возможно, но она всегда казалась мне весьма ответственной особой, и тут вдруг… Ведь взрослые люди!..

— Вот именно, — произнес я, устав от этого разговора. — Именно, что взрослые люди. Если вы приглядитесь, тетя, то обнаружите, что Сирил уже самую чуточку седой, а вы до сих пор пытаетесь удержать его возле своей юбки! Да, вы можете возразить, что он мастер влипать в неприятности, но, быть может, набив шишек самостоятельно, он сделался бы осмотрительнее? А так, конечно же, Сирил может позволить себе роскошь не задумываться о последствиях своих выходок: дорогая матушка или кузен непременно выручат его, оплатят долги, возместят ущерб… Может, прикажете чулочки ему надевать и штанишки застегивать, как в раннем детстве?

В трубке повисла зловещая тишина. Даже мисс Льюис (или кто там сегодня работал на телефонной станции) притихла, не дыша.

— Хорошо, Виктор, я услышала твое мнение, — произнесла наконец тетушка ледяным тоном. — Более я тебя не побеспокою. Но имей в виду, если с Сирилом что-то случится…

— Это будет на моей совести, — закончил я. — Не переживайте, он совершеннолетний, не пропадет.

— Всего доброго, — сказала она и повесила трубку.

Ну вот, замечательно. Что мне стоило придержать язык? С другой стороны, я давно собирался даже не намекнуть (сколько можно ходить вокруг да около!), а прямо сказать, что кузен давно уже не мальчик, и он никогда не научится заботиться о себе сам, если мать станет опекать его до седых волос! Вот, сказал… только, наверно, надо было выбирать выражения помягче — тетушка, кажется, обиделась. Что ж, подожду немного, пока она не остынет, да попрошу прощения, первый раз будто…

Но куда запропастился Сирил? Вернется — голову ему оторву!

Чтобы отвлечься от мыслей о кузене, я занялся своими питомцами. На этот раз не вальсировал, правда: включил новомодную музыку — по-моему, ее еще и в Лондоне толком не распробовали, если вообще слышали. Мне несколько пластинок с регтаймом прислал с оказией Фрэнк, которого проездом занесло в Америку. Поначалу я отнесся к этой музыке скептически (Ларример — тот вовсе зажал уши и поспешил удалиться, пребывая в культурном шоке), но постепенно распробовал. Фортепьяно, синкопические ритмы — было в этом что-то этакое! По-моему, моим колючим крошкам регтайм тоже пришелся по нраву — он явно приводил их в тонус…

На следующий день я, как ни в чем не бывало, отправился на ежедневную прогулку: пускай было по-прежнему холодно, легкий мороз бодрил и заставлял шагать веселее.

Правда, веселье мое вскоре испарилось, в особенности когда я свернул в предместья: слишком многие обходили меня стороной и шептались за спиной.

«Слыхали? — донеслось до меня. — Совсем совесть потерял — лишил бедную миссис Стивенсон единственного сына… Да, вот так! Вы что, не знаете еще: Сирил Кертис бесследно пропал, даже записочки не оставил! Нет, не уехал, никаких вещей с собой не взял, денег ни пенса…»

Я отметил про себя, что у телефонисток отменно большие уши и длинные языки, а также отличная фантазия: про вещи Сирила тетушка ничего не говорила. Хотя, возможно, она обсуждала это с кем-то еще, с миссис Таусенд, к примеру?

«Но зачем это? — удивлялась другая сплетница. — Майорат ведь и так у него, а бедный мистер Кертис беден, как церковная мышь!»

«Чтобы умилостивить злых духов, точно вам говорю», — шипела первая, и я ускорил шаг.

И что с этим прикажете делать? Всем заугольным шептуньям рты не заткнешь, а начнешь доказывать, что ты самый обычный человек и с силами зла не знаешься (ну ладно, немного, но то было давно и вынужденно), скажут: раз оправдывается, значит, точно рыльце в пушку. И, как нарочно, даже Сирила нельзя предъявить живым и здоровым, потому как он испарился бесследно!

Я решил игнорировать слухи: здравомыслящие люди в них не поверят, а суеверные мракобесов среди моих знакомых вроде бы нет, — и продолжил путь. Помню, подумал еще, что на Рождество непременно нужно будет сходить в церковь, заодно и с тетушкой помирюсь, и… «Навещу предков», — добавил внутренний голос, и тут я споткнулся на ровном месте.

— Покушай, покушай горяченького, — дребезжащим голоском говорила сгорбленная старушка, подавая дымящуюся миску бродяге, у которого только красный от холода нос торчал из намотанной на голову и плечи женской шали. — В такую погоду первое дело — поесть как следует…

— Благодарствую, хозяйка, — сипло отозвался он, приняв миску и шагнул чуть в сторону, чтобы присесть на ступеньку крыльца и не мешать прохожим.

Тощая серо-полосатая кошка выскользнула откуда-то и потерлась о ноги бродяги в грубых башмаках, а он почесал ее за ухом. На лбу у кошки полоски складывались в отчетливую букву «М».

Не знаю, что заставило меня внимательно посмотреть на эту сцену вторым зрением. Аура бродяги была самой обычной, теплых оттенков — он радовался тому, что может недолго передохнуть и подкрепиться. А вот у старушки… Я подавил желание протереть оба глаза: вокруг женщины трепетала густая аура цвета несвежего мяса, и словно бы щупальца тянулись к бродяге, а точнее — к миске с горячей похлебкой…

Мне некогда было гадать, что именно это означает, это было как озарение, и я сделал единственное, что мог предпринять в той ситуации — громко чихнул.

От резкого звука, раздавшегося совсем рядом и похожего на выстрел (тетушка Мейбл всегда ворчит, что я крайне неприлично чихаю, но при этом запрещает сдерживаться, чтобы не лопнул сосуд в мозгу), бродяга вздрогнул. Миска вырвалась из его руки и с лязгом упала на тротуар. Похлебка (выглядела она не слишком аппетитно) разлилась, и кошка тут же кинулась подлизывать ее — густая жижа быстро остывала и покрывалась пленкой жира.

— Что ж вы наделали, а еще джентльмен! — заголосила старуха, глядя на меня с откровенной ненавистью.

— Прошу извинить, — сказал я бродяге, не обращая на нее внимания, и дал ему несколько шиллингов. — Вот, думаю, этого вам хватит на приличный горячий обед и, возможно, на ночлег.

— Благодарствую, мистер! — обрадовался он, пряча монеты куда-то в недры своего невообразимого тряпья. — Так я и знал, что повезет мне сегодня, вот и подфартило… Спасибо, спасибо, мистер, будьте здоровы, и вам, миссис, всех благ и с наступающим Рождеством!

— И вас также, — ответил я, и бродяга поспешил прочь, забыв подобрать свою мятую миску — она явно была из его пожитков, в доме такую бы держать не стали.

Я же пошел своей дорогой, не оборачиваясь на старушку.

Зачем я это сделал? Ведь не просто же решил облагодетельствовать этого человека? Он же сейчас пойдет и пропьет эти деньги, а потом, возможно, замерзнет, не дойдя до Илкли или куда он там направлялся. Да хоть здесь же, в каком-нибудь закоулке, не найдя ночлега! А так — съел бы старушкино варево, пусть и неаппетитное, глядишь, остался бы жив…

Я постарался прогнать эти мысли прочь и отправился в поля. Протоптанную мной тропинку немного припорошило снегом, но это не мешало идти, и вскоре я позабыл обо всех неурядицах: пусть день выдался пасмурный, но достаточно светлый, за счет снега, наверно. Всё кругом дышало покоем, и я подумал, что мой друг Фрэнк, должно быть, любит дальний Север именно за это вот ощущение, трудно поддающееся описанию: бескрайняя снежная пустыня до горизонта, ни деревца, ни былинки, и ты — один на один с природой.

От этих мечтаний меня отвлекли голоса: какие-то люди бродили туда-сюда вдоль изгороди, что-то вымеряли. Я поздоровался с ними и поинтересовался, чем это они заняты среди зимы.

— О, сэр, — сказал один. — Вы, быть может, слыхали о сенсационной археологической находке мистера Краула?

— Вы имеете в виду камни? С римской цифрой и орлом? — уточнил я, вспомнив рассказ мистера Оливера.

— Да, да, именно! Несомненно, эта земля скрывает куда более удивительные вещи, — горячо заговорил второй, — и наша задача — сорвать покровы с тайн истории!

— Лорд Блумберри будет возражать, — повторил я. — Это его лучшие угодья.

— Мы понимаем, поэтому стараемся примерно определить, откуда лучше всего начать раскопки… и какую площадь захватить. Возможно, Археологическое общество сможет выкупить у его милости участок или хотя бы взять в аренду! Находки окупят эти затраты, уверен!

— Вы что, намерены копать зимой?

— Да, это очень удобно, — ответил второй. — Земля мёрзлая, не мокрая, не рассыпается. В раскоп не летит пыль и всякий растительный мусор… Хотя работа нелегкая, это верно. А к весне мы бы закопали лишнее, вот и всё!

Я подумал, что лорд мог бы прочитать им лекцию насчет обращения с плодородным слоем почвы, но ничего не сказал, лишь распрощался, пожелал удачи, а сам свернул в другую сторону. Мне настоятельно требовалось посоветоваться с предками, и, к их чести, они не отказали мне в общении, пусть даже на дворе стоял белый день. Когда это смущало храбрых викингов?..

Домой я возвращался в прекрасном расположении духа, но мне испортили настроение, стоило лишь шагнуть через порог. Ларример со скорбным видом сообщил, что некая мисс Тертли приходила ругаться, довела Мэри до слёз, а в довершение скандала швырнула дохлую кошку на крыльцо и заявила, что это я убил несчастное животное.

— Погодите, каким образом? — не понял я.

— Не могу знать, сэр, — развел руками Ларример. — Из криков этой пожилой леди я смог уловить только одно: вы злонамеренно лишили какого-то несчастного странника миски похлебки, которую леди буквально оторвала от семьи… Вы прогнали его, а затем ушли прочь, злобно хохоча. И по пути пнули кошку, отчего означенная кошка в ту же минуту околела.

— А где она?

— Мисс Тертли? Ушла домой, пригрозив пожаловаться суперинтенданту лично, раз уж инспектор Пинкерсон вас покрывает, сэр, — сообщил он.

— Да нет же, кошка! Ее уже выкинули?

— Разумеется, сэр! Я велел Сэму немедленно унести прочь эту пакость. Вдруг она была заразной?

— Ну хоть какой она была масти, можете сказать? — не сдавался я.

— Да, сэр, — уверенно кивнул Ларример. — Самой обычной. Серая с полосками. И на лбу как бы буква «М», такие счастливыми считаются.

Я мысленно присвистнул. Неужели та самая кошка? Та самая, которая подъела похлебку, приготовленную для бродяги? И издохла, хотя я совершенно точно ее не пинал…

— Спасибо, Ларример, — сказал я. — Успокойте Мэри, скажите, это недоразумение. Впредь пускай не пускает на порог сумасшедших. Надеюсь, обед не пострадал? Я зверски голоден!

— Сию минуту подам на стол, сэр, — поклонился он, довольно улыбнувшись.

С самого моего детства Ларример умилялся, когда мальчики хорошо кушали и не капризничали. Мальчики… Где носит Сирила, хотел бы я знать! Надеюсь, он действительно уехал с Мирабеллой, и ему ничто не угрожает… Но почему под Рождество? Что он задумал?

Впрочем, у меня было о чем поразмыслить, и без непутевого кузена. Отобедав, я собрался с мыслями, составил план… но в нем чего-то не доставало. Я даже знал, чего: моего триумфального появления с полицейским кактусом наперевес! Будь сейчас лето, я взял бы с собой Конно-Идею, он не раз выручал меня в подобных ситуациях, но… Тащить его на холод было равносильно жестокому убийству!

Решение пришло неожиданно.

— Мэри, — спросил я, когда она убирала со стола, — скажите, вы можете смастерить кактус?

— Кактус, сэр?.. — шепотом спросила она, чуть не выронив тарелки.

— Ну да, сшить… что-то вроде тряпочной куклы, чтобы ее можно было надеть на руку. Видели такие?

— О… да, сэр, я поняла, что вы имеете в виду, — закивала Мэри, глядя на меня с некоторой опаской. — Думаю, я смогу…

— Сделайте, пожалуйста, поскорее, — попросил я. — Вместо иголок… возьмите щетину, пожалуй. И сделайте его погрознее, вот что. Помните открытки, которые я привез из Мексики? Там был полицейский…

— …с такими огромными усами и в шляпе с тележное колесо размером? — подхватила она, повеселев.

Этих открыток я действительно привез целую кипу, вспомнив, как Ларример говорил — Мэри любит всякие картинки «про заграничное», вырезает их из газет и журналов, если повезет подобрать где-нибудь старый номер, и наклеивает в альбом. Трудно порадовать добрую женщину, что ли?

— Именно!

— Я сделаю, сэр, — сказала она, подумав. — У меня как раз есть лоскут зеленой саржи, наверно, его хватит…

— Если не хватит, купите, деньги возьмите у Ларримера, — отмахнулся я. — До завтра справитесь? Отлично! Но только, Мэри… тс-с-с!

И вот так, озадачив ее, я отправился в оранжерею. Да, для моих целей лучше подошел бы живой кактус, но, повторяю, я не убийца!

На следующий день я принялся воплощать свою задумку в жизнь и отнесся к этому со всей серьезностью. Прежде всего, я попросил Ларримера узнать, в участке ли Пинкерсон, после чего отправился туда лично.

Вот ведь парадокс: стоило изобретать такую полезную вещь, как телефон, чтобы в итоге опасаться подслушивающих? Конечно, и письмо могут вскрыть, но в нем можно использовать шифровку, а разговаривать по телефону таким образом, чтобы посторонний ничего не понял, довольно сложно. Во всяком случае, нужно заранее договариваться об условных фразах и тому подобном, для чего опять-таки нужна личная встреча.

Инспектор явно не собирался никуда выходить — на улице шёл снег, а в кабинете у него было тепло и уютно. Пинкерсон с Ламбертом что-то бурно обсуждали, а заодно пили чай — чайник кипел тут же, на спиртовке, — и угощались бутербродами с копченой говядиной и каперсами. Выглядели они вполне довольными жизнью.

— Добрый день, мистер Кин! — поприветствовали они меня на два голоса.

— Какими судьбами? — добавил инспектор. — Чаю хотите?

— Благодарю, я только что позавтракал, — отказался я. — Я, Пинкерсон, к вам по делу. Знаете ли вы, что меня обвиняют в убийстве?

— С помощью черной магии, выражающейся в сильнейшем, мгновенно действующем сглазе? Знаю, конечно, — кивнул он и, порывшись в ворохе бумаг на столе, выудил оттуда помятый и чем-то заляпанный листок. — Вот, мисс Тертли приходила вчера… Чем вы ей-то насолили? Угостили чем-то ее кошку, что ли? А старушка решила, что в данном случае «после» равно «вследствие», и решила, будто вы отравили бедную животину?

— Знаете, почти так всё и было, — сказал я, и Пинкерсон чуть не опрокинул чашку. — Я расскажу, с вашего позволения.

— Явка с повинной? — хохотнул он. — Отлично! Ни разу еще ко мне не являлись кающиеся преступники… Кстати, мистер Кин, может, заодно расскажете, где закопали тело вашего несчастного кузена?

— Я превратил его в кактус и поставил на почетное место в своей оранжерее, — ответил я и полюбовался выражением лица Пинкерсона. — Так он доставляет в разы меньше хлопот. Итак, к делу…

— Мне пора, — схватил свой картуз Ламберт, — дела, знаете ли, репортера ноги кормят…

— Постойте, — попросил я. — Я думаю, пресса в этом деле тоже пригодится!

Ламберт сел обратно и, порывшись в карманах, выудил помятый блокнот. Потом покопался на столе у Пинкерсона и раздобыл карандаш, очиненный с одного конца и обгрызенный с другой.

Оба воззрились на меня с любопытством, и я постарался не разочаровать их…

Когда я закончил излагать свою версию развития событий, Пинкерсон присвистнул, а Ламберт почесал в затылке карандашом.

— Думаете, такое возможно, мистер Кин? — спросил инспектор. — Чтобы тишайшая старая дева занималась подобным? Она ведь жертвует на благотворительность и сама…

— Вот именно, — кивнул я. — Но это очень легко проверить, как полагаете? Если, конечно, вы согласны поучаствовать в… хм… розыгрыше.

— Следственном эксперименте, — вставил Ламберт.

— Дела-то никакого нет, — сказал Пинкерсон, вскочил и забегал взад-вперед по кабинету. Места тут было мало, поэтому он постоянно спотыкался о мои ноги, а девать их мне было некуда. — Не могу я завести дело на основании ваших догадок и дохлой кошки! Ну… проверить можно, конечно, мистер Кин. Но только где взять подходящего актера? Настоящий-то еще и не согласится…

— За деньги согласится.

— Ну так разболтает раньше времени! И потом, надо…

— Вот что, джентльмены, — перебил его Ламберт. — Не нужен никакой актер. Я переоденусь бродягой, вот и всё!

Я посмотрел на него скептически.

— А что, — подумав, кивнул инспектор, — вы небольшого роста, худой… вполне сможете вызвать жалость. Только нужно тряпье… поубедительнее!

— Найдем! Можно у старьевщика поискать, это запросто, — ответил Ламберт. — Лицо я сажей измажу, ну и загримируюсь немного, я умею. Шляпу вашу возьму, летнюю, — такое воронье гнездо бродяге в самый раз, — а сверху шарфом обмотаюсь так, чтобы лица толком видно не было. Холодно же, в самый раз!

— И ботинки тогда тоже мои берите, — обрадовался Пинкерсон, даже не обидевшись за свою шляпу. — В чулане валяются, я как раз хотел их старьевщику отдать, да всё забывал.

— Они мне велики вдвое, — помотал головой репортер.

— Соломы внутрь натолкайте и шпагатом подвяжите, чтобы не потерять, будет то, что надо!

— Если только так.

— А запах? — встрял я. — На холоде он не настолько заметен, но…

— Я керосином побрызгаюсь, — решил Ламберт и шмыгнул носом, — он любую вонь перебивает. Если спросят, скажу, что меня хозяин бакалейной лавки переночевать пустил, а я ночью о флягу споткнулся, вот и… И еще прополощу рот спиртным!

— Да, достоверность превыше всего, — серьезно ответил я.

— Только мне нужно будет хотя бы пару раз мелькнуть, чтобы мисс Тертли меня заметила, — задумчиво сказал репортер. — Сегодня. А завтра…

— Завтра пойдем на дело! — кровожадно потер руки Пинкерсон. — Экий вы выдумщик, мистер Кин! Давайте-ка, согласуем график: в котором часу вы выходите на прогулку, каким маршрутом следуете…

И мы взялись за дело. Времени это заняло не так уж много, и вскоре Ламберт отправился гримироваться и искать подходящее тряпье, а я продолжил прогулку: нельзя было слишком явно изменять своим привычкам.

За спиной у меня по-прежнему шептались, украдкой крестились, а я делал вид, будто избирательно оглох и ослеп. Правда, с трудом сдерживался, чтобы не послать кое-каких шептунов к… святому Христофору!

Тем же вечером, подумав, я повесил на карниз носовой платок, и в сумерках у черного хода собралась ватага знакомых ребятишек. Компания немного поредела: кое-какие из бывших шахтерских семей перебрались из Блумтауна в Джосмит — там построили небольшую прядильную фабрику, нужны были рабочие руки, желательно, недорогие. Но кое-кто все-таки остался: я увидел Оскар в новых штанах на подтяжках и в роскошном красно-зеленом вязаном шарфе и Ханну с белыми косичками, в таком же шарфе, только черно-оранжевом, Фила и мальчишку, похожего на мулата. (Его, видимо, насильно отмыли в преддверии Рождества, и он оказался вполне светлокожим.)

Признаюсь, я опасался, как бы и они не подхватили от взрослых скверные сплетни, но…

— Ха, мистер Кин, кто ж им скажет? — весело сказал Фил, когда я осторожно поинтересовался, не взгреют ли их взрослые, если узнают, к кому они бегали. — А мы так думаем: это ж здорово, если вы колдовать умеете! Вон, над зеркалом поворожили или картишки раскинули — и узнали, кто злодей!

— К сожалению, так это не работает, — вздохнул я, — хотя ты прав, гадать я немного умею. Но это лишь способ понять, в верном ли направлении я движусь, или даже вообще выбрать это направление…

— Тоже хорошо, — кивнула Ханна. — Надо ж знать, в какую сторону копать, пустая там порода или уголёк имеется, верно я говорю?

— А нам не погадаете? — пискнул кто-то, я попытался было придумать, как отказаться, не обидев ребятню, но меня спасла Оскар.

— У мистера Кина это не для забавы, ясно, дурная твоя башка? — сурово сказала она. — Если б можно было на каждого прохожего гадать, неужто мистер Кин бы так не делал?

— Совершенно верно! — обрадовался я такому нежданному пониманию. — Ты сама догадалась?

— Не, у цыган услышала, табор как-то в поле недалеко от нас останавливался, мы бегали поглядеть, — пояснила она. — Так-то они гадают — любую чушь мелют, умеют зубы заговаривать. А чтоб по-настоящему — это сложно, еще и не каждый умеет. Так самая старая старуха кому-то из молодых объясняла, а я подслушала и вот запомнила.

— Цыгане многое знают, — кивнул я. — Но не о них сейчас речь. Мне от вас нужно вот что…

Объяснив им примерную диспозицию на завтра, я оделил их заранее припасенной мелочью и отправил восвояси. По-моему, взаимодействие с отдельно взятой частью социума, на котором настаивала манназ, прошло вполне успешно!

4.

Я уповал на то, что за ночь не потеплеет, иначе маскировка Ламберта оказалась бы чрезмерной, и затея наша повисла бы на волоске. Однако погода не подкачала: утро выдалось ясное, морозное, и я, наскоро перекусив, устремился по обычному маршруту. По пути, правда, позвонил инспектору — условные фразы мы заготовили в изрядном количестве (главное было не потерять список), — и убедился, что Ламберт вышел на дело и будет действовать по утвержденному графику, а сам Пинкерсон скоро подтянется к условленному месту. Мне следовало ускориться, что я и сделал.

А мисс Льюис пускай рассказывает, как я тревожусь о кузене, ежедневно названиваю в полицейский участок и грожу инспекторами всяческими карами, если он сию минуту не сыщет Сирила!

Следуя по маршруту, я замечал тут и там своих якобы околачивающихся без дела малолетних помощников. Обычное дело: кого-то послали в лавку, а он заболтался с приятелем, кто-то прилип к витрине… Им влетит дома или от хозяев за это, конечно, но я заплатил достаточно, чтобы их не беспокоила ругань или наказание. Да и вообще, если всё пройдет, как задумано, об их задержке никто и не вспомнит…

Впереди показался домик, в котором обитала мисс Тертли, и я умерил шаг, всматриваясь в происходящее издали.

Бродяга, одетый в невообразимое тряпье (позавчерашний по сравнению с ним выглядел лондонским денди), постучал, а когда дверь приоткрылась, гнусаво начал выпрашивать хоть корочку хлеба. Еще и ссылался при этом на своего приятеля, которого повстречал по пути в Блумтаун, и который подсказал ему, где живет милосердная пожилая леди.

Должно быть, это сработало, потому что дверь закрылась, но бродяга остался на прежнем месте: видимо, старушка пообещала вынести ему что-нибудь.

Слабый ветерок доносил до меня ядреный аромат керосина.

Оглядевшись, я заметил торчащий из переулка нос Пинкерсона. Конспирации ради он надел длинное пальто не по размеру и громадную шляпу, натянув ее на глаза, и выглядело это презабавно.

Вот снова приоткрылась дверь, мисс Тертли вынесла знакомую жестяную миску (подобрала, надо же!), над которой курился парок. «Бродяга», натянув рукава на ладони, бережно взял у нее горячую посудину, присел на крыльцо, поставил миску на колени и сгорбился над добычей. Вот он отправил в рот одну ложку, другую… С моего места не было толком видно, как Ламберт проворачивает фокус с поеданием неаппетитного варева, и я решил, подойти ближе.

Старушка стояла на крыльце, ожидая, пока бродяга вернет миску… Кстати, вот на этом мы могли проколоться, обычно у них все-таки имеется своя посудина, особенно у опытных путешественников! Ну, будем считать, этот экземпляр не достаточно опытен…

И вдруг раздался грохот — это миска полетела на обледеневший камень мостовой, а «бродяга» рухнул с крыльца на тротуар, хватаясь за горло и издавая жуткие звуки. Изо рта у него пошла пена, тело свели судороги… Я с тревогой подумал, что Ламберт переигрывает, однако спектакль подействовал на мисс Тертли преотменно. Сперва она попятилась, явно желая вернуться в дом и захлопнуть за собою дверь, потом заголосила:

— Спасите! Помогите!

Людей на улице было не так уж мало, на крики оглядывались, но на помощь не спешили, но тут моя гвардия завопила на разные голоса:

— Убили! Человека убили!

— Где убили, как убили? — тут же заинтересовались прохожие. Даже из окон начали высовываться люди, не считаясь со стужей.

— Да что ж это делается… — плачущим голосом выговорила мисс Тертли, хватаясь за косяк.

«Бродяга» почти перестал подавать признаки жизни, только слабо подергивал конечностями.

Тут взгляд старушки упал на меня, и она мгновенно преобразилась, растерянность сменилась уверенностью, и с этой-то уверенностью в голосе она и закричала, указывая на меня:

— Это он! Он виноват!..

— Как же мистер может быть виноват, если он в двадцати шагах стоит? — тут же ввернул Фил, следовавший за мной по пятам.

— Все знают, что у него глаз дурной! Намедни точно так же… будто нарочно мимо шел и кошку мою уморил, — был ответ. — А теперь и до человека добрался! Ахти, что же это делается, люди добрые? Среди бела дня…

— Сдается мне, надо полицию позвать, — неуверенно предположил кто-то.

— Полиция уже здесь! — гордо заявил Пинкерсон, выступая на сцену. — Что тут происходит? Что за крик?

— Да вон… бродяга помер, кажись, — неуверенно произнес тот же мужчина. — Сидел-сидел, ел себе, потом захрипел да упал. Подавился, небось, от жадности-то.

— Да уж, старуха Тертли, поди, костей не пожалела, — ядовито вставила полная женщина в полосатой шали.

— Мистер полицейский, эта мисс Тертли вот этого мистера обвиняет, — на всю улицу заявила Оскар. — Все слышали, как она кричала — это он бродягу убил!

— Что, на расстоянии? — подобрался Пинкерсон. — Кто-нибудь слышал выстрел? Видел оружие? Мистер Кин, у вас при себе есть пистолет?

— Не было никаких выстрелов! — загомонили мои статисты. — Мистер шел себе и шел, когда бродяга свалился! А старуха вопить начала, что это он!.. И кошку тоже он!

— Кошка сдохла! — повторила мисс Тертли, а я не без садистского удовольствия заметил:

— Инспектор, возможно, бродяге еще можно помочь? Вы же наверняка умеете делать искусственное дыхание? Если он подавился, у него еще есть шанс! Ну же, скорее!

Пинкерсон, посуровев, сунул мне шляпу и пальто и устремился к «бродяге». Я, если честно, просто опасался, что Ламберт простудится насмерть, лежа на холодных камнях, пока мы тут препираемся.

Встав на колени, инспектор уложил бездвижного «бродягу» поудобнее, зажал ему нос и припал губами к его губам…

От звука сочной оплеухи с окрестных крыш взвились голуби и заорал младенец на руках у кого-то из небольшой толпы.

— Что вы себе позволяете! — неожиданно тоненьким голосом выговорил «бродяга», тут же закашлялся и добавил сипло: — Помереть нельзя, тут же мужики целоваться лезут! Развелось извращенцев, навезли этой заразы из всяких Парижей…

— Как это — помереть? — с интересом спросил я, подходя ближе.

Пинкерсон ожесточенно отплевывался. Я принюхался — пахло хорошим туалетным мылом. Должно быть, Ламберт сунул кусочек за щеку, чтобы пускать пену, слыхал я о таком трюке.

— А как люди помирают, мистер, так и я преставился, — охотно ответил несостоявшийся покойник. — Ем я, значит, и так хорошо мне, тепло… А потом раз — в живот будто нож воткнули, ни охнуть, ни вздохнуть, такая боль! Горло сдавило, перед глазами темно, хочу закричать — а голоса нет… И чудится мне, будто встаю я, а по сторонам — люди, кричат чего-то, а на меня внимания не обращают. Думаю, кого убили-то, как это я всё проглядел? — Он прокашлялся и продолжил: — Смотрю вниз — а это ж я лежу! Шарфик мой любимый, обмотки тоже…

Народ притих, внимая откровениям ожившего мертвеца.

— И тут чую, — вдохновенно вещал Ламберт, — кошка о ноги мои трется. Хорошая такая кошка, с буквой «М» на лбу, счастливая, значит… И говорит: пойдем со мной, мил человек, провожу, а то заблудишься с непривычки. Больно уж вы, люди, глупые.

— Кошка говорит? — с глупым видом уточнил мужчина с пышными бакенбардами.

— Ну да! Я сам удивился, мистер, не бывает же такого, чтобы звери человеческим голосом разговаривали! — ответил Ламберт. — И тут до меня, значит, дошло — я ж помер! Потому и кошку понимаю… И так мне страшно стало, я давай обратно в свое тело укладываться — а не лезу!

— Вот почему его судороги били, — со знанием дела воскликнула худая женщина в митенках. — Бедолага…

— Ага, тетенька, перепугался я — не приведи боже! — подтвердил Ламберт и утер нос грязной рукой. — А кошка мне говорит: зря стараешься, после бабкиной отравы никто еще живым не уходил, вот и мне не подфартило. А я, говорит, столько лет у нее жила, мышей ловила…

— Что-о?! — взвыла мисс Тертли. — Это мистер Кин ее сглазил!

— Не знаю я, кто такой мистер Кин, — бодро соврал Ламберт, — а только кошка сказала: я, мол, видела, как старуха что-то в похлебку сыпала. И позавчера видела, и раньше, да не смекнула, соображения кошачьего не хватило. Полизала разлитой похлебки, да и околела. Тоже, говорит, живот болел и в глазах темнело…

— Неправда! — заголосила мисс Тертли. — Инспектор! Что ж вы слушаете, как меня, честную женщину, какой-то проходимец прилюдно поносит? Арестуйте его немедленно!

Пинкерсон посуровел — вообще-то, она была права. Спектакль наш пошел не по сценарию, и пора было сматывать удочки.

— А еще кошка сказала, что я седьмой, всех вместе и проводит, — добавил Ламберт, когда Пинкерсон деликатно завернул ему руку за спину, — но я не успел спросить, что это значит, потому что этот вот мистер ко мне полез… к мертвому! Я так разозлился, что — хоп! — и впрыгнул в свое тело. А оно даже еще остыть не успело!

— Повезло парню… — покачал головой точильщик. — Чудеса прямо.

— Чудеса, не чудеса, — проворчал Пинкерсон, застегивая наручники на Ламберте, — а проверить надо. Постой-ка тут, парень, да не вздумай бежать, ясно?

С этими словами он подобрал миску. Уронил ее Ламберт удачно — на дне осталось еще предостаточно гущи. Жижа, как я понял, отправилась куда-то в недра многослойного тряпья.

— Отправлю в Лондон, в лабораторию, — сказал инспектор. — Пускай узнают, что там. Это для вашего же блага, мисс Тертли! — повысил он голос, видя, что старушка хочет возразить. — Вам же не нужны гнусные сплетни? Кто-то ведь может и поверить этому бродяге.

— Да, уж больно он складно рассказывает, — подтвердил точильщик. — Будто и впрямь там побывал и с кошкой разговаривал.

— Мяу, — подтвердила кошка, и все дружно обернулись.

Посреди тротуара сидела серо-полосатая кошка. На лбу у нее полоски складывались в отчетливо различимую букву «М».

Убедившись, что все мы хорошо ее разглядели, кошка уверенно направилась к мисс Тертли, а та вдруг попятилась, отмахиваясь от нее обеими руками:

— Сгинь! Сгинь, пропади! Ты же сдохла! Сдохла!

— У кошек девять жизней, — замогильным голосом произнес я, решив, что мое выступление этот спектакль уже не испортит. — Это все знают, но не всем известно, что не каждой кошке позволено продолжить прежнюю земную жизнь…

— О чем это вы, мистер? — с интересом спросила Ханна.

— Эта кошка заслужила возвращение, — серьезно сказал я, — тем, что позаботилась о душах умерших бродяг. Проводила их туда, откуда нет возврата. Они умерли без покаяния и причастия, в одиночестве, в страшных мучениях, на лютом морозе, не в силах даже позвать на помощь… разве эти люди заслужили такой смерти?

С лютым морозом я переборщил, каюсь, но на общем фоне это такие мелочи!

— Да разве ж это люди?! — завизжала вдруг мисс Тертли, брызгая слюной. — Висельники, все как есть висельники! Грязные, вшивые, вонючие пьяницы и развратники! Каторжники! Посмотрите на него, — она ткнула скрюченным пальцем в Ламберта, — разве это человек? Он хуже животного, хуже моей Эбби!

Кошка, вылизывавшая лапку, посмотрела на нее с недоумением.

— Когда видишь на белом снегу этакую пакость, так и хочется раздавить гадину, чтобы не было больше этой грязи! Чтобы не ходили, не дышали одним с тобой воздухом, чтобы… чтобы сдохли поскорее! А если не торопятся, так можно и помочь… — выдала наконец мисс Тертли и замолкла, тяжело дыша.

Молчали и столпившиеся люди.

— Мистер Кин, — нарушил тишину Пинкерсон, — как вы догадались?..

— Догадки в таком деле не подмога, — зловеще произнес я. — Вы сами знаете, что никаких улик не было. Но интуиция… о, интуиция подсказала мне, что дело нечисто, а дух кошки лишь убедил в этом. Но я все еще колебался, не в силах поверить…

— И что вы сделали? — любопытно спросил Фил.

— Я совершил то, что должен был сделать уже давно, — сурово произнес я и заложил руку за отворот пальто. — Я посоветовался со своим внутренним кактусом и убедился, что за убийствами стоит… мисс Тертли!

С этими словами я указал на нее обличающим жестом. На руке моей красовался сеньор Кактус, старательно сшитый Мэри. У него были блестящие черные глазки-пуговицы, сурово сдвинутые щетинистые брови, лихо закрученные усы из той же щетины, кожаная портупея, преизрядно иголок и замечательное красное сомбреро.

Эффект был велик: мисс Тертли взвизгнула не своим голосом и с неожиданной для такого возраста прытью отскочила назад.

— Что, правда глаза колет? — поинтересовалась из-под моего локтя Оскар.

— Мисс Тертли, — откашлявшись, произнес Пинкерсон. — Следует ли понимать ваши слова, как признание в покушении на убийство этого человека?

— Я… я… да что вы, конечно же, нет… — забормотала она, дико оглядываясь. — Я просто сказала, что думала… Разве кто-то любит бродяг? От них одни беды, ходят, воруют, пристают к женщинам… убить могут…. Разве плохо, если их станет меньше? Если… если кто-нибудь из них просто приляжет отдохнуть… и не проснется? Заснет и не проснется… тихо и мирно… И никто не узнает… Всем же станет лучше, правда?

— Я полагаю, этот разговор лучше продолжить в участке, — после паузы произнес Пинкерсон. — Мне нужно, чтобы двое человек отправились со мной. Вы всё слышали, верно?

— Я могу, мистер, — вызвался точильщик, — все равно пока работы нет.

— И я, — добавила женщина в полосатой шали. — Поди ж ты… А я удивлялась, с чего это вдруг Тертли в благотворительность ударилась, если сама с хлеба на воду перебивается?

— Мы тоже можем пойти, — предложил мужчина с бакенбардами, а его спутница кивнула.

— Хорошо, — сдался Пинкерсон, поняв, что отделаться от очевидцев не удастся. — Гм… мистер Кин, вас не затруднит присмотреть за этим молодым человеком. А то как бы не удрал…

— Он же в наручниках, — напомнил я.

— Ну так я сниму, — прошипел Пинкерсон.

— Я сам сниму, они мне велики, — таким же шепотом ответил Ламберт и сунул ему наручники, а громко добавил: — Никуда я не побегу, зачем мне? В участке тепло, чего ж не посидеть маленько, пока суд да дело?

И тут представил, что скажет суперинтендант Таусенд, услышав о деле отравительницы, раскрытом благодаря дохлой кошке, моей фантазии и актерским талантам Ламберта… Лучше бы не представлял, право слово!

Кстати о талантах…

— Ламберт, пс-с-ст, — шепнул я ему на ухо.

— Что?

— Ус… — прошипел я едва слышно. — Отклеился…

Он вытаращил глаза и закрыл лицо обеими руками. Н-да, должно быть, мыльная пена виновата. Или старательный Пинкерсон. Или клей скверный попался, на морозе не держит. Но вроде бы никто ничего не заметил, и на том спасибо!

Страницы: «« ... 910111213141516 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Это история о мечте и о том, как построить прибыльный бизнес в атмосфере творчества, взаимного уваже...
Полная энциклопедия античной мифологии, тайных обществ и секретного символизма, написанная Мэнли П. ...
Путешествие души в свою обитель. После смерти человек попадает в один из двух городов – Золотой или ...
История одной девочки, искавшей смысл не только в жизни, но в целом существовании. Однажды осознав, ...
Проект посвящен всем сновидящим, активно использующим возможности измененных состояний сознания, пра...
Рассмотрена история формирования основных теоретических концепций биологической систематики начиная ...