Флаг вам в руки! Панарин Сергей

Глава 6

Палваныч, или Ход конем

Ста отжиманий не сделал никто. Прапорщик Дубовых впал в праведный гнев.

– Хлюпики! Сосунки! – грохотал его зычный глас над площадью. – А если завтра война?..

Поклонники зла устыдились: Мастер прямо заявил, что полчища тьмы вот-вот восстанут против мира сего, а они, считавшие себя первыми его слугами, не могут сто раз отжаться! Стыд, позор…

Прапорщик долго распекал хлипкую публику, то проповедуя ей устав строевой службы, то объясняя текущую военную доктрину Российской Федерации, то громя неряшливый внешний вид и странный образ жизни. Палваныч постоянно обещал вступать с присутствующими в интимные отношения до тех пор, пока не сделает из них настоящих солдат.

Отчего прапорщик пошел вразнос? Видимо, психика, спасавшаяся от стресса, переключилась на привычную программу «гнобления» рядовых. Эмоциональное напряжение, в котором пребывал мужик, потихонечку ослаблялось с каждым новым криком, исторгавшимся из его груди.

Вдоволь наоравшись, Палваныч распустил усталый и запуганный шабаш коротким: «Всем вольно, разойтись».

Ведьмы кланялись, прыгая на метлы, и улетали. Колдуны пятились, превращаясь в воронов, и вспархивали в начинающее светлеть небо.

Обметая хвостом мостовую, черт на согнутых ножках подбежал к Дубовых:

– Товарищ прапорщик, разрешите обратиться?

– Ну, что еще?

– А мне как же, тоже разойтись?

– Блин, а тебе особое приглашение подавай?! – оскалился прапорщик и добавил совершенно бездумно:

– Сгинь, нечистый.

В тот же миг Аршкопф исчез, растворившись в воздухе. Слегка запахло серой.

Палваныч на негнущихся ногах вернулся в домик, упал в мягкую постель и уснул, как убитый.

Очнулся он в самом разгаре нового дня. Прапорщик отлежал бок и руку на твердых досках. Кряхтя и потирая онемевшие части тела, осмотрелся. Ага, простая лачуга, не склеп с камином. Выйдя, Палваныч убедился: нет мощеной площади, есть трава с хижинами.

– А не приснилось ли мне все это? – проговорил Дубовых.

Он ухватился за эту мысль, убеждая себя в том, что не было ни шабаша, ни черта…

– Да, сон. Все сон, не «белочка», – твердо постановил прапорщик.

Стало необычайно легко на сердце. Прямо как от песни веселой.

Собрав скарб, Палваныч «выдвинулся в пешем порядке» из заброшенной деревеньки. У опушки леса он наступил на старую широкую доску. Она тут же рассыпалась в труху. Прапорщик так и не узнал, что на обратной стороне доски было вырезано название села: «Шабашдорф».

Шлось бодрее, чем давеча, но страшно хотелось курить. Найдя в кармане пачку «Беломора» с последней папиросой, Дубовых решил оставить ее на черный день.

«Вот же японские перепонки, – думал прапорщик, – без спиртного, да теперь и без курева… Полная трагедь… Ну, ничего. Мы еще посмотрим. Мы еще забухаем и укуримся назло всем этим…»

Кто такие «эти», Палваныч не знал. Зато злость пробуждала его к жизни. Доказать неизвестно кому неизвестно что – первейшая задача каждого уважающего себя мужика!

День выдался спокойный и скупой на приключения. Правда, ближе к полудню навстречу прапорщику выскочила неведомая зверушка, чумазая и покрытая пестрым мехом. Зверушка растопырила передние лапки и заорала, видимо, от злости, а может, сама перепугалась. Размерами чудище было с московскую сторожевую, доверия не внушало.

Испугавшийся Палваныч хватил странного монстра обухом по голове. Зверушка брякнулась на спину, выпустив из лапки бархатный мешочек наподобие кисета. Дубовых развязал кисет. Там оказались три орешка и три золотые вещи: колечко, маленькая самопрялочка и такое же мизерное мотовильце. Однако прапорщик не знал умных слов наподобие «самопрялочки» и «мотовильца». Он расценил эти предметы как безделушки из драгметалла.

Прихватив добычу, Палваныч поспешил ретироваться.

«Вот карикатура-то, – кипел его возмущенный разум, – экие Квазиморды тут водятся… Сроду похожих не видал, и дай бог не видеть. Ну, рядовой Скамеечкин, ну, погоди!»

Прапорщик шагал и прикидывал, каким страшным пыткам он подвергнет сбежавшего солдата. Только бы поймать…

На исходе дня лес наконец-то кончился. Палваныч вышел к широкому озеру. Берега просматривались, но были изрядно далеки. В стороне от путника, километрах в трех, стоял городок. К нему и направился прапорщик.

Через час, найдя таверну, Палваныч договорился с хозяином, что расплатится за постой топором. Отличный колун сразу приглянулся владельцу.

Мужик он был под стать прапорщику: коренастый, лысый, но с усами. Хитрые глаза, похоже, видели мир исключительно в денежных суммах.

Свояк свояка видит издалека. Прапорщик и хозяин таверны (его звали Генрихом) живо поняли, что одной закваски будут. Генрих копчиком чувствовал: Пауль, сын Йохана, временно на мели, но именно временно, – ведь такие люди не созданы для нищеты.

В общем, они быстро сошлись, выпили вместе эля, разоткровенничались. До определенных пределов, конечно.

– Понимаешь, Генрих, я попал в переплет, – плакался прапорщик. – Посреди леса оказался хрен знает как… Ищу вот беглого солдата. Поганец сбежал с оружием и со знаменем. Может, он тут был день-два назад? Молодой-зеленый, знамя красное…

– Нет, друг Пауль, не было в нашем городке солдатика, – развел руками трактирщик. – А ты, значит, служивый. Я ведь тоже воевал. Да, за короля нашего, забери его ундина, повелителя. Его ведь, как и меня, Генрихом кличут. Спинокуса нашего венценосного…

Хозяин на всякий случай огляделся, хотя в обеденном зале никого, кроме него и прапорщика, не было.

– Не любишь его? – подзадорил Палваныч.

– А за что любить, друг Пауль? Он же, во-первых, не девка, чтобы его любить, а во-вторых, не рассчитал толком меня со службы. И если бы только меня! Этот жмот, да продлит небо его года, облапошил всю армию!

– Знакомая песня. Нас тоже постоянно кидают… – закивал прапорщик. – А что же вы его не тряхнули как следует?

– Эх… Все не так просто, – Генрих угрюмо уставился в кружку. – У него есть армия в армии. Называется «особый королевский полк». Сытые, обласканные, здоровенные битюги. А уж на мечах дерутся – снимаю шляпу. Хватают по клинку в каждую руку и давай юлой ходить, крошить все в сплошной салат… Мы-то кто? Крестьяне да люди ремесленные, волчком вертеться не обученные. Вот и проглотили обиду, по домам двинули.

– Беспредел, – посочувствовал Палваныч.

– Это еще что, друг Пауль! – продолжил жалобы на монарха трактирщик. – После смерти жены он совсем спятил! Решил жениться на собственной падчерице, представляешь? Девочка неплохая, люди сказывают, Златовлаской величают… А недавно сбежала она от папаши. Конечно, объявили, мол, похитили… Но ежу ясно, сама сбежала. Говорят, оделась в шкуру, сшитую из лоскутов, взятых у разных зверей, намазалась сажей и в лес подалась. Прихватила всего ничего – три вещички золотые… Поварята столичные дворцовые видали, как она в лес бежала… Пестрой Шкуркой ласково ее назвали, ага. Дай Бог ей, бедняжке, в лесу не погибнуть.

Прапорщик вылупил на Генриха глаза, вспомнив давешнюю встречу со страшной зверушкой. В голове гремел неестественно громкий рекламный возглас: «Е-мое, что ж я сделал-то?!»

– Ты чего? – спросил трактирщик.

– Да так, – замялся Палваныч. – Страшно представить…

«Страшно представить, что я ее грохнул… – думал он. – Нет, удар был несильный, скользящий удар. Надо же, принцесса, мать ее королева…»

– Конечно-конечно, друг Пауль. Одна… В лесу… Как только таких извращенцев земля носит? – воскликнул хозяин, имея в виду короля, но прапорщик принял его слова и на свой счет.

Оставалось надеяться, что падчерица монарха оказалась живучей.

Проболтав полночи, новые друзья легли спать.

На следующий день прапорщик Дубовых прогулялся по городку, собирая сведения о самовольщике. Парня в одежде, похожей на форму Палваныча, никто не видел.

Все наперебой говорили о другом.

В озеро, у которого стоял городок, вливалась река. Два дня назад она принесла утопленника-великана. Его огромное тело застряло у истока из озера, не давая воде выходу. Рыбаки весь вчерашний день пытались пропихнуть его вниз по течению.

– А то ведь и воду потравит, и потоп устроит, – объясняли Палванычу наперебой полупьяные мужики, хотя он не просил у них никаких объяснений.

Что поделать – гордость от трудового подвига…

– Товарищи! А река, по которой приплыл великан… Она откуда течет? – продолжил сбор сведений прапорщик.

– Из соседнего королевства, мил человек! Огибает Зачарованный лес и – к нам в озеро…

«Значит, самовольщика в данном населенном пункте гражданское население не зафиксировало, – подвел итог своим поискам Дубовых. – Дальнейшие действия?.. Хм… Выдвинуться по периметру озера с тем, чтобы, достигнув реки, пойти вдоль русла, производя в населенных пунктах опрос местного контингента с целью выявления наличия сигналов о дезертире».

Как ни странно, в казенных терминах думалось быстрее и складнее, чем в человеческих.

Палваныч зашел в трактир попрощаться с другом Генрихом. Тот горячо пожал ему руку, сердечно пожелал удачи в поисках беглеца и собрал в дорогу немного простой еды, тайно нахваливая себя за то, что оказал Паулю, сыну Йохана, услуг на сумму вдвое меньшую, чем стоит топор.

Через пару дней трактирщик обнаружит пропажу небольшого бочонка эля, нескольких талеров и первоклассного кухонного ножа, спрятанного про запас в кухонном ящике. Но это будет потом, а сейчас Генрих радушно звал Палваныча приходить еще.

Прапорщик Дубовых маршировал вдоль по бережку. Небо немного хмурилось, от водной глади веяло прохладой, потому и шагалось легко да бодренько.

Отойдя от городка на порядочное расстояние, Палваныч запоздало понял, что на часть добытых у трактирщика денег можно было нанять лодку и пересечь озеро – но не возвращаться же!

Время бежало незаметно. Когда завечерело, прапорщик увидел рыбацкий сарайчик, видимо, построенный для ночевки теми, кто ходил на промысел к этому берегу. Внутри нашлась лежанка, на которой Палваныч спокойно проспал до утра, предварительно уничтожив содержание добытого бочонка.

Выбравшись поутру наружу, прапорщик увидел, что ночью прошел дождь. Мысленно поблагодарив неизвестных владельцев сарая (крыша была сделана на славу и нисколько не протекла), путник направился к реке.

Солнце быстро сушило намокшую за ночь землю. Парило нещадно. Палваныч мгновенно покрылся потом. Пришлось раздеться по пояс. Заодно и загорю, решил прапорщик. Стало легче. Достигнув речного берега, Дубовых наскоро перекусил и двинулся дальше.

Берег порос ивой. Несколько раз Палваныч ловил себя на страстном желании искупаться, но выходов к воде не было. Наконец он увидел проплешину в зарослях и зашагал к ней, расстегивая штаны. Бросил в траву мешок и майку с кителем, скинул сапоги и спустил штаны, оставшись в кальсонах.

И тут он услышал женский смех. Испуганно глянул на реку. Там купались три девицы. Они брызгались, швырялись водорослями и громко смеялись, не замечая прапорщика. Он же уставился на них, словно подросток в окно женской бани.

Шалуньи столь усердно украшали друг друга тиной, что их волосы стали совсем зелеными. О купальниках девицы, похоже, не знали. К вящей радости Палваныча, дамочки резвились обнаженными по пояс.

«Эх, припрятать бы их одежду! – вспомнил деревенскую молодость прапорщик. – Вылезут, визжать станут, нагишом бегать…»

Он осмотрел берег, но платьев не нашел.

«Спрятали, чертовки!» – смекнул Дубовых.

Одна из девиц бросила случайный взгляд на берег, увидела Палваныча и радостно вскинула руки, открывая то, что скромницы обычно прикрывают ладошками.

– Батюшки! Мужчинка!!! – завизжала она.

Ее подруги тоже узрели прапорщика. Заверещали наперебой:

– Ой, мужичок! В кои-то веки! А крепенький-то какой! Красавец…

Дубовых мигом покраснел, а его уши стали совсем пурпурными.

– Мужчинка-мужчинка, айда к нам! – позвала первая.

– Да-да, что стоишь? Пойдем купаться! – заголосили две остальные.

– Прямо вот так сразу? – тупо спросил прапорщик.

– Нет, до Стольноштадта и обратно сбегай для разминки, – засмеялись девки. – Ну, давай смелее! Или мы тебе не нравимся?

Конечно, нравились. Но слишком уж доступно себя вели.

«Может, путаны? – подумалось Палванычу. – Заразят еще не пойми чем…»

– Ой, подруги, он глухой, наверное! – прыснула одна со смеху.

– Ты что молодца обижаешь? – с шутливой серьезностью встала на защиту прапорщика другая.

– Топи несчастную! – скомандовала третья, и началась новая буза.

Палваныч сдался. Он сделал пару шагов к воде, но вдруг вспомнил, что под кальсонами совершенно позорные трусы с нарисованными плюшевыми зайцами и игрушечными машинками. Какой-то шутник придумал шить мужские трусы с детским узором, а прапорщик добыл их целую коробку, не посмотрев. Дома-то выяснилось, что за товарец достался, но выкидывать не хотелось…

Вдруг засмеют в самый ответственный момент?

Чаровницы заметили заминку мужика, бросили показную борьбу.

– Что же ты? – томно вопрошали они. – Мы ждем…

И тут средняя внезапно потеряла равновесие и кувыркнулась под воду. Палваныч ожидал увидеть попку и ножки, однако жестоко ошибся: вместо ожидаемых зрелищ дамочка показала чешуйчатое тело и рыбий хвост.

– Вот тебе, бабушка, и Хейердал! – обалдел прапорщик. – Да вы, девки, это… русалки, что ли?

– Дура! – нешуточно разозлились две другие. – Тварь неловкая! Теперь опять рыбу жрать вместо человечины!

Завязалась настоящая драка с вырыванием волос и кулачным массажем лица. Дубовых наблюдал за ней, все еще находясь под впечатлением от рыбьего хвоста миловидной барышни, которая как раз получила прямой удар. Кстати, летящие клоками в стороны волосы оказались натурально зелеными, а не покрытыми водорослями, как сперва показалось Палванычу.

Натешившись, девки отплыли в разные стороны.

– Сволочь!

– Стерлядь!

– От стерляди слышу!

– Камбала тупорылая!

– Не надо было тебя тогда из сети выручать…

– И тебя…

– Обе вы истерички креветочные!

– Сама щука страшная.

– Кто щука страшная?! Я щука страшная?!

Вдоволь насладившись рыбьей бранью, прапорщик прервал взаимные уколы:

– Эй, гражданочки!

Девки замолчали.

– Так вы кто, русалки?

– Ундины мы, мужик, а вот она – та еще ундина… Ундина позорная…

– А ты – лососина тухлая! – снова завелась ундина позорная и поплыла к обидчице.

– Молчать! – гаркнул Палваныч. – Плотва, не стреляйте друг в друга!

Ундины остановились.

– Два вопроса к вам. Первый и, соответственно, второй, – продолжил прапорщик. – Начну по порядку, то есть со второго. Вы в течение пары дней не видели парнишку с автоматом и знаменем?

– С чем?

– С автоматом и знаменем.

– Знаешь, мужичок, со знаменем не видали, а что там у него другое (ну, как ты это назвал?), мы просто не ведаем.

– Значит, со знаменем не было? – уточнил Дубовых.

– Нет.

– Ага. Тогда слушай вопрос номер два…

– Эй, красавец, вопрос номер два ты первым задал!

– Не путай меня! Мне оно виднее, что у кого каким… – пробурчал прапорщик. – Вопрос номер последний. Далеко до ближайшего населенного пункта?

– Населенного чего?

– Вот ведь, карикатуры на баб зеленые! Деревня там или город далеко?

– Ах, деревня… За тем поворотом реки выше по течению.

– Вот. Спасибо! Ну, бывайте здоровы. И смотрите у меня, не шалите… Шаляпинши…

Палваныч сгреб шмотки и побрел вверх по реке.

А ундины еще долго спрашивали друг у друга, кто такие шаляпинши.

К населенному пункту типа деревня прапорщик подошел злой и потный. Поэтому он все же свернул к воде, искупался, обсох, оделся. Полегчало.

Постучавшись в первую же дверь, Дубовых справился насчет солдатика.

– Нет, никого чужого не было, – ответили хозяева. – Разве что великан дохлый проплывал, но без знамени.

Деревенька была маленькая, на двенадцать дворов.

«Обходить все? А смысл? Времени примерно полдень… Тут делать нечего», – постановил прапорщик и зашагал дальше вдоль берега.

– А с другой стороны, – вслух размышлял Палваныч, – он же мог тайком у кого-нибудь затихариться. Я этот контингент знаю… Хитрые, как наиболее вероятные противники. Еще надо будет впредь спрашивать, нет ли в деревнях комитетов солдатских матерей. Вот первые укрыватели дезертирующих молокососов!.. А в городах стоит наладить контакт с местными военкоматами. У них наверняка есть свои методы оперативно-розыскной работы. Хотя… Будто у наших эти методы есть!..

Прапорщик прервал работу мысли, перебираясь через заболоченный овраг. Затем продолжил:

– Или вот еще стратегия: называться не должностным лицом, ответственным за поимку и возврат в часть рядового, самовольно покинувшего место службы, а его отцом или, опять же, матерью… Хотя последнее будет слабодоказуемо… Значит, отцом. Отчего-то гражданское население неохотно идет на сотрудничество в деле поимки дезертиров… А тут – здравствуйте, пожалуйста и будьте любезны!.. Только бы найти салагу заумного. Наверняка это все его рук дело. Ишь ты, шизофрения ходячая… Великаны у них по реке… Русалки, или как их… Ой, господи, а девки-то те с хвостами – снова галлюцинации, что ли?! Где я, мамочка?..

И Палваныч чуть было не канул в депрессию, но тут его цепкий наметанный взгляд обнаружил привязанного к ветвям оседланного коня. Конь стоял в стороне от берега, на границе леса, возле густого орешника.

В прапорщике пробудились инстинкты добытчика.

– Ух, е!.. Транспорт! – зачарованно прошептал он.

Пригибаясь к земле, Палваныч добежал до гнедого красавца и с непривычки еле разогнулся. Отвязал повод, вставил ногу в стремя, бухнулся кулем в седло.

– Н-но, вперед марш! – хрипло хрюкнул он в конское ухо.

Конь затрусил к берегу. Дубовых ударил животину каблуками по бокам.

– Выноси, залетный!

Залетный перешел в галоп.

Сзади раздался вопль:

– Стой, разбойник! Вернись!.. Держи вора!..

Прапорщик оглянулся на крикуна. Из кустов выглядывал мужик. Одной рукой он придерживал штаны, а кулаком второй потрясал над головой.

– Про… сидел ты своего гнедка, гражданин, – пробормотал Палваныч, выправил коня в нужную сторону и больше не оборачивался.

Глава 7

Николас у Всезнайгеля, или Трудности пространственной калькуляции

Бывает, два-три поступка выносят человека на гребень популярности. И уже не важно, какие деяния он совершил. Молва венчает его с вечностью, слагает о нем легенды…

Коле Лавочкину было суждено стать Николасом Могучим.

– …плевком выбил глаз дракону… – доносились восторженные сплетни из кухни.

– И соплей перешиб хребет людоеда, – авторитетно заявлял за чашкой чая судья коллеге.

– Николас Могучий победил великана! Слыхали?.. – спрашивал рыночный торговец покупателя, мороча ему голову во время обвеса.

– Не одного, а трех, – с видом знатока отвечал покупатель, позволяя себя обсчитать. – А уж как он круто обошелся с гномами-маньяками…

– Обезвредил банду разбойников-прибауточников…

– Обезглавил тайное преступное общество…

– Обесчестил принцессу Фригидну…

– Выиграл в соседнем королевстве рыцарский турнир за неявкой соперников…

– …А ходит вовсе без меча, ибо настолько сильнее противника, что…

– …Повернул реку вспять, и свернул горы, и вывернул наизнанку небосвод…

– …А мой свояк, большой друг Николаса Могучего, рассказывал, что богатырь сто лет проспал то ли завороженный, то ли замороженный под гигантским муравейником…

– …Но пробил час расплаты, содрогнулись горы, замерли моря – и герой пробудился…

– …Что свидетельствует о наступающем Конце Света…

– …И главное – он ни маркиз, ни принц и ни король, а простой солдат-дезертир!..

Коля Лавочкин не по дням, а по часам становился культовой фигурой этого загадочного и немного глуповато устроенного мира. И когда парень входил в Стольноштадт, о нем уже шумел весь город.

Столица королевства не показалась парню центром мировой культуры. Над городом довлел королевский замок, обнесенный высоченными стенами. По углам торчали островерхие башни. Очевидно, у руководства страны были причины прятаться от недругов и собственных подданных. А вокруг замка раскинулся сам город.

Дома были поставлены вдоль длинных, затейливо пересекающихся улиц, улочек и тупичков. Ближе к стенам монаршего оплота располагались двух– и трехэтажные здания с садами, принадлежащие местной знати, а на окраинах были понатыканы бедные лачуги, а рядом громоздились зловонные кучи мусора.

«Ну, все как у нас», – невесело хмыкнул Лавочкин.

На окраине он справился у людей, как пройти к Тиллю Всезнайгелю.

– Идите к северной стене королевского замка, господин, – объяснила Коле дорогу пышная немолодая прачка, – и обязательно попадете на Зеленый рынок. А уж там вам любой укажет дом великого мудреца.

Зеленый рынок представлял собой широкую площадь, заставленную торговыми рядами. Здесь торговали всем подряд – от овощей до ковров. Повсюду голосили веселые зазывалы:

– Репа, репа! Каждому купившему три репы мы дадим по репе бесплатно!

– Шутейные товары! Подходите-берите! Разыграйте друзей! Специальный мед-пиво! По усам течет, в рот не попадает!..

– Лучший в Стольноштадте толкователь! Толкую звезды, карты, приметы и содержание картин художников-современников!