Тень невидимки Ильин Андрей

Кто-то постучал вилкой по бутылке.

— Тост, хочу сказать тост в честь нашего гостя.

Все притихли. Налили.

— Когда-то мы были врагами.

Все согласно кивнули.

— Теперь сидим за одним столом.

Опять согласились.

— Ты пацан правильный, не жадный. И вообще… — Потянулся, поцеловал гостя жирными губами. — Нравишься ты мне!

Посланник султана радостно улыбался.

— Но хоть ты и свой в доску и мне нравишься, если мне прикажут, я тебя вот этой самой рукой, не дрогнув! Потому что работа такая! Потому что нам доверяют Самого! Понял? И не только тебя — любого на куски, — обвел выступающий пальцем вокруг.

Все зааплодировали. Хороший тост… А это кто? Фас… Профиль… Нет, мимо. Этот? Или вон тот? Фас… Похож… И как-то все, глядя на него, взгляд отводят. Да и он ни к кому с объятьями не лезет, держится чуть особняком. Интересно, надо к нему присмотреться внимательней. Навести справки… Дальше…

— А теперь ответный тост.

Придется отвечать.

— А ну тихо вы там!

Гость встал, поднял стакан, сказал:

— Я рад быть здесь со свой друг! Я сильно поражен широкий русский душа, его гостеприимство. Я хочу пить за ваш здоровье! Я вас любить!

— Ур-ра! — гаркнул стол.

Вдруг всё стихло. В зал незаметно, но так, что все заметили, втиснулось несколько фигур. А это что за гости? Это лицо он помнит. Где он мелькал? На стадионе или в новостях? И этот… И тот…

Есть! Эти были в первом кругу охраны! Вот эти двое. Те остальные, кажется, нет. Но эти точно были!

Гостя толкнули в бок.

— Ты это, подарки… У тебя с собой?

— Да, подарок султана, я брать сюда.

— Ну вот! Тех видишь? Им подари.

— А кто они есть?

— А тебе не один хрен… Этот Петруха, а тот Семен!

— Они мой коллега? Они достойны подарок его величества султана?

— Еще как! Я тебе потом про них расскажу. Давай, не жмоться!

Посланник встал. И все привстали.

— Я хотеть теперь подарить очень главный, самый дорогой подарок от его величество султан.

Все замерли, боясь пошевелиться! Вновь пришедших подтолкнули к гостю.

— Это подарок, который мечтает получать каждый подданный… Это подарок!..

Все рты от напряжения открыли. Ну, не тяни ты кота за хвост!.. Ну давай, давай…

— Это… — Посланник щелкнул пальцами.

Уже знакомый всем служка внес какую-то коробку и бухнулся с ней на колени.

— Это! — закатил глаза посланник. — Я мечтать иметь такой подарок всю жизнь, но не иметь такой великий подарок! — Он стал шарить в коробке.

Служка подобострастно смотрел то на него, то на коробку, готовый услужить в любую секунду. Чтоб их всех!

— Это!..

Посланник восхищенно покачал головой. Что-то в коробке ухватил, вытащил и поднял. Все потянули шеи, зашикали друг на друга.

— Это… Вот!..

Служка бухнулся лбом о паркет. Чего это он? В руках гостя были какие-то тряпицы на шнурках. Что за хрень? Все уставились на них.

— Это самый дорогой подарок от султан! Это кусочки халат нашего господина, его величества, который он собственноручно…

Все отпали. Кто-то разочарованно присвистнул, кто-то хихикнул в кулак.

— Я хотеть вручить его вам.

Дрожащей рукой посланник передал тряпицы, почтительно склонив голову. Он аж вспотел от усердия! Награжденные улыбались стиснув зубы. На них смотреть было больно… Вот это подстава! А они губу раскатали, про сувениры прослышав! Они думали — им алмазы в шапки сыпать будут! А тут тряпки на шнурках. Ну, хоть бы на золотой цепочке, которую в ломбард снести можно! Ну, не сука этот султан! Кто-то злорадно ухмыльнулся, кто-то побледнел, кто-то протрезвел… Общее разочарование. Какая жалость…

Эх, ребята, ну не жлобы вы тут все? Как можно презренный металл больше Родины любить? Ведь пришли вы сюда, пришли, хотя права не имели рожи свои секретные светить и уж тем более принимать подарки из чужих рук! Но не совладали с собой, жадность вас обуяла, захотелось цацки на халяву урвать! Притащились, а вам тряпки на шнурках… Ладно, получите вы свои тридцать сребреников.

— И еще я хотеть вручить для память маленький сувенир, — сказал посланник султана. — Вот эти перстни.

И все привстали, притиснулись и выдохнули, потому что перстни были золотые и с бриллиантами. Ух ты!.. И всем сразу стало хорошо. И все расслабились, потому что посчитали, что пришли сюда не зря.

Хотя — зря! Лучше бы им было сюда не приходить, потому что бесплатный сыр — он только в мышеловках. Равно как и дармовые перстни на пальцах…

Прощание было кратким.

— Молодец, хорошо сыграл, — похвалил Резидент. — Даже я тебе поверил.

— Талантом бог не обидел. И еще школа, — скромно потупил взгляд посланник. — Мне и не такие роли приходилось играть. Я, батенька, Борьку Годунова в первых составах игрывал, да так, что зритель на галёрках рыдал! А такого растрогать — семь потов сойдет. — Он вдруг выпрямился, приподнял бровь, вперил взгляд в собеседника, словно просверлить его хотел, сказал гортанно: — Кто ты есть, червь человечий? Блоха! Как смеешь перечить государю не голосом, но ликом своим! Отвечай, смерд, покуда я тебя на кол не усадил, аки пса поганого! Ну!..

И как-то даже захотелось пасть пред ним ниц и распростершись, целуя мыски туфель, молить о прощении.

Хорош! Ничего не скажешь. На таком фоне всяк будет невидимкой, лицо которого, как ни напрягайся, после не вспомнишь. Не должны вспомнить! Да и незачем вспоминать. Зритель обращает внимание на главных героев, а не на подыгрывающих им загримированных статистов.

— Этот материал мне хорошо знаком, — похвастался актер. — Я в ихних треклятых песках пять лет без паспорта отираюсь! Я их как бородавку на своей руке изучил, инородцев этих. Что султан — так, видимость одна! Куда там ему до Бориса нашего или Петрухи Первого! Кишка тонка! Но вы тоже хороши, очень убедительно дорожку раскатывали. Кто у вас были преподаватели?

Да уж были! Так заставляли в роль вживаться, что сам себя забудешь!

— Без школы я. Самоучка. Как-то так само собой получилось…

— Не скажите, я вижу талант! Меня не обмануть. Конечно, не МХТ, но школа имеет место быть…

Вот привязался. Опасный контингент эти актеры. Логики нет, но интуиция… Сколько раз зарекался с ними связываться, но кто другой такое изобразит?

— Мы бы неплохой дуэт могли составить, — поощрительно похлопал актер Резидента по плечу. — Право слово! Я — Моцарт, вы — Сальери! А? Может, мне тряхнуть стариной?

— Не надо ничем трясти. У вас самолет!

— Ну да, конечно. Пусть увезет меня аэроплан в далекие страны… А всё-таки, скажите, зачем всё это надо было? Зачем этот великолепный маскарад?

Плохие вопросы.

— Затем, что просто так нынче взятку не дать. С подходцем надо.

— А вы дали?

— Дал! А они взяли. И на языке следствия это называется коррупционной схемой. Между прочим, в особо крупных размерах, лет на десять с конфискацией. А учитывая то, что они при вашем посредничестве продали, а я, с вашей помощью купил, на «вышку» тянет, это если по законам СССР. А сейчас — на пожизненное.

— Но позвольте! — шепотом воскликнул актер. — Вы же говорили, это шутка, маскарад, розыгрыш!

— Ну да, — согласился «служка». — Так и есть, розыгрыш. Только разыгрывали они не друг друга, а Родину.

— Но это же…

— Да, измена Родине. Самая тяжелая в Уголовном кодексе статья. Но вы не переживайте, Родина, она здесь остается, а вы туда улетаете, и уже не бедным человеком. Хотя мой вам совет — лет десять здесь не появляйтесь, а то смените мягкий субтропический климат на арктический континентальный. Где-нибудь в районе Магадана.

— Ну вы знаете! — возмутился актер, но шепотом.

— Знаю. А теперь и вы тоже. И должны быть мне благодарны, что я предупредил. Так что лучше вам о том, что здесь было, забыть. Вы ведь умеете действовать в предполагаемых обстоятельствах? Ну вот предположите, что будет, если…

Актер предположил. И побледнел. Он уже не предлагал тряхнуть стариной. Нижняя губа у него затряслась. Всё-таки очень впечатлительные натуры — актеры. И умеют выстраивать цепочки причинно-следственных связей в рамках заданного сценария.

— Ну всё, спасибо вам за хорошую игру. Получил истинное, как ценитель, удовольствие от вашего таланта. Спасибо и… прощайте.

Этот эпизод был отыгран. Главный исполнитель улетал в далекие страны. Но проживет вряд ли долго, потому что такой гонорар его печень не переработает, просто не выдержит! И значит, концы обрубятся.

Премьера прошла удачно. Актеры нашли своих зрителей. И узнали их. Вернее сказать — опознали…

Петруха не был Петрухой. И даже не был Петром. Звали его совсем по-другому, и фамилия была иная, чем в паспорте, и отчество. И родителей его звали иначе. У многих телохранителей «Первого» были выдуманные биографии и подставные родственники. Если наведаться к этим родственникам в гости и расспросить, где их сынок служит, то вечером будешь разговаривать совсем с другими людьми и совсем в ином месте, и уже без чая с вареньем. Нормальная практика.

Петруха уже привык, что его жизнь, в том числе частная, принадлежит не ему, а его начальству. Например, если он случайно встретит симпатичную девушку, то тут же должен доложить о знакомстве рапортом по команде. Если захочет продолжить с ней знакомство, то обязан испросить на это разрешения у вышестоящего командира и, может быть, после тщательной проверки, получит его или попрощается со своей несостоявшейся любовью. А коли решит вступить с ней в долговременную интимную связь, то только после ее собеседования с начальством под видом приятельской встречи. И впредь станет докладывать, где и когда с ней встречался, с какого до какого часа, в какой компании и какой позе, если это станет интересовать отцов-командиров. И это несмотря на любимую законную жену, которой никто ничего о его посторонней связи не сообщит, хотя будет знать о его каждом шаге.

Впрочем, если и у его жены образуется любовник, то, как подозревает Петруха, ему тоже никто ничего не сообщит. Ведь «узаконенный» любовник жены — это лучше, чем случайные и потому потенциально опасные связи. Такая жизнь у «казенных» людей. Тот, кто приближен к «Первому», должен быть прозрачен, как стеклышко!

Петруха привык к такому порядку вещей. И не брыкался. Он получал хорошую зарплату, имел прекрасный дом, крепкую, под надзором товарищей по оружию, семью, неприкосновенность своей личности, гарантированную лежащим в его кармане удостоверением, и замечательные перспективы в виде ранней, по выслуге лет, пенсии с многочисленными надбавками, коэффициентами и разовыми доплатами. У него было всё очень хорошо.

Было… До ближайшего поворота. А всё потому, что на ближайшем повороте, из-за угла, на проезжую часть выпал какой-то мужик и прямо ему под колеса. Петруха резко затормозил, попробовал вывернуть вправо, но мужик, спасаясь от удара, тоже дернулся в сторону и они, конечно, встретились. Перед ветровым стеклом мелькнуло испуганное, с круглыми глазами лицо, раздался громкий шлепок, сдавленный вскрик, и прохожий исчез из поля зрения.

Вот черт! Петруха замер, пытаясь осознать, что произошло. У него, конечно, был при себе оберег в виде удостоверения ФСО, но лишние происшествия ему были ни к чему. Зачем себе портить послужной список?

Несколько секунд он сидел неподвижно, надеясь на то, что вот сейчас мужик встанет и пойдет себе куда шел. А он поедет куда ехал. Но мужик не вставал. Петруха открыл дверцу, вышел из машины. Мужик лежал на асфальте, неестественно разбросав руки и ноги. На вид — мертвец.

Неужели?!

Петруха подошел ближе. Наклонился над телом.

— Эй…

Мужик открыл глаза.

— Ты чего так ездишь? — возмутился «мертвец». — Козел безглазый!

Уф…

— Ты же сам мне под колеса прыгнул, дядя, — напористо начал Петруха. Потому что знал, что лучшая защита — это нападение. И, приблизившись к его лицу, принюхался. Но от пешехода спиртным не пахло, а это плохо.

— Чуть не убил! — плаксиво начал подвывать пришедший в себя потерпевший. — Я шел, никому не мешал, а этот… На джипе!.. Прямо на переходе! Творят что хотят…

Точно, переход — вон он. На столбе прибит знак, которого раньше здесь не было. И когда только успели?

— Вот, ногу сломал! — уже орал прохожий. — И тут содрал… И рубаху порвал!..

Мужик был так себе — не бомж, но и не сказать, чтобы очень ухоженный. Явно ниже среднего достатка. С таким можно и договориться…

Петруха быстро оглянулся по сторонам. Зевак пока не было, но если мужик будет так верещать, то появятся непременно.

— Как я теперь до больницы дойду?! Вызывай давай «скорую»!

«Скорая» была ни к чему.

— Может, я тебя сам довезу? Так быстрее будет, — предложил Петруха.

— Вот и вези, коли сбил!

Это был выход. По дороге можно успеть столковаться. Без протокола.

— Ну давай, держись.

Петруха приподнял потерпевшего, потащил к машине.

— Ай! Ой! — орал мужик. — Бо-ольно! Оё-ёй! Не дергай так!

Вот зараза!

Петруха, напрягаясь, дотащил мужика до джипа, открыл заднюю дверцу, втянул на сиденье. Подумал еще: как бы он обивку кровью не испачкал… Потом быстро сел за руль и рванул в ближайший проулок подальше от места происшествия. Вот так славно будет. Это теперь еще доказать надо, кто мужика сбил. А пока надо найти к нему подходец, установить контакт, предложить… Этот много не запросит… И начальству можно ничего не докладывать…

— Ой! Ой! — охал, стонал, скулил, хлюпал носом пострадавший пешеход. — Покалечил меня совсем. И рубаху, рубаху новую… Я ее год назад покупал! Ой, больно как!..

— Да ладно, жив и хорошо! — начал Петруха миролюбиво. — Ты меня тоже до полусмерти испугал. Ей-богу! Я еду, а тут ты, откуда ни возьмись!

— А ты не лихачь! — вдруг услышал он другой, спокойный и ровный голос. — Останови машину.

Кто там еще? Кто это говорит? Петруха остановился, попытался повернуться, но почувствовал, как чужая рука с заднего сиденья жестко перехватила ему горло.

— Ты чего, мужик? — удивился он. — Я вот сейчас…

Но докончить фразы не успел, потому что сзади в спину ему уперлось что-то холодное и острое.

— Не дергайся, — предупредил его голос, — а то поранишься. До смерти.

Что это? Нож? Нет!.. Хуже! Шило… Длинное и тонкое, которое легко прошло сквозь обивку сиденья. До тела. До его тела!

Петруха попробовал сдвинуться вперед, но рука на горле жала его к сиденью.

— Я же говорю — не дергайся, — строго сказал мужик, — и ручками не размахивай. Не то!..

И шило стронулось вперед. Петруха почувствовал, как остриё прокололо кожу и мышцы. По спине поползло горячее и липкое. Кровь… Его кровь!

Петруха напряженно «прислушивался» к шилу, к тому, где оно находится, как ковыряет его тело. Черт подери!.. Ни дальше, ни ближе — прямо против сердца!

Шило не нож, легко проскочит между ребер. Нож еще может застрять или уйти вбок, или сломаться, шило — нет! Шило пойдет прямо! Если это ограбление, то грабитель большой знаток анатомии.

— Руки назад, за сиденье, — скомандовал преступник. И поковырялся в ране.

Петруха быстро опустил руки, обнял спинку сиденья сзади. Мягкая веревка перехватила ему запястья, сцепила, стянула кисти рук. Петруха оказался притянут и распластан на сиденье, как жук в гербарии. И даже булавка имела место быть, которой его с минуты на минуту могли проткнуть!

— Слышь, дядя, — шепотом, боясь шевельнуться, боясь напугать бандита, сказал Петруха. — Если тебе бабки нужны, так они в правом нагрудном кармане. Там много. И баксы тоже. Бери и уходи, только удостоверение оставь.

Преступник молчал, давая возможность жертве самого себя напугать, потому что когда тебя просто убивают, ничего не прося, не торгуясь, не запугивая, не угрожая, ничего не объясняя, — это внушает ужас. Люди не умеют умирать молча…

— Если тебе мало, я еще дам. У меня дома есть. Жена вынесет. У меня много денег…

Тишина.

— Ну, ты чего молчишь? Чего молчишь?! — нервничал, стал заискивать, теряя самообладание, Петруха. — Скажи, что тебе надо?

Молчание.

— Зачем тебе меня убивать? Это статья. Я тебе и так всё отдам. Ты слышишь меня?

Легкое давление шила в ране. И страшное, до жути ощущение, что в любую следующую секунду это шило могут толкнуть вперед, легко, даже без напряжения, и оно проколет мышцы, скользнет по ребрам и войдет в сердце… Как иголка в подтаявшее масло. Ну почему, почему он молчит! Лучше бы уж убил. Сразу!.. Всё-таки никто не может запугать человека больше, чем он сам! Любой герой, способный переть голой грудью на штыки, жертвовать собой в бою, в кураже, в атаке, вот так, в тишине, один на один с собственной смертью, ломается и начинает «течь».

— Ну, скажи, хоть что-нибудь скажи. Ну, или убей!..

Это была уже истерика, вернее, преддверие. Еще немного, и жертве станет всё равно, потому что быть в напряжении, ожидая смерть, долго невозможно. Уж лучше разом… И тогда он может наделать много глупостей.

— Не ори. Мне деньги не нужны. Можешь их себе оставить.

А что тогда? Что ему нужно? Что?

— Письмецо передать.

— Кому?

— Тому, кого ты охраняешь.

Кому?! К телохранителю на мгновение вернулась утраченная было воля. В него были вбиты крепкие рефлексы.

— Это невозможно! Это запрещено.

— А ты постарайся.

— Чтобы меня потом…

— Они-то потом. А я сейчас.

И шило продвинулось еще на полсантиметра в плоть. И скребануло по ребру. И дальше никаких препятствий у него уже не было.

— Мне продолжить?

— Н-не надо! Я всё сделаю, я передам.

— И еще, в виде маленького одолжения, подскажи мне домашние адреса твоих приятелей по службе. Ты ведь знаешь их?

— Зачем?

— На всякий случай. Если ты весточку не передашь — они передадут. Ты не бойся, я им про тебя ничего не скажу. Точно! А то они тебя на куски порвут. Скажешь?

Скажет, потому что шило… И сердце… Такое ранимое!

«Первому» письмо Петруха не передал. Он отдал его своему непосредственному командиру, вместе с подробным рапортом. Тот, присовокупив свой рапорт, — переправил его выше. Вышестоящий командир — более высоко стоящему. Более высоко стоящий — совсем высоко стоящему. Тот — следующему стоящему над ним и на страже первых лиц государства. Тот — еще более высокому, выше которого уже никто не стоял… Письмо и толстая стопка рапортов легли на стол Директора ФСО.

Тот приказал вызвать к себе командира ближнего круга охраны. Командир по званию, должности и прочим служебным характеристикам был ему не ровня, но… был ближе к «Первому», потому что охранял его тело, что и выстраивало иерархию служебных отношений. Не тех, официальных — с теми всё было понятно, а неофициальных, которые и определяли отношения внутри ФСО.

— Как же так, Михаил Аркадьевич? Какой-то конверт…

— Я уже начал расследование данного инцидента, — доложил Михаил Аркадьевич.

— И каков результат?

— Пока никакого.

Если он что-то и знал, то не хотел делиться информацией с Директором.

— Что было в конверте?

В конверте была бумажка. Пустая! На ней ничего — ни буковки, ни запятой, ни помарки малой! Бумажку осмотрели, ощупали, обнюхали, проверили на наличие отпечатков пальцев, грязи и запахов, обработали химикатами, засунули под рентген…

Ничего! Просто бумажка!.. Получается, что неизвестный передал «Первому» конверт, в котором ничего не было!

— Может, он сумасшедший? — предположил Директор, вбрасывая удобную для всех версию.

Главный Телохранитель пожал плечами. Вообще-то похоже — кидаться под машину, тыкать шилом живого человека, и всё для того, чтобы сунуть ему пустой конверт? Такое точно мог учудить только не вполне нормальный человек. Но Главный Телохранитель не верил в сумасшедших, которые способны захватить, обездвижить и развязать язык профессионально обученному телохранителю.

— Тогда я не понимаю… Рисковать, чтобы передать пустышку. Зачем?

Главный Телохранитель молчал.

— Что предлагаете предпринять?

Все то же самое. Еще раз допросить потерпевшего. Составить подробный фоторобот. Посмотреть записи всех возможных уличных и охранных веб-камер возле места происшествия. Найти и опросить потенциальных свидетелей, в первую очередь жителей соседних домов. Может, кто-то что-то видел? Конверт и бумагу на экспертизу. Кровь из салона — на анализ. Установить группу крови, возможные наследственные заболевания, отклонения, короче, всё, что возможно. Собрать из салона, где сидел преступник весь сор: комки грязи с обуви, волосы…

— Ладно, ступайте, разбирайтесь. Это ведь ваш человек, — кивнул Директор.

Другого бы он в бараний рог, во все дыры и с волчьим билетом!.. А этого — нет, нельзя. Этот вхож! Что за государство, что за азиатчина, где должности и звания почти ничего не значат, а всё определяет степень близости к трону!

— Вы уж меня не подведите, Михаил Аркадьевич, — почти слёзно попросил Директор.

— Разрешите идти?

— Ступайте, Михаил Аркадьевич.

Главный Телохранитель повернулся на каблуках и вышел. Соблюдая внешнюю субординацию, он не чтил начальства по существу. И начальство об этом знало. А за что его было почитать?

Дедушку Ленина сопровождали несколько охранников с потрепанными браунингами, Иосифа Виссарионовича оберегали две дюжины телохранителей из бывших военных, Хрущева с Брежневым сопровождали, дай бог, две машины охраны и никто улиц не перекрывал. В нынешней службе числились тысячи бойцов! Вооруженные до зубов полки! Не всякое государство такую армию имеет! А толку?

В стране чиновничества, победившего народ, всякая вновь образованная структура росла, как на дрожжах. Любой вновь назначенный на должность начальник тащил к себе своих кумовьев, свояков, друзей детства и прочую случайную публику, безжалостно вычищая прежнюю команду. При этом профессиональные качества работников никого не волновали — критериев подбора кадров было два — родственные либо дружеские отношения и личная преданность. Словно раковая опухоль, выжирая здоровые ткани, новая команда разрасталась, разбрасывая во все стороны метастазы, пухла, образовывала новые отделы, подотделы, выбивая под новых сотрудников ставки, помещения, служебные автомобили, привилегии.

Современные бюрократы уже втрое превысили число тех, прежних советских и даже царских бюрократов, несмотря на то, что население страны уменьшилось чуть не вдвое!

Служба охраны не была исключением. Раздуваясь пузырем, увеличивая бюджеты и штаты ФСО, она не становилась сильнее, а делалась всё менее дееспособной и управляемой. У семи нянек дитя всегда без одного глаза. Главный Телохранитель всё это понимал. Знал, что воюют не числом, а умением. И никакие охранники, поставленные вокруг «Объекта» плечо к плечу, безопасности ему не гарантируют. Но это же понимал и «Первый», и не верил в батальоны охраны.

Главный Телохранитель вернулся к себе, ахнул стакан водки и вызвал Зама.

— Этого придурка ко мне. Срочно!

Проколотого шилом «придурка» привели.

— Как это случилось?

— Так я же уже рассказывал!

— Ничего, еще раз расскажешь!

— Я ехал, а он на переходе под колеса… Гад! Самое интересное, там его раньше не было…

— Кого не было?

— Перехода не было!

Главный Телохранитель что-то быстро чиркнул в блокноте.

— Узнайте в местном ДПС, когда и кем был обозначен пешеходный переход, — распорядился он. — Узнайте и доложите. — И вновь обратился к пострадавшему охраннику: — Какого хрена ты мчишься на переходе? На удостоверение надеешься?

— Никак нет. Просто его раньше…

— Дальше.

— Ну, я вышел, а он лежал, как мертвый. Я подумал, что его надо в больницу.

— С места происшествия решил слинять, чтобы личное дело не марать?

Телохранитель опустил голову.

— Продолжай.

— Я посадил его в машину…

— Сзади?

— Ну да.

— Дурак! Сам подставился. Кто же сажает случайных попутчиков у себя за спиной? Только рядом, только под ремень безопасности, чтобы сковать, чтобы маневра его лишить.

— Так он же, типа, раненый был.

— А потом тот раненый тебя…

— Так точно. Схватил за горло и ткнул в спину шило.

— Покажи как. Ей, кто-нибудь, помогите ему!

К телохранителю подошел его коллега, присел на корточки, изображая водителя, и даже руки к воображаемому рулю протянул. Петруха подался вперед, обхватил его сгибом локтя поперек шеи, приставил к спине авторучку.

— Так?

— Да.