Отражение не меня. Сердце Оххарона Суржевская Марина

Незабудка фыркнула и вновь залезла под кровать, где у нее был домик. Там и сидела, пока не услышала знакомые шаги.

— Вылезай, — негромко проговорил Шариссар.

— А ты победил зверя? — Незабудка высунула голову из-под покрывала.

— Надеюсь, — пробормотал мужчина и сел в кресло, уперся локтями в колени и положил подбородок на кончики сложенных пальцев. — У меня к тебе разговор. Скажи… твоя сестра… Лея… — Шариссар нахмурился и слегка запнулся, — она что любит? Ну, я не знаю… Что ей можно подарить? Платье или, может, драгоценности? Мрак. — Шариссар потер виски. — Какие драгоценности, о чем я… Что она любит есть? Сладости?

— Что-то сытное, — честно сказала Сиера. — Картошку вот любит. И булку с маслом. Без масла тоже любит, правда. Но это если повезет, а так лепешку просто любит, хорошо бы с горячим травяным чаем и медом, но можно и без него. А еще кашу! Вот из пшенки совсем не любит, только если ну очень голодная. А так…

— Хватит. — Шариссар закрыл глаза.

— Так я же еще не все рассказала, — обиделась Незабудка.

— Мне хватило, чтобы понять.

— Что понять?

— Что я идиот.

— Да? — оживилась Сиера.

— Повторишь — башку откушу, — мрачно бросил Шариссар и поднялся.

Незабудка недоверчиво фыркнула, а паладин неожиданно улыбнулся. Но отвернувшись, так, чтобы вредная девочка не заметила.

— А тебе это зачем? — опомнилась Сиера. Но паладин не ответил.

Через час Шариссар мрачно обозревал свою комнату. Она по-прежнему была разгромлена от приступа его ярости, но в центре, на маленьком столике, который каким-то чудом уцелел, красовался ужин, изящно сервированный и украшенный. Его кухарка чуть в обморок не упала, когда паладин озвучил ей требования. Правда, постаралась, приготовила, как для королевы, как и было велено. Вернее, лучше, чем для королевы.

Шариссар снова окинул взглядом столик. Поправил цветок, плавающий в хрустальной чаше. Нахмурился. Нервно прошел по комнате, раздосадованно пнул остатки сундука. Кажется, он швырнул его об стену. Прислужники, конечно, вынесли мусор, но не весь, паладин торопил их и рычал, требуя… чего-то.

— Я спятил. Окончательно.

Он прислонился к стене и заставил себя успокоиться, выждать, не мерить нервно шагами эту комнату, не втягивать воздух, задыхаясь. Через час ожидания Шариссар выкинул из окна ужин вместе с узорной скатертью, туда же отправился цветок в хрустальной чаше.

Еще через час доломал столик и все, что оставалось в комнате целым. И ушел в купальню, зачерпнул в ладони воды, вылил на голову, ругаясь сквозь зубы и пытаясь избавиться от волнения, что выводило его из себя.

Никогда в своей жизни он так не ждал кого-то. И это злило. Он стянул намокшую рубашку, отшвырнул, понимая, что превращается в зверя…

Элея

Рукоять плети легла в руку удобно и уже почти привычно. А злость заставила сжимать эту рукоять до ломоты в костях! Я легла на кровать в ботинках и одежде. И да, с плетью. Я должна прийти к нему, и я это сделаю. Правда, понадобилось время, чтобы взять себя в руки и хоть немного успокоиться. Получалось плохо… В моей голове все смешалось: любовь и ненависть, добро и зло, Свет и Тьма…

Даже без зеркала я видела, что белых прядей на моей голове стало больше, а подруги поглядывали в мои глаза с легким испугом. Вопросов пока не задавали — просто некогда было, наставники нас загоняли так, что не до разговоров. Но зададут. Скоро…

Я тряхнула головой и вновь сжала плеть. Надо разобраться с этим.

Закрыла глаза.

Не знаю, как я оказывалась у Шариссара, но я собиралась проделать именно это. И именно сейчас. Попыталась успокоиться и подумать. Как он находит меня? Или это я нахожу его? Как?

Это ощущение прохода сквозь грани… неужели мне не показалось? Я действительно проходила? Во сне?

Я закрыла глаза, сосредотачиваясь. И почти сразу ощутила это. Зов. Я ведь чувствовала его. Каждый день. И ночь. С того самого момента, в Обители. Я ощущала его постоянно, но давила в себе, не позволяя прислушиваться, не желая слышать. И лишь сейчас я ухватилась за него, словно за путеводную нить, и позволила себя вести. Ощущение перехода пришло мгновенно, мне даже не пришлось прикладывать усилий. Все это время я тратила силы, чтобы не откликаться на этот призыв, а откликнуться оказалось так просто…

Открыла глаза. Чужая комната. Почти пустая и основательно разгромленная. До того, как Шариссар тут все разнес, обстановка была, видимо, строгая и без излишеств — кресло у незажженного камина, столик, шкафы, сундук. Кровать, на которой я лежала, — по сути, единственный целый предмет мебели. Узкое окно, за которым покачивалась Звезда Мрака. Конечно, я узнала ее с первого взгляда, ее было невозможно не узнать. Ничего подобного в нашем мире я не видела.

Оххарон. Мир Тьмы. Мир ненависти, зверей и… Шариссара.

Я спрыгнула с постели, сжимая в руке свою плеть. Пресветлая Искра! Значит, чтобы оказаться в Оххароне, мне нужно было всего лишь откликнуться на зов? Так просто? Даже без зеркала? Но почему?!

Додумать я не успела, потому что часть стены за камином неожиданно отъехала в сторону, и оттуда вышел Шариссар. В одних штанах, с мокрыми волосами, которые на ходу вытирал холстиной. Не видя меня. И я замахнулась, уже не думая, желая лишь ударить того, кто причинил мне боль.

Узкое жало плети просвистело в воздухе и остановилось, сжатое в кулаке Шариссара. Он просто поймал его рукой! Миг назад он расслабленно выходил из купальни, а сейчас сжимал мою плеть и смотрел в глаза сквозь разделяющее нас пространство. Его мышцы под смуглой кожей напряглись, обозначились еще четче и рельефнее, а глаза потемнели. Он отбросил холстину в сторону.

— Обзавелась коготками, кошечка? — с насмешкой протянул Темный. — Плохой выбор, Лея. Очень плохой. Мне эта вещь в твоих руках очень не нравится.

Я дернула, пытаясь вырвать кожаное жало из его кулака, но оно словно застряло в скале. Плеть натянулась между нами, как тетива, задрожала. С одной стороны держала я, с другой — он.

— Хочешь ударить? — как-то равнодушно спросил Темный, не отводя глаз.

— Хочу и сделаю это! — прошипела я. Одним своим спокойствием, своим красивым и жестким лицом он будил во мне что-то темное и яростное. Я действительно хотела сделать ему больно. Очень хотела! Так больно, как было мне. Постоянно, каждую минуту!

— Я перед тобой виноват, — медленно произнес он и чуть склонил голову. — Я чувствую это. И знаю. Что ж… Я позволю тебе это, Лея. Ударить. Надеюсь, тебе станет от этого легче.

Разжал ладонь, и я чуть не упала, потому что слишком сильно тянула плеть в свою сторону. С трудом удержав равновесие, уставилась в его невозмутимое лицо.

— Думаешь, не смогу? — разозлилась я.

— Сможешь. — Он слегка прикрыл глаза, наблюдая за мной.

Я сжала рукоять так, что пальцам стало больно. Кажется, моя кожа вплавилась в кожу оплетки, сливаясь воедино. Он чуть покачнулся с носка на пятку, и я непроизвольно посмотрела на его босые ноги. Потом прошлась взглядом по свободным полотняным штанам, по веревке, что держала их низко, открывая напряженный живот. Выше — до широкой груди с круглым, как печать, знаком на левой стороне. По мощным рукам с непонятными символами на внутренней стороне. По шее, на которой четко выделялись жилы.

И вновь посмотрела в глаза. Черно-синие, словно полночные звезды.

— Ну же, кошечка, — тихо сказал Темный. — Давай. Тебе станет легче, — изогнул бровь насмешливо. — Или испугалась? На чем ты упражнялась, на печных горшках? По живому телу бить сложнее? Хочешь, напомню, что я делал с тобой в Обители?

Жало просвистело, рассекая воздух, и обожгло ему грудь, оставив красную полосу. Шариссар даже не шелохнулся, только глаза прикрыл и со свистом втянул воздух.

— И знаешь, мне понравилось то, что я с тобой делал, — негромко протянул он. — Очень понравилось. Я собираюсь это повторить. Сегодня же.

— Ты больше никогда, — жало вновь взметнулось в воздух и оставило на смуглой коже еще одну полосу, — ко мне не прикоснешься! Никогда!

— О, ты ошибаешься, кошечка.

— Это ты ошибаешься!

И снова удар. Он не шевелился, не двигался, словно не чувствовал обжигающих ударов, не видел рассеченной кожи. Смотрел равнодушно, лишь в глубине глаз горела краснота. Мою ладонь уже свело судорогой от силы, с которой я сжимала эту проклятую рукоять.

— Еще, — прошептал Шариссар.

И это просто добило меня — я чувствовала себя ужасно, мне хотелось рыдать, глядя на него, но я лишь закусила губу и снова ударила. И вновь. До крови. Ненавидя его. Но еще больше, кажется, себя.

— Убери свою метку! Слышишь? Убери ее! — Свист плети. Кончик задел его щеку, оставив багровый след. — Я тебя ненавижу! Понял?

— Понял. — Еще один удар, и он вновь поймал свистящее жало и выдернул плеть из моих рук, на этот раз по-настоящему, так, что я свалилась на пол. — Достаточно, Лея.

И отшвырнул плеть в сторону с такой яростью, что я только сейчас поняла, что он совсем не так равнодушен, как желал показать. Шариссар резко отвернулся, отошел к окну и вцепился ладонями в раму — до белых костяшек. Опустил голову, и я увидела, как выгнулся его хребет, выпуская сквозь кожу острые костяные шипы.

— Больше не делай этого, Лея. — Голос прозвучал глухо. — В следующий раз могу не сдержаться.

Я подтянула коленки к груди, почти не дыша. Но смотрела я не на шипы — его обращение я уже видела, а сейчас рассматривала мужскую спину. Живого места на ней не было — сплошная сеть перекрещивающихся шрамов, старых, зарубцевавшихся, такие оставляет на коже… плеть.

— Боги… — Я прошептала это чуть слышно, раздавленная внезапным осознанием. Его били. Не знаю, кто и когда, но били именно плетью. Сильно, до кровавых незаживающих ран, до рубцов и бесконечной, непроходящей боли. Кто мог сотворить такое? Кто?

И чего ему стоило сейчас не шевелиться, когда я стояла перед ним, размахивая своей плеткой?

Боги, как я вообще могла это делать?!

Я отползла назад, уперлась спиной в стену.

— Сними свою метку. — Я поднялась, придерживаясь, потому что ноги не держали. Как-то внезапно накатила слабость. — Слышишь? Убери ее. Просто убери.

— Нет. — Темный подошел, остановился, сжимая зубы. — Не уберу, Лея. И ты больше не уйдешь.

— Что?! — опешила я. И я только что решила его пожалеть? Кого? Темного паладина Оххарона? — Ты шутишь?

— А что, похоже? — Он шагнул еще ближе, так, что я ощутила жар мужского тела. Он был горячий, напряженный и злой. Не лучшее сочетание. — Ты не уйдешь больше, потому что я устал скулить каждую ночь на этой кровати, понимаешь? Устал выворачиваться наизнанку, пытаясь не думать о тебе. Устал заливать в себя разное пойло, чтобы хоть немного поспать. — Он склонился надо мной, не прикасаясь, но нависая, словно скала, — мощно и страшно. Его взгляд, казалось, прожжет во мне дыры и расплавит. — И знаешь, что еще я устал делать, кошечка? Пытаться выбросить тебя из головы. Или убеждать себя, что это лишь похоть. — Он усмехнулся, а я подавилась от того, что он говорил. — Мне плохо, Лея. Очень плохо. Мне никогда в жизни не было так паскудно, как сейчас. И ты останешься со мной, потому что я больше не могу так.

— Нет!

— Да.

— Ты меня не удержишь. Слышишь? Лучше просто убери метку…

Дальнейшее случилось так быстро, что я даже не успела осознать, как оказалась прижата к стене его телом. И дернулась, пытаясь освободиться.

— Отпусти!

— Ну уж нет, кошечка. Я все сказал. — В его глазах вспыхнуло желание, и он даже не собирался его скрывать. Наклонился и лизнул меня, провел языком по щеке. Я выгнулась, дернула головой, силясь ударить его.

— Не смей!

— Кто же мне запретит? — Он внезапно схватил меня за волосы, прямо возле головы, не давая повернуться. Вторая рука по-прежнему сжимала мои ладони, так что я лишь слабо дергалась, с ужасом осознавая, насколько он сильнее и быстрее меня. Светлая Искра! С кем я решила тягаться? Где был мой разум, когда я шла сюда, надеясь выиграть? Похоже, в тот момент я была так поглощена обидой и ненавистью, что разум просто отключился!

Шариссар вновь лизнул меня — медленно, с откровенным наслаждением. Его бедра вжались в мои, и он потерся об меня всем своим большим мощным телом, словно зверь. Так же, как сделал тогда, в Обители, правда, сейчас я все еще была в одежде. Все еще, потому что его намерения были совершенно очевидны, и он не собирался их скрывать.

Только на этот раз я была против. Слишком больно становится… после. Хотя тело помнило его ласки, губы и руки, что заставляли меня плавиться и сгорать, подчиняясь ему.

Зажмурилась, отчаянно желая вернуться в Хандраш, отсекая зов, что тянул меня к нему. Прийти сюда было плохой идеей. Очень плохой!

— Ну уж нет, — прорычал он, — ты никуда не пойдешь, Лея! Не в этот раз!

Я глаза не открыла, погружаясь в состояние отрешенности и до боли желая вернуться!

— Не уйдешь, я сказал! — яростно сжал Темный мое тело. — Только попробуй уйти, и я выкину из окна твою сестричку, что спит в соседней комнате! Поняла, кошечка? Поняла меня?

— Что? — Я распахнула глаза, шокированно уставилась в его лицо. Спокойствие слетело с Шариссара, словно сухой лист с ветки, и теперь он выглядел взбешенным. Клыки Темного удлинились и касались нижней губы, глаза горели красными углями, а дыхание с хрипом вырывалось из горла. Он словно окаменел, вжимая меня в стену с такой силой, что мне трудно было дышать.

— Ты слышала, — прорычал он. — Посмеешь уйти, и я за себя не ручаюсь.

— Незабудка у тебя? — Я моргнула, осознавая, и перевела взгляд на дверь. — Где? Где она? Дай мне ее увидеть! Ты врешь?

Шариссар сжал зубы, выдохнул и резко отстранился, отпуская меня. Я отпрыгнула в сторону.

— Твоя сестра у меня, — сквозь зубы процедил он. — Так что не делай резких движений, кошечка. И не вздумай исчезнуть.

— Чего ты хочешь? — Я перевела взгляд с двери на его лицо. Темный хмурился, но клыки пропали, хотя глаза все еще оставались красными.

— Правильный вопрос, — усмехнулся он. — Но ответ ты знаешь. Я хочу тебя.

Я закусила губу, руки сжались в кулаки.

— Зачем? — Я уставилась в его глаза, до боли вгоняя ногти в кожу. — Зачем, Шариссар? В Обители ты говорил, что я не нужна тебе. Что ты не заметишь разницы, если… под тобой будет другая. Так зачем я тебе сейчас? Искра погасла, тебе больше не надо пытаться сделать мне больно!

— Я не собираюсь объясняться, — сквозь зубы бросил он. В темных глазах мелькнула растерянность. — Так случилось. Я не могу… с этим бороться. Хоть и пытался. Ты нужна мне. Называй это как хочешь. Я тебя хочу и получу то, что желаю!

Я закусила губу и сжала руки в кулаки. Искра, мне вновь захотелось вцепиться ему в лицо ногтями, разодрать до крови. Сейчас ярость в наших глазах была словно зеркальным отражением друг друга, если бы смогла дотянуться до своей плети — вновь ударила бы. Но вряд ли он мне снова это позволит.

— Я хочу увидеть сестру. — Даже голос изменился, стал похожим на шипение.

— Позже.

— Сейчас! Я тебе не верю. Ты врешь, что Сиера у тебя!

— Я никогда тебе не врал в отличие от некоторых! — выплюнул он. — И Незабудка у меня. И ты будешь делать то, что я тебе скажу, поняла, Лея? Потому что если я обещаю выкинуть девчонку из окна — это не пустая угроза. Уж лучше поверь мне на слово!

— Какая же ты сволочь, Шариссар, — прошептала я в бессильной ярости. — Ты сделал все, чтобы уничтожить Искру. Все, чтобы растоптать меня. А теперь угрожаешь, что если я не останусь с тобой, причинишь вред шестилетней девочке? Да ты просто… — Я сжала ладонями лицо и отвернулась, не желая смотреть на него. Мне больно было на него смотреть. На месте сердца, кажется, образовалась огромная дыра, в которую проваливалось все хорошее, что было во мне. Это была какая-то бесконечность, засасывающая в себя мои глупые надежды, мечты и веру в лучшее. Я ненавидела его и себя за то, что поверила, за то, что увидела в нем что-то хорошее. За то, что жалела его!

— Мне плевать! — Шариссар так быстро оказался рядом, что я вздрогнула. Он сжал ладонями мою голову, заставляя смотреть ему в лицо. Глаза по-прежнему красные, и на клыках кровь. Похоже, он прокусил собственную губу. Смотрелось это жутко, и я дернулась, пытаясь вырваться. — Смотри на меня. — Его голос вновь изменился, рычащих ноток стало больше. — Не смей от меня отворачиваться, поняла? Не смей! Не смей…

Он прижался к моим губам. Но не укусил, как я думала. И даже не поцеловал. Просто прижался и замер. А потом откинул голову, втянул воздух. И схватил меня за руку.

— Идем.

— Куда ты меня тащишь?

— Ты, кажется, хотела увидеть сестру? — раздраженно бросил он. — Или передумала?

Я торопливо кивнула, хотя он на меня уже не смотрел. Темный провел ладонью по стене, и кладка раскрылась, открывая проход, освещенный голубоватым светом. Подняв голову, увидела кружащихся под потолком мотыльков — это именно они светились. Но ничего рассмотреть не удалось, проход закончился, и мы вошли в другую комнату. Я узнала ее сразу, ведь именно ее я видела благодаря Оракулу.

И, мигом забыв обо всем на свете, я кинулась к постели, на которой свернулась клубочком Незабудка. Руки дрожали, когда я коснулась рукой ее щеки, мягких темных кудряшек. Сиера тихонько пискнула во сне, как котенок, и я почувствовала, как на глаза навернулись слезы.

— Не буди ее, — глухо сказал за моей спиной Шариссар. — У нее был трудный день.

Я не стала поворачиваться, вновь провела кончиками пальцев по щеке девочки.

— Ты обрезал ей волосы?! — Я посмотрела на Шариссара с яростью. Он пожал плечами:

— Они мешали.

— Если я сделаю все, что ты захочешь, ты отпустишь Незабудку? — процедила я.

— Ты в любом случае сделаешь все, что я захочу, — в голосе Шариссара скользнула злость. Я не понимала его эмоций. Ведь он получит то, что пожелал из-за своей непонятной прихоти, так отчего он так злится?

— И все же? — настаивала я.

— Сиера останется здесь. Ты тоже, Лея. И вы обе будете… в безопасности. — Я все-таки обернулась, посмотрела на него. Темный стоял возле стены, спиной к свету, и его лицо оказалось в тени. Но клыки пропали и глаза больше не горели безумной краснотой.

— Ты хочешь, чтобы я осталась здесь? В Оххароне?

— Да. — Он раздраженно дернул плечом. — Ты убедилась, что Сиера у меня. Теперь идем, Лея.

Я вновь посмотрела на девочку, поправила на ней покрывало. Уходить от нее не хотелось до боли — я все еще боялась, что ее вновь отберут у меня, что Незабудка исчезнет, стоит мне отвернуться. Но Шариссар уже тащил меня прочь, снова в тот полутемный туннель между комнатами. Мотыльки испуганно разлетелись, когда мы вошли, нежные крылышки шуршали о камни. Я тоже ощущала себя таким же мотыльком — слишком беззащитной перед той силой, что была в Темном. Он не сдержался, развернул меня возле входа в покои, прижал к стене и впился в губы. Его тело придавливало так, что мне действительно нечем было дышать, но он словно не понимал, что целует слишком сильно, требуя подчинения.

— Ответь мне… — Его яростный шепот обжигал мне губы. — Ответь! Ответь, Лея! Мне нужно… это!

И снова горячий язык исследует мой рот, приникает и трогает, а руки гладят и сжимают, нетерпеливо дергают одежду, обрывая завязки. Но я лишь стою, опустив руки и закрыв глаза, не двигаясь. Не отвечая. Мое сознание поплыло, не желая мириться с происходящим и открывая двери пространства. Шариссар зарычал, сжал мне бедра стальными пальцами.

— Только. Посмей. Уйти.

— Я не намеренно! — в отчаянии выдохнула я. — Я это не контролирую! Просто ты делаешь мне больно! Опять!

Он застыл, словно мои слова превратили Темного в каменное изваяние. И с силой ударил кулаком по камню, в кровь разбивая пальцы. Я дернулась, сжалась, закрыла лицо ладонями.

— Мрак, — сквозь зубы процедил он. — Что ты со мной сделала?! Что ты со мной сделала?! Я веду себя как помешанный! Проклятие!

— Я? — Оттолкнула его от себя, уже не в силах сдержаться. — Что я с тобой сделала?! Ты себя слышишь? Боги… я же тебе поверила! Понимаешь, я тебе поверила! Как никому! Ты же стал для меня всем! Ненавижу тебя, ненавижу, слышишь?

— Да. — Он прижал ладонь к груди, опустил голову, с трудом втягивая воздух. — И чувствую. Мрак… Я это чувствую! — он вновь ударил по кладке, и я вздрогнула. — На тебе запах этого… Светлого. Меня это бесит! Меня это просто выводит из себя, понимаешь? — Последние слова он уже прорычал. — Как ты посмела это сделать? Лежать под ним? Как ты посмела?!

— Кто ты такой, чтобы спрашивать? — Во мне тоже взметнулась ярость.

— Ты — моя!

— Да провались ты в Бездну, Шариссар! — выдохнула я, а он вжал меня в стену и просто накинулся на мои губы, терзая болезненным поцелуем, затыкая мне рот и не давая не только отстраниться — дышать. И резко оторвался, закинул себе на плечо. — Отпууустииии!

Не отвечая, Шариссар прошел через коридор, выбив дверь, и занес меня в купальню. Я лишь успела увидеть прозрачный шар, похожий на стеклянный, внутрь которого вели ступеньки. И, поднявшись по ним, Темный на ходу содрал мои ботинки, отшвырнул их, а потом кинул меня внутрь шара. В воду. Так что я утонула, нахлебавшись воды и визжа от ярости. Вынырнула и попыталась встать, но Темный не позволил. Он тоже зашел внутрь и толкнул меня, когда я начала подниматься.

— Меня бесит этот запах! Доводит до ярости! — хрипло бросил он. — Смой его.

Я села, с ненавистью глядя на него, но не поднимаясь. Знала, что уйти он все равно не позволит. К тому же, я уже насквозь промокла. Хорошо хоть вода была теплой, даже горячей, и доходила мне почти до пояса. А еще в ней плавали какие-то цветы, и они же источали приятный легкий аромат.

Откинула с лица прилипшие пряди и яростно дернула тунику, стягивая ее.

— Нельзя было позволить мне раздеться?

Он не ответил, так и стоял, расставив ноги и пожирая меня глазами. И от мужского взгляда — голодного, неистового — мне вдруг стало жарко. И вновь охватила злость. Значит, чужой запах его злит? Что ж. Смывать его я буду долго!

— Может, отвернешься?

— Нет.

Голос прозвучал почти спокойно, только вот выражение лица подводило. Что ж, тогда отвернусь я. Стянула тунику, повертела ее в руках. Но внутри круглого шара не было ничего похожего на крючок или полочку. Поэтому пришлось просто отпустить ткань. Стягивать с себя мокрую одежду, да еще стоя по пояс в воде, было не так-то просто, поэтому я шипела сквозь зубы и ругалась. И все это время ощущала на коже мужской взгляд. Он словно трогал меня, почти осязаемо, хотя Шариссар не издал ни звука, мне даже хотелось удостовериться — повернуть голову и посмотреть, стоит ли он там. Раздраженно дернула мокрую ленту, вытаскивая её из косы.

Набрала в ладони воды и плеснула в лицо почти с наслаждением. Находиться в этом горячем, затянутом паром шаре было приятно, но Шариссару я об этом говорить не стала. И лишь хотела спросить, где зола для омовения, как горячие ладони легли мне на бедра, притягивая к напряженному телу.

— Я помогу. — Его хриплый голос обжег мне висок, а ладони дернули завязки на мокрой сорочке. — Проклятая ткань.

Его пальцы дрогнули, и он снова потянул завязку, почти обрывая ее. Я попыталась отстраниться, но второй рукой Шариссар резко обхватил меня поперек живота.

— Ты сейчас порвешь мою единственную рубашку, — как можно суше бросила я.

— Да, — неожиданно согласился он. — Я хочу содрать все с твоего тела. Немедленно. И оставить тебя голой в своей кровати, навсегда.

Он вновь дернул, и ткань не выдержала, треснула.

— Запах… я все еще чувствую его.

Он потянулся, не отпуская меня, поймал плавающий цветок. Пышный, словно пион, насыщенного синего цвета. Сжал его в ладони, но лепестки не смялись, а лишь сложились, примятые сильными пальцами. Шариссар отбросил остатки сорочки и провел ладонью с цветком по моему телу. От шеи по груди и до живота. Медленно, плавно и дразняще. Обвел напряженный живот и вновь вернулся к груди.

— Знаешь, я и сама могу это делать, — не сдержалась я. Бросила сухо, потому что тело откликнулось, выгнулось от этих прикосновений.

— Проверим в другой раз. — От его голоса вода в шаре стала еще горячее. — Я должен удостовериться, что запаха… не осталось.

Он опустил руку и развязал шнурок на моих штанах. Я слегка дернулась.

— Прекрати!

— Шшшш, тихо, кошечка. — Шариссар отвел мои волосы и тронул губами мочку уха, лизнул, сжал между зубов, прикасаясь языком. И я непроизвольно издала тихий стон, проклиная Темного и не понимая, как он это делает. Как заставляет забыть обо всем? Вновь поверить ему? Только не это!

Но тело откликалось на его прикосновения, и когда Шариссар провел пальцем по моей груди, обвел навершие и сжал, я вновь чуть не застонала. Он, кажется, тоже, потому что дыхание стало еще тяжелее. Мужские ладони накрыли мою грудь, лаская, задевая затвердевшие и напряженные до боли соски. Провел по животу, обхватил бедра и с силой вдавил мои ягодицы в свой пах.

И мы одновременно застонали, не сдержавшись.

Моя голова откинулась ему на грудь, и Шариссар присосался к шее, скользя влажными клыками там, где билась венка.

— Надо… снять с тебя… остальное, — слова он не произнес — вытолкнул из охрипшей глотки.

Темный потянул вниз ткань, оголяя мне бедра. Медленно. И я почувствовала, как прижались к коже горячие губы. Шариссар провел языком, собирая с меня капли воды, от шеи к пояснице. Каждый участок моей чрезмерно чувствительной кожи. Каждую впадинку на позвоночнике. Лопатки. Выпуклость ребер. Опускаясь все ниже. Сжал ягодицы, трогая шелковым языком. И каждое прикосновение заставляло меня вздрагивать. Меня трясло, и отнюдь не от страха или неприязни. Боги! Какая неприязнь? Я хотела этого! Хотела безумно, но не могла допустить. Хотела забыть о его предательстве, обо всем забыть и отдаться этим чувственным прикосновениям, дразнящим ласкам, ему… Хотела вновь почувствовать его сильные движения, почувствовать в себе. Желала соединения наших тел — мучительного и прекрасного, порочного и ошеломляющего, такого, когда кажется, что и души — рядом… Что мы — вместе. Что мы одно целое. И от этого желания разозлилась еще сильнее.

Забыть? Ну уж нет!

— Только давай без вранья и этих… нежностей! Мне их хватило в Хандраш. Мы оба знаем, зачем я здесь, так что… Просто сделай все… быстро. Я устала и хочу спать.

Он замер. Отстранился. Поднялся. А я обернулась, чтобы увидеть его лицо — злое, с тлеющими внутри темных глаз алыми углями.

— Значит, вот как? Мои нежности тебе не нужны? Лепестков роз не хватает? — Алого во тьме стало больше, и я ощутила желание попятиться. Похоже, мне вновь удалось его разозлить. Кажется, у меня это отлично получается.

Шариссар усмехнулся:

— Как скажешь, кошечка. Сделаю быстро.

Он шагнул ко мне, и я все же не выдержала — попятилась. И пятилась, пока не уперлась в затянутую паром, вогнутую стену. Дальше отступать было некуда. Шариссар остановился в шаге, развязал свои штаны, отбросил. Я выдохнула, стараясь не опускать глаза и смотреть ему в лицо. Хотя это было сложно, его желание было слишком очевидно. Темный прижал меня к стене, так что я ощутила все то, на что старалась не смотреть. Горячая плоть прижалась к низу моего живота, и Шариссар сжал зубы.

Положил ладонь мне на бедра, приподнял и… Я не выдержала и застонала, когда он просто насадил меня на себя. Застонала, хотя и пыталась сдержаться, от наслаждения, от невероятного чувства принадлежности ему, от почти болезненного желания близости.

Мой тихий стон-выдох совпал с его — похожим на рык. Шариссар закрыл глаза и втянул с хрипом воздух. Пальцы Темного сжались на моих бедрах почти до синяков.

Несколько мгновений неподвижности и тяжелого дыхания, обжигающего сухие губы, а потом он распахнул глаза и… движение. Сильное, но плавное движение, вырвавшее из моего рта непроизвольный стон.

— Смотри на меня. — Он зарылся пальцами в мои волосы, лаская и мучая. — Не смей от меня отворачиваться… Никогда!

И вновь плавное движение внутри моего тела. Я тихо всхлипнула, желая большего. Почти умирая!

— Так… достаточно… быстро? — процедил Шариссар.

— Что ты… — Слова раздирали глотку. — Я сейчас усну, паладин.

— Дрянь! Моя… — простонал Темный и вбился в меня уже по-настоящему сильно, так, что я закричала, выгнулась в его руках, прижимаясь лопатками к влажной стене пузыря. — А так? — Его пальцы сжимали мои бедра, а я сама вцепилась в мужские плечи, откидывая голову и ловя губами капли, что падали с его волос, слизывая их, глотая, желая ощутить во рту вкус его кожи, языка, тела…

— Ты такой медлительный… — сказать не смогла — простонала.

Наши тела соединялись с ритмичным звуком, и мы пытались втянуть воздух, вцепившись друг в друга, обжигаясь прикосновениями, ловя капли воды и дыхание. Мне казалось, что вода внутри этого шара достигла пика и закипела вместе с нами. Забурлила и пошла паром. Синие глаза Шариссара стали почти черными, клыки чуть приподняли губу, но я не испытывала страха — я захотела ощутить его укус. Его мощные толчки лишали меня всего — разума, силы воли, свободы, даже ненависти, за которую я держалась, как за спасательную доску в бушующем водовороте страсти, дикости и наслаждения. Этот водоворот затягивал все яростнее, не давая возможности выбраться. Нам обоим. Потому что Шариссар уже рычал, а на его лице было ошеломление и блаженство. Снова и снова, заставляя меня уже биться в его руках, не в силах выдержать этой сводящей с ума близости!

— Лея…

Он произнес имя, и оно прозвучало как молитва, как признание, как обещание и подчинение. Я не знала, что всего несколько звуков можно произнести так.

— Дотронься… Прошу… Метка…

Не осознавая до конца, что делаю, я провела рукой по его спине, обрисовывая каменные мышцы, двигающиеся под кожей, переместилась выше, к его лопатке. Накрыла ладонью.

— Ле-яяя… — Полустон-полурык, и я откинулась на скользкую стену, закричав от взорвавшегося вокруг меня мира, обхватив Шариссара, чтобы не упасть. Шариссар дрогнул, но рухнуть Темный не дал, удержал нас обоих, рыча сквозь зубы. И коснулся моих губ — первый раз в этом странном шаре. И этот поцелуй был таким нежным и осторожным, со вкусом благодарности и любви, что мне захотелось плакать. Ну почему с ним так? Слишком хорошо, слишком сильно, слишком больно. И надо вспомнить, за что я его ненавижу…

Записать, что ли, на желтом пергаменте и носить с собой? Или выжечь на коже, чтобы точно не забыть?

Шариссар выровнял дыхание с трудом и стоял, опустив голову, упираясь ладонью в стену шара. Внутри этого пузыря с остывающей водой стало слишком тихо. Настолько, что слышны стекающие по стенкам капли и мокрые хлопки этих странных цветов, когда они ударялись о каменные ступеньки. Я молчала. И ждала… Чего? Не знаю. Казалось, что Шариссар сейчас что-то скажет. Что-то важное. То, что позволит мне… забыть. И поверить…

Он поднял голову, всматриваясь в мое лицо.

— В следующий раз мы сделаем это на кровати.

Я отвернулась, высвободилась из его рук, оттолкнула.

— Надеюсь, следующий раз будет не скоро, — холодно бросила я. — А теперь можно мне остаться одной? Я хочу все-таки смыть с себя… все.

И, даже не поворачивая головы, поняла, что он снова злится. Впрочем, поворачиваться и не нужно было, потому как Шариссар стремительно отвернулся, отшвырнув ногой плавающие штаны, — и так было ясно, что Темный вновь разъярился.

Уже на ступеньках он остановился.

— Нам надо подумать, Лея. Обоим. Но если ты сегодня уйдешь, то знай… Я больше не буду тебя звать. Никогда. Я тебе обещаю. Я не хотел… так.

Я же лишь потянулась к цветку, стараясь не шипеть сквозь зубы.

ГЛАВА 17

Шариссар

Конечно, она ушла…

Он вернулся и теперь стоял под дверью собственных покоев, ощущая себя сумасшедшим глупцом. Да он и стал им. Спасибо девушке с разноцветными глазами. Примирить свой внутренний мир, гордость и восприятие себя с фактом его потребности в ком-то другом никак не удавалось. Но и врать себе смысла не было. Он изменился… Словно связь с Леей вернула способность чувствовать. И любить.

Шариссар уперся лбом в дверь.

Он укусил ее, когда в крови Леи был чистый Свет Искры. Когда она сама была почти Искрой. Образовал между ними связь, не сдержав свои инстинкты. И теперь они были связаны, его Тьма — в ней, ее Свет — в нем…

Его кошечка тоже изменилась: раньше она не смогла бы ударить. А теперь сделала это, и какой-то частью своего сознания он любовался ею — дикой, необузданной, яростной, с плетью в руках. Такая она сводила его с ума, и звериная часть требовала обуздать, подчинить, подмять под себя и заклеймить — немедленно. Наказать ту, что посмела поднять на него плеть.

Он никогда не испытывал столь мощного желания присвоить и завладеть, навсегда…

И одновременно — отдать себя. Всего. Вывернуть наизнанку свою душу ради нее.

Только кому это нужно?

Паладин вздохнул и дернул створку. Довольно. С него хватит. Лея ушла и забрала Незабудку, и он сделает все, чтобы больше не звать ее. Возможно… со временем станет легче. Должно стать. Когда-нибудь.

Интересно, сколько лет ему на это понадобится? Или веков?

А ведь поначалу все казалось простым. Кажется, у него даже был какой-то план… Кажется, он собирался использовать и Лею, и Незабудку в своих целях и для этого сохранил им обеим жизни. Обманывал себя, что делает это ради каких-то честолюбивых планов… Планы? Какие планы, если он теряет контроль рядом с девушкой с разными глазами? Если задыхается, несет какую-то чушь и теряется, не понимая, как себя вести с ней?

В Обители он просто не смог ее убить, хотя должен был. А когда в его руки попала и Незабудка… Да, он помнил пророчество и то, что дети темной принцессы изменят Оххарон. Но это уже произошло, благодаря угасшей Искре Пятиземелье будет уничтожено.

Так зачем он возится с этой малышкой? Но ни отпустить Незабудку к королеве, ни причинить вред Лее он не смог…

И сегодня привычно вел себя с девушкой как всегда — подчиняя, ломая, угрожая. И понимал, что делает что-то не то… Ей нужно другое, возможно, те самые лепестки, воспоминания о которых приводили его в дикую ярость. Он этой романтики не понимал и не умел. Он желал просто привязать Лею к кровати самой надежной веревкой, приковать цепью, сделать что угодно, чтобы она не ушла, чтобы утолить тот безумный голод, что пожирал паладина. Он ощущал себя помешавшимся, больным, диким и совершенно озверевшим от этой потребности в ней. И дело было не только в физической близости. Она просто стала ему нужна. Просто нужна. Он, кажется, просто не может без нее жить.

Стоило только представить, что она вновь уйдет, и он готов был угрожать, требовать, врать — что угодно, лишь бы не отпустить. Лишь бы осталась с ним, хоть ненадолго, хоть поневоле…

Страницы: «« « ... 910111213141516 » »»