Лучшее, чего у меня нет Хатиашвили Анастасия

Вытащив из угла комнаты кочергу, Акакий Сария подправил дрова в огне и вернулся к кушетке. Огонь стал ярче и добрее.

– После той ночи я начал встречаться с ней регулярно. Два-три раза в неделю. А иногда ездил к ней среди ночи. Просто потому, что хотел уснуть в ее объятиях. Я до сих пор помню запах ее тела. Конечно, после Тины я не мог спать со своей женой. Это было выше моих сил. Я прожил с Тиной всего два с половиной года. И это были лучшие 30 месяцев в моей жизни.

– А где она сейчас? – спросил я его еще охрипшим от рыданий голосом.

– Инфаркт. Оказывается, у нее с детства было больное сердце. Наверное, поэтому она так спешила жить.

Я снова замолчал и уставился на огонь. Акакий, увидев, что я успокоился, вновь тихо выскользнул из комнаты и вернулся с маленьким подносом. На нем были бокал вина и три бутерброда на блюдце, а еще пахучий сыр, оливки и нарезанные ароматные помидоры. Я вновь удивился: бокал был как из дорогого европейского ресторана.

– Откуда у вас такие дорогие бокалы? Да и камин построен по самой последней моде.

Тут Сария-старший расхохотался, как Бог. Так сказала бы моя бывшая. В отражении огня его тускло-голубые глаза превратились в сверкающие синие.

– Так это все Заза! Да-да, Заза, мой сынок… – сказал Сария, подошел к комоду и включил на нем старый проигрыватель, сдув с него пыль. Заиграла пластинка, какая-то старая американская джазовая классика. – Этот камин он построил пять лет назад. Сам привез мастеров из города, весь материал притащил, сам процессом руководил. И, видишь, какая красота получилась. И эти бокалы мне прислал на день рожденья тоже он. Он вообще старается приобщать меня к красивой жизни и эстетическому комфорту. Он именно так мне говорит. "Отец, в твоем доме не хватает эстетического комфорта!" Представляешь?

– Это так похоже на Зазу! – сказал я и тоже сделал попытку рассмеяться. И вроде получилось. После горьких слез смеяться было особенно приятно.

– Так выпьем же за Зазу! Негодяй, последние три года только письма пишет! Слишком занят стал, понимаешь! Господин сценарист, ага, как же! Слышал?

– Да, он мне писал…

В ту ночь я долго не мог уснуть. В уме, как кинопленку, крутил кадры нашего с Зазой знакомства. Это произошло в секции по плаванию. У нас оказался общий тренер. Помню, на Зазе были плавки с флагом Канады. Он стоял возле меня и, как всегда, широко улыбался. Нам было всего по четырнадцать лет. Но самое интересное случилось потом. Вечером того же дня мы встретились в церковном хоре. До сих пор не пойму, как он туда попал.

С тех пор мы с Зазой крепко сдружились. Первые сигареты, первая выпивка, первые девушки. Заза с сестрой даже перешли в мою школу, но учились на год старше, потому что мама их отдала в первый класс в пять лет.

Заза всегда стремился проводить со мной много времени. И несмотря на то, что сам был откровенным красавцем, восхищался мной. В разговорах с друзьями он всегда отмечал во мне мои лучшие стороны, хотя их было не так уж много. Я хорошо плавал, неплохо пел вторым голосом в церковном хоре, немного рисовал, обожал решать математические задачи. Но я всегда был замкнут, а Заза, наоборот, маняще открыт. Я не о многом мечтал, мой друг же хотел покорить мир.

Заза пользовался огромной популярностью у девушек. Хотя в этом плане у нас часто случалась странная закономерность: в Зазу влюблялась какая-то девушка, он с ней гулял пару раз, а потом терял интерес. Бедняжка обращалась за помощью ко мне, я ее успокаивал, и она влюблялась в меня, а через некоторое время Заза с умным видом по пунктам давал мне советы, как от нее избавиться.

Через три года Заза с мамой и сестрой Русудан эмигрировали в Торонто. Для меня отъезд Зазы был очень неожиданным. В семнадцать лет я остался без лучшего друга. Хотя Заза часто присылал мне электронные письма, рассказывал о жизни в Канаде, о своих новых друзьях по плавательной секции, о том, что планирует поступать на режиссуру.

Но через год, когда Зазе с Русудан исполнилось по 18 лет, их мама умерла. Несчастный случай. Заза с сестрой вернулись в Грузию. За ними стала присматривать родная сестра их матери Натия. Но с тех пор мы с Зазой почему-то отдалились друг от друга. Я поступил в художественную академию, Заза – на режиссерский. Мы практически не виделись. А потом Заза вдруг серьезно сблизился со своим отцом.

Правда, в конце 2015 года мы неожиданно вновь стали общаться и даже все лето отлично провели вместе. Как-то в конце мая Заза заявился на порог моего дома и сказал, что у него есть для меня прекрасное предложение. Его знакомые открыли в Кобулети ночной бар и попросили Зазу заняться его раскруткой. Я тогда как раз уволился с работы в одной рекламной конторе и взял тайм-аут. Так что мы отправились с Зазой в Кобулети, поселились в уютном местечке на берегу моря и начали думать, как бы заманить в клуб побольше народу. Я занялся разрисовкой стен, разработкой интерьера. И так вошел в раж, что сделал из этого заведения по-настоящему фантастическое место. А Заза взял на себя рекламу в соцсетях и флайеры. Мы разъезжали по всей Аджарии, зазывая народ в наш клуб. А параллельно на полную катушку веселились. Действительно, как писал Заза, это лето было самым запоминающимся в нашей жизни.

Я покинул дом Акакия Сария ранним утром следующего дня. Он заказал мне такси, которое долго сигналило у его дома в половине седьмого. "Эстетический комфорт!" – многозначительно повторил отец Зазы и услужливо открыл мне дверь автомобиля. Я уселся в удобный салон мерседеса и положил рядом гостинцы, которые всучил мне батони Акакий: бутылку черного вина для "хорошего давления", немного лобио и орехов. Несмотря на мое отнекивание Акакий Сария передал водителю деньги. Прикрывая дверь, он на миг остановился.

– Торнике, сынок, а ты просто так ко мне зашел? Или, может, Заза что передавал мне?

Я посмотрел в его опять по-утреннему тускло-голубые глаза и сказал правду:

– Он передал вам привет!

Вторник, 21 июля, 2015

                                 Маяк. Выстрел за выстрел. Выбор

“Когда у тебя не остается выбора – будь отважным”.

                                                             Еврейская пословица

Мы с Зазой стояли у маяка, в Батуми. Он появился здесь во второй половине XIX века, во время османского правления. Смотритель маяка рассказывал, что изначально он был деревянный и к его строительству приложили руки парижские мастера. В начале XX столетия маяк обзавелся мощным освещением.

– И, знаете, что самое интересное? – смотритель заговорщически округлил глаза. – Раньше свет маяка был белый, а сейчас он светит, как лепестками роз.

И правда, свет маяка бросал мягкий красный свет. Мы внимательно слушали смотрителя. Тот курил настоящую трубку и много кашлял.

– Вы мне нравитесь, ребята! – сощурился мужчина. – Поэтому я расскажу главную тайну этого маяка. Готовы? – мужчина немного наклонился к нам. От него пахнуло крепким табаком.

Мы в знак согласия развели руками.

– Это тайна первого смотрителя маяка. Его звали Михаил Ставракис. История гласит, что он был виновником смерти лейтенанта Петра Шмидта. А вот, что произошло на самом деле. Ставракис и Шмидт были ровесниками и кадетами морского корпуса. Вроде дружили. Вскоре оба стали мичманами. Но потом будто черная кошка пробежала между ними.

Смотритель резко замолчал. Казалось, он закончил свой рассказ или просто передумал открывать завесу тайны своего предшественника.

– Жизнь, хитрая штука, столкнула их, только когда расстреливали очаковцев в начале XX столетия. Именно там Ставракис расстрелял Шмидта. Это произошло на острове Березань, в Черном море.

– За что? – спросил Заза тихо.

Мужчина выдохнул дым.

– Ставракис к тому времени уже был капитаном в отставке, а Шмидт – революционером.

– И что потом? – теперь заинтересовался я.

– Что потом? Потом Ставракис стал смотрителем этого маяка. И не боялся ни за свой поступок, ни за свою фамилию, тогда ведь вовсю бушевали большевики. Наоборот, он даже в местных газетах под своим именем публиковался, что-то там писал… Но судьба – она не дура. В конце жизни Ставракис все-таки оказался в тюрьме.

– Сколько дали? – не унимался Заза.

– Смеешься? Расстрел! А ведь был он мужиком незаурядным, сильным, харизматичным.

Тут он вновь замолчал. Вечерело. Мы долго упрашивали подняться на маяк. Смотритель немного ломался, но потом пустил, за бутылку пива.

Уже поднявшись на маяк и внимательно всмотревшись в мутную даль, Заза спросил меня.

– Думаешь, это правда?

– Что?

– Что тот грек шлепнул того немца?

Красные следы чертили в море неведомые людям чертежи.

– Мне кажется, у него не было выбора.

– Какого выбора?

– Стрелять или нет. Ему просто приказали это сделать.

– То есть ты на стороне грека? – Заза шмыгнул носом.

– Я ни на чьей стороне. Да и он поплатился за свой поступок сполна. Выстрел за выстрел, смерть за смерть.

Заза задумчиво всмотрелся в море. Его глаза внимательно шерстили горизонт.

– Думаю, он каждый вечер стоял здесь и вспоминал лицо Шмидта, – сказал Заза. – И, знаешь, мне кажется, как все было? Все отказались, все отказались убивать Шмидта, кроме Ставракиса. Он сказал, я сделаю это. Взял револьвер, подошел к немцу вплотную, но когда увидел смелое, почти каменного цвета лицо Шмидта и вспомнил дружбу, молодость, то сник, как увядший цветок. Шмидт ждал выстрела, а Ставракис упал ему в ноги, рыдал и вымаливал у него прощения.

Я посмотрел на профиль Зазы. На минуту мне показалось, что его глаза светились красным светом.

– И что потом?

– Шмидт был неумолим. Он сказал бывшему товарищу встать, утереть сопли и стрелять в него в упор. И Ставракис выполнил его приказ, – Заза немного помолчал и продолжил. – И с того дня он каждую ночь видел лицо Шмидта и его голубые глаза, ждавшие смерти как искупления. И потом, перед своим расстрелом, он вел себя так, будто так и надо, понимая, что заслужил такой финал. И никто не мог понять поведения смотрителя маяка. С тех пор он стал легендой.

Ночь темным покрывалом укрыла Батуми и зажгла красивые огни.

– Откуда ты все это взял? Море рассказало?

Заза красиво усмехнулся.

– Может, и море. А может, где-то прочитал. Не помню…

Когда мы спустились с маяка, небо было в алмазах. А по морю, как рубиновый призрак, гулял свет маяка, хранящего тайну своего смотрителя.

Вторник, 21 июля, 2015

Мзекала. Маг. Двое

“Есть что-то трагичное в дружбе,

окрашенной цветом влюбленности”.

Оскар Уайльд

Мзекала была в очереди третьей. У мага в комнате сидела какая-то молодая девушка с синими заплаканными глазами, густо накрашенными тушью. Ресницы, как плавники какой-то чудной рыбы, опускались на ее скулы и поднимались. Девушка иногда всхлипывала, неловко поправляя белую нарядную блузку, то долго, задумавшись, смотрела на свой облупленный черный маникюр. Снаружи дожидались мать с ребенком и мужчина с женой, с головы до ног покрытой черным платком.

Вдруг из дома тихо вышла маленькая блондинка с милой внешностью и приветливым лицом. В руках у нее был большой блокнот с ручкой. Она сначала подошла к матери с сыном, записала имя и возраст ребенка и что-то проговорила в утешение обеспокоенной женщине. Потом обратилась к мужчине, который, тыкая в блокнот указательным пальцем, назвал имя и дату рождения супруги, всей закутанной в платок.

– Севда, 16 лет. Сами посчитайте, какого года рождения, – женщина в платке обреченно отвела взгляд в сторону.

Последней маленькая женщина подошла к Мзекале.

– Как вас зовут, калбатоно⁴? – спросила она.

– Мзекала, – тихо выговорила девушка и внимательно всмотрелась в блокнот с записями.

– Сколько вам лет, дорогая?

– 27 полных лет.

– Проблема?

– Я бы не хотела говорить об этом здесь…

Женщина вздохнула и коснулась плеча Мзекалы.

– У нас тут все с проблемами. У кого пострашней, – она посмотрела в сторону отчаявшейся матери. – У кого полегче. Но всем одинаково нужна помощь. Все за ней пришли к Магу.

Мзекала несколько секунд помялась и неохотно выдавила:

– Это по поводу мужчины.

– Все понятно! Материалы с собой?

Мзекала еле заметно кивнула.

– Ок! Ждите. Скоро Маг вас примет.

Перед Мзе стояла, что называется хибара, с земляным полом. Синяя деревянная дверь в форме неровной арки, с переливающейся на солнце лиловой занавеской. У входа в дом стоял большой вентилятор, разгоняющий мух и дарящий хоть какую-то прохладу многочисленным гостям. По бокам можно было увидеть десятки больших и маленьких разноцветных горшков с диковинными цветами. Мзекалу позабавило такое разнообразие горшков. Фиолетовые, розовые, голубые, красные, коричневые, салатовые и лиловые горшки, а в них удивительные цветы неизвестного вида.

Позади Мзекалы была какая-то пристройка с маленьким окном и дверью, а по бокам разбит большой сад – с клумбами, зеленью, местами на грядках можно было заметить даже помидоры и огурцы.

Вскоре из комнаты Мага вышла молодая женщина. Она казалось немного заплаканной, но при этом очень довольной. На выходе она сняла с ног черные тапочки, переобулась в свои сандалии на каблуках, поправила платье, прическу, в зеркальце, которое она наспех достала из сумки, быстро подвела помадой губы и вскоре через сад покинула дом Мага.

Помощница подошла к матери с сыном, прошептала что-то на ухо, всучила ей в руки баночку с какой-то жидкостью и тоже выпроводила домой. К Магу вошли мужчина с женой, а маленькая женщина осталась у входа.

Мзекала огляделась и приветливо сказала:

– Какие красивые цветы в горшках. И так много. Маг любит цветы?

Маленькая женщина усмехнулась и провела по волосам, откидывая их с красивого белого лба.

– Он разводит их. Это его страсть. Все состояние тратит на редкие сорта. Вы еще внутри не видели и там, в отдалении в саду. Пойдемте, покажу.

Маленькая женщина, не дав Мзекале подумать над приглашением, взяла ее за руку и провела вглубь сада. Они шли рядом, как подруги детства: маленькая женщина, живущая в доме Мага, и высокая стройная Мзекала, пришедшая к Магу за помощью. В глубине сада их встретила целая оранжерея прекрасных цветов. Но больше, чем их изумительный вид, Мзекалу поразил их аромат. Он, как афродизиак, возбуждал в ней какие-то странные воспоминания и мысли.

– Что за чудные ароматы? – спросила она маленькую женщину.

– В этом вся и суть. После кратковременной жизни эти красивые цветы Маг превращает в волнительные ароматы. А масла из них помогают многим в личных делах. Мне, например, масло вон из того красного цветка, знаешь, в чем помогло?

– В чем? – Мзекала посмотрела на большой красный бутон.

– Я родила дочку, красивую, как этот цветок.

– А где она? Живет с вами?

Женщина немного замялась и промолвила:

– Уже отдала замуж. Девушки нашей национальности рано выходят замуж. Моей было всего 15, когда она понравилась одному нашему гостю. Говорил, что влюбился в нее с первого взгляда и навсегда. Осыпал ее несметными богатствами. А я молила его позволить ей закончить среднюю школу. Не дал. Украл ее прошлой осенью. А сейчас она уже ждет сына.

Мзекала задумалась, глядя на кроткое лицо маленькой женщины.

– Дети – цветы жизни. Но как же трудно с ними расставаться…

В этот момент издалека прозвучал еле слышимый колокольчик. Женщина прошептала:

– Маг освободился. Пойдем.

Мзекала, не отпуская рук маленькой женщины из своих, спросила ее:

– А кто отец твоей дочери? Маг?

Женщина тихо рассмеялась:

– Нет, что ты? То был мой троюродный брат. У меня своя судьба, у Мага своя. Он выбрал жизненный путь – помогать людям. Своей семьи у него нет. Хотя он очень, очень любит жизнь. Знаешь, какой он крутой сёрфер?! Он, знаешь, сколько путешествует по миру? Но в семье не видит своего предназначения, только в помощи людям. Пойдем скорее. Нельзя заставлять его ждать!

Маг показался Мзекале на удивление молодым. Он сидел босиком на полу в позе лотоса, но было заметно, что мужчина высок и строен. Он был лыс и с серьгой в правом ухе. Шею с правого бока покрывала татуировка летающего дракона. На Маге была свободная серая футболка, синие парусиновые легкие штаны. Из аксессуаров – на руках кожаные браслеты, на груди кулон в виде зуба какого-то млекопитающего или крупного животного. Лицо Мага смуглое, немного удлиненное, гладко выбритое, лишь на бороде островок щетины. Определить, сколько лет мужчине, было невозможно.

Он предложил Мзекале присесть напротив него, прямо на пол. Удобно усевшись на коврик, девушка не сводила с Мага глаз.

– Рассказывай, – прозвучал спокойный голос Мага.

– Не знаю, с чего начать… – Мзекала сложила руки в замок.

– С самого начала, – подсказал мужчина.

Мзекала кивнула и начала.

– Я встретила его в августе и сразу поняла, что хочу быть его девушкой. Но ему нравятся другие девушки, наверное… Потому что вроде бы как он мною заинтересован, но в то же время не очень… А я уже начинаю страдать и идти на всякие ухищрения, чтобы заполучить его внимание. А хотелось бы не только внимания, но и обожания.

– Опиши его! – все тем же тихим тембром обратился к Мзекале Маг.

Она быстро вытащила из заднего кармана джинсов фотографию и протянула ее мужчине. Указала на него на снимке. Маг внимательно взглянул на фото и повторил свою просьбу:

– Опиши его!

– Ну он художник, дизайнер, графический. Работает. Единственный сын в семье. Не богат, но на жизнь зарабатывает. Любит готовить еду, читать книги, смотреть сериалы, кажется, прилично знает французский…

– Кажется?

– Да, я как-то слышала, как он говорил на французском с клиентом, – замахала рыжей гривой Мзекала.

– Продолжай!

– Ну он очень добр, отзывчив, любит посмеяться, хотя немного скрытен. Больше предпочитает тишину, чем шум. Большие компании – это не его стихия. Впрочем, очень любит музыку, особенно классическую – там, оперы всякие… Немного ленив, часто раздражен…

– Почему он тебе понравился?

Мзекала задумалась. Вдруг на ее красивом лице появилась непонятная улыбка. Маг поднял одну бровь вверх.

– Вы будете смеяться, но, наверное, потому что он не обратил на меня внимания с самого начала.

– А сейчас?

– Сейчас мы вроде вместе, но как будто на разных планетах.

– Мужчины и женщины вообще с разных планет, Мзекала… – Маг откашлялся и вновь взглянул на фотографию.

– А кто этот человек рядом с ним?

Мзекала помрачнела, немного скорчила свои красиво накрашенные губы и промолвила:

– В нем-то и проблема. Это Заза, его друг. И он имеет над ним сильную власть.

– Власть какого рода?

– Как бы яснее выразиться: он его любит. Как друга, как брата, как даже не знаю кого… Любое предложение Зазы, и Торнике согласен. Они куда-то едут, идут, что-то делают вместе. Неважно – завтракают, обедают, ужинают, плавают, шатаются по городу, по каким-то делам. Все время вместе. А когда не вместе, то Заза часто ему звонит, пишет. А если нет, то Торнике постоянно о нем говорит. В этой странной дружбе для меня просто места не остается…

Маг внимательно посмотрел на Мзекалу, раскрыл замок ее рук, бережно положил ее руки на ее колени и сказал:

– Знаешь, Мзекала, я мог бы остановить тебя на первом же слове.

– На каком?

– На слове: он его любит. Ведь в этом вся разгадка, ключ. Разве не ясно – когда один человек находит второго… Назови это дружбой, симпатией, половинкой. Но им хорошо вместе. Вопрос в том, почему это так напрягает тебя и, главное, любишь ли ты его так же сильно?

– Да, люблю! – отрезала Мзекала и на пару секунд замолчала. – Но с силой любви его друга не посоревнуешься! Поэтому я хочу, чтобы Заза исчез… Хотя бы на некоторое время… И я окутаю не меньшей заботой, весельем и прекрасным времяпрепровождением Торнике сама. Я его девушка. Я могу, я вправе. Я хочу!

– Что же мешает тебе сделать это сейчас?

– Заза, Заза мешает! Вы просто не знаете его, не знаете, как его много на этом свете…

Маг сделал большой вдох и закрыл глаза.

– Я заплачу большие деньги. Просто сделайте так, чтобы на какое-то время Торнике был только мой. Я все сделаю сама – он в меня влюбится, он растворится во мне без остатка. Он станет моим до мозга костей.

Маг по-прежнему слушал Мзекалу с закрытыми глазами.

– Пожалуйста… – Мзекала плакала.

Тут мужчина открыл глаза.

– Теперь серьезно!

Мзекала напряглась и выпрямилась в спине.

– Ты хочешь, чтобы я сделал приворот на твоего любимого человека, сделал, чтобы Заза исчез или чтобы ты нашла свой путь в этой жизненной ситуации?

Мзекала, не отрываясь, смотрела на Мага с серьгой в ушах.

– Мне нужно выбрать?

Маг молча и многозначительно кивнул.

– Но мне нужно все сразу: и любовь Торнике, и чтобы Заза оставил нас в покое, и чтобы я нашла себя.

Мужчина опять закрыл глаза и повторил:

– Сосредоточься на своем желании, которое тревожит тебя больше всего, и выбирай одно, Мзекала!

Девушка утерла слезы на лице и вновь серьезно задумалась.

– А что мне надо сделать в каждом из вариантов?

В первом – мне нужна его сперма, небольшое количество, или волосы. И эта фотография. Во втором – достаточно этой фотографии. В третьем – твоя кровь.

Мзекала на миг остолбенела и прошептала.

– А какие будут последствия в каждом из случаев?

– Честно?

Девушка закивала.

– В первом – он станет вашим, но на неопределенный срок. Может, год, два или три. Дальше – твое желание, усердие и умение. Торнике – человек с сильной волей. И у него свой путь, своя судьба. Во втором случае – сложнее…

– Почему?

– Потому что, несмотря на большое сердце, этот мужчина, друг, с неуравновешенной психикой. И его судьба…

– Что с его судьбой?

– Не могу сказать наверняка, но она где-то не здесь.

– Не здесь?

– Он скоро сам вас покинет. Но не сейчас, как ты хочешь, а попозже.

– А что насчет моего пути?

– Я покажу, что для тебя поистине ценно.

– Для меня ценны только Торнике и наше с ним будущее.

Маг покорно улыбнулся и медленно проговорил:

– Твое время истекло, Мзекала. Выбирай!

После небольшого колебания девушка Торнике открыла рот и озвучила свое решение. Дом Мага Мзекала покинула без фотографии.

Второй сон Торнике. Алкали. Месть

“Как жаль, что тем,

чем стало для меня твое существование,

не стало мое существованье для тебя”.

Иосиф Бродский

Я лежал в траве. Солнце приятно щекотало мои ресницы и лоб. Громко пели птицы и стрекотали насекомые. Передо мной раскинулся величественный, приятно пахнущий свежестью лес с огромными вековыми деревьями, вздымающимися в небеса. Вдруг я услышал красивый женский голос, напевающий песню где-то в глубине чащи. Я не мог разобрать слов. Но слух ласкал удивительно нежный, как будто сотканный из тысячи поцелуев голос.

Я встал и пошел по направлению к голосу. Он слышался с западной стороны леса, там, где на опушке шумела река. Я старался ступать тихо, чтобы трава и камни под ногами не спугнули таинственную певицу. Но голос будто и не думал утихать, наоборот, с моим приближением становился еще чище, отчетливей, сильней и красивей.

Я отогнул ветвь куста и уперся в огромный камень. На нем сидела моя певица. Она была миниатюрная, в белом ситцевом платье по щиколотку. Сидела ко мне спиной. В руке девушка держала деревянный гребень, которым расчесывала свои длинные белокурые волосы.

Голос ее почти дурманил меня. Я остолбенел и не мог двигаться. Моим единственным желанием было, чтобы она обернулась. И это случилось.

Прямо на меня уставились два ее бездонных голубых глаза. Лукавая улыбка немного кольнула мне сердце. Но тут же голос незнакомки дал понять, что она меня не боится, наоборот, приглашает на свой камень.

Я присел к девушке. Моя нога коснулась ее платья, и ее длинные волосы легли на мою ногу. Тут она собрала волосы в руки и неожиданно спрыгнула с камня в воду. Я опешил. Под нашими ногами, прямо под камнем оказался маленький, но глубокий бассейн с чистой, зеленой водой. Певица стояла в нем, вода покрывала ее грудь. Она не отрывала от меня глаз и не прекращала петь. Казалось, если она сейчас же это прекратит, все волшебство исчезнет. Я слушал ее, почти не моргая.

"Сегодня я буду покорной тебе.

Ночь проведем мы в разговорах".

"О, женщина, не путай мои мысли!

Уйди! Услышь меня!"

Небо рассекает звездный занавес,

Луна спряталась за Медвежьим Крестом.

"Юноша, куда ты ушел? Тебя не видно.

А я так хотела быть честной с тобой…"

Тут и я спрыгнул в воду. Вода оказалась мне чуть выше пояса. Девушка немного понизила голос и опустила глаза, подняла руки из-под воды и спустила с плеч сначала одну бретельку платья, потом другую. Я не отрывал от нее глаз. Вдруг она стала почти нашептывать песню, но делала это еще нежнее и ласковее.

В эту самую минуту, когда белое платье, как трофей, проплыло по воде передо мной, я почувствовал неожиданно сильное желание, такое, какое я никогда ни к кому не испытывал. У меня свело живот, горло, я чуть не потерял сознание. Мне хотелось одного – притянуть к себе незнакомку и впиться языком в ее напевающий рот.

Я сделал шаг, а девушка, как назло, отвернулась от меня. Она медленно разводила по сторонам руками, как будто пытаясь нащупать в воде свое платье. Я сделал еще один шаг и вдруг коснулся ее тела. У меня пересохло в горле, и вдруг я увидел страшное. Волосы певицы на моих глазах превратились в седую замусоленную копну, а ее лицо в профиль стало грязно земельного цвета. Я дотронулся до нее и немного повернул к себе. В лукавом рту певицы сверкали медные зубы, а на руках, не прекращающих разводящие движения в воде, я увидел ужасные длинные когти, как у коршуна. Я чуть не потерял рассудок, потряс головой и зажмурил глаза, сильно потерев глазные яблоки.

Странно, мое желание не пропадало. Оно, наоборот, росло. Когда я открыл глаза, прекрасный облик певицы вновь сиял предо мной. Я понял, что эту злую шутку со мной играет война разбушевавшихся во мне разума и плоти.