Видоизмененный углерод: Сломленные ангелы Морган Ричард
– Как обычно, Ковач, ты касаешься темы, о которой не имеешь ни малейшего представления, с тактичностью стада шимпанзе. Скажу только, что существуют ритуалы, соблюдение которых необходимо для любых плодотворных взаимоотношений с духовным миром.
– Не, ну вот это я, наверное, способен понять, ну так, в общих чертах. Ты говоришь о системе «баш на баш». Quid pro quo. Лужица крови в обмен на горстку услуг. Весьма коммерческий подход, Хэнд, весьма корпоративный.
– Ты чего хочешь, Ковач?
– Интеллектуальной беседы. Я подожду снаружи.
Я откинул полог и вышел, с удивлением почувствовав, как задрожали при этом руки. Должно быть, необработанная обратная связь от биоэлектроники в ладонных пластинах. Они и в лучшее-то время вели себя нервно, как беговые собаки, в высшей степени враждебно реагируя на любое покушение на их операционную целостность, и от радиации страдали, наверное, не меньше, чем остальные части моего тела.
Пары от благовоний Хэнда застряли в носоглотке, как лоскуты мокрой тряпки. Я откашлялся. В висках запульсировало. Я скорчил рожу и издал вопль шимпанзе. Поскреб под мышками. Прочистил горло и еще раз откашлялся. Сел на один из стульев, составленных в круг, и осмотрел свою руку. Дрожь в конце концов унялась.
У Хэнда ушло минут пять, чтобы прибрать свою ритуальную атрибутику. Когда он вышел, то выглядел как достаточно рабочая версия того Матиаса Хэнда, которого мы привыкли видеть. Под глазами залегла синева и кожа приобрела сероватый оттенок, но той отрешенности, которую я видел во взглядах других людей, умирающих от радиационного отравления, в его взгляде не было. Хэнд не давал ей проявиться. На его лице читалось разве что медленно вызревающее осознание собственной неизбежной смертности, да и это мог различить лишь глаз посланника.
– Надеюсь, у тебя что-то очень важное, Ковач.
– Надеюсь, что нет. Амели Вонгсават сообщила мне, что прошлой ночью отключалась бортовая система наблюдения «Нагини».
Он посмотрел на меня.
Я кивнул:
– Ага. Минут на пять-шесть. Это нетрудно провернуть – Вонгсават говорит, систему можно убедить, что это часть стандартной процедуры инспекционной проверки. Так что сигналов тревоги не было.
– О Дамбалла, – он выглянул наружу и окинул взглядом берег. – Кто еще в курсе?
– Ты. Я. Амели Вонгсават. Она сказала мне, я сказал тебе. Ты, возможно, скажешь Геде, и он предпримет что-нибудь по этому поводу.
– Не начинай, Ковач.
– Время принять управленческое решение, Хэнд. Полагаю, Вонгсават вне подозрений – иначе с чего бы ей мне об этом рассказывать. Насчет себя я тоже уверен, и, полагаю, ты тоже ни при чем. За исключением нас троих, затрудняюсь сказать, кому еще мы можем доверять.
– Вонгсават проверила состояние корабля?
– Говорит, что настолько тщательно, насколько было можно, оставаясь на земле. Я больше беспокоюсь насчет оборудования в грузовом отсеке.
Хэнд закрыл глаза:
– Н-да. Просто замечательно.
Он начинал перенимать мою речевую манеру.
– В интересах безопасности я бы предложил, чтобы Вонгсават подняла корабль в воздух с нами двумя на борту – под предлогом слетать проведать наших наноприятелей. Она может запустить проверку систем, а мы займемся грузовой декларацией. Организуй это сегодня к ночи – как раз пройдет достаточно времени после обстрела нанобов.
– Хорошо.
– Также порекомендовал бы отныне иметь при себе одну из таких вот штучек, – я продемонстрировал компактный парализатор, которым меня снабдила Вонгсават. – И носить так, чтобы она не бросалась в глаза посторонним. Милая вещица, да? Как я понимаю, стандартная флотская модификация, прямиком из аварийного комплекта из пилотской кабины «Нагини». На случай мятежа. Минимальные последствия, если облажаешься и выстрелишь не в того, кого надо.
Он протянул руку.
– Не-а. Обзаведись собственным, – я опустил малютку-парализатор обратно в карман куртки. – Обратись к Вонгсават. Она тоже экипирована. Нас троих должно хватить, чтобы подавить в зародыше что бы то ни было.
– Ну да, – он снова прикрыл веки и потер большим и указательным пальцем внутренние уголки глаз. – Ну да.
– Да уж. Такое ощущение – кто-то сильно не хочет, чтобы мы прошли сквозь этот портал, правда? Может, ты не тем чувакам воскуриваешь фимиам?
Ультравиб-батареи снаружи дали новый залп.
Амели Вонгсават подняла корабль на пять километров, некоторое время покружила над землей, после чего включила автопилот. Сгрудившись в кабине, мы трое выжидательно уставились на полетный голодисплей, как дикари на пламя костра. Когда спустя три минуты ни в одной из систем «Нагини» не произошло никакого фатального сбоя, Вонгсават выпустила из легких воздух, который она, похоже, удерживала все это время.
– Наверное, не стоило волноваться, – сказала она без особой убежденности. – Тот, кто здесь развлекался, вряд ли захотел бы умереть вместе со всеми нами, какова бы ни была его цель.
– А это, – сказал я угрюмо, – зависит исключительно от степени его самоотверженности.
– Ты думаешь, что это Цз…
Я приложил к губам палец:
– Никаких имен. Пока рано. Не давай мыслям опережать события. Ну и к тому же стоит учитывать, что наш саботажник просто может уповать на профессионализм их поисковой команды. Все стеки ведь останутся целыми и невредимыми, если наш борт рухнет с небес, так ведь?
– Да, если только топливные элементы не заминированы.
– Ну вот видишь, – я повернулся к Хэнду. – Что, приступим?
Обнаружить проблему в грузовом отсеке не составило труда. Стоило Хэнду сломать печать на первом же взрывоустойчивом контейнере, оттуда повалил такой дым, что нас тут же вынесло обратно в отсек экипажа. Я хлопнул по панели аварийной герметизации, и дверь с грохотом упала. Щелкнули замки. Я лежал на спине, вытирая слезящиеся глаза и заходясь кашлем. Легкие горели, словно их раздирали чьи-то когти.
– Вот… жопа…
В поле зрения возникла Амели Вонгсават:
– Ребята, с вами всё в…
Слабо кивая, Хэнд замахал рукой, отсылая ее назад.
– Коррозионная граната, – просипел я. – Должно быть, открыли, бросили и заперли снова. Амели, что там находилось?
– Момент, – пилот вернулась в кабину, чтобы взглянуть на грузовую декларацию. – Похоже, в основном медицинское оборудование. Запасные модули для автохирурга, кое-какие антирадиационные препараты. Аппаратура для УЛПиО, экзокостюм для тяжелораненых. А, и еще заявочный буй «Мандрейк».
Я кивнул Хэнду.
– Ну, понятно, – я приподнялся и сел, привалившись спиной к изгибу корпуса. – Амели, не проверишь, где размещены остальные буи? И предлагаю проветрить грузовой отсек, прежде чем мы снова откроем дверь. Я и без этого говна уже загибаюсь.
Над моей головой висел автомат с напитками. Я протянул руку, достал пару банок и перебросил одну Хэнду.
– Держи. Запей оксиды.
Он поймал ее со смешком. Я усмехнулся в ответ.
– Итак?
– Итак, – он распечатал банку. – Судя по всему, источник утечки, которую мы обнаружили в Лэндфолле, проследовал за нами и сюда. Или ты думаешь, кто-то вчера просочился сюда извне, чтобы устроить диверсию?
Я поразмыслил:
– Маловероятно. Учитывая резвящихся тут нанобов, двойное кольцо турелей и смертельный уровень радиации на всем полуострове, явиться сюда мог только одержимый маньяк.
– Те кемписты, что проникли на территорию лэндфолльской Башни, подошли бы под такое описание. Они как-никак выжгли себе стеки. Настоящая смерть.
– Хэнд, если бы я пошел против «Мандрейк корпорейшн», я бы, наверное, и сам этим озаботился. Не сомневаюсь, что ваше подразделение контрразведки располагает премилым софтом для допросов.
Он пропустил мое замечание мимо ушей и стал развивать тему:
– Для того, кто смог расколоть Башню «Мандрейк», не составило бы труда пробраться прошлой ночью на борт «Нагини».
– Согласен, но более вероятен вариант внутренней утечки.
– Хорошо, давай будем исходить из этого. Кто? Твоя команда или моя?
Я склонил голову в сторону пилотской кабины и громко произнес:
– Амели, включи автопилот и иди сюда. Не хотелось бы создать впечатление, что мы обсуждаем тебя за твоей спиной.
После весьма короткой паузы в проеме двери показалась Амели Вонгсават со слегка смущенным выражением лица.
– Уже включила, – сказала она. – Я… э-э… я и так слушала.
– Ну и отлично, – я сделал приглашающий жест. – Потому что, рассуждая логически, сейчас ты единственный человек, кому мы можем по-настоящему доверять.
– Спасибо.
– Он сказал, «рассуждая логически», – после того как я прервал его молельный сеанс, настроение Хэнда так и не улучшилось. – Это не комплимент, Вонгсават. Ты сообщила Ковачу об отключении систем – это практически снимает с тебя подозрения.
– Если только я не прикрывала себя на случай, если кто-то откроет контейнер и обнаружит саботаж.
Я прикрыл глаза:
– Амели…
– Твоя или моя команда, Ковач? – нетерпеливо переспросил Хэнд. – Какая из?
– Моя команда? – я открыл глаза и принялся разглядывать этикетку на банке; после того как Вонгсават сообщила о случившемся, я уже успел пару раз поразмыслить на этот счет и полагал, что достаточно хорошо все продумал. – У Шнайдера как у пилота хватит навыков отключить бортовые мониторы. У Вардани, думаю, не хватит. Но и в том и в другом случае кто-то должен был сделать им более выгодное предложение, чем… – я выдержал паузу и бросил взгляд на кабину пилота. – …чем «Мандрейк». Что трудно представить.
– Мой опыт говорит, что достаточно сильные политические убеждения могут перекрыть материальную выгоду в качестве мотивации. Может кто-то из них оказаться кемпистом?
Я подумал о том, что успел узнать за время нашего знакомства о Шнайдере.
«Наблюдать что-то подобное еще хоть раз в своей жизни мне на хер не всралось. Я пас, чего бы мне это ни стоило…»
И о Вардани:
«Сегодня мне пришлось увидеть, как было убито сто тысяч человек… Если я решу прогуляться, то буду знать, что меня обдувает ветер, в котором носятся частицы этих людей…»
– Не думаю.
– Вардани была в лагере для интернированных.
– Хэнд, четверть населения планеты сидит в лагерях для интернированных. В этом клубе членство получить несложно.
Возможно, мой голос был не так равнодушен, как я этого хотел. Хэнд тут же сменил тему.
– Ну хорошо, теперь что касается моей команды, – он виновато покосился на Вонгсават. – Кандидатов отобрали случайным образом и загрузили в новые оболочки всего несколько дней назад. Едва ли кемписты успели бы за это время до них добраться.
– А Могильеру ты доверяешь?
– Доверяю в том смысле, что ему насрать на все, кроме своего процента. И он достаточно умен и понимает, что Кемпу не победить в этой войне.
– Подозреваю, что и Кемп достаточно умен и понимает, что Кемпу не победить в этой войне, но это никак не сказывается на его вере в то, что она необходима. Перекрывает материальную выгоду, если помнишь.
Хэнд закатил глаза:
– Ладно, кто? Твоя ставка?
– Существует еще одна возможность, которую ты не учитываешь.
Он посмотрел на меня:
– Ой, только не это. Не надо этих сутьядевских сказок про полуметровые клыки.
Я пожал плечами.
– Как хочешь. У нас два необъясненных трупа, у которых вырезали стеки и еще черт знает что сделали, и они, похоже, участвовали в экспедиции, собиравшейся открыть портал. Теперь портал собираемся открыть мы, – я ткнул пальцем в пол, – получаем вот такое. Разные экспедиции с разрывом в месяцы или даже год. Единственное, что между ними есть общего, – то, что находится по другую сторону портала.
Амели Вонгсават склонила голову набок:
– На месте первоначальных раскопок Вардани никаких проблем же не было, разве нет?
– По их наблюдениям, не было, – я сел ровнее, пытаясь упорядочить течение мыслей. – Но кто знает, сколько времени занимает реакция этой штуковины. Откроешь ее, обратишь на себя внимание. Если у тебя высокий рост и перепончатые крылья, то все нормально. Если нет, запускается какой-нибудь… ну я не знаю, скажем, какой-нибудь медленно действующий аэрогенный вирус.
Хэнд фыркнул:
– И как он действует?
– Не знаю. Может, эта сука проникает тебе в мозг и… что-то с тобой делает. Превращает в психопата. Заставляет перебить коллег, вырубить их стеки и спрятать трупы в сетях. Уничтожить экспедиционное оборудование, – я заметил, как они оба смотрят на меня. – Да ладно, ладно, знаю я. Просто набрасываю варианты. Но вы задумайтесь. У нас там наносистема занимается эволюционным производством собственных боевых машин. И это мы построили. Человечество. А человечество отстает от марсиан на несколько тысяч лет по самым консервативным оценкам. Кто знает, какие защитные механизмы могли разработать и оставить марсиане.
– Может быть, во мне говорят годы коммерческой деятельности, Ковач, но мне трудно поверить в существование защитного механизма, который раскочегаривается целый год. В смысле, я бы акции такой компании не купил, а я по сравнению с марсианами пещерный человек. Гипертехнология, я полагаю, автоматически предполагает гиперэффективность.
– Ты, блин, и впрямь пещерный человек, Хэнд. Начнем с того, что ты оцениваешь все подряд, включая эффективность, с точки зрения прибыли. Система не обязана обеспечивать внешнюю выгоду, чтобы быть эффективной, она просто должна работать. Что вдвойне справедливо в случае оружия. Повернись к окну и погляди на то, что осталось от Заубервиля. Где тут чья-то прибыль?
Хэнд пожал плечами:
– Спроси Кемпа. Это его рук дело.
– Ну хорошо, посмотри на это так. Пять-шесть веков назад оружие вроде того, что сровняло с землей Заубервиль, использовалось бы исключительно для устрашения. Ядерные боеголовки в то время еще пугали людей. Теперь же мы швыряем их направо и налево, как игрушки. Мы знаем, как подчищать за ними, как справляться с последствиями, в результате чего их применение стало возможным. Сейчас для устрашения нам приходится использовать генетику, ну или нанотехнологии. Это что касается нас, нашего положения вещей. Легко предположить, что у марсиан на войне в этом плане были проблемы посерьезнее. Что они могут использовать для устрашения?
– Нечто, превращающее людей в кровожадных маньяков? – вид у Хэнда был скептическим. – Через год? Да ладно.
– Да, но если этот процесс не остановить?
Наступила тишина. Я по очереди оглядел их обоих и кивнул.
– Что, если это нечто поступает по каналу гиперсвязи, как этот портал, выжигает поведенческие протоколы в каждом мозге, который попадается на пути, и в конце концов поражает все живое по эту сторону? Неважно, с какой скоростью оно будет распространяться, если в итоге сожрет все население планеты.
– Эвак… – Хэнд сам понял, куда ветер дует, и заткнулся.
– Эвакуация невозможна, поскольку она распространится повсюду, куда бы мы ни направились. Ничего нельзя сделать, кроме как изолировать планету и наблюдать за ее гибелью на протяжении, возможно, одного-двух поколений, но без всякой надежды на ремиссию.
Снова навалилась тишина, окутав нас холодными складками, точно мокрая простыня.
– Ты считаешь, нечто подобное происходит на Санкции IV? – наконец спросил Хэнд. – Поведенческий вирус?
– Ну, это, по крайней мере, объяснило бы войну, – безмятежно заметила Вонгсават, и вся наша троица неожиданно для себя разразилась смехом.
Напряжение спало.
Вонгсават раскопала пару кислородных масок в пилотском аварийном комплекте, и мы с Хэндом направились обратно в грузовой отсек. Открыли восемь оставшихся контейнеров и отступили на приличное расстояние.
Три безнадежно повредила коррозия. Четвертый пострадал частично: неисправная граната разнесла лишь четверть содержимого. Мы обнаружили фрагменты, в которых опознали обломки боеприпасов из оружейного запаса «Нагини».
Мать вашу.
Треть антирадиационных препаратов. Потеряна.
Резервный софт для половины автоматических систем экспедиции. Уничтожен.
Остался только один буй.
Вернувшись в пилотский отсек, мы сели, сняли маски и какое-то время молчали, погрузившись в мысли. Дангрекская команда, словно взрывоустойчивый контейнер, плотно запечатанный профессионализмом бойцов элитных войск и физическим превосходством боевых оболочек.
Разъеден изнутри.
– Так что вы скажете остальным? – поинтересовалась Вонгсават.
Мы с Хэндом обменялись взглядами.
– Ничего, – сказал он. – Ни единого сраного слова. Все останется между нами троими. Спишем на аварию.
– На аварию? – удивленно переспросила Амели.
– Он прав, Амели, – я смотрел в пространство перед собой, напряженно размышляя, дожидаясь проблеска интуиции, который мог бы подсказать мне ответ. – Нет никакой выгоды обо всем рассказывать. Будем с этим жить до следующего кадра. Скажи, что была утечка в аккумуляторном отсеке. Что «Мандрейк» жмотится и закупает просроченное оборудование из армейского резерва. Этому они должны поверить.
Хэнд не улыбнулся. Его можно было понять.
Разъеден изнутри.
Перед приземлением Амели Вонгсават сняла, как идут дела у наноколоний. Вернувшись в комнату общего сбора, мы проиграли запись.
– Это что, паутина? – спросил кто-то.
Сутьяди выкрутил увеличение на максимум. На дисплее отобразилась серая сеть в сотни метров длиной и десятки шириной, которая затягивала все впадины и трещины, куда не доходили вибрации ультравиб-батареи. По нитям паутины ползали угловатые паукообразные существа. В глубине тоже угадывалось какое-то движение.
– Быстро работают, – жуя яблоко, заметил Люк Депре. – Но, на мой взгляд, они заняли оборонительную позицию.
– Пока да, – согласился Хэнд.
– Ну вот пусть на ней и остаются, – Крукшенк обвела собравшихся воинственным взглядом. – Хватит уже вокруг этого фуфла на цыпочках ходить. Предлагаю прямо сейчас расчехлить наши МАСы и засветить разрывными снарядами в самую середку этой фигни.
– Они просто приспособятся к ним, Иветта, – сказал Хансен, глядя в пространство перед собой; хоть нам и удалось убедительно преподнести легенду насчет утечки в аккумуляторном отсеке, новость о том, что остался лишь один буй, расстроила Хансена на удивление сильно. – Обучатся и снова адаптируются.
Крукшенк сердито взмахнула рукой:
– Ну пусть учатся. Выгадаем еще немного времени, что, не так?
– Разумно, – Сутьяди поднялся. – Хансен, Крукшенк. Сразу после ужина. Разрывные снаряды с плазменным сердечником. Чтобы отсюда было видно, как эта дрянь полыхает.
Сутьяди получил, что хотел.
После торопливого раннего ужина на камбузе «Нагини» все высыпали на берег, чтобы полюбоваться представлением. Хансен с Крукшенк установили одну из мобильных артиллерийских систем, скормили процессору ролик, отснятый Амели Вонгсават для определения координат, и отступили, предоставляя установке запустить снаряды с плазменным сердечником поверх линии холмов в наноколонии и в то, что там эволюционировало внутри паутинных коконов. Горизонт окрасился красным.
Я наблюдал за этим зрелищем с борта траулера вместе с Люком Депре. Опершись на релинг, мы по очереди потягивали заубервильский виски из бутылки, найденной в шкафу на мостике.
– Очень красиво, – заметил ассасин, указывая на зарево в небе рукой с зажатым стаканом. – И очень примитивно.
– Ну, война как-никак.
Он посмотрел на меня с любопытством:
– Странная для посланника точка зрения.
– Бывшего посланника.
– Ну хорошо, для бывшего. Корпус славится утонченностью подхода.
– Когда это им удобно. В случае необходимости их подход может и измениться. Возьми Адорасьон, Шарию.
– Инненин.
– Ну да, Инненин тоже, – я заглянул в почти опустевший стакан.
– Знаешь, чувак, вот от отсутствия утонченности вся проблема и идет. Война могла закончиться полгода назад, если бы дело вели похитрее.
– Думаешь? – я поднял бутылку; он кивнул и протянул стакан.
– Точно. Отправить в Кемпополис спецбригаду и замочить этого мудака. Войне – конец.
– Упрощаешь, Депре, – я наполнил стаканы. – У него есть жена, дети. Пара братьев. Они вполне могут сплотить вокруг себя людей. Как насчет них?
– Их, разумеется, тоже убрать, – Депре отсалютовал стаканом. – Твое здоровье. Наверное, еще и начальников штабов в придачу, ну так и что? Тут работы на одну ночь. Два-три взвода, хорошая координация действий. При общих затратах… ну сколько это может стоить?
Я отпил глоток и состроил гримасу:
– Я тебе что, бухгалтер?
– Ну, одним словом, по цене пары отрядов смерти можно было окончить войну еще год назад. Несколько десятков по-настоящему мертвых людей вместо всей этой заварухи.
– Ну да, ну да. А еще обе стороны могли бы просто запустить «умные» системы и эвакуировать всю планету, пока те не навоюются до полного пата. Исключительно поврежденная техника, ноль людских потерь. Как-то не представляю, чтобы они бы на это пошли.
– Нет, – мрачно сказал ассасин. – Вот это и впрямь стоило бы слишком дорого. Всегда дешевле убить людей, чем машины.
– Для профессионального киллера ты, уж извини, как-то слишком чувствителен, Депре.
Он покачал головой.
– Я знаю, кто я такой, – сказал он. – Но я сам сделал этот выбор, и в своем деле я хорош. Под Чатичаем я видел трупы с обеих сторон – среди них были парни и девчонки моложе призывного возраста. Это была не их война, и они не заслужили того, чтобы погибнуть в ней.
Я подумал о взводе «Клина», который завел под вражеский огонь в сотне километров к юго-западу отсюда. О Квок Юэнь Йи, лишившейся рук и глаз в результате того же самого удара «умной» шрапнели, который оставил без конечностей Эдди Мунхарто и сорвал лицо с Тони Ломанако. Остальным повезло меньше. Они, конечно, не были невинными юнцами, но умирать им тоже не хотелось.
Минометные залпы, раздававшиеся с берега, стихли. Прищурившись, я нашел взглядом фигуры Крукшенк и Хансена, уже едва различимые в густеющем сумраке, и увидел, что они зачехляют орудие. Я осушил стакан.
– Ну вот и все.
– Как думаешь, сработает?
Я пожал плечами:
– Как и сказал Хансен. На какое-то время.
– То есть они теперь знают мощности наших разрывных снарядов. Заодно, наверное, научились противостоять лучевому оружию – тепловое излучение там примерно такое же. А автотурели уже ознакомили их с нашими ультравиб-мощностями. Что у нас еще есть?
– Острые палки?
– Насколько мы преуспели с открытием портала?
– А чего ты меня спрашиваешь? Вардани же эксперт, а не я.
– Вы с ней, похоже… близки.
Я снова пожал плечами и молча принялся смотреть вдаль. На залив наползал вечер, и водная поверхность постепенно тускнела.
– Идешь или здесь останешься?
Я поднял бутылку к темнеющему небу, подсвеченному снизу приглушенно-красным. Она не опустела еще и наполовину.
– Не вижу никаких причин уходить.
Он усмехнулся.
– Ты же, надеюсь, понимаешь, что мы не простое виски пьем, а коллекционное. По его вкусу, может, этого и не скажешь, но в цене оно теперь подрастет. Я имею в виду, – он ткнул через плечо туда, где раньше находился Заубервиль, – отсюда ж его больше не дождешься.
– Да уж, – я повернулся лицом к убитому городу и, снова наполнив стакан, воздел его к небу. – Вот за них давай и выпьем. Всю эту сучью бутылку.
После этого разговоры практически сошли на нет. По мере того как уменьшался уровень жидкости в бутылке и траулер обступала ночь, наша речь становилась все более медленной и все менее связной. Мир сузился до палубы, очертаний мостика и жалкой пригоршни звезд, проглядывавших сквозь пелену облаков. Мы отлипли от релинга и уселись на палубу, привалившись к идеально подходящим для этой цели выступам надпалубных сооружений.
В один прекрасный момент Депре неожиданно спросил:
– Ковач, а тебя в баке выращивали?
Я поднял голову и сфокусировал на нем взгляд. Это было популярное заблуждение, насчет чрезвычайных посланников, и слово «баклан» было столь же популярным оскорблением на полудюжине планет, куда меня в разное время отправляли. Однако уж от бойца войск специального назначения…
– Разумеется, нет. А тебя?
– Меня-то, блин, точно нет. Но посланники…
– Ну а что посланники? Нас припирают к стенке, разбирают психику в виртуале на мелкие части и перестраивают заново с навыками, без которых мы в нормальных обстоятельствах предпочли бы обойтись. Но по большей части мы все-таки обычные люди. Естественное взросление обеспечивает базовую гибкость, без которой в принципе трудно обойтись.
– Да не особенно трудно, – покачал пальцем Депре. – Можно создать конструкт, запустить ему виртуальный жизненный цикл на ускоренных оборотах, а потом загрузить в клон. Такая штука может даже и понятия не иметь, что не росла естественным манером. Ты сам можешь такой штукой и быть, если уж на то пошло.
Я зевнул:
– Ну да, ну да. Как и ты, кстати сказать. Как и любой из нас. С этой вероятностью приходится мириться при каждом новом переоблачении, каждой новой ОЧС-трансляции, и знаешь, почему я уверен, что со мной этого не произошло?
– Почему?
– Потому что никто в здравом уме не запрограммировал бы такие мудацкие жизненные обстоятельства, как мои. Они еще в ранней юности сделали меня социопатом со спорадически проявляющейся склонностью к насилию и тенденцией к нарушению субординации, а также эмоциональной непредсказуемостью. Зашибись, какой из меня боевой клон, Люк.
Он расхохотался, а через мгновение к нему присоединился и я.
– Это, однако, наводит на мысли, – заметил он, отсмеявшись.
– Что?
Он обвел рукой пространство перед собой:
– Да все вот это. Этот берег, это спокойствие. Тишина. Может, это все всего-навсего какой-нибудь военный конструкт. Место, куда нас залили на время смерти, пока решают, куда перебросить дальше.
Я передернул плечами:
– Ну так наслаждайся, пока дают.
– Что, ты бы мог получать удовольствие в таком месте? В конструкте-то?
