Отечественная война 2012 года, или Цветы техножизни Тюрин Александр

Пролог

На скамейке возле стены дома лежало тело. Тело было худым и спящим, для сохранения тепла оно свернулось в позе эмбриона, стремясь занять минимальный объем. Единственное, что оно выражало, – это неудовлетворение своим положением в пространстве и времени. А граффити на стене, словно по контрасту, изображало радостного и крепкого человека-борца с колесами вместо ног, молнией на месте позвоночника и автоматами Калашникова взамен рук. Около двух часов ночи граффити, несмотря на похолодание, потекло. Жидкость, стекая до земли, испарялась и превращалась в облачко тумана. Туман чувствовал тело.

Температура тела – тридцать пять градусов. Патологические изменения организма превышают возрастную норму, пищевод воспален, предстательная железа увеличена, пятый межпозвоночный диск смещен. Мозговые ритмы свидетельствуют о фазе глубокого сна.

И хотя температура лежащего тела действительно не превышала тридцати пяти градусов, его заметили инфракрасные детекторы патрульного дрона, пролетающего на высоте десяти километров вдоль шестидесятой параллели.

Дрон передал координаты «малоразмерной стационарной цели» полицейскому вертолету. Но туман, окутавший «малоразмерную цель», не позволил инфракрасным сенсорам вертолета определить даже ее контуры.

Пилот решил снизиться и на высоте тридцать метров включил два прожектора, но свет рассеивался в тумане, окружающем тело. Для любителя эзотерических книг оно бы сейчас напоминало серебристое эфирное существо.

Далекий от чтения книжек борт-стрелок открыл дверь, отвел в сторону турель пулемета и закашлялся. «Поднимай машину, вонь какая-то», – сказал он пилоту. За несколько секунд вертолет взмыл на высоту сто метров. Палец пилота направился к кнопке бомбометания. Через мгновение на землю должен был упасть контейнер с роботблохами, которые произвели бы зондирование тела. Но за мгновение до этого внутри вертолета произошла вспышка, парализовавшая ретину глаз у пилота, и неуправляемая машина пошла курсом на северо-запад, чтобы врезаться в изогнутую, как парус, стену небоскреба.

Шум столкновения, которое уничтожило бесшумный вертолет и разрушило несколько офисных помещений, не был слышен на земле. Человек на скамейке продолжал спать, хотя лицо его приобрело довольное выражение, а губы потянулись вперед, словно собираясь кого-то поцеловать.

Глава 1. Негр литературный

Проснулся на скамейке. «Егда лежиши на мягких постелях под собольими одеялы, меня вспомни, под одним платком лежащего, и от стужи оцепеневшего». Если точнее, платка у меня тоже не было, даже носового, и сопли привольно текли на скамейку, как река Волга в Каспийское море.

Едва оторвал окостеневшее тело от холодных досок, оснащенных клейкими ловушками из жвачки. Захрустели просоленные позвонки, словно под моей хилой плотью скрывался ржавый стальной каркас.

Это в Василеостровском Сити скамеечки – теплые, нежные, массаж делают, потому что сделаны из таиландского нанопластика. А здесь я полночи перетряхивал свои замороженные кости с боку на бок. Плащик-то на рыбьем меху, из щетинистых червей, которых откармливают мясом неудачников на желтоморских плантациях. На вторую половину ночи я уже отключился и даже прожектора полицейских дронов вместе с едким светом рекламных облаков не могли вывести меня из анабиоза.

У меня бывают сны – достойные верхней ступени пьедестала в чемпионате сновидений. Таких снов ни в каком соннике не найдешь. Хотя, прямо скажем, есть в них что-то инфантильное. Например, намедни приснилось, что я умею плевать на километр и... Лерочке Найдорф прямо в рот, бац, во время ее очередного блестящего выступления. Но сегодняшний сон на скамейке оказался откровенно кислым, потому что в нем все было как наяву, только хуже. Лед вползал мне в ботинки, за воротник, доски высасывали последнее тепло, как банда вампиров.

И вдруг я почувствовал руку около своего окостеневшего лица. Мамой клянусь, не жилистую лапу бандита, которая готова вырвать тебе кадык и выдавить моргала, а женскую ручку в ореоле ласкового тепла.

Я потянулся к этой руке губами, лицом, конечностями и бесконечностями и... меня разбудил своим трындением рекламный пузырь, который повис, зараза, возле самого моего уха:

– Каждый житель возрожденной Золотой Орды тратит в среднем два часа в сутки на удовлетворение половых потребностей, четыре часа на поедание сладостей, курение кальяна, питие кофе, два часа на гигиенические процедуры и бани, десять часов на здоровый сон, два часа на песни и танцы, оставшееся время уходит на участие в верблюжьих и конских скачках. А как с этим у тебя?

Интересно, кем они удовлетворяются целых два часа? Может, друг другом, в порядке очереди? И кто все-таки верблюд? Нам тоже много обещали пять лет назад, когда «открытый ганзейский город Петербург» только появлялся на политических картах, а у меня было много больше зубов и на моей голове стояли густыми рядами дивизии волос.

– Небось тратишь весь день на скандалы со своей бабой, а на ночь она уходит к соседу-сантехнику. Пока не поздно, вступай в Орду онлайн, набрав адрес www.kulikovo-pole-rollback.horde, – добавил пузырь и, не вступая в дальнейшую полемику, лопнул. Хотя насчет соседей-сантехников он рубит фишку.

На часах утро понедельника. Понедельник вообще тяжелый день. Воскресенье немногим лучше, потому что весь день грузишься тем, что завтра будет еще хуже. Но мои понедельники – неизменно на первых строчках в хит-параде тяжелых дней. А этот понедельник – чемпион даже среди моих понедельников. Пришлось тащиться на Лиговку ночью и проводить досуг на скамейке в обшарпанном скверике. А поехал бы я утром, то меня завернули бы обратно. Надо иметь чип-пропуск, действительный в рабочие часы. Банда «Апфель» строго, как лесной санитар-волк, следит за своим лесом, и пришлых паразитов выкусывает еще на опушке.

С полчаса как солнышко стало пригревать, что особо ценно питерской осенью, которая никак не хочет меняться в лучшую сторону, хотя Африка уже завонялась от жары. Согревшийся воздух пока не насытился пылью и высокомолекулярной заразой, которую охотно выделяют наноплантовые кактусы-небоскребы. Мне уже почти хорошо, но одна нога еще костяная, как у гражданки Яги.

Лиговка. Если немного прищурить глаза, то все так же, как пять лет назад – до проигранной сибирской войны, до оккупации. Только не надо смотреть на северо-запад, где с «алмазного неба», состоящего из нанодисплейных аэрозолей, проливает свой свет небесная реклама. Вон и сейчас с «неба» как будто спускается «Подруга Надувная со скидкой для постоянных клиентов», ее огромные ягодицы готовы раздавить центр города. «Каждый клиент, купивший не менее двух Надувных Подруг, получает в подарок мощный насос!»

А на северо-востоке зажигает вкусное небесное объявление: «Borschtsch. Наилучшая еда для кукол и других биомехов [7]. Поев borschtsch’а, ваши нежные куколки от радости зацелуют вас насмерть». Но этот рекламный кошмар все же лучше, чем социальная реклама, которая сияет в северной части неба: «Покаяние стоит денег. Перечисли средства на памятник польским воинам-освободителям, павшим в Московии в 1612 году, – и спи спокойно».

Сияние реклам несколько размазывается в сизой дымке – это аэрозольный барьер из мириадов маленьких, но усатых наностражников. При необходимости усики позволяют им сцепляться в прочнейшую сетку. Барьер защищает сердце открытого ганзейского города от целого роя крылатых биомехов, которых выпускают мифические, однако страшно злобные красные партизаны со своих чердаков. На эту тему имеется целая серия комиксов. В итоге Рой будет побежден Леди Адианой, это такая дама-стрекоза со звездно-полосатыми крыльями, и Упырьменом, внебрачным сыном Бэтмена от Королевы Пиявок.

А по телику вот что на прошлой неделе показывали. Наши-де проигравшие генералы имели в ту войну миллиарды крохотных биомехов, размером в сантиметр. Эта металлоорганическая саранча способна была репродуцироваться, откладывая яички, жрать все подряд и переносить в клюве целое стадо зловредных синтетических вирусов. Однако, в полном согласии с голливудскими канонами, генералы-минералы во главе с генералиссимусом Львом Виссарионовичем Джуковым были поголовно тупыми и пьяными, поэтому американское элитное подразделение (десяток джорджей-клуни) побило их справедливыми кулаками и отняло чемодан с биомехами...

В общем, вдаль лучше не смотреть во избежание соблазнов; мне пока не светит ни надувная подруга, ни насос, чтобы по-быстрому надуть ее, ни нежная куколка с мощными поцелуйчиками взасос. Не стоит смотреть и на «кабинку счастья», прилепившуюся к насквозь полимеризированному топольку. Соблазн дешев, но велик. Внутри кабинки нанопластиковые гениталии производства Папуа – Новая Гвинея для занятий онанизмом на скорую руку, снаружи она украшена красочной социальной рекламой районного значения. Сочное яблоко в руках у сисястой трехмерной Евы. Она, облизывая силиконовые губы, символизирует пока еще отсталое население Лиговки, которое жаждет получить сертификат полноценности по программе «American Not Russian Certified Professional» и доступ ко всем прелестям западной цивилизации.

Лучше ограничить свой взгляд стенами домов, обшарпанными, но приятными, как лицо родной бабушки.

«О русская земля! Уже ты за холмом». Если точнее, за Обводным каналом, на Лиговке. Классические бабушки-старушки, быстро вымирающий вид, здесь еще заметны. Попадается и другой исчезающий вид, достойный Красной книги. Несмотря на рань, двое пацанов в замурзанных курточках осваивают нижние ветки деревьев и по-тарзаньи прыгают с качелей в жирную грязь. Даже воробьи в лужицах возятся, сдавая зачет по плаванию в бассейне, где воды по воробьиные яйца. Это настоящие воробьи, а не рекламные орнитоптеры с воробьиной внешностью, которые какают карамельками фирмы «Кэндисофт».

В «парке Юрского периода», на Лиговке, реликтовые старушки в мохеровых шапочках еще попадаются, вместе с другими эндемичными видами. А на Васильевском острове, в Центре и на Петроградской стороне от них остались одни окаменелости. Смена геологических эпох произошла в полном соответствии с тезисом нашей генерал-губернаторши Леры Найдорф о том, что «совки должны вымереть, как трилобиты».

До войны, если честно, плевать мне было на обшарпанную Лиговку. Старорежимные бабки в пальто фабрики «Большевичка» вызывали у меня зубную боль, а пацанов, марающих парадные, я был готов утопить в первой попавшейся луже. Но сегодня щемит сердце.

Этот уютный знакомый мирок скользит вместе со мной в пункт приема вторсырья.

Старухи по большей части стали клиентками центра эвтаназии «Элизиум», где функционирует настоящий конвейер по отправке в лучший мир. Там же были утилизованы бомжи, алканавты и прочие недограждане, которые не имели счета в банке и игнорировали шопинг в супермаркете. Согласным на добровольный уход было положено две недели на удовлетворение самых нескромных желаний – коньяк, отменная закуска, скорая сексуальная помощь. Несогласным пришлось помучиться. На них шла охота – точь-в-точь, как на тропических атоллах, когда на пляже вылупляются беззащитные черепашки и их давай жрать разнообразные хищники, сбежавшиеся и слетевшиеся со всего океана. И в наш город счастливой охоты приезжали охотники со всего света; как профессионалы-трансплантологи, оснащенные всепогодными дронами [8], так и мускулистые любители с ножами-сербосеками.

Но мы живем в гуманном обществе, кто бы сомневался, и какой-то процент недограждан пока еще сохранил свою никому не нужную недожизнь. Некоторые нашли место на киностудии, сниматься в массовке в фильмах про темное прошлое. Те, что помоложе-посимпатичнее-поглупее, имели шанс вступить в ряды многомиллионногой армии промоутеров и отправиться в первобытные леса – проповедовать туземцам Амазонки и Борнео пользу безалкогольного пива и зубной пасты для искусственных челюстей. Кого-то пригрел «Фонд Опен-Сороса» – им только перерезали семенные канатики, чтобы не размножали иждивенчество, и попросили выдавать в год по три научные работы мирового уровня для публикации в журнале «Science» под красивым американским псевдонимом. Ну а некоторые стали зарабатывать своим телом... Я не про геев, а про нас, мужиков с бутылочками-вампирками на боку.

У меня – слева, в районе поджелудочной железы, разъемчик стоит. Оттуда выходит тоненький пульсирующий шланг, который впадает в бутылочку, приклеенную скотчем к ремню. К вампирочке сходятся микрошланги, которые вытягивают из моего организма все мало-мальски ценное, от гормонов до стволовых клеток. Все, что пригодится фирме «ИГ Лебенсиндустри».

Я, можно сказать, почетный донор, почти герой. Меня орденом Pour le Merite пора награждать. И если бы мне вместо ордена дали в пузатом конверте крупную сумму денег, я бы просто обиделся. Вот фирма меня и не обижает, вручая мне тонкий пластиковый грошик за каждую сданную порцию жизненной силы. Их менеджер «по связям с донорами» сказал мне, что у фирмы дебет с кредитом не сходится, потому что она платит «дань покаяния», как и все питерские конторы. Дань идет на компенсации «жертвам царистско-сталинистской тирании» – потомкам крымских ханов и членам возрожденной ногайской орды, духовным наследникам петлюровских гайдамаков и клонам латышских стрелков, внукам сбитых во Вьетнаме американских пилотов и правнукам великих антибольшевистских воинов из восточноевропейских Ваффен СС.

Сказали бы моей бабуле, Софье Фердинандовне фон Урман, что ее внук будет на себе носить вампирский бидончик вместо ордена, она устроила бы на коммунальной кухне землетрясение. Баллов на десять, не меньше, с бросанием котлет и бурлением супа. Однако я к этому делу практически привык. Можно сказать, что я отдыхаю, когда вампирка работает. Так что, выходит, отдыхаю все время. Раньше мне казалось, что давать себя вампирить – это так же ужасно, как и заниматься гомосексуализмом. Но в поселках вокруг Питера народу приходится органы на продажу выращивать в самом себе. Эти продажные органы растут прямо в упаковке, то есть в пленке, защищающей от иммунитета, алкоголя и прочего, чем может негативно повлиять народ. В смысле нагрузки на организм получается полный беспредел. В смысле морали – вместо человека имеем «живую тушу». Новый член тела может и на боку, например, вырасти, и далеко внутри. Нос на боку – еще ничего, даже смешно, я это видел, когда ездил за овощами в Тосно. А если тот же самый нос вырастет в прямой кишке? Тогда, чтобы забрать оплаченный член, господин заказчик будет резать донора. А с наркозом будет резать или без, уже зависит от условий договора, который товарищ донор скорее всего подмахнул не глядя, по пьяни...

Независимый наблюдатель, наверное, упрекнет меня и других горе-доноров в пассивности, уподобит нас ослам, баранам, кроликам. Скажет нам строго: «Лучше умереть стоя». На что я отвечу: «Лучше умереть лежа под одеялом, так удобнее, особенно если придется обмочиться напоследок». Еще более независимый наблюдатель предложит сбежать куда подальше из Открытого Ганзейского Города Санкт-Петербурга и Генерал-губернаторства Ингерманландия.

Лучшие люди – бизнесмены и бандиты, газетчики и телевизионщики, сценаристы и режиссеры – давно отвалили по-тихому в Парагвай-Уругвай. Там им не надо бесконечно доказывать, что до прихода «сил свободы» они неутомимо разрушали изнутри «преступный авторитарный российский режим». (Хотя я лично им поверил бы; разрушали они Россию, и очень успешно, иначе б мы не прокакали войну.) Самые отмороженные личности тоже дали деру – на Вологодчину или на Белое море, которые теперь официально называются Комиссариаты Северной Рутении и Поморании. Из ооновцев в этих вотчинах Деда Мороза расквартированы только фиджийцы, филиппинцы и прочие шоколадные братишки, которых интересует лишь мелкий ченч и бабы крупных габаритов. Еще они боятся холода и снега, поэтому преимущественно сидят в барах и кабаках. Так что остальным жить можно. Только не дай бог во время побега случайно свернуть налево и попасть в Великую Финляндию, то есть Большую Европу, которая начинается за Токсово. И за речкой Свирь тоже она. Великие финны, они же большие европейцы, упаковывают «свернувших налево» в самозатягивающийся пластик, грузят навалом в самосвал и отправляют обратно. Здесь самосвал доезжает до ближайшей свалки.

И поскольку я не стайер, дыхалка слабая, и с ориентированием на местности у меня неудовлетворительно, то лучше буду вымирать на своем законном месте. Пусть Найдорф за меня порадуется. Но на мой взгляд, у меня много общего не столько со склизкими трилобитами, сколько с динозаврами, мамонтами и прочими запечатлевшимися в истории монстрами. Кому-то возможно покажется такое сравнение надуманным. Какой уж там из меня мамонт, и даже до трилобита, покорявшего моря, мне далеко – скорее, я лишайник, мох, плесень, аморфное вещество, в просторечии именуемое дерьмом. Но ведь и дерьмо состоит из молекул и атомов. Да, я скромный и невзыскательный, почти как атом. Однако и такой же неисчерпаемый, как он...

На место неуклонно вымирающих совков приходят новые виды существ. В первую очередь стада бронзовотелых амрашей. Амраши живучи, как морские ежи, потому что нашпигованы медботами и утыканы нанодатчиками. И хорошо размножаются, правда, неестественным путем. Недограждане превращаются в амрашей, когда получают сертификат «American Not Russian Certified Professional». У амраша, скажу в порядке возмездия, в голове очень много свободного места, чтобы туда хорошо загружалась реклама. Только вякнут по телику: «Брейте ноги перед едой», и амраш уже бежит в супермаркет за «ультрасовременным INTEL-лектуальным станком Жиллет Плюс Мега, состоящим из миллионов наноразмерных лезвий»...

Приходит новая чудь, новые половцы и новые варяги, говорящие на никому не ведомых языках...

Приходят возрожденные севрюки, козаки и гипербореи (до января предыдущего года они приходили под единым именем «альтернативные русские»), окающие и укающие на разные лады. За альтернативность и дефекты русской речи они получают ежемесячное пособие от ООН.

Приходят новые геи, клейкие, как березовые листья в бане. Они поголубели с помощью ооновской программы «внедрения сексуального плюрализма» и говорят на языке жестов, подмигивая накрашенными глазами и надувая напомаженные губки...

Приходят новые ингерманландцы, которые называют Петроградскую сторону – Койвусаари, Фонтанку – Кямяйоки, а Васильевский остров – Хирвисаари. Недогражданин становится ингерманландцем после того, как сдаст чертовски сложный экзамен на знание ингерманландского языка, в котором тридцать два падежа, плюс выдержит многочасовой опрос по многовековой истории ингерманландского хутора Кроличья Дыра, который располагался на месте Русского музея. Экзамены я, кстати, сдал, но получил пинка под зад за непочтительные высказывание о шведском короле Густаве Адольфе, который в своем семнадцатом веке был еще тот «благодетель» для нашей Ленобласти...

Вот всегда так! Только задумался, а к ботинку подкрался мини-робот, похожий на косеножку, и шлепнул на него стикер с изображением круглой девичьей попки, прямо на носок. «Это именно то, что щупал твой папа, когда твоя мама думала, что он на работе, – сообщала яркая надпись. – Я жду тебя за углом. Твоя Дэйзи».

Раздавить пачкуна я не успел. В метрах десяти от моей скамейки вдруг прокатились господа шуцманы в почти невидимом вездеходе. Я осознал только урчание мотора, легкое искажение перспективы и мелькание флажка с гербом бандформирования, то есть частного охранного предприятия «Апфель Шуцманшафт» – голографическим надкушенным яблоком.

При всем остеохондрозе и прочих болезнях, связанных с нездоровым образом жизни, мои руки и ноги автоматически перекинули меня на ту сторону скамейки, в укрытие. Там уже был спрятан мой «мерседес-бенц» о двух колесах, который купил еще папаша на честную советскую премию. Кости звякнули по раме велосипеда, а его звонок врезался мне в живот, издав ностальгическое треньканье. Мое сердце от страха сглотнуло и выплюнуло лишний литр крови, но шуцманы уже удалились – орлам не всегда дано заметить козявку. А мне и порадоваться нет времени, как там мое оборудование на животе?

Не успел я выбраться из-за скамейки, как со стороны «кабинки счастья» ко мне заторопился невзрачный типчик на коротких ножках... Не такой он безобидный, как кажется. Ловец человеков. Сейчас предложит сменять старые рубли на нынешние пластиковые деньги, поинтересуется, есть ли у меня связи с подпольем, продаю ли лишнюю печень или почку.

– Дорогой друг, – кричит он с двадцати метров пронзительно-петушиным голосом профессионального артиста, а сам держит руку в кармане. – Известная фирма заключает с тобой контракт на выскооплачиваемую работу в курортной зоне.

«Высокооплачиваемая работа в курортной зоне» скорее всего означает летальный исход от истощения и побоев в каком-нибудь частном концлагере высоко в горах. А из кармана этот типчик может вытащить не контракт, а баллончик с аэрозолем. Пшик – и через нос в мои мозги карабкается стайка нейроконнекторов, чтобы превратить меня в Му-Му.

Надо по-быстрому сматываться, стикер как-нибудь соскребу по дороге. За два квартала от скамейки, где я чуть было не увидел приятный сон, находится офис Заказчика, Ивана Арменовича Бабаяна, известного хозяина литературных негров. Из-за «деловой встречи» с Иваном Арменовичем мне и пришлось надеть рыбий плащик вместо ватника.

Да знаю я, знаю, вид все равно дурацкий, как ни фантазируй со стилем одежды. В Сити я бы вообще смотрелся, как дрисня на фраке. Однако на Лиговке господин издатель уже может сделать вид, что он ничего такого не замечает. Я даю ему шанс...

Несмотря на малопрезентабельный вид района и самого здания (с виду обычная трущоба со следами наноплесени), внутри меня встретил навороченный робостражник на кронштейне. Румяный такой, в пластмассовой фуражке, с узкофокусным рентгеновским сканером на месте носа, инфракрасным лазером на месте рта и сверхчувствительными магнитными рецепторами вместо ушей. Этот мистер Страшила пару минут заглядывал мне в сетчатку глаза, проверяя на алкогольное и наркотическое опьянение, и щекотал меня своими кривыми руками-зондами, пытаясь выявить, не спрятаны ли в сосудах моего тела взрывчатые вещества со средствами их детонации. Все как и положено в солидном издательстве, нанимающем для работы на плантациях пальп-фикшн литературных негров, среди которых, как известно, основную массу составляют люди с неустойчивой психикой и сложной судьбой. Робостражник потер стикер на носке моего ботинка для анализа вербальной информации, поскреб кошачью метку на правой штанине – для анализа ДНК, трепетно втянул пыль с моего плаща для обнаружения наноустройств. И лишь спустя минуту включил долгожданный зеленый свет в глазах-светофорах.

Дальнейший мой путь напоминал странствие котлеты по пищеварительному тракту.

За входом был коврик-грязепоглотитель, похожий на китовый язык; полагаю, киты не обделены этим органом. Язык поздоровался с моими ботинками; однако встроенные в подметку рфиды [9] давно заросли грязью и не отозвались, поэтому он недовольно заворчал на кантонском диалекте китайского языка. О хай цон го кьян...

Я робко пересек ротовую полость, играющую роль приемной комнаты благодаря обоям с трехмерными видами южных островов, затем втянулся в пищевод длинного коридора и, в конце концов, оказался в желудке, то есть в кабинете у шефа.

Сочетание света и тени было таковым, что я очень плохо видел Заказчика. День царил на левой половине его крупной бритой головы, включая большое ухо и старомодную дужку очков. Все остальное скрывала ночь. Мне даже показалось, что там, во мгле, ворочается Нечто, даосский Великий Ком, который спокойно меняет лица, тела, формы, мысли, массы, заряды...

Лишь на стене, напоминая окно в лучший мир, светился анимированный портрет всемирной президентши Вики Лу.

Хороший портрет, сделанный, когда она еще работала простой девушкой в стриптиз-клубе и не помышляла ни о чем таком. Отличное тело, так и чувствуется тугая задорная плоть, титьки словно ракеты, рвутся вперед. Учтем, что в те времена еще нельзя было с помощью геночипа превратиться в киношную героиню. Откровенные части тела у юной президентши подретушированы, но вообще, в окружающем полумраке, она выглядит словно живая.

На столе у Заказчика было всего понемногу: как бы бронзовая пепельница, гранитного вида чернильница, будто позолоченная папка для документов, и даже голова древнегреческой богини, наполовину высеченная из «мрамора». Если точнее, голова была из запрограммированного материала – что ни высекай, а получишь Венеру Милосскую.

Бабаян, как и положено крупному предпринимателю, не сразу отреагировал на появление в своем кабинете мелкой личности. Еще несколько секунд пальцы его левой руки слегка шевелились, показывая, что он работает на виртуальной клавиатуре. И в такт этому шевелению посверкивал циферблат часов – нарочито крупный, наверное, это механический «Роллекс».

– Ну что, сдаетесь, милостивый государь? – шутливо спросил заказчик, чтобы я расслабился и меня было легче проглотить. Насколько я помню, Бабаян, как левантийский аристократ, не любит дубовых разговоров на уровне «да», «никак нет», «есть», «понял».

– Путь из варяг в негры привел прямиком к вам, Иван Арменович.

– А я вас помню, хоть вы, как законченный литературный негр, привыкли скрываться за красивыми импортными именами. Помню роман «Люди, спускающие воду» за подписью Дарьи Матрениной и сериал «Одиссея капитана Трюмкина», который вы написали за некоего Лафа Гомерического. «Ты что так смотришь, капитан? Не меня ли подозреваешь?» – «Я подозреваю всех, профессор, включая себя...» С капитанского мостика, куда поднялись двое, спустился только один, с непорочной головой профессора-аутиста и тренированным спинным мозгом бесстрашного капитана Трюмкина. Господи, что мне делать со своей памятью, какое количество чуши она впитывает.

Мне стало неловко даже перед этим профессиональным вампиром. Бабаян, как нарочно, подобрал самые кретинские цитаты.

– Я просто зарабатывал деньги, господин издатель, потому что тоже хотел делать шопинг и откликаться на маркетинг.

– И много заработали? – Бабаян мазнул скептическим взглядом по моему плащу из червяков и моим кедам, которые я с помощью гуталина превратил в ботинки.

– Главное, что я старался. После ранения в ягодицу и контузии другой не менее важной части тела у меня не осталось иного способа разбогатеть в этом прекрасном новом мире. – Мои глаза машинально попытались рассмотреть пылевидные «жучки», способные услышать крамолу. – Разве после полной и окончательной победы прав человека во всем мире я не обрел право покупать акции и делать инвестиции? Разве право заработать миллион – это не главное, что отличает человека от зверя?

– «Права человека» у нас победили все, включая самого человека, – заметил Бабаян. – Но одних только ваших прав и свобод для меня недостаточно. Как у вас со способностями?

– Не жалуюсь. Я, конечно, не Пушкин, в смысле литературной одаренности...

– Это очень мягко выражаясь, – прервал меня Бабаян. – Но в последние годы литературная одаренность – это скорее всего отягощающий фактор. Мне нужно другое. Умение влезть в любую задницу и откопать там вкусный материал. Увы, наши теневые писатели, дорогие наши негры, редко отличаются пробивными способностями. Но вот у вас в лице читается что-то такое многообещающее.

– К сожалению, Иван Арменович, у меня в роду не было проктологов. Но милиционеры имелись.

– Тоже неплохо. А как вам вообще этот Грамматиков?

Как мне этот Грамматиков? Мне не очень. Типичный экскремент, который взлетел на головокружительную высоту за счет фонтанирующей «свободы и демократии». Да, еще он мой тезка. Вернее, был мой тезка, но я отказался от своей фамилии и имени в лагере для пленных, потому что с этими персональными данными мне могли пришить за милую душу военное преступление. А это означало еще минимум двадцать лет в маринаде, а максимум – поджаривание на новомодном электрическом стуле. Во время войны я как-то стрельнул по бородатым чмурам в штатском, попытавшимся поднасрать в полевую кухню, словно это был штабной кунг. Метко стрельнул, если по правде, три трупа сделал. Позднее выяснилось, что это были «правозащитники-пацифисты» из организации «Дудаев Мемориал».

– До тридцати трех лет этот Грамматиков абсолютно нормальный парнишка, как я или, так сказать, вы... Потом война, ранение, лагерь для военнопленных, реабилитация в психбольнице, в общем, типичная история. Только в лагере я пробыл за плохое поведение на полгода больше. Все почти как у меня, хотя, конечно, не все подробности его биографии известны; даже такие вещи, какой у него диплом. А уже через год, после выписки из психушки, он – исполнительный директор социально-психологического проекта «Амраш», который определял в оккупированной, пардон, в демократизированной зоне всю кадровую политику. Какие там кадры пойдут на зомбирование, простите, я имел в виду повышение квалификации, а кому пора на дно. И еще через год Грамматиков – топ-менеджер в Лондонско-Сибирской Углеводородной Компании, главный переговорщик по East-Siberian Treaty, который зафиксировал экономические границы между владениями Компании и Китаем. Все как будто...

Надо бы поаккуратнее высказаться, чтобы заказчик не подумал, что я завидую миллиардеру Грамматикову. Как можно завидовать трудяге миллиардеру, который плодит рабочие места, кормит народ, отогревает на своей груди сирот и все такое? Это – неэтично. И вообще личные симпатии-антипатии в нашем негритянском деле не приветствуются. Да и, если честно, я завидую не заоблачному Грамматикову, а соседу за стенкой, бывшему менту. Этот бычина нынче работает в шуцманшафте; по вечерам запихивает одной киске за другой, с визгами и песнями караоке, а перед этим хорошо и много жрет, причем натуральное, а не какое-нибудь говно, переработанное на механохимической фабрике в псевдоколбасу. Но Иван Арменович сам подхватил мою оборванную фразу:

– Как будто Грамматиков – главный по части особых операций в оккупированной зоне... М-м-м, здесь можно относительно свободно выражаться. Для защиты от подслушивающих и вынюхивающих дисперсных систем я использую свистнутый в «Тризубе» ионный аэрозоль; очень качественный, надо сказать... Так, на чем мы остановились. На том, что господин Грамматиков, который до войны ничего такого собой не представлял, скакнул, как конек-горбунок, на невероятную высоту. И стал, в итоге, президентом ведущей углеводородной компании мира, распорядителем и мажоритарным собственником сибирских нефтяных полей, солетт, стратосферных цеппелинов, шикарных отелей на космических островах, лунных шахт по добыче гелия-3, автомагистралей-скайвеев, проложенных над арктическими тундрами и проливами. Сейчас еще добавился в активы и этот орбитальный Дримлэнд с какой-то запредельной стоимостью. Вы, наверное, хотите спросить, зачем мне понадобился именно Грамматиков? Все-таки есть и другие влиятельные люди.

Иван Бабаян взял небольшую паузу, демократично желая, чтобы и я поучаствовал в разговоре. А мне по существу добавить-то нечего, какие у меня могут быть сведения? Все мои сведения от алкашей, которые собираются в «английском клубе» у пивного роболарька. Ну, еще из телика с мутным экраном. Только вот по бесплатному каналу льются сплошь мыльные оперы. Так что за душой у меня одни эмоции. Этот Грамматиков, сколотивший миллиарды за несколько последних лет, не просто жесткий бизнесмен, а существо с хорошей подсветкой от адских сковородок...

– Да, Иван Арменович, очень хочу спросить, – дисциплинированно отозвался я. – Таки зачем вам понадобился этот тип?

– Он самый таинственный и быстрый из всех влиятельных людей. Мы, если честно, не просто собрались издать книгу на тему «Как сделать сто миллиардов». Есть и сверхзадача – показать, так сказать, без фрака этого великого и ужасного, этого закулисного хозяина тундры, тайги, недр, околоземного пространства и киберпространства в доменах «Ingermanlandia» и «Siberia». Показать, что он не какой-то инопланетянин, не Чужой и не Хищник, а такой же, как и мы, просто более энергичный, умный и удачливый. Благодаря нашей книге читатель уже не будет считать себя тупой скотиной, а превратится в хорошо информированного члена гражданского общества.

– Удачливый – это слишком мягко сказано, Иван Арменович. Скорее уж Грамматиков – любимец богов.

– Тогда надо показать, за что любят боги из маленького особнячка в лондонском Вест-Энде.

«Особнячок в Вест-Энде» – это кивок в сторону ложи Омега, о которой не принято говорить всуе. Неужели Бабаян зашел так далеко?

Значительная часть головы Заказчика переместилась под покров ночи. Явный намек на близкое окончание аудиенции. Интерес к моему творчеству был строго лимитирован пятнадцатью минутами. Давно ушла в историю та эра, когда я мог часами впаривать бизнесменам свои мысли о семейной жизни жуков-навозников, а также их влиянии на древнеегипетский культ Амона-Ра и последующее развитие мировой культуры.

– Я могу продолжать работу на благо тупого скота, Иван Арменович?

– Я вроде не отказывался от ваших услуг.

И пауза. Похоже, Заказчика вполне устраивает этот стилистически изысканный ответ. Тогда мне остается только одно, выкрикнуть (мысленно, конечно): «Merde!», что в переводе с языка наполеоновской гвардии означает: «Мужик – ты полное говно», и предпринять последнюю, наверняка обреченную атаку в стиле французов под Ватерлоо.

– Это очень хорошая новость для меня, Иван Арменович, воодушевляющая на многочисленные новые подвиги... Но княже мой, господине, избави мя от нищеты сия. Могу ли я получить хоть какой-то аванс?

– Как это вы ловко ввернули на древнерусском. А еще можете?

Оп-ля, Бабаян-то расслабился, сейчас потребую хороших денег. Не мытьем, так каканьем. Надо срубить аванс минимум в десять тысяч РУБЛЕй [10]. И тогда я спасен, мир вокруг меня моментально преображается. Он уже не дерет меня наждаком, а ласкает сверху донизу. Я купаюсь в радостях этой жизни, я пью мартини с запахом средиземноморских трав, я заказываю на дом пиццу с грибами, я падаю на волнующийся, как море, гелевый матрас вместе с блондинкой. Или нет, блондинки слишком любят бабло, так что остановимся на брюнетке. У нее будет чуть вздернутая верхняя губка, нежные ручки и округлые бедра без выпирающих костей. Брюнетка не будет требовать, чтобы я немедленно рассчитался за ее услуги. Она не скажет ни слова о «свободе и демократии» и о необходимости снижения налогов на корпорации. Она не назовет меня дебилом из-за того, что я не умею играть на бирже и не отличаю акций от опционов. А какая у нее будет попка – круглая и нежная, словно персик. А какой у нее будет бюст! Не сиськи, а трамплины в небеса, на которых проживают все плейбои. Эх, как я зароюсь в ее телеса, волнующиеся на гелевом матрасе, как я нападу на ее пампушку, где все готово для приема хороших гостей... Я... я даже детишек заведу.

– Не возри на мя, господине, аки волк на агня, но зри на мя, аки мать на младенец.

– Увы, дорогой младенец, вдохновить я вас могу только морально, – отрезал Бабаян. – По крайней мере сегодня. Понимаете, нынешний бизнес – дело архижесткое, хотя каждому можно попробовать. Простите уж великодушно, но мы до сих пор не уверены в вас, а деньги сегодня слишком строго контролируются. Когда бы вы раздобыли интересные материалы и существенные сведения, написали бы синопсис книги, мы могли бы выдать вам аванс и быть чистыми в глазах вездесущего закона.

Блин, как сказать ему, что мне нечего жрать – с этого года все помойки на кодовых замках – и у меня дырявая крыша над дырявой головой. А если я не внесу хотя бы задаток квартплаты, меня вышвырнут крепкой рукой на улицу. Тогда мне светит Элизиум, потому что мне не то что до Вологодчины, до Гатчины не дойти будет. Все шуцманские заставы платные, и бабки надо отстегивать немалые. Робограничники же принимают только кредитные карты.

– Итак, господин писатель, жду вас послезавтра, с материалами. Тогда и приму окончательное решение. Мне нужны точные и надежные сведения. Хотя разумные фантазии тоже приветствуются. Полководец Суворов повысил своего офицера в звании лишь потому, что тот дал конкретный ответ на абстрактный вопрос: «Сколько звезд на небе»; проверить же этого бравого вояку мы не можем до сих пор. Дорогой мой, приободритесь, вам есть чем заняться в свободное от отдыха время, и это куда более увлекательное занятие, чем пить пиво с друзьями и шутить с девушками.

Послезавтра! Блин, какой я «дорогой», я почти бесплатный, как бизон, которого любой янки мог подстрелить из окна проходящего мимо поезда!

На мгновение я представил, что перегибаюсь через стол и бью Бабаяна в челюсть. И он кувыркается вместе со своим стулом. А еще вообразил, что грохаю псевдомраморной Венерой о лысый сектор Заказчика. И сквозь расколотый череп выглядывают его жадные мозги. Раньше у меня таких мыслей не было. По правде, сейчас я себя едва остановил. Остановил и смиренно откланялся: «Всего хорошего, Иван Арменович. Спите спокойно, все будет в лучшем виде».

А всемирная президентша мисс Вики Лу, облизнув карминовые губки, поощрительно проворковала мне: «У тебя все получится. Когда у меня обнаружили шизофрению и СПИД и мне пришлось бросить работу в стриптиз-клубе, я даже не предполагала, что меня ожидает блестящая политическая карьера. Повышению моей собственной самооценки способствовал переход от вагинального секса к клиторальному». Если точнее, она сказала: «Твойа всио получитсья. Коугда мойа зэбольеть шизофрениа...», потому что хороших программ машинного перевода у нас до сих пор нет. Чтобы написать алгоритм перевода, надо чувствовать язык, а чувствовать русский язык сегодня совсем не обязательно. Стриптизершу мисс Лу действительно ожидала блестящая карьера. Организация Омега оплатила пятьсот миллионов полностью функциональных нанопластиковых копий Вики Лу, в том числе сто миллионов Lesbian Version, а также миллиард копий различных фрагментов ее тела, и раздала все это абсолютно бесплатно в странах третьего мира. И у самого последнего ублюдка на этом свете под драной кроватью лежит великолепная зеленоглазая Лу, которая умеет шептать «make love, not war»... Выборы всемирного президента завершились оглушительной победой этой пидараски, а также долгожданным падением рождаемости в странах третьего мира.

– И, кстати, при выходе на связь используйте какой-нибудь позывной, – сказал Иван Арменович. – Типа...

– «Негр» сгодится?

– А что, с вызовом, но неплохо, – одобрил Бабаян. – И работе вашей соответствует. До новых интересных встреч, Негр.

– Всего хорошего, Иван Арменович, – и, не сразу повернувшись задом к важной персоне, я вышел в коридор.

А в коридоре я вдруг застыл на полминуты. Мне стало сильно не по себе, как с большого бодуна (хотя накануне ни капли не принял), даже испарина на лбу выступила. Воздух показался таким густым, что я не мог двинуть ни рукой, ни ногой. Это я, наверное, осознал невыполнимость миссии: не мне, увы, не мне, при моей нищете и убогости, копаться в темной биографии великого махинатора. Потом мое внимание приковала вешалка. На ней, как в старые добрые времена, висел плащ с оттопыренным карманом. У этого кармана даже краешек чуть был отодран. А все сенсоры и камеры робостражника были направлены вперед, на входную дверь.

Сто процентов, прошел бы мимо; я от мамы-милиционера унаследовал что-то вроде принципиальности. Но вдруг, нате вам, развернулось виртуальное окно [11]. А в этом виртуоке приплясывал черный чертик в красном плаще и в большом цилиндре, на котором имелась надпись «Международное кряк-бюро Порта Нигра». Виртуальный чертик засунул свой хвост в карман реального плаща, хитро подмигнул и благополучно исчез. Тьфу, что за наваждение? Это настоящее руководство к действиям могло войти в порт моего боди-коннектора только из сайфира [12]. Но сайфир же был полностью выжжен ооновцами, по крайней мере за последние три года я не получил оттуда ни одного бита. Поначалу я, конечно, проклинал урода Гейтса, который все это придумал, а потом, прямо скажем, особо не скучал. Ведь витамины и калории важнее, чем пиратская музыка и виртуальные красотки...

И вот я сделал то, что раньше никогда почему-то не делал, пусть и был по пояс в соплях. Первый раз в своей жизни совершил кражу. Но при этом у моего «я» было какое-то отчуждение от моих рук, лезущих в чужой карман. Словно между моим «я» и моим телом, мышцами, периферической нервной системой возникли какие-то нейроинтерфейсы. Я даже назвал отделившееся от меня тело Негром.

Негр сунул руку в чужой карман и выудил оттуда... горстку пластиковых монет, чип-пропуск и кредитную карточку. Негр сунул все это в мой карман. И, потерев несколько вспотевший лоб, направился на выход. На свежем воздухе отчуждение прошло – наверное, это было краткосрочное завихрение в исхудавшем мозгу. Отчуждение прошло – а добыча осталась.

На улице я понял еще кое-что.

Заказчик Бабаян не совсем уверенно вел себя за письменным столом, поэтому и прятался в тень. Так бывает, когда новая уборщица все переставит со своих законных мест на случайные, и ты машинально лезешь пальцами в сахарницу, а попадаешь в раскрытую коробку с кнопками. Так еще случается, когда ты вообще въезжаешь в абсолютно новое для тебя помещение. Иван Арменович как-то неуютно сидел в кресле, узковато оно было для него, что ли. И чересчур теребил виртуальную клавиатуру.

Получается, что сцена приема клиента была постановочной. Так же, как и оттопыренный карман. Это Бабаян подослал мне чертика и спровоцировал на мелкую карманную кражу. Иван Арменович все же «проавансировал» меня – как шелудивого пса. Заодно осторожный издатель подстраховался от всех возможных претензий со стороны адвокатов и прочих бандитов господина Грамматикова. Дескать, ничего не было, никого не нанимал, никому не платил.

Я вытащил червячок шланга из своего многострадального тела, заклеил разъем пластырем. На конце шланга еще помаргивала светодиодом баночка-вампирка. Хватит! Я зашвырнул подальше и шланг, и баночку, хотя в ней плавал инсулин и прочие полезности. Органический разъем просуществует во мне еще не один день, но в конце концов высохнет и отвалится. Пучки вампирствующих микрошлангов, обвивающие мои органы, распадутся минимум за неделю...

Обретя свободу, я сперва рванул в закусочную сети быстрого питания «Бабкины пироги – ешь, сколько смоги» (несмотря на типично безграмотное название, в тех пирогах что-то еще осталось от бабушкиных), затем понесся в пивняк «Желтая река», где почти настоящие русалки брызжут хмельным напитком, знаете из каких мест. Ух, я присосался к ее бюсту четвертого размера...

А на выходе из пивняка наркодилер в мимической маске плутоватого братца кролика безошибочно определил пару лишних монет в моем кармане и мечтательное настроение в моей голове. Хитрый его нос резво двигался над резцами грызуна, когда он предлагал тысячу и одно удовольствие. «Ностальжи», «раптор», «мазерфакер», а также прочие наркоды [13] в пакетиках и цилиндрики глюкеров [14] россыпью.

Из всего этого дерьма самое классное – «ностальжи». Диффузный наркод, принимается орально как порошок, а потом несколько часов ничем не замутненного кайфа. Ты оказываешься в мире подростковых фантазий. О чем мечтает практически любой не самый тупой старшеклассник? Это не секрет. О том, чтобы красивая пышнотелая учительница велела ему остаться после уроков в классе для «дополнительных занятий», ну и произвела бы его из малыша в мужчины. Хороший «ностальжи» – это вам не убогий раздражитель сексуальных центров, из-за которого становится тесно в трусах. «Ностальжи» работает на более высоком уровне, создавая некий полуабстрактный, но мощный поток любви, в котором стремятся друг к другу разные космические начала, инь и ян, катод и анод, плюс и минус магнита, зуб вампира и артерия донора. Не поскупись на дозу – и любовный поток растопит лед, в который ты вмерз как прошлогодний таракан, чтобы унести тебя к свету...

Когда у меня водились какие-то деньжата, я нередко закидывался этим «ностальжи». Может поэтому каких-то деньжат у меня не стало...

Резцы братца-кролика резали мою решимость, а мимо мчались на инлайнах молодые амраши, оставляя в мокром воздухе неоновые следы. Поток амрашей размывал старую жизнь, словно грязный мартовский лед, и оплодотворял петербургскую богиню Иштар с силиконовым лицом Леры Найдорф и глянцевыми сиськами параболических антенн, чтобы рождать небоскребы, магистрали, бордели, биржи. Вдобавок к молодым амрашам мчались в радужное лоно Иштар и старые диссиденты с силопроводами в мышцах и биополимерной арматурой, которая превращала их жирные задницы и отвисшие животы в прекрасные торсы, достойные Апполона.

– Ты чего в рай не хочешь? «Ностальжи», «Член Быка», «Оральный кабинет», даже на соседней улице это будет дороже минимум на двадцать процентов, – зазудел братец кролик.

Я замялся. В рай-то хочется, где, распростершись на розовых облаках, меня ждет роскошная классная руководительница. Но если посмотреть на такой «рай» со стороны, то сторонний наблюдатель увидит торчка, пустившего струйку слюны изо рта и пучок соплей из носа. Стану я чем-то вроде придорожного растения; буду обрамлять своей пыльной зеленью магистральную трассу и покорно впитывать гарь от проносящихся мимо «фордов» и «мерсов».

– Да пошел ты, искуситель.

Вместо наркода купил куртку и ботинки. И не где-нибудь, а в супермаркете, в «Хэрродс». Боты с жидкокристаллическими наполнителями в подметках! Ионообменная стелька аккуратно облегает ступню, круглые черные носы твердо готовы проломить череп противнику-неандертальцу. А куртка словно из буйволовой кожи. В ней еще и сенсоров понатыкано. Как только обнаружится электромагнитная или мелкодисперсная опасность, тут же подкладка начинает дрожать. И я вместе с ней. Все, как и положено у негров. Купил я еще эту самую смазку из проникающих нанокапсул, которую метросексуалы используют. Они-то для красоты намазываются, а мне не прихорашиваться, мешки бы под глазами замаскировать и следы побоев на скуле.

У каждого невротика есть свои ритуалы. У меня – расправить плечи, набычить мышцы а-ля качок и проорать в зеркало тому небритому типу напротив: «Иду на ты».

Иду на ты! И на сей раз мой грозный выкрик на чем-то основывается. Когда я из супермаркета выходил, мне телка одна улыбнулась. Никакая не виртуальная, а настоящая дискотечная дрыга, на ходу потряхивающая задними «булочками». Музон, видимо, втекал в ее слуховой центр из невидимых миру нейроушников. Между ее прилично открытых буферов призывно скользили фотонические змейки-тату, и на меня, как из ведра, плеснуло афродизиаками. Включился я мигом. Мои щеки растянулись в ответной улыбке, язык высунулся, чтобы облизать разом пересохшие губы, ноздри раздулись и стали втягивать карикатурный запах ее помады, глаза впились в сладкие «кексы», растягивающие ее маечку. В общем, весь организм встал на дыбы и был готов на подвиги.

Затянув девушку в ближайший бар и заведя отвлекающий разговор об античных эротических сочинениях, я бесхитростно приобнял ее за выпуклые прелести. Когда под моими чуткими пальцами запружинила замечательная натура, в которой не прощупывалось никакого дешевого коллагена, я такого девушке наобещал... Я ей такого наплел про светлое будущее вместе со мной, что она отключила нейроушники, задышала порывисто и буфера ее надулись еще больше, превратившись в подушки системы безопасности от «мерседеса». Мы почти договорились, на какую «сковородку» отправимся поскакать. Я уже представил свой танец, зажигательный бомжарский хип-хоп, и последующее танго с девушкой в койке, но тут облом. Кредитка была аннулирована владельцем. Хорошо, хоть шуцманы не приехали, дудя во все гудки. От красотки пришлось спешно срулить, а кредитку поломать и бросить в водосток.

Я еще минут пять фантомно ощущал на руках девичьи выпуклости. Я стоял столб столбом, мудак мудаком, а моя щедрая фантазия вела меня по миражу ее тела, к гладким ляжкам и тугим бедрам... Меня едва пиццамобиль не задавил, то есть задавить он не смог, но толкнул прилично, так что сопли полетели и я почти столкнулся лицом с тротуарным дисплеем, по которому бежала реклама секс-туров в «город ткачих Иваново»...

Хорошее настроение дало сильную течь, затем быстро затонуло. Потому что меня ожидал не «БМВ» с закрученным силуэтом, а мой велик с давно проржавевшей рамой и с погнутым рулем. Новенькими были только пятна клея, которым я заделывал многочисленные пробоины в древней полуистлевшей резине. Пока я был в «Хэрродс», какой-то гадкий мальчишка обклеил раму анимационными стикерами с рекламой косметики, так что ржавая конструкция теперь повсеместно подмигивала и облизывалась.

Пора теперь задать вопрос. Что, собственно, мы имеем с гуся? С упитанного гуся по имени Иван Арменович Бабаян? Уже ничего. Деньги кончились, практически не начавшись... И что я могу сделать, без машины, без сети, без терминала?..

Итак, грустный человек с моей невыдающейся внешностью ехал домой на унылом ржавом, притом подмигивающем и облизывающемся велосипеде в сторону Подъездного переулка. Ехал, источая густую тоску, которая притягивала пыль и обрывки лотерейных билетов. Мог ведь и я стать сертифицированным амрашем, когда у меня еще и шарики, и ролики в голове крутились. Если по правде, я ведь из-за гордыни в амраши не пошел. Не хотел быть таким, как эти пидарасы духа. Не хотел, чтобы новые власти трахали меня в мозг, чтобы они запихивали фаллосы нейроконнекторов в мое серое вещество, раздвигая требовательными руками мозговые оболочки. А в итоге что? Где награда за целомудрие? Амраши вот потерпели немного, покряхтели, а сейчас уже сами запихивают другим. А мне, как и известной валаамовой ослице, несмотря на моральный подвиг, осталось только ишачить хуже прежнего.

Я плыл в фарватере из уличной пыли и тоскливых мыслей, пока не пересек упакованный в пластик Обводный канал – там, где раньше был Ипподромный мост. Тускло мигнул заплеванный робот, охраняющий межрайонную границу, и пропустил меня на территорию, контролируемую «Тризубом».

А метрах в тридцати от робота-пограничника случилось ДТП. Я обернулся, чтобы глянуть на прядильно-ткацкую фабрику, где двадцать лет назад работала моя любимая девушка Настя, но увидел там лишь огромную рекламную ногу в ажурном чулке, которая качалась в витрине магазина «Эротика для всех». Ах, Настя-Настенька, ножка у тебя такая же была, в смысле, красивенькая, но поменьше... И тут меня сбила машина.

Она как раз выехала с многоэтажной парковки, напоминающей цветок куриной слепоты. Автомобиль был похож своими глянцевыми плавными обводами на касатку, а прячущийся в глубине его могучего тела магнитогидродинамический мотор на пятьсот лошадей не выдал себя даже урчанием. Конечно, по правилам, выезжающий со стоянки автомобилист должен был пропустить велосипедиста. Но куда там нудным правилам дорожного движения против свободы, присущей всем владельцам солидных тачек.

Неудачник, нырнувший с велосипеда и проплывший несколько метров по луже, попробовал выразить свое недовольство. И снова улегся в лужу, получив по морде от крашеного блондина, вылезшего из «касатки».

Крашеный паренек поиграл мышцами, подпружиненными с помощью силопроводов, и вежливо поинтересовался у потенциального истца, напоминающего в этот момент раздавленную кошку.

– Ну, что, иск удовлетворен?

Паренек подождал ответа, потирая кулаки, татуированные оранжевыми крестиками, и спокойно поехал дальше. Видимо, он считал, что со всеми формальностями уже покончено.

Я сказал ему в виде напутствия: «Да чтоб тебя боров поимел» – и принялся привычными движениями соскребать с себя приклеившийся мусор: жвачку трех сортов, конфетные фантики и упаковку от мороженого.

В виде случайного совпадения «касатка», совершающая левый поворот, неловко подпрыгнула на бестолково мерцающем пластике разбитой мостовой и слегка потерлась о бок другого автомобиля.

Другой автомобиль смахивал на доисторическую акулу по имени «мегалодон», которая была недавно восстановлена специалистами из фирмы «Геноциркус» и теперь плавает в василеостровском океанариуме. Даже радиатор у «мегалодона» был стилизован под огромные зубы.

Из другого автомобиля вышел, расправляя плечи и прочие органы, громадный дядька, как будто тоже смастеренный в «Геноциркусе». Что там боров. Боров бы смотрелся рядом с этим гражданином бледным сусликом. Кулаки у мужчины – словно первый советский спутник, штаны растянуты до максимума мускулистой плотью, что спереди, что сзади. При одном виде такого зверя лопаются целки у девушек и сдуваются члены у соперников, превращаясь в жалкие членики.

Крашеный паренек сразу все осознал. Он даже не вылез, а вытек, как понос, из своего автомобиля. Мегалодон не заставил себя долго ждать и приложил лжеблондина лицом к капоту «касатки», отчего на несмачиваемой поверхности запрыгали бусинки крови и слез.

После крика и стона начался культурный разговор по понятиям. И здесь паренек, чье лицо напоминало теперь грязную картофелину из бедной овощной лавки, проиграл всухую. За ним, судя по выбеленной шевелюре и руническому знаку «гибор» [15] на бейсболке, стояла группировка «Викинг». Выходит, он на чужой территории. А за мегалодоном, если гадать по татуировке – синей вилке на ядовито-желтом фоне, – высится могучий «Тризуб», истинный хозяин этого района.

Под шумок справедливой расправы кое-что обломилось и человеку, навернувшемуся с велосипеда, то есть мне. Когда мегалодон поманил меня пальцем размером с хороший гаечный ключ, я сперва, конечно, сильно испугался, даже мошонка поджалась. Но оказалось, что крашеный паренек виноват перед всем человечеством вообще и перед мной в частности, поэтому должен срочно искупить вину, подарив мне машину. «И шоб быстро». Так решил мегалодон, чтобы показать свою абсолютную власть, и скрепил решение смачным плевком на мостовую. Не обязательно новую машину, но на ходу, легализованную и все такое.

И в самом деле, получилось «быстро». В середине следующего дня у дверей развалюхи, где я, можно сказать, проживаю, стоял автотранспорт с лежащей в бардачке дарственной на мое имя.

Вот почему я сегодня за рулем, как белый, блин, колонизатор. Вот почему гордо поглядываю на «негров», которые пытаются выскочить на проезжую часть, помыть мне стекло или напылить на него рекламную анимацию. Машине лет десять, стекла еще не грязеотталкивающие, но автоматическая коробка передач совсем новая. И это главное, с тех пор, как в нашем мегаполисе запретили ездить с ручной коробкой. Да что там белый колонизатор. По сравнению с тем, кем я был утром, я теперь король Леопольд, поставивший в нужную позу целое Конго. Бортовой компьютер содержит коды доступа во все районы города! А в бардачке даже нашелся забытый кем-то мобильный терминал с кредитом общения на семь минут. Мобильник был слегка забрызган слюнями, но топливный элемент даже не требовал дозаправки.

Мне бы сейчас не пытаться ухватить журавля за яйца, а удовольствоваться синичкой, то есть просто поехать на танцы для тех «кому за...», где дамы не блещут ни красотой, ни крутизной, зато предоставляют быстрый доступ к своим прелестям. Или хотя бы нырнуть в Сеть, пролететь ангелом сизокрылым по инфобанам, поднимая столбом электронную пыль... Но скрипя оставшимися двадцатью зубами, я позвонил Глебу Логойко. Это единственный приличный человек, который еще согласится пообщаться со мной, если только недолго.

Глеб не показался любезным, да он всегда был угрюмый бормотун, но через несколько минут перезвонил и дал мне координаты некой Веры Лозинской. Эта дамочка могла стать моим спасением. Сейчас она – никто, продавщица в книжном магазинчике на Леттише-Легион-штрассе (бывшая Гаванская), а пять лет назад, судя по словам Глеба, была начальницей у самого Грамматикова. Прямо из агентства мадам Лозинской его взяли на важную роль в социально-психологический проект «American Not Russian Certified Professional». Стало быть, госпожа Лозинская имеет немалое отношение к вертикальному старту господина Грамматикова...

Но прежде чем связываться с этой самой Верой, я позвонил своей жене, впервые за последние три года. Экс-жене, если быть точным.

Бывшая женушка получает ежемесячное пособие от «международной ассоциации Пенелопа», которая содействует дамам со средним музыкальным образованием и психической травмой, полученной в ходе семейной жизни. То есть муж, алкоголик и психопат, должен непременно находиться в дальних странствиях под соседним забором. Впрочем, мы с супругой и так собирались разбежаться. Кому нужен довольно ленивый литературный негр, неспособный прокормить даже невзыскательного кота, не говоря уж о любящей приятно покушать женщине?

Короче, большую часть из потраченных минут экс-жена выясняла, кто там на проводе. Кто, что, плохо слышно, хреново видно... Единственное, что она успела сказать по существу – это чтоб я ей не звонил больше. По-моему, она даже не узнала меня. Или сделала вид, что не узнала. Честно говоря, я ее лица тоже практически не узнал. Все, что я сегодня помнил о бывшей супруге, – это ее ляжки и ягодицы, такие гладкие-мягкие. Плюс собачьи вальсы, которые она играла на раздолбанном пианино. Иной раз мне даже кажется, что она играла на пианино именно ягодицами. Она наверняка была интересным человеком, но в саркофаге моей памяти остались только сальности...

А кому бы я мог звякнуть вместо жены? Кто, интересно, придет в восторг от моего скрипучего голоса и серой физиономии, прилетевшей по дешевому каналу связи? Лучше не думать об этом. Лучше почти ни о чем не думать. Если б можно было удалить лишнюю половину мозгов из головы. Приказываю себе думать только о работе, об этой единственной возможности заработать на спокойную старость с теплым сортиром и горячей картошкой в котелке. Кредита общения осталось на пять минут; пора унять дрожь, разгладить вздыбленный волосяной покров и позвонить Вере Лозинской...

По ее лицу, возникшему на экране терминала, сразу стало ясно, что разговор может оказаться очень коротким. Я от напряжения сразу вспотел, голос стал совсем хриплым, противным:

– Здравствуйте, я, кхе-кхе, писатель, я пишу книгу о... для... про... Ради бога, не бросайте трубку... Всего лишь пара вопросов. Это абсолютно безобидная книга, пособие для юношества и прочих чайников: «Как сделать миллиард». Основывается на нескольких конкретных биографиях... Нет, мы с вами не знакомы... Ваш номер мне дал господин Глеб Логойко из издательства «Лог энд К°»... Вы ошибаетесь, может, я кого-то вам и напоминаю, но мы с вами никогда, к сожалению, не встречались... Да, меня интересует господин Грамматиков, вы же с ним работали, он здорово ложится в концепцию моей книги. Довольно молодой миллиардер, не жалеет денег на новые технологии, поддерживает искусство и культуру...

Черт, обрубила связь. Буркнула она «приезжайте» или мне послышалось? Но точно, что она была на нервах.

А ведь лицо госпожи Лозинской и мне кажется знакомым. Однако, зуб даю, не встречались мы с ней раньше. Я бы не забыл даму с тонким породистым исконно питерским лицом, на котором читаются и гены прадедушки, лейб-гвардии офицера, и гены прабабушки, хористки-бомбистки. Такие встречи для меня редкость даже на улице и число их убывает по экспоненте из года в год... Должно быть, я просто видел похожего на нее персонажа по телику в каком-нибудь сериале. Хотя и в телике уже не лица маячат, а сплошные штамповки. Лозинская же никак не штамповка. Ее лицо, хотя и возникло на экранчике терминала размером пять на пять сантиметров, припечатало меня, как молотком...

Меня несло к Вере, словно молодого орла на крыльях любви. Не заплатив ни разу, я лихо проскочил мимо всех застав, проехался в кредит по Диагональному мосту, мимо парящего памятника Свободе, облепленного правозащитниками из гелиевого поролона, и приземлился прямо на Васильевском острове, в Биржевом проезде, который теперь называется Доу-Джонс-стрит. О, госпожа Удача, о, приветствую тебя, о, целую ручки-ножки; о, я именно тот паладин, который будет всегда тебе верен, о...

Подхалимаж, однако, не сработал. Госпожа Удача обернулась ко мне не самым приятным своим местом, молодой орел навернулся с небес и превратился в воробья. Злой рок материализовался в виде дорожного шуцмана, который поставил свой вседорожник, больше напоминающий БМП, поперек улицы.

Я оглянулся назад, но въезд на Диагональный мост уже зарос наноплантовой решеткой. Поролоновые правозащитники, под воздействием ветра с запада, тоже показали мне зад и стали видны бородатые моджахеды, скрывающиеся у них за спинами...

По бортам шуцманского вседорожника наварена броня, в районе двигателя установлена динамическая защита, словно кругом партизаны с базуками. На крыше микроволновая пушка, способная мгновенно превратить «врага свободы» в лапшу быстрого приготовления. А мне надо приехать в магазин до пяти, чтоб Лозинская не успела свалить с работы. Не успею поймать Веру на выходе, и привет... Ведь завтра же утром какие-то материалы должны быть на столе у Заказчика...

У шуцмана голографический значок группировки «Погоня»: прекрасный рыцарь, скачущий, наверное, в сторону максимальной прибыли и минимальных издержек. Судя по буравчатому взору, этот шуцман еще и амслав. Проект «Амслав» начался на год раньше, чем «Амраш», на территориях сопредельных государств – психопрограммные технологии были тогда попримитивнее. Игла в череп и хорошая доза эректина, который уменьшает критичность и увеличивает национальную гордость (говорят, что еще раньше эректин применяли для лечения импотенции у медведей панда). После серии уколов просмотр сериала про то, как гордые предки мочили пьяных московитов.

– Здравствуйте, пан шуцман. – Амславам нравится, когда к ним обращаются «пан» или «сэр». Правда, при этом они пристально вглядываются тебе в глаза, проверяя, не говоришь ли ты им в мыслях: «Привет, кусок зомбированного дерьма». А на некоторых КПП, между прочим, стоят инфракрасные сканеры, которые проверяют изменение мозгового кровотока, которое характерно для человека, который мыслит одно, а произносит совсем другое.

Вдобавок к проницательному взгляду у пана шуцмана были отвисшие усы и унылый нос недавнего крестьянина-единоличника, привыкшего ковыряться в навозе. С ним явно не успели поработать визажисты. Но по бронежилету и серебристой сеточке, закрывающей лицо, то и дело прокатывались коронные разряды, сжигающие потенциальных нано– и микроагрессоров, атакующих из атмосферы. Разряды вздыбливали усы, отчего в них появлялась шляхетская заносчивость. Правая рука у шуцмана была на вид бронзовая, как у памятника полководцу. А на самом деле это – силовая перчатка с никель-титановой арматурой. Если врезать такой «бронзовой» кулачиной, получателю мало не покажется. Сам видел выбитые челюсти у нарушителей порядка. На поясе у шуцмана нечто напоминающее массажную щетку – это дубинка переменной жесткости и шипастости. Если заработать такой по голове, то и мозги могут выскочить наружу, чтобы поздороваться с ботинками.

– Показывай документы.

На дарственную шуцман глянул левым глазом и вернул обратно, а вот технический чип-паспорт сунул в слот своего терминала.

– Что-то не так, сэр?

– Усе не так, – определил «сэр» и замолчал. Как будто я должен ему доложить про «усе», что не так. Психопрограмма у этого амслава совсем дубовая, в голове от одной мысли до другой сто километров непролазного леса. Но в знак того, что пан баран не так прост, как кажется, по нему пробежал коронный разряд, сжигающий вражеских аэроботов, и лицо его на мгновение украсилось сиянием, как у ангела. Мне даже показалось, что вот-вот сей ангел, возведя очи вверх, начнет возноситься к небу под музыку хрустальных сфер. Но ничего такого не произошло. Шуцман остался на месте, вместо музыки сфер послышалась отрыжка, мутный взгляд был по-прежнему приклеен ко мне.

– Я теряюсь в догадках, пан шуцман.

– На Набережной имени сенатора Маккейна бандиты вымазали витрины коллодием, сделались экраны, которые показывают бандитскую пропаганду о том, что на самом деле это – набережная имени известного националиста адмирала Макарова, – внушительно сказал шуцман, тыкая мокрым щупиком зонда обивку салона. Видно, надеется обнаружить в мазке диверсионные наноустройства. Хорошо, что я первым делом промыл хлоркой весь салон автомобиля. Плохо, что в кабине воняет как в образцовом солдатском сортире.

– Я тут ни при чем, пан шуцман. Как вы можете так? – Я придал голосу политическую чувственность. – Маккейн подарил нам свободу. Я до сих пор не могу забыть, как во время свержения памятника Александру III сенатор показал указательным пальцем на фашиствующего царя и сказал «паф», после чего сдул воображаемый дымок, а статуя благополучно рухнула.

– Есть еще информация, что появились насекомые, которые грызут дорогой личный автотранспорт, оттого что у них мозги биохакерами крякнуты.

Да что ж ты впился в меня, клещ? Ну почему во время войны в тебя не попал снаряд, выпущенный из ржавой гаубицы калибра 152 миллиметра, расчет которой я кормил кашей? Зря, получается, кормил.

– А какие насекомые, пан шуцман? Для этого дела термиты нужны или какие-нибудь супермуравьи с Амазонки.

Не удостаивая ответом, «дорожный ангел» потянулся граблей к приборной доске моего автомобиля, открыл универсальным ключом панель борт-компьютера и вытащил контрольный чип. Без церемоний, прямо пальцами, которыми он недавно хватал сало. Затем вставил мой чип в свободный слот своего терминала и с нетерпением вперился в дисплей.

– Ты приплыл, – сказал шуцман, едва сдерживая улыбку удовлетворения. – На гидротрансформаторе – левый номер.

В его голосе зазвенел тяжелый металл разоблачительных ноток. Интересно, что ему надо? Амславы взятки не берут, по крайней мере мелкие. Похоже, этот фрукт удовлетворяется, когда удается подгадить ближнему своему. Уличных «кабинок счастья» ему мало... Еще пару минут, и я опоздал в книжный магазин.

– Не может быть, пан шуцман, – максимально убедительным тоном сказал я и застыл в улыбке.

Он снова сверкнул зарядом, испепеляющим нановрагов. Искренне жаль, что в районе задницы у пана нет утечки пропана или метана... На самом-то деле гидротрансформатор, конечно, левый, но кого это должно волновать, если «Тризуб» легализовал автомобиль и заложил все необходимые данные в контрольный чип борт-компьютера.

– Усе может быть, – родил очередную философскую истину пан шуцман.