Любить нельзя воспитывать Зицер Дима
Постарайтесь не сваливаться в абсурд типа «нельзя прыгать из окна» – никто и не собирается. Или «нельзя совать пальцы в розетку» – поверьте, это невозможно, пальцы пришлось бы заточить, как карандаши… Кстати говоря, совершенно такой же эксперимент было бы здорово провести и по отношению к самим себе.
И вдруг волшебным образом выяснится, что на самом деле все можно. Только нужно знать, как с этим всем обращаться. Понимать, какое у нас к этому всему собственное отношение.
«Так что же, если ребенок стучит у меня над ухом молотком, мне и сказать ничего нельзя»? – возмутится оскорбленный родитель.
Почему же не сказать? Конечно, сказать. Причем вместо закрытого «нельзя» мы можем предложить десяток других вариантов. Можно попросить стучать потише, можно уйти в другую комнату, можно объяснить, почему вам это мешает, можно постучать вместе с ним. МОЖНО, понимаете?
Человек, растущий в парадигме «можно», способен видеть, слышать, внимать. Он способен сказать «могу, но не хочу» или, наоборот, «хочу, но сейчас не стоит». Когда мне все нельзя, за свое «можно» я буду бороться, как лев! С самого раннего возраста. Отсюда и проблемы типа «он не хочет ложиться спать», «она не ест», «он все время дерется» и т. д. Удивительно, но с родителями происходит совершенно то же самое: чем больше запретов самим себе – тем больше и детям. И, конечно, тем больше неврозов. Ведь и так называемые родительские проблемы похожи: «у меня нет больше сил», «я совершенно измучена», «не знаю, что с ним дальше делать…» Вот и получается, что «позволять детям» удивительным образом превращается в «позволять себе». И наоборот.
Опять не вышло у меня занять чью-то сторону. Одна сторона. Одна…
Истеричный монстр
Именно так одна измученная мама отрекомендовала мне своего трехлетнего сына.
«Я чувствую, что просто готова его задушить, когда он устраивает очередной спектакль! Я устала от истерик по любому поводу!» По словам несчастной женщины, поводы для «спектаклей» действительно бывали самые разные – от «не хочу есть/спать/гулять» до «купи игрушку». Одним словом, классика.
И то правда, по моим наблюдениям, ничто так не приводит родителей в состояние безысходности, как детская истерика. Оно и понятно: если в других ситуациях мы худо-бедно представляем себе, как себя вести – находим слова, советы, можем, наконец, просто прикрикнуть, тут чаще всего наши привычные инструменты просто не действуют. Мы часто оказываемся в положении человека, который пытается что-то доказать, в то время как его не видят и не слышат – говори не говори, разница невелика… Все это зачастую еще и в присутствии непрошеных зрителей. И вот мы уже обнаруживаем и самих себя в состоянии если не истеричном, то близком к нему.
А что действительно происходит с нашими детьми? Что приводит их в это исступление? И как быть нам? Как сохранить их и самих себя?
Я постараюсь быть практичным. Начну с главного вопроса: почему, собственно, детские истерики выделяются в некий особый подвид истерик? Разве есть в данном случае принципиальная разница между детьми и взрослыми? Это, позвольте, какая же? В состоянии истерики человек вне зависимости от возраста не может совладать с собой, ему по-настоящему плохо, он не в силах поменять действительность привычным способом, не справляется с осознанием происходящего. Вот из этого, как мне кажется, и нужно исходить. Не потому ли мы выделяем детские истерики в отдельную группу, что слабых проще обвинить в несдержанности и невоспитанности, что легче подвести теоретическую базу под это неприятное и часто непонятное для нас явление? Конечно, в разном возрасте, а тем более у разных людей, реакции на действительность несколько различаются. Именно поэтому нам проще объяснить детские расстройства несущественными причинами, в отличие от расстройств взрослых. Подумаешь, игрушку не купили! Подумаешь, не дали доиграть! Да, представьте, это может быть причиной очень серьезного огорчения, ведь всё, как известно, относительно, и судить о глубине детского горя можно только в их, детской системе координат. А критериев для такой сущностной оценки, увы, у нас попросту нет. И этот факт нам, взрослым, хорошо бы принять и запомнить. Да и сам человек ведь далеко не всегда знает, что и почему с ним происходит. (Разве мы с вами всегда понимаем, отчего именно впадаем в то или иное состояние?) Поэтому говорить о причинах истерик в определенном смысле бесперспективно. Равно как и бесконечно повторять один и тот же унылый вопрос: «Почему ты кричишь?»
Давайте по существу. Я бы предложил, вместо того чтобы привычно искать манипулятивные способы прекращения неприятных нам проявлений близких, отнестись к ним по-человечески. Думаю, что в первую очередь человека в истерике жаль. Это нормально – жалеть того, кому плохо, не так ли? Вот и давайте сообщим ему об этом. Это ведь часто так важно – услышать, что тебя жалеют. (Понимаю, что я сейчас отторгаю группу читателей, находящихся внутри военно-подросткового комплекса-уверенности, что жалость унижает. Но про это, боюсь, невозможно говорить всерьез без клинического психотерапевта, поэтому предлагаю эту тему отложить до лучших времен.) Важно просто сообщить человеку, что мы его ВИДИМ, что заметили его огорчение, что сами этим огорчены. Да-да, просто сообщить, желательно спокойно, обняв, так, чтобы он нас услышал.
Далее. Предлагайте помощь. Именно такими словами: «Чем тебе помочь?» Спрашивайте, что нужно человеку, для того чтобы справиться с этим тяжелым состоянием, предложите стакан воды, предложите умыться. Не уставайте помогать. Если помощь отринута, просто отойдите – пусть он побудет с самим собой. Пусть у человека будет возможность проверить (и со временем наладить) собственные механизмы перехода в другое состояние.
Третье. Стоит объяснить нашу позицию: мы не умеем, не готовы общаться сейчас и таким образом (чаще всего это и является правдой). Это может звучать примерно так: «Мне, честное слово, очень тебя жаль, я очень тебя люблю, я с радостью помогу тебе, чем могу, но общаться в такой форме не стану, поскольку не умею (мне это неприятно, мы ничего не достигнем, я нервничаю, я не могу так разговаривать и т. п.)». Разговор по существу сейчас невозможен, не злитесь: злиться просто не на что! Ведь истерика в 90 % случаев не имеет отношения к ее изначальному предмету. И поверьте, ребенок способен это понять. Важно развести – и для самих себя тоже – его нынешнее состояние и предмет разговора. И позиция наша должна быть твердой.
Если мы и сами чувствуем, как впадаем в «пограничное» состояние, – самое время заняться собой (тот же стакан воды и глубокий вдох нам наверняка помогут). О предмете истерики (если он вообще существует) можно и нужно говорить только через некоторое – значительное – время после того, как человек успокоится. Ведь «внутри» он ничего не услышит, он переполнен горечью и жалостью к самому себе (замечу, справедливой жалостью). Если мы хотим добиться когнитивной фиксации, то есть осознания человеком какого-то факта (на улице холодно, мы торопимся, я не согласен с тем, что ты льешь воду на пол, не хочу и не могу слышать, как ты кричишь, у меня действительно нет денег на игрушку), необходимо вести беседу, когда все ее участники спокойны, когда им комфортно. То есть через несколько часов, а иногда и через несколько дней после события. В противном случае мы только распаляем и обижаем и собеседника, и себя самих.
Я беру на себя смелость гарантировать, что при соблюдении этих простых человеческих правил постепенно от так называемых истерик не останется и следа. Проверено и исследовано. Неоднократно.
И последнее: тот факт, что у ребенка не хватает собственного опыта для изменения своего состояния, не делает его плохо воспитанным, распущенным, избалованным, а лишь более уязвимым. А это значит, что просто пора вспомнить о нашей родительской роли. И предложить защиту и помощь.
Тело как педагогический инструмент
(ДЛЯ ТЕХ, КТО ХОЧЕТ ПОЛУЧИТЬ КОНКРЕТНЫЙ И ОДНОЗНАЧНЫЙ ОТВЕТ НА ВОПРОС «ЧТО ДЕЛАТЬ?»)
Для начала – очередное простенькое наблюдение. Стою на автобусной остановке. Рядом папа и дочка лет четырех. Девочка вполголоса что-то напевает, подпрыгивает и хлопает в ладоши.
Подходит автобус. Напевая, девочка собирается подняться на ступеньку и случайно задевает женщину, которая тоже желает войти. Женщина недовольно на нее смотрит, а папа резко и грубо выдергивает дочь из автобуса и шипит, именно шипит сквозь зубы: «Ты что, не умеешь себя вести?!»
Вот, собственно, и все. Конец сцены. Девочка, естественно, перестает петь, встает около отца настоящим истуканом, ее глаза наполняются слезами.
В этой ситуации девочку очень жаль, так многое можно было бы написать и о ней, и о вероятном воздействии происшедшего на ее характер и – не исключено – даже на будущее, но давайте-ка сегодня говорить не о ней, а о папе. Ведь и ему по-настоящему плохо. В этом, поверьте, нет никакого сомнения. Он скрежещет зубами, тело его напрягается, настроение портится (рискну предположить, что еще пересыхает во рту, учащается пульс, ломит в висках). Что же происходит? Неужели все это оттого, что дочь всего лишь что-то сделала не так, по его мнению? Или оттого, что он решил защитить от своей девочки какую-то незнакомую тетку (предварительно, видимо, пережив галлюцинацию на тему «тетка в опасности»). Этого же просто не может быть! Ведь даже если на минуту согласиться с тем, что девочка совершила какой-то неприличный поступок, подобная реакция является просто неадекватной. А тем более если мы вспомним, что речь идет о человеке четырех лет…
Заявляю с полной ответственностью: воспитывать папу совершенно бесполезно. Дело в том, что эту реакцию «выдает» его тело, причем почти вне всякой связи с интеллектом. Как будто просыпается какое-то воспоминание, как будто его организм защищается от чего-то, как будто злой дух действует вместо него… Я берусь утверждать, что папа, скорее всего, и не знает, что и почему с ним произошло. Более того, если начать убеждать его, что так вести себя неправильно, он, вероятнее всего, удрученно согласится. Только что толку? Ведь в следующий раз все повторится сначала… Знакомо? Думаю, знакомо многим. Почему так происходит? Почему мы, даже понимая, что все делаем не так, раз за разом повторяем те же ошибки? Повторяем, осознаем, сокрушаемся и… повторяем снова.
Чтобы понять, в какую ловушку мы неизбежно попадаем, воспользуемся простейшим примером: если вы прикоснетесь нечаянно к раскаленному утюгу, то, несомненно, сначала отдернете руку, а лишь потом осознаете, что с вами произошло. Вы, возможно, удивитесь, но примерно по такой же схеме устроено множество родительских реакций на детей, как, впрочем, и вообще взрослого мира на детский. Сначала возникает реакция и только потом – осознание. Не согласны? Звучит парадоксально? А вы повспоминайте! Как часто бывает, что ребенок только начинает свой вопрос: «Мам, а можно…», как уже уста наши сами выдают категоричное «нет», и лишь несколько мгновений спустя мы удивленно спрашиваем самих себя, а почему нет-то. Как часто – как в случае с девочкой – мы воздействуем на человека физически, а лишь потом останавливаемся и размышляем.
Или еще знакомая многим ситуация: ребенок плохо ест. Размазывает кашу по тарелке, сидит подолгу над каждой ложкой, роняет – о ужас! – еду на стол. Оставьте вопрос, почему нам не все равно, как он(а) ест, а равно и ответы типа: «Как почему, это же мой ребенок» и вспомните, пожалуйста, что в это время мы испытываем сильнейшие ФИЗИЧЕСКИЕ ощущения, которые провоцируют последующее поведение. Чаще всего мы не обращаем на них никакого внимания (в точности как в случае с утюгом: сначала реакция, потом – осознание), а просто действуем – каждый своим способом. И действия эти, к сожалению, зачастую имеют насильственный характер. А даже если и не насильственный – действительно ли было необходимо что-то предпринимать?
Реакция наша в подавляющем большинстве случаев (если не во всех) не интеллектуальная, а ФИЗИЧЕСКАЯ! Вспоминаете? Не правда ли, любопытно?
Приведу для верности еще пример. Мама жалуется мне сама на себя. Рассказывает о том, как «уничтожила семейное счастье» (цитата). А дело было так: гуляли они с десятилетним сыном по прекрасному осеннему Петербургу, смеялись, ели мороженое, у обоих было чудесное настроение, пока черт не дернул ее за язык (ее слова) и она не спросила, кто был архитектором Эрмитажа (господи, ну как же это происходит в голове у нас, взрослых!). Уже через пару секунд несчастная обнаружила себя в состоянии дичайшего раздражения, орущей на мальчика, давшего неверный ответ, а его – стоящим перед ней со слезами на глазах. Все, праздника, естественно, как не бывало. И вы что же, хотите меня убедить в том, что подобное поведение умной взрослой женщины явилось результатом ее интеллектуального выбора? Иными словами, что она сознательно разрушила ту волшебную атмосферу выходного дня? Этого же просто не может быть! А с другой стороны, разве у большинства из нас не так? Не буду томить вас и опишу счастливый конец этой истории. Мы довольно много работали с этой мамой. И она вспомнила, что ее тело реагирует на подобные ситуации всегда одинаково: потеют руки и дико ломит спина. Ей ФИЗИЧЕСКИ плохо, организм как будто нарочно играет с ней злую шутку. Раз за разом происходит с ней все это по следующей схеме: она гуляет – возникает резкая боль в спине – она пристает к сыну с «образовательными» вопросами – она выдает дикую реакцию на его незнание или ошибку. Замечаете странность? Сына в этой схеме просто нет! «Как нет, – скажете вы, – ведь он действительно не знал, кто архитектор Эрмитажа». В том-то и дело, что это совершенно не важно. Если бы мама осознавала, что с ней происходит, разве стала бы она портить прекрасный день? Просто поняла бы, что нужно присесть и отдохнуть, например. И, возможно, если для нее это действительно так важно, лишний раз рассказать сыну о великом Растрелли. Вот и все. В тот момент, когда мама начала осознавать происходящее с ней, с ее телом, 90 % конфликтов с сыном исчезли из ее жизни. Надеюсь, навсегда.
Вы можете спросить, почему вообще возникли у нее такие реакции? Отвечу: строго говоря, это не так уж важно. Реакции, их совокупность составляют сегодня ее сущность, самость, если хотите. Даже если сын выучит наизусть имена всех архитекторов мира, это ее не спасет. Равно как и если психотерапевт раскопает, в чем причина ее реакции. Будут новые и новые поводы. Пока она не осознает эту ситуацию как личную, касающуюся только ее. И не начнет собой заниматься[2].
Удивительно, но так устроено почти со всеми «сложными» детско-родительскими ситуациями.
Итак, хотите теперь честный ответ на вопрос, что делать, и честную рекомендацию? Пожалуйста: просто занимайтесь собой! ФИЗИЧЕСКИ. Когда ребенок размазывает по тарелке еду – в этом нет ничего плохого (как, впрочем, и хорошего). Все, что с вами в этот момент происходит (а происходит так много), не имеет к нему никакого отношения – это просто реакции вашего тела на старые воспоминания, обиды, страхи и пр. Если в те отведенные нам судьбой доли секунды перед совершением действия по отношению к ребенку мы проверим самих себя (и снова – проверим физически: как мы дышим, не сжались ли у нас руки в кулаки, удобно ли нам стоять, не нужно ли сделать глоток воды и пр.), 90 % сложных ситуаций исчезнут. Они ведь, по сути дела, никогда и не возникали. Подумайте сами: так здорово, когда четырехлетняя дочь прыгает, поет и смеется; так прекрасно гулять с сыном – просто гулять, ни о чем не думая, не занимаясь при этом воспитательно-образовательным процессом; так чудесно ужинать с любимым человеком (да, и трех лет) и помогать ему, если еда упала на стол или на пол, или, напротив, как положено в «приличном обществе», тактично не замечать этого. Так круто понимать, что с тобой происходит, и защищать от самого себя дорогих и любимых людей…
Друзья, у меня отличные новости: с физическими упражнениями справиться намного проще, чем с интеллектуальными, – просто в нужные моменты наблюдать за собственным телом и вмешиваться в процессы по мере необходимости. Чувствуете, как что-то подкатывает к горлу и становится тяжело дышать? Сделайте произвольно пару глубоких вдохов. У вас вспотели ладони? Просто вытрите их. Пересохло в горле? Попейте воды. Стали ватными ноги? Присядьте. И так далее. Возможно, это звучит для некоторых слишком просто – что ж, проверьте меня и попробуйте. Только честно. В следующий раз (а он, увы, будет у большинства из нас) в ситуации так называемого раздражения, например, обратите внимание на собственное тело. Сверху донизу и наоборот. Шаг за шагом проверяйте, что С ВАМИ происходит. Меняйте то, что хочется поменять, – это в вашей власти. Только, пожалуйста, не говорите, что в том или ином вашем состоянии виноваты дети. В подавляющем большинстве случаев это просто неправда! И насиловать ДРУГОГО, для того чтобы изменить ВАШЕ состояние, уж простите, нечестно и непорядочно.
Необходимо помнить и еще одну вещь: речь идет о глубоко укоренившихся привычках. В определенной ситуации организм привык выдавать определенную реакцию. Еще бы! Ведь это происходило так много раз! Сначала по отношению ко мне, потом – от меня по отношению к другим. Это означает, что некоторое время придется потерпеть. Будут срывы, будут разочарования. Но будет и сумасшедший успех. Ведь тут сходятся целых два удовольствия: заниматься собой и делать счастливым любимого человека. Стоит того, разве нет?
Идеальное средство для очистки совести
«Хвалите нас, тогда мы будем стараться, – написала мне читательница, – ведь родителям нужна постоянная поддержка». А другая так прямо и заявила: «Нас нужно мотивировать, расскажите, какие мы молодцы!»
Интересна тут, мне кажется, сама постановка вопроса, которая раскрывает представление о родительстве как о тяжком труде… Как о чем-то требующем дичайших человеческих и материальных ресурсов. Не тут ли и зарыта жирная мертвая собака?
Привычка превращать в тяжкий труд любое удовольствие путает нас и в конце концов губит самый смысл этого удовольствия… И в семейных отношениях это проявляется, похоже, в первую очередь. Почитать ребенку книжку? Это целое дело… я сначала должен собраться с силами… Садимся обедать?.. Какое же это удовольствие? Это повод оправдать высокое звание матери – любой ценой обеспечить ребенку необходимое количество калорий… Идем гулять? Как же позволить ему надеть то, что хочется? Какой же я тогда родитель? А воспитательная функция? Ведь он начнет относиться к жизни с возмутительной легкостью… Он наконец сел за уроки? Как же можно вместо этого заняться чем-то, что увлекает нас обоих? Ведь тогда, не дай бог, молитва может превратиться в фарс. Мы в кои-то веки играем вместе? Ну и как же мне не ставить в процессе игры непосильные задачи? Ведь иначе он подумает, что можно без труда вытащить рыбку из пруда. Живут-то, как известно, не для радости, а для совести…
Поддержка – штука нужная. Вот только в чем именно? Возьмем для примера несколько характерных родительских паттернов.
Несчастная мама
24 ч.
«Я ору и никак не могу остановиться… Понимаю, что делаю гадость, а перестать не могу», – делится со мной несчастная мама. «Бью его, а сама плачу», – надломленным голосом сообщает другая. «Я прихожу домой усталая, и когда трехлетний сын лезет ко мне, могу жестко отказать ему в общении, а то и шлепнуть. Сама весь следующий день ужасно страдаю», – переживает третья. И все эти мамы повторяют раз за разом: «Но ведь это наша сущность. Мы хотим иметь право быть самими собой…»
Нравится Комментарий Поделиться
Конечно, дорогие мамы, быть собой – базисное право любого человека! Только… как бы это… вы уверены, что ничего не путаете? Уверены, что бить слабого, манипулировать чужим и своим настроением или выдумывать изощренные наказания за несуществующие проступки называется «быть собой»? Неужто это и есть вы, ваша сущность? У меня, честно скажу, большие сомнения. Просто сами попробуйте иначе. Станьте собой – настоящими, а не выдуманными вашими собственными родителями, учителем, соседкой, телевизионной программой. Внешне это превращение выглядит примерно так (цитирую недавно полученное письмо): «Хочу сказать огромное спасибо! Ребенку пять. Сегодня впервые (!) попробовали уложить его без скандала. Всегда тратили полтора часа на укладывание. Нервы, слезы, никакой личной жизни. А вчера он уснул в обычное время (просто уложили на полтора часа позже). Провели с мужем прекрасный вечер». Представляете, как просто? «Ах, нет, совсем не просто, – воскликнет очередной возмущенный родитель. – Вы опять предлагаете что-то непонятное. А делать-то что?!» Никак, никак не верят взрослые, что делать практически ничего не нужно. Совсем. Всего лишь прислушаться к самим себе. По-честному.
Родительский комплекс вины преследует вас и выжигает душу? Ну так изживите наконец этот комплекс! Ведь еще большее зло – продолжать делать гадости и параллельно заявлять о собственной уязвимости. «Легко сказать», – сокрушенно вздохнет читатель-взрослый. Ага, легко сказать, но и сделать тоже очень легко. Только начать бы уже. Да и в трудностях ли дело? Или все-таки, как говорится в бессмертном «Солярисе» Андрея Тарковского, «здесь скорее что-то с совестью»?..
Это, конечно, иллюзия, что, прочитав еще одну статью о детях, мы изменимся. Но в том-то и дело, что меняться-то особо и не нужно. Скорее наоборот, наконец воплотить это самое чаяние – честно быть собой. В противном случае так и продолжится привычный день сурка: мы читаем очередную статью, впадаем в очередной приступ комплекса вины, снова ищем самооправдание и требуем похвалы, срываемся, становимся несчастными, страдающими взрослыми и так далее.
Мы устаем, раздражаемся, волнуемся, срываемся… Все это проявления нашей человечности. Дети дают нам за это право на себя, его не нужно завоевывать. Это война, которая давно закончилась, так и не начавшись. Когда мы ведем себя с другими как люди с людьми, пропадает необходимость постоянно рассказывать, что «мы тоже имеем право». Дети изначально дают нам такую фору, что и описать трудно. Мы ведь для них и так самые лучшие, мы всегда правы, мы не делаем ошибок. Они-то как раз принимают нас такими, какие мы есть. Разве не так? Как же нам приходится трудиться, чтобы все испортить!
В определенном смысле я призываю к «благородному бездействию». Спокойно занимаясь собой, мы ничего не испортим. И когда я говорю «любить», я имею в виду именно это. Получать удовольствие от любви. Тогда и уставать можно, и срываться. Давая им такое же право. Ведь так часто взрослые, говоря о собственной человечности, стремятся отобрать ее у самых слабых – у детей. А чтобы успокоить совесть, изобретают целую систему сдержек и противовесов, в которой живые отношения исчезают безвозвратно, уступая место бездушным законам и придуманным чужими людьми правилам. Быть хорошим родителем – значит быть живым. Признавая и принимая живость других. Тогда и бороться ни за что не нужно. Вот оно, Царствие Божие на земле.
Нет, не нужно всегда быть «в отличной родительской форме». Но ведь можно просто быть честными, сказать «я устал, я раздражен, у меня проблемы на работе, я хочу побыть один, наконец», вместо того чтобы манипулировать и заявлять «тебе пора почитать, ты бездельник, ты постоянно крутишься под ногами, мне за тебя опять стыдно» и пр.
Нет необходимости постоянно выискивать в себе любовь, в том числе в ситуациях, когда вы чувствуете только раздражение. Но это не означает и обратного: без конца заменять человеческие отношения воспитательным процессом, возбужденно гордясь мнимыми успехами и впадая в депрессию от мифических неудач.
Нет, мы не должны отдавать всего себя ребенку, ведь смысл в том и состоит, чтобы всласть заниматься самими собой. Но это не означает, что любимый человек должен воспринимать общение с нами как награду.
Когда мы принимаем собственную человечность, признавая человечность ребенка, у нас появляется столько прав и возможностей, что их, простите за выражение, некуда девать: право бояться и право ошибаться, право уставать и право сходить с ума от восторга, право злиться и право бездельничать, право не понимать и право настаивать на своем, право принимать и право отвергать, право обнимать, когда этого хочется, и уклоняться от объятий, когда не до этого. Только важно помнить, что права эти – общие.
А что касается похвалы – так это я всегда готов. Вот она: «Ребята, вы настоящие молодцы!» Только, пожалуйста, несите это звание с честью…
Звериный оскал человечности
«Конкуренция заложена в нашей природе, – запальчиво восклицает моя собеседница. – Это инстинкт!»
Что и говорить, в определенном смысле она совершенно права. Давайте вспомним, как именно в нас срабатывают эти заложенные инстинкты. Я полагаю, вы не раз это наблюдали.
Скажем, в театре. Когда зал, кажется, еще дышит финальными звуками «Аиды», а первые зрители уже ринулись в гардероб… Кто из нас не бывал в подобной ситуации? Всего несколько минут назад публика благоговейно внимала Верди, и вот теперь в гардеробе разворачивается настоящая битва за право взять пальто первым.
Или, например, у шведского стола, когда мы, будучи не в остоянии остановиться, кладем себе на тарелку седьмой кусок колбасы. А еще как вдруг на дороге нам становится суперважно доехать до светофора первым, обогнав какую-то машину. И мы радостно подрезаем ее, самодовольно поглядывая в зеркало заднего вида.
Что происходит с нами в такие минуты, объяснить довольно просто. Просто, поскольку инстинкты – штука несложная.
Понятно ведь, что срабатывает в нас в гардеробе, не правда ли? Это привет из тех времен, когда опередить другого значило не только овладеть ситуацией, но и выжить.
Происходящее у шведского стола тоже несложно объяснить – так важно бывает нашим меньшим братьям схватить кусок побольше, ведь иначе еды может просто не хватить, вот инстинкт и заставляет нас брать ее про запас, на будущее.
Добежать первым до пещеры не менее важно, ведь иначе можно прохлопать место у костра, да и самка может достаться кому-то другому…
У животных от действия этих инстинктов часто зависит жизнь. Наверное, именно поэтому и нам бывает довольно сложно противостоять этим внутренним позывам. Вроде и не хотел включаться в соревнование, как уже вовсю нажимаешь на газ и испытываешь привычный подъем духа от легкой победы…
Что поделаешь, так уж мы устроены. Мы, совершающие бесконечный путь от животного к человеческому. А человечность не в том ли и заключается, чтобы наблюдать и замечать собственные инстинктивные позывы и сознательно решать, как поступать?
«Сколько же можно повторять одно и то же! Уже и собака поняла бы! – слышу я до боли знакомый текст. – Ты что, не можешь это просто выучить?!» Знаете, что тут самое интересное? Что и вправду, собака, возможно, и поняла бы. А вот человек, представьте, никак не может. Как будто сопротивляется сама человеческая природа, как будто ребенок борется за право не понимать и не принимать все, что ему втолковывают как само собой разумеющееся. Он ведь человек и не хочет выучивать как собака.
Действительно, вечный «взрослый» аргумент «даже у животных так» на деле работает с точностью до наоборот. Это не «даже у животных», это именно у животных так. Разница в том и состоит, что человек имеет право не понимать. В отличие от братьев наших меньших, нам дана свобода воли и способность к сомнению и рефлексии. В этом наша базисная человечность и проявляется: не понимать и задавать вопросы, не соглашаться и поступать по-своему.
Так не странно ли для простоты и мнимого удобства сводить поведение человека к безусловным, а потом и условным рефлексам? Сажать со скандалом на холодный горшок – иначе не научится пользоваться туалетом, заставлять делать ненужную и скучную работу – иначе не узнает слово «надо», кидать в воду – иначе не освоит плавание, учить бить обидчика – иначе не пробьется в жизни…
«Вы уж с ним, пожалуйста, пожестче!» – просительно шепчет мама, передавая свое чадо с рук на руки классному руководителю. Говорит она это немного стесняясь, как будто произносит какой-то не вполне приличный, но необходимый текст… Понимаете, полагаю, чего эта мама добивается? Она просто инстинктивно считает, что, если развивать в ее сыне не человечье, а волчье начало, ему легче будет жить дальше. Даже и мантра взрослая существует на эту тему: «Если он(а) не будет уметь постоять за себя, он(а) погибнет в большом мире». Мантра, безусловно, удобная, поскольку, помимо прочего, она еще и оправдывает практически любые наши инстинктивные гадости. Сорвался очередной раз на человека – что ж, пусть знает, что так устроен мир. Отправляю ребенка день за днем в ненавистную школу – это я учу его не бояться трудностей; не нахожу времени на общение – воспитываю в нем самостоятельность и так далее… И конечно, постоянно подкрепляю этот опыт так называемой мудростью: «Мы должны готовить их к жесточайшей конкуренции. Так уж заведено в природе: побеждает сильнейший. Если мы будем нарушать этот принцип, мы далеко зайдем…» Ага, далеко зайдем – станем чуть больше людьми…
Готовя их к этой пресловутой конкуренции, мы как будто готовы стать для наших детей тренажерами вместо близких людей. Не дай бог ему будет хорошо в детстве… Как же он жить будет? Жизнь-то, как известно, борьба… Не потому ли таким сильным кажется этот аргумент, что высказывают его как раз те, кто привык видеть в окружающих лишь соперников? И не потому ли так многие навсегда остаются аутсайдерами, застрявшими в прошлом? Ведь если мы живем в среде жесточайшей конкуренции, тогда все можно оправдать… Мне не дали… Меня подсидели… Меня обидели… А то я бы ух!.. И вот уже успехи мы именуем победами. А как же иначе? la guerre comme la guerre!
Как-то я наблюдал сцену в нашей школе. Недавно пришедший мальчик лет пяти скандалит с девочкой того же возраста, практически бьется в истерике: «Я первый взял эту игрушку…» И вдруг девочка ее просто отдает: тебе нужно – возьми… Мальчик в ступоре – он к такому не привык, его учили другому: той самой жесточайшей конкуренции, а тут такое… Однако он довольно быстро справляется с ситуацией, и уже через пять минут они играют вместе… Неужели вы думаете, что этот мальчик, научившийся тому, что есть человеческие пути взаимодействия с другими, станет от этого несчастнее? А мне вот кажется, жизнь его только что стала намного проще и веселее: он понял, что можно просто уступить. Нет, даже не «уступить», поскольку в самом этом глаголе уже заключен намек на противостояние, а просто в прямом смысле расслабиться и получать удовольствие от происходящего. (В противовес заметим снова, как работает инстинкт: я хочу отнять нечто у другого человека, поскольку на всех не хватит. Так ведь и происходит и у животных, и у первобытных людей: если я хочу, чтобы это было моим, нужно отнять. Однако сегодня в большинстве случаев хватит на всех. Да и необходимость обладания существует далеко не всегда. И человечность заключается именно в осознании этого факта.)
Действия инстинктов могут проявляться и совсем неожиданно.
Так, как-то я узнал, что папа одной ученицы приказал ей (именно приказал) прочесть за лето толстенный том И. А. Крылова. «Это зачем же?» – изумленно интересуюсь я. «Как зачем? Она должна знать, что такое «надо», – гордо парирует отец. Понимаете? Как будто без этих издевательств над человеческой природой она так и не узнает, что такое «надо»…
Что и говорить, этот метод, безусловно, действенен. Помимо очевидного побочного эффекта (ненависть к Крылову, а возможно, и к чтению вообще) гарантированно девочка уяснит как раз, что «жизнь – борьба», что необходимо подавлять ближнего, насколько хватает сил, так, безо всякой причины, просто потому, что ты сильнее. Ну и с гордостью понесет это знание дальше. (Кто знает, возможно, уже став взрослой, она попробует осознать причины своих напряженных отношений с людьми, в которых она привыкла видеть лишь соперников…)
Неужели мы всерьез считаем, что, если девочка будет читать то, что ей интересно, она не узнает слово «надо»? Да и есть ли ценность в понимании этого слова, которое каждый из нас познает вне зависимости от насилия над нами, просто потому, что так устроена человеческая жизнь? Не в том ли дело, что в этой ситуации просто срабатывает животный инстинкт подчинить себе – сильному и старшему – слабого и юного? Боюсь, именно в этом. Иначе трудно объяснить тупое упорство родителя.
Человечество всю свою историю тратит огромное количество сил и средств, чтобы превратиться в людей. Продираясь сквозь собственные заблуждения и ошибки, мы уходим от животных инстинктов, потому что в этом уходе и заключается наша природа. А возможно, простите уж за пафос, и наше предназначение. Вот чем бы вместе заняться! Ведь иначе нам с вами придется жить с теми самыми, которые твердят чуть что: «Даже собака понимает», и сводят нашу прекрасную и сложную жизнь к простейшим инстинктам… Вы хотите? Я – нет.
/div> Дистанционное воспитание
Работая в детском лагере, год за годом с ужасом наблюдаю, как многие родители продолжают мучить своих детей и на расстоянии.
Мальчик Н. играет с друзьями. Звонок. «Извини, мам, я сейчас не могу говорить, перезвоню», – продолжая смеяться шутке друга, говорит он. Видимо, на другом конце слышит длинный монолог. Мальчик меняется в лице. Радости как не бывало.
«Мам, ну извини». Похоже, не помогает. Пулей вылетает из зала. Возвращается через десять минут заплаканный. Подсаживаюсь к нему, потихоньку начинаем болтать. «Мама обиделась за то, что я не хотел с ней разговаривать…» Ни намека на недовольство мамой, на ее оценку – только глубокое огорчение: я обидел любимого человека. Вечер испорчен. Педагогика в действии. (Скоро, скоро он поймет, что его радость, его дела не важны. Что главное – тупое подчинение. Скоро он научится у родителей манипуляциям. Скоро переходный возраст. Скоро он начнет возвращать.)
Другой случай. Под моим окном девочка объясняет маме: «Я обязательно все прочту, когда вернусь, здесь не до того – у меня много дел». Пытается рассказать о новых друзьях, о проектах, в которых участвует, о вчерашней игре, о своих радостях, успехах. Шансов быть услышанной, а тем более понятой, нет.
«Мамочка, я тебе обещаю, я все прочту…» Нет, не слышит. Девочка продолжает разговор, все больше всхлипывая, заканчивает рыданиями. «Хорошо, – это видимо, о чтении, – я все сделаю». Готово. Изнасилована. Теперь будет знать, как с родителями спорить! (Ну а побочный эффект – обучение вранью – не заставит себя долго ждать. Скоро она научится обманывать, говорить, что читала. Скоро начнет скрывать свои мысли, чувства, поступки.)
Таких случаев десятки. А сколько проходит мимо меня, скольких я не слышу, не замечаю! Иногда, не выдержав, я тайно от детей перезваниваю родителям. Мы говорим с ними, и они соглашаются – с тем, что нужно признаваться детям в любви, что наиболее понятная причина звонка ребенку – просто потому что соскучились по нему, что, если есть повод порадоваться за человека, нужно делать это непременно и сразу, и так далее, и тому подобное. Не встретил ни одного непонимания. Ну так что же вы, родители?! Остановитесь за минуту до. Сообразите, зачем вы звоните, вспомните, что будете говорить с любимым человеком. Это просто. И это – главное. Неужели этого недостаточно? Неужели главная форма общения для вас – это нравоучения? Неужели вы не понимаете, чем все это закончится – и для вас в том числе? Неужели эго так и дожрет вас до конца? «Я важнее любых друзей! Я лучше знаю, отчего тебе должно быть хорошо! Я расскажу тебе, как правильно отдыхать! Я знаю, что у тебя на уме! Я научу тебя, что вместо всей той ерунды, которой ты занимаешься, нужно делать! Я буду контролировать тебя всегда – только попробуй улизнуть, маленькая дрянь!..» И прочая, прочая, прочая…
Пожалуйста, перестаньте нести несчастье. Это не сильные слова, поверьте. Дети переживают испорченные отношения с вами именно так – как настоящее горе. И они никогда не предают вас. Во всяком случае, до определенного момента – пока не научатся. А вы?..
Искусство воспитания раба
Вы не замечали, что взрослые часто относятся к детям как к неудобному объекту, который сильно усложняет их родительское существование? Как к назойливой мухе, от которой необходимо отбиться, как к маленькому негодяю, с которым нужно справиться любой ценой и который, в свою очередь, только и думает, как сделать нашу жизнь невыносимой… Как будто речь о том, что мы всепонимающие ангелы, а они никчемные недоделки, которых необходимо сделать удобными для собственного пользования. Да, впрочем, и не для пользования. Так… лишь бы не мешали…
А чтобы не мешали, необходимо создать четкий кодекс – что можно и чего нельзя, что для ребенка является добром, а что злом. Отсюда – огромное количество взрослых утверждений, начинающихся словами «ребенок должен». Должен понимать, должен есть, должен учиться, должен знать, должен уважать. Должен, должен и должен.
Не согласны? А вы взгляните на родительские форумы. И сравните их… со средневековыми советами по воспитанию раба.
Читаю: «Судя по описанию, ваша трехлетняя дочь – уже очень распущенная девочка. Если она не способна выполнять требования взрослых, нужно с этим что-то делать. Лучшее, что придумали наши предки, – конечно, порка».
Еще цитата: «Если он начинает капризничать, нужно наехать на него хорошенько, чтоб неповадно было».
Раб, не имеющий права на личную жизнь, на собственные поступки и даже на человеческие эмоции.
Бесчисленны и пугающе однообразны инструкции по применению жестких методов так называемого воспитания. Жесткость и непреклонность объявляются главными добродетелями взрослого мира. Глаголы «наказывать», «заставлять», «пороть» не сходят со страниц форумов. Редкая личная история обходится без горделивого «я поставил его на место» или «нужно уметь заставить себя уважать». Все наши обмороки по поводу физических наказаний, да и вообще насилия над детьми, увы, не ведут ни к чему и ничего не меняют.
Предлагаю подойти к вопросу совсем с другой стороны. Давайте попробуем понять, какова ваша цель? Да, я не оговорился: конкретно ваша? Когда вы, например, наказываете человека, чего вы на самом деле хотите? Почему выбираете именно такой путь взаимодействия – путь унижения, лишения свободы выбора и агрессии? (Ну, а если вы этого, к счастью, не делаете, попробуйте пофантазировать о своих знакомых.)
Вопрос кажется простым, но, как будто застигнутые им врасплох, родители обычно предлагают самые странные ответы. Так, в одном из комментариев к моей статье читатель пишет: «Нужно быть жестче; если их жалеть, они научатся манипулировать…» И я в очередной раз поражаюсь такому странному кульбиту взрослого сознания… Разве не является совершенно очевидным, что если их жалеть – они научатся жалеть. Неужели и правда непонятно? Ведь как раз обратное утверждение является признаком типично манипулятивного мышления.
За примерами далеко ходить не надо, выглядит это примерно так:
• Если давать людям то, чего они добиваются, они «сядут на голову» (а на самом деле тогда они будут вам благодарны и научатся, вслед за вами, дарить радость другим).
• Если почаще демонстрировать собственное недовольство поведением другого человека, он станет дисциплинированным (нет, это не так – он замкнется, боясь собственных поступков).
• Если ввести в людские отношения методы поощрений и наказаний (являющиеся на практике методами дрессировки, используемыми с животными), человек научится отличать дурное от хорошего (в то время как в этом случае он постепенно потеряет способность самостоятельно ориентироваться в морально-этическом поле).
Думаю, далее продолжить этот ряд способен каждый.
На деле же все значительно проще: система личного примера действительно работает как часы:
• Если человеку хамить – он научится хамить.
• Если наказывать – он станет мастером наказаний и со временем вернет их окружающим с лихвой.
• Если лгать – станет лжецом.
Разве простейшая логика (да-да, не наука педагогика, не любовь к собственному ребенку, а просто логика) не приводит вас к мысли о том, что чему учишь – тому и научишь? И наоборот: невозможно, постоянно подавая дурной пример – жестокости, жадности, ненависти… взывать к доброте, отзывчивости и порядочности.
Впрочем, сказать лучше Лермонтова у меня вряд ли получится. Напоминаю:
М. Ю. Лермонтов
24 ч.
«Все читали на моем лице признаки дурных чувств, которых не было; но их предполагали – и они родились. Я был скромен – меня обвиняли в лукавстве: я стал скрытен. Я глубоко чувствовал добро и зло; никто меня не ласкал, все оскорбляли: я стал злопамятен; я был угрюм, – другие дети веселы и болтливы; я чувствовал себя выше их – меня ставили ниже. Я сделался завистлив. Я был готов любить весь мир – меня никто не понял, и я выучился ненавидеть. Моя бесцветная молодость протекала в борьбе с собой и светом; лучшие мои чувства, боясь насмешки, я хоронил в глубине сердца: они там и умерли. Я говорил правду – мне не верили: я начал обманывать <…> И тогда в груди моей родилось отчаяние – не то отчаяние, которое лечат дулом пистолета, но холодное, бессильное отчаяние, прикрытое любезностью и добродушной улыбкой. Я сделался нравственным калекой: одна половина души моей не существовала, она высохла, испарилась, умерла, я ее отрезал и бросил, – тогда как другая шевелилась и жила к услугам каждого, и этого никто не заметил, потому что никто не знал о существовании погибшей ее половины…»
Нравится Комментарий Поделиться
Сказано, на мой взгляд, исчерпывающе и до боли точно. Как будто эти строки писал педагог-практик, знакомый с самыми современными педагогическими исследованиями. Что сказать, гений – он и есть гений…
А еще понятнее у другого гения – Высоцкого:
В. С. Высоцкий
24 ч.
Если поросенком вслух с пеленок
Обзывают, баюшки-баю, —
Даже самый смирненький ребенок
Превратится в будущем в свинью!
Нравится Комментарий Поделиться
Опять не верите? Опять найдете тысячи возражений, скажете, литература одно, а жизнь другое? Ох, ребята, лучше не проверяйте…
Еще один мотив подобного поведения был заявлен мне знакомой мамой, когда я предложил ей защитить девятилетнего сына от взрослого хамства ее знакомого. Она возмущенно возразила: «Но ведь он должен быть готов к сложностям мира. В том числе и к хамству! Его не всегда будут облизывать со всех сторон…» Тут я должен на миг остановиться и признаться, что и подобные жизнеутверждающие аргументы я слышал неоднократно. Полагаю, вы тоже с ними не раз встречались. Логика примерно такова: поскольку жизнь сложна и несправедлива (так, во всяком случае, это звучит в устах апологетов данного подхода), устроим нашим детям «учебку» – будем потихоньку портить им жизнь сегодня, чтобы к своему будущему они подошли во всеоружии… То есть научились тому, что такое настоящее хамство и предательство близких, и стали взрослыми безразличными жлобами.
Так вот, друзья, хамство, к моему огромному сожалению, найдет наших детей и без нас, с тяжелыми ситуациями в жизни они встретятся, вероятней всего, не раз и не два. Зачем же мы мучаем детей? И заметьте, как сам язык предает нас, как в подобной ситуации любовь и принятие заменяется глаголом «облизывать». Как будто мама стыдится собственной любви, как будто она оправдывается перед мифическим судьей, который накажет ее за излишнюю ласку по отношению к собственному ребенку. «Облизывать!»
Страшные и жестокие проявления близких могут только усугубить надлом в детском сознании. Мы же должны всеми силами отодвигать возможный удар, смягчать его, если он неизбежен. Это ведь именно то, что на умном языке называется родительской функцией.
Человек учится противостоять хамству, равно как и всякой другой гадости, когда у него появляется бесценный опыт созидающего и поддерживающего человеческого взаимодействия, когда он начинает ценить собственную личность и личность другого. Именно это учит ребенка не давать себя в обиду, а равно – защищать других. А вот положение, при котором наглый взрослый, пользуясь собственной силой и статусом, унижает его, учит его прямо противоположному: лгать, втягивать голову в плечи, пытаясь исчезнуть, а со временем при любой возможности измываться над более слабым – в точности как учили.
Брутальный папа пишет в форуме о воспитании: «Лучший способ справиться (заметьте: справиться! словно о стихийном бедствии) с истериками – не обращать на них внимания. А если становится невыносимо (невыносимо, конечно, нам, просветленным родителям, кто берет в расчет детское «невыносимо»!) – наказать как следует». Оставляя в стороне свои страшные догадки на тему «наказать как следует», обращу ваше внимание на типичный тон и подход: высшее существо пытается сладить с зарвавшимся мелким подонком.
Представляете, какой ад возникает в душе ребенка? Мало того что мне так плохо, я еще и один! Один на целом свете. Не считая родителей, которые всегда готовы сделать так, чтобы стало еще хуже… И в качестве полировки типичный аргумент взрослых: «Меня тоже так воспитывали, и ничего…» Что – ничего? Кому – ничего? Кто сказал вам, что вы прекрасны в своей узости, жестокости, агрессии, неспособности принять, даже не принять – хотя бы увидеть человека рядом с собой? Откуда известно, что эти методы воспитания привели к положительным результатам? Мы выжили? Вот уж действительно и на том спасибо! «Увязшие в собственной правоте, завязанные в узлы…» ©
Один из старых родительских страхов – что мой ребенок не подаст мне стакан воды в старости. Можно не сомневаться: не подаст! Откуда взяться стакану, если всю жизнь человека учили только жестокости, ненависти и тому, что, когда тебе плохо, окружающие способны увидеть лишь твою манипуляцию?..
Впрочем, не буду слишком пугать читателя: стакан, может, и подаст – общественное мнение все-таки велит противостоять собственным желаниям и справляться с порывами. Но ненависть и к вам, и к этому стакану гарантирована.
Вы привычно спросите, что со всем этим делать… А я привычно отвечу: ровным счетом ничего. Все методы, упомянутые выше, никому не нужны, никому не несут даже минимальной пользы. Ни наказания, ни «учебка», ни агрессия. Они лишь неуклонно, шаг за шагом ухудшают будущее – детское и наше собственное. Просто пришла пора освобождаться от роли заложников чужих галлюцинаций и собственного прошлого, выхолощенной морали и представлений соседки о нравственности, навязанной этики и воспитательных симуляторов.
Ведь все мы интуитивно знаем ответы. В том числе в ситуациях, когда творим зло, приговаривая «это любя», прикрываясь собственными страхами. И нет тут никакой родительской западни. Разве что тяжелая иллюзия, морок. Нужно только сделать шаг в чудесный мир, в котором ждут те, кто любит нас больше всех на свете, – наши дети. Они очень ждут. И, не сомневайтесь, они нам помогут.
Дети как игрушки
Моя младшая дочь (тогда ей было шесть с половиной) заявила: «Все-таки для многих взрослых дети – игрушки».
Выяснилось, что к такому выводу она пришла, когда совершенно незнакомая женщина позволила себе потрепать ее по щечке, потрогать волосы, спросить, настоящие ли они. То есть отнеслась к ней как к объекту, который по собственному желанию можно потрогать, погладить, поиграть с ним, наконец. Желанием объекта, понятно, в этом случае обычно не интересуются (действительно, кто же спрашивает игрушку, хочется ли ей играть!). Априори считается, что у взрослых есть право вторгться в мир человека по собственному желанию, даже без предупреждения – просто так. И все это только по одной причине – потому что он младше (сравните: другого цвета кожи, другой веры, другого размера, другой национальности и т. п.).
Как на самом деле для вас выглядит эта ситуация, легко проверить. Представьте, что проходящий мимо человек таким образом повел себя с вами: «Ах, какие мы красавицы!» И эдак по попке… Не правда ли, пощечины ему не избежать? Ну или как минимум жесткого ответа. Да что там по попке! Часто обычный вопрос слышится многим как недопустимая фамильярность.
В чем же разница? Не в том ли, что маленький не может дать отпор и наше умиление кажется достаточной причиной для таких проявлений? «Ну что вы, я же с благими намерениями!» – отвечают в таких случаях. «У меня и в мыслях не было обидеть ребенка, наоборот!» (Уверен, это можно отнести и женщине, которая встретилась моей дочери.) В том-то и штука, что такое поведение часто считается нормой. Если именно сейчас взрослому захотелось поговорить («Сколько тебе лет? Кем ты хочешь стать, когда вырастешь? Сколько будет пятью пять? Почему мы не улыбаемся?») – вынь да положь ему взаимодействие. Ребенок должен отвечать, не имеет права на стеснение, на молчание, на элементарный отпор. Он должен безропотно терпеть чужие прикосновения, идиотские комплименты, неискренние вопросы. Мало того, должен вести себя в соответствии с представлениями окружающих, а не то его еще и оценка взрослого может настигнуть: «Хорошие детки так себя не ведут! Я же тебе столько раз говорила! А почему мы не отвечаем, мы что, стесняемся, а?» О, это «мы»!..
«Не отвечаю, потому что не хочу! Уберите свои руки! Мне не до вас сейчас!» – эти ответы кажутся вполне логичными, но нет у них такого права. Мы сильнее, мы заставим, мы вытащим из них нужное нам поведение. В подобном положении оказывались в разных странах и в разные эпохи многие группы людей: рабы, женщины, черные. Что перечислять – много еще кто.
Да, речь снова идет о самом банальном насилии. И часто – возьмем, к примеру, женщин – такое поведение прикрывается чудовищной ложью: они недостаточно развиты, они не способны понять, они требуют опеки и пр. Ну а рядом, конечно, и обожествление: «О, прекрасный женский образ!..» («О, дети – это просто ангелы».)
Так что и объяснения типа «им самим это нравится», «только так с ними и можно», «мы хотим как лучше», как говорят нынешние дети, не катят. Им не нравится, я знаю точно. Откуда? Просто многие из них мне об этом говорили. Хотите – спросите сами!
Почему мы не знаем о его несчастьях?
«Я только через десять лет узнала о тех ужасах, которые ему пришлось пережить в начальной школе», – с горечью сказала мне мама одного молодого человека. «Я совершенно случайно услышала, как учительница кричит на мою дочь», – поделилась другая. «Она в последнее время очень грустная, но говорит, что в школе все нормально», – волнуется третья.
Правильно волнуется. Зачастую у нас действительно нет никакой возможности узнать, как им там живется, в их первом классе. Положение усугубляется тем, что такую ситуацию, в которой человек не может рассказать правду, попросить о помощи, построили мы сами.
Происходит это примерно так. Попав в школу, ребенок чаще всего оказывается в принципиально новой для него системе координат. Все устроено иначе: еда, общение, «мизансцена», собственный статус и статус другого – одним словом, все.
Как отличить в этом «иначе» правильное от неправильного? Как понять, когда я встречаюсь с проявлением обычной школы, той самой, которая должна стать мне домом, в которую отправили меня родители, и чем-то, чего не должно происходить?
Когда учитель кричит – это правильно или неправильно? Когда меня унижают – все в порядке или что-то идет не так? Когда у меня отнимают право на собственное понимание – это является школьной нормой или исключением из правил? Если меня обижает взрослый, я должен терпеть или просить о помощи? Как человеку разобраться в этой запутанной системе?
Ведь взрослый наверняка прав. Правда-правда. Знаете, как тяжело в семь лет понять, а тем более принять, что взрослый может быть злым, гадким, мерзким человеком? Что он может вредить тебе? Что твое право на защиту действительно существует. Что плох не ты, а он, что нет ни единой причины терпеть эту муку, что в школе должно быть хорошо и приятно.
К несчастью, намного более понятна позиция «это я плох, я что-то делаю не так, учитель лучше знает, я должен стараться его удовлетворить»… Тем более что именно эта позиция услужливо предлагается взрослым миром.
Это подогревается всей системой романтизации школы: там хорошо, это очень интересно, каждый человек должен учиться, ты уже взрослый и поэтому идешь в школу и т. д.
Как в таком положении человек может поделиться своим несчастьем? Он оказывается один на один с тяжелейшей ситуацией, практически как в древнегреческой трагедии: выбор между плохим и худшим. Нет-нет, это не преувеличение – проверьте сами. Какой высочайший уровень доверия к себе и своим близким должен быть у человека, чтобы сначала сказать: «Я не ошибаюсь, мне плохо, и так не должно быть, даже притом что все делают вид, что хорошо», а затем прийти с этим к родителям. И быть уверенным, что ему не устроят третейский суд, «разбор полета», а встанут на одну с ним сторону? Пересилив себя, обращается человек за помощью, открывает конкретные ситуации и… слышит ответ: «Не придумывай, этого не может быть!» Или: «Ну что же делать, нужно стараться! Потерпи! Ты в очень хорошей школе, привыкнешь», – и тому подобное.
Вот так и оказывается человек в безвыходной ситуации: с одной стороны, ему по всем признакам очень плохо, с другой – все окружающие транслируют, что должно быть очень хорошо. Только нужно стараться, терпеть, подчиняться и пр.
С одной стороны, его каждый день спрашивают, как дела в школе, с другой – он не может, не умеет, не имеет права рассказать о своих тяготах ожидающим ответа «все нормально». Он очень старается быть «хорошим», то есть соответствовать той картине мира, в которую помещен. Значит, придется справляться самому.
Эта ноша оказывается часто непомерно тяжелой для человека. Непосильной. И он ломается. И вовсе необязательно мы замечаем эту ломку. Ведь не всегда (к счастью) ребенку «дарят» заикание или депрессию. Чаще он просто учится все больше делать вид, что он как все. Тем способом, который ему понятен. И зажатый в эти страшные тиски между собственной натурой и внешней системой координат, он всасывает в себя по капле раба. Того, у которого нет права на чувства, эмоции, собственное поведение, собственный интерес.
С этой точки зрения подготовка к школе просто необходима. Человек должен твердо знать, что такое личность. Практически знать. Он должен быть готов защитить себя – и сам, и с помощью близких. Он должен ощущать, что такое собственное достоинство, личная свобода. И если встретится на его пути человек, посягающий на это, он должен уметь отличить такое посягательство от нормы. И уметь дать отпор. И нам, родителям, тоже хорошо бы вспомнить, как это делается.
Так что готовьтесь к школе. И не слишком надейтесь, что «тайное становится явным».
Фокус-покус
Может быть, это всем так везет в последнее время, но лично меня просто преследуют статьи, которые можно объединить общим названием: «Как нае… своего собственного ребенка». Более емкого глагола, уж простите, никак не найти. В смысле, как жестко обмануть. Или цинично использовать. Ну, короче, вы поняли. Или, может, это очередной педагогический тренд, который я опять пропустил?
Я имею в виду все эти «Как сделать так, чтобы он ложился спать вовремя?», «Как заставить его рассказывать о школе?», «Как убедить его, что нужно есть кашу?», «Как добиться от него правильных выводов?» – ну и тому подобное.
Способы обмана обсуждаются усердно и на полном серьезе. Причем обмана самого низкопробного, когда нам предлагается попросту… (см. глагол в начале текста) менее опытного и более слабого, воспользовавшись в качестве инструмента его практически неограниченным доверием к нам. Воистину, предательство – страшнейший из грехов…
«Мы научим вас манипулировать!» – прочел я в анонсе тренинга. И дальше: «Манипуляция помогает добиться своего, часто сокращает путь к цели, делает нас сильными, ловкими, убедительными». Чудесно, не правда ли? Жаль только, что в этом распрекрасном описании совсем не упомянуто, что происходит с человеком, которым манипулируют… Как происходит подавление его воли, подмена собственных желаний на желания манипулятора, постепенное разрушение личности. Оказывается, вопрос, чем, собственно, плоха манипуляция, вовсе не праздный. Да я и сам слышал его множество раз на встречах с родителями и учителями…
Со стороны того, кем манипулируют, все выглядит как простой, но очень странный фокус: вроде бы я знаю, как устроен мир, уверен в том, что нахожусь в здравом уме и твердой памяти, понимаю, чего хочу и вдруг – опля! Все переворачивается, и я делаю неожиданный для себя выбор (а часто просто чувствую себя дураком). Как это произошло? В какой момент я согласился? Что со мной сделали? Как я это позволил?
В СЛОВАРЕ ОДНО ИЗ ОПРЕДЕЛЕНИЙ «МАНИПУЛЯЦИИ» ЗВУЧИТ ТАК: «ЛОВКАЯ ПРОДЕЛКА, МАХИНАЦИЯ». И ЭТО ОПРЕДЕЛЕНИЕ КАК НЕЛЬЗЯ ЛУЧШЕ ПОДХОДИТ ДЛЯ ОБЪЯСНЕНИЯ ТОГО, ЧТО ДЕЛАЕТ МАНИПУЛЯТОРВЗРОСЛЫЙ ПО ОТНОШЕНИЮ К МАНИПУЛИРУЕМОМУ-РЕБЕНКУ.
В детско-родительских отношениях манипуляция, увы, встречается очень (слишком!) часто. Причина понятна: очень велик соблазн. Если со взрослым нужно как следует повозиться – у него есть собственное сформировавшееся мнение, он часто настороже – с ребенком все намного проще. Он открыт, верит нам, готов воспринимать нашу точку зрения. Ну как не воспользоваться такой искренностью и не использовать ее как слабость собеседника! Ведь для того, чтобы объяснить свою точку зрения, убедить собеседника, придется потрудиться, а при помощи манипуляции часто действительно можно добиться почти всего, чего угодно… Простейший пример: «все хорошие дети едят кашу». Видите, как это устроено? Мы предлагаем человеку некое утверждение, представляя его как непреложную истину. Как вы понимаете, это утверждение, мягко говоря, не совсем верно: не все дети едят кашу, люди едят ее вне зависимости от характера и так далее. Важным элементом «успешной» манипуляции является лишение второй стороны права на возражения, практически лишение ее воли. Что может сказать человек трех лет в ответ на такую фразу? Нечего ему возразить. Остается только кашу есть, давясь ею и собственной обидой.
Вот, скажем, пример чуть более сложной «обманной» конструкции. Любая фраза, начинающаяся с «ты же сам понимаешь», манипулятивна по своей сути, по самой постановке вопроса. «Ты же сама понимаешь, что нужно учить немецкий язык», – сказала при мне мама девочке десяти лет. Множество вопросов, которые неминуемо должны возникнуть у человека, попросту не задаются… Почему нужно учить? Почему немецкий? Почему сейчас? Этих вопросов как будто нет. «Ты же сама понимаешь» убивает их, делает невозможными. Что выигрывает мама в этой ситуации? Девочка будет учить немецкий (во всяком случае, сделает вид), разговор получился коротким, дочка не перечит, создается иллюзия согласия. С другой стороны, проигрыш огромен. Уровень участия девочки в принятии решения, да и в самом диалоге, стремится к нулю. Не правда ли, ей могла бы быть просто навязана чужая воля. Сравните. Мама говорит: «Я настаиваю на том, чтобы ты учила немецкий». Однако это, безусловно, крайне неприятно, и мама это чувствует. Она не хочет быть насильником, именно поэтому и используется более изощренный прием – манипуляция. Заметим, в этом случае насилия в отношениях намного больше: если в первом случае дочке был бы оставлен хотя бы шанс возразить, осознать тот факт, что имеет право на существование и ее мнение по этому поводу (раз есть мамино), то во втором она лишена и этой возможности. «Ты же сама понимаешь» лишило ее права на себя. Хотите выбрать такую модель подавления? Воля ваша. Только перестаньте, пожалуйста, твердить что-то типа «она сама этого хотела»…
В рейтинге манипулятивных действий по отношению к детям, на мой взгляд, лидирует так называемый «договор».
Уверен, вы хорошо знаете, о чем речь. Обычно вначале следует вступление: «Давай договоримся, что ты… – и далее жестко: – Будешь делать то, что тебе говорят». Другой вариант – требование определенного действия или поведения и в заключение с намеком на вопрос: «Ты будешь поступать так-то, договорились?..»
Это одна из наиболее подлых формул взрослого мира, поскольку выглядит она так, как будто мы вели реальный диалог. Однако заметьте: никто и ни с кем не договаривался. Это было наше завуалированное требование, почти приказ. У ребенка нет ни единого шанса не только быть услышанным, но и хоть как-то повлиять на ситуацию. От подобной формулы человек может лишь остолбенеть и в ответ на «Договорились?» безвольно кивнуть: «Да». Это «да» ничего не означает и ничего не стоит. Оно лишь свидетельствует о новой ситуации насилия, в которой ребенок оказался. С ним ведь и не начинали договариваться. Его снова обманули. И в данном случае речь идет об обмане высшего разряда.
Но и это еще не все. После неминуемого нарушения этого навязанного и манипулятивного «договора» следует апелляция: «Как же так, мы же договаривались?!» Кто? С кем? О чем? Единственное, что человек способен понять из такого «диалога», – это что он вновь оказался повержен, что его мнение ровным счетом ничего не значит, что сильные снова победили.
Именно так мы и обучаем детей обману, манипуляции, праву сильного измываться над слабым. Обучаем сознательно – со знанием дела и апломбом. И скоро-скоро (общее место: дети талантливы – все ловят на лету) они начинают нам возвращать долги, отвечая манипуляцией на манипуляцию, противопоставляя насилию насилие.
Да, соблазн манипулирования велик. Очень велик. Тем более что манипулятивные модели предлагаются нам все время: родственниками, политиками, сослуживцами. И вот нам уже кажется, что манипуляция и есть кратчайший путь к успеху. Чуть изменим правду, представим желаемое за действительное, поднажмем на чувства и – готово. Увы… Результатом такого поведения гарантированно станет подмена человеческих отношений той самой манипуляцией. То есть, говоря простым языком, моделью «кто кого переврет».
Зачем же мы идем таким странным путем? Неужели желание, чтобы вышло по-нашему, настолько перевешивает удовольствие честного человеческого общения с любимыми? Быть этого не может! Наверное, мы просто подзабыли, как это делается. Вот и давайте вспоминать.
Крекс… пекс… секс…
Как-то позвонил мне старый приятель. И, стараясь справиться со сбивающимся дыханием, сообщил, что произошло нечто ужасное и что ему немедленно нужна моя квалифицированная помощь. «Представляешь, – зловещим шепотом поведал он мне, – после того, как мой восьмилетний сын играл с айпадом, я обнаружил в гугле запрос “большие сиси”!!!»
Не стану скрывать, напряженность момента была смазана моей истерикой. А когда я отсмеялся, когда мы с приятелем поговорили обо всем, когда он, успокоенный, отправился болтать с сыном о «больших сисях», и не только о них, я всерьез задумался.
Почему он, как и большинство родителей, впал в ступор, лишь только появился малюсенький намек на возможный разговор о сексе? И это притом, заметим, что у представителей взрослого мира в основном нет ни малейших проблем с обсуждением действительно сложных, тяжелых и опасных тем.
Скажем, нам ничего не стоит походя поговорить о насилии. Ну, типа, ударили – дай сдачи или, наоборот, объясни словами, что ты чувствуешь. Или о войне, которая, кажется, принудительно обсуждается уже не только в школах, даже не в детских садах, а чуть ли не в яслях. Про это можно, значит? О смерти, о предательстве, о разрухе, о ненависти – можно, а о любви и о самой жизни – нельзя? Немного странно, не так ли?
Когда меня спрашивают, как с детьми говорить о сексе, я обычно задаю один и тот же вопрос: «А вы-то, взрослые, между собой как об этом разговариваете?» И знаете, очень редко мне удается добиться внятного ответа. Чаще раз за разом я слышу некое глубокомысленное или смущенное мычание. Так, может, тема эта сложна и опасна вовсе не для детей, а для их родителей? Может быть, это не детям «рано» или «вредно», а родителям страшно и непонятно? Как и в других подобных случаях, множество «специалистов» изобретают способы, как сделать жизнь комплексующих взрослых комфортнее, как постараться поговорить о сексе максимально «безопасно», а лучше – не поговорить вовсе, надеясь, что в свое время они сами все узнают. Узнают… сами…
Я, конечно, прекрасно понимаю: в определенном смысле и язык наш против нас. В каких словах говорить об этом? Как и что объяснять? Право, не использовать же мерзотное слово «пися», от которого нам самим моментально становится противно и которое уже по самому значению категорически не подходит для обсуждения данной темы. А с другой стороны, и к словам «вагина» и «пенис» нас как-то совсем не приучили… Как назвать сам сексуальный процесс? Половой, так сказать, акт. Может, и правда, не надо? Может, действительно они как-нибудь без нас? К возможной войне подготовим, а с любовью пусть сами разбираются…
Но ведь страхи, комплексы и табу рождаются как раз в многократно повторенных ситуациях типа этой. Когда одних слов не хватает, а другие мы не решаемся произнести (например, потому что их не произносили наши родители или потому что они определяли что-то, о чем и думать-то было запрещено). Трудно? Уверен, что непросто. Но ведь речь снова о той самой родительской функции, о которой так любит рассуждать взрослый мир. Что ж, вы и правда хотите обеспечить детям поддержку и помощь? Тогда научите их говорить о любви человеческими словами, а не пошлыми двусмысленными междометиями или скабрезными жестами.
Для ребенка отношения между людьми – часть мира, который он познает. Вот и все. И опасностей тут уж точно не больше, чем в любом другом вопросе. Помните: «В Лотлориэне существует лишь то зло, которое мы приносим с собой»? Вот и в разговоре о сексе то же самое – неоткуда взяться пошлости и ощущению разврата у ребенка, разве что вы сами привнесете их в разговор.
Тема секса, понятное дело, очень плотно связана с темой появления человека на свет. Однако темы эти вовсе не идентичны, не правда ли? Отчего же в статьях типа «Детям – о сексе» они так часто смешиваются и статьи в лучшем случае превращаются в «Детям об оплодотворении и зачатии»? Не оттого ли, что если уж и говорить «о чем-то таком», то уж во всяком случае не об удовольствии, а о необходимости… Мы как будто стыдимся своей человечности, как будто опасаемся разговора о том, что есть действия, которые мы делаем не по долгу, а по желанию, из удовольствия, по любви…
Несколько слов придется, видимо, все-таки сказать и о невинном вопросе «откуда я взялся».
Мне хорошо знакомы рекомендации типа «скажите, что папина клеточка встретилась с маминой клеточкой». Увы, боюсь, после такого откровения человек может почувствовать себя разве что недоумком. Ведь понять из этого объяснения нельзя ровным счетом ничего.
А спрашивать дальше уже боязно. Еще не понимая, он уже чувствует, что становится свидетелем действия некоего табу: не случайно мама (папа) все на свете может объяснить просто и понятно, а тут прямо наваждение какое-то. А непоняток между тем при такой постановке вопроса много-премного: где встречаются клеточки? Как они знакомятся? Что для этого им нужно? Постоянно ли они встречаются? Чем занимаются при встрече? И так далее. Родным братом этой рекомендации предстает и совет «отвечать только на поставленный вопрос», ведь это опять не более чем очередная попытка защитить самих родителей от неудобных разговоров. Такова же и идея «просто дождаться вопросов». Их, как мы понимаем, может и не последовать. И совсем не потому, что эта тема не интересна.
Заметим, что в случае, когда ребенок спрашивает, например, о причинах дождя, мы не останавливаемся на фразе «происходит конденсация влаги в облаках при низких температурах». Мы стараемся максимально подробно, широко и понятно раскрыть тему, мы стремимся к диалогу, мы провоцируем вопросы и радуемся им, делимся ассоциациями, показываем картинки. Так же, как не ждем мы вопросов и в тысяче других случаев, а напротив – смело и уверенно заявляем темы для обсуждения. В случае же «клеточка встречается с клеточкой» мы даем максимально закрытый и непонятный ответ, радуясь, если уточняющих вопросов не последует. Неужели вы думаете, что наш чуткий, тонкий, умный ребенок не чувствует этого? Еще как чувствует! И ловит наше невербальное сообщение: говорить об этом не следует. А если и следует, то не с мамой – ей, похоже, не слишком-то удобно рассуждать на эту тему… И если вдруг в глубине души мы лелеем надежду, что, когда придет время, это табу не повлияет на его (ее) отношения, помыслы, действия, – это уж, извините, совсем утопия.
Что же творится с нами? Разве нам не интересно говорить об этом? Что заставляет нас превращаться из ярких, тонких, чутких людей в молчаливых истуканов, не способных вымолвить честного слова? Боюсь, что, как и всегда, в ответе наши собственные привычки, модели, воспоминания. Мы пытаемся оправдать перманентный кошмар интимностью темы, а на деле снова путаемся в собственных страхах. Страхах, подаренных нашим прошлым, которое так пугающе похоже на организуемое нами их настоящее. И будущее.
И на деле мы совершаем очередное предательство, бросая близкого человека просто потому, что нам тяжело (не хочется, не умеется, страшно) говорить о том, что для него важно.
Пугая себя, мы смешиваем все «неудобные» темы в кучу: секс с месячными, мастурбацию с родами, зачатие с порнографией. А в результате сколько детей узнали о взаимоотношениях между мужчиной и женщиной в таких словах и выражениях, что и повторить-то их не представляется возможным! Скольким заботливые старшие друзья рассказали о том, что сексуальные отношения – это грязь, в которой вымазаны все взрослые и в которой непременно вымажутся и они сами!
…Память хранит страшное воспоминание моего позднего детства: мальчик лет девяти пытается противостоять грязным и гадким подросткам, которые, захлебываясь собственным гоготом, повторяют: «Твой папа е…т твою маму». А он, несчастный, почти плача, лепечет: «Это неправда, не е…т». Ужас охватывает меня до сих пор. И я признаюсь: я не вмешался. Лет тогда мне было что-то около тринадцати. И я совсем не знал, как поступать. И просто стоял в стороне. Социальное во мне убеждало: ты должен гоготать вместе с ними, а сердце сжималось. И сжимается до сих пор. У вас что же, есть сомнения в том, кто виноват в этой мерзкой ситуации? Думаете, не те, кто не смог выполнить своей базисной родительской функции и объяснить человеку суть простых (и прекрасных) аспектов человеческих отношений?! Не смог объяснить не одному только несчастному мальчику, а всем участникам этой жуткой истории. Увы, виноваты мы. И в пошлости, и в гадости, и в бессилии, и в страхе.
Итак, должны ли родители вообще говорить с детьми о сексе? Ответ однозначен: должны! Как говорить? Да правду говорить. О том, что люди любят друг друга, о том, что часто им хочется прижаться друг к другу тесно-тесно – так тесно, что они практически проникают друг в друга. О том, почему такие отношения называются интимными. О том, что бывают такие отношения между самыми любимыми людьми и что это настоящее счастье – испытывать такую любовь. О том, что это часть волшебных любовных приключений, до которых еще предстоит дорасти (да-да, у человека не возникает желание попробовать все, о чем он узнает прямо здесь и прямо сейчас, – он хорошо понимает, что до многого нужно дорасти). О том, что речь идет о настоящем удовольствии – таком, что и рассказать-то словами трудно. О том, что вы завидуете им, потому что когда-то у них будет их первый раз, которого у вас уже не будет. О том, что у женщин есть вагина, а у мужчин – пенис и что эти органы играют важнейшую роль в нашей жизни вообще и в любви в частности. О том, что друг к другу нужно относиться бережно, о том, что зачаты дети в настоящей любви… Много о чем…
Смущаетесь? Объясняйте почему. Только говорите! Разговор о сексе не имеет ничего общего с развратом, напротив – в определенном смысле сам факт разговора уже является прививкой от разврата и пошлости. Ответьте себе честно на вопрос, что пугает вас – это станет чудесным первым шагом.
Вы, конечно, знаете ставшую расхожей фразу, приписываемую Ж.-Ж. Руссо:
Ж.-Ж. Руссо
24 ч.
«Если вы не уверены, что в состоянии сохранить тайну о взаимоотношениях полов до его шестнадцатилетия, постарайтесь, чтобы он узнал о них до восьми».
Нравится Комментарий Поделиться
Кажется, неплохо сказано, а? Помните: завтра может быть поздно. Если человек не узнает о любви от вас, если не услышит от любящих людей, что любовные отношения бывают разными, что есть и прекрасное продолжение их влюбленности друг в друга в первом классе – продолжение, связанное с возрастом, с ответственностью, с чувствами, – он узнает об этом от ваших врагов. И они-то уж точно позаботятся о том, чтобы в его сознание вошли грязь, пошлость, стыд, ложь. Враги, поверьте, в данном случае не слишком сильное слово. Именно они расскажут, что не существует никакой любви, а только похоть, что все женщины шлюхи, что под одеждой все люди голые, что настоящий мужик должен держать бабу в узде… А что будет дальше – вы и сами знаете…
Правила для родителей подростков
Правило номер один
Займитесь собой. Если до этого момента у вас не было личной практики осознанности, самое время ее завести. Найдите то, что вам по душе. В противном случае вы постоянно будете искать, к чему придраться в своем ребенке.
Правило номер два
Дышите. Когда вы разговариваете с человеком, у которого внутри революция (например, революция, связанная с так называемым переходным возрастом), всегда в начале разговора нужно физически вдохнуть. Это не фигуральное выражение. Глубокий вдох – и поехали. Всегда-всегда, даже если мы разговариваем на приятную тему.
Правило номер три
Принимать их такими, какие они есть. Но это легко сказать, а что это такое и как это принимать? Напоминайте себе, что вы находитесь сейчас с любимым человеком, которому больно, да-да, больно, даже если вам кажется, что ему хорошо. Помните сказку Ханса Кристиана Андерсена о Русалочке, которой ужасно больно, когда она ходит? Человек в переходном возрасте примерно так и живет: он все чувствует намного ярче, чем мы с вами, – и когда ему хорошо, и когда плохо.
Правило номер четыре
Идите у него на поводу. Даю этот совет с осторожностью, но всем сердцем. Если, например, человек в возрасте пятнадцати лет приходит домой и говорит: «Я хочу мороженое», значит, он верит в то, что вы ему это мороженое дадите, что вы – партнер. Ведь он достиг возраста, когда может и сам взять все, что хочет. Помните это, восхищайтесь тем, что ваши отношения таковы, и «дайте мороженое».
Правило номер пять
Напоминайте себе, что это ваш любимый человек. Он пробует разные способы взаимодействия с реальностью. И если он валяется на кровати и смотрит в потолок, это не значит, что он бездельничает. В этот момент у него проходит колоссальная душевная работа. Как каждый из нас, он имеет право лежать и думать.
Не правда ли, когда у нас начинается новый роман, нам вдруг становится безумно важно, что этот человек любит, чего не любит, какую еду ест, какие фильмы смотрит, в какие компьютерные игры играет. И если он лежит на кровати и смотрит в потолок, нам кажется, что он лучше всех в мире лежит на кровати и смотрит в потолок… Так вот, я желаю вам такого же отношения к вашему ребенку – головокружительного романа с ним.
Правило номер шесть
Рассказывайте о себе. Даже если вам кажется, что его это не интересует. Как прошел ваш день, что у вас получилось, что нет, чего вы боитесь. Это ваш шанс на связь сейчас и в дальнейшем. Не работает с людьми в этом возрасте «Что было в школе? Как прошел день?». Он уже рассказал кому надо, как прошел его день. Все, что вам остается, это рассказать, как прошел ваш. И тогда не исключено, что он расскажет о себе. Или, во всяком случае, будет знать, что, если ему захочется поделиться, есть ухо, готовое выслушать.
Правило номер семь
Помните о том, что у него появляется много новых интересов. И это будет сумасшедшее счастье, если он пустит в эти новые интересы вас. Бессмысленно затягивать его в старые. Поздно. Если вы – любитель-рыболов и до одиннадцати лет он не «подсел» вместе с вами на рыбную ловлю, шансы, что он полюбит это занятие, невелики. Зато, если вместо рыбалки он начнет метать копье, у вас появляется шанс пометать копье вместе с ним. Помните, что рядом с вами находится цельная, органичная, самостоятельная личность и вы можете познакомиться с этим человеком заново.
Главное правило
Создайте ребенку тыл. Человеку он нужен. Особенно в переходном возрасте. «Передовой» ему хватает и без вас. Пусть дом станет для него тылом, где можно побыть слабым, помолчать, когда хочется, просто отдохнуть.
О кризисах
У нас и до подросткового проходит много самых разных кризисов. Мы действительно, как учат нас психологи, во многом замешены на том, что с нами происходит в первые три года жизни. Около трех лет мне становится вдруг ясно, что я – самостоятельная личность. Огромное количество моделей и привычек остаются со мной с того возраста. И способ, которым я проживаю подростковый период, на 90 % зависит от того, что было раньше в моей жизни.
Около семи лет приходит открытие, что вокруг много личностей-миров помимо меня, с которыми я могу вступать во взаимоотношения. А в так называемом переходном возрасте, при сумасшедшей условности этого определения, я начинаю двигаться совсем-совсем самостоятельно и понимаю, насколько мой мир определяет мою жизнь. Открываю, что вообще-то огромное количество того, что в моей жизни происходит, очень во многом зависит от меня, моего внутреннего состояния, моего отношения к событиями.
И это, конечно, революция. Она не обязана быть кровавой: экзистенциальная революция не равна Октябрьскому перевороту. Это пересмотр модели, в которой мы живем: чем больше я всего попробую в этот период, тем интереснее мне будет жить дальше. Проще или нет, это другой разговор. Но интереснее точно.
Конечно, как во всякую революцию, мне живется непрсто. Нужно понимать, условно говоря, кто за красных, а кто за белых. И, к счастью или сожалению, именно поэтому возникают полюса: когда я сначала кого-то или что-то безраздельно люблю, а потом так же безраздельно ненавижу. В этот момент я пробую мир на ощупь, учусь понимать его интуитивно, и от этого зависит очень много.
О человечности
Что такое человечность? Мое право сомневаться, ошибаться, брать назад свое обещание, не брать и выполнять, право противостоять инстинктам или следовать за ними. Проверка собственной человечности, в прикладном смысле этого слова, и есть переходный возраст. Мне кажется, фраза из Священного Писания «Царство Божие в тебе самом» – это слова переходного возраста. Все в тебе самом, все внутри, огромный мир.
Наша задача, окружающего мира, взрослого мира, – свести понятия свободы и ответственности. К сожалению, принято считать, что человека в этом возрасте надо опекать со всех сторон. А я могу посоветовать в этом возрасте как можно больше «отпускать его в самостоятельное плавание», давайте ему возможность и право трогать мир на ощупь и проверять. Это может выражаться в самых разных действиях, как близких сердцу родителей, например читать, смотреть спектакли, получать новые культурные впечатления, так и не близких им, например знакомиться с большим количеством людей, пробовать разные модели коммуникации.
Об изменениях в отношениях
Сомнение – главное качество переходного возраста. Тринадцать-семнадцать – это возраст сомнения и лихорадочной проверки всего на свете. Ведь у меня теперь появились силы отказаться, сказать: «Не хочу, и все!» Я честно могу задать себе разные вопросы: люблю я Оскара Уайльда или нет? Люблю я проводить вечер за компьютером или это навязано моими сверстниками? А на самом деле я люблю суп? Я осознаю, что имею право не полюбить суп, не вдохновиться фильмом, про который родители сказали: «Ты обязан его посмотреть!» У меня появляется право сказать «нет» и сказать «да».
У родителей в этот период тоже происходит открытие. Это ведь колоссально – смотреть на сына или дочку в переходном возрасте и понимать, что любимый человек около тебя является огромным миром, часто новым и незнакомым. Другая сторона этого открытия – вас могут послать к черту, по-настоящему. Если в десять лет родитель произносит: «Доешь суп, иначе ты не встанешь из-за стола», и, давясь, ребенок этот суп доедает, то в четырнадцать лет нет никакого шанса, что он его доест. Он просто встает и уходит, и взрослый в этот момент теряет с ним связь и ужасается: «Он что, сейчас навсегда ушел из-за стола?»
О тыле
Ребенок должен знать, что у него есть убежище. Если у него дома передовая, он будет оттуда убегать. Каждый из нас ищет такое убежище. Это может быть другой человек, компания, группа «ВКонтакте». Все на самом деле очень просто: мы уходим от тех, с кем нам плохо. И хотим быть с теми, с кем нам хорошо.
Когда я сам был в переходном возрасте, мне повезло, у меня был адрес, место, куда можно было уйти, потому что там хорошо и тебя понимают. Куда ты идешь не из чувства противоречия, не потому, что никого больше нет, а совершенно наоборот. Это было делегатское собрание ТЮЗа, околотеатральная организация, которую когда-то придумал сам Брянцев для беспризорников, веря в то, что театр – гениальное структурирующее и изменяющее пространство.
Я туда пришел, и оказалось, что там много таких, как я. А вместе переживать намного легче. Задним числом я могу точно сказать, что меня это во многом спасло. Такое «спасение» должно быть у каждого. Естественно, свое.
О родительских страхах
Родительское дело – бояться. Если взрослые отдадут себе отчет в том, что они боятся, это станет первым шагом к пониманию, что дело в них. И что мучить из собственного страха другого человека – это как минимум неприлично. Бояться и понимать, что я боюсь, – дело хорошее.
Читать бесплатно другие книги:
