Любить нельзя воспитывать Зицер Дима
У меня пренеприятнейшая новость: в вопросах школы задачи государства и родителей вовсе не обязательно совпадают, более того, часто они прямо противоположны. Государство ведь для того и открывает школы, чтобы обслуживать себя. Так было всегда. Да и кто бросит в него камень? Впрочем, мы можем перебросать все камни на свете, это в любом случае не изменит ровным счетом ничего!
Да-да, государство берет на себя заботу по организации школ. Правда, пикантность ситуации заключается в том, что делает оно это за наши деньги. А мы… мы просто сами передоверяем ему наши обязанности. И чего же тогда мы хотим? Разве мы пытаемся всерьез влиять на происходящее? Разве мы разъяснили школе как государственному институту, что в основе наших отношений лежит заказ с нашей стороны и обслуживание этого заказа – с ее. Разве мы относимся к школе как к организации, призванной реализовывать наши интересы? И если ответы – «нет», перед нами встает яркая творческая задача: сделать так, чтобы школа обслуживала нас.
Ведь в противном случае нас будут специально сталкивать с собственным ребенком: «Посмотрите, как мы стараемся, а он ни в какую!», «Мы ругаем его, а с него как с гуся вода». Ну и так далее. И вот уже мы встаем единым фронтом и пытаемся заставить его стать именно таким, каким хочет видеть его непосредственный организатор процесса. (Кстати, организатора понять довольно легко: представляете себе, сколько в стране школ? Как руководить ими всеми одновременно? Не правда ли, для этого нужно максимально упростить процесс управления? Вот и вводится все большая отчетность, вот и сводятся учебники к единой бесспорной истине, вот и старается организатор нащупать общую линию, устраивающую подавляющее большинство.) Ну а мы поддаемся невольно. А может, и вольно: дел по горло, мы как-то отходили свое – и дети наши не умрут… Мы упрощаем, нас упрощают…
А между тем наша с вами задача в том и состоит, чтобы усложнять. И вовсе не обязательно, кстати, речь идет о диком столкновении интересов, наших и государственных. Некому этим заняться, кроме нас с вами. Неужели вы и вправду думаете, что за это ответственно государство? Неужели и вправду считаете, что именно безликое государство должно биться за наших детей, стоя на их стороне, поддерживать учителей, доверяя им самое дорогое? Это с какой же стати? Это наши дети, наша жизнь, наше будущее. Государство лишь берет на себя ответственность по организации школ, берет как умеет, уж не обессудьте. И наша ответственность наступает именно тогда, когда нам говорят, что ничего нельзя сделать. Нам делать. Нам жить. Мы заказчики – нам и рулить, это наша ответственность! Поймите, ни при чем тут новый министр образования. Мы сами как будто рады появлению еще одного повода провозгласить наше обычное «от нас ничего не зависит, видите, вот и министр против нас». Ага, теперь в наших бедах еще и министр виноват.
Это мы хотим, чтобы наш ребенок шел в школу, не так ли? А если так – нам и решать, какова она, эта школа. Нам принимать участие в ее формировании и становлении. Нам диктовать условия. Нам придумывать, какой ей быть. И, рискуя вызвать очередную волну раздражения, повторюсь снова и снова: мы обязаны для начала дать себе честный ответ на вопрос, зачем вообще она нужна, эта самая школа.
Ответили? Тогда дальше все совсем просто.
• Отношения семьи и школы – это всегда отношения клиентов и тех, кто оказывает определенную услугу (не напрягайтесь, тут нет попытки принизить роль учителя – большинство учителей счастливы оказывать такую услугу. Именно осознание собственного предназначения делает их жизнь осмысленной и гармоничной).
• Необходимо снять пафос: школа – вовсе не самая главная организация в жизни детей, а всего лишь одна из многочисленных институций, с которыми нам приходится иметь дело. Нужно прекратить повторять: «Что мы можем сделать?» Вы можете сделать все, что захотите. Не верите? Хотя бы попробуйте!
• Меняйте! Разговаривайте с учителями и директорами. Предлагайте. Нет, я не призываю вас нарушать профессиональные границы педагогов. А впрочем, отчего же? Ведь если нашего ребенка обижает продавец в магазине, нам не приходит в голову сказать: «Возможно, он прав и это часть его работы…» Так вот, детей нужно защищать. Школа призвана сделать так, чтобы мир представал ярким и интересным. Чтобы в этом мире хотелось жить, творить, развиваться. Это невозможно реализовать, если в основе процесса будет заложено унижение личности, подавление слабого сильным, безоговорочное подчинение, абсолютное принятие на веру одними слов других. Это именно то, что вы можете поменять.
• Попробуйте исключить раз и навсегда сам факт обсуждения вашего ребенка «за глаза». Когда как будто боги обсуждают судьбу недоумка, не способного решать, что для него хорошо, а что плохо. Это поможет всем участникам процесса (детям, учителям и родителям) поделиться ответственностью и удовольствием – дайте поддержку учителям, ведь именно они общаются с вашими детьми. Но поддержку не по принципу «учитель всегда прав», а совсем наоборот: «Мы в вас верим, мы готовы помогать вам учить, мы доверяем вам самое дорогое, мы знаем, чего хотим, и всегда готовы это обсуждать. Но главное для нас – радость нашего ребенка процессу учения, и мы будем последовательно ее отстаивать».
• Помните, что любая школа по сути своей является частной, поскольку именно вы – заказчики ее услуг. Государство просто по вашей просьбе и за ваши деньги занимается ее организацией. Естественно, в случае, если вы передаете эту роль государству, оно, безусловно, заполнит нишу, ибо именно так устроено любое государство.
• Прекратите транслировать, что школа – неизбежное зло. И первое (неизбежное) и второе (зло) категорически неверно! Школа может стать действительно одним из лучших периодов в жизни человека, и зависит это от нас.
• Помните, что именно на «школьном» этапе многие родители начинают «сходить с ума». Происходит это оттого, что у нас в голове как будто сталкиваются две платформы: с одной стороны, я – родитель любимого человека и должен его защищать, делать так, чтобы его мир был прекрасен. С другой – мы попадаем под дикое давление системы. «Не может ведь быть такого, что все ошибаются», – думаем мы. И вот вольно или невольно я как родитель начинаю переходить на сторону «вообще взрослых». Спасите себя от этого «сумасшествия». Как? Очень просто: не уставайте напоминать себе, что школа – всего лишь один из многочисленных этапов в нашей жизни, не менее, но и не более важный, чем остальные. Помните, что ваш ребенок не живет для того, чтобы удовлетворять взрослых, а просто живет.
…Именно в этом месте мои оппоненты обычно вбрасывают «самый убийственный аргумент» в пользу подчинения суровой действительности: это вечное «а как же ЕГЭ?!». Что ж, пора, похоже, признаваться в страшном: если уж говорить о необходимости экзаменов (что, на мой взгляд, вовсе не очевидно), я за ЕГЭ. А почему бы, прошу прощения, мне быть против? ЕГЭ – как раз попытка, пусть механическая, ввести в школу хоть какую-то независимую объективную обратную связь. Без всех этих «что же ты недоучил, что же ты не постаралась». ЕГЭ – это ведь просто способ того самого государства хоть как-то проконтролировать свою деятельность. По сравнению со всем остальным это просто детские игры, которые можно простить. Другое дело, что, следуя многовековой привычке, государственная машина превращает ЕГЭ в жуткую страшилку, пытаясь из вполне невинного экзамена, принятого в большинстве стран, сделать инструмент управления. А и правда, чем прикажете в такой школе удерживать детей? Да и что государство не превращает в страшилку?..
ЕГЭ сам по себе ни в коем случае не диктует того отношения к учебе, которое процветает с момента его введения. Не требует натаскивания вместо саморазвития и не заменяет познание начетничеством. Более того, он вовсе не требует многолетней подготовки, как это зачастую представляется системой. Ученик готов к нему, если школа устроена по-человечески. Ну а мы – мы снова все перепутали. И радостно ругаем ЕГЭ, вместо того чтобы заняться своим родительским делом – работой над приведением системы в устраивающее нас состояние.
И пока мы этим делом не займемся, уверяю, государство продолжит молчаливо поддерживать наши игры: «Давайте-давайте – про ЕГЭ, министра, учебники… А сами мы пока продолжим реализацию задуманного…»
Вот и раздается это самое унылое «умцы-умцы» в рамках дозволенного. Кем дозволенного, спросите вы? Да нами самими, разумеется. Не министром же…
Короче говоря, довольно попсы. Предлагаю наконец приступить к рок-н-роллу.
Мальчиковые слезы
В детстве мы изо всех сил старались соответствовать званию «мужика». Мы ругались матом, обсуждали, подавляя внутренний холодок, худенькие лодыжки одноклассниц, учились красиво сплевывать на асфальт и писали слово из трех букв на всех доступных заборах. Нас учили делать вид, что мир доступен, понятен и прост. Говорили мы о нем не иначе как с глубочайшим презрением, поскольку были уверены: именно так говорят настоящие мужики! С отчаянным снисхождением мы рассуждали о мужском превосходстве и женской глупости.
Могли ли мы вести себя иначе? Пожалуй, что и не могли, позиция мира была едина: стоило только сделать шаг в сторону – нас настигала фраза «будь мужиком». Учителя, родители, одноклассники, случайные знакомые повторяли на разные лады одно и то же в различных модификациях – от «ты же мальчик, пусть девочка будет первой» и до «ты че, баба?». Вариантов увильнуть от этого маскулинного подхода практически не было.
Правды ради надо сказать, я довольно рано усомнился в справедливости такого взгляда на мир, но мне это совершенно не помогло. От меня по-прежнему требовали свирепой мужественности.
«Будь мужиком», – продолжали твердить взрослые. Что конкретно подразумевало это требование, для меня долгое время оставалось загадкой. Однако с годами общая идея становилась все более понятной. Понятной и ужасной.
Если представить ее в виде нескольких тезисов, получится примерно так:
• Ты не имеешь права на чувства, если это не агрессия и не желание быть первым.
• Ты не имеешь права на сексуальность, если она не брутальна.
• Ты не имеешь права на слабость, это бабский удел.
• Ты не имеешь права сказать «нет» женщине, если речь идет о сексе (ты должен хотеть всегда, ты должен всегда быть готовым). Необходимо пользоваться любой возможностью, чтобы заняться сексом (ведь дальше такой возможности может и не представиться).
• Ты должен ее удовлетворять! Сексом занимаются не ради удовольствия, не делают его частью любви, в нем нет места для тонкой игры. Это главный мужской способ самоутверждения!
• Ты должен быть защитником. Настолько должен, что если и никто ни на кого не нападает, надо создать легенду нападения, а лучше развязать небольшую войну.
• Ты должен всегда доказывать, что ты сильнее других.
И прочая, прочая, прочая… Все это всплыло в моей памяти, когда ко мне обратилась мама тринадцатилетнего мальчика. Основную проблему она формулировала так: «Ну он вообще не мужик! Рохля какой-то! Не умеет ни постоять за себя, ни настоять на своем, девочками не интересуется, совсем не стремится быть первым, сидит рисует свое аниме».
Когда она это сказала, на меня как будто пахнуло затхлым запахом из детства. Вот так, всего в одном предложении, и были сформулированы практически все требования к «настоящему мужику».
Но самое симптоматичное в этой истории было то, что по воле случая мама оказалась одной из женщин, поделившихся своей болью в рамках флешмоба #янебоюсьсказать. В сети она описывала встречу с таким вот «мужиком», нагло и страшно предъявившим все те качества, проявления которых она требовала от собственного сына. Поразительно, но мы как будто не видим жуткого сходства и одновременно тяжелого противоречия.
А ведь интересующийся девочками, маниакально желающий всегда быть первым (то есть чтобы другие были слабее/хуже/доступнее), доказывающий, что умеет за себя постоять, мужик, добивающийся своего любой ценой, на человеческом языке называется насильником. Скажете нет? Разве не на этих «мужских» качествах замешены беды, о которых рассказали участницы того самого флешмоба? И разве не удивительно, что мама требует от сына именно тех качеств, которыми виртуозно пользуются насильники?
В системе координат, в которой «воспитывают» наших мальчиков, вообще странно, что большинство из них остаются более-менее нормальными людьми. Ведь именно так выращивают Геростратов… Геростратов, уверенных в том, что мир заслуживает разрушения уже потому только, что сами они страдали и страдают. Тех самых, которые разрушают и нас, и себя.
Тут ведь внутри и отношение к женщине, и «подсадка» на оценку отца, и пренебрежение к сыну как к слабому существу. Дальше все понятно. Дальше, если не остановиться, разверзается бездна. Ведь когда человек сталкивается с ситуацией, в которой важные и дорогие ему люди оценивают его как «слабака», для него существует только два пути. Первый – всеми силами скрывать эту слабость, пытаясь справиться с сопутствующими комплексами. А второй – изнасиловать весь мир, чтобы прямо сейчас любой ценой выглядеть сильным. Самооценке такого человека требуется моментальная подпитка, как наркотик наркоману. Поэтому, строго говоря, не важно, кто окажется рядом. Кто под руку подвернется, тот и получит: жена, ребенок, сослуживец и т. д. Потому что в основе насилия (любого!) лежит осознанное или неосознанное желание немедленно восстановить самого себя в собственных глазах. А уронить себя несчастному «мужику» просто, ведь поводов хоть отбавляй: дети, нарушающие покой господина, непочтительная жена, нерасторопные подчиненные, тупые пешеходы…
Воспитывая «мужика», взрослые, как водится, бьют по самому больному. Сказать человеку, находящемуся в глубочайшей зависимости, «ты слаб» – значит усилить его зависимость многократно. И в конечном счете привести к тому, что жизнь он потратит на сбор доказательств обратного.
Вот потому и не важно вовсе, идет речь о слесаре, генеральном директоре, олигархе или водителе автобуса. Все они могут оказаться маленькими мальчиками, продолжающими доказывать папе, что они на самом деле «мужики». Делать, разумеется, они это будут за счет всех остальных, а как же! Ведь суть в том и состоит, что мужиком нужно быть в глазах других. (Один очень крупный и известный руководитель, слывущий «настоящим мужиком», довел этот принцип до совершенства. Он ввел в своей компании специальные карточки для похода сотрудников в туалет. Представляете, какой успех: не то что муха без его ведома не пролетит – секретарша пописать не может!)
Надо сказать, самые неожиданные люди оказываются вовлеченными в этот дискурс. Так, когда-то в ранней юности меня поразила фраза, брошенная моей хорошей знакомой (по ее словам, убежденной феминисткой) об общем друге: «Он обижает девушку». Знаете, о чем это? Мне лично ни за что было не догадаться. Выяснилось, что девушка была не прочь с ним переспать, а он отказывался… Фраза задела и поразила меня, а позже стало понятно, что это такое «общее место», почти консенсус: если женщина просит (хочет/дает), отказывать «мужик» не может и не должен. На мой взгляд, получается настоящий сговор против мальчиков, в котором молчаливо участвуют даже те, кто вслух часто утверждает обратное.
Именно в сексуальных отношениях эта модель проявляется особенно ярко. Это и понятно, ведь речь о самой тонкой, самой чувственной области человеческого взаимодействия. Области, в которой действуют намеки и полутона. Но у «мужика» все работает иначе – он ведь «по определению» должен искать любой возможности добиться своего (каким бы ни было это «свое»). А женское дело – он в этом уверен – пожеманничать и дать. («Дать» – вдумайтесь в гадкий смысл этого глагола! Он сам по себе сводит прекрасную часть человеческих отношений к торговле и сговору. Насколько все было бы проще, если бы это понятие использовали только мерзкие тупоголовые самцы, но, увы, как вам известно, это не так. Сговор – он ведь и есть сговор.)
Кстати, современные антропологи утверждают, что изначально мальчики готовы отказаться от первого раннего секса намного чаще, чем девочки. Может, конечно, и готовы… Но только кто им разрешит? Общество, стоящее над кроватью с канделябром, деловито загоняет мальчика в постель.
Пыхтя, сопя, потея, ему предстоит сыграть свою мужскую роль до самого конца и как следует. А потом непременно приукрасить и рассказать приятелям. Придумывая по ходу дела сальные подробности. Повторяя пошлости и гадости.
Всего один шаг остается после этого до превращения секса в поле боя в сознании «мужика». Еще раз напомню, как примерно выглядит эта дорожка: «Я должен быть сильным… я боюсь, что меня посчитают слабым… я должен доказать обратное… силу нужно постоянно демонстрировать… женщина, как папа в детстве, меня просто провоцирует и проверяет…» Ну а дальше, как вы понимаете, как будто само собой напрашивается представление женщин похотливыми самками…
Если, с одной стороны, время от времени сообщать мальчику о его неполноценности, а с другой – создать «мужские» предлагаемые обстоятельства, все вышеописанное произойдет почти само собой. А дальше остается только ждать, когда он подпалит землю под своими и нашими ногами…
Надеюсь, читатель понимает, что пишу я это не для того, чтобы оправдать какие бы то ни было формы насилия. Не значит это, конечно, и что любой мужчина, прошедший описанное, становится закомплексованным мерзавцем. Для того чтобы развить предпосылки и человек стал насильником, нужны дополнительные условия и обстоятельства. Но разве не были вы поражены массовостью насилия (#янебоюсьсказать)? Разве не останавливалось у вас дыхание от понимания, что каждый из нас так или иначе «повязан» этой сетью…
Прекрасно растить сильных, благородных, честных, открытых, отзывчивых мужчин. Равно как и женщин, не так ли?
Делать это можно только одним способом – давая им право быть самими собой. Только в таких условиях наши дети могут осознать собственную мужественность и женственность. Понимая, что и первое, и второе проявляется по-разному, имеет тысячи оттенков. И напротив, если мы, бесконечно упрощая наш прекрасный мир, продолжим транслировать, что все сводится лишь к раз и навсегда определенным ролям, мы получим тех самых несчастных закомплексованных монстров.
К мамам, именно к мамам хочу я обратиться. Дорогие! Помогите сыновьям! Им очень, очень, ОЧЕНЬ тяжело. Дайте силы быть собой, просто быть детьми. Уберите «мужика» из дискурса. В любой формулировке и навсегда. Это не сделает их слабыми, напротив, их силы умножатся, ведь тогда они смогут получать настоящее удовольствие от того, что они мальчики.
А еще расскажите про девочек. Про тонких и человечных. И мальчикам позвольте быть такими же… Чем вы рискуете? Попробуйте! И, кто знает, возможно, они не станут несчастными, оттого что через силу должны кого-то удовлетворять. Дайте им покой.
А пока катятся невидимые слезы по мальчиковым щекам. Но ничего, мальчики справятся. Они мужики, им нельзя плакать. От них ждут побед.
Искушение современностью
Дело было так: я приходил из школы, брал книгу и читал. Происходило это почти всегда за едой (просто, кажется, одновременно хотел и есть, и читать, а потом засиживался над тарелкой). Читал я вместо приготовления домашнего задания, опаздывая на занятия музыкой, обманывая родителей. Такой вот у меня был секрет. Мой личный секрет. Я берег его изо всех сил и никому никогда об этом не рассказывал. Даже близким друзьям. Как только заканчивались уроки, я бежал домой, чтобы открыть любимую книгу. И некоторые из них я читал по много раз, стремясь снова и снова поймать яркие ощущения, пережитые прежде.
Должен вам сказать, я очень боялся, что меня выведут на чистую воду, раскрыв тот факт, что домашним занятиям физикой и математикой я предпочитаю Чехова и Толкиена. Поэтому читал я всегда сидя перед окном и поглядывая одним глазом, не идут ли родители. И как только они появлялись перед парадной, я захлопывал книгу и сломя голову бежал в свою комнату, где заранее мною была поставлена мизансцена приготовления домашнего задания. И однажды я, естественно, был застигнут за моим постыдным занятием. Когда тайное стало явным, ругали меня довольно сильно. Признаюсь, читать я после этого случая не перестал, но к конспирации начал подходить более ответственно, а ДЗ научился списывать еще в школе – по окончании уроков.
Я почти уверен, что часть моих читателей вздохнет сейчас: «Ах, если бы у нас было так!.. Если бы мой ребенок читал вместо зависания в компьютере, я бы все отдал(а) за это…» Увы, друзья, это неисполнимое желание, ведь у каждого родительского поколения свои испытания, и нынешнее – испытание технологиями – не хуже и не лучше прежних. Думаю, поколение наших прабабушек и прадедушек, открывших саму возможность читать книги для собственного удовольствия, было возбуждено так же, как поколение наших детей, открывших технологии. И их родители, в свою очередь, боюсь, тоже были, мягко говоря, не в восторге. А впрочем, возможно, были они более продвинутыми, чем мы с вами…
Что, собственно, и было-то у нас, в нашем детстве, кроме чтения? Им поверялась цена товарищества, по принципу «читал – не читал» мы находили партнеров, умение процитировать к месту строку-другую становилось знаком качества. Помимо этого, чтение действительно было чуть ли не единственным, практически ультимативным занятием интеллектуала… Вот мы и ищем – кто сознательно, а кто бессознательно – реализации той же модели, в которой росли мы сами. И если в нашем детстве айпада не было, будь мы даже самыми рефлексирующими в мире родителями, понимающими, насколько мир изменился, мы все-таки стараемся устроить им детство, похожее на наше собственное: чтение – все, компьютер – ничто!
Автор
24 ч.
Да-да, я пишу все это, поскольку так же, как и вы, не раз ловил себя на желании заставить детей предпочесть чтение всем остальным занятиям. Я, как и большинство из вас, много раз слышал избитую мантру «чтение – залог успеха в жизни». И раз за разом убеждался в том, что сегодня это, мягко говоря, не совсем так.
Нравится Комментарий Поделиться
Я встречал множество молодых людей, не умеющих отличить слог Толстого от Кафки, которые были при этом яркими, интересными личностями, объектами для подражания, с ними хотелось общаться и дружить. Да что там говорить, Герман Гессе в своем «Степном волке» описал эту ситуацию исчерпывающе полно.
Повторюсь, ничего тут не поделать, наше с вами детство было устроено совершенно иначе. В нем не было ни компьютерных игр, ни любых фильмов на расстоянии вытянутой руки, ни такого безграничного доступа к музыке. И когда очередной папа выставляет себя героем, заявляя сыну что-то вроде «в твои годы я прочел в три раза больше, чем ты.», он в лучшем случае лукавит. А в худшем – абсолютно не понимает и не хочет понимать, чем живет его ребенок, каково ему в нынешнем детстве. Именно вследствие этого воистину трагического непонимания, сталкиваясь с современной действительностью, мы впадаем в настоящую истерику – еще бы, ведь кажется, что наши дети практически идут по минному полю! Сами-то мы совсем не знаем, каково это – расти в непрерывном потоке информации, играть в компьютерные игры, не выходить ни на час из социальных сетей. А на деле, продолжая симулировать мудрость и делая вид, что нам все понятно, мы панически боимся. Ага, просто боимся современности, зараженные этой обычной, старой как мир болезнью взрослых.
Я, как вы, наверное, уже поняли, сам человек читающий и ценящий книги. Да чего там скрывать, я по одному из своих образований учитель литературы. И мечтаю, чтобы наши дети умели пользоваться этим удивительным инструментом познания, исследования, саморазвития. Инструментом важным, но далеко не единственным.
Общаясь с современными детьми, учась вместе с ними, восхищаясь их глубиной, творчеством, всезнайством в лучшем смысле этого слова, я убеждаюсь, что наша борьба вызвана не более чем обычными родительскими страхами. А там – до чего дотянемся, за то и поборемся…
В ХХ веке выросло поколение, способное читать в свое удовольствие. Это действительно здорово! Вот только, к моему огромному сожалению, корреляция между счастьем и количеством прочитанных книг, мягко говоря, неочевидна. Чтобы не сказать, что она отсутствует.
Как-то раз моя добрая знакомая рассказывала, что ей удалось отточить читательский навык до недосягаемой высоты: однажды во время секса она поймала себя на том, что автоматически читает корешки книг, стоящих в спальне… На мой взгляд, вне зависимости от напрашивающихся спекуляций о качестве секса, этот случай – яркая метафора нашего взрослого отношения к чтению.
Я далек от утверждения, что современные фильмы, игры, музыка должны заменить книги. Я просто честно заявляю, что не знаю, что тут к чему. А вы, знающие и убежденные, откуда, если не секрет, черпаете свою уверенность? Исследований на эту тему пока практически нет. Не из страхов ли соткана эта исступленная убежденность, не страх ли заставляет вас в очередной раз раздражаться: «Выйди наконец из-за компьютера и почитай!»
Знаете, один папа как-то рассказал мне такую историю: его сын более трех месяцев был болен и не мог посещать школу. А вместо этого подсел на популярную игру «Майнкрафт». Так вот этот папа, обогащенный советами современных психологов, решил, что помочь сыну он может, только пройдя тот же путь. И, по его словам, он начал играть. А дальше цитата: «Вот играл я, играл и выбрался только через три дня». Смешно? Плохо? Хорошо? Что тут правильно, а что нет? Как понять? Он ведь просто окунулся в мир интересов своего сына и поразился тому, насколько этот мир увлекателен.
Мне, конечно, знакомо главное взрослое опасение: игры могут быть крайне глупыми, фильмы – жестокими, а сеть так и кишит порнографией. Безусловно, опасность существует. Та же опасность, что заключена в книгах, в играх во дворе, в общении с приятелями. Ну так и входите смелее в эту дивную новую жизнь, чтобы оказаться внутри вместе с самыми дорогими людьми, чтобы суметь разделить их радости, помочь им в нужный момент, наконец.
Что вы знаете про Skyrim? Или про Assassin’s creed? Вы понимаете, что это целый мир, требующий от наших детей умения анализировать, сопоставлять, обращаться к первоисточникам? Умеете ли вы отличить на слух How to Destroy Angels от Sunny day real estate? Сколько раз вы смотрели Watchmen? А Inception? Что можете сказать по поводу увиденного?
Нет никакого позора, если ваш ответ «мы этого не видели и не слышали», только как вы можете утверждать в таком случае, что чтение – более увлекательное времяпрепровождение? Или более полезное? Да и противопоставление одного другому, согласитесь, выглядит не слишком убедительно. Так, может, пора перестать кичиться собственным невежеством?
Это их язык! Добро пожаловать в современный мир! Как сказал мне однажды один мой юный друг, вольно или невольно процитировав Деррида, «это и есть наш современный текст!» Мы же, увязшие в нашем так и не прожитом до конца прошлом, вместо того чтобы лихорадочно учиться, всеми силами пытаемся организовать им наше собственное детство. Убогое и одномерное.
И вместо того, чтобы им позавидовать, чтобы сделать все, для того чтобы не отстать, чтобы получить и принять новые инструменты взаимодействия с миром, которые помогут и им, и нам, мы тычем их в наши старые книги (часть из которых так и остались непрочитанными), хватаясь за полузабытые цитаты и ностальгически вздыхая перед экраном.
Они играют. Переписываются в соцсетях. Читают посты друзей и пишут свои. Слушают музыку, о которой мы и понятия не имеем. А мы – боимся. И правильно делаем. Ведь это такое родительское дело – бояться… Но если мы хотим оказаться с ними на одной стороне, нам ничего не остается, кроме как просить их помочь нам понять, чем именно они заняты. В нашем детстве такого не было. Мы не знаем, о чем речь. В отличие от них. Они знают. Возможно, не до конца понимают. Но их детство таково. И если мы будем прилично себя вести, возможно, они нам расскажут, каково это – детство с компами. А иначе нам так и придется спекулировать на собственных страхах и манипулировать их любовью и доверием…
Стоит ли?
О любви, бессмысленной и беспощадной
В очередной раз прочел: «Учитель должен любить детей». И в очередной раз не понял, что имеется в виду. Как это – любить?
Боюсь, на принципе любви к детям базируется все то зло, которое взрослый мир ежесекундно совершает в отношении детского. Именно с этого заявления начинается нивелирование личности ребенка, дискриминация его по возрасту. Как только мы произносим «я люблю детей» (всех, без разбора, они ведь такие пусечки), мы одним махом снова делим мир на своих и чужих. Для проверки достаточно представить ребенка, который говорит «я люблю взрослых». Не получается? Вот то-то и оно. Ребенок еще не стал расистом, шовинистом, националистом. Он еще не научился превозносить формальные признаки одних людей относительно других (возраст, пол, национальность, расу и пр.).
Представьте, я ни разу в жизни не встретил учителя, который сказал бы «я не люблю детей», а между тем многие из них совершают самые настоящие преступления против этих самых детей. Равно как и многие родители, которые, приговаривая, как мантру, «это я любя», день за днем идут на вопиющие ограничения прав своих любимых. Да что повторяться – столько об этом говорено! Получается так: моя любовь оправдывает все (или почти все), что я делаю. Любимый потерпит, это ведь для его же блага!.. Моя так называемая любовь как будто определяет мои права – на ограничение свободы, на личностное подавление, на так называемое воспитание. И откуда-то берется в нас уверенность, что когда-нибудь мне отплатят не подавлением и ограничением моих прав, а любовью…
Подобно тому как с заявления «я люблю белых (или черных)» начинается расизм, с утверждения «я люблю детей» начинается взрослый шовинизм.
Значит самим получать огромное удовольствие от подарков, которые мы дарим, от проведенного вместе времени, от построения отношений, от много-много чего еще. А еще значит делать любимым поменьше гадостей. Просто потому, что не хочется их делать.
А учитель пусть честно занимается своей работой. Бережно, тонко, осторожно. Пусть профессионально задает рамки, в которых мир предстает принимающим и прекрасным. И в которых детям будет понятно, что это такое – любовь.
Автор
24 ч.
Основой отношений является личность. Вернее, взаимодействие личностей. Конкретных. Поэтому любовь тоже совершенно конкретна. Не нужно любить всех, просто позвольте себе любить одного, того, который рядом. По-настоящему любить. Пусть ему будет хорошо, ага?
Нравится Комментарий Поделиться
Эх… опять, наверное, скажут, что я взрослых ругаю…
Детский клуб самоубийц
Ужас в том, что детские самоубийства продолжатся. И станут происходить еще чаще. И это, увы, совершенно точно.
На наших глазах происходит то, что, к несчастью, должно происходить: молодые люди разного возраста не справляются с такой действительностью и выбирают единственный выход – прервать этот кошмар.
Поясню. Сравнительно недавно (лет двадцать пять назад) ситуация для человека тринадцати-семнадцати лет была пусть не идеальной, но безусловно понятной. Его жизнь, сосредоточенная на пятачке, оставленном ему для существования институтами подавления – в первую очередь школой и семьей, – текла своим чередом. Все вокруг были несвободны мир был сер и предсказуем. Возраст совершеннолетия манил намеками на относительную независимость. Все это вполне вписывалось в общую картину действительности. «Взрослое» право на подавление личности практически не могло оспариваться самой этой личностью. Да, и тогда было горько оттого, что тебя не понимают, от отсутствия права на самое себя, однако что поделаешь, вероятно, так устроена жизнь…
Сегодня же ситуация принципиально иная. Осязаемая открытость мира, проявляющаяся, в частности, уже в самом наличии социальных сетей, в открытом общении с сотнями собеседников, в возможности с легкостью дотянуться до любой информации, привела к тому, что индивидуальная цена личности резко пошла вверх. Что особенно важно – в глазах самой личности. Что еще более важно – это ощущение многократно усиливается максимализмом прекрасной поры переоценок, именуемой переходным возрастом. Да-да, что бы ни говорилось о «закручивании гаек», один тот факт, что человек может за несколько минут создать и продемонстрировать миру собственное творение (не важно, идет речь о музыкальном клипе, фотографии или статусе в социальной сети), меняет всю систему его отношений с действительностью. Он становится ее созидателем. У него априори появляется право (замечу, подтвержденное практикой право) на собственное мнение, независимые суждения, личные оценки. То есть то самое право, даже намек на существование которого так часто приводит в состояние неистовой злобы многих взрослых. (Замечу, в парадигме повсеместного унижения детства одно только признание этого права уже способно перевернуть мир.)
Так вот, когда человек живет с ощущением того, что он способен изменить мир, повлиять на него, сделать его лучше, а в школе, например, сталкивается с принципиально иной системой координат, в которой нет места ни творчеству, ни личностному проявлению, ни свободе, когда, наоборот, именно за созидание и собственную позицию его наказывают и проклинают, в душе его возникает жесточайший конфликт. И за спасением он отправляется туда, где, по идее, должен быть тыл, пространство покоя и любви, то есть в семью. Если же и дома вместо ощущения любви и покоя он сталкивается с насилием, граничащим с изощренными пытками, человек может просто не выдержать. А пыткой в этой ситуации может стать даже самая простая нотация типа: «Я столько раз тебе говорил, что такое поведение не доведет до добра». То есть переход родителей на сторону взрослого мира, который воспринимается как окончательное предательство. И, кстати, безусловно, им и является.
И выходит, что, с одной стороны, человек вследствие разнообразных процессов раньше начинает любить и ненавидеть, раньше понимает разницу между первым и вторым, раньше готов проявить себя через осознанное действие. А с другой – вынужден находиться в рамках системы подавления, действующей под прежними лозунгами «созидания личности» (по-видимому, из праха, именуемого детством) и оправдывающей себя наличием неких псевдоважных псевдофункций: воспитание, образование, формирование и пр. И это уже не конфликт, это настоящая война. А точнее – бойня.
«Двум богам служить нельзя». Именно поэтому мальчики и девочки взрывают эту действительность таким страшным способом – через самих себя.
«Но ведь речь идет о ничтожном меньшинстве», – скажут мне. Да, пока речь о единицах (единиц этих – вдумайтесь! – в России уже 16 на каждые 100 000 подростков), о детях с особой организацией нервной системы, я бы сказал, об особо тонких детях, но разве есть у нас право успокаивать себя этим? Особенно сейчас, когда стороны этого конфликта ужесточают свои позиции. Кто будет следующим? Кого из них настигнет состояние надрывного отчаяния, из которого не найдется другого выхода, кроме прыжка в бездну?
И как часто представители взрослого мира, столкнувшись с очередной трагедией, безвольно разводят руками и лепечут: «Мы ничего не замечали… Все было как у всех… как всегда…» Вот в этом-то «как всегда» и сосредоточена правда. Все уже лет сорок не «как всегда», неужто не замеили?
Вероятно, кто-то с радостью попытался бы сделать из вышесказанного и прямо противоположный вывод: необходимо окончательно закрепостить детей, лишить их возможности общения, лишить даже относительного права на личностное проявление, посадить на цепь и сделать заложниками собственных представлений. Но в том-то и дело, что сегодня это совсем невозможно. Драматургия современного мира не позволяет. Думаю, даже самые закостенелые реакционеры это понимают.
Несколько лет назад я написал, что нынешнее поколение школьников увидит полный распад современной системы образования. Мы все еще в начале этого процесса, хотя он больше и больше набирает обороты. Многое еще можно изменить. И менять нужно срочно, если мы не хотим, чтобы этот каток проехал прямо по нашим детям. Да-да, и по вашим тоже.
А начать нужно вот с чего: ДАЙТЕ ДЕТЯМ ТЫЛ! Пусть у них будет хотя бы одно место на свете, где можно отлежаться, собраться с силами, отстраниться хоть на время от этого неизбежного и разрушающего их конфликта. Просто почувствовать себя среди своих. И отдохнуть.
Обожженные воздухом
На курсе педагогов говорили о сострадании. И я вдруг с ужасом почувствовал, что само это понятие стало размытым и аморфным. Одна из участниц сказала так: «Я не могу всех жалеть, меня это обожжет, нужно себя поберечь!»
Но ведь «поберечь себя» – как раз сострадать, именно это является хоть каким-то залогом того, что я останусь человеком, что меня не превратят в функцию. Функциями, знаете ли, так просто управлять. Остается только один рычаг: вкл/выкл.
Мы предлагаем детям и самим себе рациональный мир, в котором все ответы известны: не надо было делать так-то и так-то – не было бы такого результата. Он (она, они) сам виноват! Надо было работать – не пришлось бы просить милостыню. Нужно было молчать – остался бы жив! Этот подход, уже превратившийся в мейнстрим, приводит к обездушиванию, а затем и к окончательному обезличиванию. Без открытости к чужой боли мы вообще перестаем быть живыми. И уж конечно, неспособны мы тогда и на любовь, которая так затратна. А еще проще так: не сочувствуем другим, значит, ни за что не позволим себе чувствовать и самих себя. Умные говорящие головы бездушных марионеток…
Если постоянно тренировать человека в невосприимчивости, рано или поздно проявится результат. Вот он, этот результат: меня ЭТО не касается. Ничто не касается. И вот уже и педагоги в стремлении все объяснить, научить, как правильно жить, забывают просто пожалеть. А заодно и верят, что знают, как это – правильно жить. С нивелирования восприимчивости к чужой боли начинались самые страшные события в истории. Нужно напомнить? Думаю, справитесь сами.
Однако есть и естественное продолжение у этого процесса обездушивания. Его прямым результатом непременно становится единомыслие, деление людей на своих и врагов. И в крайней точке безразличие парадоксальным образом превращается в исступленную ненависть.
Одна мама со слезами обратилась ко мне:
мама
24 ч.
«Во время прогулки мой мальчик (восемь лет!) кидал камни в дворника, таджика по национальности. И в ответ на мой крик о том, что так нельзя, что это называется расизмом, развел руками: «Почему? В него можно… Я его ненавижу!..»
Нравится Комментарий Поделиться
Ага, в него можно. И не в том даже дело, что он «чужой». А в том, что принять такую естественную мысль, что речь идет об обычном человеке, немногим отличающемся от папы и мамы, в состоянии дремлющей (заботливо усыпленной?) души совершенно невозможно. Такое принятие ведь требует хотя бы минимального нравственного действия. А вне его остаются лишь два варианта: ненавидеть или не относиться никак.
Как это произошло? Что случилось с чудесным домашним мальчиком из интеллигентной семьи? А ничего не случилось. Он попросту надышался нынешним воздухом. Надышался и невзначай подцепил инфекцию…
Инфицироваться в наши дни пугающе легко. То поле напряжения, в котором многие из детей невольно оказываются, не просто вредно для детской психики – это может испортить их жизнь навсегда. Не дай им бог познать и запомнить жуткую сладость ненависти. И начать судить мир по наличию или отсутствию черного клокотания в собственной груди. Именно этот вирус растворен сегодня в воздухе. И главными симптомами заболевания являются полнейшее равнодушие и ненависть – простейшее конвульсивное действие спящей души. «Не надо думать – с нами тот, кто все за нас решит…»
Нужна вакцина. И, к счастью, она существует, да и изобретена давным-давно. Имя ей – сомнение. Усомниться – значит начать длинный путь независимого исследования (не случайно диктаторы во все времена так усердно боролись в первую очередь с сомневающимися). Сейчас проще всего приобрести навык такого исследования, заняться формированием личного отношения к происходящему. Материала вокруг хоть отбавляй. Страшно сомневаться? Да, бывает страшновато, но это лучше, чем втягивание их в мутный поток единомыслия.
Все, что происходит вокруг, относится к нашим детям никак не меньше, чем к нам. А их позиция не менее значима. Следовательно, мы обязаны с ними разговаривать, причем о том же, о чем говорим между собой. Пусть становятся полноценными участниками любой беседы, пусть высказывают мнение, пусть спорят. И разговаривать нужно произвольно, вне зависимости от того, хотим мы этого или нет. Ведь речь идет о лекарстве.
Сейчас лучшее время для того, чтобы научить их противостоять «подсадке на эмоцию» – одной из самых гнусных разновидностей манипулирования, когда каждый, кто не существует в состоянии анабиоза или истерики любого толка, объявляется выскочкой, бесчувственной сволочью или врагом – в зависимости от ситуации. Как противостоять? Для начала всего лишь позволить себе усомниться, задать хотя бы один вопрос.
Сомнение учит и тому, что каждый раз, обнаруживая себя на стороне большинства, нам необходимо проверить, все ли в порядке: не спим ли мы или, наоборот, не оказались ли случаем на гребне волны (полагаю, излишне напоминать, что исторически именно решения большинства часто приводили к трагедиям, в то время как меньшинство, сопровождаемое страхами и сомнениями, обеспечивало наше нравственное выживание).
А коротко говоря – так: ВСЕ, что происходит вокруг, касается нас! Все – наше дело! Без исключения. И нам говорить об этом с детьми. Когда лень, когда страшно, когда больно. Потому что «душа, уж это точно, ежели обожжена – справедливей, милосерднее и праведней она».
Взрослые игры
Нам часто кажется, что дети живут себе в своем детском мире, не обращая внимания на политику, идеологию, ежедневную взрослую практику. Да и правда, на что тут смотреть – сами взрослые ведь просто играют: сейчас одни времена, раньше были другие, потом настанут третьи. Нам кажется, что в случае чего и сами мы можем переписать набело все, что не понравится в черновике, – и за себя, и за наших детей. Ничего ведь нигде не фиксируется.
Так вот, у меня, увы, пренеприятнейшее известие: оказывается, ничего набело не переписывается и что фиксируется, то записано навсегда. Причем именно у детей.
Дело в том, что недавно в Колумбийском университете вышло исследование, однозначно доказывающее: детям самим не выбраться из идеологических дебрей, в которые их заводят взрослые. Заводят часто незаметно для них самих.
Изложу вкратце самое глвное. Участниками исследования стали те, кто родился с 1910 по 1980 год. Изучалась зависимость личного мировоззрения от идеологической индоктринации в детстве. В частности, авторы исследовали глубину и характер антисемитских взглядов разных поколений немцев (напомню, антисемитизм был одной из главных составляющих нацистской идеологии, поэтому и, что называется, «ухватить» его достаточно просто).
Вот что выяснилось: те, кто подвергся активному и массированному идеологическому воздействию в детском и подростковом возрасте (в исследовании те, чьи школьные годы совпали с периодом нацистского режима), остаются под этим влиянием всю оставшуюся жизнь. Иными словами, вера в то, что преподносили нам взрослые (почти все взрослые) как непреложную истину, в большинстве случаев живет в нас и после того, как, казалось бы, становится очевидным, что истина оказалась ложью. И даже если эти самые взрослые, спохватившись, кидаются исправлять содеянное, сделать уже ничего нельзя.
Более того, и родившиеся в 1939 году, то есть те, кому к 1945-му было всего шесть лет, сегодня в той или иной мере демонстрируют стойкую приверженность идеологии антисемитизма. То есть даже те, кто в силу возраста не подвергся структурированной образовательно-идеологической атаке, кто вполуха слышал радио, вполглаза видел плакаты и кинофильмы, оказались совершенно беззащитны перед натиском. Им, представьте, хватило уже одного воздуха, в котором они тогда жили.
Одновременно с этим достигшие подросткового возраста до прихода к власти нацистов, а равно и родившиеся после падения рейха, демонстрируют уровень антисемитизма в разы ниже, чем те, кто ходил в школу, слушал радио, смотрел фильмы в конце 30-х – начале 40-х. Понимаете, что это значит? Детская уверенность в правоте нацизма выше, чем даже у тех, кто эту идеологию утверждал, реализовывал, прививал. Успех действительно просто ошеломляющий. Прочтите и ужаснитесь: дети не просто усваивают индоктринирующую информацию, она становится их вторым «я». И в те правила, которые взрослые когда-то преподнесли им в качестве безусловной истины, они верят безоглядно и всецело. Мы кривляемся, надуваем щеки, прекраснодушничаем. На периферии сознания мы верим, что с годами они сами разберутся. Нет, не разберутся – для них воспринятый материал оказывается основной жизненной направляющей.
Представляю себе какого-нибудь нациста-идеолога, который, потирая руки, приговаривает: «Ничего-ничего! Пусть сам я и не успел до конца поверить в еврейский заговор, что ж, придется немного поиграть. Но зато мои птенчики станут настоящими винтиками, на которых будет держаться идеология». И главная беда заключается в том, что он оказался совершенно прав: антисемитизм тех, кого он «воспитал», более чем в два раза выше его собственного.
Два вывода показались мне просто убийственными. Первый: нацистское самосознание учеников оказалось по истечении времени намного (в разы!) прочнее, чем у учителей. И это притом что учителя реализовывали идеологию на практике, а ученики лишь внимали ей. Напомню еще раз, речь и о тех, кому в 1945-м было всего шесть лет. И второй: ЭТО навсегда. Что бы ни произошло, как бы ни старались государство, общественные деятели, коммерческие и некоммерческие организации что-то изменить, шансов практически нет. «Подарок», преподнесенный когда-то взрослым миром, на все времена остается с бывшими детьми. И избавиться от него невозможно. Меняются взгляды следующих поколений, даже мировоззрение поколения отцов оказывается намного более гибким. И только те, кто пережил идеологическое целенаправленное изнасилование, обречены на всю жизнь застрять в этом дне сурка. Навсегда!
Напомню, что означает сам термин «индоктринация». По определению Лаборатории по изучению восприятия «WorldNet 2.0» Принстонского университета это
«ОБУЧЕНИЕ КОГО-ЛИБО ДОКТРИНЕ БЕЗ ВКЛЮЧЕНИЯ КРИТИЧЕСКОГО ВОСПРИЯТИЯ».
В рамках индоктринации, таким образом, преподносится некая информация и одновременно навязывается личности определенный, как будто раз и навсегда установленный субъективный взгляд. С практическими инструментами индоктринации как будто все ясно – просто нужно, чтобы большинство «взрослых» источников транслировало одно и то же: школа, радио, телевидение. Но помимо непосредственного воздействия на личность необходимо еще и создать условия, в которых любое сомнение становится почти преступлением. «Не надо думать – с нами тот, кто все за нас решит» ©. Использование оборотов типа: «Мы в едином порыве принимаем (одобряем/ осуждаем/поздравляем)…», «Любой честный гражданин это поддерживает (отвергает)», «Только человек, который не любит Родину, может заявлять такое…» является важнейшей чертой индоктринации. И, заметьте, по результатам исследования получается, что именно этот, с позволения сказать, «педагогический подход» является самым успешным. Пока мы «паримся», сомневаемся, ищем, всегда находятся люди, которые идут прямиком, используя для этого все доступные средства. Возможно, они делают это не со зла, возможно, сами они и не верят до конца в то, что проповедуют, возможно, они просто транслируют, не особо задумываясь, чужие мысли или в этом состоит их работа – все оказывается неважным. Принцип «единства педагогических требований», возведенный почти в абсолют, снова отчаянно рулит. Тот самый принцип, который, если вдуматься, является прямой противоположностью гуманистического подхода, ведь если все люди разные, то, следовательно, и единством требований невозможно заменить человеческое взаимодействие.
Автор
24 ч.
Нужна вакцина. И эта вакцина давным-давно изобретена, имя ее – вопросы и сомнение. Не важно, к какой идеологии мы себя относим (в принципе относим), не важно, что поддерживаем, а что отвергаем. Если мы хотим, чтобы нас окружали свободные, думающие, красивые люди, главное, что мы можем и должны дать детям, – умение сомневаться и ставить вопросы.
Нравится Комментарий Поделиться
Снова и снова, не удовлетворяясь найденными ответами, задавать вопросы. И ни в коем случае не принимать безоглядно то, что дано свыше. В противном случае мы цинично строим безальтернативное будущее, возможно, и сами о том не задумываясь.
Искусству сомневаться и задавать вопросы сравнительно легко обучиться. Мы ведь на самом деле владеем им от рождения. Правда, возможно, с годами навыки немного подзабылись. А возможно, нам помогли их подзабыть. Но это ничего, справимся. Кроме нас-то, все равно больше некому…
Свобода от воспитания
Вы никогда не обращали внимания, что словосочетание «воспитываю ребенка» встречается в иностранных языках крайне редко?
НАПРИМЕР, ФРАЗА «Я ВОСПИТЫВАЮ РЕБЕНКА ОДНА» ВО ВСЕХ (ВО ВСЯКОМ СЛУЧАЕ, ИЗВЕСТНЫХ МНЕ И ТЕХ, КОТОРЫЕ УДАЛОСЬ ПРОВЕРИТЬ) ЯЗЫКАХ, КРОМЕ РУССКОГО, БУДЕТ ЗВУЧАТЬ КАК «Я РАЩУ РЕБЕНКА ОДНА».
И какая пропасть между этими понятиями!
• В первом случае я формирую, меняю, вдалбливаю, одним словом, стремлюсь привести человека к какой-то определенной модели.
• Во втором просто ращу. Помогаю, питаю, создаю условия для роста, наблюдая за процессом.
На первый взгляд постановка вопроса кажется абсурдной: как же так? Не может же человек «просто расти», как сорняк? Тут и дают себя знать все наши застарелые страхи. «Он так и останется неучем!» «Вырастет дворником (или проституткой, в зависимости от пола)». «Он не научится есть вилкой!» «Она так и будет писать в штаны!» «Он никогда не прочтет Достоевского (Бальзака, Тургенева, Сэлинджера и пр.)!»
Так ли это? Удивительным образомпрактически любой человек не писает в штаны просто потому, что это чертовски неудобно и неприятно, а также потому, что его мама и папа поступают иначе. Безусловно, можно замучить человека и отдрессировать его так, чтобы уже в год гордиться писаньем в горшок, однако в два он гарантированно начнет делать это сам. По вышеуказанным причинам. Можно каждый раз за едой портить настроение ребенку и самому себе, запиливая его: «Ешь, как тебя учили». Но если мы сами едим «как учили», он обязательно будет поступать так же, ведь так принято! Отчего-то в случае влияния «плохих друзей» наша вера в пример огромна, в собственном же случае мы часто считаем, что личного примера недостаточно и его непременно необходимо подкреплять нравоучением.
Когда мы «даем указания», в первую очередь страдаем мы сами – оттого, что они не выполняются, от жалости к любимому и к самим себе, от неумения точно сформулировать мысль, от собственных суетливых и тщетных попыток справиться с ситуацией. Оправдывается весь этот перманентный кошмар тем, что иначе наш родительский долг не будет выполнен (с известными уточнениями типа: «не станет достойным членом общества», «бабушка будет огорчена», «учительница меня отругает» и пр.).
На помощь приходит принцип, многократно использованный целыми поколениями родителей: «вырастет – поймет и будет благодарен». Да, так и правда бывает. Иногда в зрелости нам может пригодиться то, что в нас насильно вдолбили в детстве. Процентов пять. А остальное? Да, прекрасно в компании друзей сыграть на рояле. Ну и сколько вас, играющих, отзовитесь! А скольких учили? Ценой отношений, вопреки желанию и интересу, вместо столького действительно важного и волшебного, что проносилось мимо. Да, есть и такие, кто научился и играет до сих пор. Сам грешен. Однако вопрос цены у большинства (проверено) по-прежнему не закрыт. И если бы только это…
Большинство событий в жизни человека происходят не благодаря, а вопреки так называемому воспитанию. Наши дети открывают мир, меняют мнение, влюбляются, интересуются самыми разными явлениями под воздействием целого ряда факторов. А главное – потому что они ТАКИЕ! Как жалко пропустить самое интересное в жизни (в частности, наших детей) вследствие навязанного нам правила постоянно управлять. Так многое проходит мимо из-за того, что мы вынуждены играть роль воспитателя, вместо того чтобы просто любить. Именно вынуждены, поскольку довлеющая над нами модель отношений часто помимо нашего желания вталкивает нас в одну из самых неестественных позиций, где принятие любимого человека заменено на его жестокое переделывание.
Растить – значит не отказывать себе в огромном удовольствии наблюдать за процессом. Видеть то, что подарено судьбой только родителям, – когда кто-то, кто совершенно точно создан тобой, в любви и счастье, меняется, растет, познает мир. Когда воспитываешь, неминуемо приходится постоянно пользоваться инструментами оценки, и можно с легкостью не заметить происходящие в человеке перемены, его склонности, его новые черты, его самого, наконец. Тем более оттенки отношений. Как просто мы можем испортить прекрасный день, сделав замечание, от которого ничего не поменялось – только наше общее настроение. Как легко унизить человека, даже не желая, сказав ему сквозь зубы «я столько раз тебе говорил». О так называемом воспитании на людях даже и упоминать не стоит.
Из этого капкана вырваться очень непросто. В ослеплении нам может казаться, что он все делает специально, что он просто тупой, что он нас позорит (снова эго!). Мы становимся заложниками созданной нами самими необходимости постоянно воспитывать. О какой уж тут радости может идти речь… Ребенок навсегда превращается в объект наших опытов. Мы продолжаем воспроизводить себе подобных и угрюмо говорим себе в один прекрасный день: вот они – неблагодарные дети. Именно так возникает формула: «Я жизнь тебе отдал, а ты…» с непременным ответом: «А я тебя не просил». Именно так мы все больше и больше загоняем самих себя в прокрустово ложе отношений «субъект – объект» вместо радости общения с любимым человеком. Живой радости, когда случаются и подъемы, и падения, и конфликты, и совместные успехи, когда бывает, что нужно отдохнуть друг от друга, а бывает, что не расстаться ни за что.
Я уверен: растить – родительская свобода и радость, воспитывать – родительская тюрьма. Может, пора на волю?!
Частный случай общего вранья
Лао-цзы
24 ч.
Если я удерживаюсь от того, чтобы приставать к людям, они сами заботятся о себе.
Если я удерживаюсь от того, чтобы приказывать людям, они сами ведут себя правильно.
Если я удерживаюсь от проповеди людям, они сами улучшают себя.
Если я ничего не навязываю людям, они становятся собой.
Нравится Комментарий Поделиться
Если бы вы только знали, как надоело мне спорить с образовательными реакционерами… Бесконечно доказывать, что школа в ее нынешней ипостаси ведет к невежеству и ненависти к учению. Бороться с закомплексованными мутантами, озабоченными лишь самоутверждением и консервацией собственного прошлого. Натыкаться раз за разом на тезисы типа «нас так учили и ничего»…
Так что на этот раз я просто расскажу вам удивительную историю об одном мальчике. Мальчике, который в десять лет не умел ни считать, ни писать. И читал по слогам и с большим трудом. Ни один случай в моей практике не опровергает настолько жестко, хлестко и точно идею классической системы образования.
Так вот, он пришел к нам в третий класс. Не подумайте плохого – у него замечательная семья. Но так уж сложилась жизнь, что до третьего класса он совсем не учился. Не просто не учился, но и в школу никогда не ходил. Не был он и на домашнем обучении – просто рос свободно, беседуя о том о сем с окружающими его людьми. В восемь лет сам немного научился читать, а писать так и не научился. При этом его ни в коем случае нельзя было назвать неразвитым: это был интересный и самостоятельный в суждениях собеседник, тонкая и наблюдательная натура. И вот однажды он спросил (совсем как в сказке про Буратино): «Ведь все дети ходят в школу, почему же я не хожу?» Поскольку родители его были людьми чуткими, подумав немного, они и привели его в школу.
Надо сказать, его учителя поначалу пребывали в некоторой растерянности. Сами посудите: третий класс, а он с трудом разбирает слова, пытается писать печатными буквами, путая их и переставляя местами. Признаюсь, мы считаем себя гибкими, продвинутыми и готовыми к любым экспериментам, да и в практике у нас бывали самые разные случаи, но такого, чтобы человек в десять лет был совершенно не знаком даже с программой первого класса, конечно, не случалось. Однако, поскольку дело обстояло именно так, мы решили: эксперимент так эксперимент. Никакого форсирования! Пусть он шагает своим путем и в том темпе, который кажется ему самому верным. А дальше как пойдет.
Так мы и сделали – просто старались не мешать. Кстати, это было совсем не просто: большинству из нас хотелось как можно скорее сделать его «нормальным», ведь всех нас учили, что такое «знания, соответствующие возрасту». Поэтому приходилось все время себя останавливать и… просто глубоко дышать, напоминая друг другу, что, если в школе человеку комфортно и интересно, если ему есть зачем сюда приходить, если мы будем просто честно и с удовольствием делать свое дело, все, чего мы ожидаем, наверняка случится. И действительно, все как-то покатилось почти само собой. Дело в том, что мальчик этот приходил в такой восторг от любого мельчайшего приобретенного знания или навыка, что и учителя (в первую очередь его основная учительница, на нашем языке «тьютор») невольно заразились этим восторгом.
< class="b">Первый раз нам пришлось сильно удивиться уже через несколько дней, когда мы заметили, что он принимает активное участие во всем происходящем наравне с одноклассниками. Дальше – больше. Я, конечно, хорошо знаю, что такое мотивация. И, да, считаю ее одним из важнейших факторов развития. Но такого не ожидали ни я, ни мои коллеги: мы вдруг поняли, что за месяц он научился свободно писать.Ну а о последующих событиях нечего рассказывать. В течение полугода он по уровню практических знаний и навыков нагнал своих сверстников. Более того, на сегодняшний день, читая его сочинения, например, ни один профессиональный учитель (ручаюсь!) не заподозрит, что их автор освоил письменную речь всего три года назад. То же относится и к остальным школьным областям.
Вы понимаете, что все это значит? Я вам помогу. Это значит, что вообще все вранье. И про раннее развитие, и про необходимость читать в пять лет (вариант – в четыре года), и про то, что если не привить (о, этот жуткий глагол!) любовь к знаниям с раннего детства, то ничего и не вырастет. Повторяю: вранье. И не частями, а вообще все!
Если человек понимает, чего он хочет, если может, пусть интуитивно, сформулировать, зачем ему это нужно, если он спокоен и счастлив, дальше все пойдет почти само собой.
Разве может быть что-то прекраснее саморазвития и познания? Ну так давайте уже позволим детям познавать и саморазвиваться! Не удастся нам втащить за уши кого бы то ни было в образовательное счастье. А покалечить, то есть навсегда связать учение с горечью, подчинением и унижением, – это раз плюнуть! «Учиться интересно» – никакое не клише. Мы ведь учимся все время: смотрим фильмы, общаемся, читаем книги, даже «тупим в фейсбук». Все это учение, а как же – мы ведь узнаем новое, развиваемся, меняемся. Отчего же все, что касается школьного образования, вызывает у большинства такое отторжение?
Все, к сожалению, довольно просто. Ведь современная школа в основном исходит из того, что в человеке не заложена тяга к самосовершенствованию, что, если не заставить его, он так и останется неучем. Более того, человек почти открыто признается скотом, нуждающимся в постоянной дрессировке, стремящимся к единообразию, неспособным понять, что для него хорошо, а что плохо. Эти идиотские и зверские принципы противоречат самой человеческой натуре, а значит, вызывают ожесточенное сопротивление.
В нас не заложено стремление соревноваться с себе подобными, а лишь взаимодействовать с ними разными способами. В нас не заложено получение удовольствия от оценок других, а лишь радость человеческой обратной связи.
В нас не заложена необходимость повиноваться воле более сильных и безоговорочно принимать их суждения, включая и самое недоказуемое, а потому и самое жесткое из них: «Учись, это тебе пригодится». Напротив, человеческая натура – это сомнение, рефлексия, стремление к анализу, право на постановку любых вопросов, главный из которых: «Зачем я это делаю?» Так вот, все меняется, если школа создается согласно человеческой природе, а не вопреки ей!
Знаю, сейчас опять начнется: «Частный случай, мальчик просто оказался способным, учительница ему попалась очень хорошая, а вот мой ничего не хочет… учится только из-под палки…» Так ведь в этом «из-под палки» все и дело! Да, это правда: и мальчик попался способный (как и большинство мальчиков и девочек, пока их не «расспособили»), и учительница его прекрасна (и несмотря на то что я считаю ее действительно блестящим тьютором, сделавшим воистину великое дело, понимаю, что и в мире, и в России она не единственная, кому важна и интересна школа). Но главное, поверьте, не в этом, а в том, что человек выбирал свой путь сам, что мы были спокойны, что нам всем – участникам этого процесса – было чертовски интересно происходящее.
А разговоры эти – про «частный случай» – нужны только для того, чтобы в очередной раз отмахнуться: к нам это не имеет никакого отношения. Ведь если имеет, то как жить с детьми дальше? Значит, мы их просто ежедневно предаем, заставляя (да-да, именно заставляя) заниматься какой-то полной ерундой, которую взрослый мир, не желая остановиться и задуматься, продолжает объявлять жизненно важным знанием. Так вот, друзья, никакой это не частный случай, напротив, это один из многих-многих случаев. Просто один из самых ярких. Более того, этот подход – не мучить людей и помогать им, предоставляя личный выбор, – на моей памяти не дал сбоя ни разу.
Сколько случаев вам нужно, чтобы они для вас перестали быть частными? 100? 100 000? Полноте, давно за много миллионов перевалило! И ваш собственный ребенок, скорее всего, среди них.
А поговорить?
На днях оказался я случайно у выхода из детского сада в конце рабочего дня. Мимо меня прошли подряд четыре мамы с детьми. Удивительно, но я услышал четыре совершенно одинаковых разговора (если это можно назвать разговором):
Мама: Ну, что ты сегодня делал(а)?
Ребенок: М-м…
Мама (как бы помогая): Было в садике что-нибудь интересное?
Ребенок: Ну-у…
Вот и все. Что называется, вот и поговорили. Продолжения я не знаю, но с легкостью могу его себе представить. Мама задаст еще пару вопросов, ребенок, возможно, выдавит из себя в лучшем случае одно воспоминание, мама успокоится. Вариант: не успокоится, а придет к воспитателю с вопросом, делают ли они вообще что-то или почему ребенок такой скрытный.
Должен признаться, и среди вопросов, которые задают мне родители, в том числе и в нашей школе, один из самых частых этот: «Почему он(а) не рассказывает о том, что происходит?»
И правда, почему так? Они что, не хотят с нами делиться? Дорогие родители, не волнуйтесь, еще как хотят! Только не умеют. Совсем как… мы с вами.
Спрашиваю маму, когда она в последний раз говорила с сыном о своей работе. Она удивленно отвечает: «Кажется, никогда…» Интересно, как же человеку научиться рассказывать о себе, если он не видит такой модели диалога рядом?
Разговор «в одну сторону» даже с самой доброй и милой мамой в мире неминуемо будет похож на допрос. А кому же приятно принимать участие в допросах, тем более в качестве подозреваемого?..
Пора начинать общаться. Рассказывая человеку о том, какие были у нас переживания, интересные встречи, удивление, радости, мы протягиваем ему руку и даем право на собственный рассказ. И заодно обнаруживаем, что интереснее собеседника не найти. Только не надо торопиться. И ему, и нам нужно время, чтобы научиться. Постепенно, день за днем мы вместе будем открывать, как это здорово – общаться. В две стороны.
Вот и весь секрет. Хотите слышать об их жизни – говорите о своей. Кстати, это совсем как у взрослых.
Про то, как защитить детей
• Хотите защитить от агрессии? Это просто: не будьте агрессивны.
Совсем. Оставьте все эти «прекратисейчасжеатоянезнаючтосделаю!!!» Сорвались – просите прощения. Не умеете – учитесь. Лучше на супругах и друзьях. Перестаньте оправдывать собственные гадости чьим-то «плохим поведением, непослушанием, неумением себя вести». Ах, мы не справляемся с собственным раздражением? Но чья же это проблема? Не наша ли? Вот давайте и защитим их заодно от наших проблем. Ну, например, хотя бы сделаем пару глубоких вдохов, перед тем как совершить очередной агрессивный выпад. Если хотя бы в 10 % случаев этой секунды хватит, чтобы снизить обороты, это уже станет отличным началом. Получилось! Хоть разок защитили!
Слишком просто? Банально? А вы попробуйте, и увидите, как быстро они начнут вслед за вами отличать собственные чувства от чужих, выбирать и осознавать, как быстро они начнут жить, не опасаясь нашей агрессии.
• Хотите защитить от лжи? Перестаньте врать, раз и навсегда.
Про что бы то ни было. Хотя бы постарайтесь. Или хотя бы начните замечать (отмечать), когда врете. Прекратите строить из себя Кассандру и рассказывать им, как они будут жить через пять или двадцать лет: вам не дано этого знать. Прекратите рассказывать истории о том, что если он(а) не выучит математику, то непременно станет несчастным. О том, что вредно, а что полезно, в следующие двадцать лет представления изменятся так же, как изменились и в предыдущие. Перестаньте делать вид, что знаете, когда жарко, а когда холодно, – даже про самих себя мы понимаем это с большим трудом. Перестаньте отводить глаза и придумывать себе занятие, если их вопрос вам неудобен, выдумывать причины, по которым проводите с ними недостаточно времени, да мало ли еще что!.. А для начала хотя бы заметьте, как вы отводите глаза.
Дайте им возможность научиться отличать ложь от правды. Это поможет им в будущем самим себя защитить.
• Хотите защитить от манипуляций? Прекратите манипулировать.
Хотя бы на время постарайтесь снять зависимость от вашего настроения, состояния, оценок. Не шантажируйте их собственной любовью (даже если предположить невозможное и поверить, что в момент шантажа вы их любите), не превращайте в проституток, готовых согласиться на формулу «если ты сделаешь то-то, я дам тебе то-то»… А для начала хотя бы поймайте собственные ощущения, толкающие вас на манипуляцию, отследите их, заметьте.
Хотите защитить от насилия? Дайте им расти свободными.
Прекратите воспитывать раба: «Сделай то-то, скажи так-то, принеси, убери…» Да еще и оправдывать себя очередной ложью: «Так устроена жизнь, иначе он(а) не выживет». Пусть пробуют, творят, спорят, проверяют. Когда насилие проявляет другой взрослый (учитель, прохожий, бабушка и др.), просто защитите их, дайте почувствовать счастье оттого, что ты кому-то действительно важен. Поверьте, вам будет непросто, но появится настоящий повод гордиться собой. А для начала признайте собственную привычку, которая, проявляясь раз за разом, толкает вас в этот бесконечный день сурка.
• Хотите защитить от ненависти? Не забывайте говорить, что любите.
И себя хорошо бы спросить, что это значит – любить. Перестаньте действовать по принципу «потерпи, сейчас я сделаю тебе больно, но это от большой любви. Вырастешь – поймешь». Не поймет. И не от любви. С каждым днем все горше будут детские слезы, все страшнее будет разрыв между тем, что считают жизнью они, и тем, что навязывается им нами. И ненависть будет копиться и копиться, пока однажды не вырвется наружу – так часто мы являемся свидетелями этого «выброса». Не страшно? Если страшно, для начала дайте себе право ощутить тяжесть в груди, боль во всем теле от собственной ненависти и детских слез. А ощутив, спросите себя, сознательно ли вы выбрали этот путь.
Знаю-знаю, насколько все это непросто на практике. И когда я пишу «вы», имею в виду «я». Знаю, что такая ИХ защита требует ежедневной НАШЕЙ работы. Но ведь вот же он – повод. Список пунктов, в которых им требуется защита от нас, можно продолжать и продолжать. Уверен, любой справится с этим самостоятельно. Если, конечно, захочет. Такой вот личный и личностный тренинг. Попробуете? Ей-богу, одно это станет весомым вкладом в дело защиты детей.
И давайте перестанем наконец скрываться за вопросом: «Как это сделать?» Мы ведь знаем ответ: просто взять – и сделать! Взяться за себя самих, начать осознавать себя, собственные чувства, собственные ощущения – реально существующие телесные ощущения.
Несерьезные заметки о серьезных вопросах
Как вырастить вруна
Думаю, теория нам в данном случае не помощник. Обратимся же к экспертному мнению практиков.
Одна мама ужасно волновалась за успеваемость сына. В частности, выражалось это в том, что она регулярно и без спроса совала нос в его портфель и проверяла, как у него с этой самой успеваемостью обстоят дела. Через некоторое время выяснилось, что мальчик и сам не прочь порыскать в чужих сумках и позаимствовать оттуда разные занятные вещицы. Естественно, он ни в коем случае не подтверждал этого, пока не был пойман с поличным. Но и тогда сообщил, что просто искал свою ручку, которая, похоже, случайно упала в сумку другого мальчика. Мама, однако, так и не смогла обнаружить связь между собственным поведением и поведением сына. И ее можно и нужно понять: она-то была полна благородных побуждений, следовательно, ее поступки, в отличие от поступков сына, не могут быть объявлены бесчестными.
Другая знакомая тоже очень интересовалась уровнем образования своего ребенка. Интерес ее может быть проиллюстрирован рассказанной ею самой историей. Однажды ее восьмилетний сын что-то писал и между делом задал ей вопрос: «Мама, как правильно пишется буква «ж»?» По словам этой достойной женщины, у нее от ужаса потемнело в глазах, и она, с трудом справившись с собой, прорычала: «Ты что, в возрасте восьми лет не знаешь, как писать букву «ж»?!» Заметим, что на вопрос сына она так и не ответила. Зато скандал получился что надо.
Думаю, эта история была не единственной, поскольку через некоторое время мама обнаружила (по коему поводу ко мне и обратилась), что мальчик совершенно перестал делать домашние задания по русскому языку, а ей между тем начал рассказывать, каких головокружительных успехов достиг на поприще языкознания и лингвистики. Неисправимый лжец!