В канун Рождества Пилчер Розамунда

– А где все остальные? – спросила Кэрри.

– Я тебе говорила. Люси у себя в комнате, а…

– Она не слишком общительна?

– Не слишком. Обожает свою комнату. У нее там письменный стол, компьютер, маленький телевизор.

В белом мраморном камине вспыхивал фальшивыми углями небольшой электрический нагреватель. Доди села напротив него в свое привычное кресло. Когда Кэрри позвонила в дверь, она читала газету и теперь холеной рукой с розовыми ногтями взяла ее, свернула и положила на кофейный столик.

Набежала туча, и солнечный свет погас.

– Хорошо, что ты так быстро пришла. Я хотела с тобой поговорить. Знаешь, разыгралась эта дурацкая драма…

– А где Никола?

– Она скоро придет.

Кэрри опустилась в кресло перед камином, по другую сторону коврика из белой овчины.

– Куда она ушла?

– В туристическое бюро.

– Собирается в путешествие?

– По-моему, она сошла с ума. Разве я тебе не рассказала? Она встретила одного типа. Он американец. Познакомились два-три месяца назад на какой-то вечеринке и с тех пор встречаются.

Звучит многообещающе, подумала Кэрри, похоже, что старшая сестра вовсе не сумасшедшая.

– И что он такое? – осторожно спросила Кэрри.

– Вполне приличный человек. Коммерсант. Занимается то ли железными дорогами, то ли сталью, то ли еще чем-то. Живет в Кливленде, штат Огайо. Зовут Рэндал Фишер. Сейчас он в Америке и пригласил туда на Рождество Николу.

– В Кливленд?

– Нет, у него загородный дом во Флориде, он там всегда проводит Рождество.

Пока все звучало настолько здраво, что Кэрри не могла понять, о какой драме шла речь.

– Он женат?

– Говорит, что разведен.

– Ты с ним знакома?

– Конечно. Раза два Никола заходила с ним сюда, и однажды он нас обеих приглашал пообедать в «Кларидж». Он там останавливался.

– В таком случае он, должно быть, при деньгах. – Кэрри нахмурилась. – Ма, тебе он не нравится?

– Ну что ты, по-моему, с ним все в порядке: лет пятидесяти, не слишком привлекателен.

– А Никола? Ей он нравится?

– Думаю, да.

– Тогда что тут страшного?

– Но она ведь ничего о нем не знает!

– Ма, ей тридцать пять лет. Она в состоянии сама о себе позаботиться и даже вправе наделать ошибок, если пожелает.

– Дело не в этом.

– А в чем? Объясни.

– Кэрри, как ты не понимаешь? Дело в Люси.

– Ты хочешь сказать, что Люси он не приглашает?

– Очень даже приглашает, но она отказывается. Говорит, что не хочет ехать во Флориду, что она там никого не знает, что ей нечего там делать и что на самом деле Рэндалу она не нужна. Он пригласил ее только потому, что так положено.

Кэрри преисполнилась сочувствием к племяннице.

– Я ее понимаю. Сколько ей лет? Четырнадцать. Наверное, она себя чувствует как рыба, выброшенная из воды. Думаю, не очень-то приятно видеть, как твою мать трясет любовная лихорадка.

Шея Доди чуть-чуть порозовела – верный признак того, что она смущена. Она ненавидела, когда ей возражали, вынуждая ее отстаивать свою точку зрения.

– Но девочке предоставляется редкая возможность! Посмотреть мир…

– А если она этого не хочет?

– Ну а здесь что она будет делать?

Так, подумала Кэрри, теперь мы подобрались к самой сути.

– Ты имеешь в виду на Рождество? Останется с тобой. В конце концов, теперь это ее дом. Куда же еще ей идти?

Доди ответила не сразу. Она поднялась, отошла к окну и стала глядеть на реку. Кэрри ждала. Наконец мать повернулась к ней.

– Я не могу остаться с ней. У меня своя жизнь. У меня свои планы… Я хочу поехать в Борнмут с Фриманами. Они каждый год туда ездят, останавливаются в отеле «Палас». И пригласили меня поехать с ними. – Ее тон ясно говорил, что в этом головокружительном плане Люси места нет. – Я теперь не так молода, как прежде. Прошло то время, когда мне приходилось заниматься детьми. И я не собираюсь менять свои планы ради упрямой девчонки.

Я в этом и не сомневалась, подумала Кэрри. Помолчав, она сказала:

– А что ее отец? Майлс? Не может ли она провести Рождество с ним и его новой женой? Или теперь они не видятся?

– Нет, конечно видятся. – Доди вернулась на свое место, села, подалась вперед. – Изредка она проводит с ними воскресенье, но без особого восторга.

– У них ведь нет детей?

– Нет. И сомневаюсь, что когда-нибудь будут. У его жены на уме одна карьера, – проговорила Доди, скривив губы. – Дети не вписываются в ее жизнь.

– Значит, они не возьмут Люси на Рождество?

– Я позвонила Майлсу и все ему рассказала. Мне пришлось это сделать, потому что Никола отказывается даже произносить его имя. Но Майлс с женой на Рождество собираются в Сен-Морис кататься на лыжах, причем в компании одни взрослые. Люси никогда не каталась на лыжах, кроме того, она диковата с незнакомыми людьми. Майлс сказал, что она им все испортит.

Кэрри стало отчаянно жаль ребенка, заброшенного черствыми, враждующими между собой родителями. Она сказала, стараясь, чтобы ее слова не прозвучали слишком холодно:

– В таком случае, по-моему, у тебя нет выхода.

– Никола решительно настроена ехать во Флориду. Ты ее знаешь, она та еще эгоистка. Я так много сделала для нее…

– Может, она просто хочет немного развлечься.

– Немного развлечься… – с горечью повторила Доди, придав словам почти непристойный оттенок.

Кэрри наблюдала за матерью. Ей вдруг показалось, что Доди не хочет встречаться с ней глазами. Смотрит вниз, теребит обшлага жакетика, поправляет золотую пуговицу.

– Теперь понимаешь, что я имела в виду, когда говорила, что твое возвращение из Австрии оказалось очень кстати.

– Ты хочешь, чтобы я избавила тебя от Люси.

Доди подняла взгляд:

– У тебя уже есть какие-то планы?

– Ма, я только что вернулась. У меня не было времени строить планы. У меня даже нет дома, я не могу вернуться на Рэнферли-роуд до конца февраля. Живу на чемоданах. Я не в состоянии никого принять.

– Об этом нет речи. Я просто подумала, может быть… – Доди замялась, – твой отец…

– Джеффри?

– Для тебя он теперь Джеффри?

– Я стала называть его так после вашего развода. Он мой отец, конечно, но он также муж Серены и мой друг.

Доди едва заметно передернуло, но Кэрри не обратила на это внимания и жестко продолжила:

– Не думаю, что из этого что-нибудь получится.

– Но ведь он дедушка Люси. И конечно…

– Послушай, ма. Я разговаривала с Джеффри. Позвонила ему на следующий день после возвращения. Мы долго говорили, в том числе и о Рождестве. Дело в том, что к ним на праздники приезжают брат Серены с женой и ребенком. Эмбло будет забит до отказа, ни дюйма лишнего, куда уж тут еще двое.

– Ты могла бы попросить…

– Нет. Это нечестно по отношению к Серене. Она не сможет нас принять и будет мучиться из-за этого. Поэтому я не буду спрашивать.

– Ох! – Доди вздохнула и откинулась в кресле. Она была похожа на воздушный шар, из которого вышел воздух, – сморщенная, постаревшая. – Я так больше не могу. Все это выбивает меня из колеи. Никакой поддержки, ни от кого, даже от членов семьи!

– Но, ма…

Кэрри не закончила. Послышался звук ключа, поворачиваемого в замке, дверь открылась и снова закрылась.

– Это Никола, – сказала Доди, хотя могла бы и не говорить. Она подобралась, поправила волосы, оживилась.

Никола вошла в гостиную. Кэрри встала, повернулась к сестре.

– Привет, – сказала она.

– Кэрри! – Глаза у Николы округлились. – Какого черта ты здесь делаешь? Ты же была в Австрии.

– Была. А теперь вернулась.

Сестры смотрели друг на друга. Они никогда не были особенно дружны, никогда не делились секретами. Кэрри пришло в голову, что в пору зрелости Никола стала еще больше походить на мать: тот же рост, та же изящная фигура, густые темные волосы. Тот же маленький злой рот. Если поставить рядом, их легко можно принять за двойняшек.

Думая о Николе, Кэрри всегда представляла ее в каких-то тщательно продуманных одеяниях. Юбки и специально подобранные к ним свитеры. Туфли, подходящие к сумкам, шелковые шарфы точно под цвет губной помады. Словно кукла, вырезанная из картона, которую одевают в бумажные наряды с отгибающимися ушками: бумажное пляжное платье, пальто с меховым воротником для зимних прогулок, кринолин и шляпа с полями и козырьком для маскарада. И сестра не обманула ее ожиданий – на ней был безупречного кроя брючный костюм и жакет из искусственного леопарда. Шоколадно-коричневая замшевая сумочка и точно такого же цвета замшевые сапоги.

Никола положила сумку на стул у стены и начала расстегивать меховой жакет.

– Ты вернулась навсегда? – спросила она.

– Не знаю. Посмотрим. – Кэрри подошла к сестре и поцеловала ее. Никола ответила ей небрежным поцелуем.

– Когда ты приехала?

– Примерно неделю назад. Была страшно занята, и только сегодня утром смогла позвонить маме.

– А я бы и звонить не стала, – заявила Никола и бросила на Доди холодный взгляд. – Наверное, мама уже рассказала тебе о нашей драме? Склоняла тебя на свою сторону.

Видимо, сейчас отношения у них – хуже некуда. Бедная Люси, подумала Кэрри, должно быть, ей чертовски нелегко общаться с этой парочкой.

Доди, кажется, была уязвлена.

– Никола, это несправедливо, – сказала она.

– Но готова поспорить, это правда. – Никола с размаху плюхнулась на диван. – Как бы то ни было, теперь уже поздно. Я заказала билет. Лечу восемнадцатого декабря. На две недели.

За этим вызывающим заявлением последовало многозначительное молчание. Доди отвернулась и уставилась на мерцающие электрические угли. Всем своим видом она демонстрировала неодобрение. Никола поймала взгляд Кэрри и состроила гримасу, будто они в заговоре против матери. Кэрри не ответила ей понимающим взглядом – сейчас и та и другая были ей противны.

Однако нельзя становиться с ними на одну доску. И Кэрри сказала как можно спокойнее:

– А как же Люси?

– Ее пригласили во Флориду, но она отказалась.

– Я ее понимаю.

– Еще бы.

– Ма предложила, чтобы на Рождество Люси взяла я.

– Ты? – с оскорбительным удивлением произнесла Никола. Потом минуту подумала и повторила: – Ты? – Теперь это местоимение прозвучало уже по-другому и совсем не оскорбительно. Блестящая идея, которая раньше не приходила ей в голову.

– Но я не могу.

– Почему?

– У меня нет дома.

– А Рэнферли-роуд?

– Сдан внаем.

Доди решила вмешаться в разговор.

– Я предложила Кэрри взять Люси и погостить с ней у вашего отца в Корнуолле. Но об этом тоже не может быть речи.

– Почему? – удивилась Никола.

– Там нет места.

– Проклятый Майлс со своей проклятой женой тоже не хотят взять Люси, эгоисты чертовы. Только и знают, что извиняться и оправдываться. – Никола прикусила ноготь на большом пальце. – Как бы то ни было, я лечу во Флориду, к Рэндалу, и никто мне не помешает. Я никогда не отдыхала, а теперь решила.

В известном смысле Кэрри ей сочувствовала, но, помня о Люси, постаралась урезонить:

– Никола, и все-таки…

Но закончить ей не дали.

– Хорошо тебе говорить. – Кэрри тысячи раз слышала эти причитания. – Хорошо тебе говорить. У тебя никогда не было семьи, ты не знаешь, что такое изо дня в день возиться с ребенком. Занятия в школе, каникулы. Развлекать, решать школьные проблемы. И все самой. У тебя не жизнь, а сплошной отдых, только и знаешь, что кататься на лыжах и весело проводить время. Отель в горах, приятное общество, вечеринки с глинтвейном. Тебе на все наплевать. Сколько лет мы тебя не видели!

С трудом сохраняя спокойствие, Кэрри проговорила:

– Никола, ты понятия не имеешь, чем я занималась. Я отвечала за связи с общественностью в престижной туристической компании. Каждое утро девять человек докладывали мне о состоянии дел. У меня был секретарь и собственная квартира. В разгар сезона я нередко работала по семь дней в неделю. Поэтому давай не будем об этом.

– И все же, – возразила Никола со свойственным ей ослиным упрямством, – это совсем не то, что растить ребенка.

Кэрри сдалась:

– Пусть так, ну и что?

Никола пропустила слова сестры мимо ушей.

– Ты незаменима, мама. Придется тебе забыть о Борнмуте.

Доди польстили, и весьма тонко.

– И не подумаю, – сказала она.

– Вряд ли ты сможешь оставить Люси одну.

– Почему именно я должна принести себя в жертву?

Кэрри вдруг поняла, что больше не в состоянии слушать бессмысленную перепалку матери и сестры. Каждая из них твердо стоит на своем, и никакими доводами их не проймешь.

– Хватит! – решительно сказала она.

Они удивленно смолкли. Потом Никола сказала:

– Ты хочешь предложить что-то дельное?