Как сильно ты этого хочешь? Психология превосходства разума над телом Фицджеральд Мэт

Глава 3. Время на вашей стороне

Грег Лемонд проснулся не в своей постели. Секунду или две он собирался с мыслями, находясь в полубессознательном сонном состоянии. Наконец все встало на свои места. Он находился в отеле в Версале. Это было 23 июля 1989 года. И во второй половине дня, в 16:14, ему предстояло участвовать на заключительном этапе «Тур де Франс». Это будет самое важное соревнование в его жизни.

Надев желтую майку и синие велосипедные шорты, он спустился в ресторан, где в компании со своими товарищами по команде профессиональных велогонщиков ADR плотно позавтракал пастой, хлебом, хлопьями и кофе. Часом позже они уже выехали на своих велосипедах на разминку, стараясь не напрягаться перед предстоящей гонкой. Вначале было пасмурно, но постепенно облака поредели, стало выше 25°C. Позднее Грег рассказал писателю Сэму Абту, что, когда вернулся в отель, сообщил своему тренеру Отто Джакому:

– Мои ноги в отличной форме. Это будет очень хороший день.

До старта еще оставалось вдоволь свободного времени. Грег занимал второе место в генеральной классификации (общем зачете гонки) и получил право стартовать в завершающем 25-километровом заезде с раздельным стартом предпоследним из 134 участников «Тура», на две минуты раньше лидера француза Лорана Финьона[29]. Двукратный победитель «Тур де Франс» Финьон опережал Грега всего на 50 секунд после 20 этапов соревнований и более трех тысяч километров дистанции. Грег был сильнее в гонках с раздельным стартом, но ему нужно было опередить Финьона на невероятные две секунды на каждом километре трассы от Версаля до Парижа, чтобы обойти его в генеральной классификации и завоевать свою вторую победу в «Тур де Франс». Как бы то ни было, это обещало стать самым интересным финишем в 76-летней истории соревнований.

Многочисленные болельщики Грега как в Америке, так и по всему миру считали великой победой уже то, что он вообще участвовал в соревнованиях. Два года назад, 30 апреля 1987 года, Грег должен был находиться в Европе вместе со своей командой La Vie Claire и готовиться защищать титул чемпиона в «Туре», выигранный прошлым летом, но в Италии он упал и сломал левую руку. Пока кость срасталась, он вернулся в Штаты. Ближе к концу шести недель, которые полагалось ходить в гипсе, дядя Грега Род Лемонд предложил ему немного отдохнуть от тренировок и приехать к нему в Линкольн поохотиться. И тут произошел несчастный случай: шурин Грега Пэт Блейдс случайно выстрелил в него с расстояния 30 метров. Грег навсегда запомнил подробности того рокового утра и много раз повторял свой рассказ в интервью и выступлениях.

И Грег, и Род Лемонд были опытными охотниками в отличие от Пэта Блейдса. Они вышли в 7:30 утра и разделились, чтобы прочесать более обширную территорию. Грег повернул налево, дядя Род направо, а Блейдс остался между ними, причем все трое были одеты в камуфляж. Грег спрятался в засаде в кустах. Через некоторое время он услышал, как свистнул Блейдс. Чтобы не спугнуть дичь, он не стал откликаться и встал, чтобы перебраться в новое укрытие. От его движений куст закачался. Блейдс увидел это, поспешил прицелиться и выстрелил, угодив своему зятю в спину.

Грег очнулся на земле и не понял, почему он лежит. Он увидел кровь на безымянном пальце левой руки, но не почувствовал боли. Фактически у него онемело все тело. Он попытался встать, но голова закружилась так, что он снова упал на землю. Он захотел позвать на помощь, но из горла вырвался тихий хрип. Разорванным легким с трудом давался каждый вздох – тут было не до крика. Только теперь Грег с ужасом понял, что ранен.

– Что там у тебя? – крикнул из своего укрытия Блейдс.

Но Грег не смог ответить. Он услышал торопливые шаги, а потом увидел склонившегося над ним шурина. Лицо Блейдса оставалось невозмутимым – рефлекторная попытка скрыть охвативший его ужас, чтобы не привести в панику свою нечаянную жертву. Но это не сработало. Грег захлебнулся криком.

– Я умираю! Я больше никогда не увижу жену! Я не смогу участвовать в гонках!

Следом за ним принялся кричать Блейдс. На этот шум прибежал Род Лемонд. Его ошеломил вид раскинувшегося на земле истекающего кровью племянника. Блейдс и дядя Род, посовещавшись, быстро согласились, что Грега надо поднять на ноги и как можно скорее отвести домой. Однако они никак не могли договориться, как осуществить это на практике. Грегу показалось, что пока эти двое чешут языками, он видел, как истекает песок в отпущенных ему часах жизни.

– Просто вызовите скорую! – вмешался он.

Дядя Род побежал домой и набрал 911. Уже через несколько минут он вернулся на место происшествия. Туда, где сейчас лежал Грег, не могла проехать никакая скорая, но, едва они попытались поднять раненого на руки, как адская боль прошила ему левое плечо, принявшее большую часть дроби.

– Пригони свой пикап, – велел Грег.

Дядя Род во второй раз побежал в дом и вернулся на внедорожнике. Опираясь на своих неловких помощников, Грег кое-как вскарабкался на сиденье, чтобы ждать медиков. Прошло десять минут. Скорая не приехала. Пятнадцать минут. Рубашка Грега намокла от крови. Двадцать минут. Его время истекало.

Наконец через 25 минут дядя Род завел пикап и выехал на границу своих владений. Оказалось, у ворот, запертых на засов, выстроились в ряд вдоль шоссе скорая помощь, пожарные и полицейские – как на деревенском параде в День независимости.

Санитары уложили Грега на носилки, разрезали окровавленную рубашку и принялись за дело. До ближайшей больницы по разбитой дороге было 35 минут езды, и Грег всерьез задумался о том, что истечет кровью, не добравшись до операционной. С трудом отвлекшись от этих мрачных мыслей, он различил стрекот вертолета. Это была машина Калифорнийского дорожного патруля, по счастливой случайности оказавшаяся в зоне приема, где можно было услышать переговоры медиков и сделать крюк к поместью Рода Лемонда. Грега мигом погрузили в вертолет и доставили в больницу Калифорнийского университета в Дэвисе, специализирующуюся на травматологии и, в частности, на огнестрельных ранениях. Полет занял 11 минут.

Следующие пять часов Грег провел на операционном столе. Хирургу удалось извлечь лишь половину из 60 дробинок. Остальные Грегу предстояло носить в себе до конца жизни, причем две оказались совсем близко к сердцу.

Когда Грег очнулся, ему сообщили, что он действительно должен был умереть от потери крови (в 26 лет!), если бы не чудесное появление вертолета, и что теперь можно сказать с уверенностью, что он полностью выздоровеет. Однако процесс будет трудным и долгим, и за время этого вынужденного простоя он практически полностью утратит форму, наработанную им за 12 лет тренировок и соревнований. Чтобы вернуться в спорт, ему придется начать с нуля.

За первые десять дней после операции Грег похудел на четыре с половиной килограмма. В тот период его самая длительная тренировка представляла собой прогулку в десять шагов. Прошло целых шесть недель после выписки из больницы, прежде чем он снова сел на велосипед. Он начал с дистанции пять километров и постепенно, на каждой следующей тренировке, увеличивал ее. Через два месяца после ранения у Грега наконец полностью восстановились показатели крови.

С сентября он снова выехал на трассу. Его результаты были отнюдь не блестящими (он финишировал 44-м в Туре Ирландии), но это было вполне ожидаемо на такой ранней стадии восстановления. Он участвовал в этих завершающих сезон соревнованиях, чтобы вернуть ногам ощущения гонки, прежде чем начать серьезные тренировки для достижения полной формы в сезоне 1988 года. Однако Грега тревожило то, что к ноябрю его состояние так и не улучшилось. Ему даже пришлось отказаться от последней гонки сезона «Тур оф Мехико», потому что он испытывал серьезные трудности при езде по горам.

Первые его гонки в 1988 году, «Рута дель Соль» в Испании, прошли не лучше. На этот раз товарищам по команде пришлось толкать его – в самом прямом смысле, упираясь рукой в поясницу, – на каждом подъеме. Через пару недель Грег снова упал на трассе. Он отделался лишь легкой травмой мышц правой ноги, но, когда слишком рьяно возобновил тренировки, проблема переросла в хроническую. И вместо участия в июле в «Тур де Франс» он лег на операцию.

Осенью Грег снова участвовал в гонках, но неудачно, и ему стоило большого труда сохранить свой обычный оптимизм. «Мне стало лучше, но придется все начинать с начала, – сказал он корреспонденту New York Times. – Я всегда начинаю с начала».

Плохие результаты Грега испортили его отношения с руководством новой команды PDM. Атмосфера накалилась, и взрыв произошел в тот момент, когда в PDM попытались настоять на том, чтобы их бесполезный звездный гонщик получил инъекцию запрещенного тестостерона. Грег отказался. В той или иной форме допинг всегда присутствовал в велосипедном спорте, но именно в 1988 году ситуация могла совершенно выйти из-под контроля. Всего годом ранее Лоран Финьон не прошел тест на амфетамин. Через несколько недель, во время продолжавшегося в том году «Тур де Франс», у испанца Педро Дельгадо[30] в крови было выявлено маскирующее стероиды вещество, но ему разрешили продолжать участие в гонке, которую он выиграл, потому что это вещество пока не было включено в список официально запрещенных препаратов. Грег верил – возможно, наивно, – что такие махинации случаются редко, однако использование допинга приобретало угрожающие масштабы, а способы замаскировать его становились все более изощренными.

После того как Грег расстался с PDM, его адвокат Рон Станко заявил в интервью Los Angeles Times:

– Я объяснил им, что мы не заинтересованы в употреблении химии для улучшения результатов. Это твердая позиция Грега.

Дело не только в отвращении Грега к любым махинациям, но и в его вере в то, что он достаточно талантлив, чтобы победить честно. В конце концов, до сих пор ему это удавалось.

В канун 1989 года Грег подписал контракт с новой командой – ADR. В свое время он с пренебрежением отзывался о ней как о коллективе второго сорта, слишком слабом для того, чтобы поддержать гонщика, претендующего на победу в «Тур де Франс». Но сейчас это была единственная команда, готовая принять его как все еще молодого победителя «Тур де Франс», который сам показывает результаты второго сорта.

Сезон 1989 года Грег открыл относительно перспективными результатами, заняв шестое место в общем зачете в итальянской гонке Тиррено – Адриатико и второе место на этапе гонки «Критериум Интернасьональ» во Франции. Однако дальше дело не пошло. В мае Грег принял участие в проводившейся впервые гонке «Тур де Трамп» в Штатах – соревновании, цель которого – привлечь как можно больше внимания американцев к велосипедному спорту. Это могло стать идеальным шансом для первого американского победителя «Тур де Франс» продемонстрировать свои таланты, если бы он не пришел к финишу двадцать седьмым.

Следующей вехой выступлений Грега в составе ADR стал «Джиро д'Италия» – трехнедельный гранд-тур, под стать «Тур де Франс». Грег все еще чувствовал себя не совсем уверенно, и это отразилось на его результатах. На первом же значительном подъеме на трассе он отстал от лидеров на восемь минут. По мере того как с каждым новым днем отставание нарастало, им овладевало отчаяние. В какой-то момент после завершения очередного этапа он рухнул на свою койку в убогом гостиничном номере и разрыдался, не в силах удержать в себе отчаяние и горечь. Он сказал своему соседу Йохану Ламмертсу, что его карьера закончилась и он больше не в силах выносить такие мучения ради столь незначительных результатов, которые не идут ни в какое сравнение с прошлыми. Настало время перевернуть страницу и двигаться дальше.

Ламмертс сумел убедить Грега по крайней мере дойти до финиша «Джиро», прежде чем принимать какие-то серьезные решения относительно своего будущего. Грег прислушался и на следующее утро снова сел в седло, чтобы закончить день в хвосте пелотона[31]. К последнему дню «Джиро» он на 55 минут отставал от лидера Лорана Финьона, который сам вернулся после трехгодичного перерыва, вызванного травмами и прочими причинами. Но все же после кризиса, настигшего Грега в отеле, кое-что изменилось: у него диагностировали острую анемию – возможно, отсроченный эффект его ранения. Врачи назначили ему курс абсолютно законных и безусловно необходимых по медицинским показателям инъекций препарата железа. Ему сразу стало лучше. Завершающим этапом «Джиро» была индивидуальная гонка с раздельным стартом на 53 километра. С самого начала Грег почувствовал, что он вернулся – или почти вернулся. Проехав шесть километров, он догнал и перегнал спортсмена, стартовавшего на 90 секунд раньше. Еще через 15 километров он обогнал второго соперника, на этот раз стартовавшего раньше на три минуты. Грег финишировал со вторым результатом в этот день, обойдя на 78 секунд Финьона, которому в итоге удалось сохранить лидерство в генеральной классификации и выиграть гонку.

Грег так долго торчал в отстающих, что даже этот успех не мог повысить его шансы на лидерство в гонке «Тур де Франс», которая стартовала через три недели. Все внимание было приковано к прошлогоднему чемпиону Педро Дельгадо и недавно вернувшемуся Финьону. Грег сам утверждал, что, с учетом все еще неустойчивого самочувствия, он будет рад оказаться в первой двадцатке. Однако на уме у него было иное.

Тур начался 1 июля в Люксембурге с пролога в виде индивидуальной гонки с раздельным стартом на 7,8 километра. Грег прошел трассу ровно за десять минут: результат, превзойденный только одним спортсменом и повторенный двумя другими, в том числе Финьоном. Превосходный результат Грега не привлек к себе внимания из-за скандала с прошлогодним чемпионом, опоздавшим на старт и проигравшим 2.40 остальным 198 участникам гонки еще до того, как оказался на трассе. Но в то время как все массмедиа позабыли о Греге, упиваясь историей с допингом Педро Дельгадо, по крайней мере один соперник вспомнил о нем. Изучая результаты первого этапа, Финьон отметил Грега как вероятную помеху его третьей победе в «Тур де Франс».

Сам же Грег был в восторге от своего достижения, хотя изо всех сил старался держать эмоции в узде. Два долгих года неоправдавшиеся надежды стоили ему слишком больших разочарований.

– Мне следует быть осторожным и не спешить становиться самоуверенным, – говорил он прессе.

Первое серьезное испытание ADR состоялось через два дня на 48-километровой командной гонке с раздельным стартом. Грег и восемь его партнеров по команде, ранее неизвестных спортсменов, превзошли все ожидания, заняв пятое место и проиграв 51 секунду победительнице – команде Финьона Super U. Сам Грег передвинулся на 14-е место в генеральной классификации, на 11 мест позади французского фаворита.

Пятый этап подвергал каждого участника необычно длинному испытанию 73-километровой индивидуальной гонки с раздельным стартом по влажной трассе. На предыдущих этапах Грег успел почувствовать свою силу и подумывал о победе. Чтобы повысить свои шансы, он использовал новое оборудование – аэродинамический руль, или руль для триатлона, как называли его в то время. Скорее более функциональный, нежели связанный с новыми технологиями, он был дополнен вытянутой дугой. Такая форма позволяла велосипедисту опираться на него предплечьями, расслабляя спину и уменьшая площадь поперечного сечения, тем самым снижая сопротивление воздуха. Аэродинамический руль впервые показали на «Тур де Трамп», где его использовали несколько американских гонщиков. Европейцы отнеслись к нововведению с недоверием, однако Грег решил, что стоит попробовать.

И он не ошибся. Грег выиграл гонку, опередив Дельгадо на 24 секунды и Финьона на 56. По сумме Грег вышел на первое место в генеральной классификации. На состоявшейся после этого церемонии ему вручили желтую майку лидера – впервые с тех пор, как он выиграл «Тур» в 1986 году. Он обратился к толпе болельщиков со словами:

– Это самый чудесный момент в моей жизни! – И был совершенно искренен. Он понял, что оказаться на вершине гораздо приятнее, если ты вскарабкался туда с самого подножия.

Когда на девятом этапе «Тур» въехал в горы, Дельгадо все еще расплачивался за свое опоздание на старте. Ему ничего не оставалось, как атаковать. В первый из двух тяжелых дней в Пиренеях испанцу удалось отыграть 29 секунд у Финьона и Грега, которых больше занимало соперничество друг с другом. На второй день Дельгадо еще больше выиграл от этой конкуренции, преодолев финишную черту в высшей точке трассы горнолыжного курорта Супербаньер почти на 3,5 минуты раньше Финьона, который на финише этапа сумел обойти Грега на 12 секунд и вернул себе желтую майку лидера.

Несколько следующих этапов гонки прошли без особых событий. Трасса почти всегда была равнинной, финишные спурты и отрывы велосипедистов не угрожали положению лидеров генеральной классификации. Но вот настало время 15-го этапа, очередной индивидуальной гонки с раздельным стартом. Грег снова поставил аэродинамический руль, но это мало ему помогло, потому что 39-километровая трасса в основном шла в гору, а значит, аэродинамика играла здесь меньшую роль, нежели усилия самого спортсмена. Он пришел пятым, проиграв Дельгадо пять секунд и опередив Финьона на 47. Грег снова был в желтой майке.

После дня отдыха, проведенного Грегом с семьей, гонка направилась в Альпы. К этому времени уже трое спортсменов из команды Грега выбыли из соревнований. А те, что оставались в составе ADR, не были хороши на подъемах. Это оставляло Грега на 16-м этапе беззащитным, уязвимым для неизбежных атак других команд. Как носитель желтой майки лидера, Грег был обязан отвечать на все атаки, и он успешно с этим справился, финишировав вместе с Дельгадо и на 13 секунд раньше Финьона, увеличив свое преимущество перед французом в общем зачете до 53 секунд. После этого Грег впервые открыто заговорил о вероятности своей победы в «Туре».

– Если завтра у меня снова будет хороший день, – сказал он в интервью, – можно будет говорить, что у меня сильная позиция для победы.

Увы, день не был хорошим. Грег отстал на финишном подъеме на 17-м этапе, так и не сумев справиться со знаменитыми горами Альп-д’Юэз. Дельгадо и Финьон унеслись вперед, отвоевав у американца 79 секунд. Желтая майка вернулась к Финьону. На 18-м этапе новый лидер ушел вперед от Грега и Дельгадо на финише, увеличив свой отрыв в генеральной классификации еще на 24 секунды.

Горы показали Грегу, что, несмотря на возродившиеся надежды, он все еще не настолько силен, как в 1986 году, когда выиграл «Тур», и, возможно (как он был вынужден признаться сам себе), никогда уже таким не будет. В конце концов, он участвовал в гонке, имея в теле 30 свинцовых дробинок. Более того, он пытался соперничать с двумя победителями «Тура», уже пойманными на допинге и, вполне возможно, продолжающими ту же практику. Если Грег собирается их обыграть, его разум должен найти способ добиться большего при меньших данных: сделать его ментально сильнее в той же степени, в какой он физически слабее.

Ему оставалось выдержать последний этап гонки в горах. Грег понимал, что больше не имеет возможности проигрывать Финьону, или придется распрощаться со всеми надеждами обогнать его на последнем, 21-м этапе. Финьон, Дельгадо и Грег выложились по полной на 19-м этапе. Трасса в 125 километров проходила от Виллар-де-Ланс до Экс-ле-Бен и имела три больших подъема. Трое соперников образовали «королевский отрыв» в компании велосипедистов, занимавших четвертое и седьмое места в генеральной классификации, значительно оторвавшись от основной группы и постоянно атакуя друг друга. Грег сумел обогнать Финьона в спринте на финише. Это не уменьшило разрыв, но принесло моральную победу.

Двадцатый этап был ровным и относительно легким, не отразившимся на общем зачете. Он закончился в Л’Иль-д’Або, где спортсмены сели на поезд до Версаля, откуда должен был стартовать 21-й этап. Во второй половине следующего дня у Грега будет последний шанс отвоевать 50 секунд у Финьона. Если он действительно проиграет индивидуальную гонку на 24,5 километра с раздельным стартом, то, скорее всего, уступит лишь несколько секунд – все будет кончено. Он больше не был тем человеком, который считал, что удовлетворится попаданием в двадцатку лучших.

Несмотря на пугающую перспективу, Грегу удавалось сохранить свое обычное дружелюбие: по пути в Версаль он был общителен и охотно болтал с журналистами. В то же время Финьон, также нервничавший перед последним этапом, грубо выгнал испанскую съемочную группу, попытавшуюся к нему приблизиться. Возможно, оба в глубине души чувствовали: то, что казалось невозможным, может свершиться.

Индивидуальная гонка на 24,5 километра с раздельным стартом – соревнование в искусстве правильно выбрать скорость. Это относится к любому соревнованию дольше 30 секунд. В состязаниях короче 30 секунд спортсмены максимально выкладываются с момента старта, крутят педали, бегут, гребут с самой большой интенсивностью до финиша. Они прилагают максимальные усилия, не заботясь об экономии сил. Если гонка продолжается больше 30 секунд, спортсмены ведут себя иначе: стартуют, разгоняются и едут, бегут или гребут дальше, прилагая усилия меньше максимального уровня на всем протяжении дистанции, разве что за исключением финиша. Вместо того чтобы соревноваться в полную силу, они поддерживают максимальную интенсивность, которую, по их ощущениям, смогут удержать до конца дистанции.

Почему именно 30 секунд? Потому что человек не в состоянии более поддерживать максимальное усилие, не выходя за предел того уровня восприятия усилий, который он может вынести. Конечно, и на более коротких дистанциях атлеты осознают свой максимальный уровень, но, поскольку они знают, что страдание закончится быстро, то не используют свое восприятие для контроля за темпом, и на предел их усилий влияет только физическая форма. Но когда атлет стартует в заезде, который, как ему известно, продлится дольше 30 секунд, то придерживает про запас ровно столько, сколько нужно, чтобы не выйти за предельный уровень восприятия вплоть до самого финиша. Это и есть искусство правильно выбрать скорость.

Что же происходит, когда атлет старается поддержать интенсивность усилий на максимальном уровне больше 30 секунд? Анна Уиткинд из Эссекского университета ответила на этот вопрос в 2009 году, опубликовав результаты своей работы в British Journal of Sports Medicine. Девяти участникам эксперимента предложили проехать на велотренажере с нагрузкой в полную силу в течение 5, 15, 30 и 45 секунд. Проверив результаты, Уиткинд увидела, что спортсмены прилагали слегка меньшие усилия в течение первых 15 секунд в 45-секундном тесте, чем было отмечено в процессе 15-секундного теста. Иными словами, они не крутили педали с максимальным усилием на старте самого длинного тестового заезда, несмотря на полученное указание. Вместо этого они бессознательно щадили себя.

Уиткинд в результате своих экспериментов предположила, что спортсмены, основываясь на своем прежнем опыте, понимали, что не смогут развивать максимальные усилия в течение всех 45 секунд, не выходя за пределы максимального переносимого воспринимаемого усилия, и поэтому слегка экономили силы, даже не отдавая себе в этом отчета. Также эти результаты позволяют предположить, что предельный уровень восприятия усилий настолько непреодолим, что атлеты психологически не способны даже попытаться поддерживать максимальную интенсивность дольше, чем в течение примерно 30 секунд.

Тот факт, что для достижения лучших результатов в любом соревновании, занимающем больше чем полминуты, необходимо регулировать темп, приводит нас к некоторым интересным предположениям. Спринтер на финише любого своего забега, заезда или заплыва знает, что отработал с максимальным усилием (мы сейчас не учитываем технические ошибки). Более длинные дистанции – дело другое. Поскольку практически на каждом этапе таких соревнований спортсмену необходимо что-то придержать про запас, он после финиша не бывает уверен, мог ли он преодолеть дистанцию быстрее – хотя бы на одну-две секунды, если на каком-то этапе экономил бы силы меньше.

У многих автомобилей есть указатель «пробега до заправки» – количество километров, которые он проедет на имеющемся в баке топливе. Это количество не подлежит изменениям. Если пробег до заправки составляет 46 километров, вам лучше поискать заправку в пределах 46 километров. Механизм упреждающей регуляции, используемый атлетами для контроля за своим темпом, работает по-другому. Здесь речь идет не о количестве, а о чувстве, и, как всякое чувство, оно может меняться. Один из самых важных и полезных адаптационных навыков в спорте на выносливость – способность интерпретировать восприятие, влияющее на решение о выборе темпа в пользу улучшения результата. Как атлет на выносливость, вы желаете выступать все лучше и лучше, интерпретируя это восприятие таким образом, что ваш внутренний регулирующий механизм будет работать все точнее и точнее, как указатель пробега до заправки автомобиля. Вам хотелось бы со всей возможной точностью определить самый высокий темп, который вы можете поддерживать до финиша без выхода за границы допустимого восприятия усилий.

В процессе настройки упреждающей регуляции очень полезно заранее определить цели для определенных моментов соревнований, чтобы потом их достигать. Такая практика позволяет атлетам интерпретировать свое восприятие усилий с большей пользой для достижения высоких результатов, преобразуя свой соревновательный опыт для перехода от максимально возможной скорости к скорости еще более высокой. Подтверждение правильности такого подхода нам дает исследование 1997 года, проведенное в израильском Университете Бен-Гуриона и опубликованное в Journal of Sports Science. Участниками эксперимента стали учащиеся старших классов школы. После теста на мышечную выносливость они тренировались в течение восьми недель, чтобы увеличить свое время выполнения упражнения до отказа. Некоторым из студентов была поставлена неколичественная цель «выложиться по полной». Другим дали количественные цели улучшить свои результаты на определенный процент. Хотя все студенты тренировались по одинаковой программе, те участники, для кого были поставлены количественные цели, показали определенно лучшие результаты в тесте на выносливость, повторенном через восемь недель тренировок.

В более свежем исследовании команда ученых под руководством Эрика Аллена из Калифорнийского университета обнаружила, что в марафоне результаты участников имеют тенденцию группироваться вокруг круглых значений (таких как 4:00 или 4:30), которые бегуны, как правило, ставят своими целями. Эта закономерность могла остаться малозначительной, если бы Аллен с коллегами также не заметили, что те атлеты, которые пересекают финишную черту ближе всего к такому круглому времени, реже остальных замедляются на последних милях марафона. Это доказывает, что стремление показать круглые цифры улучшает результаты. Независимо от того, как именно тренировался атлет, тренировка повлияет на результат в большей степени, если ее явная цель – именно уменьшение времени прохождения дистанции.

Возможность следить за временем прохождения отрезков дистанции снижает опасения превысить предел и таким образом помогает выбрать наиболее эффективный темп. В то время как для атлета, финишировавшего на определенной дистанции, может оказаться невозможным узнать, способен ли он напрячься еще сильнее, другому атлету, прошедшему определенную дистанцию за определенное время, будет относительно легко поставить цель пройти ту же дистанцию в следующий раз на одну-две секунды быстрее.

Согласно психобиологической модели выносливости Сэмюэля Маркоры, на количество усилий, потраченных спортсменом на гонку, влияет восприятие достижимости цели. Эту концепцию Сэмюэль позаимствовал из теории интенсивности мотивации Джека Брема. Если во время соревнований цель кажется недостижимой ни при каких условиях, атлет, скорее всего, не станет выкладываться. Если же цель кажется достижимой, хотя и требует дополнительных усилий, он, скорее всего, будет стараться усерднее, если еще не вышел за пределы лимита. Но, отслеживая свое продвижение и ставя перед собой цель улучшить результаты на определенных дистанциях, атлет может воспользоваться этим феноменом, чтобы выложиться полнее, чем смог бы в ином случае. Цель улучшить ваше время на определенной дистанции всего на какую-то долю секунды практически всегда кажется достижимой. А если эта цель достижима, то, значит, даже ничтожное повышение уровня восприятия усилий, необходимое для результата, покажется менее страшным, нежели в том случае, когда атлет руководствуется исключительно чувствами. Его результат улучшает не сама цель сократить время, а тот эффект, который эта цель производит на его интерпретацию восприятия усилий.

Определение цели в форме улучшения времени на небольшую величину по сравнению с ранее показанным результатом можно уподобить следующему: представьте, что сбоку от дорожки с углями вы поставили флажок, отмечающий дистанцию, которую вы способны пройти. Этот флажок как бы говорит вам: «Это возможно, и ты это знаешь. Так почему для тебя невозможно в следующий раз сделать всего один лишний шаг?»

Пример использования в реальной жизни приема постановки цели в виде улучшения результата для перенастройки восприятия усилий, ведущего к улучшению результатов, – карьера бегуньи из Южной Африки Эланы Мейерс в полумарафоне. В 1980 году в 13 лет Мейерс впервые стартовала на дистанции 13,1 мили (21,1 километра), выиграв приз Foot of Africa с невероятным для ее возраста результатом 1:27.10. Девять лет спустя она дебютировала как профи на этой дистанции, пробежав ее за 1:09.26 в Дурбане. В 1991 году в Лондоне она побила мировой рекорд в полумарафоне, показав время 1:07.59. С 1997 по 1999 год Мейерс еще три раза побила свой же рекорд, пробежав дистанцию за 1:07.36, 1:07.29 и, наконец, за 1:06.44 в Токио в 32 года.

Очевидно, что эта впечатляющая череда побед стала результатом постоянного ее развития как атлета. Но немалую роль также сыграло и упорство в достижении цели: улучшить время преодоления дистанции. Любопытно будет отметить, что разница между предыдущим и следующим рекордами становилась все меньше по мере развития ее карьеры. Невероятные скачки от 1:27 до 1:09 и от 1:09 до 1:07, несомненно, были основаны на успехах в физической подготовке. Скорее, Мейерс даже не думала о своем первом полумарафоне, когда впервые выступила как профессионал, – настолько она была сильнее в тот день. А вот два последних мировых рекорда были поставлены на знакомых трассах, где она уже показывала высокие результаты, и каждый раз она невольно старалась бежать быстрее, чем когда-либо прежде. Вряд ли ее физическая форма стала намного лучше в 1999 году на полумарафоне в Токио, где она показала 1:06.44, чем была год назад в Киото, где она пробежала за 1:07.29. И все же у Мейерс было решающее преимущество: она уже показала 1:07.29 раньше.

Но постойте: если Мейерс была точно в такой же форме (не говоря о том, что еще и на год моложе), когда пробежала за большее время, нельзя ли сказать, что расстановка временных целей задержала ее в 1998 году на полумарафоне в Киото, хотя она же вывела ее на преодоление мирового рекорда 1:07.36, установленного ею на этой же трассе в 1997 году? Это служит доказательством того, что нацеленность спортсмена показать определенное время – палка о двух концах. Один и тот же временной показатель, улучшающий результат, если стремиться к нему как к цели, делает результат хуже, когда ставится в виде лимита.

Вероятность превращения временного стандарта в лимит для улучшения результата лучше всего видна на элитном уровне спорта на выносливость. Можно описать множество поучительных случаев, когда прорыв в результатах одного атлета запускал революционное улучшение результатов у многих, тем самым доказывая, что устаревшие стандарты мешали развитию. Например, между 1994 и 2008 годом женский мировой рекорд на «железной» дистанции триатлона держался на уровне 8:50.53. На протяжении целых 14 лет только семи спортсменкам удалось пройти эту дистанцию менее чем за девять часов. И лишь после того, как Ивонн ван Влеркен[32] наконец показала на Ironman время 8:45.48 в июле 2008 года, плотину прорвало. В следующие месяцы барьер в девять часов удалось преодолеть сразу шести женщинам. Рекорд самой ван Влеркен продержался всего год, как и последовавший за ним. К концу сезона 2011 года мировой рекорд в Ironman для женщин поднялся до 8:18.13, а результат 8:50 и меньше стал считаться самым обычным. Неужели пришло новое поколение женщин-триатлетов, гораздо более талантливых, чем их предшественницы? Вовсе нет. Просто этих спортсменок не сдерживало устаревшее убеждение, что результат 8:50.53 – непреодолимый предел человеческих возможностей.

После наших рассуждений о двустороннем характере воздействия целевого времени на результаты в спорте на выносливость так и хочется задать вопрос: как правильно определить цель в виде улучшения времени, чтобы оптимальным образом повлиять на результаты? Эта цель должна выглядеть достижимой, но едва-едва. (И действительно, в эксперименте в Университете Бен-Гуриона, о котором я упоминал выше, студенты с «трудной/реалистичной» целью показали лучшие результаты, чем те, кому попалась «легкая» и «невозможная/недостижимая» цель.) Эта идеальная цель должна быть, с одной стороны, чрезвычайно точно определена так, чтобы вывести атлета за пределы прежнего лимита, но, с другой, достаточно размыта, чтобы результат не оказался под неким воображаемым колпаком.

Ситуация, сложившаяся у Грега Лемонда на старте 21-го этапа «Тур де Франс», превосходно отвечала этим условиям. Ему было необходимо обогнать Лорана Финьона на дистанции 24,5 километра как минимум на 50 секунд. Вот только Финьон стартовал после него, и у Грега не было возможности начать гонку с задачей в виде определенного времени, например 27.30, ранее в тот же день показанного Тьерри Мари и ставшего лучшим на момент старта Грега. Нет, Грегу приходилось довольствоваться установкой, что ему нужно проехать на 50 секунд быстрее, чем проедет Финьон – лучший в мире спортсмен в гонках с раздельным стартом.

Перед гонкой Грег сказал репортерам, что уверен: стоящая перед ним в этот день цель выходит далеко за пределы его возможностей. Он не был уверен, что сможет достичь ее, даже если выложится больше, чем выкладывался когда-либо раньше, в день, когда он готов лучше, чем когда-либо раньше. Но он не был уверен и в том, что не сможет. Трудно даже вообразить, как сформулировать цель, которая подвигла бы Грега Лемонда показать лучший результат в самой важной гонке его жизни.

После обеда Грег вышел из отеля и направился в Версальский дворец – архитектурный колосс, сравнимый по красоте с Ватиканом. Перед ним была устроена стартовая платформа под белым полотняным навесом, казавшаяся особенно эфемерной по сравнению с дворцом. Там собралась огромная толпа, жаждавшая увидеть поединок двух атлетов, занимавших первые места в генеральной классификации. Позади стартовой линии имелась небольшая разминочная площадка. В ее тесных границах выписывали круги несколько гонщиков. Грег присоединился к ним и тут же, заметив Финьона, поспешно отвел взгляд. Несмотря на это, Финьону показалось, что Грег удивительно спокоен. На самом деле тот был в ужасе, у него все сжималось внутри от одной мысли о том, каким страданиям он собирается подвергнуть себя по собственной воле.

В 4:12 Педро Дельгадо, отстававший от Грега на 1.38 в генеральной классификации, съехал со стартовой рампы и понесся, разгоняясь все быстрее, по Авеню де Пари. Настала очередь Грега занять место на платформе. Телекамеры показали крупным планом, как седовласый, в темных очках распорядитель гонок положил руку на ярко-красный Botteсchia – разделочный велосипед Грега. Динамики разнесли вокруг обратный отсчет: «Пять… четыре… три… два… один… Пошел!»

Грег привстал на педалях и начал резкий разгон, его ноги вращались все быстрее, как колеса ускоряющегося локомотива. Доведя скорость вращения до 100 оборотов в минуту, он плюхнулся в седло и оперся руками на аэродинамический руль. Перед ним по перекрытому из-за гонок бульвару двигались два полицейских на мотоциклах, а цепочка автомобилей, в том числе белый Peugeot с менеджером команды ADR Хосе де Ковэром, следовала сзади.

План Грега был прост: ехать хотя бы немного быстрее, чем он когда-либо ездил, придерживая в запасе чуть меньше сил, чем он отваживался тратить в таких же ситуациях. Грег опустил голову и смотрел вниз, как будто ему было все равно, куда он едет, и, лишь на секунду поднимая глаза, проверял правильность своей траектории. Было заметно, как мышцы на его мощных бедрах напрягаются при каждом движении.

Он успел проехать уже больше полутора километров по направлению к парижскому пригороду Вирофле, когда следом за ним стартовал Финьон. В круглых старомодных очках и со светлым хвостом, он больше походил на преподавателя школьного драмкружка, чем на профессионального велогонщика, когда вихрем вылетел из стартовой зоны. Незадолго до старта Финьона видели с таким же рулем, как у Грега, но в итоге он все же решил от него отказаться. Его велосипед выгодно отличался тем, что имел два аэродинамических дисковых колеса, тогда как Грег, опасаясь сильного бокового ветра, которого на самом деле в этот день не будет, ехал только с одним дисковым колесом – сзади, и с обычным колесом со спицами спереди.

Миновав три километра дистанции, Грег внезапно вильнул, и на какую-то долю секунды его велосипед опасно закачался из стороны в сторону. Он поднял взгляд и обнаружил, что незаметно влетел в длинный S-образный поворот. Вихляющий руль – совсем не то, чему мог бы обрадоваться гонщик, у которого руки опираются на аэродинамический руль. В этом положении даже легчайшие колебания на огромной скорости приводят к резкому вилянию переднего колеса. Но Грег недаром считался одним из лучших велогонщиков в мире и к тому же одним из самых отчаянных. Он неоднократно показывал класс, съезжая по лестнице с руками, заложенными за спину, как при прыжке с трамплина. В мгновение ока он выровнял велосипед и превратил близкое падение в эффективную корректировку курса. Эта неслучившаяся катастрофа была тут же забыта, стоило Грегу снова опустить голову и со всей силы налечь на большую звездочку с 55 зубцами – занятие, для большинства велогонщиков равное упражнениям со штангой.

Финьон, ехавший позади него, был полон сил и уверенности. Он миновал Вирофле и въехал в Шавиль мимо поредевших толп болельщиков. Когда он проехал пять километров, менеджер его команды, Сирил Гимар, выкрикнул из ехавшей позади машины:

– Шесть секунд! Вы потеряли шесть секунд!

Он уже проиграл Лемонду шесть секунд! Финьон оглянулся и вперил в Жумара недоверчивый взгляд. Грег пока не выигрывал на каждом километре по две секунды, необходимые для победы над французом, но судя по тому, каким стремительным казался Финьон сам себе, он не мог поверить, что американец едет еще быстрее.

Впереди по трассе Грег получил то же известие от Хосе де Ковэра. Перед гонкой он попросил не сообщать ему эту информацию и резко напомнил сейчас об этом своему менеджеру. На всем остатке пути его мысли должны оставаться сосредоточенными исключительно на увеличении отрыва от его преследователя, и значение имело единственное число: 50 секунд.

Миновав Севр на западном берегу Сены, Грег въехал на эстакаду. Чтобы не терять скорости на подъеме, он ухватился за концы руля и привстал на педалях. Если бы полицейский на мотоцикле, следовавший вплотную к нему, в этот момент посмотрел на спидометр, то увидел бы, что стрелка застыла на 54 километрах в час.

Минутами позже Грег миновал Пон-де-Севр, мост через Сену. На его дальнем конце предстоял крутой поворот направо, на набережную Жорж-Горс. Он вписался в поворот с такой отчаянной точностью, что едва не сшиб плечом болельщика, стоявшего у внутренней кромки трассы.

На отметке 11,5 километра Грег прошел точку официального замера времени. Его результат 12.08 оказался на 20 секунд лучше, чем у ближайшего преследователя. Финьон прошел ту же точку на две минуты и 21 секунду позднее, проиграв Грегу со старта уже 21 секунду. Если бы Финьон продолжал проигрывать время в том же темпе, его результат на финише оказался бы на 45 секунд хуже, чем у Грега, и он был выиграл «Тур де Франс» с преимуществом пять секунд.

Набережная была ровной и прямой, как дрэг-стрип у автомобилистов. Грег в полной мере воспользовался этим преимуществом, увеличив частоту педалирования, что еще больше увеличило его скорость. Водителям в машинах сопровождения, у которых была механическая коробка передач, пришлось перейти на четвертую скорость.

Грег проехал почти 14 километров, когда впереди замаячила Эйфелева башня. Разрыв с Финьоном вырос до 24 секунд. Грег все еще не отыгрывал у соперника время достаточно быстро, но при всем напряжении он пока чувствовал себя полным сил, тогда как у Финьона плечи слегка поникли: это был едва заметный признак подступающей усталости. Особенно явно разница между относительной скоростью двух соперников была видна тем болельщикам, кто смотрел гонку дома по телевизору. Каждые 10 или 15 секунд режиссер переключал камеру с Финьона на Грега, и каждый раз казалось, что окружающий пейзаж проносится мимо Грега гораздо быстрее, чем мимо его соперника.

Последний отрезок трассы проходил по аллеям Тюильри – знаменитого парижского парка – и выводил гонщиков на Елисейские Поля, все ближе к финишной прямой. Десятки тысяч болельщиков, выстроившихся вдоль улиц, воспрянули духом при виде Грега. (Его французские корни, прекрасная французская речь и знаменитое американское обаяние завоевали ему немало поклонников среди хозяев «Тура».) Он пронесся мимо отметки «четыре километра до финиша». Сейчас он выигрывал 35 секунд. На последних 6,5 километра Грег отвоевывал у Финьона ровно по две секунды за километр, и на Елисейских Полях ему предстояло почти вдвое увеличить скорость отрыва, чтобы выиграть «Тур».

Перед Грегом открылся замечательный последний шанс достичь нужного отрыва: три километра обманчиво плоской трассы, незаметно поднимавшейся от площади Конкорд к Триумфальной арке. По стандартам «Тура» это даже и не могло считаться настоящим подъемом, но для измотанного велогонщика – каким с устрашающей скоростью становился Финьон – он был равен перевалу в Пиренеях. Грег изо всех сил атаковал этот подъем, твердя про себя, что ставка в игре – вся его карьера. Приближаясь к верхней точке, Грег так раскачивался всем телом, словно работал нефтяной насос. Были отброшены все мысли о том, чтобы выглядеть красиво. Сейчас требовалась скорость любой ценой.

Под Триумфальной аркой Грег заложил виртуозный поворот направо и вылетел на финишную прямую. Спускаясь по той же обманчиво ровной трассе, он только ускорился, достигнув скорости 64 километра в час, приблизившись к порогу разрешенной скорости автомобильного движения на Елисейских Полях. Он пронесся мимо отметки «один километр до финиша». По радиосвязи сообщили, что ему все еще не хватает десяти секунд.

Впереди на дороге Грег увидел спину Педро Дельгадо, стартовавшего на две минуты раньше. Грега словно магнитом потянуло обогнать соперника, и он использовал этот порыв, еще раз увеличив скорость для последнего броска. Он пришел на финиш с результатом 26.57, превысив прежний лучший результат дня на 33 секунды. Грег понурился, как человек в ожидании плохих новостей, пока велосипед не остановился. Мгновением раньше его ноги готовы были лопнуть от напряжения. Теперь он внезапно почувствовал, что запросто бы проехал еще 15 километров. Сделал ли он все, что нужно?

Потянулись минуты ожидания. Грег слез с велосипеда и вернулся к трассе и финишу с его часами, осознавая, что, если на них промелькнет 27.47 до того, как финиширует Финьон, значит, он выиграл «Тур де Франс». Ожидание было невыносимым. Когда Финьон наконец показался на трассе, Грег невольно зажмурился и отвел взгляд, но лишь на секунду.

Финьона качало от слабости, он даже не мог прямо держать руль и чуть не врезался в наружное ограждение 70-метровой трассы, кое-как направив свой велосипед к финишу. Секунды ползли невероятно медленно. Но вот все-таки появилось магическое число, и, когда это случилось, Финьону все еще оставалось 100 метров до финиша. Он остановил секундомер на 27.55. Грег Лемонд выиграл «Тур де Франс» с отрывом восемь секунд.

Средняя скорость Грега на дистанции 24,5 километра составила 54,54 километра в час – рекорд «Тур де Франс» для индивидуальных гонок с раздельным стартом, державшийся очень долгое время. Грег (который еще выиграет свой третий «Тур де Франс» в 1990 году) не мог этого знать, но в тот момент его спорт оказался на пороге новой эры неожиданного рывка технологий. В ближайшие годы велосипеды станут изготавливать из более прочных и легких материалов, а их форму будет рассчитывать компьютер по данным аэродинамических испытаний. Все детали и аксессуары станут более эффективными и надежными. Кроме того, спорт входил в эру пышного расцвета все более изощренных методов применения допинга. Большинство элитных гонщиков 1990-х и 2000-х годов будут поражать блестящими результатами благодаря таким препаратам, как, например, эритропоэтин (ЭПО). Однако ни один из этих накачанных лекарствами атлетов на собранных по космическим технологиям велосипедах до самого 2005 года не оказался способен побить рекорд скорости, установленный Грегом Лемондом. И сегодня ни один из участников «Тура» так и не сумел превзойти Грега в скорости, за исключением коротких дистанций, да и то лишь со свежими силами, выходя на них в первый день гонок, а не в последний.

Так что, судя по всему, в правильных обстоятельствах старомодный секундомер – конечно, используемый с толком – способен воздействовать на результаты в соревнованиях на выносливость гораздо сильнее, чем самая суперсовременная техника или самые мощные препараты, не говоря уже о том, чтобы вознести атлета на пьедестал даже после того, как миновали дни его наилучшей формы.

Глава 4. Искусство отпускать

Когда Сири Линдли было 23 года, она не умела плавать, у нее не было велосипеда и она ни разу в жизни не пробежала больше мили. Годом спустя, летом 1994 года, Международный олимпийский комитет объявил, что триатлон вошел в список олимпийских видов спорта и первый комплект медалей будет разыгран на летних Играх 2000 года в Сиднее. Не успели отзвучать последние слова этого заявления, как Сири стало ясно: она во что бы то ни стало должна войти в состав первой олимпийской сборной США по триатлону. У нее есть шесть лет на то, чтобы стать одной из лучших в мире спортсменок, специализирующихся в комбинации «плавание – велосипед – бег».

Сири оказалась не одинока в своей мечте. Сотни, если не тысячи мужчин и женщин на всех пяти обитаемых континентах откликнулись на заявление Олимпийского комитета с не меньшим энтузиазмом. Однако немногим из них предстояло пройти такой же долгий путь, как ей. Сири тогда успела поучаствовать всего в двух коротких триатлонах, и весь ее предыдущий спортивный опыт заключался исключительно в командных видах: хоккей на траве и на льду, а также лакросс. И хотя она неплохо выступала во всех трех видах на уровне своего колледжа, умение орудовать клюшкой и мячом вряд ли давало преимущество при подготовке к соревнованию на выносливость, куда входило 1,5 километра вплавь, 40 километров на велосипеде и 10 километров бега (официальный олимпийский формат для триатлона).

Эта невероятная мечта Сири зародилась, пожалуй, в тот момент, когда однажды на выходных она пришла посмотреть на выступление своей подруги Линн Оски на небольших соревнованиях по триатлону в Ворчестере (Массачусетс). После окончания Университета Брауна в 1992 году Сири приехала сюда, чтобы работать в YMCA[33]. Что-то в увиденном зацепило ее. Не откладывая дело в долгий ящик, уже на следующий день Сири отправилась в принадлежавший YMCA бассейн, чтобы справиться со своей боязнью окунать лицо в воду. Вскоре после этого она обзавелась простой обувью для бега и ржавым байком с десятью скоростями и корзинкой для покупок спереди. Таким образом она полностью экипировалась и преисполнилась решимости стать триатлетом.

Однако немедленного прорыва не случилось. Она перестала бояться, что утонет, но все равно едва могла угнаться даже за теми, кто был старше и плавал брассом, а все попытки участвовать в заездах вместе с группой Оски кончались тем, что она безнадежно отставала, как только начинались холмы, и плелась в одиночестве. Сири так страшилась опозориться перед друзьями и знакомыми, что для своего дебюта в триатлоне выбрала никому не известные спринтерские соревнования за 3000 километров от дома, в Колорадо, где можно было сколько угодно унижаться перед не известными ей людьми.

Соревнования начинались с заплыва в бассейне. Когда участники собрались перед стартом, организатор обошел всех, спрашивая каждого их «время на сто». Это позволяет так распределить атлетов, что на одной дорожке окажутся примерно равные по силам. Сири вообще понятия не имела, что это за «время на сто», назвала цифру наудачу и оказалась на одной дорожке с восьмеркой молодых людей, похожих телосложением на торпеды. Они не просто обогнали ее на дистанции 800 ярдов (731 метр), но прошли ее за время, в два раза меньшее того, что понадобилось ей. Следующие два вида получились в тот день не лучше плавания.

Но несмотря на все неудачи, Сири всерьез «зацепил» триатлон, да так, что через год она вернулась в Колорадо, чтобы жить там постоянно и полностью посвятить себя тренировкам именно в том регионе, где он наиболее популярен. Та неистовость, с которой она стремилась овладеть этим видом спорта, была удивительна даже для нее самой, однако Сири всецело положилась на ведущий ее инстинкт.

Родители Сири развелись, когда ей было четыре года. Этот разрыв оставил у нее на всю жизнь глубокое ощущение своей ненужности. С ее детской точки зрения, мама и папа никогда бы не расстались, если бы Сири была для них достаточно важна. Оба родителя очень скоро нашли себе новых супругов, отчего Сири ощутила себя еще более заброшенной. Отец практически полностью исчез из ее жизни, а мать уделяла гораздо больше времени и внимания новому мужу, чем маленькой дочери. И уж конечно, ее старшая сестра Лиза вовсе не желала возиться с этой обузой. Со временем Сири все же удалось сблизиться с отцом, сестрой и особенно с матерью Астрид, однако глубокие сомнения в ее душе так и не развеялись.

В спорте Сири искала признания, которого была лишена дома. Однако ей всякий раз не хватало какой-то малости, чтобы заполнить наконец зиявшую в душе пустоту. Она была удостоена «Приза тренера», но не получила звания «Самый ценный игрок». Ее пригласили участвовать в отборе в команду на Кубок мира по лакроссу, но она не попала в сборную. Триатлон стал для Сири спортом номер один потому, что это был индивидуальный вид, где ей не приходилось зависеть от мнения тренера, чтобы получить приз или пройти отбор. И хотя на первых порах все было ужасно, внутри себя она ощущала, что способна добиться успеха. Интуиция подсказывала Сири, что если она всей душой и сердцем посвятит себя триатлону, то добьется чего-то совершенно необычного и ценного для себя самой в первый раз в жизни, чего-то такого, что позволит ей чувствовать себя так хорошо, как никогда прежде.

И действительно, неудачи относительно быстро остались позади. В 1994 году на чемпионате мира по триатлону она пришла третьей среди любителей в своей возрастной группе и после этого стала профессионалом. Она продолжала улучшать результаты, ее заплывы проходили все более удачно, а в беге она становилась все более опасной для соперниц. В 1998 году Сири выиграла национальный чемпионат США в Оушенсайде (Калифорния). После соревнований, демонстрируя свою знаменитую обаятельную улыбку, благодаря которой она стала одной из наиболее популярных и узнаваемых спортсменок в стране, Сири сказала журналистам:

– Сегодня самый счастливый день в моей жизни!

Однако у нее имелась возможность устроить себе еще более счастливый день, и она по-прежнему мечтала о нем: Олимпиада в Сиднее. Отведав первые успехи в триатлоне, Сири только вошла во вкус.

1999 год стал решающим для тех, кто стремился участвовать в Олимпийских играх. Результаты в состоящем из семи этапов Кубке мира по триатлону должны были определить, допустят ли атлетов к олимпийским отборочным гонкам, назначенным на следующую весну. На Кубке мира Сири пять раз вошла в пятерку лучших – больше, чем любая из ее соотечественниц. То, что прежде казалось недостижимой мечтой, должно было воплотиться в реальность.

В конце сезона 1999 года Сири совершила важный шаг: собрала чемоданы, упаковала в ящик свой байк и переехала в Сидней. В ее планы входило жить там и тренироваться четыре месяца перед началом сиднейского этапа Кубка мира, назначенного на 16 апреля. Американка, которая займет лучшее среди соотечественниц место на этом этапе, должна была получить одну из трех предназначенных для спортсменок из США путевок на Олимпиаду. Пребывание в Сиднее сулило ряд преимуществ. Для начала Сири приехала сюда как раз к началу лета в Южном полушарии. Далее, ее тренер Джек Ральстон жил неподалеку. И, что еще не менее важно, Сидней находился достаточно далеко от ее друзей, семьи и прочих «отвлекающих моментов». Сири была полна решимости сделать свою мечту успешно пройти олимпийскую квалификацию не просто главной в своей жизни – это должно было стать самой ее жизнью, пока она не добьется своего.

Она сняла квартирку с одной спальней в солнечном пригороде Кронуллы. Каждое утро она завтракала в одиночестве перед тренировкой в бассейне, затем возвращалась домой на обед, потом, по возможности в одиночестве, продолжала дневные тренировки – велосипед и бег. Она рано ужинала дома и затем забиралась в похожую на пузырь гипоксическую палатку[34], где читала на сон грядущий. Каждый раз, отходя ко сну, она представляла себе, как будет выступать на Олимпиаде в соревнованиях по триатлону. Ее воображение каждый раз рисовало одну и ту же картину: безупречно выполненный старт, хорошо пройденная середина и триумфальный финиш. Сири начала прибегать к этой ежевечерней практике с 16 сентября 1999 года, ровно за год до начала великого события, и намеревалась продолжать ее вплоть до 15 сентября 2000 года – конечно, если пройдет отбор.

Свою ментальную практику Сири объяснила в колонке, опубликованной в журнале Triathlete после окончания своего добровольного карантина:

«Я имела массу возможностей вести более светский образ жизни, но у меня было такое ощущение, что ради достижения поставленной цели я должна все изменить. Я старалась по возможности сохранять как можно большее уединение. Это давало мне хорошие шансы оставаться самой собой и посвящать все внимание только своим нуждам и прогрессу. В каком-то смысле я, наверное, старалась «расчеловечить» свою чрезвычайно человечную натуру, выработать невосприимчивость к боли, теплу, любви и обидам. Глубоко в душе я скучала по семье и друзьям, по своим питомцам, по родному дому и нормальной “полноценной” жизни, но заставляла себя игнорировать эту боль, усиливала волю и напоминала себе, как важно для меня сделать это самостоятельно. Это должно было помочь мне стать сильной и одержать полную победу, а еще исполнить отчаянное желание доказать себе свою значимость. Я чувствовала себя так, будто выполняю некую духовную миссию, будто нахожусь в поиске самой сокровенной, самой важной части себя. Моя вера стала самым важным спутником. Благодаря ей мне не было одиноко. Я значительно выросла в личностном плане и обрела великую силу и утешение в понимании того, что я все делаю правильно».

Сири сумела так сконцентрироваться на своем околодуховном поиске, что не отдавала себе отчета в том, что это лишает ее всякого удовольствия быть триатлетом. У себя дома, в Боулдере, она держала двух собак: сенбернара Билли и дворняжку Вупи. Сири всегда брала с собой Вупи на пробежки, даже на скоростные тренировки. Не что иное, как неутолимое желание Вупи постоянно бегать, научило ее саму полюбить этот вид активности и помогло раскрыть способности к бегу. Вупи всегда была готова сорваться с места и нестись сломя голову куда угодно – лишь бы не останавливаться. Ее неуемная страсть к такому простому развлечению, как бег, была заразительна, и Сири тоже подхватила этот вирус.

В Сиднее, кроме всего прочего, Сири особенно не хватало бесшабашного веселья Вупи. Однако она отказалась от этих радостей намеренно, отлично понимая, что делает, и думая, что это замечательный план. В Австралии самые близкие отношения у нее сложились с подержанным Mitsubishi Colt 1980 года, купленным ею за 400 долларов, чтобы как-то передвигаться.

Так или иначе, ее подготовка шла полным ходом, и, когда приблизилась роковая дата 16 апреля, Сири проснулась, чувствуя себя готовой ко всему. Ровно в десять утра она уже стояла в плотной группе из 40 лучших в мире женщин-триатлетов на понтоне, качавшемся на соленых водах залива Фарм-Коув, повернувшись спиной к знаменитому зданию Сиднейской оперы. Сири чувствовала себя уверенно – по крайней мере, она так считала. Вот только почему-то у нее захватывало дух, и она застыла неподвижно на стартовой платформе, в то время как ее соперницы делали разминочные махи руками и ногами. Хлопнул выстрел, и Сири нырнула в покрытую рябью воду, где моментально пристроилась следом за двукратной чемпионкой мира Мишель Джонс[35] – в точности, как представляла это себе каждый вечер.

Середина дистанции 1500-метрового заплыва была отмечена буем. Соперницы сбились в кучу, устремляясь к этому месту разворота, и неожиданно заплыв превратился в контактный поединок. Одна из спортсменок проплыла буквально у Сири по голове, попутно притопив ее. Она вынырнула, стараясь восстановить сбитое дыхание, но это бы еще полбеды – группа, возглавляемая Джонс, успела уйти вперед на два метра. Сири в панике боролась с волнами в отчаянной попытке догнать остальных, однако они тоже старались плыть как можно быстрее, и это получалось у них лучше, чем у Сири. Она выбралась из океана на десять бесценных секунд позже, чем Джонс со своей свитой. Сири рванулась к байку, нахлобучила шлем, вывела машину к концу синего мата, обозначающего транзитную зону, прыгнула в седло и продолжила свою отчаянную гонку.

Ей не требовалось приходить первой. Все, что было нужно, – обогнать четырех своих соотечественниц, чтобы получить билет на соревнования на этой же трассе на Олимпиаде. Проблема заключалась в том, что ее землячка Барб Линдквист[36] вот уже больше минуты вела гонку на трассе, значительно оторвавшись от Джонс и ее группы. Сири лезла из кожи вон, стараясь догнать преследовательниц Линдквист, в надежде, что, если успеет с ними сравняться, то потом поедет в составе группы, сберегая ноги для бега, где у нее будет преимущество по сравнению с Барб. Однако, к своему непреходящему отчаянию, Сири обнаружила, что ноги у нее размякли, как желе, и почти не двигаются. Ей казалось, что она едет не по гладкому асфальту, а по раскисшей грязи, как будто она только что выполнила пять подходов приседаний со штангой или провела тяжелый матч в теннис. Не в состоянии призвать на выручку свою привычную силу, Сири не только не догнала группу Джонс, но и позволила обойти себя отстававшим спортсменкам, которых обогнала в плавании.

Трасса велогонки представляла собой круг длиной почти семь километров, который нужно было пройти шесть раз. Уже в начале второго круга Сири была почти последней в гонке. Когда она заканчивала третий круг, пошел дождь. Это было сигналом. Она затормозила, отстегнула велотуфли от педалей и сошла с велосипеда. Она сдалась.

В самоуничижительной покаянной статье в Triathlete Сири откровенно определила причину своего кошмарного провала: «Я полностью отвечаю за свои действия и не ищу никаких оправданий своему ужасному выступлению, кроме того, что просто сорвалась».

Однако не все было потеряно. В олимпийской команде США по триатлону оставалось еще два места. (Дженнифер Гутьеррес получила первую путевку после того, как Барб Линдквист разбила свой велосипед на мокрых от дождя улицах Сиднея.) Эти две позиции предполагалось отдать двум спортсменкам по результатам второй отборочной гонки 27 мая в Далласе.

Сири больше всего боялась, что день будет жарким. Так оно и случилось. Уже к девяти утра, на самом старте гонки, температура успела подняться к 30°C, и это было только начало. Как и ожидалось, олимпийская чемпионка по плаванию Шейла Таормина[37] уверенно обошла в заплыве 27 остальных соперниц, преследуемая по пятам Барб Линдквист. Эти двое покинули воды озера Каролайн на 40 секунд раньше основной группы, в которой были и Сири, и другие сильные бегуньи, в том числе Джоанна Зайгер и Лора Рибэк.

На пяти кругах 40-километровой трассы Таормина и Линдквист работали вместе, закрепляя преимущество. У их преследовательниц осталось больше сил, однако никто в группе не хотел работать. Из-за бездарной толкотни разрыв увеличивался на каждом круге. И на переходе с байка на бег они отставали от ведущей пары на три минуты.

Сири со старта взяла такую скорость, словно убегала от гранаты с вырванной чекой. Поддержать ее бешеный темп смогли только Зайгер и Рибэк. Солнце тем временем вышло из облаков и стало жарить по полной. Сири продиралась сквозь загустевший, как сироп, воздух, сосредоточившись на том, чтобы догнать хотя бы одну из бежавших впереди спортсменок. К несчастью для нее, из этой сосредоточенности выскочила необходимость пополнить запасы воды на одном из расположенных вдоль трассы пунктов питания, и в результате ее организм все больше обезвоживался.

Когда Зайгер сделала рывок, Сири не смогла ускориться вместе с ней. Однако она не сдавалась в надежде, что Зайгер не выдержит такой темп и сломается, как только что сломалась Барб Линдквист, рухнув на землю от теплового удара. До финиша оставалось три километра с небольшим, и Сири уверенно занимала третье место, в каких-то секундах от квалификации на Олимпийские игры. Но все было кончено, поскольку тело отказывалось ей подчиняться. По мере того как она тратила последние остатки сил, ее сознание становилось все более мутным и наконец совсем выключилось. Последний круг Сири бежала в полной отключке, не сознавая, где она и что происходит. Единственное, что она понимала, – что должна бежать, бежать изо всех сил.

Сири пересекла финишную черту по-прежнему третьей и рухнула: ее мечта умерла. Медики бегом занесли ее под навес и влили ей в вену три упаковки физиологического раствора, чтобы привести в чувство. Когда она очнулась, мечта умерла во второй раз.

Научное название для психологического срыва – это «психологический срыв». Психологи так и не придумали ничего звучащего более клинически. Сайен Бейлок, психолог и ведущий эксперт по срывам, в своей книге Choke[38] написала об этом явлении так: «Этот феномен проявляется в неудаче в определенном виде деятельности под внешним влиянием, которое создает стрессовую ситуацию». Источник воспринимаемого стресса – это ощущение важности тех самых действий, точнее важности определенных результатов этих действий. По иронии судьбы получается, что срыв – это разновидность самоуничтожения. Само желание максимально улучшить результаты и достичь определенных целей создает ощущение давления, которое плохо сказывается на результатах и приводит к тому, что они не достигаются.

Одни люди более уязвимы для срыва, чем другие, но все мы подвержены ему в той или иной степени. Универсальность этой слабости позволяет предположить, что психологический срыв служит какой-то цели – что это сложившийся в ходе эволюции адаптационный навык, необходимый для выживания. Однако какие преимущества для выживания дает эта склонность действовать не в полную силу в важных ситуациях?

Возможно, срыв полезен нам примерно так же, как могут показаться полезными акрофобия (боязнь высоты) и глоссофобия (страх публичных выступлений). Как и подверженность срыву, страх высоты сильнее выражен у одних людей, чем у других. Один из симптомов акрофобии – головокружение, которое повышает вероятность того, что человек может упасть, оказавшись на краю обрыва. Кому-то это может показаться ненужным инстинктом, но прежде всего он не дает нам слишком близко подходить к пропасти, а значит, помогает выжить.

Страх говорить на публике тоже может оказаться полезным, хотя и в несколько ироничном свете. Корни глоссофобии уходят в страх подвергнуться всеобщему осуждению. Социобиологи убеждены, что в древности общественный остракизм, следующий за публичным провалом, нередко мог оказаться фатальным. В наши дни боязнь выступать перед публикой может показаться абсурдной, но, как бы то ни было, этот страх лишь повышает вероятность того, что человек провалит публичное выступление и станет предметом негативных суждений, но все же его истинная цель – изначально удержать нас от попадания в такую ситуацию.

Психологический срыв аналогичен этим страхам. Скорее всего, это явление порождено ситуациями, когда ставки были очень высоки (то есть речь буквально шла о жизни и смерти). Он лишает нас смелости ввязаться в конфликт, который с высокой долей вероятности может плохо закончиться. Однако он значительно утрачивает свои адаптационные преимущества, когда мы не можем избежать конкуренции или когда сознательно решаем вступить в борьбу, несмотря на риск. Психолог Абрахам Маслоу описывал явление психологического срыва как «комплекс Ионы» и также называл его «страхом достижений». В контексте спорта это определение попадает в самую точку.

Последние открытия в изучении деятельности мозга показали, что не давление само по себе мешает человеку выступить в полную силу на важных соревнованиях, а, скорее, влияние излишней сосредоточенности на анализе своих действий. Работа Сайен Бейлок продемонстрировала, что плохие результаты в спортивных выступлениях, сопряженных с высоким стрессом, сопровождаются повышенной активностью участков мозга, ответственных за детальный анализ собственных действий. Получается, что ощущение атлета, что он оказался под прессом, переводит внимание на внутренние процессы, такие как движения тела и тревожные мысли, и такое внимание способно ухудшить результаты самыми разными способами.

Прежде всего анализ своих действий отвлекает атлета от главных целей на данный момент. Как указывает Бейлок в Choke, «они не уделяют достаточно внимания тому, что сейчас делают, и полагаются на упрощенные или неправильные привычки». Именно это и случилось с Сири при попытке использовать последний шанс пройти отбор на Олимпийские игры, где она забывала вовремя пить воду, чтобы избежать обезвоживания на трассе в чрезвычайно жаркий день, – ошибка новичка, которую даже новички уже почти не делают.

Спровоцированный давлением, чрезмерный анализ своих действий также ухудшает результаты, понижая эффективность движений. Атлеты двигаются более эффективно, когда их внимание обращено скорее на то, что вокруг, а не на их собственное тело. В 2005 году исследование, проведенное Университетом Невады в Лас-Вегасе и опубликованное в Brain Research Bulletin, показало, что студенты колледжа гораздо точнее попадают в баскетбольную корзину, если следуют установке сосредоточиться на заднем крае кольца, а не на правильной технике работы кисти. Психологическое давление обладает тем же эффектом, поскольку провоцирует состояние роста контроля своих действий, с легкостью переводящее внимание с «кольца» на «кисть».

Хотя спорт на выносливость не требует такой же отточенной координации движений, как баскетбол, концентрация внимания атлета на анализе своих действий доказанно понижает эффективность движений в беге, плавании и других видах спорта, требующих движения вперед. В эксперименте 2011 года ученые из немецкого Мюнстерского университета наблюдали, как бегуны тратили больше энергии на бег с определенной скоростью, если думали о том, как движется их тело или как дышат их легкие, нежели когда концентрировались на окружающем.

А вот еще один вариант потери результатов из-за анализа своих действий характерен только для спорта на выносливость. Более того, его можно объяснить исключительно в понятиях психобиологической модели выносливости. В двух словах: повышенный контроль действий увеличивает восприятие усилий. Гонка в состоянии активированного давлением самоанализа подобна тому, чтобы пройти по горящим углям, сосредоточившись на каждом болезненном прикосновении к ногам, вместо того чтобы думать о том, куда вы идете. Будучи атлетом, вы добьетесь намного большего, обращая внимание на то, что вне вас, к лежащей перед вами цели, тем самым в некоторой степени отвлекаясь от собственных страданий и позволяя себе приложить чуть больше усилий.

Отрицательное воздействие сосредоточенного на себе внимания на восприятие усилия и уровень выносливости продемонстрировали результаты изящного эксперимента, проведенного Ларсом Макнотоном из Университета Эдж Хилл в Англии, опубликованные в Journal of Science and Medicine in Sport. Тренированные велогонщики участвовали в тестовом заезде на велостанке на дистанцию 16,1 километра в трех разных вариантах. В первом случае каждый спортсмен следил на экране за представлявшим его аватаром и его продвижением к финишу. Во втором случае участники следили за экраном, где их аватар соревновался с воображаемым соперником. В последнем варианте теста экран был пуст. Макнотон обнаружил, что лучше всего гонщики показали себя в заезде, где следили за виртуальной гонкой, а хуже всего – в заезде, который совершали перед пустым экраном.

Эти различия в результатах соответствуют различиям в том, куда было обращено внимание атлетов. Они описывали свое состояние как более внутреннее, когда экраны мониторов были пустыми и не предлагали им никаких визуальных стимуляторов. Их внимание обращалось вовне в состязании аватаров, что побуждало атлетов забыть о себе и сосредоточиться на цели. Уровень восприятия усилий был не выше в варианте гонки «аватар против аватара», чем в варианте с пустым монитором, несмотря на трехпроцентную разницу в выдаваемой мощности, показывающую, что обращенное на себя внимание снижает результаты, заставляя сильнее воспринимать интенсивность своей работы, тогда как внимание, обращенное наружу, обладает обратным эффектом.

Психологический срыв нельзя было считать воздействующим фактором в этом исследовании, поскольку спортсмены не испытывали особого давления. Однако оно доказало, что анализ собственных действий понижает уровень выносливости, и из других исследований мы знаем, что восприятие давления активирует этот анализ, особенно у уязвимых личностей. Эта уязвимость не обязательно должна быть врожденной, она легко может оказаться результатом травмирующего опыта. Например, под давлением у людей, перенесших посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР), отмечается повышенная активность дорсолатеральной зоны префронтальной коры[39] головного мозга, известной как внутренний мысленный критик.

Сири Линдли не перенесла ПТСР, однако у нее развился чересчур активный внутренний критик, скорее всего, связанный с травмирующими обстоятельствами развода родителей и наверняка повлиявший на склонность легко впадать в шок под давлением. Иронию этой ситуации трудно не заметить. Сири сделала целью всей своей жизни участие в Олимпийских играх, потому что верила, что это избавит ее от сомнений в собственной значимости, преследовавших ее долгие годы. Однако именно эта слабость помешала ей попасть на Олимпиаду. Для того чтобы преодолеть свои неудачи и добиться значительных побед в триатлоне, которые заставят замолчать ее внутреннего критика, ей было необходимо… заставить замолчать своего внутреннего критика. Для того чтобы получить то, что ей нужно, она должна была уже иметь именно это или хотя бы какое-то подобие этого. Довольно необычно.

Пережив крах своей мечты и не попав на Олимпиаду, Сири решила сменить тренера. Близкая подруга Лоретта Харроп, прошедшая квалификацию для участия в составе олимпийской команды Австралии, уговорила ее начать работать со своим наставником Бреттом Саттоном, тренировавшим немногочисленную группу атлетов в горном лагере в Лезене, в Швейцарии. Все, что было известно Сири о Саттоне, – что это тренер с дурной славой, вынужденный покинуть родную Австралию после скандала на сексуальной почве, в котором фигурировала несовершеннолетняя пловчиха. Но, с другой стороны, он мог похвастаться и внушительным списком атлетов, под его руководством снискавших мировую славу. И Сири решила рискнуть.

Она очень подробно описала незабываемые первые дни в лагере Саттона в своем интервью для программы Competitor Radio Show в 2013 году.

Сири прилетела в Женеву в июле 2000 года. Она ждала и ждала свой багаж, но ее вещи так и не появились на транспортере. Ей доставили только велосипед. Заполнив необходимые бумаги, она за два часа доехала до Лезена. Не успела она представиться, Саттон велел ей собрать велосипед, установить его на турботренажер и совершить трехчасовой заезд.

– Но у меня нет велосипедной формы! – возразила спортсменка.

– Не страшно. Можешь оставаться в том, что есть, – утешил Саттон.

Сири стояла в джинсах и свитере. Она не поверила своим ушам, но в ответ на ее немой вопрос Саттон кивнул, подтверждая свои слова. Смирившись, Сири поставила велосипед на тренажер, устроилась в седле и налегла на педали. Рядом с ней оказалась Лоретта Харроп, также сосредоточенно крутившая педали. Она ни слова не сказала подруге, проделавшей весь этот путь благодаря ее уговорам.

На следующее утро Сири (чей багаж успели доставить ночью) повстречалась с Харроп и остальными обитателями лагеря и проехала 20 километров вниз к подножию горы, где находился ближайший бассейн и где их поджидал Саттон. Он протянул Сири листок бумаги с ее заданием на занятие по плаванию на этот день. Сложив все вместе, Сири подсчитала, что всего ей предстоит проплыть шесть километров – при том что за одну тренировку ей никогда не приходилось проплывать больше четырех. Через полтора часа она выползла из бассейна: плечи ныли от усталости. Вытираясь, Сири оглянулась в поисках Саттона, но тот испарился.

– А где тренер? – спросила она у Харроп.

– Вернулся в лагерь.

– То есть как? Он разве не отвезет нас назад?

Харроп с сочувствием посмотрела на Сири.

– Нет. Мы поедем на велосипедах.

Сири в этот день еще не ела. Со вчерашнего дня она перехватила лишь маленькую чашку кофе. Харроп предложила Сири подниматься в гору вдвоем с Джейн Фарделл, считавшейся самой слабой велогонщицей в группе. Джейн ушла от Сири еще на половине подъема, предоставив новенькой в одиночестве тащиться в лагерь, куда та попала на 20 минут позже остальных. Сири доковыляла до своей комнаты, рухнула на кровать и отключилась. Ей показалось, что она проснулась буквально через пару минут: в дверь постучали. Это оказался Саттон.

– Пора на пробежку, – объявил он. – Давай собирайся.

Сири собралась и обнаружила, что все уже ждут снаружи. Сообразив, что она кое-что забыла, она оставила полную бутылку с водой на крыше машины Саттона и побежала к себе. Вернувшись, она увидела, что в бутылке осталось воды на донышке. Она открыла было рот, собираясь возмутиться, но Саттон ее опередил.

– Тут много, – заявил он. – Тебе хватит.

Они съехали с горы. Внизу Саттон велел атлетам выйти из машины и бегом возвращаться в лагерь. У Сири отвисла челюсть. Она что, неправильно расслышала? Ей что, действительно предлагают бежать в гору целых 20 километров, которые она только что преодолела на велосипеде? И это после того, как она перенесла самый тяжелый заплыв в своей жизни? В груди у нее вскипела ярость, однако она сдержалась.

Вечером Сири позвонила матери и расплакалась, едва успев поздороваться.

– Я так боюсь, мама! – рыдала она.

На следующий день Саттон предложил Сири перечислить свои цели. Она сказала, что хочет выиграть Кубок мира и еще один чемпионат США и получить медаль на чемпионате мира. С каждым словом Сири напрягалась все сильнее, голос ее звучал сдавленно, и она с трудом переводила дыхание. Все это не осталось незамеченным.

– Знаешь что, Сири? – сказал Саттон. – Выкинь все это из головы. С нынешнего дня можешь считать себя на пенсии. То, как ты относишься к этому спорту, и тот груз, который ты сама на себя взвалила, – все это неправильно. Ты стала заниматься триатлоном, потому что он тебе очень нравился. Давай вернемся к этому. Давай просто подумаем о том, какой крутой, какой быстрой, какой сильной может быть Сири Линдли, – и будем добиваться этого с удовольствием.

И тут Сири почувствовала, как с плеч свалился невидимый груз: ей стало так легко, как не было уже очень давно. Предложение Саттона забыть о своих целях и просто наслаждаться тем, что она триатлет, показалось ей совершенно естественным и верным. Как это ни странно, теперь даже перспектива продолжать тренировки в том режиме, к которому ее днем раньше принуждали, показалась ей вовсе не такой пугающей ровно в тот миг, когда она перестала заглядывать в будущее.

Однако это нисколько не облегчило саму тренировку. Фактически она стала еще жестче. И здесь самым важным оказалось то, что, несмотря на свое горячее желание стать великой спортсменкой, Сири до сих пор тренировалась недостаточно напряженно, особенно если сравнить с некоторыми соперницами, в том числе с участницами группы Саттона. Сири не знала об этом, но большое количество исследований по физиологии показали: чем больше времени человек фантазирует о желаемых результатах (это может быть что угодно, начиная с успешной сдачи школьных экзаменов и кончая похудением), тем меньше усилий он тратит на реальное их достижение и тем меньше вероятность, что он их достигнет. В отличие от техник визуализации, или мысленного воспроизведения спортивной активности во время отдыха, уже доказавших свою эффективность, фантазии о желаемых победах – неадекватные адаптивные навыки, которые могут быть связаны с недостатком уверенности спортсмена в том, что он способен добиться нужного результата своими силами. У Сири ежевечерние визуализации ее предполагаемого участия в сиднейской Олимпиаде были спланированы как мысленные репетиции, но в итоге сработали как фантазии из-за нереального совершенства ее воображаемого выступления.

Под влиянием Бретта Саттона Сири ничего не оставалось, как перенаправить свою энергию от грез к реальным делам. Каждый день тренер давал задание, казавшееся поначалу невыполнимым. И каждый день она, к собственному удивлению, находила силы с ним справиться. Дни складывались в недели, и Сири чувствовала, как растет ее вера в себя. Ее прежняя жажда великих достижений постепенно превратилась в спокойную, обоснованную уверенность.

В августе Сири и Харроп вылетели в Венгрию на Кубок мира. Для Сири это стало первой проверкой тренировочных методов Саттона. Она не ждала многого: Саттон ни на йоту не облегчил нагрузки накануне соревнований. Ее ноги были деревянными. Она жила как в тумане и буквально засыпала на ходу. За два дня до старта Сири позвонила матери с очередной порцией горьких признаний.

– Это глупо, – жаловалась она. – Мне вообще там нечего делать. Я еле ноги переставляю.

Прошло меньше 48 часов, и Сири финишировала второй, на 34 секунды позже Харроп. Всего за шесть недель тренировок у Саттона она оказалась на волосок от достижения одной из своих главных целей – той, которую заодно со всеми прочими амбициями вышибли у нее из мыслей жесткие ежедневные требования, с необходимостью выполнять которые она столкнулась, оказавшись в Швейцарии.

Сири усвоила этот урок. Саттон нарочно отправил ее в Венгрию уставшей, чтобы у нее не зародились снова ожидания – просто на тот случай, если ей еще не удалось до конца избавиться от одержимости поставленной целью, превратившейся в итоге в источник саморазрушения. Оставаясь свободной, чтобы сосредоточиться на самой гонке, а не на победе, Сири легко доказала, что она бежит быстрее даже на утомленных ногах, нежели в тех случаях, когда бежала свежей, но сфокусированной на себе самой.

В следующий уик-энд Сири приняла участие еще в одном этапе Кубка мира, на этот раз в Швейцарии, в Лозанне. Она победила. Следом за ней финишировала швейцарская спортсменка Бригитт Макмэхон, пять недель спустя завоевавшая первое олимпийское золото в триатлоне.