Община Святого Георгия. 1 серия Соломатина Татьяна
Расходимся, расходимся! Всё узнаем из утренних газет! Василийандреич!
Вера, усмехнувшись, идёт к дверям. Белозерский – за ней, сделав Василию глазками: разберись тут! Кто-то из зевак попроще пытается поближе рассмотреть, «чё там, за дверью-то?!»
(БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ, ВЕРА, БЕЛОЗЕРСКИЙ.)
Светлые сумерки. Белозерский-старший любопытничает в окно, заглядывает сбоку, исподтишка.
Дверь распахивается, входит Вера. Белозерский-старший отшатывается от окна, смущён. Вера, не заметив, выдыхает. Залихватски забрасывает шляпу на вешалку. Следом – Белозерский.
БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ
Вера Игнатьевна, не желаете ванну? Я вас сопровожу!
БЕЛОЗЕРСКИЙ
(к Вере) Почему не афишируете?
БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ
В смысле: просто покажу, где ванная комната!
Все трое – на подъёме, адреналиновые выбросы бодрят дух.
(ЛАКЕЙ ВАСИЛИЙ, 1-Й ЗЕВАКА, 2-Й ЗЕВАКА, ЗЕВАКИ.)
ЛАКЕЙ ВАСИЛИЙ
Ну! Нечего! Не кукиш с маслом обручились!
Зеваки начинают расходиться. 1-й зевака (из мелких чиновников), под нос, качая головой.
1-Й ЗЕВАКА
С путиловской стачки не уймутся. Уже на! – свободу слова, собраний, habeas corpus… А младенец – прикосновенен?!
2-й, из люмпенов, услыхав, не осмыслив контекста, с согласной яростью подхватывает:
2-Й ЗЕВАКА
Бить мильёньщиков! И семя их давить!
1-й зевака кидает опасливый взгляд на 2-го, торопливо уходит.
Лакей Василий делает убедительное лицо.
2-Й ЗЕВАКА
Упырь расфуфыренный! Хабеас корпус какой-то!
Плюёт под ноги, страстно. Злобно бормоча, уходит.
(ПОЛИЦМЕЙСТЕР.)
Говорит по телефону, стоя у стола во фрунт.
ПОЛИЦМЕЙСТЕР
…Разумеется, ваше сиятельство! Дело под моим личным контролем… Девочку разыщем, живую или мё…
Трубку бросили. Полицмейстер сам не рад словесной неаккуратности. Бережно кладёт трубку. Садится за стол. Окунает лицо в ладони. Глубокий вздох. Отнимает руки. Смотрит с нежностью на фотографию жены и детей, стоящую на столе. Младшая девочка: ровесница раненой, ещё двое детей: старший сын Алексей и средняя дочь – Анастасия (появится в 12-й серии). Мрачнеет, со всей дури кулаком по столу. Фотография падает.
(ВЕРА, БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ, БЕЛОЗЕРСКИЙ.)
Вера стоит у двери, держится за ручку.
ВЕРА
Господа, сама. Не возражаете?
БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ
Да-да! Простите!
Вера открывает дверь, заглядывает внутрь. Снова – на старшего: взглядом выражает одобрение увиденным. Он кланяется.
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Вера Игнатьевна, для вас ничто не слишком!
На Александра она не реагирует, обращается к старшему.
ВЕРА
Вы понимаете, что ваш мальчик нарушает Уложение о наказаниях уголовных и исправительных, играясь в доктора на дому?
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Я – не мальчик! И я – не играюсь!
Старший становится жёстким, бросает на Веру прецизионно-оценивающий взгляд. Вера не отводит взор. Он, холодно:
БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ
Понимаю.
Вера отпускает дверную ручку, подходит к Белозерскому-старшему, гладит его по щеке.
ВЕРА
Вы – замечательный отец.
Целует его в щёку. Он моментально меняет холодную жёсткую повадку на обаятельную, добрую, смущён. На младшего никто не обращает внимания.
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Я – взрослый мужчина! Я – врач! Хирург!
Белозерский-старший восхищённо смотрит на Веру. Вера на него смотрит с выражением: «ну когда же до тебя дойдёт, баран?!»
ВЕРА
Мне бы переодеться…
БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ
О! Прошу великодушно!.. Княгиня, в нашем доме нет женского платья. Точнее есть, но…
ВЕРА
Похоже: нужно непременно женское?!
БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ
Саша, предоставь её светлости…
Александр, раскрыв варежку, уставился на то, как папа смотрит на Веру. Пауза. Белозерский-старший оборачивается, тише, понукая.
БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ
Тащи рубаху, портки и… что там ещё! Бе-го-о-м!
Вера смеётся, наблюдая, как получив от папы приказание, Александр беспрекословно кидается исполнять.
Оставшись вдвоём, некоторое время смотрят друг на друга. Вера напоминает, чтобы его спровадить наконец:
ВЕРА
Ужин!
Белозерский-старший хлопает себя по лбу.
БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ
С вами тут!
Вера заходит в ванную. Он несколько секунд смотрит на дверь. Вера высовывается без рубахи – голые плечи, – хулигански подмигивает. Снова исчезает за дверью.
БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ
Бестия чёртова!
Встряхнув головою и довольно крякнув, уходит.
(ВЕРА.)
Оставшись одна – меняется. Человек безмерно уставший, на пределе возможностей. Раскрывает воду на полную. Садится на край ванны. Плечи поникают, опустошена – смотрит в одну точку. На автомате начинает раздеваться, скидывая окровавленные вещи на пол.
(КРАВЧЕНКО, ГОСПИТАЛЬНЫЙ ИЗВОЗЧИК, АСТАХОВ, НИЛОВ, ПОРУДОМИНСКИЙ.)
Кравченко стоит, прислонившись к стене, курит; обеспокоен, но сдержан. Госпитальный извозчик – на перевёрнутом ящике, набивает самокрутку.
ГОСПИТАЛЬНЫЙ ИЗВОЗЧИК
Палят, взрывают. Плохого им дядя инператорский, Сергей Александрыч, сделал? Акциз уменьшил. Отставился уже! Бабах! – в куски.
По двору идут студенты, горячо спорят.
АСТАХОВ
…нужда и нищета! Не можешь деньгами – расплачивайся телом!
НИЛОВ
Господа, но иначе учиться нельзя!
АСТАХОВ
Социалисты всё решат!
НИЛОВ
Как?!
ПОРУДОМИНСКИЙ
(с сарказмом) Придёт Максим Горький: «Режь мне, Лёха, аппендикс, не тушуйся! Это ничего, что ты прежде скальпель в руках не держал!» Гапон перед тобою геморроидальные шишки раскинет!
Госпитальные выразительно молчат. Студенты заходят в клинику.
ГОСПИТАЛЬНЫЙ ИЗВОЗЧИК
Скубент в ночное пошёл… Социалисты решат! Лошадь – вот социалист! Вместе пашем! Но правлю – я! Начни кобыла править – куда понесёт?!
КРАВЧЕНКО
(горько-иронично) Если «в охоте» – жеребца искать. А так просто, от дури – обожрёт посевы кругом – и в стойло.
Подходит Хохлов(одет в театр), мрачнее тучи. Кивает.
ХОХЛОВ
Господа!
Кравченко сдержанно кивает в ответ, но лицо его на мгновение искажает болезненная гримаса.
КРАВЧЕНКО
Профессор…
Госпитальный извозчик кланяется, привставая с ящика.
ГОСПИТАЛЬНЫЙ ИЗВОЗЧИК
Вы ж в теятре должны быть!
Хохлов заходит в клинику. Кравченко – за ним. Извозчик тыча «козьей ножкой» в сторону ушедших.
ГОСПИТАЛЬНЫЙ ИЗВОЗЧИК
День и ночь на ногах! Он и кобыла – социалисты!
(ХОХЛОВ, КРАВЧЕНКО, КОНЦЕВИЧ.)
Идёт Хохлов, за ним Кравченко.
ХОХЛОВ
Говорите уже, Владимир Сергеевич. Что вы мнётесь…
Из палаты выходит Концевич.
КОНЦЕВИЧ
Профессор, Baby Doe. Девочка. Огнестрельное. По вызову из дома Белозерских. Положили в сестринскую…
Хохлов, услыхав, меняется в лице – бегом по коридору к сестринской. Кравченко и Концевич – за ним.
(СОНЯ, МАТРЁНА ИВАНОВНА, ХОХЛОВ, КРАВЧЕНКО, КОНЦЕВИЧ.)
Соня, без сознания, на кушетке, накрыта до пояса. На груди – немного пошедшая кровавыми пятнами повязка. Рядом сидит Матрёна. Держит крошку за руку, молится. В углу – иконы и лампадка.
МАТРЁНА ИВАНОВНА
Блаженная старица Матрона, попроси господа бога нашего Иисуса Христа о здравии чада. Избавь дитя от немощи. Отринь хворь телесную…
Вносится Хохлов. Видит девочку. Стремительно подходит, падает на колени. Следом заходят Кравченко и Концевич.
ХОХЛОВ
Соня! Сонечка! Софья Андреевна!
Осыпает крохотную ручку поцелуями.
ХОХЛОВ
Жива! Нашлась! … Слушать!
Концевич снимает с шеи фонендоскоп, подаёт Хохлову. Тот, скоро заправив в уши, деловито слушает (в области проекции сердечного толчка, затем – аортальный и митральный клапаны, после – лёгкие), не вставая с колен. По мере выслушивания лицо приходит к выражению более спокойному.
ХОХЛОВ
По вызову из дома… Что за чёрт?!
Резко поднимается.
ХОХЛОВ
Её мать сходит с ума!
Стремительно – на выход.
КОНЦЕВИЧ
Матрёна Ивановна, неотлучно.
Старая сестра с достоинством кивает. Концевич выходит. Кравченко остаётся, с глубоким состраданием смотрит на Соню.
(ХОХЛОВ.)
Хохлов говорит по телефону. Очень взволнован.
ХОХЛОВ
… Да-да, нашлась!..
Мрачнеет лицом.
ХОХЛОВ
Не могу привезти. Надо наблюдать…
Лицо испуганное, растерянное. Затем раздражённое: как раздражаются мужчины, когда жёны не понимают их с первого слова, не понимают, когда время любопытничать и крыльями махать, а когда – тупо исполнять.
ХОХЛОВ
Нет! Лидочку сюда не смей! Уложи спать!.. Настойки опия в чай! Сейчас – нельзя!.. Живая! Всё!
Шваркает трубкой. Рука остаётся на трубке. Хмурит брови.
ХОХЛОВ
Как она оказалась…
Поднимает трубку телефона. Вертит ручку.
ХОХЛОВ
Барышня, соедините с домом купца Белозерского!
КОНЕЦ 1-Й СЕРИИ
2-Я СЕРИЯ
(ВЕРА, БЕЛОЗЕРСКИЙ, БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ, ЛАКЕЙ ВАСИЛИЙ.)
Вера, Александр и Белозерский-старший сидят за накрытым столом: просто и дорого. Ужин подходит к концу. У стены стоит лакей Василий, в белых перчатках; всем своим видом выражает неодобрение Вере, иногда пренебрегающей буквой этикета.
БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ
Та самая Данзайр?! Женщина-легенда?! Председатель общества врачей передовых дворянских отрядов?! Сяочиньтидзы, Гудзяодзы, Фушинские копи…
ВЕРА
(сухо) Да.
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Медаль «За усердие» на Анненской ленте, на Георгиевской «За храбрость»…
Вера позволяет себе не заметить восторгов младшего. Радушно обращается к старшему, подчёркнуто меняя тему:
ВЕРА
Что на десерт?
БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ
Вера Игнатьевна, вы в доме Белозерских! Лучшие десерты империи!
Вскакивает. Увлекает за локоток Василия.
БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ
Мигом!
Вера и Белозерский остаются за столом.
БЕЛОЗЕРСКИЙ
В голове не помещается – Данзайр! Сама судьба свела нас… Вера Игнатьевна, я только в начале пути! Столько всего надо знать, уметь! Столько чувствовать!
Не знает, что и спросить. Смешивается от её безразличия.
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Скажите, какие книги нужно прочесть, чтобы стать хорошим врачом?! Я глотаю всё подряд, но в океане без опытного штурмана…
Вера перебивает, чуть насмешливо:
ВЕРА
Читайте «Дон-Кихота». Это очень хорошая книга. Я теперь часто перечитываю…
(ГЕОРГИЙ, ГУЛЯКИ, ДЕВИЦЫ.)
Георгий на дощечке подъезжает к низкопошибному трактиру. Останавливается невдалеке от входа. Ему заведение отлично знакомо. Шастают гуляки – не из сливок общества, самое дно: нищета, бандитизм, проституция. Георгий борется с собой: заходить – не заходить. Достаёт из-за пазухи кресты, разжимает ладонь, смотрит на них с болью. Сжимает кулак, кресты – обратно. Лицо – решительное, жёсткое. Отъезжает в сторону от трактира.
(ВЕРА, БЕЛОЗЕРСКИЙ, БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ, ЛАКЕЙ ВАСИЛИЙ, ГОРНИЧНАЯ.)
Белозерский-старший в поварском наряде, в белых перчатках, у торца обеденного стола, с мобильным кулинарным столиком. На столике – горелка, на горелке – сковорода. По правую руку – деревянная лопатка. Рядом стоит лакей Василий, у мобильного столика с продуктами. (Два столика: на одном готовка, на другом – продукты.) Вера и Александр за столом. Белозерский-старший зажигает горелку.
БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ
Василийандреич!
Лакей на деревянном подносе подаёт маслёнку и нож. Белозерский-старший отрезает кусок от бруска масла, на сковороду его. Поднос забирает Василий.
БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ
Маньчжурский дикий абрикос! Твёрдой острой зрелости!
Василий подаёт хозяину на деревянном подносе тарелочку с абрикосами, разделенными на половинки, без косточек. Белозерский-старший отправляет их в растопленное масло. Василий подаёт на подносе сахарницу с «мелколеденцовым» сахаром.
ВЕРА
Какая слаженная бригада!
Александр, ласково улыбаясь, отмахивается, мол, папаша сумасшедший, что возьмёшь!
БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ
Коричневый тростниковый гранулированный сахар!
Щедро сыплет к абрикосам, легко перемешивая лопаткой. Дегустирует аромат, предлагая другим присоединиться:
БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ
Чувствуете?.. Имбирь!