Хроника Убийцы Короля. День второй. Страхи мудреца. Том 1 Ротфусс Патрик

Глава 10

Cокровище под замком

Мне назначили плату в девять талантов и пять йот. Лучше, чем десять, что предрекал мне Манет, но все равно это было больше, чем имелось у меня в кошельке. И до завтра мне нужно было рассчитаться с казначеем, а не то мне придется пропустить целую четверть.

Конечно, можно было бы и отложить занятия на четверть, это не катастрофа. Но только студенты имели право пользоваться университетским имуществом, таким, как оборудование артефактной. А это означало, что, если я не сумею заплатить за обучение, я не смогу работать в мастерской у Килвина. А это было единственное место, где я мог рассчитывать заработать на обучение.

Я зашел в хранилище. Когда я подошел к окошку, Джаксим улыбнулся.

– А твои лампы ушли как раз сегодня утром! – сказал он. – Нам даже удалось продать их чуть-чуть подороже, потому что они были последние.

Он нашел нужную страницу в конторской книге.

– Тебе полагается шестьдесят процентов, а именно – четыре таланта и восемь йот. За вычетом стоимости расходных материалов… – он провел пальцем вниз по странице, – остается два таланта, три йоты и восемь драбов.

Джаксим сделал пометку в книге и выписал мне расписку. Я аккуратно сложил бумагу и спрятал ее в кошелек. Бумага не имела приятной тяжести монет, и все же с ней мое состояние перевалило за шесть талантов. Большие деньги, но все-таки этого недостаточно.

А ведь если бы я не вышел из себя тогда, на экзамене, глядишь, этого бы и хватило! А еще я мог бы подольше позаниматься или заработать побольше денег – если бы не был вынужден целых два дня проторчать у себя в комнате, то рыдая, то ярясь и чувствуя во рту привкус коринки!

И тут меня осенило.

– Тогда я, пожалуй, возьмусь за что-нибудь новенькое, – небрежно сказал я. – Мне нужен небольшой тигель. Три унции олова. Две унции бронзы. Четыре унции серебра. Катушка тонкой золотой проволоки. Медная…

– Секундочку! – перебил меня Джаксим. Он провел пальцем вдоль моего столбца в конторской книге. – А тут не записано, что тебе положено выдавать золото и серебро.

Он посмотрел на меня:

– Это ошибка?

Я заколебался. Врать мне не хотелось.

– А я не знал, что на это требуется особое разрешение…

Джаксим понимающе ухмыльнулся.

– Ты же не первый, кто пытается провернуть нечто подобное, – сказал он. – Что, плату высокую назначили?

Я кивнул.

Он сочувственно поморщился.

– Ну извини. Но Килвин понимает, что, если не смотреть в оба, хранилище моментально превратится в лавку заимодавца.

Он закрыл книгу.

– Придется тебе пойти к ростовщику, как и всем прочим.

Я показал ему обе свои руки, наглядно продемонстрировав, что ни одного кольца на них нет.

Джаксим дернул щекой.

– Да, плохо дело… А то я знаю нормального ростовщика на Серебряном Дворе, он берет всего десять процентов в месяц. Все равно, конечно, как зубы драть, но все-таки получше прочих.

Я кивнул и вздохнул. «Серебряным Двором» называлось место, где держали свои лавки официальные ростовщики из гильдии. Но мне они ничем не помогут.

– Ну ничего, бывало и хуже, – сказал я.

Шагая в Имре и ощущая на плече привычную тяжесть лютни, я еще раз все хорошенько обдумал.

Положение было сложное, но все же не безвыходное. Ни один официальный ростовщик не даст денег без залога сироте из эдема руэ, но можно было взять денег у Деви. И все же к этому прибегать не хотелось бы. Мало того что она брала зверские проценты, меня тревожило то, какие услуги она может потребовать, если я вдруг не сумею выплатить долг. Вряд ли это будет что-то пустяковое. Или простое. Или совершенно законное.

Вот о чем я размышлял, переходя Каменный мост. Я завернул к аптекарю, а потом направился к «Седому человеку».

Отворив дверь, я увидел, что «Седой человек» не трактир, а гостиница. Здесь не было общего зала, где постояльцы собираются и пьют. Только небольшой, богато отделанный и обставленный холл вкупе с богато одетым привратником, который уставился на меня весьма неодобрительно, чтобы не сказать с отвращением.

– Чем могу служить, молодой человек? – осведомился он, когда я вошел.

– Я в гости к даме, – сказал я. – Ее имя – Динель.

Он кивнул:

– Я схожу и посмотрю, у себя ли она.

– Не трудитесь, – сказал я, направляясь к лестнице. – Она меня ждет.

Привратник преградил мне путь.

– Увы, пропустить вас к ней я не могу, – сказал он. – Но с удовольствием посмотрю, у себя ли она.

И протянул руку. Я посмотрел на нее.

– Нельзя ли вашу визитную карточку? – сказал он. – Чтобы я мог вручить ее даме?

– А как же вы можете вручить ей мою карточку, если даже не знаете, у себя она или нет? – поинтересовался я.

Привратник улыбнулся особенной привратницкой улыбкой. Улыбка была снисходительная, любезная и при этом такая неприятная, что я нарочно ее запомнил, на будущее. Подобная улыбка – это произведение искусства. И я, выросший на сцене, способен был ее оценить сразу в нескольких аспектах. Подобная улыбка в определенных кругах ничем не хуже ножа, возможно, в один прекрасный день она мне пригодится.

– Видите ли, – сказал привратник, – дама, безусловно, у себя. Но это вовсе не значит, что она у себя для вас.

– Можете ей передать, что пришел Квоут, – сказал я. Все это меня скорее позабавило, чем оскорбило. – А я подожду.

Ждать пришлось недолго. Привратник спустился вниз с раздраженным видом, словно он уже предвкушал, как сейчас выкинет меня за дверь, и был разочарован.

– Прошу вас, – сказал он.

Я последовал за ним наверх. Он отворил дверь, и я прошествовал мимо него, стараясь выглядеть как можно более небрежно и горделиво, чтобы посильнее его разозлить.

Я очутился в гостиной с широкими окнами, в которые били лучи предзакатного солнца, достаточно большой, чтобы выглядеть просторной, несмотря на расставленные по ней кресла и кушетки. У противоположной стены стояли цимбалы с молоточками, а один угол был целиком занят массивной модеганской арфой.

Денна стояла в центре комнаты, одетая в зеленое бархатное платье. Прическа открывала ее стройную шею и выставляла напоказ изумрудные серьги-капельки и такую же подвеску на груди.

Денна беседовала с молодым человеком. Он был… самое удачное слово, какое я могу подобрать, – это «хорошенький». Миловидное, чисто выбритое лицо с большими темными глазами.

Молодой человек выглядел как дворянин, от которого отвернулась удача, причем достаточно давно, чтобы стало ясно, что это уже не временные трудности. Одежда хорошая, но мятая. Черные волосы явно подстрижены с расчетом на завивку, но слишком долго не встречались с щипцами цирюльника. Глаза у него запали, как будто с недосыпа.

Денна протянула мне навстречу обе руки.

– Квоут! – воскликнула она. – Познакомьтесь, это Джеффри!

– Рад знакомству, Квоут, – сказал Джеффри. – Динель мне немало о вас рассказывала. Вы ведь немного… как это сказать? Волшебник?

Улыбка у него была открытая и совершенно бесхитростная.

– Точнее сказать, арканист, – ответил я настолько вежливо, насколько мог. – Слово «волшебник» приводит на ум слишком много ерунды, о которой пишут в волшебных сказках. Люди думают, будто нам полагается носить черные мантии и потрясать птичьими потрохами. – А вы сами кто будете?

– Джеффри у нас поэт, – сказала Денна. – Хороший поэт, между прочим, хоть он это и отрицает.

– И буду отрицать! – кивнул Джеффри, но тут его улыбка увяла. – Однако мне пора. У меня назначена встреча с людьми, которых нельзя заставлять ждать…

Он поцеловал Денну в щечку, дружески пожал мне руку и удалился.

Денна проводила его взглядом.

– Славный юноша…

– Ты так говоришь, будто жалеешь об этом, – заметил я.

– Не будь он такой славный, ему было бы по силам удержать в голове две мысли зараз. Может быть, они бы даже столкнулись и выбили искру. Ну, хотя бы струйку дыма – это создало бы видимость, что там внутри хоть что-то происходит.

Денна вздохнула.

– Что, он настолько туп?

Она покачала головой:

– Да нет. Просто доверчив. В нем нет ни капли расчетливости, и с тех пор, как он появился тут месяц назад, он только и делает, что попадает впросак.

Я достал из кармана плаща два маленьких матерчатых свертка, голубой и белый.

– У меня для тебя подарок.

Денна взяла их в руки, вид у нее был слегка озадаченный.

Несколько часов тому назад это казалось хорошей идеей, а теперь выглядело как глупость.

– Для твоих легких, – пояснил я, немного смутившись. – Я знаю, у тебя временами бывают проблемы…

Она склонила голову набок.

– Ах вот как? А откуда ты это знаешь, а?

– Ну, ты упоминала об этом, когда мы были в Требоне, – сказал я. – Я разузнал, что к чему. Вот это, – я указал на один сверток, – заваривают как чай: пероедка, яснотка, логатм…

Я указал на второй:

– А вот это надо всыпать в кипящую воду и дышать паром.

Денна переводила взгляд с одного свертка на другой.

– Я написал, как их принимать, на клочках бумаги, вложенных внутрь, – сказал я. – Голубой – это тот, который надо кипятить и дышать над паром. Голубой цвет означает воду, понимаешь?

Она подняла взгляд на меня:

– А чай разве не на воде заваривают?

Я растерянно поморгал, потом покраснел и начал было что-то говорить, но Денна расхохоталась и замотала головой.

– Да шучу я, шучу, – ласково сказала она. – Спасибо тебе большое. Это самый приятный подарок, который я получала за много-много дней.

Она подошла к комоду и бережно убрала матерчатые свертки в резную деревянную шкатулку.

– А ты, похоже, недурно устроилась! – сказал я, указывая на богато обставленную комнату.

Денна пожала плечами, равнодушно глядя на богатую обстановку.

– Это Келлин недурно устроился, – ответила она. – А я так, пребываю в его отраженном свете.

Я понимающе кивнул:

– Я-то думал, ты нашла себе покровителя!

– Ну что ты, это все неофициально. Мы с Келлином просто «гуляем вместе», как говорят в Модеге, и он учит меня игре на арфе.

Она кивнула в сторону инструмента, громоздившегося в углу.

– Может, покажешь, чему ты успела научиться? – попросил я.

Денна смущенно покачала головой. Волосы соскользнули у нее с плеч.

– Да у меня пока плохо получается…

– Ничего, – любезно сказал я, – я сдержу свои здоровые порывы и не стану шипеть и кусаться.

Денна рассмеялась.

– Ну ладно! Только чуть-чуть!

Она подошла к арфе, подтащила поближе высокий табурет и оперлась на него. Подняла руки к струнам, помедлила – и заиграла.

Мелодия была вариацией на тему «Барашка с бубенцом». Я улыбнулся.

Играла она неспешно, почти царственно. Очень многие думают, будто стремительность игры есть признак истинного виртуоза. Их можно понять. То, что делала в «Эолиане» Мари, было чудом. Но то, в каком темпе ты можешь перебирать струны, – лишь малая часть искусства. Главное – умение выдерживать паузу.

Это все равно что рассказывать анекдоты. Слова может запомнить кто угодно. И повторить их тоже. Но для того, чтобы люди смеялись от души, этого мало. И если рассказать анекдот быстрее, смешнее он от этого не станет. Тут, как и во многих делах, пауза лучше спешки.

Вот почему настоящих музыкантов так немного. Очень многие могут петь или пиликать на скрипке. А музыкальная шкатулка и подавно может сыграть одну и ту же песню сколько угодно раз без сучка без задоринки. Но знать ноты еще мало. Надо еще уметь сыграть их правильно. Беглость пальцев нарабатывается со временем и с практикой, а вот с чувством ритма надо родиться. Оно либо есть, либо нет.

У Денны с ритмом было все в порядке. Она играла медленно, но не было впечатления, будто она играет неуверенно. Мелодия тянулась, точно долгий поцелуй. Не то чтобы я тогда что-то знал о поцелуях. Но, видя, как она стоит, обнимая руками арфу, с сосредоточенно прикрытыми веками, слегка поджав губы, я чувствовал, что, когда придет мое время целоваться, мне хочется делать это столь же протяжно, старательно и неспешно.

И еще она была прекрасна. Думаю, неудивительно, что меня особенно тянет к женщинам, у которых музыка в крови. Но в тот день, когда она играла мне, я впервые увидел ее такой, какая она есть. Прежде меня все отвлекала то новая прическа, то покрой платья. Но теперь, когда она заиграла, все это исчезло из виду.

Что-то я заговариваюсь… Довольно будет сказать, что играла она впечатляюще, хотя заметно было, что она только учится. Несколько раз она брала неверную ноту, но не морщилась и не вздрагивала, как бывает с новичками. Как говорится, ювелир узнает алмаз и без огранки. Вот так и я. А она была алмазом. Ну, вот так.

– Я смотрю, ты далеко ушла от «Белочки на крыше», – негромко заметил я, когда отзвучали финальные ноты.

Она только плечами пожала, не глядя мне в глаза.

– Да мне тут и делать почти нечего, остается только заниматься, – сказала она. – Келлин говорит, что я не лишена дарования.

– И давно ты занимаешься? – спросил я.

– Оборота три… – Она призадумалась, потом кивнула: – Чуть меньше трех оборотов.

– Матерь Божья! – сказал я, покачав головой. – Никому не рассказывай, как быстро ты научилась играть. Прочие музыканты тебя возненавидят.

– У меня пока еще пальцы не разработались, – сказала она, глядя на свои руки. – Я не могу заниматься столько, сколько хочется.

Я взял ее за руку и развернул ладонью кверху, чтобы посмотреть на кончики пальцев. На них были подживающие кровавые мозоли.

– Да ты…

Я поднял голову и вдруг увидел, как близко она от меня. Рука ее была прохладной на ощупь. Она смотрела на меня огромными темными глазами. Одна бровь слегка приподнята. Не изумление, не игривость – просто сдержанное любопытство. Я вдруг ощутил пустоту и странную слабость в животе.

– Что – я? – переспросила она.

Я сообразил, что понятия не имею, что именно собирался сказать. Хотел было ответить: «Понятия не имею, что я хотел сказать». Но тут же подумал, что это было бы глупо. Поэтому не сказал ничего.

Денна опустила глаза, взяла меня за руку и перевернула ее ладонью кверху.

– А у тебя руки нежные, – сказала она, легонько коснувшись моих кончиков пальцев. – Я думала, мозоли будут жесткими на ощупь, а они нет, гладкие такие…

Сейчас, когда она не смотрела мне в глаза, я немного пришел в себя.

– На это просто нужно время, – объяснил я.

Денна подняла глаза и лукаво улыбнулась. Мой разум сделался пуст, как новый лист бумаги.

Секунду спустя Денна отпустила мою руку и прошла мимо меня на середину комнаты.

– Быть может, хочешь чего-нибудь выпить? – спросила она, грациозно опускаясь в кресло.

– Я был бы весьма признателен, – ответил я чисто машинально. Я осознал, что по-прежнему держу руку в воздухе, как дурак, и опустил ее.

Денна указала на соседнее кресло, я сел.

– Смотри!

Она взяла со столика маленький серебряный колокольчик и негромко позвонила в него. Потом подняла руку с растопыренными пальцами и принялась загибать их, считая. Большой палец, потом указательный…

Не успела она согнуть мизинец, как в дверь постучали.

– Войдите! – сказала Денна, и шикарно одетый привратник отворил дверь.

– Мне хотелось бы горячего шоколаду, – сказала она. – А Квоуту…

Она вопросительно посмотрела на меня.

– Я бы тоже не отказался от шоколада, – сказал я.

Привратник кивнул и исчез, затворив за собой дверь.

– Иногда я делаю это нарочно, просто чтобы заставить его побегать, – стыдливо призналась Денна, глядя на колокольчик. – Не представляю, как он ухитряется его услышать! Одно время я думала, будто он так и сидит в коридоре, прижавшись ухом к моей двери.

– А можно мне взглянуть на колокольчик? – спросил я.

Денна протянула мне колокольчик. На первый взгляд он был вполне обычный, но, перевернув его, я увидел цепочку крохотных рун, тянущихся вдоль внутреннего края.

– Да нет, он не подслушивает, – сказал я, возвращая колокольчик ей. – Просто внизу висит второй такой же колокольчик, который звонит одновременно с этим.

– Но как? – спросила она и тут же сама ответила на свой вопрос: – Магия, да?

– Ну, можно сказать, что да.

– Так вот чем вы там занимаетесь! – она кивнула в сторону реки и находящегося за нею университета. – Как-то это… мелко.

– Ну, это самое легкомысленное использование сигалдри, какое я когда-либо видел, – признался я.

Денна расхохоталась.

– У тебя такой оскорбленный вид! – сказала она. Потом спросила: – Так это называется «сигалдри»?

– Изготовление подобных предметов называется «артефакцией», – ответил я. – А «сигалдри» – это вырезание или написание рун, которые заставят предмет работать.

Глаза у Денны вспыхнули.

– Так, значит, в письме есть магия? – спросила она, подавшись вперед. – А как это действует?

Я ответил не сразу. Не только потому, что вопрос требовал слишком пространного ответа, но и потому, что университетские правила касательно разглашения тайн арканума были весьма строги.

– Ну, это все довольно сложно… – протянул я.

По счастью, в этот момент в дверь снова постучали и подали нам шоколад в исходящих паром чашечках. У меня слюнки потекли от одного только запаха. Привратник поставил поднос на столик и молча удалился.

Я отхлебнул глоток и улыбнулся, ощутив густую душистую сладость.

– Тыщу лет шоколаду не пробовал! – сказал я.

Денна взяла чашечку и окинула взглядом гостиную.

– Даже странно, как подумаешь, что некоторые люди всю жизнь так и живут, – задумчиво сказала она.

– А тебе тут что, не по душе? – удивился я.

– Шоколад мне нравится, и арфа тоже, – сказала она. – А вот без колокольчика я вполне могла бы обойтись, как и без целой комнаты, предназначенной только для того, чтобы там сидеть.

Она сомкнула губы с выражением легкого недовольства.

– И мне очень не по душе, что ко мне приставлен человек, которому поручено меня стеречь, как будто я сокровище, которое могут украсть.

– Но разве ты не стоишь того, чтобы тебя ценили?

Денна пристально посмотрела на меня поверх чашки, как будто была не уверена, что я говорю всерьез.

– Мне не по вкусу, когда меня держат под замком, – угрюмо пояснила она. – Я не против, чтобы мне давали комнаты, но, если я не могу свободно приходить и уходить, когда захочу, эти комнаты не очень-то мои.

Я вопросительно взглянул на нее, но прежде, чем успел уточнить, что она имеет в виду, Денна махнула рукой.

– Да нет, вообще-то все не так плохо, – вздохнула она. – Но я уверена, что Келлину докладывают о том, когда я ухожу и прихожу. Привратник сообщает ему о том, кто у меня бывает, это я знаю точно. И это меня несколько злит, вот и все.

Она невесело усмехнулась.

– Я выгляжу неблагодарной мерзавкой, да?

– Вовсе нет, – ответил я. – Когда я был мальчишкой, наша труппа странствовала повсюду. Но каждый год мы проводили по нескольку оборотов во владениях нашего покровителя, выступая перед его семьей и гостями.

Я покачал головой, вспомнив, как это было.

– Барон Грейфеллоу был щедрым патроном. Нас кормили за его столом. Он осыпал нас подарками…

Я осекся, вспомнив полк крошечных оловянных солдатиков, которых он подарил мне. И тряхнул головой, чтобы избавиться от этого воспоминания.

– И все же отца это бесило. Он буквально на стенку лез. Для него была невыносима сама мысль, что им кто-то распоряжается.

– Да! Вот именно! – воскликнула Денна. – Если Келлин говорит, что собирается навестить меня в такой-то вечер, я внезапно чувствую, как будто у меня нога прибита к полу. Если я уйду – это будет хамство и тупое упрямство, но если я сижу дома, я себя чувствую собакой, которая ждет под дверью.