Хроника Убийцы Короля. День второй. Страхи мудреца. Том 1 Ротфусс Патрик

Глава 39

Противоречия

На следующее утро, ближе к полудню, мы с Вилом шли в архивы, чтобы встретиться там с Симом и разрешить наш вчерашний спор.

– Все дело в его отце, – вполголоса рассказывал Вилем, пока мы шагали между серых зданий. – Отец Сима владеет герцогством в Атуре. Хорошие земли, но…

– Погоди! – перебил я. – Так что же получается, у нашего маленького Сима отец – герцог?

– Наш маленький Сим, – сухо заметил Вилем, – на три года старше тебя и на пару дюймов выше.

– А каким герцогством? – спросил я. – И не настолько он меня выше!

– Далонир, – сказал Вилем. – Но ты же знаешь, как оно бывает. Атуранская знать… Неудивительно, что он об этом не распространяется.

– Да ладно тебе! – поддел я его, указывая на кишевших вокруг студентов. – Тут, в университете, самое непредвзятое общество, какое существовало с тех пор, как церковь спалила дотла Калуптену!

– Ну, я заметил, что ты тоже не стремишься упоминать о том, что ты из эдема руэ.

Я ощетинился.

– Ты что, хочешь сказать, что я этого стыжусь?

– Я говорю, что вслух ты об этом не упоминаешь, – спокойно ответил Вил, твердо глядя мне в глаза. – Вот и Симмон тоже. И, полагаю, у вас обоих есть на то свои причины.

Я подавил раздражение и кивнул.

Вилем продолжал:

– Далонир на севере Атура, так что они достаточно богаты. Однако у него трое старших братьев и две сестры. Старший сын наследует владения. Второму отец купил воинский чин. Третий пошел по церковной части. Ну, а Симмон…

Вилем не договорил.

– Да, мне как-то сложно представить Сима священником, – согласился я. – Или военным, если уж на то пошло.

– Так Сим и оказался в университете, – закончил Вилем. – Его отец надеялся, что он станет дипломатом. Но тут Сим обнаружил, что ему нравится алхимия и поэзия, и сделался членом арканума. Его отец от этого не в восторге.

Вилем многозначительно взглянул на меня, давая понять, что это еще очень мягко сказано.

– Но быть арканистом – это же весьма почетно! – возра-зил я. – Куда лучше, чем быть расфуфыренным лизоблюдом при каком-нибудь дворе!

Вилем пожал плечами.

– Семья платит за его обучение. И дает ему денег на жизнь.

Он сделал паузу, чтобы помахать кому-то на том конце двора.

– Но домой Симмон больше не ездит. Даже ненадолго. Его папаша любит охоту, драки, попойки и девиц. Подозреваю, нашему мягкосердечному книжнику Симу дома доставалось куда меньше любви, чем того заслуживает умный сын.

Мы с Вилом встретились с Симом в своей обычной читальной норке, уточнили подробности заключенного по пьяни пари и разошлись в разные стороны.

Через час я вернулся с небольшой стопкой книжек. Поиски мне облегчило то, что я занимался изысканиями касательно амир с тех самых пор, как Нина принесла мне свой свиток.

Я негромко постучался в дверь читальной норки и вошел. Вил с Симом уже сидели за столом.

– Чур, я первый! – радостно воскликнул Сим. Он заглянул в свой список и вытянул книгу из стопки. – Страница сто пятьдесят вторая!

Он раскрыл книгу на нужной странице и принялся проглядывать ее.

– Ага! «И тут девушка поведала обо всем…» тра-ля-ля… «…и отвела их в то место, где наткнулась на языческие игрища»!

Он посмотрел на меня, уперев палец в страницу.

– Видал? Тут написано – «языческие»!

Я сел.

– Давай посмотрим остальное.

Во второй книге Сима говорилось примерно то же самое. А вот третья таила в себе сюрприз.

– «Изобилие в окрестностях путевых камней, указующее на то, что некогда, в незапамятные времена, здесь пересекалось несколько торговых путей…»

Он осекся, потом пожал плечами и протянул книгу мне.

– Да, эта, похоже, поддерживает твою точку зрения.

Я не удержался от смеха.

– Так ты их что, вообще, что ли, не читал перед тем, как принести сюда?

– Это за час-то? – Симмон тоже фыркнул. – Нет, конечно. Я просто обратился к скрибу.

Вилем зыркнул на него исподлобья.

– Не к скрибу. Ты у Куклы спросил, верно?

Симмон напустил на себя вид чистой невинности. Учитывая, что его лицо от природы выглядело невинным, это лишь придало ему глубоко виноватый вид.

– Ну, может, я к нему и заглянул, – уклончиво ответил он. – И он действительно посоветовал мне пару книг, где имеются сведения о серовиках.

Видя, как изменилось лицо Вилема, он вскинул руку.

– Не смотри на меня свысока! Это уже и так обернулось против меня!

– Снова Кукла, – буркнул я. – Когда же вы наконец меня с ним познакомите? А то вы оба молчите о нем как рыбы.

Вилем пожал плечами.

– Встретишься с ним – поймешь.

Книги Сима делились на три категории. Одни поддерживали его точку зрения, в них говорилось о языческих обрядах и жертвенных животных. Другие рассуждали о древней цивилизации, которой они служили путевыми камнями, невзирая на то что некоторые из них стояли на отвесных склонах или на дне рек, где никаких дорог быть не могло.

Последняя же книга оказалась весьма любопытной по другим причинам.

– «…Пара стоячих монолитов, на которых сверху лежит третий, – читал Симмон. – Местные жители называют это место «двери». Весенние и летние празднества всегда включают в себя украшение этих камней и танцы вокруг них, однако родители запрещают детям играть поблизости от этих камней во дни полнолуния. Один достопочтенный и во всем прочем вполне разумный старец утверждал, будто…»

– Ну, и так далее, – сказал Сим, оборвав чтение на полуслове, и уже хотел было с отвращением захлопнуть книгу.

– Так что же он утверждал? – спросил Вилем. У него разгорелось любопытство.

Симмон закатил глаза и продолжал читать:

– «Утверждал, будто в определенные дни и часы люди могут миновать эти каменные двери и очутиться в прекрасной стране, где обитает сама Фелуриан, что любит мужчин и убивает их своими объятиями».

– Интересно… – пробормотал Вилем.

– Да что тут интересного? Вздор это все, ребяческие суеверия! – сердито сказал Симмон. – И все это ничуть не поможет нам понять, кто же из нас прав.

– А тебе как кажется, а, Вилем? – спросил я. – Ты ведь у нас беспристрастный судия!

Вилем подвинулся к столу и взглядом пересчитал книги.

– Семь за Симмона. Шесть за Квоута. Три противоречивы.

Мы быстро проглядели те четыре книги, что принес я. Одну из них Вилем отмел. Счет сделался семь в пользу Симмона и девять в мою.

– Не то чтобы решающее преимущество… – задумчиво произнес Вилем.

– Можем объявить ничью, – великодушно предложил я.

Симмон насупился. Как добродушен он ни был, а проигрывать пари терпеть не мог.

– Ну ладно, идет, – сказал он.

Я обернулся к Вилему и указал глазами на пару книг на столе, оставшихся нетронутыми.

– Похоже, наш с тобой спор разрешится куда быстрее, ниа?

Вилем хищно ухмыльнулся.

– Как нельзя быстрее!

Он показал мне книгу.

– Здесь имеется текст указа о роспуске ордена амир.

Он открыл заложенную страницу и принялся читать вслух:

– «Их деяния отныне подлежат суду согласно законам империи. Никому из членов ордена впредь не дозволяется разбирать дела либо выносить решения в суде».

Он самодовольно взглянул на меня.

– Видал? Раз их лишают права суда, значит, изначально у них было такое право. Логично будет предположить, что они были частью атуранского чиновничества.

– Вообще-то говоря, – извиняющимся тоном возразил я, – в Атуре церковь всегда обладала правом суда.

Я показал одну из своих двух книг.

– Забавно, что ты нашел именно «Альпура пролиция амир». Потому что я ее тоже принес. Указ-то этот был издан именно церковью.

Вилем помрачнел.

– Ничего подобного! Здесь написано, что это был шестьдесят третий указ императора Нальто.

Мы были озадачены. Сравнив книги, мы обнаружили, что они прямо противоречат друг другу.

– Ладно, я так понимаю, что эти две книги друг друга отменяют, – сказал Сим. – Что у вас есть еще?

– Вот «Свет истории» Фелтеми Рейса, – буркнул Вилем. – Там все однозначно. Я не думал, что мне потребуются другие доказательства.

– А это вас не смущает? – спросил я, постучав костяшками пальцев по двум противоречащим друг другу книгам. – Они не могут утверждать противоположные вещи!

– Да мы только что пролистали двадцать книг, утверждающих противоположные вещи! – заметил Симмон. – Что удивительного в том, что их стало на две больше?

– Предназначение серовиков наверняка никому не известно. Так что по этому вопросу и должно быть несколько разных мнений. Но «Альпура пролиция амир» – это официальный указ. Он в одночасье превратил в изгоев тысячи самых могущественных людей Атуранской империи. Он стал одной из первопричин падения империи. Противоречиям тут взяться неоткуда.

– Но ведь орден распущен более трехсот лет тому назад, – сказал Симмон. – За это время могли возникнуть некоторые разночтения.

Я покачал головой, листая обе книги.

– Одно дело – противоречивые мнения. А другое дело – противоречивые факты.

Я показал свою книгу.

– Это «Падение Империи» Греггора Меньшего. Он пусто-слов и ханжа, но при этом лучший историк своей эпохи.

Я взял в руки книгу Вилема.

– Фелтеми Рейс – далеко не столь прославленный историк, но куда более серьезный ученый, чем Греггор, и крайне тщательно относится к фактам.

Я обвел взглядом обе книги, нахмурился.

– Ерунда какая-то выходит…

– Ну и что теперь? – спросил Сим. – Снова ничья? Так неинтересно!

– Нам нужен третейский судья, – сказал Вилем. – Кто-нибудь более сведущий, чем мы.

– Более сведущий, чем Фелтеми Рейс? – переспросил я. – Не думаю, что нам стоит обращаться с подобными пустяками к Лоррену.

Вил покачал головой, встал и разгладил складочки на своей рубашке.

– Похоже, тебе пора познакомиться с Куклой.

Глава 40

Кукла

– Главное – быть повежливее, – вполголоса говорил Симмон, пока мы пробирались по узкому проходу, заставленному книгами. Наши симпатические лампы бросали широкие полосы света на полки, тени нервно плясали и дергались. – Но не вздумай разговаривать с ним свысока. Он немного… немного странный, но он далеко не глуп. Обращайся с ним точно так же, как с любым другим человеком.

– Только вежливо, – ехидно заметил я, устав от непрерывной череды советов.

– Именно, – серьезно кивнул Симмон.

– А куда мы идем-то? – спросил я, в основном затем, чтобы прекратить нотации Сима.

– На третий нижний, – сказал Вилем и повернул к длинной лестнице, ведущей вниз. За века каменные ступеньки истерлись и теперь выглядели прогнутыми, точно полки, нагруженные книгами. Когда мы принялись спускаться, игра теней сделала ступени гладкими, темными и бесконечными, точно опустевшее речное устье, прорытое водой в скале.

– А вы уверены, что он там?

Вил кивнул:

– По-моему, он почти не выходит из своих комнат.

– Из своих комнат? – переспросил я. – Так он там живет, что ли?

Они ничего не ответили – Вилем свернул на другую лестницу, потом провел нас длинным и широким коридором с низким потолком. И наконец мы дошли до неприметной двери где-то в углу. Если бы я не знал, что это не так, я бы принял ее за одну из бесчисленных читальных норок, разбросанных по хранению.

– Только смотри, не делай ничего, что может вывести его из себя! – нервно предупредил Симмон.

Я скроил самую почтительную мину, какую только мог. Вилем постучал в дверь. Ручка повернулась почти что в тот же миг. Дверь чуточку приоткрылась, потом распахнулась. На пороге стоял Кукла. Он был выше любого из нас. Рукава его черной мантии живописно развевались на сквозняке, дующем из открытой двери.

Он надменно посмотрел на нас сверху вниз, потом лицо его сделалось озадаченным и он схватился за голову.

– Ой, погодите, капюшон забыл! – сказал он и пинком захлопнул дверь.

Как ни кратко было это странное явление, я успел заметить кое-что, что меня шокировало.

– Обугленное тело Господне! – шепнул я. – У него же там свечи! А Лоррен об этом знает?

Симмон открыл было рот, чтобы ответить, но тут дверь распахнулась снова. Фигура Куклы заполняла весь дверной проем, черная мантия четко вырисовывалась на фоне теплого свечного света у него за спиной. Теперь он был в капюшоне, руки его были воздеты к потолку. Длинные рукава одеяния развевались в потоке воздуха. Но этот же самый сквозняк подхватил его капюшон и наполовину стащил с головы.

– А, черт! – рассеянно сказал Кукла. Капюшон наполовину сполз ему на спину, закрыв один глаз. Кукла снова пнул дверь.

Вилем с Симмоном стояли с непроницаемыми лицами. Я воздержался от комментариев.

На секунду воцарилась тишина. Наконец из-за двери послышался приглушенный голос:

– Не могли бы вы постучать еще раз? А то без этого как-то не то.

Вилем послушно подступил к двери и постучал снова. После второго удара дверь распахнулась, и мы увидели перед собой внушительную фигуру в черном одеянии. Лица не было видно под капюшоном, длинные рукава трепетали на ветру.

– Кто взывает к Таборлину Великому? – провозгласил Кукла. Голос у него был звучный, но слегка приглушенный капюшоном. Он сделал театральный жест. – Не ты ли, Симмон?

Кукла сделал паузу, и его голос утратил театральную звучность:

– Мы ведь сегодня уже виделись, да?

Симмон кивнул. Я чувствовал, как он пытается сдержать смех, норовящий вырваться на свободу.

– Давно ли?

– Да где-то час назад.

– Хм… – капюшон кивнул. – Ну что, на этот раз лучше вышло?

Он поднял руку, чтобы снять капюшон, и я обратил внимание, что мантия ему великовата и рукава свисают до самых кончиков пальцев. Когда из-под капюшона показалось его лицо, он ухмылялся как ребенок, переодевшийся в папину одежду.

– Таборлина ты раньше не изображал, – заметил Симмон.

– А! – Кукла, похоже, был несколько обескуражен. – Ну а как у меня получилось на этот раз? В последний раз, я имею в виду. Хороший у меня Таборлин вышел?

– По-моему, неплохо, – сказал Симмон.

Кукла взглянул на Вилема.

– Мантия мне понравилась, – сказал Вил. – Но мне всегда казалось, что Таборлин говорил негромко.

– Угу…

Кукла наконец взглянул на меня.

– Привет.

– Привет, – ответил я самым вежливым тоном.

– Я тебя не знаю. – Он помолчал. – Ты кто?

– Я Квоут.

– Ты так уверенно об этом говоришь… – сказал он, пристально глядя на меня. И снова помолчал. – Меня зовут Куклой.

– Кто тебя так зовет?

– Все.

– Что за «все»?

– Кто такие «все»! – поправил он, подняв палец.

Я улыбнулся.

– Ну ладно: кто такие «все»?

– «Все» значит «все те, о ком идет речь».

– И о ком же идет речь в данном случае? – уточнил я, улыбнувшись еще шире.

Кукла рассеянно улыбнулся мне в ответ и сделал неопределенный жест.

– Ну, знаешь, все они. Люди.

И продолжал смотреть на меня все так же, как я бы разглядывал любопытный камушек или листок, какого прежде никогда не видел.

– А ты себя как зовешь? – спросил я.

Его это, похоже, несколько удивило, и он взглянул на меня по-иному, более обыденно.

– Ну, это уж слишком! – сказал он с легкой укоризной. Потом взглянул на стоявших молча Вилема и Симмона. – Ну что, вам пора войти.

Он повернулся и вошел в комнату.

Комната была не особенно просторна. Но тут, во чреве архивов, она выглядела на диво неуместно. Удобное мягкое кресло, большой деревянный стол и пара дверей, ведущих в соседние комнаты.

Повсюду были книги, книжные полки и шкафы, забитые до отказа. Книги лежали стопками на полу, валялись вокруг столов, громоздились на стульях. На одной стене я с удивлением увидел пару задернутых штор. Я с трудом отделался от впечатления, что за ними должно быть окно, хотя и знал, что мы глубоко под землей.

Комнату озаряли лампы и свечи, длинные тонкие церковные свечки и толстые столпы, покрытые наплывами воска. Каждый язычок пламени вселял в меня смутную тревогу – я не мог отделаться от мысли об опасности открытого огня в здании, наполненном сотнями тысяч драгоценных книг.

А еще тут были куклы. Марионетки, свисающие с полок и колышков, вбитых в стены. Сваленные грудой в углах и под стульями. Некоторые, в процессе изготовления или починки, валялись на столе вместе с инструментами. Некоторые полки вместо книг были забиты фигурками, искусно вырезанными и раскрашенными фигурками людей.

По пути к столу Кукла стащил с себя черную мантию и оставил ее валяться на полу. Под мантией оказалась самая простая одежда: жеваная белая рубашка, жеваные черные штаны и разные носки со штопаными пятками. Я обнаружил, что он старше, чем показалось мне сначала. Лицо у него было гладкое, без морщин, но волосы – белые как снег и редеющие на макушке.

Кукла освободил для меня стул, бережно сняв с сиденья маленькую марионетку и пристроив ее на ближайшей полке. Сам он уселся на стол, а Вилем с Симмоном остались стоять. К их чести, их это не особо смутило.

Порывшись в груде вещей на столе, Кукла достал бесформенный кусок дерева и ножичек. Еще раз пристально, изучающе взглянул на мое лицо и методично заработал ножичком. На стол посыпались мелкие кудрявые стружки.

Как ни странно, мне не хотелось никого расспрашивать о том, что происходит. Когда задаешь так много вопросов, как я, мало-помалу учишься соображать, когда это уместно, а когда нет.

А кроме того, я и так уже знал, что мне ответят. Кукла был одним из тех немного безумных гениев, что сумели найти себе место в университете.

Обучение в аркануме оказывает на головы студентов ряд противоестественных воздействий. Самая примечательная из всех этих противоестественных вещей – способность творить то, что большинство людей именует магией, а мы – симпатией, сигалдри, алхимией, именованием и всем прочим.

Некоторым все это дается легко, у других начинаются проблемы. Самые тяжелые сходят с ума и попадают в Гавань. Однако большинство голов не разбивается вдребезги, столкнувшись с арканумом, – так только, чуть-чуть трескается. Порой эти трещинки проявляются в мелочах: тиками или заиканием. Другие студенты слышат голоса, делаются забывчивы, слепнут, немеют… Иногда только на час или на день. Иногда навсегда.

По-видимому, Кукла был студентом, который тронулся умом много лет назад. Он, как и Аури, сумел найти себе место, хотя меня удивляло, как это Лоррен позволил ему поселиться здесь, внизу.

– Он всегда так выглядит? – спросил Кукла у Вилема и Симмона. Вокруг его рук уже громоздился небольшой ворох светлых стружек.

– Обычно да, – сказал Вилем.

– Как именно? – уточнил Симмон.

– Как будто вы с ним играете в тирани, он обдумал игру на три хода вперед и уже решил, как именно он тебя обставит.

Кукла еще раз окинул взглядом мое лицо и срезал с дерева еще одну тонкую стружку.

– Это изрядно бесит, по правде говоря.

Вилем хохотнул.

– Кукла, это его думательное лицо. Он так выглядит очень часто, но не всегда.

– А что такое тирани? – спросил Симмон.