Игра теней Кук Глен
— Отряд растет, — сказала она. — С тех пор как вы оставили Башню, ты навербовал уже двадцать человек.
— Ага. — Я сел рядом, устремив взгляд к городу, — Джии-Зле…
— Где Черный Отряд уже нес службу. Да где он только не служил…
— Верно, — хмыкнул я. — Мы пробираемся в наше прошлое. Отряд возвел на трон Джии-Зле нынешнюю династию. И ушел без обычных разборок. Что же будет, если мы въедем в город под развернутым знаменем?
— Есть лишь один способ выяснить. Надо попробовать.
Взгляды наши встретились. Множество мыслей и чувств искрами скользнули навстречу. С той потерянной минуты прошло много времени. Мы избегали подобных встреч, словно нами овладела запоздалая юношеская застенчивость.
Закат сиял великолепным заревом. Я просто не мог забыть, кем она была. Она же злилась на меня. Но все же хорошо скрывала это, присоединившись ко мне и наблюдая, как лицо города окутывает ночь. То было косметическое искусство, не снившееся ни единой пожилой княгине!
Зачем ей было тратить силы, сводя меня с ума? Я и сам прекрасно справлюсь.
— Чужие звезды, чужое небо, — заметил я. — Все созвездия полностью покинули свои места. Еще немного, и я не смогу отделаться от мысли, что попал в иной мир.
Она тихонько фыркнула.
— Мне это уже кажется. Ч-черт… Пойду-ка я пошарю в Летописи, что там сказано об этом Джии-Зле. Не знаю отчего, но не нравится мне это место.
То была истинная правда, хотя я только что осознал это. Странно. Как правило, меня тревожат люди, а не места.
— Так что же тебе мешает?
Я почти слышал, что она думает. Иди. Прячься. Заройся в книги и дела давно минувших дней. Я останусь здесь, чтобы взглянуть в лицо дню нынешнему и грядущему.
То был один из таких моментов, когда что ни скажи, все будет не то. Поэтому я выбрал из двух зол меньшее — молча встал и пошел.
И по дороге к лагерю едва не налетел на Гоблина. Он был так занят, что не услышал меня, хотя я, пробираясь впотьмах, наделал немало шуму.
Он, лежа за валуном, пожирал глазами сутулую спину Одноглазого и столь явно замышлял недоброе, что я не смог пройти мимо. Нагнувшись к его уху, я негромко сказал:
— Бу-у-у!
Он всквакнул и подскочил футов на десять, а затем смерил меня злобным взглядом.
Придя в лагерь, я принялся за поиски нужной мне книги.
— Костоправ, какого дьявола ты суешь нос куда не просят? — спросил Одноглазый.
— Что?
— Не суй нос в чужие дела! Я караулил этого пакостного жабеныша, и, если бы ты его не спугнул, он бы у меня…
Из темноты к нему скользнула веревка и улеглась кольцом на его коленях.
— Ладно, в другой раз не повторится.
Летопись ничем не смогла развеять моих опасений. Я нажил себе настоящую паранойю с нервным зудом между лопаток и уже стал вглядываться в темноту, пытаясь рассмотреть, кто следит за мной.
Гоблин с Одноглазым продолжали щетиниться друг на друга. Наконец я спросил:
— Ребята, вы не могли бы хоть немного делом заняться?
Да, конечно, еще бы не мочь, однако они не могли согласиться, что их склока — вовсе не такое уж всесодрогающее событие, и потому просто взирали на меня, ожидая продолжения.
— Как-то мне не по себе. Не то чтоб я предчувствовал беду, но чувство похожее. И чем дальше, тем оно сильнее.
Они с каменными лицами хранили молчание.
Зато высказался Мурген:
— Я знаю, о чем ты. Костоправ. Как мы пришли сюда, я — тоже весь дерганый.
Я оглядел остальных. Гогот смолк. Прекратилась игра в «мясо». Масло с Ведьмаком слегка кивнули, подтверждая, что и они как бы не в своей тарелке. Прочие же постеснялись признаться, опасаясь выглядеть сопливыми. Вот так. Может, моя медвежья болезнь — не совсем игра воображения.
— Я чувствую, что в этом городе наступит переломный момент в истории Отряда. Вы, два умника, можете мне сказать, отчего?
Гоблин с Одноглазым переглянулись и промолчали.
— Единственная странность этого места, описываемая в Летописи, заключается в том, что отсюда Отряд просто взял да ушел. Случай редкий.
— Это как понимать?
Нет, из Мургена вышел бы прекрасный базарный зазывала!
— Так, что нашей братии не пришлось отступать отсюда с боем. Они могли продлить срок службы. Но капитан услышал о чудесной горе на севере, усыпанной якобы серебряными самородками в фунт каждый.
Там еще было о чем порассказать, но меня просто не слушали. Мы более не были Черным Отрядом, а просто кучкой людей, родства не помнящих, собравшихся похожими способами. Насколько в этом виноват я? Насколько это неблагоприятное стечение обстоятельств?
— Нечего сказать? — Оба лишь задумчиво смотрели на меня. — Ладно. Мурген, завтра расчехляй наше знамя. Со всеми регалиями.
У многих поднялись брови.
— Кончайте с чаем, ребята. Готовьте глотки для настоящего питья. Там, внизу, варят подлинный эликсир бессмертия!
Это вызвало некоторый интерес.
— Видите? Все же Летопись кое на что годна!
Я устроился сделать кое-какие записи в последнем из собственных томов Летописи, поглядывая временами на наших колдунов. Они забыли свою вражду и заняли мысли свои делами посерьезнее, чем измышление проказ.
В очередной раз подняв глаза, я внезапно увидел серебристо-желтую вспышку. И, похоже, именно у тех валунов, где мы с Госпожой любовались огнями ночного города.
— Госпожа!
Я с десяток раз ободрал колени, а после почувствовал себя круглым дураком, увидев, что она сидит себе на камне, обняв колени, опустив на них подбородок и предаваясь вечерним раздумьям. Свет только что взошедшей луны освещал ее сзади. Мое внезапное шумное появление привело ее в замешательство.
— Что случилось? — спросил я.
— Что?
— Я видел здесь какие-то странные вспышки. Выражение ее лица в неверном лунном свете казалось искренне недоумевающим.
— Ладно. Наверное, просто шутки лунного света. Возвращайся поскорее. Завтра выходим рано.
— Ладно, — тихо, встревоженно отвечала она.
— Что-нибудь не так?
— Нет. Просто мне одиноко.
Я и без объяснений понимал, что она хочет сказать.
Возвращаясь назад, я наткнулся на Гоблина с Одноглазым, осторожно пробиравшихся вперед. В пальцах их плясали волшебные искры, а в глазах — тлел ужас.
Глава 16. Лозан воюет
Лозан был изумлен. Все действительно шло так, как и должно было. Таглиосцы отдали лежавшие за Майном земли, не шевельнув даже пальцем, даже не думая защищать их. Войска Хозяев Теней перешли реку и по-прежнему не встретили сопротивления. Тогда армия разделилась на четыре свои составляющие. Не встретив сопротивления и после этого, армии разделились на отдельные роты — так удобней грабить. И добыча была так хороша, что под грузом ее дисциплина не устояла.
Внезапно и повсеместно таглиосские мародеры принялись вырезать фуражиров и мелкие разведотряды. Армии вторжения понесли огромные потери, прежде чем разобрались в обстановке. План этот был разработан Корди Мотером, заявившим, что он подражает тактике своих военных кумиров Черному Отряду. Когда же агрессор отреагировал увеличением фуражиров, он ответил заманиванием их в засады и ловушки. Наивысшей точкой его успеха стало уничтожение двух рот, завлеченных в специально подготовленные тесные городки, поджигавшиеся по входе в них неприятеля. В третий раз, однако, противник на эту приманку не клюнул. Вдобавок доверенные Корди таглиосцы были истреблены. Сам он, раненый, вернулся в Таглиос, чтобы поразмыслить о поворотах фортуны.
Лозан в это время отправился в восточные земли с Копченым и двадцатью пятью тысячами добровольцев, держась поближе к неприятельскому главнокомандующему и усиленно изображая серьезную угрозу, силу, готовую при малейшей ошибке врага жестоко покарать его. Копченый не собирался вступать в бой и выказал такое упрямство, что даже Лозан склонен был возроптать.
Копченый объявил, что ждет, когда случится нечто, меняющее ситуацию. Что именно — не говорил.
Что касается Ножа — тот был на юге, в отданных без боя землях вдоль реки Майн. Он должен был собрать отряд из местных для перехвата вражеских гонцов. Это оказалось легко — мостов через Майн не было, а переправиться вброд можно было лишь в четырех местах. Должно быть, Хозяева Теней были крайне заняты. Они ничего не заподозрили. А быть может, они просто решили, что отсутствие вестей — само по себе благая весть.
И то, чего ждал Копченый, наконец-то произошло.
Как выразился Нож, жрецы являли собою кошмар Таглиоса. Между распространенными основными тремя религиями согласия не наблюдалось. Когда же межконфессионная вражда затихала, внутри каждой находились собственные раскольники, еретики и сектанты. Вся таглиосская культура вращалась вокруг различий в догматах веры и жреческих усилий, направленных на то, чтобы обойти остальных. Множество бедняков — особенно в провинциях — не принадлежали ни к одной конфессии, так же как и правящая династия. Кто хочет править и впредь, тот не может позволить себе никаких предпочтений.
Старый Копченый ждал, когда кто-нибудь из высших жрецов додумается попробовать обрести популярность для себя и своих присных, обезглавив неприятеля и тем самым лишив возможности продолжать войну.
— Совершенно циничный политический маневр, — пояснил он Лозану. — Прабриндрах долго выжидал оказии показать остальным, что получится, если не послушают его.
И он таки показал.
В конце концов одного из жрецов осенила эта гениальная идея. Убедив пятнадцать тысяч человек в том, что они способны справиться с опытными профессионалами, он взялся за дело. Он даже вывел всю эту толпу навстречу неприятелю. Найти врага оказалось легче легкого: главнокомандующий Хозяев Теней тоже решил воспользоваться удобным случаем. Все прочие завоеванные земли были полностью усмирены одним мощным ударом.
Лозан и Копченый с несколькими прочими стояли на вершине холма, где обе стороны могли видеть их, и полдня наблюдали, как две тысячи человек вырезают пятнадцать тысяч. Впрочем, части таглиосцев удалось уйти, но только потому, что неприятель слишком устал для погони.
— Вот теперь будем драться, — сказал Копченый.
И тогда Лозан выдвинул свои силы и принялся допекать противника, пока тот, в раздражении, не начал преследование. Лозан бежал, пока враг не остановился. Тогда он ударил снова. И снова побежал. И так далее. Он перенял этот трюк из некоей полузабытой былины, когда Черный Отряд отступал целых десять тысяч миль, прежде чем заманил противников в ловушку, где те и полегли — все до единого, — хотя до последнего момента считали, что победа — факт уже решенный.
Однако неприятель, вероятно, тоже знал эту историю. Во всяком случае, не пожелал быть заманенным. Перед первыми же препятствиями враги просто стали лагерем, прекратив движение. Лозан переговорил с Копченым, тот кликнул по ближайшим деревням добровольцев и начал окружение чужеземцев стеной.
В следующий раз враг просто повернул назад и маршем направился к Таглиосу. Это следовало сделать с самого начала, оставив на время охоту за богатством. И Лозан принялся наскакивать с тыла и продолжал досаждать врагам, пока их командир не убедился, что от него лучше бы избавиться, иначе покоя не предвидится никакого.
Лозан сказал Копченому:
— Я ни хрена не смыслю ни в тактике, ни в стратегии, но я себе представил, что против меня — один-единственный человек. То есть их главный. Если заставить его делать, что мне надо, он поведет за собой остальных. А уж как раздразнить человека, чтоб полез драться, — это я знаю.
Это было правдой.
Генерал Хозяев Теней наконец загнал его в городишко, специально подготовленный к этому маневру. То была более масштабная разновидность трюка Корди. Только без пожаров. Из города было выведено все население, а его место заняли двадцать тысяч добровольцев. Эти, пока Лозан с Копченым играли с неприятелем в кошки-мышки, строили стену.
Лозан вошел в город и показал врагам нос. Он сделал все, чтобы разозлить неприятельского командира. Хотя и не сразу это удалось. Неприятель окружил город, мобилизовал всех, подвернувшихся под руку и способных хотя бы ноги переставлять, и двинулся штурмом.
Получилась кровавая свалка. Врагам пришлось туго, так как тесные улочки не позволяли использовать преимущество сплоченности и дисциплины. Со всех крыш в них стреляли из луков. Их кололи копьями из-за каждого угла и каждой двери. Однако как солдаты они были на голову выше. Они положили множество таглиосцев прежде, чем осознали, что попали в западню и обороняющихся — раз в шесть больше, чем ожидалось. Отступать было поздно. Однако большую часть оборонявшихся враги забрали с собой в могилу.
Когда все было кончено, Лозан вернулся в Таглиос. Воротился домой и Нож. Они снова открыли свою таверну и недели две праздновали победу. Тем временем Хозяева Теней поняли, что произошло, и это их вовсе разозлило. В ход пошли все мыслимые угрозы. Но таглиосский князь, Прабриндрах Драх, в основном показывал им нос и предлагал приберечь все это для тех мест, где не светит солнце.
Лозан же с Ножом и Корди отдохнули с месячишко, а затем настала пора следующей части плана, заключавшейся в долгом походе на север с Радишей Драх и Копченым. Лозан полагал, что веселого по пути будет мало, — однако лучшего способа, никто предложить не смог.
Глава 17. Джии-Зле
Поутру я поднял всех и заставил нарядиться в лучшие праздничные одежды. Мурген развернул наше знамя. Как раз для этого случился кстати достаточно крепкий бриз. Громадные вороные жеребцы наши били копытами и грызли удила — им не терпелось отправиться в путь.
Страсть их сама собою передалась меньшим братьям. Все было упаковано и погружено. Ждать долее не было никаких причин — кроме, разве, той, что нам, возможно, предстояло не просто так себе въехать в город.
— Волнуешься, Костоправ? — спросил Гоблин. — Словно скоро выходить на сцену?
Это было правдой, и он это отлично понимал. Мне хотелось демонстративно плюнуть в лицо своим предчувствиям.
— Что ты придумал?
Вместо прямого ответа он обратился к Одноглазому:
— Когда спустимся к той седловинке, где они уже смогут видеть нас, сработай парочку громов и «трубу рока». А я займусь «скачкой сквозь огонь». Пусть видят, что Черный Отряд вернулся.
Я взглянул на Госпожу. Та наблюдала за происходящим отчасти насмешливо, отчасти покровительственно.
На минуту мне показалось, что Одноглазый сейчас затеет свару, однако он проглотил командирский тон Гоблина и коротко кивнул.
— Давай, Костоправ. Идти — так идти.
— Тронулись! — скомандовал я.
Что они задумали, я не понял, однако они могут производить впечатление, если захотят.
Они поехали вперед вместе. В дюжине ярдов позади скакал Мурген со знаменем. Остальные построились в обычный порядок. Мы с Госпожой ехали бок о бок, ведя на поводу запасных лошадей. Поймав краешком глаза блеск спин Ишака с Лошаком, я подумал, что теперь у нас имеется даже кое-какая пехота.
Сначала мы ехали, подчиняясь изгибам и петлям узкого пологого овражка, но милю спустя он начал расширяться, пока не превратился в пристойную дорогу. Мы миновали несколько домиков, принадлежащих, по-видимому, пастухам, но вовсе не таких уж убогих и простых.
И вот, едва перевалили мы за склон указанной Гоблином седловинки, началось представление. Оказалось оно почти таким, как он и обещал.
Одноглазый пару раз хлопнул в ладоши, и в ответ прогремели удары грома, заставившие содрогнуться сами небеса. Затем он прижал ладони к щекам, и вострубила труба — с такой же примерно громкостью. В это время Гоблин проделал нечто, наполнившее седловинку густым черным дымом, превратившимся затем во внушающее страх, однако безвредное пламя. Мы поскакали сквозь него. Я подавил искушение пустить коней галопом, а Гоблину с Одноглазым — велеть, чтобы лошади извергали огонь и вышибали молнии из-под копыт. Да, возвращение Отряда следовало сделать зрелищным, однако нельзя переигрывать — может оказаться больше похожим на объявление войны.
— Это произведет на них впечатление, — сказал я, оглянувшись на своих людей, выезжающих из пламени, причем обычные лошади становились на дыбы и кидались в стороны.
— Если только не перепугает до чертиков. Осторожнее бы надо, Костоправ.
— Ничего. Сегодня с утра я дерзок и опрометчив.
Может, этого не стоило говорить после вчерашних нехватки дерзости и недостатка опрометчивости. Но она промолчала.
— Они говорят о нас.
Госпожа указала на две приземистые сторожевые башни, выстроенные по сторонам дороги, в трех сотнях ярдов впереди. Хочешь не хочешь, а придется ехать между ними, сквозь узкий проход, осененный тенью смерти. На верхушках башен вовсю работали гелиографы, переговариваясь между собой и, без сомнения, с городом также.
— Надеюсь, они говорят что-нибудь приятное. Наподобие: «Ура, они вернулись!».
Отсюда я уже мог разглядеть и людей. С виду они не собирались драться. Двое-трое сидели между зубцов, свесив ноги наружу. Один, которого я определил как офицера, стоял в амбразуре, поставив ногу на зубец и облокотившись на колено, и внимательно наблюдал за нами.
— Вот примерно так делаю и я, когда нужно устроить действительно надежную и коварную ловушку, — проворчал я.
— Не у всех же в мире такой змеиный ум, Костоправ!
— Да-а? Да я сущий простак в сравнении с некоторыми моими знакомыми!
Она одарила меня испепеляющим взглядом огненной Госпожи старых времен.
И, поскольку рядом не было Одноглазого, я сам сказал себе: «Да в змеях-то смысла куда больше, чем в Костоправе. Они-то только ради позавтракать на охоту выбираются…» Мы уже приблизились к одной из башен; Мурген и Гоблин с Одноглазым уже миновали ее.
Я поднял шляпу в приветственном салюте.
Офицер на миг отвернулся, нагнулся и бросил вниз какой-то предмет. Вращаясь, летел он прямо в меня, поэтому я подхватил его в воздухе.
— Каков молодец! Неплохо бы нам пару таких…
Я посмотрел, что же такое поймал.
Предмет оказался черным стеком, около дюйма с четвертью в толщину и дюймов пятнадцати в длину, вырезанным из какого-то тяжелого дерева и изукрашенным какой-то неуклюжей резьбой.
— Будь я проклят!..
— Будешь. Что это?
— Офицерский жезл! Никогда прежде не видал! Но в Летописи они повсюду упоминаются до самого падения Шама — это такой таинственный затерянный город на плато, по которому мы прошли…
Я поднял жезл и еще раз отсалютовал человеку наверху.
— Отряд бывал там?
— Там-то он и кончился после ухода из Джии-Зле. Капитан не нашел своей серебряной горы. Он нашел Шам. Летопись об этом рассказывает крайне невнятно. Похоже, населяла Шам какая-то заблудшая белая раса. И, кажется, дня через три после того, как Отряд отыскал Шам, его нашли и предки наших Ишака с Лошаком. Они ввергли себя в какое-то религиозное неистовство и напали на город со всех сторон. Первая волна к тому времени, как Отряд отразил ее, повырезала почти все население и большинство офицеров Отряда. Уцелевшие отправились на север, так как с юга наступала еще одна орда, не дававшая вернуться в Джии-Зле. После этого о жезлах никто и не упоминал.
На это она ответила только, одно:
— Они знали, что вы придете, Костоправ.
— Ну да.
В этом было что-то загадочное. Загадок и тайн я терпеть не могу, но тут наличествовала всего одна из целой серии, которая никогда не выплывет на поверхность и не окажется у меня на глазах.
За сторожевыми башнями, в трети мили от городской стены, у дороги ждали два человека. Прилежащие к городу земли, ясное дело, были совершенно голы. Наверное, земля была истощена. В отдалении, к северу и к югу, было полно зелени…
Между тем один из двоих ожидавших вручил Гоблину старое отрядное знамя. Я не разобрал символики, но это, несомненно, было оно, только совсем истлевшее, — чего же еще ждать от вещи столь древней…
Что за дьявольщина?
Одноглазый попробовал заговорить с ними, однако это было все равно что беседовать со скалой. Они развернули лошадей и поскакали к городу. Одноглазый оглянулся, и я кивнул, подтверждая, что намерен следовать за ними.
На въезде в город нас встретил почетный караул из двадцати человек, однако больше никто не торопился с приветствиями. Под гробовое молчание ехали мы по улицам. Люди замирали, дивясь на бледнолицых пришельцев. Половину всего их внимания привлекала Госпожа.
Да, она этого заслуживала. Она была просто чертовски хороша. Утром она надела облегающий черный костюм. И ему, должен заметить, было что облегать!
Наши провожатые привели нас к казармам с конюшнями. Казарменные помещения явно содержались в порядке, но с давних пор не использовались. Похоже, нам предлагалось чувствовать себя как дома. Ладно…
Пока мы осматривали новые квартиры, наши провожатые слиняли.
— Ну что ж, — сказал Гоблин, — пускай теперь танцовщиц ведут!
Но танцовщиц не было. Вообще ничего не было, если только не считать равнодушия. Весь остаток первого дня мы держались настороже, но ничего не произошло. Расквартировали нас — и забыли. На следующее утро я отправил в город Одноглазого и Сопатого при двух самых последних новобранцах с наказом подыскать барку для сплава вниз по реке.
— Ну вот, послал козла в огород, — запротестовал Гоблин. — Надо было и меня послать, для пригляду за этим.
Масло захохотал.
Я усмехнулся, однако более никого не выпустил.
— Ты для здешних краев бледноват, малыш.
— Ишь ты, поди ж ты! Ты хоть по сторонам-то смотрел, пока ехали? Здесь есть белые, бесстрашный ты наш!
— Это правда, Костоправ, — подтвердил Ведьмак. — Не то чтоб много, но нескольких я видел.
— Кой черт их сюда занес?
Я направился к двери. Ваше Сиятельство с Шандалом расступились. Они стерегли вход на случай нежданных и нежелательных гостей. Выйдя наружу, я облокотился, о вымытую добела стену и принялся жевать стебелек лошадиного щавеля, сорванный по дороге.Да, парни говорили правду. Я увидел пару белых — старика и женщину лет двадцати пяти, идущих по улице. Все прочие разинув рты воззрились на меня, но эти выказали полнейшее равнодушие.
— Гоблин! Пошевели-ка хвостом, поди сюда!
Мрачный Гоблин выглянул из казармы:
— Ну?
— Взгляни-ка осторожненько. Старика с девушкой видишь?
— Белых?
— Да.
— Вижу. И что с того?
— Раньше их не встречал?
— В моем возрасте кажется, что любого где-то встречал прежде. Но, в здешних краях мы никогда не бывали. Значит, они, наверное, просто, похожи на кого-то, кого мы встречали. По крайней мере, она.
— Эге. А вот мне… Что-то не нравится мне, как он движется…
Гоблин сорвал стебель конского щавеля для себя. Я в тот момент смотрел на него, а когда снова обратил взгляд на улицу, странная парочка успела скрыться. Зато в нашу сторону направлялись трое черных мужиков, и выглядело все точь-в-точь по поговорке: пришла беда — отворяй ворота.
— Ох, боги мои. Крупные люди у них тут, однако, получаются!
Гоблин что-то пробормотал себе под нос, глядя мимо троицы. Озадаченно нахмурившись, он склонил голову набок, словно плохо слышал.
Трое здоровяков, подойдя к нам, остановились. Один что-то сказал. Я не понял ни слова.
— Не понимаю, парень. Попробуй другой язык.
Он попробовал. И я снова ничего не понял. Он пожал плечами и переглянулся со своими приятелями. Один из них произнес какую-то щелкающую фразу.
— Снова не угадали, ребята.
Самый здоровый исполнил некую устрашающую пляску разочарования. Приятели его о чем-то затараторили. А Гоблин, даже «до свидания» не сказав, бочком-бочком отошел в сторонку. Краем глаза я заметил его спину, скрывшуюся в проулке.
А новые друзья мои тем временем решили, что я — либо глухой, либо туп, и начали что-то объяснять мне хором и нараспев. На эти звуки наружу выглянули Сиятельство с Шандам, а за ними и прочие. Попрепиравшись о чем-то меж собой, трое здоровяков решили удалиться.
— О чем это ты с ними? — поинтересовался Ведьмак.
— О том, что ты мне надоел.
Вернулся, печатая шаг, Гоблин с широкой, самодовольной лягушачьей улыбкой на лице.
— Изумительно, — сказал я. — Я-то думал, неделя пройдет, пока я отыщу местную каталажку и ценою души своей вытащу тебя оттуда.
Гоблин, сквасив обиженную мину, проквакал:
— Мне показалось, что я вижу, как твоя подружка тайком уходит. Я просто пошел проверить.
— И, судя по твоей довольной роже, это вправду была она.
— Ну да! И я видел, как она встретилась с тем стариканом и его цыпочкой.
— Вот как? Идем-ка внутрь, поразмыслим.
Я проверил все сам, дабы убедиться, что Гоблину не примстилось.
Госпожи не было. Что за дьявольщина?
Одноглазый с приданной командой, важно выступая, вошел в казарму лишь к вечеру. Он сладко улыбался, словно кот с перьями в усах. Ишак с Лошаком тащили большую закрытую корзину. Сопатый работал челюстями, отхаркивался и улыбался так, словно вот именно сию минуту происходила какая-то крупная проказа, к коей он, может быть, изрядно приложил руку.
Гоблин, дотоле мирно дремавший, вскочил, точно ужаленный, с протестующим визгом:
— Ты, Перегар из Глотки! Немедля убирайся за дверь с этой — что-там-за-гадость-у-тебя! Или я превращу паучье гнездо, которое ты считаешь мозгами, в игрушку для навозных жуков!
Одноглазый не удостоил его и взглядом.
— Взгляни, Костоправ. Ты не поверишь, что я достал!
Парни поставили корзину на пол и откинули крышку.
— Да уж, — согласился я, приближаясь к корзине и ожидая увидеть клубок гремучих змей или еще что в том же роде.
Внутри оказалась точная копия Гоблина объемом в пинту. Хотя — пусть лучше будет гилл; в Гоблине и в самом не больше пинты.
— Что за черт? Откуда оно взялось?
Одноглазый воззрился на Гоблина.
— Этот вопрос я задавал себе многие годы, — сказал он.
Одноглазый так и сиял улыбкой, яснее всяких слов говорящей: «Эк-к я его!» Гоблин взвыл, словно разъяренный леопард, и принялся проделывать какие-то таинственные пассы. Пальцы его так и чертили в воздухе огненные загогулины.
Даже я не обратил на него внимания.
— Что это?
— Да бесенок же, Костоправ! Самый что ни на есть обыкновенный мелкий бес. Ты что, бесов никогда не видел?
— Нет. Откуда он у тебя?
Хотя стоит ли выяснять, зная Одноглазого?
— Тут, по пути к реке, возле ближайшего базара, нам попалась кучка лавчонок, торгующих разными разностями для колдунов, гадателей, духовидцев, духослышцев и так далее. Вижу, в первой же витринке — вот просто в такой дырке в стене — стоит этот малыш. И прямо-таки просится к новому хозяину. Я не смог устоять. Скажи: «Привет капитану!», Жабомордый!
— Привет капитану, Жабомордый! — пропищал бес и захихикал точь-в-точь как Гоблин, только тоненько.
— Давай, малыш, выбирайся, — велел Одноглазый.
Бес, словно подброшенный пружиной, вылетел из корзины. Одноглазый хрюкнул, поймал бесенка за ногу, перевернул вниз головой, будто ребенок куклу, и посмотрел на Гоблина. Того чуть кондрашка не хватила — он даже пассы чудные свои прекратил.
Одноглазый разжал кулак. Бес, кувыркнувшись в воздухе, приземлился на ноги, колесом прошелся по казарме — и уставился на Гоблина, словно юный ублюдок во внезапном откровении — к личности папаши. Через минуту он, опять же колесом, подкатился обратно к Одноглазому и объявил:
— Ребята, мне у вас начинает нравиться!
Читать бесплатно другие книги:
