Суровые времена Кук Глен
– Никогда не замечал.
А мог ли?
– Будь у нас дельный некромант или духовидец, мы бы удивительнейшие вещи могли выяснить. У тебя братьев-близнецов, случаем, не было?
Вдоль спины пробегал холодок. Волосы на загривке встали дыбом. Ну да, я вправду иногда странно себя чувствую… Однако он всего-навсего старался сменить тему.
К нам присоединился Гоблин.
– Мурген, с этими южанами что-то происходит.
Неподалеку закаркала, словно залившись хохотом, ворона.
– Они не собираются организовать еще один такой штурм? – спросил я. – Я-то думал, Могаба все их закавыки свел на нет.
– Не могу подобраться, чтобы разглядеть подробнее. Могаба торчит на виду. Но, я думаю, битва таки была. И Тенекрутовы секреты, пожалуй, повыбиты. И пожалуй, друзья наши готовы приняться за нас.
– Охолони. Рано манатки собирать.
Одноглазый захихикал:
– Недомерок-то наш всегда так: еще яиц не наворовал, а уж цыплят считает!
– Забыл, о чем только что говорили?! – рыкнул я. – Насчет идиотских выходок? И ты еще над Гоблином смеешься?
Как же ему без этого – дело всей жизни, можно сказать…
– О чем это вы? – требовательно спросил Гоблин.
Тут появился дядюшка Дой, что и положило конец спорам. Вот двигается-то – и быстро, и бесшумно, лучше любой Тени.
– Глашатай велел передать тебе: южане с шанцевым, инструментом вместо оружия собираются у южной стены.
– А что там такое?
С нашего насеста большую часть событий от нас заслонял изгиб стены, однако, судя по всему, на северной стороне тоже собирался большой отряд саперов.
– Рабов или пленных там не… А? А это еще что?
Это было солнечным зайцем, отраженным чем-то железным в холмах. Зайчик тут же мелькнул снова. Очевидно, меж холмов, не слишком-то скрываясь, двигались люди.
Тенекрутовым солдатам не было нужды красться. Я сказал Гоблину:
– Передай всем: с заката – полная боевая готовность.
Дядюшка Дой сощурился, глядя на холмы:
– Глаза твои хороши, Каменный Солдат.
– Знаешь что, настырный? Меня куда как лучше звать просто Мургеном.
Коренастый человек слегка улыбнулся:
– Как пожелаешь, Мурген. Я пришел от имени Глашатая. Он просил передать тебе: наступают суровые времена. Просил приготовиться умом и сердцем.
– Суровые времена?
– Кончилась лафа, – захохотал Одноглазый. – Пришло время платить за то, что валяли дурака да жир нагуливали, пока райские гурии порхали вокруг.
– Когда снова замыслишь малость нажиться, вспомни об этом.
– Чего?
– Деньгами сыт не будешь.
– Вечно ты все настроение испортишь…
– Уж таков я есть. Скажи Сопатому: пусть сбегает в цитадель и скажет Зиндабу, что южане что-то замышляют.
Лишь с Зиндабом я мог говорить, не нажимая и не преодолевая желания взять его за глотку. И Могаба не сможет попенять, что его не информировали.
Что-то будет, если Тенекрут просто возьмет да уйдет, оставив нас самих разбираться друг с другом?
По-моему, с его стороны это было бы умнее всего.
45
Сопатый едва смог подняться наверх, а после еще пять минут сипел и отхаркивался, прежде чем смог говорить. Старикашка по возрасту никак не годился в солдаты. И так уже внуков, похоже, пережил. Однако, подобно всем нам, кроме Отряда, у него не было ничего. И умрет он под нашим знаменем с черепом. То есть под тем, что теперь заменяет нам знамя.
Сопатый у нас – явление аномальное. Обычно жизнь наемника тяжела и кратка; боль и страх лишь изредка перемежаются случайными и мимолетными удачами. Свихнулся бы от такой жизни, кабы не нерушимое товарищество. И в ротах, и в шайках помельче… Но то не Черный Отряд.
И Костоправ, и я положили уйму сил на поддержание нашего братства. Пожалуй, снова пришла пора возродить обычай Ворчуна – читать Анналы вслух, чтобы люди помнили: они – часть сообщества, что долговечнее многих королевств.
– Сопатый, ты уж лучше вздремни пару часиков.
Он покачал головой. Старик наш, пока может, делает все, на что способен.
– Лейтенант наров… Зиндаб… шлет приветствия… и просит… ночью… быть настороже.
– Зачем, не говорил?
– Он вроде как… намекал… что Могаба… может… как стемнеет… решиться на… большие дела.
Могаба всегда замышляет большие дела. Дал бы Тенекрут ему возможность их начать наконец. Один-единственный слишком крупный рейд в неудачный момент – и Могаба лично узнает, отчего Тенекрута называют Хозяином Теней.
Сопатый сказал что-то на своем родном языке – Одноглазый его понимал. По тону – похоже на вопрос. Одноглазый в ответ издал несколько щелкающих звуков. Я решил, что старикан спрашивал, можно ли говорить в открытую при нюень бао. А Одноглазый заверил, что все в порядке.
– Зиндаб… – заговорил Сопатый, – велел вам… ребята… передать: слухи о… большой битве… наверное… правда.
– Ребята, мы перед Зиндабом в долгу, – сказал я. – Сдается мне, он хочет нам сказать, что больше безоговорочно не поддерживает Могабу.
Тай Дэй с дядюшкой Доем впитывали нашу беседу, словно губки.
Напряжение нарастало часами. Без всяких видимых причин у нас возникло чувство, что эта ночь станет переломной. Ребята в основном беспокоились, ожидая от Могабы новых подлостей. Со стороны Тенекрута мы не ждали неприятностей в ближайшее время.
Я не спускал глаз с холмов.
– Вот оно! – рявкнул вдруг Одноглазый.
Его обуревали те же предчувствия, что и меня.
Среди холмов вспыхнуло багряное зарево, и молнии с треском ударили в землю вкруг причудливого всадника.
– Снова вернулась, – сказал кто-то. – А где ж другой?
Вдоводела поблизости видно не было.
Равнину охватила паника. Призрак застал разбросанные по равнине секреты тенеземцев врасплох. Заорали, отдавая приказы, сержанты, во все стороны понеслись гонцы. Солдаты суетились, сталкиваясь друг с другом.
– Вон он! – крикнул Бадья.
– Кто?
– Вдоводел! – Он показал рукой. – Старик наш!
Фигура Вдоводела, сиявшая среди холмов, казалась больше самой жизни.
Гоблин, появившийся неизвестно откуда, вцепился в мое плечо.
– Гляди!
Он показал в сторону главного лагеря тенеземцев. Самого лагеря нам видно не было, но примерно над ним в воздухе возникло бледное сияние, разгоравшееся ярче и ярче.
– Значит, Тенекрут от игры не бежит, – заметил я.
– Ага. Что-то тяжеловесное пустил в ход.
– Что именно? Может, и высовываться не стоит?
– Поживем – увидим.
Прожив еще несколько минут, я и впрямь увидел. К холмам понесся громадный шар зеленоватого пламени, ударивший в то место, где появился Жизнедав. Земля встала дыбом. Камень занялся огнем. И все – без толку. Жизнедава – и след простыл.
– Промазал.
– Окривел, видать.
– Жизнедав мухлюет – на месте не стоит!
– Ошибся он, выбирая орудие, – осклабился Одноглазый. – Что же – противник будет стоять и ждать?
– Может, это – лучшее, на что он способен. Нездоров ведь.
Я тихо отошел в сторону. Пара минут – и Одноглазый с Гоблином затеют свару.
Суматоха на равнине все усиливалась. Действия южан вряд ли имели какой-то смысл – уж очень они суетились. Судя по тому, что мне удалось расслышать, их застали врасплох, почти не способных обороняться, как раз тогда, когда они, со своей стороны, только-только затеяли что-то серьезное. Доносилось до меня и – весьма испуганными голосами произнесенное – имя Кины.
А Жизнедавица наша, так похожая на эту богиню разрушения, пропала без следа. Неинтересно ей, наверное, сделалось – не появлялась больше. Тенекрут обрушил на холмы всю волшбу, что успел слепить на скорую руку. В цель не попал, разве что устроил порядочный пожар.
Лиса проникла на птичий двор. Южане ударились в повальное бегство: страх одного подхлестывал ужас его товарищей. Стоило некоторым приблизиться к стене, как мои ребята в свою очередь принялись стрелять.
– Продолжают браниться, что ноги у них промокли, – сказал Гоблин.
Я это тоже расслышал, но – смысл-то в чем?
Из главного лагеря тенеземцев в небо взвились множество ослепительно-белых огненных шаров, полностью истребивших темноту. И это, пожалуй, скорее играло на руку врагам Тенекрута, нежели ему самому.
Раздался оглушительный рев.
Дядюшка Дой исчез. Вот только что был рядом – и тут же стал несущейся по улице внизу тенью, а затем вовсе пропал из виду.
– На этот раз я уверен, – сказал Одноглазый. – Это – Госпожа.
Тон его меня насторожил.
– Однако…
– Однако другой – не капитан.
Вдоводела мы видели меньше минуты.
– Разубеди-ка меня, – пробормотал я.
– В чем?
– В том, что у нас теперь – две пары. И каждая – только наполовину настоящая.
Рядом загоготала ворона.
– Что ж за волшба такая разделила их надвое? – спросил я.
– Хотел бы я тебе сказать что-нибудь, что тебе хотелось бы слышать. Но есть у меня предчувствие: не стоит нам ничего вызнавать о происходящем.
46
Одноглазый у нас – пророк… Хотя любопытство все же разбирало. И, благодаря нюень бао, я его удовлетворил.
Свет по другую сторону города померк, сопровождавший его рев малость поутих. Часть шаров устремилась к холмам, а прочие обрушились на ту часть города, коею ведал Могаба.
По всей равнине пронеслась более мелкая волшба. Окрестности города так и засверкали серебром.
– Это уже – что-то странное. Одноглазый, а что, если построить смотровую вышку на верхушке одной из башен анфиладного огня? Так мы сможем наблюдать и за Могабой, и за Тенекрутом.
– Так для тебя ж нюень бао послеживают…
– То есть тебя не стоит просить хоть что-то сделать?
– Идейка и сама по себе неплоха. Однако, я думаю, нюень бао вполне могут быть твоими глазами, если правильно все устроишь. И не надо себе наживать паранойю, как у Ворчуна. Просто оцени то, что они приносят, и поймешь, чьим целям это может служить.
– Порой я бываю еще ленивее тебя, – сообщил я Одноглазому. – Только – умственно. Все это означает уйму раздумий. Да и все равно – свой глаз надежнее.
– Вылитый Старик… – проворчал Одноглазый. – Анналы вслух читать собираешься, так почитай хоть что-то, кроме написанного Ворчуном! Я-то думал, хоть после него от этой праведности отдохну…
Снова мы вернулись к той же схеме, что и с хлебом для черного рынка…
Воротился Гоблин.
– Забавные штуки там творятся!
– Ага? Какие?
– Я посмотрел с той стены. Люди Могабы не позаботились запретить. Он лично возглавляет этот рейд.
– Рассказывай, наконец, – пробурчал Одноглазый. – А то каждый раз балабонишь без тол… Апф!
Громадная муха влетела прямо в рот Одноглазого. Сладкая улыбочка на морде Гоблина намекала, что он вполне мог внести поправки в бессмысленный полет данного насекомого.
– Этот тип, Дой, может сообщить больше моего. Кое-кто из его ребят пошел следом за Могабиной шайкой.
– Зачем?
– По-моему, Могаба хотел добыть Тенекрута, а вместо того напоролся на Госпожу.
– Ерунда!
– Помнишь, когда появились эти шары? Она там была. Она и еще человек пятнадцать. И были они прямо возле ворот лагеря, через толпу Могабиных людей едва ли не проталкивались. По крайности, так мне рассказали. Сам не видал.
– А где дядюшка Дой?
– Наверное, с Глашатаем все это обсуждает.
Наверное.
– Вот как? Слышь, у нас ведь груда перебежчиков с Первого. Может, кто из них согласится пробраться к Могабе и высмотреть побольше?
– Да вон, ковыляет, наконец, твой огрызок.
Говорили мы прямо при Тай Дэе, словно тот был глух или же нам было плевать, слышит ли.
Дядюшка Дой привел с собою еще парочку нюень бао. Все они окружали еще одного «огрызка» – маленького и толстого таглиосца. Оружия видно не было, однако выглядел он более пленником, нежели спутником.
Что меня удивило – дядюшка Дой, поднявшись на стену, даже дыхания не сбил. Может, это он у Сопатого крадет дыхание какой-нибудь злобной волшбой?
Очень похоже на историю из той книги гуннитских мифов.
– Кого это ты словил, дядюшка?
Я взглянул на таглиосца. Тот отнесся к моему взгляду безразлично.
– Глашатай послал Баня и Биня следить за черным человеком, пожелавшим напасть на самого Хозяина Теней. Но они наткнулись на других, чужих, преследовавших подобную же цель. Этот, покинув свой отряд, присоединился к тем, кто с появлением светящихся шаров побежал к стене. Отряд чужаков мог намеренно показаться нам, дабы этот незаметно отделился в сумятице.
Я продолжал разглядывать приведенного. Тот был гуннитом – и более крепко сложенным, чем кто-либо в этих краях.
– Есть в нем что-нибудь необычное? – спросил я.
Дядюшка Дой, похоже, был очень заинтересован этим человеком.
– На нем клеймо Кади.
Это заставило меня призадуматься. А, ну да. Книга из катакомб… Кади – местное или же альтернативное имя Кины. У нее их было несколько, хоть и немного.
– Ну, раз ты так говоришь, то – наверное… Но я не вижу. Покажи.
Глаза дядюшки Доя сузились. Он испустил долгий, раздраженный вздох:
– Даже сейчас ты не желаешь разоблачать себя, Солдат Тьмы?
– Даже сейчас я не понимаю, что ты мелешь! Утомили меня такие разговоры! – Хотя во мне начали зреть подозрения. – Вместо того, чтоб сопеть, да пыхтеть, да загадочно хрюкать, ты бы сказал что-нибудь мне понятное! Вроде как я – именно то, чем хочу казаться, и при всем желании не могу вызвать молнию с неба, чтоб расчесала тебя на пробор. Кто этот тип? Кто такой, по-твоему, я? Давай, дядюшка, выкладывай!
– Он – раб Кади.
С этими словами дядюшка Дой уставился на меня, словно подначивая: попробуй, мол, не пойми. Говорить подробнее не пожелал.
Для меня сказанное не значило ничего. Но я – человек не суеверный. Он что, вправду верит, что у его языка хватит сил разбудить от вечного сна эту дьяволицу?
– Хороша же, должно быть, эта Кина, – сказал я Одноглазому. – Даже у дядюшки вызвала дрожь в коленках… Ты! Имя у тебя есть?
– Я – Зиндху. Я – из штаба воительницы, которую вы называете Госпожой. Я был послан оценить положение в городе.
Он, не отводя взгляда, смотрел мне в глаза. И его глаза были холодней, чем у ящерицы.
– Госпожа? Та самая, что была заместителем командира Черного Отряда?
– Та самая Госпожа. Улыбка богини коснулась ее.
– Так, может, он – связной? – спросил я дядюшку Доя. – Посланный Госпожой к нам?
– Он может говорить так. Но он – соглядатай тугов. Да не изреки правды, коль можешь солгать.
– Дядюшка! Старичина ты мой! Мне, тебе, и старику надо бы спокойно сесть и малость побеседовать вот на таком точно языке! Как полагаешь?
Дядюшка Дой крякнул. Может, это и означало что-нибудь.
– Туг да не изречет правды, коль может солгать.
Зиндху откровенно развлекался.
– Гоблин! Найди ему место, пусть поспит. – Я сменил язык. – И глаз с него не спускай.
– У меня и без того работы – выше головы.
– Ну приставь кого-нибудь. Ладно? Очень уж мне не нравится этот тип. И не понравится вплоть до завтрашнего утра. Бедой от него пахнет.
– И не мелкой, – согласился Одноглазый.
– А может, его просто со стены спихнуть?
Вот до чего порой доходит прагматичность Гоблина.
– Я хочу узнать о нем побольше. По-моему, мы подобрались вплотную к разгадке тайны, висящей над нами с тех самых пор, как мы пришли сюда. Пусть ходит везде свободно. Разыграем дурачков, а сами будем следить за каждым его вздохом.
Я был уверен, что в этом могу рассчитывать на помощь Глашатая.
Мои ведьмаки заныли и заворчали. И трудно их за это ругать: в конце концов, и так немалую ношу тянут.
47
Я героически храпел в наших подземельях, удалившись в сонное царство в полной уверенности, что могу спать спокойно. Сил на озорство наверняка ни у кого не осталось…
Я забрался так далеко и в сторону от обычных мест, что лишь несколько человек знали, где меня искать. Передо мной стояла задача: добрать недоспанное. Если вдруг наступит конец света, пусть ребята празднуют это дело без меня.
Кто-то тряхнул меня за плечо.
Я отказывался верить в такое. Наверное, просто дурной сон.
– Мурген, вставай. Ты должен это видеть.
Ничего подобного.
– Мурген!
Я с трудом разлепил один глаз:
– Бадья, я тут пытаюсь малость поспать. Уйди.
– Не время. Тебе надо пойти и взглянуть.
– На что?
– Увидишь. Вставай.
Отвязаться от него было невозможно. Будет трясти и нудить, пока я не выйду из терпения, а затем обидится. Однако долгий подъем к солнцу – не такая уж заманчивая вещь…
– Ладно, ладно.
Я поднялся. Собрав все силы и скрепя сердце.
Вытаскивать меня вовсе не было нужды, однако побуждения ребят я понял. Обстановка изменилась. Радикальнейшим образом.
Я глядел на равнину с разинутым ртом. То есть какая там равнина – Деджагор окружала гладь озера, над коей кое-где торчали крохотными островками верхушки насыпей-курганов. На каждом таком островке ютилась горстка несчастных зверей.
– Глубоко? – спросил я. – Не сможем этих зверюг изловить на мясо?
Вряд ли южане, учитывая появление озера, будут мешать вылазкам.
– Пока что – пять футов, – отвечал Гоблин. – Я посылал людей промерять.
– А что, вода прибывает? Откуда она взялась? И где Тенекрут?
– Насчет Тенекрута не знаю, а вода – оттуда. – Гоблин показал пальцем. – Прибывает.
Глаза у меня неплохи. Я разглядел пену и брызги там, где вода вырывалась из кольца холмов.
– Там, помнится, был старый акведук, верно?
До войны фермы на холмах орошались двумя большими каналами, снабжавшими водой и акведуки Деджагора. Акведуки Отряд разрушил, когда город еще был в руках южан. Теперь город жил, используя речную воду, да еще содержимое глубоких, почти не проточных водохранилищ, о которых мы тогда и не ведали.
– Точно. Клет и его братья полагают, что в канал завернули целую реку. С южной стороны – то же самое.
Деджагор расположен на равнине, что ниже земель за холмами. С запада и юго-востока от холмов – по небольшой реке.
– Значит, ребята обдумывают инженерный аспект?
– Ну да. В компании трех дюжин таглиосцев, чья сноровка может пригодиться.
– И до чего уже додумались?
– А что тебя интересует?
– Например, до каких пор вода может подниматься. Словом, тонуть будем?
Если все это задумал Тенекрут, значит, его образ мышления претерпел значительные изменения. Прежде он хотел вернуть себе Деджагор в целости. Теперь же он измыслил более практичное и окончательное – хотя и более деструктивное – решение задачи. Несмотря даже на то, что имущество ценил куда дороже любого количества жизней.
– Как раз над этим они сейчас и думают.
– Хм-м-м… Наверное, Тенекрут выступил вслед за Госпожой.
– Нет, – отвечал Одноглазый. – Они здесь крутятся, купального сезона ждут. Хотя мы еще посмотрим, чего дождутся…