Железный король Дрюон Морис
— По-моему, это мы уже выяснили. Да.
— А ей нравится… коллекционировать? — Ясень странно посмотрел на меня, и я торопливо добавила: — В смысле, людей? Много ли смертных у нее при дворе?
— Есть несколько, — Ясень опять закружил меня по танцполу, и на этот раз я подчинилась. Потом он снова подхватил меня в объятия и сверкнул глазами. — Смертные обычно наскучивают Маб через несколько лет. Она их либо отпускает, либо превращает в кое-что поинтересней, в зависимости от настроения. А что?
Сердце у меня забилось.
— А нет ли у нее при дворе маленького мальчика? — спросила я, послушно кружась с ним по сцене. — Четырехлетнего, с кудрявыми каштановыми волосами и голубыми глазами? Который все время молчит?
Ясень рассматривал меня со странным выражением на лице.
— Не знаю, — к моему разочарованию, ответил он. — Меня долго не было при дворе. Вдобавок мне не уследить за всеми смертными, которых королева приобретает и отпускает за долгие годы.
— А… — пробормотала я, опуская голову. Ну вот, я промахнулась. — А если ты не при дворе, то где?
Ясень холодно улыбнулся.
— В Диком лесу, — ответил он и закружил меня с новой силой. — Охочусь. Я редко упускаю свою добычу, так что скажи спасибо, что Пак струсил. — Не давая мне опомниться, принц снова притянул меня к себе и приблизил губы к моему уху. — Впрочем, я рад, что тогда не убил тебя. Я же тебе говорил, что дочь Оберона умеет танцевать!
А я-то совсем забыла о музыке; оказывается, мое тело двигалось на автопилоте, кружась по танцполу, как будто это было для меня привычным делом. Некоторое время мы молчали, отдавшись музыке и танцу. Я столько всего чувствовала, а мелодия нарастала крещендо, и в конце концов в ночи не осталось никого, кроме нас, кругами порхающих по сцене.
Затем — последняя спираль, и музыка умолкла. В итоге я оказалась прижата вплотную к принцу; его лицо склонилось совсем близко, серые глаза смотрели ярко и пристально. На миг мы замерли неподвижно, застыли в безвременье, а сердца наши яростно колотились рядом. Весь мир исчез.
Ясень подмигнул и чуть заметно улыбнулся.
Всего каких-то полшага, и наши губы встретились бы…
Чей-то вскрик пронзил ночь, вернул нас в чувство.
Принц отпустил меня, сам отступил назад; его лицо снова сделалось прежней бесстрастной маской.
Снова прозвучал крик… вслед за ним раздался громовой рев, от которого столы задрожали, а хрустальные кубки со звоном посыпались на пол.
На противоположной стороне поляны, над головами зрителей, ежевичные заросли задрожали под напором чего-то огромного, разрывающего колючие ветки. Фейри закричали, затолкались, а Оберон поднялся и звенящим голосом призвал придворных к порядку. На какой-то миг все замерло.
Ветви подались во все стороны с оглушительным треском, раздираемые чьими-то гигантскими когтями. На поляне возникло окровавленное рыжее чудище — не призрачное пугало вроде тех, что выпрыгивают из-под кровати, а настоящий монстр, способный распороть врагу живот и сожрать внутренности. Три жуткие головы глядели в разные стороны: львиная, с истекающим кровью сатиром в пасти; козлиная, с безумными белесыми глазами; и шипящая драконья, изрыгающая жаркое пламя.
Химера…
На долю секунды, равную одному биению сердца, химера застыла, тупо разглядывая нарушенный праздник; все три головы синхронно моргали. Чудовище выплюнуло пожеванного сатира на землю, и в толпе опять закричали.
Потом оно взревело — трехголосый рык поднялся до оглушительного визга, — подобралось и ринулось на фейри; придворные заметались во все стороны. Химера приземлилась возле зазевавшегося гнома и, выбросив когтистую лапищу, поразила жертву в грудь и тут же разорвала беднягу пополам. Гном зашатался и рухнул, зажимая вспоротый живот, а химера развернулась и прыгнула на тролля, повалив того на землю. Тролль оскалился, схватился за львиную голову, попытался отвести ее в сторону, но в ту же минуту драконья пасть сомкнула челюсти на шее тролля и дернула. Темная кровь брызнула мощной струей; в воздухе тошнотворно запахло ржавчиной. Тролль содрогнулся и обмяк.
Химера осмотрелась, водя окровавленными мордами из стороны в сторону, и заметила меня, застывшую на сцене. Чудовище взревело и вскочило на танцпол. Разум кричал мне: «Беги!» — но я не смела пошевелиться, только зачарованно смотрела, как тварь подобралась и изготовилась к прыжку, как ее окровавленная шкура взбугрилась мощными мускулами…
Меня обдало жарким дыханием, зловонным запахом крови и разложившейся плоти; за один из клыков зацепился обрывок красной ткани.
Химера взвизгнула, прыгнула… а я зажмурилась, надеясь только на то, что все закончится быстро.
13
Бегство из Летнего двора
Что-то отбросило меня в сторону. Я больно упала на локоть, охнула и открыла глаза.
Между мной и химерой стоял Ясень, обнажив меч. Клинок светился ледяной голубизной, лезвие, покрытое морозной паутиной, курилось туманом.
Чудовище рявкнуло и бросилось на принца, но тот отпрыгнул и взмахнул мечом. Ледяной клинок вонзился в лапу твари.
Химера заверещала и бросилась в атаку, но Ясень откатился в сторону, вскочил на ноги, вскинул руку, и пальцы его вспыхнули голубоватым светом. Тварь снова устремилась на принца; фейри взмахнул рукой — и химера завизжала, осыпаемая градом ледяных осколков.
— К оружию! — раздался громовой призыв Оберона. — Рыцари, убейте зверя! Защищайте послов! Скорей!
Звонкий голос Маб перекрыл рев химеры и беспорядочные вопли толпы: королева звала своих подданных в атаку. Фейри запрыгивали на сцену, размахивая оружием, выкрикивая боевые кличи, скаля зубы и клыки. Менее воинственные создания, напротив, прыснули врассыпную, спасаясь бегством, пока другие атаковали. Тролли и огры молотили по шкуре чудовища огромными заостренными палицами; Красные колпаки кололи химеру зазубренными бронзовыми ножами, а Светлые рыцари разили шкуру твари огненными мечами. Братья Ясеня тоже ринулись в атаку, вооруженные клинками изо льда.
Израненная, загнанная в угол химера взревела, ее драконья голова дернулась, разинула пышущую паром пасть и окатила нападающих потоком жидкого огня. Те, на кого попала кипящая слюна твари, с воплями попадали на землю в судорожных корчах — ожоги разъедали кожу до костей. Чудовище попыталось покинуть сцену, но фейри преградили путь мечами и палицами.
Обычные фейри разбежались, на сцене остались лишь воины, и владыка Благого двора поднялся с места; лицо застыло жуткой маской, длинные серебристые волосы развевались на ветру. Король вскинул руки, и земля под нами содрогнулась. Тарелки со звоном посыпались со столов, деревья задрожали, а фейри отпрянули от лающего чудовища.
Химера рявкнула и попыталась ухватить лапами воздух, удивленно мигая испуганными глазками, как будто не в силах понять, что случилось.
Сцена — огромная мраморная глыба — раскололась с оглушительным треском, взломанная изнутри толстыми шипастыми корнями, которые змеями обернулись вокруг химеры, глубоко впиваясь в шкуру. Чудовище заревело, стало лапами рвать опутавшие его живые хлысты, но тугие кольца сжимались все крепче.
Фейри снова ринулись на чудище, разя мечами и когтями.
Химера сопротивлялась, клацала смертоносными клыками и размахивала когтистыми лапами, хватая тех, кто оказался слишком близко. Какой-то огр треснул палицей по боку чудовища, но и сам попал под жуткий удар тяжелой лапы, вспоровший его плечо насквозь. Светлый рыцарь-фейри замахнулся на одну из голов химеры, но челюсти лязгнули и обдали рыцаря кипящим пламенем. Фейри с воплем отскочил, а химера подняла драконью голову и уставилась на Лесного владыку, который стоял за столом и сосредоточенно хмурился.
Чудовище разинуло пасть и набрало в грудь воздуха. Я окликнула Оберона, но мой голос потерялся в какофонии звуков, и я поняла, что предупреждение опоздает.
Ясень поднырнул между жуткими лапами и взмахнул снизу вверх ледяным клинком. Меч пронзил драконью шею, и чудовищная голова с тошнотворным хлюпаньем отскочила на мраморный пол. Ясень увернулся от извивающейся, брызгающей кровью шеи; из обрубка вырывалось жидкое пламя.
Фейри выли от боли. Ясень отскочил от капающей лавы, а какой-то тролль воткнул копье в разинутую львиную пасть, проткнув чудовище насквозь. Трио Красных колпаков умудрилось миновать смертоносные когти и прорваться к козлиной голове. Гномы кусались и тыкали чудище кинжалами.
Химера задергалась, забилась и наконец обмякла в паутине корневищ и веток, изредка подрагивая лапами. Хотя она и так уже умирала, Красные колпаки без устали рвали ее плоть на части.
Битва закончилась. После кровавого побоища повсюду воцарился хаос. Обугленные, изломанные, покалеченные тела, как брошенные игрушки, валялись у расколовшейся сцены. Пострадавшие фейри зажимали ужасные раны; их лица кривились от муки. Все заполонила вонь тлеющей плоти и крови.
Меня замутило. Стараясь не смотреть на жуткое зрелище, я отползла к самому краю сцены, и меня стошнило прямо в розовый куст.
— Оберон!
От этого вопля меня пробрало до костей. Королева Маб вскочила на ноги и, сверкая глазами, тыкала в Оберона пальчиком в перчатке.
— Как ты посмел! — рявкнула королева, а я поежилась от холода — температура резко понизилась, мороз сковал деревья и землю. — Как ты посмел натравить на нас это чудище?! Ведь мы пришли к тебе под знаменем доверия! Ты нарушил соглашение, и я такого святотатства не прощу!
Оберон оскорбился, но тут вскочила королева Титания.
— Да как ты смеешь? — взвизгнула она. В небе сверкнула молния. — Ты обвиняешь нас в том, что мы призвали чудище? Это все подстроено Темным двором, чтобы поразить нас в нашем доме!
Светлые и Темные фейри зашептались, бросая подозрительные взгляды на представителей противоположного двора, хотя еще мгновение назад бились бок о бок. Красный колпак, отплевываясь от черной кровищи химеры, спрыгнул со сцены и бросился ко мне, сверкая голодными глазками-бусинками.
— Чую человечину, — закудахтал карлик, облизываясь лиловым языком. — Чую молодую девичью кровь, плоть слаще, чем у дикой твари!
Я торопливо отошла за сцену, но он увязался следом.
— Иди ко мне, деточка! — не унимался Красный колпак. — Чудище на вкус горчит, а вы, молоденькие человечки, сладенькие! Я лишь разочек кусну… ну, может, пальчик отъем…
— Прочь, — Ясень явился из ниоткуда. Он выглядел очень опасно, особенно из-за темных брызг крови на лице. — У нас и так проблем полно, не хватало еще, чтобы ты сожрал дочь Оберона. Убирайся.
Красный колпак плотоядно оскалился, но отступил. Юноша со вздохом повернулся ко мне, смерил оценивающим взглядом.
— Ты цела?
— Ты спас мне жизнь, — прошептала я.
Я едва не добавила «спасибо», но осеклась — тот, кто произносил это слово в Волшебной стране, оказывался в долгу. Я запоздало испугалась.
— Я… я же тебе не обязана теперь, — опасливо пробормотала я. Он выгнул бровь. Я запнулась. — Никаких пожизненных долгов, обязанности стать твоей женой, ничего такого?
— Разве что их величества договорились без нас. — Ясень оглянулся на спорящих владык. Оберон пытался утихомирить Титанию, но она и слушать ничего не хотела и кидалась на него еще хуже, чем на Маб. — Похоже, все договоренности теперь официально разорваны. Возможно, начнется война.
— Война? — Что-то холодное коснулось моей щеки: в небе, исчерченном молниями, кружились снежинки. Зрелище было жуткое и прекрасное; я поежилась. — И что же будет?
Ясень шагнул ко мне и убрал прядь волос с лица. От прикосновения его пальцев меня с ног до головы пронзило, словно электрическим разрядом. Принц склонился ко мне, защекотав ухо прохладным дыханием.
— Я тебя убью, — шепнул он и отошел к своим братьям за столом. На меня он не оглядывался.
Я потрогала щеку в том самом месте, где его пальцы коснулись моей кожи; мне стало и страшно, и сладко.
— Осторожней, человек. — В самом углу сцены, в тени издохшей химеры, возник Грималкин. — Не дари своего сердца принцу-фейри. Добром такое не заканчивается.
— А тебя кто спрашивал? — огрызнулась я. — И почему ты вечно возникаешь не там, где нужно? Ты же получил свою плату. Зачем ты за мной таскаешься?
— Ты забавная, — промурлыкал Грималкин. Золотые глаза мимолетно скользнули по ругающимся владыкам. — И весьма интересуешь короля и королев. А значит, ценная пешка в игре. Интересно, что ты сделаешь теперь? Во владениях Оберона твоего брата нет.
Ясень и его братья замерли с каменными лицами; Маб с Титанией продолжали препираться; Оберон пытался успокоить обеих, но безуспешно.
— Мне надо к Темному двору, — прошептала я, а Грималкин ухмыльнулся. — Придется искать Итана во владениях королевы Маб.
— Так я и думал, — щурясь, промурлыкал мне Грималкин. — Вот только… ты же не знаешь, где находится Темный двор? Свита Маб явилась сюда по воздуху, в летающих экипажах. Как же ты его найдешь?
— Может, я спрячусь в летающей повозке? Замаскируюсь?
Грималкин весело фыркнул.
— Если тебя не унюхают Красные колпаки, то огры учуют. По дороге в Тир-на-Ног от тебя лишь косточки останутся. — Кот зевнул и облизал заднюю лапу. — Жаль, что у тебя нет провожатого, который знает дорогу.
Я уставилась на него в бессильной злобе, начиная понимать, к чему он клонит.
— Ты знаешь дорогу к Темному двору, — тихо проговорила я.
Грималкин почесал ухо.
— Может быть.
— И отведешь меня туда, — продолжила я, — за небольшую услугу.
— Нет, — Грималкин поднял морду ко мне. — Попасть в Темные земли непросто. Я запрошу огромную цену, человек, так что подумай, чего стоит твой брат.
Я примолкла и стала разглядывать стол, за которым до сих пор ругались королевы.
— Зачем мне эта тварь? — Маб фыркнула на Титанию. — Я лишилась своих верноподданных. К чему мне натравливать чудище на своих?
Титания смотрела на соперницу с неменьшим презрением.
— Тебе все равно, кого убивать, лишь бы своего добиться, — заявила она, задрав нос. — Ты выдумала хитроумный план, чтобы ослабить наш двор, а самой не попасть под подозрение.
Маб сердито вспыхнула, и снег превратился в слякоть.
— Ты обвиняешь меня в убийстве собственных подданных?! Я не намерена это слушать! Оберон! — Она в ярости обернулась к Лесному владыке и прошипела: — Найди тех, кто это сделал! — Волосы ее извивались, как змеи. — Найди и отдай их мне, иначе берегись гнева Темного двора!
— Леди Маб, не торопитесь! — Оберон предостерегающе поднял руку. — Конечно, вы понимаете, что это означает для нас обоих.
Маб даже бровью не повела.
— Я буду ждать до кануна Иванова дня. Если Светлый двор не предъявит мне виновных в этом зверстве, готовьтесь к войне, — объявила она с каменным лицом и обратилась к сыновьям, дожидавшимся ее приказаний: — Пошлите за целителями. Соберите наших раненых и мертвых. Сегодня же вечером возвращаемся в Тир-на-Ног.
— Если хочешь что-то сделать, — тихо подсказал мне Грималкин, — решайся быстрее. После их отъезда Оберон тебя не отпустит: ты слишком ценная пешка, он не уступит тебя Темным фейри, а будет держать тебя здесь, против твоей воли, — под замком, если понадобится, — лишь бы Маб до тебя не добралась. Единственная возможность сбежать на поиски брата — сегодня вечером. Другой может и не быть.
Ясень с братьями скрылись в толпе Темных фейри. Я заметила мрачный, страшный взгляд Лесного владыки и приняла решение.
— Ну ладно. Уходим отсюда.
Грималкин поднялся.
— Хорошо, — согласился он. — Уйдем сейчас, пока все не успокоились и Оберон про тебя не вспомнил. — Он осмотрел мое нарядное платье и сморщил нос. — Принесу твои вещи. Жди здесь и постарайся не привлекать к себе внимания.
Кот взмахнул хвостом, скользнул в тень и исчез.
Я стояла возле трупа химеры и нервно оглядывалась, как бы Оберон меня не заметил. С львиной гривы что-то капнуло, мимолетно сверкнуло, как будто на солнце, и с тихим звяканьем ударилось о мрамор. Я приблизилась с любопытством и опаской, одним глазом посматривая на массивную тушу, которую все еще грызли карлики в красных колпаках. На земле металлически поблескивал какой-то предмет. Я опустилась на колени и подобрала миниатюрный кругляш, похожий на металлического жучка, вроде клеща, размером с ноготь на мизинце. Длинные паучьи лапки скукожились под животом у металлического существа, точь-в-точь как у издохшего насекомого. Кругляшок покрывала липкая черная слизь; я с ужасом догадалась, что это кровь химеры.
Внезапно металлическая штучка задрыгала ножками и перевернулась у меня в ладони. Я вскрикнула и выронила кругляш на землю; металлический жучок побежал по мраморной сцене, протиснулся в щель и исчез.
Пока я с трудом оттирала пальцы от крови химеры, из ниоткуда материализовался Грималкин с моим ярко-оранжевым рюкзаком.
— Сюда, — промурлыкал кот и повел меня с поляны в заросли. — Скорей переодевайся, — приказал он, когда мы оказались под тенистыми ветвями. — Времени у нас мало.
Я расстегнула молнию на рюкзаке, вытряхнула одежду на землю и стала стаскивать с себя платье. Грималкин уставился на меня, сверкая желтыми глазами в полумраке.
— Может, отвернешься? — попросила я.
Кот зашипел.
— Ты меня не интересуешь, человек. Скорей!
Я хмуро стянула с себя платье и переоделась в старую, привычную одежду. Пока я натягивала кроссовки, Грималкин наблюдал за тем, что происходило на поляне. Три Светлых рыцаря целеустремленно шагали в нашу сторону.
Кот прижал уши.
— Тебя уже хватились. Туда!
Я бросилась вслед за котом в тень под изгородью, окружавшей всю поляну. Заросли раздвинулись, открывая узкий проход, в который я едва могла бы втиснуться на четвереньках. Грималкин, не оглядываясь, скользнул туда. Я поморщилась, опустилась на колени и поползла вслед за котом, таща за собой рюкзак.
Темный туннель извивался впереди. Я раз десять укололась, пока пробиралась по лабиринту из переплетающихся шипов; колючки цеплялись за волосы, одежду и кожу.
Грималкин обернулся и уставился на мои мучения сияющими глазищами.
— Постарайся не слишком запачкать колючки своей кровью, — велел он, а я опять больно укололась. — Нас кто угодно может преследовать, а ты оставляешь очевидный след.
— Угу, я для собственного удовольствия кровью истекаю. — Ветка запуталась у меня в волосах, и я еле высвободилась, рванувшись в сторону. — Долго еще?
— Не очень. Мы немного срезали.
— Срезали? Что, прямо в сад к Маб выйдем?
Грималкин уселся и поскреб лапой ухо.
— Нет, этот проход ведет назад в твой мир.
Я вскинулась и больно, до слез, укололась затылком.
— Что?! Ты серьезно? — Неужели можно вернуться домой, к маме?! Она, наверное, с ума сходит, волнуется!
Я осеклась. Радость сдулась, как воздушный шарик, так же стремительно, как и возникла.
— Нет, домой мне пока нельзя, — с усилием выдавила я. — Без Итана. — Я решительно прикусила губу и посмотрела на кота. — Я думала, ты отведешь меня к Темному двору…
Грималкин скучающе зевнул.
— Я и веду. Темный двор находится гораздо ближе к твоему миру, чем владения Светлых. Будет быстрее, если мы пройдем через земли смертных, а уже оттуда проскользнем в Тир-на-Ног.
— А… — Я задумалась. — Интересно, зачем Пак потащил меня через Дикий лес? Если достичь Темного двора проще из моего мира, почему он сам тем путем не воспользовался?
— Тропы — пути в Небывалое — отыскать непросто. Они меняют свое положение, почти все выводят напрямую в Дикий лес, и только немногие приведут в Летние или Зимние земли. Между прочим, такие тропы отлично охраняют. Дорога, которой мы воспользовались, ведет только в один конец. Снаружи мы ее не отыщем.
— А сюда нет другого пути?
Грималкин вздохнул.
— Есть другие пути в Тир-на-Ног из Дикого леса, но тогда придется иметь дело с тамошними обитателями. Кстати, гоблины — не самое ужасное, что встречается в лесу. К тому же стража Оберона будет за тобой охотиться, и в первую очередь станут искать в Диком лесу. Самый быстрый путь в Темные земли — тот, которым я веду тебя сейчас. Так что решай, человек. Все еще хочешь идти?
— Выбора-то никакого нет…
— Ты все время это повторяешь, — заметил Грималкин. — Запомни, выбор есть всегда. А теперь предлагаю замолчать и двигаться вперед. За нами погоня.
Мы продолжили путь по извилистому туннелю, продираясь сквозь колючие заросли. Я утратила всякое ощущение времени или направления. Поначалу я старалась избегать колючек, но шипы цеплялись и кололись, так что я перестала обращать на них внимание. Как ни странно, после этого уколы прекратились, я прибавила скорость, Грималкин ровно и быстро побежал через заросли, а я старалась не отставать. Иногда по сторонам мелькали боковые ответвления, в зарослях метались чьи-то тени, но на глаза так никто и не показывался.
Мы в очередной раз свернули и вдруг обнаружили полую цементную трубу у нас на пути. Канализационная труба: в отверстие виднелось синее небо, в котором ярко светило солнце.
— Мир смертных — там, — сообщил Грималкин. — Помни, когда мы выйдем наружу, мы уже не сможем возвратиться в Небывалое тем же путем. Возвращаться будем другой дорогой.
— Знаю, — откликнулась я.
Грималкин смерил меня долгим неприятным взглядом.
— Запомни, человек: ты посетила Небывалое, чары спали с твоих глаз. Смертные не заметят в тебе ничего необычного, однако ты станешь видеть все немного… иначе. Так что постарайся сдерживаться.
— Иначе? Как это?
Грималкин улыбнулся.
— Сама увидишь.
Мы вылезли из канализационной трубы и тут же услышали шум уличного движения — непривычные звуки после стольких дней, проведенных в лесной глуши. Мы оказались в центре города, со всех сторон над нами нависали городские здания. Канализационная труба вывела нас в придорожную канаву; над нами ревели многочисленные машины, по тротуару сновали пешеходы, погруженные в собственные мирки. Никто не обратил внимания ни на выползшего из канавы кота, ни на чумазую, до крови исцарапанную девушку.
— Так…
Несмотря на все тревоги, я ужасно обрадовалась возвращению в знакомый мир, хоть и не ожидала увидеть огромные башни из стекла и металла. Воздух холодил до дрожи, по улицам расползлась грязь и слякоть.
Я запрокинула голову и долго разглядывала высоченные небоскребы; казалось, что здания раскачиваются на фоне неба. В нашем крошечном городишке в Луизиане не было ничего подобного.
— Где это мы?
— В Детройте, — Грималкин, прищурившись, следил за спешившими мимо нас прохожими. — Секундочку. Давненько я сюда не попадал. Дай-ка подумать…
— В Детройте… В Мичигане?!
— Ш-ш-ш.
В этот миг от толпы отделилась массивная фигура в замызганной красной куртке с капюшоном и направилась к нам, сжимая бутылку, обернутую бумажным пакетом. Похож на бездомного, хотя я вообще-то никогда их не встречала. Я испугалась, но не очень: на оживленной улице много свидетелей, которые, если что, непременно услышат мой крик. Может, попрошайка поклянчит мелочь или сигареты и пойдет себе?
Незнакомец приблизился и поднял голову. В тени капюшона виднелось морщинистое бородатое лицо, кривые клыки во рту, мерцающие желтые глаза с вертикальными зрачками, как будто кошачьи. Незнакомец с ухмылкой приблизился, и я отшатнулась. Вонь едва не сбила с ног: разило опасностью, тухлыми яйцами и гниющей на солнце рыбой. Меня чуть не вытошнило.
— Какая красотка! — прорычал незнакомец и потянул ко мне свою лапищу. — Ты пришла оттуда? Верни меня туда, немедленно… Верни меня туда!
Грималкин вздыбил шерсть и серым облаком прыгнул между нами. От пронзительного кошачьего воя бездомный дернулся, в ужасе расширил глаза, испустил протяжный вопль и бросился бежать, расталкивая прохожих, оказавшихся у него на пути. Люди вскрикивали и сердито озирались друг на друга, но убегающего бомжа как будто никто не замечал.
— Что это? — спросила я у Грималкина.
— Оркулли. — Кот вздохнул. — Отвратительные создания. Панически боятся кошек, можешь себе представить? Похоже, его когда-то изгнали из Небывалого. Тогда понятно, что он говорил — просил тебя вернуть его обратно.
Я с опаской оглянулась, но оркулли скрылся в толпе.
— А что, все фейри, которые живут в человеческом мире, изгнанники? — поинтересовалась я.
— Конечно нет, — Грималкин прищурился с насмешливым пренебрежением (коты в этом деле — настоящие мастера). — Многие сами решают поселиться здесь или перемещаются между этим миром и Небывалым, если, конечно, способны найти тропу. Некоторые, вроде брауни или домовых, навсегда вселяются в какой-нибудь дом. Другие вливаются в человеческое общество, прикидываются смертными, кормятся снами, чувствами и талантами. Некоторые даже вступают в брак со смертными, хотя детей, рожденных от такого союза, в обществе фейри не принимают, а родитель-фейри обычно уходит из семьи, когда та ему наскучит. Встречаются и те, кого изгнали в мир смертных. Они устраиваются как могут, но с ними случаются странные вещи. Может, тут слишком много железа и технологий, смертельных для существования волшебных созданий. Они понемногу начинают утрачивать себя, пока не превращаются в тени себя прежних, в пустые скорлупки, при помощи чар пытающиеся казаться живыми. В конце концов они попросту перестают существовать.
Я испуганно взглянула на Грималкина.
— И с тобой такое может быть? И со мной?
Вспомнилось, как сатирка Пижма в ужасе отпрыгнула от плеера. А Робби таинственным образом прогуливал все занятия в компьютерном классе — я думала, он просто печатать не любит, а оказалось, что компьютер для него смертельно опасен.
Грималкин ничуть не переживал.
— Может быть, если останусь здесь лет на двадцать или тридцать, хотя я, разумеется, такого не планирую. А ты наполовину человек, твоя смертная кровь защищает от железа и обычного воздействия вашей науки и технологий. Я бы на твоем месте не особенно беспокоился.
— А что плохого в науке и технологиях?
Грималкин закатил глаза.
— Если бы я знал, что это превратится в урок истории, я бы выбрал более подходящее для учебы помещение, нежели городская улица. — Кот взмахнул хвостом и сел. — Представляешь себе фею на научной выставке? А почему? Потому что наука только и делает, что доказывает свои теории да пытается понять Вселенную. Наука укладывает все в аккуратные, логичные, прекрасно объяснимые коробочки. Тогда как фейри волшебны, капризны, нелогичны и необъяснимы. Наука неспособна доказать существование фейри, следовательно, нас не существует. Подобное неверие для волшебных существ смертельно.
— А как же Робби… э… Пак? — спросила я, удивляясь, что вдруг вспомнила о нем. — Как же он так долго оставался рядом со мной, ходил в школу и все такое, несмотря на железо вокруг нас?
Грималкин зевнул.
— Плутишка Робин — очень древний фейри, — заявил он. — И дело не только в этом, о нем слагали баллады, стихи и сказки, так что он практически бессмертен — до тех пор, пока люди будут о нем помнить. Я не говорю, что он не подвержен железу и технологиям — до этого далеко. Пак силен, но даже он не властен противостоять последствиям.
Я никогда не думала о своем школьном друге с этой точки зрения.
— Железо его убьет?
— Постепенно, не сразу, — Грималкин серьезно уставился на меня. — Видишь ли, Небывалое умирает, с каждым десятилетием уменьшается из-за прогресса и технологий. Смертные утрачивают веру в неведомое, верят только своей науке. Прогресс охватывает даже человеческих детенышей. Они смеются над старыми сказками, их влекут новейшие приспособления, компьютеры и видеоигры. Теперь никто не верит в чудовищ и магию. По мере того как города растут и технологии распространяются по миру, вера и воображение тают, так же как и мы.
— А как это прекратить? — прошептала я.
— Неизвестно, — Грималкин вытянул заднюю лапу и почесался. — Может, Небывалое продержится до скончания этого мира, а может, исчезнет через несколько веков. Все со временем умирает. А теперь, если ты уже обо всем расспросила, пора уходить.
— Но если Небывалое умирает, все вы тоже исчезнете?!
— Ну, сам-то я — кот, — откликнулся Грималкин, как будто это все объясняло.
Я шла по улице вслед за Грималкиным. Солнце опускалось за горизонт, на тротуарах замерцали фонари. Повсюду нам встречались фейри: волшебные создания ходили мимо нас, таились в темных аллеях, крались по крышам или прыгали на проводах. Как же раньше я их не замечала? Мне вспомнился разговор с Робби у нас дома, давным-давно, как в прошлой жизни.
«Если начнешь все видеть, перестать уже не сможешь… Многие знания — многие печали, правильно?»
Если бы я только тогда прислушалась к словам своего друга!
Грималкин провел меня еще по нескольким улицам и неожиданно замер. Через дорогу в темноте светился голубым и розовым неоном двухэтажный танцевальный клуб. Вывеска гласила: «Синий хаос». Снаружи толпились молодые мужчины и женщины, свет выхватывал из темноты их серьги, металлические запонки, высветленные волосы. Изнутри гремела музыка.
— Пришли, — довольно пробурчал Грималкин. — Энергетика вокруг портала никогда не меняется, хотя в прошлый раз здесь все было по-другому.
— Ночной клуб и есть портал?
— Проход — внутри клуба, — с деланой снисходительностью пояснил Грималкин.
— Мне туда никогда не попасть, — сказала я коту, рассматривая клуб. — Очередь почти на милю растянулась, да и вряд ли туда пускают подростков. Внутрь мне никак.
— А я-то думал, Пак тебя лучше выучил, — Грималкин со вздохом скользнул в ближайшую подворотню. Я в недоумении последовала за ним. Может, поискать другой проход?
Грималкин запрыгнул на переполненный мусорный бак и уставился на меня; глаза его светились желтыми кругами в темноте.
— Так, — начал он, взмахивая хвостом. — Слушай внимательно, человек. Ты наполовину фейри. Что еще важней, ты — дочь Оберона, и тебе уже давно пора научиться хоть немного использовать то могущество, которого все так боятся.
— У меня нет никакого…
— Конечно есть, — Грималкин сузил глаза. — От тебя веет могуществом, вот почему все фейри на тебя так остро реагируют. Ты просто не знаешь, как им пользоваться. Что ж, я тебя научу, потому что это легче, чем пытаться самому протащить тебя в клуб. Готова?
— Не знаю.
— Хорошо. Во-первых, закрой глаза…
Я с опаской подчинилась.
— Теперь мысленно ощути чары вокруг нас. Мы рядом с ночным клубом, чар здесь полно — от эмоций тех, кто там танцует. Чары — это и есть источник нашего могущества. Именно так мы меняем облик, запеваем слушателей до смерти и делаемся незаметными для глаз смертных. Чувствуешь?
— Я не…
— Хватит болтать, чувствуй!
Я попыталась, хоть и не знала, что должна почувствовать, но не чувствовала ничего, кроме собственного замешательства и страха.
И под закрытыми веками словно взорвались снопы света — я почувствовала!
Эмоции обрели цвета: оранжевый — страсть, киноварь — желание, багровый — ярость, голубой — печаль… Завораживающая игра чувств кипящим водоворотом затопила мое сознание. У меня захватило дух. Грималкин одобрительно мурлыкнул.
— Да, это чары. Сны и чувства смертных. Теперь открой глаза. Начнем с простейшего фокуса фейри — умения исчезать из-под людских взглядов, делаться невидимкой.
Я слабо кивнула, стараясь не утонуть в бурлящем потоке эмоций.
— Делаться невидимкой? Звучит несложно.
Грималкин рассердился.
— Твое неверие тебя погубит, если будешь так думать, человек. Не верь, что это невозможно, иначе ничего не получится!
— Ладно, ладно, прости! — Я примирительно вскинула руки. — Итак, что делать?