Солдаты живут Кук Глен

28. Таглиосские территории. Слепое отчаяние

Когда девушка разбудила его, Нарайян застонал, но быстро взял себя в руки. Протектор была где-то поблизости, но не ближе, чем в предыдущие два дня. Отчаянных усилий Дщери Ночи, когда она пользовалась талантами, сути которых не понимала сама, едва хватало на то, чтобы предотвратить их пленение. Но каждый день они балансировали на грани. И эта игра не могла тянуться еще долго. У них с девушкой ничего не осталось. И если Протектор подключит к охоте подвластные ей Тени…

— В чем дело? — выдохнул он, подавив боль, терзающую его теперь постоянно.

— Что-то случилось. Нечто большое. Я это чувствую. Это… не знаю, как и сказать. Словно моя мать проснулась, огляделась и снова заснула.

Нарайян ничего не понял. И сказал об этом.

— Это была она. Я знаю. Она коснулась меня. — От замешательства девушка перешла к уверенности. — Она хотела дать мне понять, Что все еще там. Хотела, чтобы я держалась. И чтобы я узнала, что скоро все изменится к лучшему.

Нарайян, хорошо знавший родную мать девушки, подозревал, что она гораздо больше унаследовала от характера своей тетки, Протектора. Та отличалась переменчивостью, а настроение Дщери Ночи могло измениться от дуновения ветерка. А ему хотелось бы, чтобы оно было более стабильным, как у ее матери. Впрочем, Госпожа могла сосредоточиться на одной навязчивой идее. Например, она твердо решила поквитаться с ним и со всем культом Обманников. Даже будучи инструментом Кины, она не испытывала к богине ни любви, ни хоть какого-то уважения.

— Ты слышал меня, Нарайян? Она там! И уже не собирается лежать там долго.

— Слышал. И обрадовался не меньше тебя. Но есть чудеса, и есть чудеса. А нам все еще нужно уйти от Протектора. — Он указал на небо западнее них. Всего лишь в полумиле над пологим и заросшим кустарником склоном кружила стая ворон.

У Душелова тоже имелись навязчивые идеи. Охота на них продолжалась уже целую вечность, пока безуспешно для обеих сторон. Неужели у Протектора нет другой работы? Кто сейчас управляет Таглиосом и его территориями?

В начале преследования Нарайян был уверен, что Душелов заскучает и займется чем-то другим. Она всегда так поступала.

Но не на этот раз. Сейчас она закусила удила.

Почему?

Когда имеешь дело с Протектором, ответить невозможно. Возможно, она увидела будущее. Возможно, не смогла придумать себе более увлекательное развлечение. Ее мотивы не всегда осмысленны даже для нее самой.

Вороны начали веером разлетаться на север от той точки, где, наверное, находилась Душелов. Казалось, что их интересует некий узкий сектор склона. Они дрейфовали, гонимые ветерком, и, не особенно напрягаясь, медленно разлетались. Нарайян и Дщерь Ночи наблюдали за ними, сохраняя полную неподвижность. У ворон острое зрение. И если двое самых святых Обманников могут их видеть, то и вороны, в свою очередь, могут увидеть их — если неустойчивый магический талант девушки на мгновение даст сбой.

Одинокая ворона спланировала на юго-восток. «Словно пьяная», — подумал Нарайян. Вскоре они уже не видели ни одной черной птицы.

— А теперь пойдем, — сказал Нарайян, — Пока мы еще можем. Знаешь, по-моему, та дымка на юге может быть Данда-Преш. Еще неделя — и мы доберемся до гор. А там нас ловить безнадежно.

Он сам не верил в то, что говорил. И оба это знали.

Дщерь Ночи шла первой. Она была гораздо подвижнее Нарайяна, и ее нередко выводила из себя его неспособность поспевать за ней. Иногда она осыпала его бранью и даже била. Он подозревал, что она бросила бы его, если бы имела другой источник существования. Но ее жизненные горизонты никогда не простирались далее границ культа, и она понимала, что живой святой имеет гораздо большее влияние среди Обманников, чем любая скверно воспитанная женщина-мессия, чей статус пока принимался только потому, что на него падал отблеск авторитета Нарайяна.

И хромота Нарайяна спасла их. Девушка сидела на корточках в кустах, оглядываясь с плохо скрываемым раздражением.

— Впереди поле. Большое. Укрытий там почти нет. Станем ждать темноты? Или обойдем? — Ей было слишком трудно поддерживать их невидимость на открытой местности.

Иногда Нарайян гадал, какой она могла бы стать, если бы выросла с родной матерью. Он не сомневался, что к этому возрасту Госпожа уже превратила бы ее в воплощение темного ужаса. И уже не в первый и даже не сотый раз желал, чтобы Кина позволила ему принести Госпожу в жертву в тот день, когда он похитил новорожденную Дщерь Ночи. Если бы эта женщина тогда умерла, то его последующая жизнь стала бы намного легче.

— Дай-ка взглянуть.

Нарайян присел. Боль вцепилась клыками в его больную ногу, словно кто-то полоснул по ней тупым ножом. Старик вгляделся в каменистую пустошь, почти лишенную жизни — если не считать приземистого и корявого обломка древесного ствола посередине, чуть выше пяти футов высотой. В нем чудилось нечто знакомое. Он не видел его прежде, но знал, Что обязательно узнает.

— Не шевелись, — прошипел он. — Даже не дыши часто. Там что-то не так.

Он замер. Девушка тоже. В подобных случаях она никогда не задавала вопросов. Он каждый раз оказывался прав.

Наконец Нарайян вспомнил. И прошептал:

— Это Протектор — тот самый ствол. Она внутри, окруженная иллюзией. Она уже прибегала к этому трюку.

Я слышал о нем, когда был пленником Черного Отряда. Так она устраивала им засады, и они предупреждали друг друга об этой уловке. Посмотри внимательно на основание той ветки, которая дважды изгибается и заканчивается пучком прутиков. Видишь, там прячется ворона?

— Да.

— Осторожно отползай назад. Медленно. Что?.. Замри!

Девушка застыла. И оставалась неподвижной долгие минуты, пока Нарайян не начал расслабляться.

— А в чем было дело? — прошептала она. Ни ствол, ни ворона не сделали ничего настораживающего.

— Там что-то было… — Но теперь Нарайян и сам начал сомневаться. Он на мгновение заметил что-то краем глаза, но когда взглянул в ту сторону, то ничего не увидел. — Возле того большого красного валуна.

— Тихо! — Девушка уставилась в другую сторону. — Мне кажется… Там. Что-то… Я ничего не вижу, но чувствую. По-моему, оно наблюдает за деревом…

Гррр!

Низкое рычание сзади они скорее ощутили, чем услышали.

После многих лет, проведенных в бегах, они развили в себе такую самодисциплину, что никто из них даже не моргнул. Мимо рысцой проследовало нечто большое и темное. Рот живого святого распахнулся, но из него так и не вырвался вопль. Девушка прижалась к нему, не делая резких движений.

Через прогалину промчалось нечто, напоминающее набор лоскутов, вырезанных из незнакомого животного. Оно совершенно не походило на собаку. И имело слишком много конечностей. Но задержавшись на краткое мгновение возле ствола, оно задрало ногу и оросило его.

А затем, разумеется, умчалось. Но Душелов осталась, приняв собственный облик. И раздираемая яростью.

— Что-то изменилось, — выдохнул Нарайян сквозь боль.

— Нечто большее, чем моя мать.

Нечто большее, чем Мать Ночи.

Нечто, что с этого момента оставило у них ощущение, будто за ними непрерывно наблюдают — даже когда они никого вокруг себя не видели.

29. Хатовар. Властелины небес

Мои вороны работали упорно. В течение часа я узнал, что Дрема уже прорвалась в наш родной мир и что форвалака бросила Ворошков и мчится к нам. Я немедленно начал отдавать приказы. Вполне возможно, что Бовок доберется до нас только через несколько часов, но я хотел быть уверен, что каждый из моих товарищей уже занял отведенную ему позицию и что все мои ресурсы могут быть пущены в ход немедленно.

Лозан Лебедь ходил за мной по пятам, напоминая, что начатая мною суета — как раз то тупое солдафонство, которое возмущало меня в действиях Дремы.

— Ты хочешь возвести свой будущий дом в Хатоваре, Лебедь?

— Эй, не убивай гонца.

Я что-то раздраженно буркнул, затем пошел и отыскал свою ненаглядную.

— Нам пора переодеваться. Готовься к спектаклю.

— О, я всегда была неравнодушна к мужчинам в черном и с птицами на плечах.

Мы завершили приготовления. Десяток уцелевших пускателей огненных шаров установлен на позициях — на мой взгляд, идеально выбранных с тем расчетом, чтобы обрушить на форвалаку плотный перекрестный огонь, когда она бросится на меня. Если это ее и не убьет, то выгонит на меня, прямо на копье Одноглазого.

Я ждал нашей схватки, и это было для меня необычным. Я не из тех, кто в нашей профессии наслаждается процессом убийства.

Вороны доложили, что монстр уже через час доберется до нас. Люди поели перед схваткой, чтобы мы смогли загасить все костры до появления форвалаки. Дою удалось добыть кабана. Его обглодали быстро. В моей команде мало вегетарианцев.

Мы с Госпожой и Лебедем убивали время, играя в «камень, ножик и бумагу», когда к нам подошел Мурген.

— Здесь Гоблин. Только что подошел к краю равнины. С ним двое парней. А ты неплохо выглядишь. — Ему еще не доводилось видеть новые доспехи Жизнедава.

— Да будут благословенны Капитан и ее бесконечная мудрость, — пробурчал я. — Быстро сработано. Надо будет приглядывать за этим мелким дерьмом. — Словно такие приказы нуждаются в повторении. Я повернулся к Госпоже. — Так что, запрячь его в работу?

— Обязательно. В первом ряду. Одноглазый же был его лучшим другом, разве не так?

— Мурген, когда он сюда спустится и мы с ним поговорим, отведи его туда, где я поставил пару двухдюймовок. Мы не знаем, остались ли в них заряды. Парней, что с ним пришли, отведи назад, пусть прикрывают подступы к вратам. А сам оставайся с Тай Дэем и Гоблином.

Мурген бросил на меня настороженно-равнодушный взгляд.

— Если придется, проткни его. Или шарахни по голове. Если он даст тебе повод.

— Какой, например?

— Не знаю. Ты взрослый и умный мужчина. Неужели сам не поймешь, нужно ли брать его в оборот?

— А тебе не кажется, что те двое приставлены к нему именно для этого?

Об этом я не подумал. Что ж, вполне вероятно.

— Они из тех, кому мы можем полностью доверять?

— Пока я шел сюда, то так и не разобрался, кто они такие.

— Значит, мой приказ остается в силе.

Я внимательно рассматривал Гоблина. В последний раз я видел его незадолго до того, как оказался в подземелье. Он сильно постарел.

— Когда я слышал о тебе в последний раз, мне сказали, что ты дезертировал.

— Я уверен, что Одноглазый все это объяснил. — Голос у него остался прежним, но в самом Гоблине ощущалось некое неуловимое отличие, причинами которого, наверное, были скорее время и предательства памяти, чем любое новое зло внутри него, но я из-за своей подозрительности никогда еще сильно не ошибался.

Рост Гоблина приближался к нижнему концу шкалы для нормальных людей. И еще он был относительно широкоплеч, несмотря на то, что в последние годы плохо питался. И еще у него практически не осталось волос. К тому же он почти не улыбался. Он выглядел бесконечно усталым, словно с трудом выдерживал накопившийся груз лет, подсчитывать которые стало для него непосильной задачей.

Мой долгий сон в пещере среди древних старцев тоже нельзя было назвать бодрящим.

— Одноглазый был бесстыжим лжецом. Как мне сказали — через пятнадцать лет после самого события, — идея принадлежала тебе, а он лишь увязался следом.

— Капитана это удовлетворило. — Он не спорил и не ехидничал. И это стало последним намеком, который мне требовался. В этом Гоблине не осталось юмора. А это крупное изменение.

— Рад за нее. Ты прибыл как раз вовремя. Форвалака будет здесь через несколько минут. И на этот раз мы ее убьем. Ты ведь не растерял свои навыки, пока торчал в ловушке, верно?

В глубине его глаз что-то шевельнулось — как мне показалось, нечто холодное и злое. Но это вполне могло быть и раздражение из-за того, что на него столь пристально и внезапно уставилось множество глаз.

— Капитан?

Тот, кто меня окликнул, наверняка один из настоящих ветеранов Отряда. Все прочие уже отвыкли называть меня так, хотя многие до сих пор называют Госпожу «лейтенантом», потому что Дрема так и не заполнила эту позицию официально. Большую часть лейтенантской работы делает Сари, несмотря на то, что официально она членом Отряда не числится.

И почему мы придаем такое значение этим мелочам?

— Что?

— Там какое-то движение. Вероятно, Черные Гончие преследуют форвалаку. Значит, монстр совсем близко.

— Всем полная готовность! Мурген, покажи Гоблину его пост. — На ходу я громыхал и звякал. Пусть мои доспехи и выглядят маскарадными, но они реальные и тяжелые.

— Капитан! — донеслось издалека. — Посмотрите туда! — Солдат вышел из укрытия, указывая в нужную сторону.

Я ахнул.

— Вот дерьмо! — взорвалась Госпожа. — Какого дьявола твои вороны нас об этом не предупредили? — Она стала озираться в поисках укрытия..

С запада в нашу сторону V-образным строем летели три непонятных предмета. Мой человек заметил их на таком отдалении, что у нас, несмотря на их скорость, еще осталось время проследить за их приближением. Этот парень с соколиными глазами заработал награду.

Летуны допустили одну ошибку — они выбрали высоту с таким расчетом, чтобы их не заметили Неизвестные Тени. И это сделало их полностью уязвимыми для обнаружения невооруженным глазом, потому что они четко выделялись на фоне ясного синего неба — сегодня стоял один из тех редких дней, когда природа решила отдохнуть от облаков и дождя.

— Ты думай только об оборотне, дорогой, — бросила Госпожа. — Это отвлекающий маневр. Я ими займусь. — Она начала выкрикивать приказы, к которым я добавил и парочку своих.

Разумеется, она ошиблась. Как раз форвалака и была отвлекающим маневром для этих летающих Ворошков, хотя Бовок наверняка не сомневалась, что верно обратное. Приблизившись, летающие колдуны стали похожи на волнистые комки, прилипшие к длинным шестам. Они были закутаны в нечто, напоминающее черную шелковую ткань, целые акры которой развевались за ними в воздухе.

Очевидно, они по какой-то причине полагали, что мы не сможем их увидеть, поэтому совершенно не старались остаться незамеченными.

Когда они снизили скорость, я немедленно заподозрил, что они хотят скоординировать момент своего подлета с форвалакой, — и оказался прав.

Комок черной ярости взорвался ревом всего в сотне ярдов от нашего самого дальнего поста. Все Неизвестные Тени окружили форвалаку. Именно так, как им полагалось — внезапно, ненадолго и в этой точке.

Едва форвалака приостановила бег и набросилась на призраков, они тут же растаяли.

В этот момент она представляла из себя замечательную мишень.

И в дело вступили проекторы огненных шаров.

К сожалению, большая часть тех, что оказались работоспособны, выпустила свои пылающие и непредсказуемые снаряды в сторону хатоварских колдунов. И лишь два малокалиберных бамбуковых шеста остались нацеленными на монстра. А один из них испустил дух, выстрелив лишь одним желчно-зеленым шаром. Тот полетел, хаотично виляя и дергаясь, но все же скользнул по боку зверя как раз вдоль шрамов, оставшихся у форвалаки после наших прежних стычек. Зато второй шест четко влепил ей заряд в плечо.

А визжать форвалака умела.

Я не сводил с нее глаз. Госпожа непрерывно говорила, держа меня в курсе остальных событий. По ее словам, летуны нарвались на неприятный сюрприз. И это побудило меня заподозрить, что в отношениях между Лизой-Деллой Бовок и Ворошками честность отнюдь не преобладала.

Им следовало бы это понять. Всем.

Ворошки все же не были уж совсем неподготовленными к неприятностям. Они окружили себя защитными заклинаниями, отклоняющими самые легкие из шаров — обычно с пути лидера к двум ведомым. Но эти заклинания не могли отклонять все шары и быстро слабели.

Я уже принял устойчивую позу, чтобы достойно встретить атаку форвалаки, когда передо мной, но позади оборотня промчался, кувыркаясь, один из летунов. Окутывающий его черный шелк полыхал. Вопль резко оборвался, когда колдун врезался в землю где-то правее меня.

Моей стратегией было направить форвалаку на меня и копье Одноглазого, причинив ей по пути как можно больше вреда. Черное копье я вставил в пустой конец бамбукового шеста длиной двенадцать футов, решив увеличить его длину. Как только копье пронзит Бовок, стрелки смогут добить ее огненными шарами. Разумеется, при том условии, что копье не утратило магическую силу после смерти Одноглазого.

И, конечно же, при том условии, что люди с огненными шарами не окажутся слишком заняты, отбивая атаку с воздуха. Я рискнул и бросил на схватку быстрый взгляд. Летун-лидер улетал обратно, разворачиваясь по широкой дуге. Если он и собирался что-то сделать, то не сделал, потому что вместо нападения ему пришлось сосредоточиться на обороне. Оставшийся Ворошк завис, дымясь, в воздухе в нескольких сотнях ярдов восточнее. Его медленно относило ветром. Очевидно, он был жив, но не более. Перед тем, как снова обратить внимание на форвалаку, я еще успел заметить, что летун очень медленно набирает высоту.

На пантеру-оборотня со свистом обрушился ливень дротиков и стрел. Все наконечники были отравлены на тот случай, если им удастся пробить шкуру.

Чудо из чудес! Немало стрел все же застряло в шкуре! Монстра тут же окутало нечто вроде черной дымки, сделав очертания тела расплывчатыми.

Госпожа кричала, отдавая приказы. И много кричала. Дисциплина стрельбы стала критическим фактором. Мы не сможем изготовить новые бамбуковые шесты, плюющиеся огненными шарами, пока не вернемся в целости и сохранности в свой родной мир. Половина из тех, с которыми мы начали схватку, уже опустела. Парни уже несколько лет не были в настоящем сражении, но дело свое не забыли. Повторно моей жене кричать не пришлось — шары перестали улетать в небо. Зато несколько стрелков воспользовались возможностью выпустить заряды в форвалаку. У бедняжки Лизы не оказалось друзей.

Как выяснилось, она все же не была полностью неуязвимой. Яд подействовал на нее гораздо быстрее, чем я ожидал, и она стала пьяно пошатываться. Выносливость и живучесть оборотней стали легендарными. По нашему опыту могу сказать, что их превосходила лишь яростная жизненная сила колдунов, принадлежащих к так называемым Десяти Взятым. Из которых Душелов и Ревун остались последними. Но вскоре и среди Взятых не останется живых.

Я твердо это решил. У меня целый список тех, кого я намерен отправить в ад.

К — этому времени монстр опять поднялся, очевидно, избавившись от воздействия стрел, огненных шаров и яда. Форвалака собиралась с силами перед броском, чтобы оказаться среди нас и обезопасить себя от самого мощного нашего оружия, а самой пустить в ход клыки и когти.

Я не знаю, что в этот момент попытались сделать колдуны. Я знаю лишь, что огненные шары вновь полетели вверх, затем земля содрогнулась, словно в нескольких футах от меня по ней ударили молотом весом десять тысяч фунтов, и тут форвалака помчалась ко мне неуклюжими прыжками, волоча заднюю ногу. Десяток ран от огненных шаров на ее шкуре еще дымился, и ее обгоняла вонь горелой плоти.

Я бросил взгляд на последнего Ворошка в небе за форвалакой. Его болтало в воздухе.

Прыгнув, Бовок ударила лапой мою самодельную пику. Удар оказался слабым и нерешительным. Наконечник копья Одноглазого пробил шкуру над правым плечом форвалаки, уже сильно поврежденным, и вонзился в плоть. Я ощутил, как он наткнулся на кость. Форвалака завизжала. Ее вес вырвал оружие из моих рук, хотя я прочно упер конец бамбукового шеста в землю.

Инерция прыжка развернула зверя. Бовок ухитрилась ударить меня на лету лапой и отшвырнуть в сторону. Приземлившись, она занялась торчащим из ее тела черным копьем. Доспехи выдержали удар ее когтей. Несколько секунд я не мог отличить верх от низа, зато голова удержалась на шее.

Я снова завладел бамбуковым шестом, но не копьем. Форвалака извивалась, визжа, рыча и кусая копье, а мои товарищи проявляли осторожность, не желая угодить под удар. Время от времени кто-то пускал в нее очередную стрелу или метал дротик, когда это можно было сделать, не рискуя промахнуться.

Ворошки пока оставались вне схватки. Один горел на склоне восточнее нас. Другой взлетал все выше и выше, теперь уже таща за собой шлейф дыма. Последний осторожно кружил — то ли выжидая момент для нападения, то ли просто наблюдая. Всякий раз, когда он начинал пикировать, на него наставляли десяток бамбуковых шестов, предлагая радушную встречу. Подозреваю, что почти все эти шесты были уже пустыми. Но он мог узнать правду только самым неприятным способом.

К доспехам Жизнедава прилагался огромный черный меч, похожий на Бледный Жезл дядюшки Доя. Я извлек его из ножен, когда форвалака попыталась приблизиться ко мне. Несмотря на возбуждение и страх, я чувствовал себя почти глупо. Ведь прошли десятилетия с тех пор, как я брал в руки меч не для уроков фехтования с Доем. А этот меч я совершенно не знал. Может, он предназначен лишь для показухи и сломается после первого же удара.

Оборотень проковылял несколько шагов вперед. От него срикошетил пущенный кем-то огненный шар. Мелькали все новые дротики и стрелы. Форвалака снова попыталась дотянуться до раны, из которой торчало копье Одноглазого. Все стрелы и дротики через некоторое время выпадали, но только не это черное копье. Оно медленно погружалось все глубже и глубже.

Я шагнул вперед, ударил. Кончик моего меча на несколько дюймов рассек левое плечо большой кошки. Она едва заметила эту рану — кровотечение через несколько секунд прекратилось, и рана закрылась, заживая у меня на глазах.

Я ударил вновь вблизи того же места. Потом еще раз. Не от отчаяния. Ее живучесть не была сюрпризом, но раны теперь исцелялись медленнее, чем прежде. А копье погружалось все глубже и глубже. И форвалака, кажется, стала терять волю к схватке.

Крики!

Уцелевший Ворошк пикировал на меня, быстро приближаясь. Его защита отклоняла сперва взлетающие навстречу огненные шары, потом стрелы. Я сперва затанцевал, чтобы не оставаться на месте, потом остановился, чтобы отпрыгнуть, когда он окажется достаточно близко. Колдун взмахнул рукой, словно собираясь что-то бросить. Но не успел, потому что неизвестно откуда возникла моя белая ворона и ударила его сзади. В голову. И его подбородок уткнулся в грудь.

Вряд ли колдун хоть как-то пострадал от удара, зато он на секунду забыл про меня и занялся вороной. Птичка уютно расположилась у него на плече и теперь старательно пыталась выклевать ему глаза.

Даже вблизи я не смог увидеть его лица. Его скрывали складки той же ткани, которая окутывала и все прочее.

Я замахнулся, но не рассчитал скорости колдуна. Лезвие врубилось в шест, на котором он летел, примерно в футе позади его задницы и вырвалось у меня из рук. Ворошк ударился о землю, потом отскочил в воздух и полетел прочь по широкой дуге, ведущей на север, непрерывно крутясь вдоль оси шеста. Покрывало (или мантия, или что там еще) колдуна развевалось в небесах. От него отрывались лоскуты и медленно падали.

Форвалака продолжала слабеть. Некоторые из моих людей осторожно выходили из-за укрытий и окружали зверя. Госпожа и Дой встали рядом со мной на расстоянии длины меча от форвалаки. Они держали обессиливающие фетиши, которые Тобо смастерил, используя хвост и клочки шкуры, которые форвалака оставила, когда убила Одноглазого. Фетиши были особенно эффективными еще и потому, что Госпожа и Тобо заговорили их, используя настоящее имя Лизы-Деллы Бовок.

— Лебедь, возьми взвод и проверь того колдуна, что горит на склоне, — приказал я. — Будь осторожен. Мурген, приглядывай за остальными двумя. — Подбитый было Ворошк уже управился со своим шестом и теперь медленно летел в нашу сторону, набирая высоту и приближаясь к уцелевшему коллеге, который остался в воздухе и все еще медленно поднимался вверх. Однако теперь уже он начал дрейфовать по ветру, а его черная мантия местами занялась реальным пламенем.

— Дорогая, ты сможешь приглядывать за Гоблином? — спросил я. Наш таинственно воскресший брат вел себя чрезвычайно тихо все время, пока семейство Ворошков обменивалось любезностями с Черным Отрядом. Если только я не просмотрел что-либо, пока был слишком занят.

— На него прямо сейчас нацелены два гарантированно хороших бамбуковых шеста.

— Превосходно. Ты сделаешь побольше таких штуковин, как только мы вернемся домой? Это лучшее оружие, которое у нас когда-либо имелось.

— Сколько-нибудь сделаю. Если будет время. Как только моя сестричка узнает о нашем возвращении, мы станем чрезвычайно заняты.

Мир внезапно залил свет цвета яичного желтка. Он поблек быстрее, чем я взглянул вверх и увидел, как на том месте, где дрейфовал дымящийся Ворошк, распустилось облако в форме тысячерукой морской звезды.

Другой Ворошк снова летел на север, на сей раз окончательно. И некто падал прямо на нас, волоча за собой огромное полотнище развевающейся черной ткани, из которой валил дым. Бревно, на котором Ворошк летал, бесследно исчезло. Падение колдуна казалось ужасно медленным.

Тем временем со склона подал голос Лозан Лебедь — кричал, что ему нужны носилки.

— Значит, тот, на склоне, еще жив, — пришла к выводу Госпожа.

— А у нас есть заложник. Ткните кто-нибудь в эту тварь палкой. Наверное, она прикидывается дохлой. — Форвалака перестала сопротивляться и лежала на спине, слегка накренившись и сжимая обеими руками древко копья Одноглазого.

— Руки, — сказал Мурген, когда Дой потыкал монстра длинным бамбуковым шестом.

— Руки, — согласился я. У оборотня началось изменение. То самое изменение, которого она столь страстно желала с тех пор, как мы убили ее хозяина и любовника Меняющего Облик. Давным-давно, еще во времена нашего первого наступления на Деджагор.

— Она умирает, — сказала Госпожа. В ее голосе прозвучало и удивление, и легкое разочарование.

30. Хатовар. Затем разожгите огонь

Нарастающий вопль валился на нас с неба. Кувыркающийся Ворошк проломил крышу навеса. Вопль оборвался. Взлетели обломки крыши.

— Мурген, сходи посмотри, — велел я.

Когда я снова взглянул на форвалаку, то обнаружил, что к нам присоединился Гоблин. Он протолкался сквозь толпу и встал возле монстра, разглядывая его. Он уже наполовину изменился, густо испещренные шрамами руки и ноги стали женскими. Бовок пока оставалась в сознании и узнала Гоблина.

Коротышка с лягушачьим лицом сказал:

— Мы пытались тебе помочь, но ты не позволила. Мы могли тебя спасти, но ты напала на нас. Поэтому теперь ты расплачиваешься. Когда становишься на пути Отряда, приходится платить. — И он протянул руку к копью Одноглазого.

Гоблина мгновенно обступили. На него направили полдюжины бамбуковых шестов. С плеч сорвали арбалеты.

Рот колдуна-коротышки несколько раз открылся и закрылся. Затем он медленно опустил руку.

Полагаю, предсмертные слова Одноглазого стали известны всем.

— Наверное, вам не следовало меня спасать, — пискнул Гоблин.