Лесная ведунья Звездная Елена

– Точно? – с надеждой вопросила я.

Мужик уверенно кивнул, доедая последний кусок последнего бутерброда. Я вздохнула, не скрывая облегчения, кот уржался так, что свалился с ветки на землю и исчез уже оттуда.

– Ну, раз поел, моешь посуду! – гордо решила похозяйничать.

Мужик выразительно посмотрел на единственную все-таки чистую практически тарелку и на идеально чистый котел с кипящей водой. Потом с усмешкой на меня, мол, мыть-то нечего.

– М-да, проблема, – была вынуждена согласиться я.

– Может, компот сварим? – даже не знаю почему предложила я.

Тяжело вздохнув, охраняб ушел в дом. Вернулся с мясом. В общем, если он и был согласен на компот, то только компот из мяса.

– У тебя хотя бы соль есть? – поинтересовался мужик, разделывая мясо на пне неизвестно где обнаружившимся топором.

У меня, кажется, вообще топора не было, где он его взял?

– Какая-то ты странная ведьма, – разрубая говядину на куски, вскользь заметил охраняб.

– Что значит странная? Я старая женщина, давно живу одна, разучилась готовить! – возмущенно заявила я и ушла в избушку.

Тоже мне, нашелся тут мужик без странностей. Сам вон ходит и отпускает саркастические замечания, хотя должен был бы лежать в беспамятстве, а странная тут почему-то я.

В избушке напустила туману, зажгла свечи, сняла плащ, маску, нос и перчатки, накинула на себя иллюзию – знаю, что они у меня не очень, но в тумане кто разглядит. Чаю мятного успокоительного заварила, творога себе набрала со сметаною, ветчины для бутербродов не осталось – мужик все съел, – и засела за учебник по иллюзиям.

Два раза заходил охраняб.

Первый раз искал соль. Не нашел, забрал полупустую солонку со стола. Второй раз искал перец или специи «хоть какие есть». Высунувшийся из печки, сонный домовой указал ему на неприметный шкафчик у окошка, прикрытый занавеской. Надо же, занавески стирала в прошлом месяце, а шкафчика так и не видела раньше. В шкафу обнаружилась соль, труха из перца и что-то еще, от чего читающая я расчихалась, пришлось открывать окно и проветривать.

– Ведьма, не хочу показаться неучтивым, но у тебя глаз сполз на подбородок, – выходя из избы моей, сообщил охраняб, – левый.

Кинулась к зеркалу и обнаружила, что мужик у меня очень даже тактичный – про правый глаз, сползший на щеку, даже говорить не стал. Долго восстанавливала иллюзию, частично вообще по учебнику. А и ничего бы не сползло, если бы тут некоторые не шлялись!

Злая, я выглянула в окно на «шляющихся» да и замерла…

Мужик мой котел крышкой накрыл и оставил компот мясной, видать, настаиваться, а сам сейчас стоял у бочки, сняв рубашку, и обливался водой из ведра. Полуобнаженный, мокрый, смуглый, со жгутами мышц, которых под рубашкой было не видать, зато сейчас хоть бери пересчитывай, худощавый, но жилистый. И я бы, может, начала бы считать, так, из любопытства, да только тут охраняб мой спиной к избе повернулся – и меня как молнией поразило!

На его спине было клеймо!

Чудовищное клеймо с жуткой, страшной, прожегшей кожу до мяса меткой!

И следовало бы в ужас прийти от вида самого клейма, да оторопела я от осознания страшного – клеймо ставили наживую!

Наживую!

Клеймили человека, который был в сознании и сопротивлялся, видать, до последнего, потому что края метки ровными не были, глубина прожига оказалась неравномерной… Да где же такое видано? Разве ж можно вот так вот, живого человека-то?! Да и я хороша – не посмотрела, не проверила, уложила его на спину, на самое место-то болючее и еще не везде затянувшееся коркой живительной.

И это вот тоже странно – клеймо такое заживляют тотчас же. Ибо чревато смертью клейменного от шока болевого. А тут… никто ничего не залечил.

А потом я увидела и другое – всю спину широкую покрывали черные молнии проклятия. И я такое только в книгах видела, когда пыль в библиотеке наставницы с томов древних смахивала. Иначе, может, приняла бы то за татуировку какую, но нет – татуировки так не делают, это было проклятием. Да не простым, а лишающим сил, концентрации, внимательности… разрушающим проклятием. Человек простой с таковым узором на спине не прожил бы и суток, а вот маг…

Мой охранябушка оказался магом.

Запечатанным магом. Тем, кто подвергся самой страшной каре, которой только мог подвергнуться магически одаренный. Да как же это? Даже если представить себе, что маг он действительно, что не ошиблась я и печать проклятия определила верно, то как и каким образом этот маг заклейменный не в тюремной камере оказался, а в обозе Саврана-купца?

А может, ошиблась я? Все же столько времени прошло, а я тут в лесу своем Заповедном все с романами книжными да делами рутинными, вот и поглупела слегка, вот дурное и чудится там, где его нет?

Но проверить следовало.

И давно я к заклинаниям магическим не прибегала, а вот сейчас использовала.

– Prisma magnificatio…

И перед взором засияла увеличительная призма, только вот сфокусировалась почему-то не то чтобы на спине, а… в самом ее низу.

– Права была Леся, мужика тебе надобно, – сообщил высунувшийся из печи Тихон.

– С вектором преломления ошиблась, – прошипела я, чувствуя, как краснею.

– Хм, – издал мой приблудный домовой, которому в лесу было вообще не место. – Так, а зачем магию использовала? Не проще ли было бы взором соколиным воспользоваться?

Нет, не проще. Взором соколиным да даже и орлиным я не увидела бы того, что могла увидеть как ведьма.

– Тихон, иди, отдохни там, подремли, – попросила напряженно, с трудом заклинание удерживая.

Давно, ой и давно я магией не пользовалась, от того и призму обычную ворочать было столь же тяжело, как и валуны прибрежные. Аж в жар бросило… а потом в холод.

Это было не простое клеймо! И даже не клеймо, магию лишь запечатывающее. Это был знак Аравена! Дверь – как его называли маги. Это когда мага не просто запечатывали, а силу его полностью отбирали. Самый кошмарный сон для любого мага, мне о том еще Тиромир сказывал, в те времена, когда… я ему верила. Что ж, сейчас я могла бы даже благодарность ему высказать, ведь теперь я точно знала, что вижу. Клеймили знаком Аравена. Четыре пары рун по всем сторонам света были слишком примечательны, такое раз увидишь, уже не забудешь. Три линии, сходящиеся в центре острой фигуры, на концах имели направляющие углы, да стерегли их от переизбытка магии ворота статичные, и зигзаг ворот поддающихся корректировке. Но самый главный элемент был неправильным. Там должен был быть ромб. Знак Аравена невозможно поставить без присутствия четырех архимагов. Просто невозможно. Но этот поставили. И четырехугольник казался треугольником, потому как точка преломления находилась в центре. В ней сходились линии магов, в ней был центр фигуры, а значит, четвертый архимаг был… Неужто стоял во время ритуала прямо рядом с алтарем, от того печать столь неправильная?

Призму уничтожила движением руки да замерла, на охранябушку глядя в ужасе. Не может такого быть! Не могло такого быть просто-напросто. Не мог бы он выжить опосля такого! Не мог… но вот стоит живой, водой ключевой обливается.

Так кто же ты такой, мужик, над которым клубится тень дикой несправедливости?

Он обернулся, словно услышал мой вопрос. Синие глаза полоснули по засмотревшейся на бывшего мага ведьме, заставляя понять то, что понять бы следовало раньше – он и есть четвертый архимаг!

От окна отпрянула, прикрыв рот рукой.

Он – архимаг! Вот отчего при нем магия моя таяла, как первый снег на солнце! Вот почему встал так быстро! И вот по какой причине видел все в избе моей!

Архимаг он!

Тот, кто силою своею превосходит и магов, и ведьм, да и лесной ведунье при встрече с архимагом не поздоровится, от того никогда, даже по законам, к гостеприимству обязывающим, не пропускаем мы их на свою территорию.

Архимаг…

Поверить не могу! Вот стою, вот смотрю и все равно поверить не могу! Может, все же ошиблась?

Ну да, помню знак Аравена, Тиромир мне про него подробно рассказывал, да только я не в учебник смотрела, а на самого Тиромира тогда, да так, что глаз от парня не отрывала. Но вот, поди ж ты, запомнила получше, чем иные уроки наставницы, чтоб ее!

И окно я захлопнула да на стул медленно опустилась.

На листке бумаги начертала знак Аравена так, как было правильно – ромбом. А рядом то клеймо, что кривым неравномерным ожогом изранило спину мужика сего гордого, сильного, да не сломленного даже опосля случившегося. И вот любой другой сломался бы, вообще любой – маги, узрев во сне кошмарном клеймление, месяцами успокоительные отвары пили, а охранябушка выстоял. Уж не знаю как, и какой это стойкостью обладать надобно, чтобы опосля такого да выжить. И не просто выжить, а силу свою сохранить вопреки всему, что с ним проделали.

Знак Аравена – это двери. И эти двери на охранябушке выжгли самым варварским способом – наживую, но свою магию он не отдал. Уж не знаю как. И не ведаю, сколько боли вытерпел, да только – не отдал.

Может, от того и не творят такого с архимагами? Архимаги сами творят, бывает, из магов осужденных силу выкачивают для себя али приспешников своих, но чтобы из целого архимага силу пытались вытянуть да каким-то заурядным магам передать? Немыслимо такое. Просто немыслимо.

Но вот она, печать страшная, вижу воочию!

А беда? Беда любой опытной ведьме была очевидна – архимаг он, а на него печать замыкающую наложили, на архимага целого. Словно знать не знали, ведать не ведали, что рано или поздно магия его проломит и печать, и оковы разума. И вместо вменяемого заклейменного – обезумевший неограниченный архимаг будет, да такой силы, что весь мой Заповедный лес одним движением руки сметет…

Убивать его надобно. Сейчас, пока сила его из-под печати не вырвалась, пока разум цел, пока еще можно убить. И будь на моем месте любая нормальная ведунья лесная – она убила бы не раздумывая, потому что вот он вот, водой ныне обливающийся, он – угроза всему живому на сто миль вокруг! И в какой миг магия его сломит и печать, и разум, оно же неведомо, так что надо бы убить не раздумывая, я ведь не только своей жизнью рискую, тут весь лес в опасности.

А еще я ведьма. Ведьма обученная, толк в магии ведающая, и от того, убив архимага этого, его силу я могу забрать себе. Всю его силу. Дверь-то уже есть, а я в своем лесу, в своей силе и даже в своем праве. И ошейник рабский с артефактом, волю ломающим, тоже у меня, а значит, и сопротивляться мне архимаг не сможет. Странно только, что не убили его ранее, опосля того, как ошейник на его шее защелкнули.

И если убью его да магию в себя впитаю, тогда по могуществу не будет мне равных. Даже с Силой Лесной потягаться смогу.

Мог ли знать о том раб мой нечаянный? Скорее не мог не знать! Не от того ли он, сняв рубашку, спиной к окну повернулся, словно предполагал – приглядывать буду да и увижу. Неужто настолько жизнь не мила?

И тут со дна постучали.

Не ко времени постучали, да делать нечего – схватила блюдце серебряное, по нему яблоко наливное пустила катиться и ответила на зов ведьминский.

Стучала Славастена. Она была древняя, опытная, опасная. Она вот как раз в силу вошла, мага убив, с тех пор даже Изяслава к ней прислушивается, и первая голову опускает при встрече.

Но я уже была вне иерархии ведьминской.

– Чего хотела-то? – раздраженно спросила я, снимая иллюзию и запирая дверь на засов одним движением руки.

Славастена же с иллюзией оказалась – а потому встретил меня ясный взгляд зеленых глаз, насмешливо изогнутые губы молодой девицы да рыжие косы, что Славастена носила не прибирая.

– Что ж ты такая грубая-то? – насмешливо поинтересовалась она. – Мала еще старшим грубить.

Может, и мала, да со Славастеной у меня свои счеты были, от того и извиняться не стала.

– Я вот о чем хотела спросить – твой бык-то? – насмешливо поинтересовалась вовсе не ведьма.

И взмахнув рукой перед серебром, показала мне картину неприглядную – как идет маг королевский к спальне своей, как изогнулись губы его в кривой коварной похабной ухмылке, едва шум в спальне услышал, как дверь распахнул магией, руками не прикасаясь, да от всей одежды одним движением избавился…

И дверь захлопнулась, прикрывая обнаженный магический тыл.

Затем раздался рев. Для начала мага, под конец быка… Причем именно бык ревел обиженно и оскорбленно…

– Да чего ж это деется?! – не выдержала я. – Да чего ж он со скотиной-то беззащитной творит, бесстыдник!

Скотина оказалась далеко не беззащитной, и в следующее мгновение мага вынесло из номера гостиничного вместе с окном. Заратар, смущаясь присутствия многочисленных зрителей, в полете попытался одеться и успешно одел… столб, дерево, окно, на котором летел, и кузнеца Ивана, со всеми вместе оторопело наблюдающего за действом. А себя маг так облачить и не смог – видать, летел слишком быстро, так что наземь упал в чем мать родила, на потеху мужикам и к смущению женской половины Веснянок.

А потом прямо со второго этажа на землю спрыгнул определенно оскорбленный незаурядным предложением бык. Он копал землю копытом, пускал пар ноздрями и гнул рогатую голову, демонстративно намекая, что он этого так не оставит и вообще очень даже лежачих бьет… Магу пришлось улепетывать обнаженным, одаривая на ходу одеянием всех, кроме себя. В результате его стараний столбы указательные, верстовые, извещательные да дорожные, а еще заборы бревенчатые местами в Веснянках еще никогда не были такими нарядными. И наряды были все как один – магические. С мантиями. Что не особенно расстроило местных жителей – мантии вполне годились, к примеру, на плащи, а рубахи со штанами да исподним предприимчивый народ аккуратно распарывал, и я точно знала, чем теперь будут заниматься хозяюшки в Веснянках долгими зимними вечерами – шить. Раньше-то все больше вышивали да вязали, а теперь точно будут шить.

Когда незаурядная парочка «орущий голый маг и требующий справедливости бык» исчезла за поворотом, Славастена свернула изображение, вновь продемонстрировав себя, и вопросительно вскинула бровь.

– Ну… – промямлила я, – так получилось.

– Да неужели? – издевательски переспросила эта… ведьма.

– Я же не виновата, что бык обидчивый попался, – попыталась оправдаться хоть как-то.

– А кто поверит тебе, ведунья? – И теперь не только издевка в голосе ее была, но и угроза.

Практически угроза.

Чуть не сглотнула нервно… не знаю, как удержалась.

– Сделаем так, Валкирин, – голос Славастены сладок стал, аки мед, – я тебя прикрою и от королевского воздаяния, и от мести мага этого, от тебя лишь одного хочу – не сегодня завтра по твоей территории обоз с невольниками пройдет – пропустишь. Пропустишь, и Саврану слова не скажешь!

Так значит, да?

Очень медленно подняла руку да и сделала то, о чем давно мечтала – показала фигу бывшей наставнице. Внушительную такую фигу.

И глаза Славастены вспыхнули зеленым огнем.

– Пожалеешь ведь, – прошипела она.

– Это вряд ли, – нагло ответила я.

– Я ведь тебя, дуру, пожалела тогда! – прошипела стремительно стареющая ведьма.

– Интересно, а с каких это пор попытка особо жестокого убийства именуется словом «пожалела»? – разъяренно спросила в ответ.

И остановила бег волшебного самовосстанавливающегося яблока, прерывая связь.

Посидела, сама не заметила, как задумчиво яблоко наливное сгрызла – на сутки, не меньше, отрезая себя от всего мира. Может, и к лучшему…

Потому что Славастена меня дурой назвала не зря. Но обиднее всего то, что… ну не поумнела я. Как-то вот вообще. И тогда вляпалась, и сейчас вот тоже вляпалась, да так, что выберусь или нет – неясно.

Из печи высунулся домовой, посмотрел на меня, догрызающую черенок от яблока, укоризненно, покачал головой и сказал:

– Ничему тебя жизнь не учит.

Даже отвечать не стала.

Поднялась, плащ на плечи накинула, капюшон на голову набросила, иллюзию на лицо и руки, захватила клюку со все еще висящим на ней артефактом, раба подчиняющим, и вышла на двор.

Охраняб мой ел, сидя перед сдвинутым в сторону котлом и горящим огнем костра. Сидел он в мокрой рубашке, некрепко держа тарелку, руки-то все еще были слабыми, но с грацией орудуя ложкой. Меня он не услышал, сидел спиной к избе, да и шла я босая, но каким-то образом почувствовал – замер.

– Не оборачивайся, – приказала, убирая иллюзию.

– Что так? – хрипло спросил.

Объяснять не стала, пригрозила только:

– Артефакт подчиняющий при мне.

Понял, сглотнул гулко.

Застыл напряженно.

Я медленно подошла вплотную, прикоснулась ладонью к рубашке так, чтобы мокрая ткань обрисовала клеймо – едва ли я рискнула бы прикоснуться к ожогу напрямую. А так, через ткань, провела пальцем, касаясь каждой из семи меток. Сначала тех, что ставили архимаги – ведьмой я была так себе, так что увидеть смогла лишь фигуры в капюшонах и ничего более. Трое магов, что собирались силу плененного отобрать, виднелись лучше. Двое из них были молоды, причем один показался мне знаком, но опознать не смогла, как ни старалась.

А вот последней я коснулась той точки, в которой сходились направляющие линии от магов и контролирующие от архимагов.

И словно молнией явилось-вспыхнуло произошедшее – охраняб мой на алтаре черном лежит лицом вниз, руки стянуты и путами магическими, и путами заговоренными, и путами стальными, а все равно дрожит-крошится гранит словно песок да стиснув зубы, сопротивляется до последнего архимаг мой. Кровь струится из уголка рта, кровь струится по спине обожженной, мясо опаленное дымится, боль глаза застилает пеленой тьмы накатывающей, но не сдается архимаг и сдаваться не собирается.

– Ну что, многое увидела? – насмешливо спросил охраняб.

Язвит он, гордый. Такой гордый, что хоть убейся, а мне жалко его так, до слез просто.

– Не бойся, вреда не причиню, – тихо сказала я.

– Не боюсь, – напряженно произнес он, – но где твои когти, ведьма?

Я вздрогнула. Мгновенно отняла руку. Поразмыслила над фразой его «Ну что, многое увидела?». Так, если подумать, то что должна была бы увидеть ведунья? Клеймо. Нормальная ведьма в принципе – тоже клеймо.

Так что сочувствие свое запихнула куда подальше и воинственно выдала:

– Так подпилила, когти-то. Мужик же в доме, вот и занялась собой. Это только начало, еще космы свои расчешу замшелые, кожу увлажню кремами омолаживающими и, глядишь, передумаешь ты служить мне охранябом и начнешь набиваться в полюбовники.

Полагала, что передернет его от омерзения, но он только усмехнулся.

А затем как-то очень странно протянул:

– Ты слишком хорошо вымыла котелок, ведьма. Он прямо сияет.

Меня пробрала дрожь. Очень медленно повернув голову, взглянула в сторону котла с похлебкой и увидела свое отражение – растрепанные волосы, виднеющиеся из-под сползшего назад капюшона, лицо девчачье испуганное, глаза, широко распахнутые, и ужас, который я, к стыду своему, не скрыла.

– Да меня даже сползший на подбородок глаз напрягал меньше, чем это, – хрипло признался маг.

Я поняла, о чем он: я ведьма молодая, в силу не вошедшая, то есть усиливаться за счет убиения магически одаренных еще могу. А тут вот он весь – в моей власти, с ошейником и артефактом, волю ломающим, и целый архимаг. Убивай не хочу просто!

И ведь что не скажи сейчас – не поверит. Выглядит все слишком уж – и караван встретила, и себе мужика забрала, и артефакт подчинения не забыла прихватить, и ошейник все так же на нем, и прикажи я на алтарь лечь – сопротивляться не сможет.

Почувствовала себя владетельницей целого архимага!

Рабовладелица уже звучит гордо, а я теперь и того больше – архимаговладелица!

Постояла, подумала. Решила, что оправдываться глупо, скрываться тоже уже смысла нет. Сняла плащ с себя, откинула на ступени, с клюки сняла артефакт – демонстративно надела себе на шею, чтоб знали некоторые охранябы – кто тут хозяин, и, отправив клюку прыгать в избу, обошла мужика и села рядом.

Посидела, подперев кулаком подбородок, посмотрела на огонь, затем искоса взглянула на мужика и спросила:

– И как суп?

– Похлебка, – напряженно ответил он, все так же сидя с неестественно прямой спиной. – Хочешь?

Кивнула, прикусив язык, чтобы не спросить: «А не отравлено ли. Свистнула домовому, тот принес еще тарелок и ложек, себе из котелка похлебки набрал и умчался в дом – он в этом лесу вообще гость незваный, потому у меня в домике и скрывается.

А вот мне архимаг сам похлебки набрал сполна, тарелку галантно протянул, пристально за каждым движением следя. А едва я за ложку взялась, насмешливо поинтересовался:

– И даже не спросишь, не отравлено ли?

– Я хотела, – честно призналась рабу, – но решила тебя не обижать.

– Спасибо, добрая госпожа, – язвительно ответил он.

Но несмотря на язвительность, взгляд его, на меня направленный, стал каким-то задумчивым, что ли.

Из дома выскользнул домовой за добавкой, поцокал одобрительно, хваля повара, и умчался обратно в избу.

– Твой первый су… в смысле похлебка? – спросила я, осторожно набирая варево в ложку.

Пахло вкусно.

– Практически, – мрачно ответил архимаг, у которого впереди была в лучшем случае смерть, в худшем безумие… ну, это он так думал.

А вот я точно знала, что вообще-то у него впереди была я, и надо бы ему как-нибудь на это намекнуть, только я еще не придумала как.

И вкус у похлебки оказался тоже потрясающим, я даже глаза прикрыла от удовольствия – вкусно. Давно я горячего такого не ела, соскучилась.

– Короче, сделаем так – готовишь теперь ты, – решила, набирая уже пятую или шестую ложку, я, кажется, после первой счет потеряла.

Маг скептически посмотрел на меня, усмехнулся и сказал:

– Ты ведь уже поняла, кто я. Повар из меня не лучший будет, я уже лет сорок как не готовил в принципе.

Чуть не подавилась, удивленно взглянула на него и честно призналась:

– Просто поверь, я готовлю хуже.

Подумала и призналась еще честнее:

– И ведьма из меня примерно такая же. Никакая в смысле.

Теперь аппетит пропал у мага, а взгляд его стал очень, просто очень напряженным.

Подтверждая его худшие предположения, добавила:

– Печать будем снимать.

– Дура, – тихо, но очень отчетливо произнес архимаг.

Пожала плечами, ничуть не отрицая.

И не удержавшись, спросила:

– Ты ведь клеймо неспроста мне показал, не так ли?

И на него посмотрела с улыбкою.

И вот знаю же, что сама по себе я так себе, а вот улыбка у меня светлая да приветливая, и люди обычно на улыбку мою улыбкой же и отвечают – а мужик мой лишь помрачнел сильнее. Затем кинул ложку в свою тарелку с недоеденной третьей порцией похлебки, отложил посудину, развернулся ко мне всем своим внушительным разворотом плеч и вдруг спросил:

– Тебе сколько лет, ребенок?

И я обиделась. Серьезно обиделась. За что он вот так со мной?

– Сам – дитя малое! – высказалась в запальчивости.

– Да уж постарше тебя буду! – не остался он в долгу.

Я помолчала, разъяренно глядя на доходягу этого, у которого гонору прямо как у архимага без трудностей в жизни вообще, да и… есть продолжила.

– Неладное я еще утром заподозрил, – сложив руки на груди, сообщил мужик. – Видишь ли, больно хороша ты для работницы старой карги. Такие ведьмы, как та, которую ты изображала, юных, ладных да пригожих держат лишь для одного – чтобы отобрать и молодость, и красоту, и привлекательность. Ну и жизнь заодно. Ты же спокойно в ближайшую деревеньку на ярмарку отправилась…