Зов из могилы Бекетт Саймон

Simon Beckett

The Calling of the Grave

© Hunter Publications Limited, 2010

© Перевод. Л. Г. Мордухович, 2012

© Издание на русском языке AST Publishers, 2019

Посвящается Хилари

Пролог

Плоть и внутренние органы животного и человека, когда он перестает жить, начинают разлагаться. Это непреложная истина. Однако среда, в которую помещен умерший организм, может замедлить разложение. И весьма существенно. Например, в воде разложение длится в два раза дольше, чем в воздухе. А в земле даже в восемь раз. Чем глубже зарыт организм, тем медленнее происходит процесс разложения.

Погребенное в земле тело недоступно для насекомых, питающихся падалью. Разрушающие мертвую плоть разнообразные микроорганизмы не могут существовать без воздуха. А его под землей очень мало. Плюс низкая температура. Все это замедляет биохимические процессы разложения на недели и месяцы. И даже годы. Известны случаи, когда мертвое тело сохранялось в земле почти без изменений многие десятилетия. Впрочем, данный принцип можно считать универсальным.

Ничто невозможно похоронить навеки. Рано или поздно тайное всегда становится явным.

1

– Ваша фамилия?

Обветренное лицо женщины в полицейской форме разрумянилось от холода. Ее не по росту длинный желтый жилет покрывали блестящие капельки тумана, который, казалось, окутал сейчас всю землю. Неприязнь во взгляде означала, что, с ее точки зрения, во всем виноват именно я. И в скверной погоде, и в том, что ей приходится так долго стоять под открытым небом.

– Доктор Дэвид Хантер. Я по приглашению старшего следователя Симмза.

Она еще раз взглянула на меня, затем с нескрываемой досадой уставилась в бумаги на дощечке-планшете, после чего поднесла к губам микрофон рации:

– Тут приехал какой-то Дэвид Хантер, спрашивает старшего следователя.

– Не какой-то Дэвид Хантер, а доктор, – поправил я.

Можно было не стараться. Моим регалиям эта женщина не придавала никакого значения. По рации ей что-то ответили. Сквозь треск и помехи мне не удалось разобрать, что именно, но она с тем же недовольным видом неохотно посторонилась и махнула мне рукой:

– Вон туда, где стоят машины.

– Благодарю вас, – пробормотал я, нажимая на газ.

За ветровым стеклом властвовал туман и вел себя соответственно, как положено властителю. Неожиданно рассеивался, открывая серую, однообразную вересковую пустошь, а затем обволакивал ее своей белой кисеей. На небольшом, сравнительно ровном участке торфяника находилась стоянка автомобилей, у въезда в которую дежурил полицейский. Он разрешил мне заезжать, и мой «ситроен», подпрыгивая и кренясь, припарковался на свободном месте.

Я выключил двигатель и выпрямился. Поездка была долгой и утомительной. Я гнал всю дорогу без остановок. Хотелось скорее попасть на место и узнать наконец о деле. По телефону Симмз ничего толком не объяснил. Сказал лишь, что найдено захоронение и он приглашает меня консультантом на эксгумацию. Казалось бы, что особенного? Обычная полицейская рутина. Меня довольно часто вызывали для такой работы. Но если речь шла о Дартмуре, то это, несомненно, было связано с Джеромом Монком, насильником и серийным убийцей, признанным виновным в гибели четырех женщин, из которых три были совсем молодые. Их тела до сих пор не обнаружили. Если найдено захоронение одной, то, вероятно, других убийца зарыл где-то поблизости. Разумеется, мне хотелось участвовать в этой важной операции по выявлению мест захоронения.

– Мало кто сомневался, что тела своих жертв он зарыл где-то в Дартмуре, и вот наконец нашли, – сказал я жене Каре утром перед отъездом, когда мы завтракали в кухне. В этот дом в викторианском стиле на юго-западе Лондона мы переехали год назад, но я до сих пор не мог привыкнуть к нему и не знал, где что лежит. – Куда же еще он мог их затащить?

– Дэвид! – Кара многозначительно показала мне на дочь Элис, которая сосредоточенно поглощала малиновый йогурт.

– Извини, – пробормотал я. Обычно у меня хватало ума не говорить о своей работе в присутствии нашей пятилетней дочери. Но видимо, сегодня я был очень взволнован.

– А что это значит, жертвы? – спросила Элис тоненьким голоском, отправляя в рот очередную порцию йогурта.

– Это у меня на работе есть такие, – проговорил я, не зная, как отвлечь ее внимание.

– А зачем их куда-то тащить? – не унималась она.

– Вот что, милая, – строго произнесла Кара. – Давай заканчивай завтрак. Папе скоро уходить, да и нам надо торопиться, а то опоздаем в школу.

Элис повернулась ко мне:

– Когда вернешься?

– Скоро. Ты даже не заметишь. – Я наклонился и поднял дочь на руки. – А ты веди себя хорошо и слушайся маму.

– Я всегда веду себя хорошо, – пробурчала Элис и уронила с ложки каплю йогурта на мои бумаги на столе.

Кара ойкнула и засуетилась, вытирая йогурт салфеткой.

– Пятно наверняка останется. – Она посмотрела на меня. – Надеюсь, бумаги не очень важные.

– Конечно. – Я поцеловал смущенную дочь и опустил на пол. Затем собрал бумаги, сунул в папку и обратился к Каре – Я, пожалуй, пойду.

В холле мы обнялись.

– Сколько там пробуду, пока не знаю, – промолвил я, вдыхая аромат ее волос. – Надеюсь, не более двух суток. В общем, буду звонить.

– Поезжай осторожно, – попросила она.

Мои отъезды в нашей семье не являлись новостью. Я работал судебным антропологом, и если где-нибудь обнаруживалось криминальное захоронение, вызывали меня. В последние годы я несколько раз побывал с подобной миссией за границей и изрядно поколесил по Британии. Приятной мою работу назвать трудно, но она необходима, и я гордился приобретенным опытом и своей репутацией. Но повторяю, большого удовольствия от нее не получал. А уж расставание с женой и дочерью даже на несколько дней всегда переживал тяжело.

Вдыхая запах сырости и болота, я вышел из машины и, осторожно ступая по грязной траве, зашагал к багажнику. Достал оттуда из специального ящика одноразовый комбинезон. Обычно их в полиции выдавали, но мне нравилось носить свои. Натянув комбинезон и застегнув молнию, я вынул алюминиевый чемоданчик с инструментом. До недавнего времени я обходился потрепанным старым саквояжем, но Кара уговорила меня сменить его. Чтобы я имел вид не жалкого коммивояжера, а солидного профессионала-консультанта.

Как всегда, она была права.

Невдалеке остановился автомобиль, но я шел вперед, не обращая на него внимания. Пока не услышал голос:

– Значит, приехал?

Я оглянулся. Из машины появились двое. Один, невысокий, с острыми чертами лица, был мне незнаком, зато со вторым, помоложе, мы были почти приятели. Высокий широкоплечий красавец двинулся ко мне с легкой уверенностью атлета. Я удивился, что не сразу узнал яркий «мицубиси» Терри Коннорса.

Вообще-то встреча должна была меня обрадовать, я ведь никого здесь не знал. Но в моих отношениях с Терри существовала какая-то необъяснимая червоточинка, препятствующая свободному общению.

– Я не знал, что ты тоже участвуешь в расследовании.

Терри улыбнулся. Мне показалось, он немного похудел с тех пор, как мы виделись в последний раз.

– Я заместитель старшего следователя. А кто же, по-твоему, замолвил за тебя словечко?

Я с улыбкой кивнул. Когда мы познакомились, Терри Коннорс был инспектором лондонской уголовной полиции, но по работе мы не сталкивались. Его жена, Дебора, лежала на сохранении в одной палате с Карой, и они подружились. А у нас с Терри сразу возникло напряжение. Кроме частичного совпадения профессий, мы не находили точек соприкосновения. Меня раздражали его самоуверенность и высокомерие. Он был невероятно амбициозен, всегда стремился выделиться, отличиться, и нас с Карой очень удивило, когда год назад Терри вдруг перевелся из Лондона в провинцию. Почему именно, он не объяснил. Говорил что-то о том, что Дебора захотела жить поближе к своим родственникам в Эксетере, но, разумеется, это не могло быть поводом, чтобы ломать карьеру и менять Лондон на графство Девоншир.

В последний раз мы виделись с ними незадолго до его переезда. Поужинали вчетвером в ресторане. Но вечер не удался. Терри и Дебора были какие-то взвинченные, беседа не клеилась, и мы с женой облегченно вздохнули, когда все закончилось. Кара и Дебора иногда перезванивались, но Терри я с тех пор не видел.

Похоже, он продвинулся по службе, если возглавляет такое важное расследование. Неудивительно, что Терри похудел.

– А я все думал, откуда Симмз узнал про меня, – произнес я, изображая некое подобие благодарности, хотя предпочел бы обойтись без протекции Терри Коннорса.

– Да, я расхваливал тебя, так что не подведи.

– Постараюсь, – кивнул я, подавив раздражение.

Терри ткнул большим пальцем в мужчину, который был ниже его чуть ли не на голову:

– Это детектив Роупер. Боб, это Дэвид Хантер, судебный антрополог, я тебе о нем говорил. Он спец по гниющим останкам, может рассказывать о них часами.

Детектив улыбнулся, показав неровные, пожелтевшие от табака зубы. Зато глаза у него были умные и острые. Все замечающие. Когда мы обменялись рукопожатием, на меня пахнуло дешевым лосьоном после бритья.

– Значит, это по вашей части. – Говорил он с заметным местным выговором. – Конечно, если это то, о чем мы думаем.

– Вот именно! – воскликнул Терри. – Пока ничего не известно. Ступай вперед, Боб. Я хочу перекинуться парой слов с Дэвидом.

Это было почти откровенным хамством. Взгляд детектива посуровел, но улыбка не исчезла.

– Как прикажете, шеф.

– Ты с этим Роупером будь осторожнее, – произнес Терри. – Он прихвостень Симмза. Высматривает все вокруг, вынюхивает и тут же передает ему.

– А по поводу захоронения есть сомнения? – спросил я, пропуская мимо ушей его замечание. Оно меня не удивило. Терри редко о ком говорил с уважением.

– Сомнений нет. Большинство уверены, что это работа Монка.

– А твое мнение?

– Пока не знаю. Для этого тебя и вызвали, чтобы выяснить все окончательно. И желательно побыстрее. – Он устало вздохнул. – В общем, отправляйся сейчас к Симмзу. Он не любит, когда его заставляют ждать.

– А что он за человек? – поинтересовался я. Мы двигались в сторону полицейских трейлеров.

– Симмз? – Терри вскинул голову. – Порядочная скотина. Сухой и скучный педант. Не терпит возражений. Но не дурак, надо отдать ему должное. Тебе известно, что он ведет данное дело с самого начала?

Я кивнул. Все знали, что именно Симмз упрятал Джерома Монка за решетку.

– Понятно, почему он так хочет найти захоронения всех жертв маньяка.

– Вот именно. – Терри усмехнулся. – Симмз метит занять пост начальника полиции графства, и, вероятно, через несколько лет у него это получится. Если здесь все пройдет гладко.

«Ты тоже надеешься продвинуться вверх, – подумал я, глядя на Терри. – Недаром так нервничаешь сейчас».

Мы подошли к трейлерам, стоящим вдоль проселочной дороги, которая тянулась от шоссе. Между ними были проложены черные толстые кабели. В туманном воздухе отчетливо ощущался запах дизельного топлива от работающих генераторов. Терри остановился у трейлера, где располагался диспетчерский пункт.

– Симмз у захоронения. Иди туда. А вечером, если я приеду вовремя, мы встретимся и выпьем. Ведь жить мы будем в одном мотеле.

– Ты не пойдешь со мной? – удивился я.

– А чего я там не видел? – Он попытался произнести эти слова равнодушно, но у него не получилось. – Сейчас соберу кое-какие бумаги и поеду. Довольно далеко.

– Куда?

– Расскажу позднее. А пока пожелай мне удачи.

Терри развернулся и вошел в трейлер. Меня, конечно, немного озадачило, в чем ему понадобилась удача, но я не хотел думать о делах Терри.

Я постоял, рассматривая простирающееся передо мной торфяное болото, поросшее папоротником и колючим утес-ником. Примерно в четверти мили отсюда на фоне серого неба отчетливо выделялся холм со скалистой вершиной, о котором упоминал Симмз, указывая его в качестве ориентира.

Черная Скала.

В Дартмуре были более высокие и величественные холмы, украшавшие вересковую пустошь. Однако самой заметной среди них являлась Черная Скала. Этакая причудливая башенка, будто сложенная из плоских валунов ребенком великаном. Не чернее остальных, так что название, наверное, было связано с каким-то мрачным событием в прошлом. Звучало оно зловеще и потому полюбилось в последнее время газетчикам. Еще бы, ведь вблизи Черной Скалы, кажется, устроил кладбище для своих жертв Джером Монк.

После звонка Симмза я полазил по Интернету, освежил в памяти детали, связанные с этим человеком. Впрочем, причислить Монка к отряду хомо сапиенс можно было условно. Вот как описывали его журналисты: сирота, отец неизвестен, мать умерла при родах (в некоторых таблоидах ее называли первой жертвой маньяка), жил в одном из дартмурских городишек в заброшенном трейлере, пробавлялся случайными заработками, людей сторонился и был склонен к насилию.

И внешность Монк имел характерную, типичную для убийцы.

На фотографиях, сделанных во время процесса, запечатлен гигант увалень с непропорционально крупной, похожей на пушечное ядро головой. Приплюснутый нос, глубоко посаженные черные глаза-пуговки, рот, постоянно искривленный в презрительной усмешке. Уродство усугубляла стриженная наголо голова и глубокая вмятина на лбу. Видимо, родовая травма. Монк обладал невероятной силой и был способен одним ударом убить человека.

Фигурально выражаясь, Монк «оправдал ожидания», поразив своими чудовищными преступлениями не только жителей графства Девоншир, но и всю страну. Первой его жертвой стала Зоуи Беннетт, темноволосая семнадцатилетняя красотка, мечтающая стать моделью. Однажды она ушла в ночной клуб и не вернулась домой.

Через три дня исчезла еще одна девушка. Линдси Беннетт, сестра-близнец Зоуи.

На сей раз о происшествии газеты сообщили сразу. Для многих стало очевидно, что в Дартмуре действует опасный преступник. А когда сумку Линдси обнаружили в мусорном баке, то надежды, что сестры живы, вовсе отпали. Надо ли говорить, что творилось с родителями. Потерять одного ребенка – неописуемое горе, а тут еще второго.

А когда исчезла Тина Уильямс, симпатичная девятнадцатилетняя девушка, тоже темноволосая, возникла настоящая паника. Общественность требовала от полиции немедленно найти и обезвредить маньяка. Но детективам не за что было зацепиться. Преступник не оставил ни единой улики. Правда, уличные камеры наблюдения зафиксировали в месте, где в последний раз видели Линдси Беннетт, а затем Тину Уильямс, белый автомобиль седан. Это же подтвердили несколько свидетелей. Но номеров никто не запомнил.

Пока детективы думали насчет автомобиля, маньяк сам выдал себя. Его жертвой стала двадцатипятилетняя Анджела Карсон. В отличие от предыдущих она не была ни темноволосой, ни красавицей. К тому же Анджела была глухонемая.

Монк изнасиловал и забил до смерти девушку в ее собственной квартире. Соседи услышали через стенку его дикий хохот, вопли жертвы и вызвали полицию. Когда двое патрульных взломали дверь и ворвались в квартиру, они обнаружили там Монка, запачканного кровью девушки и обезумевшего от совершенного злодейства. Полицейские были крепкими, но он вырубил их обоих и исчез. Все это происходило ночью.

Монка искали везде. Подобных масштабных операций по поимке преступника в истории Соединенного Королевства еще не было. Но все напрасно. Не удалось найти ни Монка, ни тел его жертв – близнецов Беннетт и Тины Уильямс. В ходе расследования обнаружили в его трейлере расческу и губную помаду Зоуи Беннетт. Прошло три месяца, и Монк чуть ли не сам вышел на своих преследователей. Его случайно заметили на торфяниках. Он сидел на обочине проселочной дороги, весь грязный. Сопротивления аресту не оказал. На процессе признал себя виновным в четырех убийствах, однако отказался назвать места захоронения своих жертв. Поглядывал исподлобья на публику и презрительно ухмылялся.

Поскольку убийца оказался за решеткой, общественность успокоилась. О Монке стали постепенно забывать. А о том, что тела трех погибших от его руки девушек так и не нашли, предпочитали молчать. Такое бывает.

И вот теперь ситуация начала проясняться. Похоже, обнаружили первое захоронение, над которым сейчас криминалисты разбили ярко-синюю палатку, напоминающую светящийся маяк на фоне однообразной желтовато-коричневой вересковой пустоши. Это было почти рядом с узкой, запруженной грязью проселочной дорогой. Не очень далеко от шоссе.

Я постоял несколько секунд под мелкой изморосью, вдыхая резкий запах влажного торфа, а затем направился к палатке.

2

От дороги к палатке тянулся коридор, образованный натянутой полицейской пленкой. Сновавшие по нему люди изрядно намесили грязи, так что двигаться приходилось с трудом. У входа в палатку, переминаясь с ноги на ногу, стоял кинолог с собакой, немецкой овчаркой. Она напряженно следила за моим приближением.

– Мне нужно видеть старшего следователя Симмза, – сказал я, вопросительно посмотрев на кинолога.

Тот не успел ответить. Откинулся полог палатки, и оттуда выглянул некий полицейский чин лет сорока, но начальственный вид делал его старше. На странно гладком для такого возраста лице выделялись усы. Они как бы сглаживали эту нежелательную моложавость и делали похожим на военного. Белый одноразовый комбинезон этого человека не украшал, и он смотрелся в нем нелепо. Когда он отбросил назад защитный капюшон, стали видны черные волосы, причем аккуратная прическа была нисколько не потревожена.

– Доктор Хантер? Я Симмз.

Разумеется, кому еще мог принадлежать этот голос, подчеркнуто официальный и властный. Он пару секунд поелозил по мне тусклым оценивающим взглядом, затем буркнул:

– Мы ожидали вас полчаса назад, – и исчез за пологом.

Вот и познакомились.

Кинолог посторонился, пропуская меня в палатку. Привыкнув к полумраку, я разглядел там нескольких криминалистов в одинаковых белых комбинезонах. Каждый был чем-то занят. Исходящий от синих стенок палатки рассеянный свет придавал предметам таинственный вид. В холодном влажном воздухе пахло затхлостью, свежевскопанной землей и еще чем-то менее приятным.

Захоронение находилось в центре. Его освещали поставленные по кругу переносные фонари. Их лучи влажный воздух слегка окутывал паром. Я вгляделся в темный торфяной прямоугольник, окаймленный металлической сеткой, на краю которого стоял на коленях высокий крупный мужчина – наверное, криминалист. Застыв в позе хирурга, оторвавшегося от операции, он внимательно рассматривал только что извлеченный из почвы перепачканный грязью предмет. В принципе это могло быть что угодно – камень, спутанный корень растения, – но если приглядеться как следует, то становилось очевидно, что из мокрой земли торчит почти разложившаяся человеческая рука.

– Патологоанатом здесь был, но уехал по делам, – произнес Симмз. Я и не заметил, что он стоит рядом. – Вернется, когда труп будет готов к перевозке. – Старший следователь на секунду замолчал. – Доктор Хантер, это профессор Уэйнрайт, судебный археолог, он будет руководить эксгумацией. Вы наверняка слышали о нем.

Я пристально вгляделся в человека у захоронения. Разумеется, слышал о нем. Профессор из Кембриджа Леонард Уэйнрайт был одним из самых известных судебных экспертов в стране, чей авторитет придавал основательность любому расследованию. Но в академических кругах его недолюбливали. Уэйнрайт имел обыкновение безжалостно расправляться с любым, кого считал конкурентом. Он обрушивался с уничтожающей критикой на все эти, как он выражался, «новомодные течения в криминалистике». В общем, хорошо было только то, что делал он сам, а все остальное плохо или очень плохо. Не давала ему покоя и криминальная антропология, делающая в последнее время серьезные успехи и частично пересекающаяся с его дисциплиной. Я читал статьи профессора и усмехался. Но одно дело сидеть в кресле с журналом в руках, а другое – работать с этим человеком.

Уэйнрайт поднялся, громко щелкнув артритными коленными суставами. Ему было за шестьдесят – верзила в заляпанном грязью комбинезоне, который с трудом на себя натянул. Он медленно снял с лица маску – его мясистые пальцы в белых латексовых перчатках напоминали сардельки, – открыв грубо вылепленное лицо римского патриция, и произнес с холодной улыбкой:

– Рад знакомству, доктор Хантер. Уверен, что получу удовольствие от работы с вами.

Голос у него был громкий и гулкий, свойственный прирожденным ораторам. Я изобразил на лице улыбку.

– И я тоже.

– Лесник с помощником обнаружили это захоронение вчера вечером, – сказал Симмз, поглядывая на торчащий из земли предмет. – Как видите, неглубокое. Слой земли очень тонкий, фута через три начинается скала. В таких местах покойников не хоронят. Но к счастью, убийца этого не знал.

Я опустился на колени, чтобы осмотреть почву, из которой высовывалась сгнившая человеческая рука.

– О, торф. Тут все может быть по-иному.

Уэйнрайт промолчал, лишь сдержанно кивнув. Как археолог, он, наверное, знал о свойствах торфа замедлять разложение.

– Похоже, дождем смыло верхний слой почвы, и обнажилась рука. Ее-то и увидели лесник с помощником, – продолжил Симмз. – Они, конечно, покопались тут немного, желая убедиться, что это человеческое захоронение.

– Слава Богу, что не сильно напортили, – заметил Уэйнрайт и посмотрел на меня.

Я разглядывал руку, вернее, то, что от нее осталось, – кистевые кости. Почти все мягкие ткани обглодали животные. Отсутствовали первые два пальца. Неудивительно. Ведь здесь побывали лисы, а также вороны и чайки.

Меня заинтересовало одно обстоятельство. Кистевые кости были сломаны. Не перегрызены зубами животных, а именно сломаны.

– Кто-то из обнаруживших захоронение, вероятно, наступил на руку, когда копал, – сказал я.

– Нет, – возразил Симмз. – Они утверждают, что действовали очень осторожно. А в чем дело?

– Да вот, пальцы сломаны. Но животные тут ни при чем.

– Да, я заметил, – медленно проговорил Уэйнрайт.

– Вы думаете, это существенно? – спросил Симмз.

– Судить пока рано, – быстро ответил за меня Уэйнрайт. – Если только у доктора Хантера есть какие-то соображения?..

Я не собирался высказывать никаких соображений.

– Пока нет. А нашли еще что-нибудь?

– Две небольшие кости рядом с захоронением. Но они не человеческие. Их вам покажут. – Симмз посмотрел на часы – Мне пора на пресс-конференцию. Профессор Уэйнрайт введет вас в курс дела. Вы будете работать под его непосредственным руководством.

Все правильно. Эксгумацией должен руководить судебный археолог. А затем свое слово скажет патологоанатом. Но мне не нравилась перспектива становиться ассистентом Уэйнрайта.

– А нельзя ли, чтобы профессор выполнял свою работу, а я свою?

Симмз холодно посмотрел на меня.

– Доктор Хантер, мы с Леонардом давние знакомые. Работали вместе по многим делам. И должен добавить, весьма успешно.

– Я не…

– Вас рекомендовали с самой лучшей стороны, но мне нужна сплоченная команда. Довести до конца это расследование для меня очень важно. Понимаете?

– Да.

– Вот и прекрасно. Да, Джером Монк за решеткой, но моя работа завершится, когда мы отыщем останки его жертв и передадим родственникам. Возможно, мы нашли захоронение одной из них. – Симмз посмотрел на меня со значением. – Итак, надеюсь, мы договорились. Оставляю вас, джентльмены, работайте спокойно. – И он скрылся за полами палатки.

Мы помолчали, затем Уэйнрайт театрально воскликнул:

– Итак, доктор Хантер, давайте начнем!

Время тянулось медленно. Порой казалось, будто оно вообще остановилось в этой палатке. Темный торф неохотно расставался со своей добычей, цеплялся за полуразложившуюся плоть, не отпускал. Границы захоронения, сделанные в обычной почве, определить несложно. Место, откуда земля была извлечена, а затем возвращена, отличается от соседних участков. Если это торф, то все гораздо сложнее. Он пропитан водой, как губка, не крошится и не разваливается, как иные виды почвы. Для работы с ним нужно быть внимательным и умелым.

Уэйнрайт был и тем и другим.

Я бы не удивился, если бы он вообще отказался от моей помощи, но он принял ее охотно. Отбросив предубеждение, я был вынужден оценить, насколько хорош в своем деле этот криминалист-археолог. Его большие руки оказались ловкими и проворными. Они осторожно, с хирургической точностью соскабливали мокрый торф, обнажая останки человеческого тела. Мы стояли на коленях рядом, на металлических пластинах, которыми были выложены края захоронения, постепенно извлекая из земли погребенное там тело.

Наконец Уэйнрайт нарушил молчание, показав мне на лопатке разрубленного пополам земляного червя:

– Удивительные существа, эти Allolobophora. Казалось бы, простейший организм, ни мозга нет, ни нервной системы. Разрубишь его на несколько частей, а ему хоть бы что. Живет себе и в ус не дует. Конечно, это миф. Но вот вам и урок – не верьте всему, что говорят.

Он отбросил червя в сторону, положил лопатку и поморщился.

– Проклятый артрит, не дает покоя. Вам, молодым, слава Богу, подобное неведомо. Вы из Лондона?

– Да. А вы?

– Я местный. Из Торбея. Отсюда недалеко. Вы тащились сюда несколько часов, верно? – Он потер поясницу. – Ну и как вам наш Дартмур?

– Уныло тут. И мрачно.

– О, приезжайте сюда в другое время года. Эта земля – Божий дар, особенно для археолога. Здесь найдена самая обширная коллекция артефактов бронзового века в Британии, а все эти поросшие вереском холмы – настоящий промышленный музей. Старинные свинцовые и оловянные рудники прекрасно сохранились, как мухи в янтаре. Прелесть! Во всяком случае, для динозавра вроде меня. Вы женаты?

– Да.

– Разумно поступили. Хорошая женщина помогает сохранить рассудок. А вот каково им при этом приходится – другой вопрос. Моя жена определенно заслуживает медали, о чем постоянно мне напоминает. – Он усмехнулся. – Есть дети?

– Дочь Элис, пять лет.

– Хороший возраст. У меня двое дочерей, но обе уже улетели из гнезда. Так что наслаждайтесь ребенком, пока можно. Поверьте мне, десять лет пролетят незаметно, вы и оглянуться не успеете, а ваша маленькая девочка куда-то подевалась.

Я улыбнулся:

– Ну, нам еще до этого далеко.

– Вот-вот, я и говорю, получайте удовольствие. И позвольте дать вам совет.

– Пожалуйста.

– Всегда придерживайтесь принципа: дом отдельно, работа отдельно. Пришли домой – забудьте о работе. Все эти ужасы и мерзость. Забудьте. Это всего лишь работа. – Он взял лопатку и повернулся к захоронению. – Вообще-то я кое-что о вас знаю. Ведь вы по образованию врач?

– Да, у меня диплом врача, но я переквалифицировался в антрополога. А с кем вы разговаривали обо мне?

Уэйнрайт наморщил лоб:

– Что-то не могу припомнить. Память подводит. Думаю, вас упомянул в беседе кто-то на конференции криминалистов. Речь шла о новом поколении, добившемся успеха. В числе других назвали и вас.

Не скрою, я был польщен.

– Приличный скачок вы сделали – от медицины до антропологии, – продолжил он, деловито работая лопаткой. – Полагаю, вы учились в США. Исследовательский центр в Теннесси?

– Да, я провел год там, в антропологическом исследовательском центре.

Это было еще до встречи с Карой, когда я решил переключиться с живых на мертвецов. Можно было ожидать, что профессор Уэйнрайт отпустит в адрес центра какое-нибудь пренебрежительное замечание, но этого не случилось.

– Весьма приличное заведение. Но не для меня. Должен признаться, терпеть не могу каллифоридов. Противные существа.

– Я тоже не большой их поклонник, но они приносят пользу.

Каллифориды, они же мясные мухи-падальницы. По их поведению легко проследить за этапами разложения плоти.

– Да. Жаль, что в процессе разложения этого тела они участия не принимали. Для них тут слишком прохладно. – Он показал лопаткой на останки, которые мы успели с ним извлечь. – Итак, каково ваше мнение?

– Я предпочел бы его высказать, когда тело доставят в морг.

– Конечно. Но я уверен, вы уже сделали кое-какие выводы.

Его лицо закрывала белая маска, но чувствовалось, что он улыбается. У меня не было желания рассуждать сейчас на данную тему, потому что когда останки очистят от земли и промоют, они будут выглядеть иначе. Но в палатке, кроме нас, никого не было, и Уэйнрайт оказался вовсе не таким страшным, как я ожидал. К тому же хотелось дать ему понять, что он не единственный, кто в этом разбирается. Ходили слухи, будто он считает криминальную антропологию чуть ли не лженаукой.

Я присел на корточки, размышляя над тем, что лежало перед нами.

Торф – уникальная субстанция. Он состоит из гниющих и сгнивших растений, а также останков животных и насекомых, и большинство населяющих землю бактерий и насекомых существовать в нем не могут. Данная среда для них враждебна. Помещенные в него органические вещества благодаря низкому содержанию кислорода и высокой кислотности, напоминающей уксус, подвергаются эффективному дублению, как образцы в лабораторном сосуде. На севере в болотных торфяниках найдены сохранившимися огромные туши мамонтов с бивнями. Трупы людей сотни лет лежали в торфе неповрежденными вопреки всем законам природы. В пятидесятые годы двадцатого века в деревне Толлунд в Дании обнаружили труп мужчины с веревкой на шее, который настолько хорошо сохранился, что поначалу решили, будто это жертва недавнего преступления. Потом выяснили, что человека действительно убили, но чуть ли не тысячу лет назад.

Но свойства, делающие торф благом для археологов, криминалистам вредили, существенно затрудняя определение точного времени наступления смерти. Впрочем, в данном случае я сомневался, что это окажется серьезной проблемой. Извлечена была примерно половина трупа. Он лежал на боку, скорчившись в позе зародыша с высоко поднятыми коленями. С торса свисал тонкий женский топик, сквозь который просвечивали контуры лифчика. На бедрах болталась современная короткая юбка. На извлеченной правой ноге туфля на высоком каблуке.

Все было покрыто затвердевшим черным торфом, но не мешало видеть, насколько ужасно изуродовано тело. Сквозь грязную материю отчетливо проглядывались очертания сломанных ребер и конечностей. Под слипшимися спутанными волосами я видел деформированный череп, раздавленные нос и скулы.

– Пока могу лишь констатировать очевидное, – произнес я.

– Например?

Я пожал плечами.

– Женщина. Впрочем, возможно, и транссексуал, хотя вероятность этого ничтожна.

Уэйнрайт вздохнул:

– Боже! В мое время никому даже в голову не приходило рассматривать подобную возможность. Как все изменилось. Пожалуйста, продолжайте.

– Пока трудно определить, как давно его здесь захоронили. Разложение объясняется тем, что лежало оно не глубоко от поверхности. Это позволяло более или менее активно действовать аэробным бактериям, живущим в кислородной атмосфере.

Уэйнрайт кивнул, соглашаясь.

– То есть захоронить тело вполне мог Монк? Не более двух лет назад?

– Наверное. Но давайте пока воздержимся от конкретных оценок.

– Хорошо. А как повреждения?

– Сейчас рано говорить, были они сделаны до наступления смерти или после, но девушку сильно искалечили. Очевидно, с применением какого-то орудия. Трудно представить, чтобы кто-нибудь мог сломать кости голыми руками.

– Даже Джером Монк? – Уэйнрайт улыбнулся. – Тут гадать нечего, Дэвид. Его работа.

– Я решу это окончательно, когда можно будет внимательно осмотреть скелет.

– Вы осторожный человек, мне это нравится. Но девушка, судя по одежде, была того же возраста, что и его жертвы. Короткие юбки носит молодежь не старше двадцати одного года.

– Но…

Он гулко хохотнул.

– Знаю, знаю, все надо тщательно изучить, но тут, кажется, ответ лежит на поверхности. Девушка жестоко избита до смерти и обнаружена похороненной на заднем дворе Джерома Монка. Дорогой мой, если перед вами незнакомый предмет, который выглядит как рыба и пахнет рыбой, что это такое?

Его манера говорить меня раздражала, но он был прав.

– Подобное возможно.

– Ладно, с этим решили. Теперь осталось выяснить, которая из них. Одна из близнецов Беннетт или Уильямс?

– Определим по одежде.

– Правильно, но в этом, уверен, вы разбираетесь лучше меня. – Уэйнрайт усмехнулся. – Так что выкладывайте. И не надо смущаться, вы же не в суде свидетельствуете.