К западу от Эдема. Зима в Эдеме. Возвращение в Эдем Гаррисон Гарри

9

Kennep at halikaro, kennep at hargoro, ensi naudinz ar san eret skarpa tharm senstar et sano lawali.

Мальчик может быть легконогим и сильноруким, но он не охотник, пока тхарм зверя не будет извлечен наконечником его копья.

– Они убили мою мать, они убили брата, я видела, – говорила Исель. Она уже перестала отчаянно рыдать, но глаза еще были полны слез и щеки мокры от соленой влаги. Она утерлась тыльной стороной руки и вновь ощупала бритую голову. – Они убили всех.

А мальчик ни разу не всхлипнул. Быть может, потому, что девчонка всю дорогу захлебывалась визгом. Она была старше его на пять или шесть лет, но орала словно младенец. Керрик понимал ее, плакать – дело простое. Нужно только внутренне сдаться. Но он не сдавался. Охотник не плачет, а ведь он уже был на охоте. С отцом, величайшим из охотников. С Амагастом. Теперь он мертв, как и все из саммада. К горлу Керрика подкатил комок при этой мысли, но он не заплакал. Охотник не плачет.

– Керрик, они не убьют нас? Не убьют, ведь правда же? – спросила Исель.

– Да.

Она обняла мальчика и вновь зарыдала. Это было неправильно. Только маленькие дети ведут себя подобным образом. И хотя это было запрещено, он не мог скрыть удовольствия от ее прикосновения. Он тронул ее небольшие плотные грудки. Он прикоснулся к ним еще раз, она оттолкнула его и зарыдала еще громче. Он встал и с пренебрежением отошел. Глупая девчонка, она никогда не нравилась ему. Они прежде даже никогда не разговаривали. Но теперь их осталось двое, и она, видите ли, решила, что их отношения изменились. Она решила, но только не он. Как было бы хорошо, если бы на ее месте оказался кто-нибудь из его друзей. Но все они убиты – воспоминание это пронзило его. Из всего саммада никто не остался в живых. Теперь их очередь. Исель не понимает этого, не понимает, что сами они не в состоянии ничего сделать.

Он снова и снова внимательно оглядывал помещение, но в деревянной пещере не было ничего: ни палки, ни камня – словом, никакого оружия. Не было и пути к спасению. Тыквы с водой слишком легки. Ими и ребенка не ушибешь. Тем более мургу, притащивших их сюда. Взяв одну из тыкв, он глотнул – в пустом желудке заурчало. Он был голоден, но все-таки не настолько, чтобы есть это мясо. От одного вида мерзкой снеди его тошнило. Ни сырое, ни жареное: оно липкой массой свисало с кости. Он тронул мясо пальцем, и его передернуло. Вдруг дверь скрипнула и отворилась.

Исель прижалась к стене и отчаянно завопила, закрыв глаза. Керрик же, наоборот, встал лицом к двери, стиснул кулаки. Он жалел только, что у него нет копья… Если бы только было копье…

На этот раз появились два мургу; может, он уже видел их, может, нет. На первый взгляд никакой разницы, все они на одно лицо. Огромные, чешуйчатые, толстохвостые, они были покрыты отвратительными пятнами, на спинах топорщились уродливые гребни. Эти мургу ходили как тану и умели брать предметы уродливыми клешнями с двумя большими пальцами.

Когда они вошли, Керрик медленно отступил, потом еще… пока спиной не коснулся стены… Отступать было уже некуда. Они смотрели на него равнодушными глазами, и он вновь затосковал… копье бы… Один из мургу дернулся и повел руками, издавая мяукающие звуки. Керрик так прижался к стене, что заболели лопатки.

– Они еще ничего не ели? – спросила Энге.

Сталлан сделала отрицательный жест и указала на тыквы:

– Хорошее мясо, обработанное энзимами, годное в пищу. Сами они обжаривают мясо, и я решила, что сырое они не станут есть.

– А фрукты ты им не предлагала?

– Нет, они едят мясо.

– Может быть, они всеядны. Мы немного знаем об их привычках. Принеси фруктов.

– Я не могу оставить тебя с ними одну. Сама Вейнте’ приказала мне охранять тебя, – произнесла охотница дрогнувшим голосом, не зная, что делать.

– Я справлюсь с обоими маленькими зверями, если придется. Они уже на тебя нападали здесь?

– Когда их только принесли. Самец злобный. Пришлось побить, чтобы прекратил злиться. Но с тех пор не нападал.

– Я в безопасности. Ты выполнила приказание эйстаа, а теперь исполняй мое.

У Сталлан не оставалось выбора. Она нерешительно вышла, и Энге задумалась. Как же вступить в общение с этими существами? Самка лежала лицом к стене, издавая все тот же высокий звук. Небольшой самец молчал, еще бы – он глуп, как положено самцу. Энге наклонилась, приподняла самку за плечо и постаралась повернуть лицом к себе. Оказалось, что к теплой шкуре животного можно прикоснуться без отвращения. Вой усилился – и внезапно острая боль пронзила ей руку.

Завопив от неожиданности Энге тряхнула рукой – самец покатился на землю. Зубы зверя прокусили ей кожу, выступила кровь. Выставив вперед когтистую руку, она разгневанно зашипела.

Зверь на четвереньках пополз в сторону. Она нагнулась над ним. И остановилась, осознав свою вину.

– Да, мы виноваты, – сказала она, едва гнев отступил. – Мы убили почти всю твою стаю. Тебя нельзя винить в твоем поступке. – Потерев укушенную руку, она поглядела на яркое пятно крови.

Дверь отворилась, вошла Сталлан с тыквой, полной оранжевых фруктов.

– Самец укусил меня, – спокойно сообщила Энге. – Они не ядовиты?

Отбросив тыкву в сторону, Сталлан бросилась к ней, взглянула на рану и занесла кулак над съежившимся самцом. Легким прикосновением Энге остановила ее:

– Не надо. Это я виновата. Как укус?

– Неопасен, если вовремя очистить рану. Пойдем, я ее обработаю.

– Нет, я останусь здесь. Не следует обнаруживать страх перед этими зверями. Со мной все будет в порядке.

Сталлан неодобрительно покачала головой, но поделать ничего не могла. Она торопливо вышла наружу и вскоре возвратилась с деревянным ящичком. Она достала из него бутылку с водой и промыла рану, потом сняла крышку с нефмакела и положила его на руку Энге. Влажное прикосновение пробудило дремлющее животное, и оно прилипло к ране, выделяя антибактериальную жидкость. После чего Сталлан достала из ящика две узловатые черные шишки и произнесла:

– Придется связать самцу руки и ноги. Уже не впервые. Слишком злобный.

Маленький самец пытался спастись, но Сталлан поймала его, швырнула на пол и коленом придавила спину, придерживая одной рукой. Другой она схватила живые путы, обернула их вокруг лодыжек зверя и вставила хвост веревки в ее пасть. Повинуясь рефлексу, живая веревка глотнула свой хвост, тело ее напряглось. Когда самец оказался надежно связанным, Сталлан отпихнула его в сторону.

– Я останусь и буду тебя охранять, – произнесла она. – Я должна. Вейнте’ приказала тебя защищать. Я отлучилась на миг – и ты ранена. Я не могу допустить этого более.

Энге жестом выразила вынужденное согласие. Поглядела на брошенную тыкву и раскатившиеся по полу фрукты. Она указала на распростершуюся на полу самочку:

– Я возьму эти круглые сладости. Ты поверни ее лицом ко мне, чтобы она меня видела.

Исель отчаянно завопила, когда холодные руки марага схватили ее, грубо развернули и прислонили к стене. Она вцепилась зубами в костяшки пальцев. Второй мараг, тяжело ступая, подошел поближе, остановился, топнул и поднял вверх апельсин. Рот его медленно раскрылся, обнажив два ряда остроконечных зубов. Издав громкий вопль, он помахал апельсином в воздухе, одновременно царапая пол когтями. Исель только стонала от страха, не чувствуя, что прокусила кожу на пальцах, и кровь заструилась по ее подбородку.

– Это фрукт, – сказала Энге, – круглый, сладкий, хороший, чтобы есть. Наполняет живот, ты радуешься. Еда дает силы. А теперь делай, как я велю! – Сначала она уговаривала, а потом стала приказывать: – Ты возьмешь этот фрукт и съешь!

Заметив кровь, она поняла, что зверь поранил себя сам, и в негодовании отвернулась. Поставив тыкву с фруктами на пол, она знаком поманила Сталлан к двери.

– У них есть грубые орудия, – сказала Энге. – Ты говорила, что они сооружают что-то вроде укрытий и даже крупные звери им служат. – (Сталлан кивнула.) – Должно же у них быть что-то похожее на разум?

– Но это не значит, что они должны уметь разговаривать.

– Верно подмечено, охотница. Но пока приходится предполагать, что у них есть язык, с помощью которого они общаются между собой. И мелкие неудачи не остановят меня. Смотри, самец шевелится. Должно быть, почуял запах фруктов. Реакция самцов всегда груба: голод сильнее страха перед нами. Но он все еще озирается, он дикий. Гляди! – крикнула она победно. – Ест! Первый успех. По крайней мере, теперь его можно кормить. И смотри-ка, тащит фрукт самке. Альтруизм – признак интеллекта.

Но Сталлан недоверчиво качала головой:

– И дикие животные кормят своих детей. И охотятся вместе. Я видела. Это не доказательство.

– Может быть. Но я все равно верю… Если простые команды могут понимать даже лодки, почему нельзя думать, что подобные твари способны на это?

– Значит, ты будешь обучать их тем же способом, что и лодки?

– Нет. Поначалу собиралась именно так и поступить, но теперь хочу достигнуть более высокого уровня понимания. При обучении лодок приходится обеспечивать положительное и негативное подкрепление немногих команд. Ошибки наказываются электрическим ударом, кусочком еды поощряется правильный ответ. Такое обучение пригодно для лодок, а этих животных я не собираюсь учить, с ними я должна разговаривать.

– Говорить трудно. Многие из тех, кто вышел из моря на сушу, так и не научились этому.

– Ты права, охотница, все дело в развитии: молодняк с трудом осваивает взрослую речь, но в море, ты помнишь, они разговаривают между собой.

– Тогда учи этих зверей детской речи. Ее-то они должны освоить.

Энге улыбнулась:

– Прошло много лет с тех пор, как ты разговаривала по-детски. Ты помнишь, что это значит?

Она подняла руку, и зеленая ладонь медленно покраснела, она пошевелила пальцами. Сталлан улыбнулась:

– Каракатицы. Много.

– Ты помнишь. Но разве ты не видишь, как важен цвет ладони? Без этого не поймешь смысла моей речи. А эти лохматые умеют менять цвет ладоней?

– Не думаю. Я никогда не видела этого. А тела у них бело-красные.

– Может быть, в их речи это важно…

– Если только она у них есть.

– Действительно – если. Я должна пристальнее приглядеться к ним, прежде чем они начнут издавать звуки. Но велика необходимость заставить их разговаривать как иилане’. Начнем с простейших выражений. Они должны понять полноту общения.

– Не понимаю, о чем ты говоришь.

– Тогда я покажу, чтобы ты поняла. Слушай мои слова внимательно. Готова? Ну… Мне тепло. Понимаешь?

– Да.

– Хорошо. Мне тепло. Это утверждение. Полнота его следует из обеих частей утверждения. А теперь я скажу медленнее. Мне… тепло. Я слегка двигаю большим пальцем, глядя вверх, и произношу слово «тепло», чуть приподняв хвост. И все это: произнесенные звуки и точные жесты вместе складываются в полное выражение.

– Я никогда не думала о подобном… Даже голова заболела.

Энге расхохоталась и жестом показала, что понимает шутку.

– В твоих джунглях я заплутаюсь так же, как ты в джунглях речи. Ею занимаются немногие: все здесь так сложно и трудно. И первый шаг для понимания требует осознать филогению языка.

– Теперь голова уже сильно болит. И ты думаешь, что эти звери сумеют понять такое? Когда даже я не понимаю, о чем ты ведешь речь…

Сталлан показала на зверей, испуганно прильнувших к стене. В тыкве ничего не осталось, кусочки шкурок были разбросаны по полу.

– Ничего сложного я им объяснять не стану. Просто я хотела тебе сказать, что история нашего языка повторяет наше жизненное развитие. Когда мы юными оказываемся в море, говорить не умеет никто, и мы ищем помощи у подружек по эфенбуру, вошедших в воду вместе с нами. Мы умнеем, видим, как взрослые разговаривают между собою. Простые движения ног и рук, изменение цвета ладоней… Мы становимся старше и учимся, учимся и, когда выходим на сушу, уже можем и жестом дополнять звуки и так далее, пока не становимся настоящими иилане’. Отсюда моя нынешняя задача. Как научить нашему языку существ с иным жизненным циклом? Или у них он такой же? Быть может, после рождения они тоже сначала живут в воде.

– Мои знания об этом далеки от совершенства, но ты должна помнить: этот вид устузоу нам почти неизвестен. Я очень сомневаюсь в том, что они могут жить в воде. Я ловила и выращивала некоторых из лохматых зверей, поменьше размером, – тех, что можно обнаружить в джунглях. У всех есть кое-что общее. Все они теплые, всегда.

– Я заметила. Очень странно.

– Остальное не менее странно. Погляди на этого самца. Видишь – у него одиночный пенис, который не втягивается должным образом. Ни у одной из разновидностей устузоу, которых мне приходилось ловить, не было нормального двойного пениса. Более того, я следила за их поведением при случке – оно отвратительно.

– Что ты имеешь в виду?

– Я хочу сказать, что после оплодотворения яйца детеныша вынашивает самка. А когда он рождается, самки носят его при себе и кормят из мягких выростов на груди. Вон, видишь, в верхней части тела этой молодой самки.

– Действительно необычно. Ты считаешь, что их молодняк остается на суше? Значит, они не подрастают, как положено, в море?

– Правильно. Общая повадка у всех известных мне устузоу. Их жизненный цикл во всем отличается от нашего.

– Разве ты не понимаешь значения своих наблюдений? Если у них есть свой язык, они научаются ему по-другому, не так, как мы.

Сталлан жестом выразила согласие.

– Это я поняла, благодарю за объяснение. Но отсюда следует еще более важный вопрос. Если у них есть язык, как они обучаются говорить?

– Вопрос действительно важный, и я должна попытаться на него ответить. Но вынуждена честно признаться, что не имею ни малейшего представления.

Энге поглядела на диких зверей, на липкие от съеденных фруктов лица. Они настороженно смотрели на нее. Как сумеет она найти способ общения с ними?

– А теперь оставь меня, Сталлан. Самец надежно связан, самочка неопасна. Когда я буду одна, им не на кого будет отвлекаться.

Сталлан долго размышляла, а потом нерешительно согласилась:

– Как велишь. Я согласна, что теперь опасность невелика. Но я буду здесь же, за дверью; оставлю ее незапертой и чуть приоткрытой. Позовешь меня, если они чем-то будут угрожать тебе.

– Позову. Я обещаю. А теперь начинается моя работа…

10

В новом городе было много работы. Излишней… Приходилось исправлять ошибки прежней эйстаа, по справедливости умершей. Все эти хлопоты заполняли будни Вейнте’ от первых лучей солнца до наступления тьмы. Погружаясь в сон, она завидовала ночным лодкам и другим существам, видевшим в темноте. Если бы она могла спать меньше хоть чуть-чуть – сколько всего можно было бы еще переделать. Бесполезная мысль, но как часто ночами она думала об этом… Мысли эти, конечно, не влияли на сон – нельзя спать более беспокойно и тревожно, чем иилане’! Казалось, что, закрывая глаза, Вейнте’ погружалась в глубокий сон наподобие смерти. Но сон иилане’ не крепок, его может нарушить любой шорох. Много раз в ночной тьме поднимала Вейнте’ голову, встревоженная криками зверей. Глаза ее открывались, какой-то миг она вслушивалась. Потом, если все было спокойно, она вновь засыпала. И только серый утренний свет пробуждал ее.

Этим утром она, как всегда, ступила на пол из теплой постели и ткнула ее ногой. Та начала сворачиваться. Вейнте’ подошла туда, где из бесчисленных стволов и стеблей живого города выступало что-то вроде тыквы с водой. Вейнте’ приложила губы к отверстию и напилась подслащенной воды. За спиной возле стены сворачивалась в длинный сверток постель. Она охлаждалась: до следующей ночи ложе эйстаа будет пребывать в коматозном состоянии. Ночью шел дождь, и влажный плетеный пол неприятно холодил пятки.

Вейнте’ направилась к амбесиду. Следом за ней одна за другой пристраивались фарги.

Каждое утро перед началом работ руководительницы проекта и простые жительницы ненадолго приходили на амбесид, чтобы поговорить. Это открытое пространство было центром города, его сердцевиной, осью, вокруг которой крутились все дела.

Вейнте’ направилась к своему излюбленному месту возле западной стены, куда падали первые лучи солнца. В глубокой задумчивости она не замечала рядовых жительниц, расступавшихся, чтобы пропустить ее. Ведь она – эйстаа, что всегда идет по прямой. Кора дерева уже согрелась, и она с удовольствием ступала по ней под восходящим солнцем, зрачки ее сузились в вертикальные щелки.

С глубоким удовлетворением смотрела она, как пробуждается Алпеасак. Она гордилась своим высочайшим положением: ведь это был ее город. Она будет растить его, строить, отгораживать от диких лесов, покрывающих все чужеземное побережье. Она построит город, и построит хорошо. Когда холодные ветры задуют над Инегбаном, новый город будет уже готов. И тогда сюда придет ее народ, иилане’ будут жить здесь и чтить ее за дела. Но стоило об этом подумать, как вынырнула неприятная мысль: в день, когда это произойдет, она не будет здесь эйстаа. С остальными приплывет и Малсас<, эйстаа Инегбана, которой, быть может, суждено править и новым городом.

Быть может. Эту пару слов Вейнте’ скрывала особенно тщательно и никогда не произносила вслух. Быть может. Время меняет все. Малсас< уже немолода, молодежь уже подталкивает ее снизу. Время меняет все. И самой Вейнте’ суждено когда-нибудь перейти этот поток. А пока – надо строить, возводить новый город… и строить его хорошо.

На глаза Вейнте’ попалась Этдиирг.

– Ты обнаружила, кто убивает наших животных? – спросила Вейнте’.

– Да, эйстаа. Большой черный устузоу с огромными клыками и острыми когтями… Клыки у него такие огромные, что торчат из пасти, даже если она закрыта. Сталлан расставила ловушки возле дыр, которые он проделал в заборе. Там его и обнаружили этим утром, две удавки схватили его за ноги, третья – за шею и удушила.

– Снимите с него голову, а потом принесите мне его чистый череп.

Вейнте’ показала, что разговор окончен, и поманила к себе Ваналпе’. Оставив беседу, биолог поспешила к ней.

– Расскажи мне о новом пляже, – попросила Вейнте’.

– Близок к завершению, эйстаа. Траву расчистили, терновник высок, кораллы у берега приживаются хорошо… Времени только мало прошло.

– Великолепно. Значит, уже можно думать о новых рождениях. Они сотрут память о происшествии на старом пляже.

Ваналпе’ согласилась, но с чувством легкой вины выразила сомнение:

– Пляж готов, но еще не безопасен.

– Все та же проблема?

– Со временем мы решим и ее. Я работаю вместе со Сталлан. И мы верим – решение вот-вот найдется. Мы уничтожим зверей.

– Это необходимо. Самцы должны быть в безопасности. Чтобы случившееся не повторилось.

Вейнте’ переговорила со всеми и ознакомилась с новостями. Настроение ее немного улучшилось. Но она думала об охотнице. Прошло какое-то время, а Сталлан не появлялась. Вейнте’ поманила фарги и приказала разыскать охотницу. Наконец около полудня Сталлан появилась и села возле Вейнте’ в тени листвы.

– Несу добрые вести, эйстаа. Пляж скоро будет в безопасности.

– Если это так, приходит конец тяжелым для города временам.

– И аллигаторам. Мы нашли, где они размножаются. Я велела фарги доставить сюда все яйца, переловить весь молодняк. Они просто восхитительны на вкус.

– Я уже ела их и согласна с тобой. Значит, будем разводить их вместе с прочим мясным скотом?

– Нет, они слишком коварны и злобны. Для них возле реки строится особый загон.

– Очень хорошо. А что ты собираешься делать со взрослыми?

– Тех, кто слишком велик для ловушек, придется убить. Конечно, это обидная потеря мяса, но выбора нет. На ночных лодках мы до зари подберемся к ним и перебьем всех.

– Покажи, где они размножаются. Хочу поглядеть сама.

Вейнте’ собралась покинуть амбесид. Становилось все жарче, и вокруг многие уже дремали, забившись в тень. Она отдыхать не намеревалась, слишком много еще оставалось дел.

Вейнте’ и Сталлан медленно направились к пляжу, группа фарги, как всегда, плелась за ними. Жарко было даже в тени деревьев, и все время от времени ныряли в пруды, выкопанные для охлаждения у дороги. Они миновали болото, большая часть его еще не была расчищена. Оно густо заросло кустарником и пахучими травами, кишело крохотными кусачими насекомыми. Наконец болото кончилось, за густыми зарослями открылся песчаный пляж. Из высокой травы вверх тянулись приземистые пальмы и какие-то странные растения с плоскими листьями, утыканные длинными иглами. Земля эта, Гендаси, так отличалась от привычного мира! Она была полна неизведанного. И опасностей.

Впереди текла река, неторопливая и глубокая. У берега теснились лодки: их кормили приглядывающие за ними фарги. Когда фарги заталкивали в них порции мяса, из крошечных пастей стекали тонкие струйки крови.

– Мясо аллигаторов, – пояснила Сталлан. – Не выбрасывать же… Лодки теперь так раскормлены, что готовы размножаться.

– Тогда пусть поголодают. Они нужны нам сейчас в рабочем состоянии.

Вдоль речных берегов высились ветвистые деревья. Среди них были серые с массивными стволами; тут же росли тонкие и высокие деревья, покрытые зелеными тонкими иглами; выше всех вздымались красные гиганты, от которых во все стороны разбегались корни. Земля между деревьями была покрыта пурпурными и розовыми цветками, но наверху, среди ветвей, их было еще больше. Целые ветви были усеяны огромными бутонами. В джунглях кипела жизнь. В кронах кричали птицы, на стволах улитки оставляли за собой красные влажные полосы.

– Богатая земля… – проговорила Вейнте’.

– Когда-то и Энтобан был таким, – сказала Сталлан. Расширив ноздри, она принюхивалась. – Когда города еще не разрослись от океана до океана.

– Ты думаешь, тогда повсюду так было?

Вейнте’ попыталась осознать это. Такое трудно понять. А нам кажется, что города существовали от яйца времен…

– Я не однажды говорила об этом с Ваналпе’. Она мне объяснила. Жизнь цветет в новых землях Гендаси, давным-давно так было и в Энтобане, тогда иилане’ еще не выращивали свои города.

– Конечно, ты права. Если мы все время выращиваем новые города, значит когда-то существовал один-единственный город. И отсюда следует неутешительный вывод, что еще раньше городов не было вовсе. Такое возможно?

– Не знаю. Поговори об этом с Ваналпе’, она как дома среди подобных головокружительных идей.

– Ты права. Я спрошу ее.

Тут Вейнте’ обнаружила, что их слишком уж близко окружили фарги; с открытыми ртами они пытались понять смысл разговора. Движением руки она отослала их прочь.

Они приближались к местам размножения аллигаторов, только на этот раз большая часть огромных рептилий уже навсегда оставила эти берега. Уцелевшие держались осторожно и, завидев лодку, немедленно исчезали в воде. Самки прятались последними. Эти примитивные и тупые существа просто на удивление трогательно заботились о яйцах и молодняке. Впереди на берегу стояли лодки, возле них под палящим солнцем трудился отряд фарги. Вейнте’ обратилась к надсмотрщице по имени Зекакот, наблюдавшей за работами из тени дерева:

– Расскажи, как идет работа?

– Прогресс значителен, эйстаа. В город отосланы две полные лодки яиц. Ловим сетями молодняк, они глупы и легко попадаются.

Она наклонилась над корзинкой и, ухватив за хвост маленького аллигатора, выпрямилась. Он шипел, извивался, пытался впиться в ее руку острыми зубками.

Вейнте’ одобрительно кивнула:

– Хорошо, очень хорошо. И опасность исчезнет, и животы наполнятся. Хорошо, если бы наши проблемы всегда находили такое удачное решение. – Она обернулась к Сталлан. – Других мест размножения не обнаружено?

– Во всяком случае, отсюда до города – нет. Когда мы окончим здесь, пойдем дальше вверх по реке, к болотам.

– Хорошо. Теперь, прежде чем возвращаться в город, глянем на новые поля.

– Я должна возвратиться к охотницам, эйстаа. Зекакот покажет дорогу, если ты согласна.

– Я согласна, – ответила Вейнте’.

Ветер утих, неподвижный воздух почти обжигал. Лодки спустили в реку. Вейнте’ заметила, что небо приобрело странный желтоватый цвет, она еще не видела такого. Здесь, на другом краю света, все было по-другому. Ветер стал усиливаться, теперь он переменил направление и дул в спину. Вейнте’ повернулась и заметила на горизонте черную полосу.

– Зекакот, что это значит? – показала она.

– Не знаю. Какие-то облака. Я еще не видела ничего подобного.

Черные облака надвигались с немыслимой скоростью. Только что они казались пятнышками над кронами деревьев и вдруг заняли уже полнеба, вокруг сразу потемнело. И когда пришел ветер, он разил словно кулак. Одна из лодок, оказавшаяся боком к ветру, вдруг перевернулась.

Послышались крики, но тут же умолкли: всех выбросило в бурлящую воду. Лодка с плеском нырнула и вынырнула, иилане’ метнулись в стороны, чтобы избежать столкновения с нею. Когда их с большими усилиями извлекли из бурных вод, оказалось, что никто не получил повреждений. Но все давным-давно позабыли океан своей юности и плавали плохо. Вейнте’ выкрикивала указания, наконец одна из самых предприимчивых фарги, не побоявшаяся рискнуть в надежде повысить свой статус, подплыла к нервничавшей лодке и вскарабкалась внутрь. Там с резким криком она ударила по нужному месту и сумела взять живое суденышко под контроль.

А вокруг злобно завывал ураган, грозя потопить другие лодки. Все иилане’ прикрыли глаза мембранами, носовые перепонки защищали ноздри от капель дождя. И вдруг, покрывая рев ветра, в лесу раздался страшный треск – повалилось гигантское дерево, увлекая за собой соседние.

Вейнте’ не могла перекричать шум ветра, но все и так поняли ее приказ: держаться подальше от берега, чтобы не попасть под падающие деревья.

Лодки качались на крутых гребнях. Иилане’ жались теснее друг к другу, пытаясь сохранить крохи тепла под холодным секущим дождем. Казалось, прошло довольно много времени, прежде чем ветер начал ослабевать и стал порывистым. Буря утихала.

– Назад в город! – приказала Вейнте’. – Быстро, как только возможно!

Невероятный ветер проложил целую просеку в джунглях, повалив даже самые высокие из деревьев. Не зацепила ли буря город? Наверняка. Ведь образующие город деревья еще так молоды, они еще растут. Хорошо ли они укоренились? Каков ущерб? Ужасная мысль эта мучила всех.

Ухватив связанное животное за шею, Сталлан сняла веревку, сдерживавшую брыкавшиеся ноги, и бросила его в клетку. Эта тварь полностью поглотила внимание охотницы, и она заметила перемену погоды, лишь закончив возню. Носовые клапаны ее открылись, она понюхала воздух. Что-то знакомое и… недоброе. Она прибыла в Гендаси с первой группой, той самой, что подыскала место для нового города.

Посовещавшись, прибывшие решили остановиться на побережье Алпеасака. Сталлан была в той группе, что осталась на берегу, после того как урукето отправился обратно в Инегбан. Остались самые сильные… Все были отлично вооружены и прекрасно представляли себе опасности, которыми полны окрестные джунгли. И тогда их чуть не погубила неожиданная беда, уничтожившая все припасы, – буйный и яростный ливень, какого они еще не знали.

Все началось именно так: небо пожелтело, воздух словно замер и придавил землю. Заперев за собой клетку, Сталлан изо всех сил завопила: «Беда!» Все оказавшиеся поблизости фарги тут же повернулись к ней – это слово они выучили одним из первых…

– Ты – на амбесид, остальные разбегайтесь в стороны! На нас идет буря с сильным ветром. Все на пляжи, в поля, в воду – подальше от деревьев!

Фарги побежали чуть ли не быстрее Сталлан; с первыми порывами ветра сотни иилане’ уже выбегали на безопасные открытые места. Тут навалилась буря, и город исчез за стеной ливня.

На берегу реки Сталлан заметила тесно жавшихся друг к другу фарги. Прячась от дождя, Сталлан протиснулась в самую середину. Ветер словно старался их разметать. Самые молодые шипели от страха, и Сталлан резко приказала им умолкнуть. Силой своего авторитета она удерживала молодежь на месте, пока не прошла буря, а когда ураган утих, велела всем возвращаться в город.

Усталая лодка Вейнте’ вяло двигалась к берегу среди усеявших воду обломков, а Сталлан уже ожидала ее. И, когда слов еще нельзя было расслышать, просигналила: все в порядке. Не отлично, но терпимо.

– Каков ущерб? – крикнула Вейнте’, выпрыгивая из лодки.

– Погибли две фарги и…

Вейнте’ остановила ее сердитым жестом:

– Город меня интересует, не жительницы.

– Пока ни о чем существенном не докладывали. Мелких повреждений много, поломаны ветви, некоторые части города повалило ветром. В поля и к стадам разосланы фарги, ни одна еще не вернулась.

– Я и не надеялась на лучшее. Все сообщения – на амбесид.

Они пробирались по городу, ущерб был очевидным. Живая крыша во многих местах была повреждена, все дорожки были усыпаны листьями. В стойлах кто-то стонал; Сталлан заметила, что один из оленей в панике сломал ногу. Одной иглой из неразлучного хесотсана она прикончила животное.

– Плохо, но могло быть и хуже, – произнесла Вейнте’. – Сильный город, растет хорошо. Буря может разразиться снова?

– Скорее всего, нет, по крайней мере до следующего года. Дожди и сильные ветры иногда случаются, но ураганы бывают только в это время.

– Года хватит, чтобы возместить ущерб. Ваналпе’ позаботится, чтобы рост был ускорен. Этот новый мир жесток и суров, но и мы можем быть столь же суровы и жестоки.

– Все будет, как ты говоришь, эйстаа, – ответила Сталлан.

Она не сомневалась, что Вейнте’ сделает так, как решила.

Любой ценой.

11

Алпеасак рос и понемногу залечивал раны. Целыми днями Ваналпе’ с помощницами сновали по городу, тщательно записывая весь причиненный бурей ущерб. Гормоны подгоняли рост, и листья крыш скоро вновь легли друг на друга, а новые стволы и воздушные корни укрепили стены. Но Ваналпе’ не просто восстанавливала все как было. Прочные лианы, крепкие и упругие, пронизывали теперь стены и крышу.

Город не только стал сильнее, в нем становилось все безопаснее, ведь с каждым днем новые и новые поля прорезали джунгли. Это медленное продвижение могло показаться случайным, однако на самом деле было тщательно подготовлено и продумано.

Самое опасное дело – посев куколок в диких джунглях – выполняли Дочери Смерти. От диких зверей их защищали вооруженные фарги, но от синяков, ран, несчастных случаев, укусов змей спасения не было. Многие пострадали, некоторые умерли. Но ни город, ни Вейнте’ их судьбы не тревожили. Город прежде всего.

И когда сев куколок окончился, джунгли были обречены. Вылупившиеся из яиц прожорливые червяки оправдали цель их создания. Для животных и птиц они были несъедобны, самим же гусеницам по вкусу оказалась любая растительность. Слепые и ненасытные, ползали они по древесным стволам и среди травы, пожирая все на своем пути. Лишь голые скелеты деревьев оставались после них да зловонная от экскрементов почва. Они ели и росли, росли… Отвратительные, покрытые щетинками создания вырастали длиной в руку иилане’.

А потом они умирали, гибель была заложена в их генах – тщательно продуманная предосторожность, чтобы гнусные твари не пожрали весь мир. Они умирали и гнили в кучах собственных испражнений. Хитроумие Ваналпе’, генных инженеров сказалось и в этом. Черви-нематоды с помощью бактерий, населявших их кишечники, превращали эту отвратительную массу в плодородную почву. Жуки не успевали съедать мертвые деревья, как уже сеяли траву и терновник защитных стен. Новое поле углублялось в джунгли, отодвигая их все дальше от города, новый барьер отделял город от них.

В медленном этом продвижении не было ничего неестественного. Иилане’ жили в гармонии с окружавшим их миром, они были неотъемлемой его частью. Как же могло быть иначе? У полей не было определенных форм и границ. Все это зависело от сопротивляемости листвы и прожорливости гусениц. Терновник разрастался в живые ограды различной ширины, некоторое разнообразие в ландшафт добавляли уцелевшие кое-где участки джунглей.

Столь же разнообразны были пасущиеся стада. Всякий раз, когда из Инегбана приплывал урукето, на нем привозили оплодотворенные яйца или новорожденных существ. Самых беззащитных и мирных держали поближе к городу на первых полях, там достигали зрелости урукубы и онетсенсасты. У границы джунглей паслись всеядные гиганты. Становясь в два раза больше мамонта, они продолжали расти; огромные рога и бронированные шкуры защищали их от любых опасностей…

Приходя на амбесид, Вейнте’ каждый день радовалась успехам. Она все больше убеждалась, что нет проблем, которые она не может решить. Но однажды утром произошло нечто важное. Отчаянно толкаясь, на амбесид влетела фарги.

– Эйстаа, урукето вернулся. Я была в рыбацкой лодке, я сама видела…

Резким жестом Вейнте’ приказала глупому созданию умолкнуть, а потом подала знак помощницам.

– Встретим их на причале. Я хочу знать новости из Инегбана.

Горделиво и молча она шествовала по тропе, подруги и помощницы следовали за нею, замыкала шествие бесконечная толпа фарги. В Алпеасаке не бывало холодов, но в это время года то и дело лил дождь, поэтому все были в плащах, согревавших и спасавших от моросящего дождя.