Заветы Этвуд Маргарет
Он пожал нам руки; у него не хватало двух пальцев. Коренастый, лет шестидесяти, загорелый и с черной бородой.
– Значит, история у нас такая – на случай если спросят: вы на рыболовецкой шхуне, ходит на солнечной энергии плюс дизель. Порт приписки – Ливан. Мы доставили треску и лимоны по особому разрешению, то есть на серый рынок, и идем назад. Днем на глаза никому не показывайтесь – мой связник через Берта, который вас до пристани подвозил, сообщает, что скоро вас точно будут искать. На ночлег устроим вас в трюме. Если проверка, береговая охрана усердствовать не будет, мы этих ребят знаем. – И он потер два пальца – это я знала, это значило «деньги».
– А еды у вас нет? – спросила я. – Мы весь день толком ничего не ели.
– А, точно, – сказал он.
Затем велел ждать, ушел и вернулся с двумя кружками чаю и сэндвичами. С сыром, но не галаадским, а настоящим сыром – козьим со шнитт-луком, Мелани такой любила.
– Спасибо, – сказала Агнес.
Я уже вгрызлась, но пробубнила «спасибо» с полным ртом.
– Ваша подруга Ада передает привет и что вы скоро увидитесь, – сказал мне капитан Мисимэнго.
Я проглотила.
– Откуда вы знаете Аду?
Он засмеялся:
– Все друг другу родня. По крайней мере здесь. Мы с ней когда-то вместе охотились на оленей в Новой Шотландии.
На ночлег мы спустились по трапу. Капитан Мисимэнго пошел первым и включил свет. В трюме стояли какие-то холодильники и большие прямоугольные железные ящики. У одного ящика на боку была откидная петля, а внутри два спальника, на вид не очень чистые: мы, наверное, не первыми в них спали. Трюм насквозь провонял рыбой.
– Если все тихо, крышку можете не опускать, – сказал капитан Мисимэнго. – Спите крепко, ваша репка.
И его шаги удалились.
– Довольно-таки жуть, – шепнула я Агнес. – Рыбой пахнет. Спальники эти. Наверняка там вши.
– Мы должны возблагодарить Господа, – сказала она. – Давай спать.
Татуировка БОГ / ЛЮБОВЬ болела, и спать пришлось на правом боку, чтоб на нее не давить. Может, у меня заражение крови, думала я. Тогда беда, потому что врача на борту явно нет.
Проснулись мы еще затемно, потому что судно качало. Агнес вылезла из железного ящика и пошла наверх посмотреть, что происходит. Я тоже хотела пойти, но мне было очень нехорошо.
Она вернулась с термосом чая и двумя вареными яйцами. Мы вышли в океан, сказала она, и зыбь качает судно. Она даже представить не могла, что бывают такие волны, хотя капитан Мисимэнго сказал, что ничего такого особенного.
– О господи, – сказала я. – Надеюсь, не разгуляется. Ненавижу, когда тошнит.
– Пожалуйста, не используй имя Господа всуе вместо ругательств, – сказала она.
– Извини, – ответила я. – Хотя ты меня прости, конечно, но если Господь есть, он мою жизнь знатно разъэтосамое.
Я думала, она рассердится, но она только сказала:
– Ты не одна такая во вселенной. Легкой жизни не бывает ни у кого. Но, может, Господь разъэтосамое, как ты выражаешься, твою жизнь не просто так, а зачем-то.
– Прямо не терпится выяснить, бля, зачем же.
Рука болела, и я ужасно бесилась. Сарказм надо было, конечно, прикрутить, и материться при Агнес не стоило.
– А я думала, ты постигаешь подлинную цель нашей миссии, – сказала она. – Спасение Галаада. Очищение. Обновление. Вот зачем.
– Ты считаешь, эту гнилую кучу говна можно обновить? – сказала я. – Да гори она синим пламенем!
– Почему ты хочешь причинить зло стольким людям? – мягко спросила она. – Это моя страна. Я там выросла. Ее разрушают вожди. Я хочу, чтоб она стала лучше.
– Ладно, пусть, – сказала я. – Я понимаю. Извини. Я не про тебя. Ты моя сестра.
– Я принимаю твои извинения, – сказала она. – Спасибо, что понимаешь.
Несколько минут мы посидели в сумрачной тишине. Я слышала, как Агнес дышит, а иногда вздыхает.
– Как думаешь, получится? – наконец спросила я. – Мы доберемся?
– На то не наша воля, – ответила она.
К утру второго дня я уже сильно беспокоилась за Николь. Она утверждала, что не больна, но у нее был жар. Я вспомнила, как в Ардуа-холле нас учили ухаживать за больными, и старалась следить, чтоб Николь пила побольше жидкости. На судне нашлись лимоны, и я смешивала их сок с чаем, и солью, и добавляла немножко сахара. Я наловчилась лазать вверх-вниз по трапу и отмечала, что в длинной юбке мне было бы гораздо сложнее.
Туман был очень густ. Мы еще не вышли из галаадских территориальных вод, и около полудня береговая охрана провела инспекцию. Мы с Николь закрыли крышку нашего железного ящика изнутри. Она сунула руку мне в ладонь, и я сильно ее сжала, и мы ни звука не проронили. Слышались голоса, грохотали шаги, но потом все стихло, и сердце у меня перестало так часто колотиться.
Позднее в тот день случилась какая-то поломка двигателя, что я обнаружила, когда пошла наверх за лимонным соком. Капитан Мисимэнго, кажется, переживал: приливы и отливы в этом районе очень высокие и быстрые, сказал он, а без двигателя нас унесет в море или, наоборот, затянет в залив Фанди и выбросит на канадский берег, и тогда судно задержат, а команду арестуют. Судно уносило на юг; это что значит, мы возвращаемся в Галаад?
Наверное, думала я, капитан Мисимэнго жалеет, что согласился нас взять. Сказал мне, что, если судно догонят и захватят, а нас найдут, его обвинят в контрабандной перевозке женщин. Шхуну у него отнимут, а поскольку сам он из Галаада, бежал из Галаадских Земель Предков через канадскую границу, с ним поступят как с гражданином, будут судить за контрабанду, и тогда ему конец.
– Вы из-за нас слишком рискуете, – сказала я на это. – Вы же уговорились с береговой охраной? Про серый рынок?
– Они буду отрицать – на бумаге-то ничего нет, – ответил он. – Кому охота встать к стенке за взятки?
На ужин были сэндвичи с курицей, но Николь не хотела есть – хотела только спать.
– Тебе совсем плохо? Можно я тебе пощупаю лоб?
Кожа у нее была обжигающая.
– Я только хочу, чтоб ты знала: я очень благодарна, что ты у меня есть, – сказала я Николь. – Я счастлива, что ты моя сестра.
– Я тоже, – ответила она. А спустя минуту спросила: – Как думаешь, мы увидим маму?
– Я верю, что да.
– А мы ей понравимся?
– Она нас полюбит, – сказала я, чтоб ее утешить. – А мы полюбим ее.
– Если люди родственники, необязательно их любишь, – прошептала она.
– Любовь – это дисциплина, как молитва, – сказала я. – Я хочу за тебя помолиться, чтоб тебе полегчало. Ты не против?
– Не поможет. Мне не полегчает.
– А мне полегчает, – сказала я.
Тогда она согласилась.
– Милый Бог, – сказала я, – пусть мы примем прошлое со всеми его изъянами, пусть мы придем в лучшее будущее с прощением и нежной добротой. И пусть обе мы будем благодарны, что у нас обеих есть сестра, и пусть мы обе вновь увидим нашу мать и обоих наших отцов. И пусть мы помним Тетку Лидию, и прости ее за грехи ее и недостатки, и мы надеемся, что и наши ты тоже сможешь простить. И пусть мы навсегда останемся благодарны нашей сестре Бекке, где бы она ни была. Пожалуйста, благослови их всех. Аминь.
К тому времени, когда я договорила, Николь уже спала.
Я и сама постаралась уснуть, но в трюме было ужасно душно. Потом я услышала, как по железному трапу спускаются шаги. Пришел капитан Мисимэнго.
– Вы извините, но нам придется вас выгрузить, – сказал он.
– Сейчас? – спросила я. – Ночь ведь еще.
– Извините, – повторил он. – Двигатель мы раскочегарили, но он еле фурычит. Мы в канадских водах, но до места высадки еще идти и идти. Соваться в гавань нельзя, для нас слишком опасно. Течение против нас.
Он сказал, что мы находимся у восточного берега залива Фанди. Нам с Николь надо, главное, добраться до берега, и все будет хорошо; а вот он рисковать судном и командой не может.
Николь крепко спала; пришлось ее трясти.
– Это я, – сказала я. – Твоя сестра.
Капитан Мисимэнго пересказал все то же самое ей: нам надо сию секунду высаживаться с «Нелли Дж. Бэнкс».
– Нам что – вплавь? – спросила Николь.
– Дадим вам надувную лодку, – сказал он. – Я предупредил, вас ждут.
– Она нездорова, – сказала я. – А нельзя подождать до завтра?
– Не, – сказал капитан Мисимэнго. – Скоро отлив. Упустите шанс – вас в море унесет. Оденьтесь потеплее, жду на палубе через десять минут.
– «Оденьтесь потеплее»? – переспросила Николь. – Мы что – к арктической экспедиции тут готовились?
Мы натянули на себя все, что было. Ботинки, флисовые шапки, непромокаемые куртки. Николь поднималась по трапу первая: ее пошатывало, и она цеплялась только правой рукой.
На палубе нас ждал капитан Мисимэнго с одним матросом. Они выдали нам спасательные жилеты и термос. С левого борта накатывали туманные валы.
– Спасибо вам, – сказала я капитану. – За все, что вы для нас сделали.
– Жалко, что не по плану, – сказал он. – Храни вас Бог.
– Спасибо, – повторила я. – Храни Бог и вас.
– Постарайтесь не заходить в туман.
– Шикарно, – сказала Николь. – Туман. Только этого нам и не хватало.
– Может, это, наоборот, благо, – сказала я.
Нас спустили на воду. В лодке был моторчик на солнечных батареях, там все проще простого, объяснил капитан Мисимэнго: включить, холостой ход, вперед, назад. И два весла.
– Отваливай, – сказала Николь.
– Прошу прощения?
– Оттолкни лодку от «Нелли». Да не руками! На, возьми весло.
Оттолкнуться мне удалось, хотя и не очень хорошо. Я в жизни не держала весла в руках. Чувствовала себя недотепой.
– До свидания, «Нелли Дж. Бэнкс», – сказала я. – Да благословит тебя Господь!
– Нечего махать, им тебя не видно, – сказала Николь. – Радуются небось, что от нас избавились, – мы им жизнь отравляли.
– Они были добры, – сказала я.
– Ты считаешь, это они за спасибо или за кучу денег?
«Нелли Дж. Бэнкс» удалялась. Я надеялась, что им улыбнется удача.
Чувствовалось, как отлив подхватывает лодку. Идите под углом, велел капитан Мисимэнго: навстречу отливу опасно, лодка может перевернуться.
– Подержи фонарик, – сказала Николь. Она правой рукой щелкала кнопками моторчика. Моторчик завелся. – Не отлив, а река прямо какая-то.
Двигались мы и впрямь быстро. Слева, далеко-далеко, виднелись огни на берегу. Было холодно – такой холод, который пробирает сквозь любую одежду.
– Мы ближе? – через некоторое время спросила я. – К берегу?
– Надеюсь, – сказала Николь. – Иначе мы скоро вернемся в Галаад.
– Можно прыгнуть за борт, – сказала я.
Возвращаться в Галаад никак нельзя: там, наверное, уже поняли, что Николь исчезла, но ни с каким Экономужем никуда не бежала. Нельзя предать Бекку и все, что она для нас сделала. Лучше умереть.
– Блядь, – сказала Николь. – Двигатель гикнулся.
– Ой, – сказала я. – А ты можешь?..
– Я пытаюсь. Вот говно блядское!
– Что? Что такое?
Пришлось повысить голос: со всех сторон нас обступал туман, ревела вода.
– Закоротило, по-моему, – сказала Николь. – Или батарея села.
– Они это нарочно? – спросила я. – Может, они и хотели, чтоб мы умерли.
– Да щас! – сказала Николь. – На фига им гробить клиентов? Придется грести.
– Грести?
– Веслами, ага, – сказала Николь. – У меня только одна рука нормальная, другая, как гриб-дождевик, и не спрашивай, бля, что такое гриб-дождевик!
– Я же не виновата, что не знаю таких вещей, – сказала я.
– Ты хочешь об этом поговорить прямо сию минуту? Я, блядь, извиняюсь, но у нас тут совсем ЧП! Давай, бери весло!
– Ладно, – сказала я. – Вот. Взяла.
– В уключину вставь. В уключину! Вон в ту дырку! Так, берись двумя руками. Теперь смотри на меня! Когда скажу, опусти весло в воду и тяни, – сказала Николь. Точнее, прокричала.
– Я не умею. Я, по-моему, какая-то бесполезная.
– Не реви, – сказала Николь. – Мне плевать, что там по-твоему. Работай! Ну! Когда скажу, тяни весло на себя! Видишь свет? Уже ближе!
– По-моему, ничего не ближе, – сказала я. – Мы очень далеко. Нас унесет.
– Ничего не унесет, – сказала Николь. – Будешь стараться – не унесет. И – давай! Еще! Отлично! Давай! Давай! Давай!
XXV
Подъем
Тетка Видала открыла глаза. Пока ничего не говорит. У нее мозги-то работают? Она помнит, что видела юную Агату в серебристом платье Жемчужной Девы? Помнит удар, который ее свалил? Расскажет о том, что помнит? Если на первые вопросы ответ – «да», на последний ответ тот же. Она сложит два и два – кто, кроме меня, мог подстроить такой сценарий? Любой ее донос медсестры мигом передадут Очам; а затем часы остановятся. Надо принять меры. Но какие и каким образом?
В Ардуа-холле ходят слухи, что инсульт у Тетки Видалы приключился не просто так, но в результате некоего потрясения или даже нападения. Судя по следам в грунте, ее оттащили за мою статую. Из Отделения Реанимации ее перевели в общую палату, Тетка Элизабет и Тетка Хелена по очереди сидят у ее одра, ждут первых слов, подозревают друг друга, а посему остаться с ней наедине мне не удается.
Множатся гипотезы вокруг записки о побеге. Сантехник – прекрасный штрих, такая убедительная деталь. Я горжусь находчивостью Николь и верю, что это качество немало поможет ей в ближайшем будущем. Не стоит недооценивать таланта изобретать правдоподобную ложь.
Со мной, естественно, консультировались относительно уместной процедуры. А разве не надо отправиться на поиски? Нынешнее местонахождение девушки несущественно, ответила я, коль скоро цели наши – брак и рождение потомства; но Тетка Элизабет возразила, что мужчина может оказаться распутным самозванцем или, того хуже, агентом «Моего дня», который под чужой личиной внедрился на территорию Ардуа-холла; так или иначе, он злоупотребит юной Агатой, а затем бросит ее, после чего ей останется разве что пойти в Служанки, и посему надлежит отыскать ее немедленно, а мужчину арестовать и допросить.
Если бы мужчина и вправду был, такого курса мы бы и придерживались: в Галааде благоразумные девушки не убегают, а благонамеренные мужчины не убегают с девушками. Поэтому я вынуждена была согласиться, и поисковый отряд Ангелов отправился прочесывать окрестные улицы и дома. Трудились они без воодушевления: ловля обольщенных девиц не входит в их понятие о героизме. Надо ли говорить, что юную Агату так и не нашли; равно не обнаружили ни единого самозваного сантехника, сотрудничающего с «Моим днем».
Тетка Элизабет высказала ценное мнение, что дело это пахнет очень дурно. Я согласилась и прибавила, что озадачена не меньше. Но что, спросила я затем, тут поделать? След простыл – значит, след простыл. Подождем развития событий.
Отбиться от Командора Джадда было сложнее. Он вызвал меня к себе в кабинет на безотлагательное совещание.
– Вы потеряли Младеницу Николь.
Он трясся, давя в себе ярость, но и от страха: Младеница Николь была почти у него в руках, а он ее проворонил – в Совете ему этого не простят.
– Кто еще знал, что это она?
– Больше никто, – ответила я. – Вы. Я. И сама Николь, разумеется, – я сочла необходимым с ней поделиться, дабы внушить ей мысль о ее высоком предназначении. Больше никто.
– И никто не должен узнать! Как вы это допустили? Вы же привезли ее в Галаад! И чтоб ее вот так у вас умыкнули… Пострадает репутация Очей, не говоря уж о репутации Теток.
Никакими словами не передать, до чего я наслаждалась, глядя на его корчи, однако лицом я изобразила смятение.
– Мы приняли все меры предосторожности, – сказала я. – Либо она действительно бежала, либо ее похитили. В последнем случае виновники наверняка работают на «Мой день».
Я хотела выиграть время. Мы вечно тщимся что-нибудь выиграть.
Я вела счет часам. Часам, минутам, секундам. У меня были веские резоны надеяться, что посланницы мои унесли семена падения Галаада уже очень далеко. Не зря я столько лет фотографировала совершенно секретные уголовные дела в Ардуа-холле.
У поворота на заброшенную туристическую тропу в Вермонте обнаружили два рюкзака Жемчужных Дев. В рюкзаках лежали два серебристых платья, апельсиновые очистки и одно жемчужное ожерелье. В окрестностях провели поиски с собаками-ищейками. Безрезультатно.
Финты ужасно отвлекают.
По жалобе Теток, занимающих квартиры «А» и «Б», Технический Отдел расследовал перебои с водой и обнаружил, что сток в цистерне блокирован бедной Теткой Иммортель. Бережливая девочка сняла верхнее платье, дабы оно пригодилось еще кому-нибудь: аккуратно сложенное, оно висело на первой ступеньке лестницы. Белье она скромности ради оставила. Ничего иного я от нее и не ожидала. Не думай, читатель, что ее кончина не печалит меня; однако я напоминаю себе, что Тетка Иммортель принесла себя в жертву добровольно.
Весть об этом породила новые пересуды; ходили слухи, что Тетку Иммортель убили, а кто, всего вероятнее, мог такое совершить, если не пропавшая канадская новообращенная, известная под именем Агаты? Многие Тетки – в том числе и те, что с такой радостью и удовлетворением приветствовали ее прибытие, – утверждали теперь, что всегда подозревали в ней мошенницу.
– Ужасный скандал, – сказала Тетка Элизабет. – Он бросает на нас такую тень!
– Ничего, замнем, – сказала я. – Тетка Иммортель просто хотела выяснить, что произошло с цистерной, дабы избавить ценных работников от лишних трудов, – я намерена придерживаться такой позиции. По всей видимости, она поскользнулась или потеряла сознание. Она бескорыстно выполняла свой долг и пала жертвой несчастного случая. О чем я и объявлю на достойных и лестных для покойницы похоронах, которые мы сейчас устроим.
– Гениальный ход, – с сомнением сказала Тетка Хелена.
– Думаете, кто-нибудь этому поверит? – спросила Тетка Элизабет.
– Все поверят тому, что в интересах Ардуа-холла, – твердо ответила я. – То есть в их собственных интересах.
Гипотезы, однако, продолжали плодиться. Две Жемчужные Девы прошли через ворота – в чем клялись дежурные Ангелы, – и бумаги у обеих были в порядке. Одна из них – не Тетка ли Виктория, которая по-прежнему не выходит к трапезам? А если нет – где она? А если да, почему она поспешила выйти в путь со своей миссией еще до Блага Дарения? Тетки Иммортель с ней не было – кто в таком случае другая Жемчужная Дева? Возможно ли, что Тетка Виктория была сообщницей в двойном побеге? Ибо история эта все больше походила на побег. Сделали вывод, что записка о мужчине была отвлекающим маневром – пустить по ложному следу, задержать погоню. Сколь коварны и хитроумны порой бывают юные девицы, перешептывались Тетки, – особенно иностранки.
Затем прилетела весть о том, что двух Жемчужных Дев видели на автовокзале Портсмута, в Нью-Гэмпшире. Командор Джадд распорядился о поисковой операции: самозванок – это он их так назвал – надо поймать, вернуть и допросить. Им нельзя говорить ни с кем, кроме него. На случай попыток побега он приказал стрелять на поражение.
– Жестковато, – заметила я. – Они же неопытные. Кто-то, видимо, сбил их с пути.
– В нынешних обстоятельствах мертвая Младеница Николь гораздо полезнее живой, – ответил он. – Вы же сами прекрасно понимаете, Тетка Лидия.
– Прошу прощения за свою глупость, – сказала я. – Мне представлялось, что Младеница Николь была неподдельна – в смысле, неподдельно желает присоединиться к нам. Если бы так, это был бы оглушительный успех.
– Ясно, что она была подсадной, ее внедрили в Галаад обманным путем. Оставшись в живых, она может свалить нас обоих. Вы вообще сознаете, что нам грозит, если она попадется кому-то другому и ей развяжут язык? Я лишусь всякого доверия. На свет извлекут длинные ножи, и не для меня одного: придет конец вашему царствованию в Ардуа-холле, а также, не будем лукавить, и вам самой.
Любит не любит: я перехожу в разряд простого инструмента, который используют и выбрасывают. Однако это игра на двоих.
– Истинная правда, – сказала я. – К несчастью, кое-кто в нашей стране одержим злопамятством и жаждой мести. Они не верят, что вы всегда поступали как лучше, особенно в вопросах веяния пшеницы.
Это выжало из него улыбку, хоть и натужную. Мне привиделась давняя картина – уже не впервые. В бурой власянице я подняла винтовку, прицелилась, выстрелила. Боевой патрон или холостой?
Боевой.
Я снова навестила Тетку Видалу. При ней дежурила Тетка Элизабет – вязала шапочку для недоношенных, это нынче в моде. Изо дня в день я благодарю судьбу за то, что так и не научилась вязать.
Глаза у Видалы были закрыты. Дышала она ровно – не везет.
– Заговорила? – спросила я.
– Нет, ни слова, – ответила Тетка Элизабет. – При мне, во всяком случае.
– Ваша доброта и забота делают вам честь, – сказала я, – но вы, должно быть, устали. Я вас ненадолго отпущу. Идите, выпейте чаю.
Она покосилась на меня подозрительно, однако отбыла.
Едва она вышла за порог, я наклонилась и громко сказала Видале в ухо:
– Подъем!
Глаза у нее открылись. Сфокусировались на мне. А затем она внятно, ничуть не мямля, прошептала:
– Это все ты, Лидия. Ты у меня будешь болтаться в петле.
Лицо ее искажали мстительность и торжество: наконец-то она нашла обвинение, от которого мне не отвертеться, и вот-вот займет мою должность.
– Вы утомились, – сказала я. – Поспите.
Она снова закрыла глаза.
Я рылась в кармане в поисках припасенного флакона с морфином, и тут вошла Элизабет.
– Забыла вязание, – пояснила она.
– Видала заговорила. Как раз когда вы ушли.
– Что сказала?
– У нее, наверное, повредился рассудок, – ответила я. – Она утверждает, что ее ударили вы. Говорит, что вы сотрудничаете с «Моим днем».
– Да кто ей поверит? – сказала Элизабет, белея. – Если ее кто и ударил, так, наверное, эта Агата!
– Вера – дело непредсказуемое, – ответила я. – Кое-кто сочтет целесообразным вас уничтожить. Не всем Командорам пришелся по душе постыдный уход доктора Гроува. Я слыхала, по мнению некоторых, на вас положиться нельзя: если вы обвинили Гроува, кого еще вы можете обвинить? И в таком случае показания Видалы против вас они примут без вопросов. Люди любят козлов отпущения.
Элизабет села.
– Это катастрофа, – сказала она.
– Нам на долю и прежде выпадали непростые испытания, Элизабет, – мягко ответила я. – Вспомните палату «Исполать». Мы обе оттуда выбрались. И с тех пор делали, что надлежало сделать.
– Вы так меня ободряете, Лидия.
– Жаль, что у Видалы такая тяжелая аллергия, – сказала я. – Надеюсь, с нею во сне не случится приступа астмы. Мне пора бежать – совещание. Оставляю Видалу в ваших ласковых руках. По-моему, ей надо поправить подушку.
Одним выстрелом – двух зайцев: если так, сие весьма отрадно и в эстетическом, и в практическом ключе, а вдобавок отвлечет внимание и даст больше места для разбега. В итоге, правда, не мне: едва ли я уцелею после откровений, что наверняка воспоследуют, как только в канадских теленовостях появится Николь и будет обнародована собранная мною и доставленная ею коллекция улик.
Тикают часы, минуют минуты. Я жду. Я жду.
Доброго вам полета, посланницы мои, серебристые мои голубки, мои ангелы-разрушительницы. Благополучно вам вновь оказаться на земле.
XXVI
Земля
Не знаю, сколько времени мы провели в этой лодке. Мне показалось, многие часы. Простите, что не могу точнее.
Был туман. Волны очень высокие, нас поливало брызгами и просто водой. Холод был смертельный. Стремительный отлив уносил нас в море. Сказать, что я перепугалась, – ничего не сказать: я думала, мы умрем. Лодку затопит, нас выбросит в океан, мы будем погружаться все глубже и глубже. Послание Тетки Лидии будет потеряно, и все жертвы окажутся напрасны.
«Милый Бог, – про себя молилась я. – Пожалуйста, помоги нам благополучно добраться до земли. А если кто-то должен умереть, пусть умру только я».
Мы все гребли и гребли. У каждой было по веслу. Я никогда не плавала на лодке и грести не умела. Я ослабела, устала, руки сводило болью.
– Не могу, – сказала я.
– Давай-давай! – закричала Николь. – Нормально!
Где-то поблизости волны грохотали о берег, но в кромешной тьме я не понимала, где этот берег есть. А потом на лодку накатила громадная волна, и Николь крикнула:
– Греби! Греби, и хоть ты что!
Что-то заскрежетало – видимо, гравий, – и опять накатила большая волна, и лодка перевернулась набок, а нас выбросило на землю. Я на коленях стояла в воде, новая волна сбила меня, но я как-то умудрилась встать, а потом из темноты появилась рука Николь и затащила меня на какие-то большие валуны. А потом мы поднялись на ноги, и океану уже было до нас не добраться. Я вся дрожала, зубы у меня стучали, руки и ноги онемели. Николь бросилась мне на шею.
– Выбрались! Выбрались! Я думала, конец! – вопила она. – Я, блин, надеюсь, это какой надо берег! – Она хохотала, но задыхалась.
В сердце своем я сказала: «Милый Бог. Спасибо тебе».
Еще бы чуть-чуть – и все. Мы едва копыта не отбросили. Нас могло унести отливом – угодили бы в Южную Америку, но скорее Галаад подобрал бы нас и вздернул на Стене. Я так горжусь Агнес – после той ночи она мне по правде сестра. Она старалась, даже на последнем издыхании. Без нее я бы на этой лодке не выгребла.
Валуны были коварные. Везде скользкие водоросли. Видела я не очень хорошо, потому что темно. Рядом была Агнес – это плюс, потому что я уже бредила. Левая рука была как не моя – будто ее от меня отрезали и она просто на рукаве болталась.
Мы перелезли через валуны и заплюхали по лужам, оскальзываясь и оступаясь. Я не знала, куда мы идем, но если в горку, значит, прочь от волн. Я так устала, что засыпала на ходу. Прикидывала: надо же, сюда добралась, а здесь отключусь, и упаду, и башку себе разобью. Бекка сказала: Осталось чуть-чуть. Я не помнила, чтоб она была в лоде, но она шла с нами по пляжу, только я ее не видела, потому что слишком темно. Потом она сказала: Вон туда посмотри. Иди на свет.
Кто-то закричал нам с утеса. Наверху суетились фонари, чей-то голос заорал:
– Вон они!
Потом другой окликнул:
– Сюда!
Я так устала, что орать не могла. Потом стало песчанее, а справа и сверху к нам двинулись фонари.
С одним фонарем появилась Ада.
– Получилось, – сказала она.
Читать бесплатно другие книги:
