Целитель. Спасти СССР! Большаков Валерий

Водитель влез обратно в кабину и укатил, насытив воздух запахом бензина, а я гордо подбоченился, словно пародируя Николая, и спросил мотоблок:

– Ну шо? Будем пахать? Молчание – знак согласия…

Еще бы он был против… Я два дня ударно возился! Доделал раму из трубок и профиля, присобачил к ней руль от мотоцикла, установил двигатель и бензобак. Выточил ходовой вал, посадил на подшипники, приварил звездочку, натянул цепь, сообразил обгонную муфту, собрал плужок… Ничего так тракторец получился, перед людьми не стыдно.

Наш учитель труда Вилли Минц, которого все звали дядей Вилей, разрешил мне работать на станках и даже пользоваться сварочным аппаратом. Сначала присматривал, глядя с понятным недоверием, а потом понемногу расположился ко мне, выяснив, что я и со сварным швом справляюсь, и с вытачиванием втулки, и с фрезеровкой.

Меня основательно потряхивало в первый раз, когда я становился за токарно-винторезный. Очень не хотелось опозориться, но это ерунда, когда говорят – руки помнят. Нет, помнит мозг, а руки – это так, эффекторы.

Не сразу, правда, но дело пошло. Когда все, что надо, имеется – и в голове, и под руками, – то можно хоть ракету склепать. А уж мотоблок…

Помню, в девяностых мы по три культиватора «выпускали» за выходные – продавали дачникам или меняли на картошку. Был бы двигатель, остальное приложится…

Можно было и теперь культиватор сообразить, а фрезы собрать из сегментов косилки, но я побоялся, что местные «фазендейро» не оценят выгод культивации – мода такая еще не дошла.

– Ну шо? – подкачав бензину и приоткрыв дроссель, я дернул за шнур. Движок ворохнулся. – Заводись давай!

С третьей попытки мотоблок взревел, обижаясь на мою грубость. Храбро взявшись за руль, я сжал ручку сцепления, и мотоблок резво покатил, хрустя стальными колесами по камешкам на дороге. Ворота на участке Николая Ляхова отсутствовали, как и сама изгородь, так что въехал я свободно. Вернее, въехал мотоблок, затащив меня прицепом – машинка будто спешила поскорее вгрызться в чернозем. Я опустил руль, надавил, погружая плужок в землю, добавил газку… И пошла пахота.

Уморился я быстро – мотоблок вырывался из рук и чуть ли не лягался. Перелопатив половину деляны, сбросил сцепление и повис на руле, чтобы отдышаться и вытереть пот. А заодно поглядеть, как там соседи реагируют на чудо техники. Нормально реагировали – четыре… нет, пять голов над тынами выглядывают. О, в разведку пошли…

Первой замаячила местная самогонщица, торговавшая мутным «шмурдяком» из сахарной свеклы.

– Миш! А, Миш! – окликнула она. – А мне не вспашешь?

Я отдышался и говорю:

– Можно! Пятнадцать рублей.

– Конечно, конечно!

Жить сразу стало лучше, жить стало веселей. Наличка здорово стимулирует!

Отерев лицо снятой футболкой, я снова ухватился за рукоятки.

– Ну шо? Вперед!

Вторник, 18 сентября 1974 года, вечер,
Первомайск, улица Дзержинского

– Мам! – заглянул на кухню, натягивая «олимпийку». – Я в бассейн схожу!

– Да поздно уже, – отозвалась мама, увлеченно раскатывавшая тесто.

– А я быстро, скупнусь хоть!

– Ключ возьми! А то опять забудешь!

– Взял!

Кеды я обул старые – и ничуть они не хуже «адидасовских» кроссовок. Отпер дверь и сбежал по лестнице вниз.

На улице смеркалось, но фонари горели исправно. Идти и в самом деле было недалеко – до стадиона, что раскинулся напротив Дома Советов. Глыбистый спорткомплекс соседствовал с трибунами.

Несмотря на поздний час, бассейн работал – многие занимались вечерами, плавали или качались на тренажерах. Никого из своей секции я не застал, кроме самого тренера. Сан Саныч сказал, что у меня двадцать минут на все про все, потом подъедут пловцы с завода «Фрегат». А мне больше и не надо!

Лишь выйдя к бассейну, я поморщился – сумку-то я забыл, ворона! Ни плавок, ни полотенца, ни шапочки… Ну, и ладно, подумаешь. Обсохну.

Было тихо, только из тренажерного зала доносились глухие удары штанги о помост. Вода в бассейне казалась синей, как на южном море, и гладкой, как желе – нырнешь и увязнешь.

Я быстро разоблачился, сложив одежду на кожаном диванчике для зрителей, подтянул плавки, разбежался… Вода втянула меня в свое влажное нутро, мигом промассировала все тело мокрыми мягкими лапами – и словно омыла мозг, избавляя от болезненного нетерпения, охладила юношеский пыл.

С разгону я пересек бассейн, оттолкнулся от стенки и погреб обратно. Ух, славно! Только летом бывает так хорошо в воде, особенно в августовскую жару. Духота давно спала, но теплынь не сдавала позиций, хотя в последние дни и сентябрило потихоньку – то дождик покраплет, то ветерок задует.

Отирая лицо, я выбрался на бортик и посмотрел на вышку. Давненько я не нырял… Попробовать? Я оглянулся – никого, и полез. Вышка не самая высокая – семь с половиной, но все равно – сигаешь, как с балкона третьего этажа. Или четвертого?

Поднявшись на самую верхнюю площадку, я малость отдышался, сделал дыхательные упражнения и вышел на край. В детстве и отрочестве я не увлекался прыжками в воду, а занялся ими на четвертом курсе, когда вдруг обнаружил, что боюсь высоты. Страх надо было лечить. Лечение прошло успешно…

Крутиться в воздухе, изображая пропеллер, я не стал. Просто взял короткий разбег и прыгнул, в полете сводя руки. Вошел в воду красиво, рыбкой, почти не подняв брызг. Погасив инерцию, всплыл, потряс головой – и услыхал, как кто-то захлопал в ладоши.

Я нахмурился поначалу, но разглядев, что к бассейну подходит Рита в купальном костюме, сразу подобрел. Костюмчик открывал длинные стройные ноги девушки, однако, к сожалению, зону декольте надежно прятал, хотя ткань круглилась весьма заметно.

– Привет! – воскликнула Сулима.

– Привет! – сказал я. Положив руки на бортик, отделанный голубым кафелем, подтянулся, выскальзывая из объятий воды. Рита протянула руку, помогая мне встать, и я осторожно принял ее изящную ладонь.

– Здорово прыгнул! – девушка потянула меня с неожиданной силой. – Летел, как струнка, и даже не нырнул – канул!

– Ну, ты сейчас наговоришь, – проворчал я, пряча довольную ухмылку. Руками провел по волосам, отжимая воду, и пожаловался: – Представляешь, так спешил окунуться, что даже полотенце забыл!

– Моим вытрись! – свеликодушничала Сулима. – Оно уже почти сухое, я им только волосы вытирала.

– Ну, если не жалко… – неуверенно протянул я.

– Да ладно… – Девушка развернулась, сделала несколько легких шагов и нагнулась над сиденьями, дотягиваясь до брошенного полотенца. Ножки прямые, спинка прогнута… Век бы глядел!

Когда Рита вернулась с пушистым китайским полотенцем, разрисованным ярчайшими аляповатыми розами, она поймала мой взгляд, и на секундочку в ее глазах замерцал ледок.

– Все рассмотрел? – спросила она насмешливо.

Улыбнувшись, как ясно солнышко, я спокойно парировал:

– Не все. Извини, тобой просто хочется любоваться.

Сулима явно не ожидала такого ответа – и смущенно потупилась, словно оговорила меня.

– Переодевайся. – Она протянула мне полотенце. – Я отвернусь.

Рита честно повернулась спиной, а я, повесив полотенце на шею, стащил мокрые плавки. Было приятно и волнительно, да я и не спешил – вытерся насухо, натянул штаны…

– Можно.

– А ты где живешь? – девушка обернулась и растрясла влажные волосы.

– Тут, недалеко.

– Да? – оживилась Рита. – Проводишь?

– С удовольствием, – сказал я правду.

– Сейчас я!

Девушка убежала в раздевалку, а я не спеша обулся и накинул «олимпийку». Усмехнулся – как сложно бывалой личности в юном организме! Доведись моему реципиенту заинтересовать саму Риту Сулиму, он сиял бы, красный от гордости. А я? А я по-прежнему прокручиваю в мыслях те идеи, что недавно набились в мою голову! Нет, конечно, удовольствие от общения с девушкой я тоже получаю…

А вообще-то мне тревожно – холодный разум не всегда способен совладать с позывами и порывами юного тела. Мне непонятно, что в Мише Гарине главенствует – психология или физиология? Что правит человеком – душа, воля, разумение? Или биохимия?

Допустим, я вижу молодую особу, она меня пленяет до того, что влюбляюсь. И в кровь цедятся фенилэтиламил, норадреналин, допамин и эндорфин?[34] Или организм сам впрыскивает гормоны, не спрашивая разрешения, просто ставит личность перед фактом: «Влюблен зпт с первого взгляда тчк»? Как бы мне не утратить контроль над собственной плотью!

– Я готова! – послышался нежный голос.

Я перевел взгляд на Риту и понял, что мои опасения весьма обоснованны. Короткое платье хоть и не обтягивало, но выгодно подчеркивало ладную фигурку девушки, не пряча ровных ног и открывая стройную шею.

– Прелесть! – вырвалось у меня.

Рита коротко рассмеялась.

– Пошли?

– Пошли.

Сулима взяла меня под руку, и мы покинули спорткомплекс. Верно, что всем девочкам необходимы занятия гимнастикой, иначе не выработается такая походка, как у Риты – легкая, изящная, женственная. Порой Рита касалась меня бедром, и это рождало томление.

«Влить тестостерон, капельку пролактина, добавить норадреналин и окситоцин – гормональный коктейль для влечения готов… – перевел я для себя. – Эх, старый ты циник!»

– Знаешь, что мне вспомнилось? – сказала Сулима. – Как-то в мае я дежурила, а ребята из класса толпились в рекреации, и ты там был, сидел на подоконнике и ногой качал. Вы меня не видели, зато я вас хорошо слышала. Все весело матерились, а ты один избегал… хм… выражений.

– Да не люблю я этого, – признался я. – Мальчишки матерятся, чтобы казаться старше. Они не понимают, что этим лишь подчеркивают свой возраст, а я понял. Да и противно…

– А ты знаешь, что мне показалось сегодня? – негромко проговорила Рита. – Что ты гораздо взрослее даже меня.

– Даже тебя! – улыбнулся я. – Риточка, тебе всего шестнадцать с половиной!

– А тебе? – В свете фар проехавшей машины блеснули глаза Сулимы.

– Шестнадцать, – объявил я. – Тридцатого будет.

– Да? А мне показалось, что наоборот… – пошутила девушка. – Цифры надо переставить. Не шестнадцать, а шестьдесят один!

Рита столь точно назвала мой возраст, что я онемел.

– Ты был очень сосредоточен, когда шел к вышке, – рассказывала девушка, покачивая сумочкой, – и у тебя было такое лицо… Совсем не мальчишечье. Ты был один и думал, что никто тебя не видит, и мне тогда пришло в голову… Ну, что я единственная, кто рассмотрел тебя настоящего! Это было так удивительно… Ты откроешь мне свой секрет?

Я задержался с ответом ненадолго, но все же дал его:

– Прости, но… Нет.

Рита не обиделась, а сжала мою руку обеими ладонями:

– Но он есть? – настойчиво допыталась она, заглядывая мне в лицо.

Не знаю, что бы сделал на моем месте Штирлиц, а мне противно не только маты гнуть, но и девушек обманывать.

– Есть, – бросил я удрученно, боясь расспросов, однако Рита вполне удовлетворилась сказанным.

– Я запомню, – пообещала она, – и когда-нибудь выведаю!

Мы прошагали мимо моего дома, и впереди показалась длинная бетонная «грядка», на которой «рос» рядок металлических труб, поднимавших наглядную агитацию: «Решения XXIV съезда КПСС – в жизнь!» На «грядке» расселись переростки-пэтэушники, смолившие сигареты из одной пачки «Столичных». Сразу несколько фонарей заливали монументальный призыв, было светло и все видно.

Страха я не испытывал совершенно, эти «реальные пацаны» мне в противники не годились. Не того калибра вражинки. Однако настроение готово было понизить градус – не потому даже, что меня не тянуло заняться рукомашеством и дрыгоножеством. Я просто подумал, что неожиданная благожелательность Риты, само ее предложение проводить до дому объяснялось вовсе не интересом к моей персоне, а банальным страхом.

«А тебе что, не все равно?» – попенял я себе.

Ощутив, что девушка реально боится, успокаивающе взял ее за руку. Ритины пальцы впились в мою ладонь.

– Не бойся, – шепнул я, придавая своей походке еще бльшую непринужденность, даже ленцу. Пацаны с интересом следили за мной, а я рассеянно глянул на них и прошел мимо – настроение поползло вверх.

Никто нас с Ритой не остановил. Может, их удержала от «прямых действий» моя уверенность? Или опаска – я вел себя непонятно, непривычно, и они не знали, чего от меня ждать?

Мы дошли до Ритиного дома, и девушка сказала, по-новому взглядывая на меня:

– Спасибо, что проводил.

– Пожалуйста, – улыбчиво ответил я. Наверное, «Миша Гарин» поднялся в ее рейтинге.

– Там… – Рита замялась, не желая делиться своими тревогами. – Там был Коля Рудак, он учился в 11-й школе, а сейчас работает на заводе. У него кличка «Бугор».

– Бригадир? – пренебрежительно перевел я. – Да куда ему до бригадира… Пристает?

Рита кривовато усмехнулась.

– Подкарауливает. Следит, чтобы я ни с кем не встречалась. Через месяц его заберут в армию, так он хочет, чтобы я его дождалась! Как невеста!

– Много хочет.

– Смотри, – нахмурилась Сулима, – «Бугор» всегда с ножом ходит. Говорит, сам сделал… Не связывайся с ним, ладно?

– Ладно, не буду. Спокойной ночи.

– Спокойной…

Пальцы Риты выскользнули из моей ладони, и девушка зацокала каблучками к подъезду. Взмахнула рукой в дверях, хлопнула дверью…

Я постоял с минутку и пошел домой. Впереди завиднелась та же гопа под фонарем, навевая ассоциации с Парковой, но уличная драка имела столь малое значение по сравнению с теми задачами, которые я должен решить, что ситуация представлялась смешной и нелепой.

Пацаны сидели, как петухи на жердочке, а их вожак маячил подальности, на границе света и темноты. Видимо, намечался разговор тет-а-тет.

Крепкий парень лет восемнадцати, возможно, второгодник, имел внешность начинающей кинозвезды. Заступив мне дорогу, он прямо спросил:

– Ты гуляешь с Ритой?

– Нет, – спокойно ответил я, – просто проводил.

– Учти, я ее жених! – с угрозой сказал вожак.

– Ага, – догадался я. – Так ты «Бугор»?

– Ну, – озадаченно согласился мой визави.

– Коляном тебя можно называть?

– Вполне, – Рудак, похоже, никак не мог взять в толк, как ему вести себя со мной.

– Рита говорила, ты ножик смастерил, – простодушно, как старому приятелю, сказал я. – Посмотреть можно?

Колян завис, потом засопел и потянул из самодельных ножен клиночек, сработанный под финку. Я, не особо церемонясь, взялся за рукоятку из клена, взвесил, повернулся к свету, чтобы оценить сталь.

– Из рессоры делал?

– Ну, – не без гордости сказал Рудак.

– Неплохо, – выставил я оценку, – только лезвие тяжеловато.

– Да знаю, – досадливо поморщился «Бугор». – А иначе короткое будет!

– А ты дол выбери с обеих сторон, – посоветовал я. – Фрезой пройдись вдоль, сделай по канавке на лезвии, с этой и с этой стороны. А потом все пастой ГОИ зашлифуй.

– Ага… – растерянно сказал Рудак.

– А чьей невестой станет Рита, это пусть она сама решит, – сказал я, возвращая нож. – Тебе я мешать не собираюсь… если выполнишь одно условие.

– Какое? – нахмурился «Бугор».

– Не обижать Риту! – жестко сказал я. – Ни поступком, ни словом.

– А если я это твое условие нарушу? – вздернул Рудак голову.

– Обижу, – холодно ответил я, нехорошо улыбаясь.

– Ничего я Ритке не сделаю, – пробурчал Колян и уступил мне дорогу.

Глава 7

Четверг, 20 сентября 1974 года, день.
Первомайск, улица Революции

На уроках я, можно сказать, отдыхал. Повторение пройденного. Физику с математикой я знаю на пять с плюсом, единственно, стоило подтянуть русский – в пунктуации я если не хромал, то прихрамывал. А после школы отправлялся в гараж.

Смастерить корпус для системника было проще всего – свинтил его из полированных панелей старого «Рекорда». А вот начинка…

Микросхемы я выторговывал, выменивал, выпрашивал! Туго дело шло. Зато я все нужные платы протравил, просверлил, где надо, а когда все же удавалось хоть что-нибудь выцыганить, торжественно делал распайку: брал микросхему, подгибал проводки контактов, откусывал лишнее, вставлял в отверстия и хорошенечко пропаивал. Плюс еще один процент готовности…

Позавчера я плюнул на всю эту суету вокруг компа и решил дождаться Алона: передам деду листочек со списком нужных мне деталей, желательно советского производства, иначе я эту микро-ЭВМ буду собирать целую пятилетку!

Правда, отец, улетая в Новосибирск, сказал многозначительно: «Привезу кой-чего…»

…Упарившись, я плюхнулся в продавленное кресло.

«Весь в трудах, аки пчела!»

В ворота постучали. Кряхтя, я воздвигся из кресла и выглянул.

– Здрасте, дядь Вов!

Дядька зашел, по привычке опираясь на трость.

– Дела идут? – бодро спросил он.

– А то!

– Ясненько… – дядя Володя неуверенно поводил взглядом по углам и начал, покашливая от смущения: – Тут вот какое дело, Миша… Однополчанин мой приболел. Может, глянешь?

Чувствуя досаду, я постарался сохранить обычный тон:

– А что с ним?

– Сказали, что атеросклероз головного мозга.

«Как у Брежнева! – толкнулась мысль. – Соглашайся!»

– А в больнице что? – потыкав жалом паяльника в канифоль, я оставил его калиться.

– Так в том-то и дело, что ничего! – поморщился дядя. – Руками водят только. Пейте витаминчики, сделайте электроце… элек-тро-энце-фало-грамму. А толку?

– Понятно… – я покрутил в пальцах колесико для «мыши» и подумал, что сборку лучше перенести на вечер. – Где он живет?

– На Киевской! – с готовностью ответил Владимир Николаевич. – Где поворот на Тракторную и Робеспьера. Как раз угловой дом, восьмая квартира.

– Ладно, через часик наведаюсь.

– Вот спасибо! – обрадовался дядька. – А то Иван уже забывать стал – и лица, и вообще.

– Иван?

– Иван Пантелеич, – произнес дядя Вова, слабо улыбаясь, – гвардии сержант. Я тогда позвоню ему, чтобы ждал, да?

– Ага.

– Ваня меня десять километров на себе тащил в сорок третьем, – так же улыбаясь, поведал Владимир Николаевич. – Пошалили мы в тылу у немчуры, а только обратно двинулись, накрыло нас из минометов. Ванька целехонек, двоих наших убило на месте, а мне обе ноги навылет. Перевязали кое-как, но не ходок я! Так Ванька пару елок срубил, плащ-палаткой обернул, меня сверху. И тащил эту волокушу до самой линии фронта. Он волочит, а я отстреливаюсь – фрицы уж больно приставучие попались… Вот так… А когда Ивана эта хворь поганая зацепила… Ух, я и намаялся! Ну, все, все, не буду мешать…

Владимир Николаевич убрел,а я отправился готовить инструмент – иглы для акупунктуры. Я примерно знаю, куда и как их вкалывать, а особые точки нащупываю, но все это иглоукалывание будет чем-то вроде прикрытия – лечу-то я руками! Вот и не надо, чтобы пациент догадывался о способах и методах. Акупунктура все еще экзотична для наших широт и стоит в одном ряду с йогой – не надо объяснять, что это за зверь такой, или, наоборот, можно при случае приплести какие-нибудь древние тайны Востока, потерянные секреты тибетских лам и тому подобный информационный силос, который в мое время скармливали народу таблоиды.

Вооружившись ножницами, я нарезал восьмисантиметровые кусочки тонкой проволоки из нихрома, стараясь отчикивать под острым углом, – и готовы иглы.

«Ом мани падме хум!»

Тот же день,
Первомайск, улица Киевская

Ларек, торгующий мороженым и газировкой, притянул меня, как Юпитер комету. До назначенного времени было еще минут двадцать, так что я вполне мог себе позволить порцию ледяной вкуснятины в вафельном стаканчике. Заплатил тринадцать копеек и с наслаждением вгрызся.

Бедные дети XXI века! Им не дано испробовать настоящее мороженое – оно осталось здесь, в прошлом. Будущие заводчики и фабриканты наплевали на ГОСТы и гонят гадостный эрзац из эмульгаторов, ароматизаторов и консервантов, сдабривая холодные сладкие помои пальмовым маслом. Ну, пусть завидуют, а я буду лакомиться…

И вдруг на пике удовольствия, когда я готов был щуриться и мурлыкать, по спине сквозанул холодок – мой чуткий организм сыграл тревогу.

Я не сразу сообразил, в чем дело, а потом увидел, как со стороны Тракторной приближается странно знакомый человек во всем черном. Высокого роста, широкоплечий, он казался неуклюжим, но стоило присмотреться, и делалось понятно – это лишь видимость.

Человек в черном ступал мягко и пружинисто, движения его были отточены и экономны – ни одного лишнего. И тут я его узнал.

Это был один из «сыночков» Рехавама Алона!

Только по Одессе он гулял в кипе, а теперь нахлобучил на голову мягкую черную шляпу. Ошибки не было, это Хаим.

И что он тут делает? Меня ищет? Неужто Алон не удовлетворился обещанием встречи и решился на активный поиск? Или я чего-то не понимаю? Ла-адно, разберемся.

«Ах, до чего ж я прозорлив и мудр! – подумалось мне. – Замаскировался, зашифровался… Что бы я делал без конспи’гации?»

Доедая мороженое, я глядел в спину уходившему «сыночку» и чувствовал себя человеком-невидимкой. Нет меня!

Размышляя о «загадочной еврейской душе», поспешил на «вызов».

«Скорую эсктрасенсорную помощь заказывали? – хмыкнул я и тут же заклеймил: – Экстраскунс!»

Улица Киевская была застроена старыми шестиэтажками сталинской постройки, украшенными лепными знаменами, звездами и снопами, а вдоль домов росли могучие шелковицы.

Гулкий подъезд хранил тишину, но вот где-то наверху заклацали дверцы лифта, и вся шахта, забранная кованой решеткой, загудела. Кабина медленно уползла вниз, когда я достиг второго этажа и постучался в пухлую дверь, обитую черным дерматином. Блестящая «восьмерка» развинтилась и болталась, изображая знак бесконечности.

Не сразу, но мне открыли. Древний старик глядел на меня из-под густых белых бровей, а сосульки седых волос торчали во все стороны. Одет он был неряшливо, видимо, давно уже махнул на себя рукой. Но тесный пиджачок выглядел чистеньким и наглаженным, будто только из химчистки. В два ряда позванивали медали. «За отвагу», «За взятие Будапешта», «За взятие Берлина», «За боевые заслуги», «За оборону Сталинграда». Выше отливали рубином два ордена Красной Звезды.

– Иван Пантелеевич? – спросил я с почтением.

– Он самый, – отозвался старик неожиданно ясным голосом. – А вы, стало быть, Миша? Володька звонил мне… Заходите.

Я шагнул в дом и прикрыл дверь за собой. Квартира пахла типично – нафталином и лекарствами. Запах старости.

– Голова болит, Иван Пантелеевич?

– Болит… – признал фронтовик.

– А в ушах шумит?

– Ох, шумит… – завздыхал старикан. – Раньше хоть временами бывало, а теперь постоянно. Забывать стал – склероз!

– Попробуем вас подлечить, – бодро сказал я в манере земского врача.

– Мне как? Лечь?

– Лучше сядьте. А вон, в кресло!

Старик прошаркал, прицелился худой задницей – и медленно погрузился в кресло.

– Ох, старость не радость…

– Расслабьтесь, голову положите на спинку, вот так… про иглоукалывание слышали?

– По телевизору рассказывали…

– Чудес не бывает, Иван Пантелеевич, и я тоже не волшебник. Просто попробую заставить ваш организм поднапрячься, а то он у вас разленился…

Я протер спиртом лоб ветерану и аккуратно ввернул несколько игл в желтую пергаментную кожу.

– Не больно?

– Да нет… Пчелка куда больнее жалит…

Покончив с легендированием, я свел ладони, почти дотрагиваясь до седых косм. У-у… Как все запущенно…

Правая задняя и правая передняя мозговая артерия, левая центральная мозговая, базиллярная и правая внутренняя сонная артерия – все они сузились во многих местах, там, где отложились чертовы холестериновые бляшки. Мозг получает все меньше и меньше кислорода, страдают зрение, слух, память, логика. Личность человеческая разрушается, вот что страшно!

Я осторожно, медленно стал водить ладонями вокруг головы фронтовика, будто моя ее с мылом (а не помешало бы…). Отложения на стенках сосудов и капилляров таяли, уносились кровотоком, но сразу все не исцелишь – организм дряхл. У старика наверняка прыгает давление, сосуды то сужаются, то расширяются, а эластичность у них давно ни к черту – ткани трескаются, лопаются, а бляшки просто обожают лепиться на свежие ранки…

– Иван Пантелеич!

– Что? Ох… Я, кажется, задремал. Извините, Миша. А, знаете, звон пропал! Не шумит в ушах. Ах, как здорово…

– Я еще разок приду, подлечу ваши артерии. Надо, чтобы микроповреждения затянулись.

– Конечно, конечно! – заспешил фронтовик, а потом спросил с робостью: – И что же, я не потеряю память?

– Если что-то уже было забыто вами, то оно не восстановится. Но вот те воспоминания, которые по-прежнему с вами, уже никуда не денутся.

– Спасибо вам огромное, Миша, – стариковский голос приобрел дрожание. – Хуже всего помирать овощем… Сколько я вам должен?

Я не обиделся.

– Иван Пантелеич, – проговорил мягко, – вы на каком фронте воевали?

– На 2-м Белорусском.

Страницы: «« 4567891011 »»

Читать бесплатно другие книги:

Как «пустышка» может поступить в академию? Правильно: обручившись с ректором! Не по собственной воле...
Сегодня обычный подросток в среднем испытывает столько же стресса, сколько 50 лет назад приходилось ...
Когда-то я был поэтом... писал кому-то стихи. Влюблялся, любил, без конца отдавался той, что была лу...
Да не хотел он становиться попаданцем! Хотел долгожданным великим героем пройти во главе войска чере...
БЕСТСЕЛЛЕР №1 NEW YORK TIMESЛи Чайлд – самый популярный в мире автор в жанре «крутого» детектива. Ка...
На южных границах Меекхана вспыхивает восстание рабов, униженные и обездоленные хотят отомстить кажд...