Безумство Мазарини Бюсси Мишель
Четверг, 17 августа 2000, 14:15
Мэрия Сент-Аргана, остров Морнезе
Клара с наслаждением слизывала с ложечки последние капли йогурта.
— Что ты спросил? — повернулась она к Симону. — Хорошо ли я считаю? — И расхохоталась. — Каза, ты умеешь разговаривать с женщинами. Сразу заметил мои достоинства. — Она снова засмеялась. — Мне и с братишками-то трудно было уроки делать. А они, сам понимаешь, недолго проучились в школе.
— Понял, — серьезно ответил Симон. — Тогда бери калькулятор. Мы все пересчитаем.
— Что?
— Есть только один способ узнать, подделан ли план, — сравнить площади на плане зонирования с теми, что подсчитаны в сводном документе плана землепользования.
— Переведи, пожалуйста.
Симон взял картонную папку, вытащил и быстро пролистал оранжевую тетрадь.
— Вот, на странице 63, общая площадь участков на острове по типу зонирования. Площадь острова Морнезе составляет 1512 гектаров, в том числе, в соответствии с генеральным планом землепользования, 345 гектаров застроенных зон, 852 гектара зон, где строить нельзя, и 315 гектаров зон с кодом NA, то есть таких, где впоследствии можно будет строить. Достаточно подсчитать по плану зонирования, сходятся ли цифры. Если нет, значит, в 1990 году план был подделан.
Клара схватилась за голову:
— Ты ненормальный, это сколько же времени понадобится!
— Просто чуть-чуть позанимаемся геометрией, я всю жизнь это делал. Незаметно подправить план зонирования, стереть границу, провести вместо нее другую — наверное, это было возможно, вот изменить сводный документ Валерино было бы труднее.
— С текстовым редактором это не так уж сложно.
— При условии, что у тебя есть файл… Ну, за работу.
Клара вздохнула, неохотно сходила в канцелярию за калькулятором и устроилась в самом удобном кресле зала муниципального совета — то есть в обитом красным бархатом кресле мэра.
— Хоть какое-то удовольствие получу. Всегда мечтала понежить задницу на этом троне.
Симон подумал, что будет полезно подбодрить Клару.
— Госпожа мэр, ваша губная помада идеально сочетается с его обивкой.
— Хватит болтать. Выкладывай.
Работа заняла около трех часов, Симон переоценил свои познания в геометрии. Подсчет размеров участков оказался очень сложным делом, пришлось ограничиться тем, чтобы пересчитать на плане зонирования общую площадь зон NA. Симон измерял участки линейкой и диктовал цифры Кларе, которая умножала и складывала. Назвав размеры последнего участка NA, Симон нетерпеливо спросил:
— Ну, сколько?
— Триста пятнадцать гектаров. Все сошлось! Хорошая новость — мы с тобой оба умеем считать. Плохая — генеральный план землепользования никто не подделывал. Триста пятнадцать гектаров NA в заключении экспертов и триста пятнадцать гектаров NA на плане. Впустую потратили три часа. Заметь, Каза, это не более дурацкое развлечение, чем решать кроссворды. Но в следующий раз я…
— Что за черт! — разозлился Симон. — Этот гад оказался ловкачом.
— Или он вообще ничего не подделывал.
Клара вытащила из сумочки ярко-красный лак, грациозным движением стряхнула кожаную сандалию на план зонирования, уложила ступню на большой овальный стол и принялась аккуратно красить ногти.
Симон со вздохом уставился на генплан. Оранжевая картонная папка. В верхнем правом углу — название проектного бюро, которое выполняло работу, «Объекты и Территории. Архитектурно-градостроительный совет». Симон поднял голову. Поза у Клары была совершенно непристойная, оранжевая юбка в крупных зеленых цветах задралась едва ли не до пояса.
Симон кашлянул.
— Как ты думаешь, контора все еще существует? — спросил он. — Ты их знаешь?
— Брось это дело, — отозвалась Клара, заканчивая красить ногти на одной ноге и даже не взглянув на него.
— Ни за что!
Секретарша пожала плечами:
— Контору не знаю, но она явно местная. Ради планов землепользования парижан не приглашают.
— У тебя есть телефонный справочник?
— Каза, сейчас август. Они наверняка в отпуске.
— Согласен. Девять шансов из десяти, что все отдыхают. Я делаю ставку на десятый.
— Повезло тебе, лак уже высох…
Она встала и, проходя мимо, бросила на Симона недовольный взгляд:
— Так что тебе нужно?
— «Объекты и Территории».
— Посмотрю в компьютере.
Вскоре Клара вернулась и протянула Симону распечатку:
— Вот твое проектное бюро. Адрес, телефон, факс и все остальное. Мне позвонить или сам справишься?
Симон посмотрел на сандалию, которая осталась валяться на плане зонирования.
— Займись второй ногой, пока телевизионщики не явились.
— Тебе понравилось? Не налюбовался еще?
— Полный восторг. Ляжки у тебя сохранились лучше всего остального.
— Козел!
Клара снова уселась в кресло, сбросила вторую сандалию на план зонирования рядом с первой и приняла вызывающую позу.
Симон отцепил от пояса мобильник, набрал номер проектного бюро и тут же чертыхнулся.
— Никого? — ехидно спросила Клара.
Симон нахмурился, жестом приказал ей заткнуться и «протокольным» тоном забубнил:
— Полиция Сент-Аргана, остров Морнезе. Нам срочно необходимы сведения, касающиеся пересмотра генерального плана землепользования Сент-Аргана в 1990 году. Вы составляли заключение и план зонирования. Я хочу знать точную площадь зон NA на острове. На случай, если документы сохранились в вашем архиве, это записано на странице 63 заключения. Прошу вас как можно скорее перезвонить по телефону 06 11 26 36 31.
— Автоответчик! — развеселилась Клара.
— Они перезвонят.
— Еще бы, ты же их запугал. Но только если прослушают сообщение до конца августа. А до того чем займешься?
— Ты же меня знаешь — я никогда не сдаюсь. — И Симон принялся рассуждать вслух:
— С генеральным планом землепользования все просто. Официально существуют два экземпляра, один из них в мэрии, чтобы с этим планом мог свериться любой житель острова, так положено по закону. А другой отправляют в хозяйственное управление департамента, чтобы государство могло проконтролировать его законность и соответствие решениям муниципалитета, касающимся планов землепользования. Кроме того, случайно может остаться копия в проектном бюро, которое выполняло работу.
— Случайно, — усмехнулась Клара.
— Клара, ты не могла бы найти мне номер хозяйственного управления в Сен-Ло, прежде чем хвататься за вторую ногу?
— Ах… хвататься за вторую ногу… — мечтательно протянула Клара.
— Что, Дельпеш уже не может?
— Дурачок! Набери 12.
Она снова взяла пузырек с лаком и задрала ногу так высоко, что выставила напоказ красные трусики. Симон отвернулся и набрал 12.
— Срочно соедините меня с хозяйственным управлением в Сен-Ло. Комиссар Симон Казанова. Остров Морнезе.
Клара, не удержавшись, прыснула.
Через десять секунд Симону ответили.
— Мадемуазель, это комиссар Симон Казанова, я сейчас нахожусь с особым заданием на острове Морнезе. Вы, конечно, в курсе побега и убийства на пляже. Я говорю с секретарем управления?
— Да, — ответил робкий голос.
— Отлично. Вам известно, где хранятся планы землепользования?
— Да, в архиве…
Симон вздохнул.
— Прекрасно, мадемуазель. Сейчас вы найдете в архивах план землепользования коммуны Сент-Арган на острове Морнезе. Но обратите внимание, мадемуазель, что не нынешний план, а 1990 года.
— Ну… — без всякого энтузиазма отозвалась секретарша, — даже не знаю, сохранился ли он. Меня ни разу о нем не спрашивали. После 1990 года его пересматривали. Вы уверены, что не хотите последний по времени?
— Нет! — чуть ли не взревел Симон. — 1990 года! Я знаю, вы там, в управлении, ничего не выбрасываете.
— Вот именно. Очень может быть, что он окажется в самом низу.
Симон злобно прошипел:
— Мадемуазель, у нас на острове убийца в бегах. Он может напасть в любую минуту. Так что быстро ноги в руки — и вперед!
В трубке послышались удаляющиеся шаги. Девушка шла медленнее, чем Симону бы хотелось. Ждать пришлось больше десяти минут.
Клара докрасила вторую ногу и теперь сушила лак.
— Знаешь, я мечтаю о пирсинге, но никак не решусь. Твое мнение, Каза?
— Насчет чего?
— Насчет пирсинга. В моем возрасте это не будет слишком…
— Мне-то что!
— Посеяли они твое досье, Каза. Или того хуже — Валерино его увел!
В то же мгновение в трубке раздалось:
— Нашла, мсье!
— Комиссар.
— Простите.
— Откройте, пожалуйста, страницу 63. Есть? Прочтите мне в сводной таблице цифру, записанную в колонке NA.
— В колонке NA?
— Да…
— 315, господин комиссар.
— 315? Вы уверены?
— Совершенно, господин комиссар.
Симон явно растерялся, Клара попыталась жестом его подбодрить, но Симон только отмахнулся.
— В досье есть план зонирования?
— Да, господин комиссар.
— Разверните его. Проследите за линией берега до Рубиновой бухты. Нашли?
— Да, господин комиссар.
— Вы не обязаны всякий раз прибавлять «господин комиссар».
— Да… господин… Казанова.
Симон устало выдохнул.
— Над Рубиновой бухтой есть зона NA в форме ромба. Видите?
— Да… мсье… Но это не совсем ромб. Там ромб и еще полоса земли рядом с тем местом, которое называется аббатством Сент-Антуан. Зона — это ромб плюс этот выступ наподобие пальца.
— Благодарю вас, мадемуазель.
Симон в ярости бросил трубку и заорал:
— Черт! Кто бы сомневался. Валерино после мэрии стажировался в департаменте. Времени у него было более чем достаточно, чтобы подменить и текст, и план.
Клара встала, наклонилась над столом, дотянулась до сандалий, потом повернулась к Симону:
— Или он ничего не менял, а ты бредишь! Признай очевидное. Оба экземпляра плана, в мэрии и в департаменте, совершенно одинаковые. И даже если они были подделаны, то как ты найдешь доказательство десять лет спустя?
Симон задумался, разглядывая пожелтевший план, разложенный на столе.
Лист размером два на три метра.
— Сам посуди, подделать такую штуку!
Симон не ответил, продолжая пристально смотреть на гигантскую карту.
— Ну конечно! Ты еще способна попадать пальцами по клавишам?
Клара подняла брови.
— Открой телефонный справочник, — продолжил Симон. — У меня появилась еще одна гениальная мысль…
— Гений никогда не отдыхает? — вздохнула Клара.
— Нет. А ты сейчас обалдеешь.
21. Надругательство
Четверг, 17 августа 2000, 15:03
Дорога, ведущая к цитадели, остров Морнезе
Я никогда особенно спортом не увлекался, однако в тот день побил все свои рекорды. Пьяница не успел ни прикоснуться ко мне, ни произнести хоть слово, а я уже бежал, забыв обо всем на свете. «Судя по виду этого зомби, — думал я, — ему меня не догнать, быстро выдохнется…»
Лишь бы только у него не оказалось в кармане пистолета или чего-то такого.
Я мчался и мчался. Спина взмокла, высокая трава хлестала по ногам, наверняка исцарапаны до крови, но взглянуть я не решался.
Никогда в жизни у меня так не колотилось сердце. Я слишком резко рванул с места и понимал, что не выдержу такого темпа. Я сглупил. Сейчас сломаюсь, рухну, и он меня настигнет. Я не бегал по меньшей мере год, однако ноги каким-то чудом пока что несли вперед. Надолго ли их хватит? Главное — не оглядываться.
Бежать.
Он все еще гонится за мной?
Добежать до шоссе.
Шоссе?
Да!
Наконец-то, осталось метров двести. Теперь я не мог сдаться.
Я снова слышал автомобильные гудки, крики, шум. Ноги были как чужие, и боли я уже не чувствовал.
Не оборачиваться. Выскочить на асфальт. Очутиться среди машин, которые вдруг показались мне спасательным кругом.
Машины на шоссе не двигались.
Разогнавшись, я на глазах у изумленных водителей, не сбавляя скорости, перебежал шоссе, еще наддал и уже на той стороне, отделенный от преследователя стеной автомобилей, битком набитых добропорядочными отцами семейств, готовыми меня защитить, рухнул без сил.
Меня вывернуло пивом с лимонадом, латуком и ветчиной. Хорошо, что не прельстился дарами моря. Девочка лет шести, уткнувшись носом в стекло родительской «ауди-80», смотрела с таким интересом, что мне стало не по себе. Пробка была мертвой. Я вытерся бумажным платком. Девочка не отводила взгляда.
Преследователя видно не было, я все-таки оторвался.
Кто этот урод? Беглец Валерино?
Надо бы обратиться в полицию. Или нет? Зачем напрашиваться на неприятности?
Я тащился вдоль дороги, которая вела к крепости. Вереница машин едва ползла мне навстречу, все направлялись к переправе, чтобы отплыть на континент.
Даже солнце, будто желая усилить тоскливое впечатление от бегства отдыхающих, покинуло небо, и серые грозовые тучи затянули его до самого горизонта. За то время, что я провел на Морнезе, такое случилось впервые. Ветер не утихал, холодя мокрую от пота спину.
Я понемногу пришел в себя. Возможно, пьяница и не имел ничего общего с беглецом. Он ничего плохого мне не сделал, не напал, а может, и не гнался вовсе.
Вот и кладбище. Высокая ограда тянулась вдоль дороги на сотню метров, и меня успокаивало, что машины так близко. Я и среди могил не буду совсем один.
Я вошел, толкнув калитку, которая заскрипела, как в плохом ужастике.
Мои надежды не сбылись, дорога из-за высокой кладбищенской стены была не видна. Я неуверенно сделал несколько шагов. Даже уличный шум растворился в странной безмолвной атмосфере мрачного места. Я огляделся — никого, ни одного человека. Если бродяга тоже пробрался на кладбище, то я в ловушке. Никто ничего не увидит, никто по ту сторону стены не догадается, что происходит на кладбище. Мне не спастись. Меня охватил страх.
Но калитку я закрыл плотно, она не скрипела, я бы точно услышал, значит, никто не входил. Да и зачем бы этому типу тащиться за мной?
Кладбище было не таким уж огромным, но я не имел ни малейшего понятия, где искать могилу (или могилы?) моих родителей, и решил быстро обойти его.
Солнце скрылось, небо хмурилось, и оттого некрополь выглядел еще более угрюмым. Кто угодно мог притаиться в полумраке за двумя большими тисами или самыми высокими памятниками.
Меня сразу заворожили даты. Я подумал, что на могилах никогда не пишут, в каком возрасте умер человек, а все принимаются подсчитывать.
У каждого надгробия я машинально вычитал год рождения из года смерти.
Восемьдесят три.
Шестьдесят семь.
Когда разница оказывалась меньше шестидесяти, мне представлялась трагедия. Оборвавшаяся жизнь, смятение оставшихся. Впрочем, эти могилы, которые я мысленно называл «до шестидесяти», как правило, были самыми ухоженными.
А могила моих родителей?
Кто за ней ухаживал? Няня?
Во всяком случае, не Тьерри с Брижит. Они разве что платили кому-нибудь из островитян, но я никогда не слышал разговоров об этом.
В следующем ряду оказались дети. Тесные клетки, меньше метра, из ржавых кованых решеток.
Четыре года. Шесть лет. Год. Три месяца.
Иногда фотографии. Я поеживался, мокрая спина стыла.
Мне не случалось видеть более страшного зрелища, чем эти оградки. И я вдруг осознал, что прежде никогда не бывал на кладбище.
Надо побыстрее найти могилу родителей.
Я попытался сосредоточиться, но страх сковал все внутри. Тогда я решил действовать разумнее, стал просто читать имена и постепенно успокоился. Мимо табличек «Бабушке» или «Дедушке» проходил, в имена уже не вчитываясь.
Меня словно подхватил какой-то странный вихрь. Я все быстрее читал имена умерших мужчин и женщин, как будто вознамерился побить некий погребальный рекорд. Мелькнула идиотская мысль: почему могилы не располагают в алфавитном порядке? Или в хронологическом?
Зачем устраивать такую неразбериху?
Ничего похожего на имена родителей я не находил и тревожился все сильнее, потому что прошел уже почти три четверти кладбища.
Что, если проглядел могилу?
Или ее тут вовсе нет?
Я много раз слышал от бабушки Мадлен, что папа с мамой похоронены здесь. Но это было так давно.
А может, она лгала?
Но тот газетчик тоже сказал, что могила моего отца здесь. А вдруг на острове не одно кладбище?
Я брел меж рядами могил, теряя остатки надежды. Ведь если за могилой никто не ухаживал, то место могли отдать кому-то другому. Это казалось логичным. Однако на кладбище попадались очень старые захоронения, за которыми никто не смотрел, а за десять лет могила моих родителей не могла обветшать до такого же состояния, как довоенные.
Еще одна аллея.
Осталось всего несколько камней.
Я замер.
Жан и Анна Реми, 1959—1990; 1960—1990.
Одна могила на двоих.
Сердце у меня оборвалось.
Могила моих родителей была осквернена.
Вся изгажена.
Кто-то грубо размалевал мрамор из баллончика с краской.
Череп.
Мужские члены.
Кресты.
Вандалы надругались над местом упокоения мамы и папы.
Я не верил своим глазам.
Кто мог совершить подобную мерзость? Какой-то псих?
И почему?
Почему это случилось с могилой моих родителей?
Почему выбрали именно ее, одну на всем кладбище?
Почему?
Краска казалась свежей, вандал поработал явно недавно. Таблички тоже были вымазаны краской. Моему сыну. Моей невестке. Моей сестре. Необычной формы табличка от ассоциации Святого Антония напоминала о камнях аббатства. Была даже табличка от мэрии: Самым верным возлюбленным острова Морнезе.
Еще на одной, мраморной и внушительной, было выгравировано: Моему лучшему другу. Без подписи.
Это тот самый Рафаэль или Габриель, богатый подрядчик? Или Максим Приер, о котором я ничего не знал?
Я склонился над плитой. В мрамор была вделана застекленная фотография родителей.
И меня как током ударило.
Фотография под стеклом была неразличима. Кто-то, вооружившись гвоздем или ножом, исцарапал поверхность стекла, разглядеть лица было невозможно.
Кто мог ненавидеть моих родителей до такой степени, чтобы захотеть уничтожить даже память о них?
Меня захлестнула ярость.
Кто?