Безумство Мазарини Бюсси Мишель
О чем именно? Он столько всего наговорил.
— Безумство Мазарини. Секрет, который ты хранишь. Об этом ты думал?
— Ну, немножко, — машинально ответил я.
На самом деле всерьез я об этом не задумывался. Безумство Мазарини? Секрет, который хранится во мне… Я по-прежнему помнил только сцены застолья. Папина ладонь тянется ко мне. Берет меня за руку. И эти крики.
— Ну так что? — чуть повысив голос, спросил отец.
Как же воняет тухлятиной. На ящике теснились грязные стаканы с остатками вина.
Вино.
Папина рука, протягивающая мне стакан с вином. Странно. Шестилетнему ребенку вина не предлагают.
— Колен!
Должен ли я поделиться с ним этим воспоминанием?
Про этот обед? Про эти крики? И про руку под юбкой тоже? Почему он меня расспрашивает? Сам разве не помнит? Но это нелепо!
— Один обед помню, — прошептал я.
Отец подался ко мне, сбросил стоявшие на ящике консервные банки, придвинул ящик к моему стулу и уселся.
— Последняя трапеза, — улыбнулся он. — Тайная вечеря! Иисус, апостолы и Иуда… Последний обед. Тот, когда все взорвались. Ты очень сильно испугался, Колен. Мы страшно переругались. Выкрикивали друг другу в лицо обвинения, выплевывали всю злобу, что копилась годами. Ты прятался под столом. Тебе не следовало видеть ту сцену. Мы поступили глупо. Надо было тебя поберечь.
Он тоже это помнил. Ну разумеется.
Значит, мне надо поискать другое воспоминание, нечто более определенное. Я попытался выбросить все из головы.
— А что ты помнишь еще? Кроме этого обеда?
Он все сильнее раздражался, и я неожиданно для себя тоже ответил раздраженно:
— Помню твою руку, которая протягивает мне стакан с вином. Только это.
Он машинально катал ногой по грязному полу пустую бутылку. Я чувствовал его растерянность.
— И еще я помню твою руку под юбкой у этой девицы. Джессики.
Я подумал, что сейчас он взорвется, влепит мне пощечину. Но мое признание, как ни странно, его скорее успокоило. И с ужасающей нежностью он сказал нечто чудовищное.
— Это я тоже помню, Колен. Тепло ее кожи. Джессика была настоящим ангелом. Она — лучшее, что было в моей жизни. Но понять это может только взрослый мужчина… Колен, я желаю и тебе когда-нибудь пережить подобное.
Нет!
Это я понимать отказывался.
Значит, вчера он мне соврал, когда поклялся, что между ним и Джессикой ничего серьезного не было.
Возможно, мой отец и в самом деле необыкновенный, увлеченный, решительный, прекрасный человек и ученый, которым все восхищались.
Но он обманывал маму!
Я наблюдал за ним. Носком правой ноги он нервно чертил круги на пыльном полу, рука у него слегка дрожала, и… я впервые заметил, что на безымянном пальце нет кольца, а ведь во всех моих воспоминаниях оно было.
Да, он ушел от мамы, бросил меня, скрылся…
С этой девушкой.
Он предал нас. Мама из-за этого умерла. Мне захотелось вскочить, все переломать в мерзком логове, переколотить пустые бутылки о грязные стены, разбить в щепки колченогие стулья.
Но я только посмотрел на отца. Лицо у него было спокойное, и он улыбался мне безо всякого смущения.
Неужели это — обычное дело? История неверности, любви, которая плохо закончилась, казалась такой незначительной рядом с убийствами, заговором на острове, угрозой, сокровищем.
Наверное…
Наверное, все до ужаса банально. Наверное, многие люди — очень порядочные во всех отношениях — обманывали жен. Или мужей. Каждый день из-за измен распадаются семьи, расходятся тысячи пар.
Но только не мои родители!
Безупречный сценарий приключенческого фильма со мной в главной роли трещал по швам. Значит, отец не был безупречным человеком?
Я снова оглядел сарай, взгляд задержался на стоявшей посреди стола кособокой корзине с гнилыми фруктами. Тучи мушек кружили над двумя заплесневелыми яблоками и кистью винограда. Муравьи сновали вверх-вниз по ножке стола, разбегались по полу. Хорошо бы ни о чем не думать, просто смотреть на насекомых.
К действительности меня вернуло звяканье стекла — отец снова толкнул бутылку ногой.
Мне казалось, что за несколько часов я пережил весь мучительный процесс взросления, наверстал то, что сыновья проживают рядом с отцами за десятилетие.
Прошел через все стадии эдипова комплекса — от преклонения до принятия отца, человека, ничем не отличающегося от других людей. Несовершенного. Грешного.
Экспресс-комплекс Эдипа.
Я повзрослел.
Да, для того чтобы понимать такие вещи, надо быть мужчиной.
Отец взглянул на часы.
— Ты должен сосредоточиться, Колен. У нас мало времени. Мы обречены, это только отсрочка. Они хорошо организованы, их много, они скоро нас найдут. Мы с тобой одни на этом острове. Вдвоем против всех. Ты должен вспомнить, Колен. До того, как они нас найдут.
И снова у меня в голове зазвучал яростный крик:
Что? Что я должен вспомнить?!
46. Последний свидетель
Суббота, 19 августа 2000, 10:57
Дорога к перевалу Клер, Ницца
Симон уже больше часа ждал, припарковавшись у обочины узкой дороги, ведущей к перевалу Клер. Но он не жаловался — перед ним раскрывался панорамный вид на бухту Ангелов. Он следил за движением яхт — одна другой роскошней. Самый богатый квартал Ниццы козырьком нависал над старым городом, Английской набережной и портом для прогулочных судов.
Вилла Габриеля Бордери ничем не отличалась от других — огромная, белая, великолепная. К дому вела пальмовая аллея, в глубине сада можно было заметить большой бассейн. Идеально подстриженный газон, безупречные цветочные клумбы. Бордери наверняка немало платил дорогому садовнику.
11:00.
Если секретарша не ошиблась, он вот-вот появится.
Симон подумал, что уже второй час торчит здесь в «твинго» и в конце концов кто-нибудь из соседей точно позвонит в муниципальную полицию. «Коллегам», — улыбнулся он.
Неподалеку затормозил «рено эспас», похоже совершавший челночные рейсы в аэропорт. Из автомобиля вылез человек лет сорока, и вид его удивил Симона. Он ожидал увидеть строгого босса в темном костюме и при галстуке, но Габриель Бордери был одет почти небрежно — просторная неглаженая рубаха в цветочек, грязноватые широкие полотняные штаны, кожаные сандалии. Образ дополняли бандана и трехдневная щетина. «Автостопщик, — подумал Симон. — Какой там президент компании!»
Симон выскочил из «твинго» и в три прыжка оказался рядом с Габриелем, забиравшим у шофера чемодан.
— Мсье Бордери? Уделите мне несколько минут.
Габриель смерил его вполне начальническим взглядом:
— Мы, кажется, незнакомы. Я полночи провел в самолете, восемь часов назад был еще в Бамако. Так что договоритесь о встрече в моем офисе, в Сент-Андре-де-ла-Рош.
— Я тоже всю ночь не спал. Преодолел почти полторы тысячи километров за пятнадцать часов, чтобы увидеться с вами.
Габриель Бордери не слушал, он уже шел с чемоданом по аллее.
— Я приехал с Морнезе! — выкрикнул Симон.
Заклинание помогло.
Бордери обернулся, и Симон продолжил, не переводя дыхания:
— Я приехал с острова Морнезе, чтобы встретиться с вами и задать несколько вопросов — о Жане Реми, его гибели, земле аббатства, которой вы управляете, и о его сыне Колене, ставшем сегодня ее владельцем.
Габриель Бордери растерянно потер лоб.
— С мальчиком что-то случилось? — встревоженно спросил он.
— Понятия не имею. Надеюсь, что нет.
— Вы из полиции?
— Почти.
Габриель Бордери улыбнулся, сверкнув белыми зубами.
— Как насчет кофе? Думаю, нам обоим не помешает взбодриться.
— С удовольствием.
Симон никогда не видел, чтобы в доме было столько света. Современные картины, сверкающая белая плитка, мебель в стиле хай-тек… И конечно же, огромная терраса, выходящая на юг, с великолепным видом на Средиземное море. Здесь они и устроились в глубоких плетеных креслах. Габриель Бордери сходил на кухню, включил кофеварку и вернулся к гостю.
— Я тоже проделал немалый путь, покинув Морнезе, — сказал он, — от Ла-Манша до Средиземного моря. Но у этого острова есть свое очарование. Солнца там поменьше, зато больше таинственности.
— Что вы делали в Бамако? — спросил Симон, чтобы завязать разговор.
— Вел переговоры о расширении университетского кампуса на правом берегу Нигера. Они его называют холм Знаний. Студентов в Мали становится все больше, и мы обсуждали проект нового здания. Потянет на несколько миллиардов малийских франков. Мой проект самый дорогой!
Глядя на удивленного Симона, он расхохотался:
— Самый дорогой! Я даю работу малийским архитекторам, малийским каменщикам, малийским рабочим, и все получают достойную оплату и страховку на время строительства. Заметьте, никакого детского труда. Материалы я использую тоже только малийские, при этом гарантирую, что здания будут соответствовать международным экологическим стандартам.
— И они выбрали ваш проект? — спросил Симон. — Даже несмотря на то что он самый дорогой?
— Я завален заказами из развивающихся стран. Одни руководствуются гражданскими убеждениями, другие поддерживают свой имидж, но в основном все поступают так потому, что, обратившись ко мне, получают немалые субсидии от Всемирного банка, ООН, МВФ и Евросоюза. Долговременное развитие и хорошее управление! Два сосца компании «Эко-Стоун»!
Симон оглядел дворец эксцентричного промышленника.
— Я первым, — продолжил Габриель Бордери, — занялся экологическим градостроительством, двадцать лет назад. Поначалу никто в эту затею не верил. Признаюсь, было нелегко. С моей первой компанией «Евробильд» пришлось так вкалывать…
— Особенно после истории на Морнезе, — ввернул Симон.
— Да. Здесь я многим обязан Жану Реми. Если бы он не взял на себя ответственность за все, возможно, сегодня я был бы заперт в четырех стенах поскучнее этих.
Он снова расхохотался и, не переставая говорить, пошел на кухню за кофе.
— После скандала я изменил название компании на «Эко-Стоун», это звучало неплохо. Во Франции меня уже знали, и я решил сосредоточиться на международных проектах. Как оказалось, вовремя. Я создал сеть «архитекторов без границ», с хартией качества и кодексом поведения, и за несколько лет раскрутился.
Он вернулся с кофе.
— Триста сотрудников в Ницце и в десять раз больше по всему миру, главным образом — в тропиках. Неплохая сеть дипломатических связей. Теперь я неприкосновенен. До меня не дотянуться ни мелким мафиози с Лазурного Берега, ни жулью с разбойничьего острова Морнезе.
Симон напрягся.
— Меня никто не решится тронуть, поэтому Жан Реми и выбрал меня десять лет назад. Не только из-за того, что он мне доверял. Он знал, что не подвергает меня опасности. Я был не на острове, а далеко, да и вес к тому времени какой-никакой приобрел. — Глядя в лазурное небо, Габриель Бордери поднял свою чашку, словно произнося тост. — Хотя с виду я вполне безобиден. Многие считали меня простачком из «зеленых», мечтателем, которого можно не опасаться. Именно так часто думали мои конкуренты — за что и поплатились! Такую империю, как «Эко-Стоун», не построишь без веры в себя и четкого осознания реальности.
Он снял рубашку и подставил утреннему солнцу загорелый крепкий торс.
— Словом, ни один из этих мошенников с Морнезе, — заключил он, — ни разу не посмел сунуться ко мне сюда, с тех пор как… — Он осекся, словно только теперь разглядел Симона. — А вы, собственно, кто такой? Как понимать, что вы «почти» из полиции?
Симон быстро перечислил свои обязанности и перешел к более насущной информации.
— Я еще успею рассказать подробности, а сейчас главное: Жан-Луи Валерино — должно быть, один из тех гадов, которых вы знали на острове десять лет назад, — бежал из тюрьмы Мазарини, это крепость на Морнезе. Он убил сообщника двумя пулями в спину и закопал его в песке. Три дня назад это было на первых полосах всех газет, но до Мали новость, возможно, не дошла. Я узнал, что этот Валерино был замешан в скандале с компанией «Евробильд». Он подделал план землепользования Морнезе.
Габриель Бордери изумленно смотрел на него. Симон вскочил.
— По странному совпадению Валерино решает бежать именно в тот момент, когда Колен должен стать законным владельцем земель аббатства. В том числе участка, который Валерино подделал на плане. Участка, где на вашей стройке погибли трое рабочих. Участка, на котором, по легенде, спрятаны несметные сокровища.
— И это все? — На Бордери это впечатления не произвело.
— Все?! Я ничего в этом не понимаю, вот и подумал, что, может, вы…
Габриель Бордери пригладил волосы.
— Я, пожалуй, поверю вам, Симон. У меня есть опыт по этой части. Двадцать лет работаю, полагаясь на интуицию, и редко ошибаюсь. Вы что-нибудь знаете о Колене Реми?
— Ничего. Вчера я ездил к его опекунам в Кормей-ан-Паризи, но их не оказалось дома.
Габриель Бордери явно забеспокоился.
— Не нравится мне это. Я всегда говорил Жану, что он неосторожен. Вся эта история — досье, завещание, признания, разоблачения — у нотариуса, что слишком опасно для его сына, даже десять лет спустя. Настоящая бомба замедленного действия.
— Погодите, не так быстро, — перебил Симон. — Я за вами не поспеваю.
Габриель Бордери, похоже, окончательно решился.
— Вот как мы договоримся. Завтра мне надо быть в Кабо-Верде, я вылетаю сегодня, в одиннадцать вечера, потому выбора у меня нет. Я дам вам документы.
Взяв с низкого столика пульт, он направил его на белую стену и набрал код. Открылся невидимый до этой минуты люк внушительных размеров.
Бордери достал из сейфа толстую картонную оранжевую папку.
— Я десять лет не прикасался к этому досье, — пояснил он. — Жан Реми передал его мне перед смертью. До того, как оставил другое досье, предназначенное для сына, у нотариуса на Морнезе.
Теперь Симон изумленно уставился на Бордери.
— Жан Реми был моим лучшим другом. Единственным, кому я мог доверять безгранично. Идеалист. Чистый человек. И я последний, кто видел его живым.
47. За стеной
Суббота, 19 августа 2000, 11:03
Сарай у Чаячьей бухты, остров Морнезе
Мади взяла Армана за плечо, заставив приподняться, и кивком указала в сторону сарая. Метрах в пятидесяти от него, на дальнем краю поля, стоял, частично скрытый каменной стеной сухой кладки, вполне живой Жан-Луи Валерино. То же резко очерченное лицо с запавшими глазами, что и на фотографии в «Островитянине». Он курил, нервно и глубоко затягиваясь, в правой руке пистолет.
Подростки снова упали в траву.
— По-моему, плотоядные муравьи не сильно его погрызли, — прошептала Мади. — Что он здесь делает?
Арман не ответил. Его трясло.
— Ждет, когда они выйдут, — продолжила Мади. — Хочет прикончить обоих.
Армана словно парализовало.
— Надо сообщить в полицию, — еле выдавил он. — Срочно!
— Нет времени, — возразила Мади. — Отсюда до деревни километра три, Колен и его отец попали в западню, и только мы можем что-то сделать.
— Что именно? — дрожащим голосом проблеял Арман.
Девочка снова высунулась над травой. Валерино повернул голову в их сторону, и Мади распласталась по земле.
— Черт…
— Он тебя заметил?
— Не знаю. Не думаю.
— Что значит — не думаю? Надо валить отсюда, за полицейскими.
— Он положил свою пушку на стенку, — сообщила Мади.
— Пушку? — слишком громко переспросил Арман.
— Заткнись! — Мади закрыла ему рот ладонью. — И кончай свои эпилептические штучки, или из-за тебя нас заметят. Видишь низкую каменную стенку, рядом с которой он затаился? Этот гад положил на нее свою пушку.
— А сам он где?
— Там же стоит.
— И что это меняет?
— Нам надо только подползти к стенке. Схватим пушку — и привет.
Арман ошеломленно уставился на Мади:
— Совсем спятила? Ты когда-нибудь держала в руках пистолет?
— Ага!
И девочка без дальнейших разговоров поползла в сторону сарая, оставаясь под прикрытием каменной стены.
— Я останусь здесь, — сказал Арман. — Чтобы отвлечь его, на всякий случай…
Мади обернулась:
— Кретин! Если ты будешь его отвлекать, первым делом он схватится за пистолет. Давай за мной!
Арман нехотя пополз следом. Когда они оказались прямо под стеной, Мади приложила палец к губам, чтобы Арман не вздумал заговорить, затем указала вверх, на какую-то невидимую точку. Арман проследил взглядом, но ничего не увидел. Только небо.
Он присмотрелся.
Вверх поднимался легкий серый дымок. Сигаретный. Беглец стоял в нескольких шагах от них, по ту сторону стены. Арман заледенел, он чувствовал, что вот-вот потеряет сознание.
Мади, не обращая на него внимания, ползла дальше. Вот она подобралась к стене вплотную, села. Каменная кладка была приблизительно ей по пояс, чуть выше. Арман не в силах был оторваться от струйки дыма, словно по ней мог угадать положение беглеца, но чтобы разглядеть хотя бы макушку Валерино, пришлось бы встать.
Вот уж чего Арман делать не собирался.
Мади осторожно распрямилась, подняла руку и медленно повела ладонью по камням. «Как ящерица», — подумал Арман. Ее пальцы сомкнулись на рукоятке пистолета, и в тот же миг Мади вскочила, расставив ноги. Она уже держала пистолет обеими руками, целясь поверх стены. Вставая, она закрыла собой солнце, и Арман оказался в тени. В гигантской фигуре девочки было нечто ирреальное.
Он тоже поднялся.
По ту сторону стены стоял Жан-Луи Валерино, все еще с сигаретой во рту. Он долго, растерянно и недоверчиво разглядывал обоих подростков, прикидывая их возраст и пытаясь понять, насколько решительно они настроены, и в конце концов улыбнулся, небрежно сплюнув окурок.
— Руки вверх, ублюдок! — крикнула Мади.
Валерино, усмехнувшись, подчинился и посмотрел ей прямо в глаза.
— Положи эту игрушку, детка. Ты еще не доросла…
— Заткнись!
Валерино перевел взгляд на Армана:
— Ты, похоже, лучше соображаешь. Скажи подружке, чтобы перестала строить из себя Лару Крофт. Можно пораниться.
Арман понятия не имел, есть ли у Мади хоть какой-то опыт по части оружия.
— Ладно, — сказал Валерино, — все равно стрелять в меня вы не станете. Так что хватит, поиграли. Отдай ствол! — Он протянул руку.
— Не слушай его! — завопил Арман.
Валерино спокойно шагнул вперед.
— Стреляй! — крикнул Арман.
Мади, очень сосредоточенная, слегка приподняла дуло пистолета и нажала на спусковой крючок.
В безмолвии пустоши грохнул выстрел, пуля пролетела прямо над головой Валерино, и беглый преступник замер.
— Сделаешь еще шаг — следующую пулю всажу между твоих рачьих глазок, — пообещала Мади. — Арман, предупреди Колена и его отца.
Выполнить распоряжение Арман не успел.
Когда раздался выстрел, я был погружен в воспоминания. В первое мгновение мне показалось, что палят в комнате.
Нет, где-то совсем рядом.
Отец выскочил за дверь, я следом. Не знаю, что удивило меня сильнее — то, что Мади и Арман здесь, то, что у Мади был пистолет, или то, что перед ней, подняв руки вверх, стоял живой Валерино.
Не успел я опомниться, как отец шагнул вперед.
— Это твои друзья? — спросил он, не глядя на меня.
— Да, — пробормотал я.
Он слегка улыбнулся. Я все еще ничего не понимал, но ощутил прилив гордости. Мои друзья! Я был прав, доверившись им. Отец подошел к Мади:
— Отлично получилось, мадемуазель! Дайте мне пистолет.
Мади смотрела недоверчиво.
— Вы великолепно справились, но лучше мне самому этим заняться.
Мади колебалась. Я посмотрел на Валерино, и он показался мне хищником, готовым прыгнуть при малейшем промедлении.
— Ну же, Мади! — закричал я. — Отдай пушку отцу!
Она сдалась.
— Возьмите, мсье, — с досадой сказала она, протянув ему пистолет.
Я с ужасом смотрел на Валерино, уверенный, что этот гад воспользуется моментом и попытается что-нибудь предпринять, но он не двинулся с места, даже не пошевелился.
Пистолет был в руках у отца, и я почувствовал себя в безопасности. На короткий миг.
На очень короткий.
Еще секунда — и случилось нечто невероятное.
Отец с улыбкой — не привиделась ли она мне? — повернулся к Валерино, протянул ему оружие и произнес невообразимые слова:
— Позволить мелюзге так себя облапошить! Это ты называешь стоять на стреме?
Валерино только плечами пожал и направил оружие на Мади.
— Ну хорошо, — сказал отец. — Поиграли — и хватит, возвращаемся в сарай.
48. «Шато Лодюк» 1978 года
Суббота, 19 августа 2000, 11:18
Дорога к перевалу Клер, Ницца
— Последний, кто видел его живым? — переспросил Симон.
Габриель Бордери сел и положил папку на низкий столик между ними.
— Да. В тот момент, когда почти все уже считали его мертвым. Вечером он вышел на лодке в открытое море и якобы погиб, а на самом деле я укрыл его на одной из своих строек в заливе Морбиан. Он оставил прощальное письмо для полиции, взял на себя всю вину. Хотел, чтобы все улеглось, хотел защитить жену и сына, а заодно выждать, чтобы потом иметь возможность контратаковать. Если бы у него хватило сил… Увы, его уже тогда терзали мрачные мысли, прощальное письмо не было блефом. Его жена Анна очень встревожилась. Он винил себя в гибели трех человек, и это его разрушило. Думаю, только Анна и привязывала его к жизни. Я был с ним, когда он узнал про аварию, и пытался его поддержать, но чувствовал, что он окончательно сломался. Мы долго говорили. На следующую ночь Жан отплыл обратно на Морнезе, чтобы передать нотариусу завещание, распорядиться земельным участком и оставить сыну Колену письмо с объяснениями, которое тот должен был прочитать, когда повзрослеет и сможет понять. Мне он сказал, что вернется, но мы оба знали, что это неправда. Он утонул недалеко от Морнезе. Тело нашли несколько дней спустя.
— Взяв на себя всю вину и покончив самоубийством, он спас вас! — не удержался Симон. — Может, расскажете все с самого начала? Вы давно с ним дружили?
— Ладно. Вернемся к началу. Как насчет того, чтобы распить бутылку хорошего вина? Из-за своих заграничных поездок я даже не успеваю в собственный погреб заглянуть, а в мусульманских странах приличной выпивки не найти.
Не дожидаясь ответа, он вышел и вернулся с двумя большими бокалами и бутылкой красного вина.
Читать бесплатно другие книги:
