И все-таки она красавица Бюсси Мишель

Она лучше этого зеркала! Лучше заплесневелой ванной, лучше старой квартиры и выморочного квартала. Лейли коснулась кончиками пальцев груди, такой же высокой и упругой, как раньше, в те времена, когда мужчины ласкали и целовали эти темные холмики. Талия осталась тонкой, живот – плоским. Во всяком случае, на первый взгляд.

Она все еще хороша. И желанна, если сама того захочет.

Лейли закрутила кран, намазалась аргановым маслом, подкрасилась, уложила волосы в искусно-небрежную корону и надела на голое тело длинное малийское платье из бумазеи в сине-лиловых тонах. Оно не обтягивало тело, но красиво облегало, как подарочная бумага, которая позволяет лишь угадать форму сюрприза и предоставляет воображению домыслить детали.

Бросила последний взгляд в зеркало, подмигнула и произнесла с вызовом в голосе:

– Сейчас проверим, как сильно ты не любишь «экзотические штучки»!

Лейли сидела на диванчике. От полбутылки пива у нее закружилась голова.

Ги пожирал ее взглядом, и она пожалела, что выбрала слишком откровенный наряд. Пришлось подогнуть под себя ноги и скрестить руки на груди, спрятавшись за кошачьей позой. В квартире Камилы стало тихо, словно хозяйка устала от рэпа или ушла. Лейли вставила в плеер диск Сезарии Эворы.

Тоже экзотика! Комментариев от Ги не последовало.

Он говорил – обо всем и ни о чем, она слушала рассеянно и думала о своем, лишь изредка вставляя слово-другое. Как странно чувствовать себя красивой и желанной…

Забытое состояние. Сегодня она ощутила его дважды: вечером – с Ги, днем – с Рубеном в «Ибисе». А если считается многозначительная улыбка Патрика – или Патриса? – неважно, – вчера в Бюро, то трижды.

Закон серии? Как принцип «беда не приходит одна»? Воздыхатели решили не ждать очереди и лезут без билета? Жизнь ни в чем не знает меры, выдает счастье и несчастье скопом, одной доставкой, а мы разгребаем.

Ги сидел на другом краю дивана и неловко пытался приблизиться, как будто играл в «Раз, два, три – замри!». Стоило Лейли отвернуться, передвигал задницу на несколько миллиметров. Подкрадывался, как крокодил, бегемот, слон.

Ги преодолевал сантиметр, Лейли отодвигалась на пять, ясно давая понять, что сегодня вечером ему больше ничего не обломится. Не так быстро. Да, вечер «идеальный»: Альфа в полиции, Тидиан у дедушки с бабушкой, Бэмби дома не ночует (а где ночует – неизвестно!).

Ги смешил ее. Этого было достаточно для сегодняшнего вечера. Даже более чем достаточно.

Ги любил и чувствовал каламбуры. «Я завзятый каламбурщик…» – так он сказал и прокомментировал жизнь квартала, обыгрывая название Пор-де-Бук на все лады.

Порт Козел отпущеия[76]– кругом арабы, итальянцы, португальцы и прочие поляки, заявились сорок лет назад, чтобы стать безработными на берегах лагунного озера Бер.

*Вежливый смех.

Порт Рвотный порошок[77]– идешь в бар сделать ставку, а вокруг никто не говорит по-французски.

*Смущенный смех.

Ги продолжил театр одного актера, взяв с этажерки книгу сказок и мифов.

Порт Дешевый ужастик[78].

*Его лучший номер!

Единственный зритель оценил мастерство. Лейли прекрасно себя чувствовала. Ей было спокойно. Алкоголь подействовал, и, когда Ги исчерпал свои шутки, ей захотелось довериться этому мужчине.

Ги был не мастер говорить.

Зато умел слушать – когда молчал. Что да, то да.

История Лейли

Надеюсь, вас не шокирует, Ги, что я была проституткой. Потому что я ею была. Мы с Адилем никогда не использовали слово «клиенты» – только «друзья» и «встречи». Даже когда все закончилось и Надия дописала под мою диктовку последнюю страницу дневника, у меня осталось три постоянных любовника, плативших за секс. Да, я спала с ними ради того, чтобы вернуть зрение, из любви к Адилю или страха перед ним, но это ничего не меняет.

Я была шлюхой.

Не хочу, чтобы мои дети узнали. Пусть никто, кроме меня, не прочтет эту тетрадь. Я не скажу вам, где она спрятана, Ги, даже не надейтесь. Вам и так слишком многое известно. Намного больше, чем кому бы то ни было.

Я узнала, что беременна, 25 июля 1994 года, в День Тунисской республики. На улице взрывались петарды, и я – вот ведь идиотка! – боялась, что ребенок испугается, ему же всего три недели.

Адилю я сказала не сразу. Все считала и пересчитывала в уме. Не недели до родов – деньги. Число встреч и полученных подарков – мне не всегда платили в динарах, франках или долларах, иногда это были часы, золотые украшения, драгоценности. Адиль хранил все.

Однажды вечером, примерно через месяц (мы все еще занимались любовью) я наконец решилась.

– Мне кажется, у нас достаточно денег. На операцию. Можно больше не встречаться с друзьями. Уехать отсюда. Найти хирурга.

Адиль отвечал мягким тоном, лаская мое тело, ноги и все еще плоский живот, говорил, что не хочет рисковать, что нужно найти лучшего врача, лучшую больницу, ведь время еще есть, зачем торопиться? И тогда я призналась. Все объяснила одной фразой.

– Я тороплюсь, Адиль. Хочу прооперироваться до апреля. В ближайшие семь месяцев. Я хочу… хочу увидеть рождение моего ребенка.

Адиль ничего не сказал. Но напрягся. Рука у него как будто одеревенела. Сердце стучало… Стучало… Стучало…

На следующий день он уснул, не задав ни одного вопроса. Проснулся – и ни о чем не спросил, даже о моих догадках насчет отца ребенка (разве я могла знать?), поцеловал как ни в чем не бывало и сообщил:

– Франсуа хочет встретиться вечером…

Я ответила:

– Не пойду!

И пощечина отправила меня в нокаут.

Потом он плакал, просил прощения, умолял:

– Думаешь, мне легко, Лейли? Легко знать, что ты каждый вечер спишь с другими мужчинами? Я терплю – ради тебя. Ради тебя!

Он не заговорил о ребенке. А я думала только о нем.

Адиль бил меня каждый раз, когда я отказывалась от встреч. По щекам. По рукам. Любовники замечали следы. Ни один ничего не сказал. Даже Жан-Лу. Самый милый из всех. Он тоже закрыл глаза. Как остальные.

Однажды Адиль ударил меня по спине ногой в тяжелом ботинке – я лежала в кухне на полу, защищала руками живот, – потом сел напротив. Он давно не плакал, отлупив меня, зато гладил по волосам.

– На что ты будешь жить, дорогая, если прекратишь продаваться? Думаешь, когда зрение вернется, тебе понравится смотреть в глаза клиентам?

– Я жду ребенка, Адиль! Ребенка.

– И что с того, Лейли? Что с того? Пока наши друзья не в курсе, это ничего не меняет, верно?

Прошло три месяца. Адиль больше меня не бил. Незачем было. Я снова стала покорной. Мой живот округлился, и я верила, что все устроится само собой. Когда беременность станет невозможно скрывать, когда никто не захочет свиданий с женщиной на шестом, седьмом, восьмом месяце… Я считала в уме недели и думала: «Ребенок спасет меня».

Надия, официантка из «Ганнибала», которой я диктовала дневник, пришла однажды вечером предупредить меня. Она закрыла дверь бара и убедилась, что мы одни. Ее годовалая дочка играла на полу с пластмассовым жирафом. Она была пухленькая, кудрявая, ужасно мне нравилась, и я просила небеса послать мне такую же чудесную девочку. Надия коснулась моего живота и поделилась секретом, перевернувшим мою жизнь.

– Адиль собирается бросить тебя, Лейли. Он виделся с Яном и Франсуа. Сказал, что взял на субботу билет на паром до Марселя и хочет нанять двух вооруженных телохранителей. Наверное, повезет деньги. И вряд ли оставит половину тебе.

Все рухнуло.

Я наконец осознала то, что мозг понимал много лет, но отказывался принимать. Адиль торговал мной, чтобы обогатиться. История с глазной операцией была приманкой, он знал, что желание прозреть окажется сильнее стыда. Ребенок нарушал его планы, и он решил вовремя смыться.

Полагаю, вы почти сразу все поняли и почувствовали досадливую жалость к той недотепе, которой я тогда была.

Любовь ослепляет. Я была слепа изначально.

– Спасибо, – сказала я Надие.

– Если тебе что-нибудь понадобится…

Вспоминая день, когда все рухнуло, я говорю себе: «Доказательств ты так и не получила, а потому не избавилась от навязчивой привычки ко всепрощению». Думаю: вдруг он не собирался бросать меня одну без денег и Надия все придумала? Или я сама все это спровоцировала?

В пятницу вечером мы лежали в постели, я обняла его и объявила:

– Все, Адиль. Хватит с меня любовников. Я хочу быть только с тобой.

Мои слова удивили его, как и моя нежность. Я подумала: если он намерен уйти завтра, обязательно займется со мной любовью, захочет потешить гордыню жалкого испорченного самца: «Пусть дурища насладиться в последний раз!» Это его и погубит! Я повторяла, сидя на нем верхом:

– Только с тобой. Я все решила. Заказала билет в Танжер. Нашла место в клинике Дю Солей в Марракеше. (Я не врала, такая клиника существовала!) Поговорила по телефону с врачом, он прислал факсом смету, конторщик мне ее прочел и…

– Как тебе удалось?

Я не собиралась признаваться, что мне помогла Надия. Он мог бы и сам сообразить, но ему было плевать.

– Завтра поговорим…

Адиль поднялся среди ночи. Я несколько часов ждала этого момента и не спала. Все, что я наговорила вечером, должно было спровоцировать его, заставить действовать в спешке, чтобы контролировать события.

Адиль беззвучно двигался в темноте, но я знала наизусть каждый шорох дома. Снаружи – в городе, на улице – я была бы уязвима, вмиг бы потерялась, а здесь мне зрение не требовалось.

Хватало слуха.

Я знала, что он прячет деньги и все подарки в доме, где-то на кухне, под одной из половиц. Я десятки раз слышала, как он ее поднимает, но найти на ощупь не сумела. Нужно было заставить Адиля достать клад из тайника и только потом действовать. Он начал собирать сумку, большой черный баул с надписью «Адидас» (мы покупали его вместе). Складывал туда наши воспоминания и все, что имело хоть какую-то ценность. Без спешки, аккуратно. Гордясь собой. Адиль начал осуществлять свой идеальный план в день нашей встречи. Я принесла ему целое состояние, десятки тысяч франков, – и понятия не имела, кто он такой. Не знала, как выглядит его лицо. Он мог бросить меня и ничего не бояться – я бы не сумела его опознать.

Я поднялась.

Сделала шаг. Еще один. Еще. Одеваться не стала. Это была часть моего плана. Пусть считает меня совсем слабой, не опасной, несмотря на нож в правой руке. Нож дала мне Надия, я прятала его под матрасом. Старый берберский кинжал, немного проржавевший, с роговой ручкой.

Я приближалась. Он молчал. Я ударила – трижды, в пустоту, как безумная, сражающаяся с призраками.

Он разразился циничным смехом и отпрянул, чтобы насладиться моей нелепой пантомимой – охотой на комаров с бесполезным дротиком. Он понятия не имел, что я по звуку шагов определяю его местонахождение. Что знаю каждый сантиметр комнаты, понимаю наши позиции, а мой внутренний радар работает, как у летучей мыши. Ему бы в голову не пришло, что я мысленно соразмеряю длину моей руки и расстояние до его шеи, что я часами атаковала невидимые цели, как оса – апельсины или яблоки на буфете.

Я сделала еще несколько судорожных выпадов, как сомнамбула, потом стремительно шагнула раз, другой и вонзила нож в горло Адиля. Не знаю, попала я в сонную артерию или нет, но он беззвучно рухнул на пол.

Дальше все происходило очень быстро. Я оделась, схватила адидасовскую сумку (ужасно тяжелую!) и кинулась к Надие. Она несколько часов прятала меня у себя, потом отвезла в порт, к танжерскому парому.

Я до сих пор не знаю, умер Адиль, моя первая любовь, или остался жив. Я не только не знаю, стала ли убийцей, я не ведаю, как он выглядел.

21:29

Жюло дремал перед экраном и видел во сне перелет розовых фламинго с райских пляжей, где наслаждалась жизнью Bambi13. Жара и лягушачий концерт убаюкивали его. Он шел по берегу лагуны к незнакомой красавице без лица, которая несла под мышкой свою голову, напечатанную на 3D-принтере. Пассаты раздували накидку, оживляя сов.

Прозвучал резкий сигнал. Лейтенант выругался, заметив «нарушителя»: на экран приземлилась павлиноглазка (а может, какая-то другая ночная бабочка, черт их разберет!).

Плавные изгибы тела Bambi13 исчезли, вытесненные рекламой сайта знакомств на грани порнофола, перечеркнутой жирным красным крестом. Жюло чертыхнулся и закрыл планшет. «Проклятые мошки не сдаются, значит, вернемся к традиционным методам, заодно носом клевать перестану», – решил он. Перевернул листок с выкладками профессора Вакнина и взял ручку. Луна лила слабый свет на поверхность пруда, обращая камыши в длинные черные перья. Ночные насекомые уносили лапки. «Ну просто гики – как только гаснет экран и открывается книга, их как ветром сдувает…»

Он открыл блокнот и попытался восстановить ход мыслей, крутя пазлы в голове и убеждаясь, что на клубок вопросов существует единственный ответ.

Сыщик начал торопливо записывать.

Зачем убили Франсуа Валиони?

Что Валиони делал в Эс-Сувейре за несколько часов до смерти?

Как связано его убийство и ассоциация «Вогельзуг»?

Почему Петар Велика не хочет это обсуждать? (Едва написав, он решительно зачеркнул строчку – не дай бог попадется на глаза патрону.)

Как связаны Маали (в особенности мать семейства Лейли) с председателем Журденом Блан-Мартеном, их соседом по Пор-де-Бук, уроженцем Эг Дус?

Он продолжил составлять вопросы непосредственно об убийстве.

Убийца взял кровь на анализ у Франсуа Валиони для установления отцовства?

Как и почему в кармане Валиони оказались ракушки? (Тот факт, что это не просто ракушки, а каури, только добавлял тумана.)

Что означает красный браслет (еще есть зеленые и голубые) на запястьях некоторых нелегалов?

У Жюло набралось восемь вопросов без ответов, но интуиция подсказывала: главное – разобраться с последними. О Бэмби Мааль и Bambi13.

Бэмби Maаль и Bambi13 – одно и то же лицо?

Почему ее брат Альфа так легко дал себя задержать, словно рвался в тюрьму?

Как Bambi13 удается перемещаться по миру?

Зачем Bambi13 фактически показала лицо в камеру наблюдения над входом в «Ред Корнер»?

Bambi13 убила Франсуа Валиони?

Bambi13 убьет снова?

Когда?

Где?

Последний вопрос – и сыщик закрыл глаза. В темноте надрывался лягушачий хор. Жюло завораживала красота Bambi13 и интриговала судьба Бэмби Мааль.

Одна и та же женщина?

Или две, запутавшиеся в хитросплетении интриг?

Две или больше?

22:01

– Замечательный получился вечер, Фалина.

Официант мишленовского ресторана подал кофе полчаса назад, мазнув восхищенным взглядом по телу девушки. Жан-Лу насладился густым напитком, поклевал сладости с таитянской ванилью, лакричником и цукатами, съел несколько фиников, еще немного поговорил о длинных скучных встречах, которые назначены на завтрашний день, и наконец иссяк.

Они помолчали – не дольше минуты. Он посмотрел на часы и решительно поднялся, отодвинув стул.

Замечательный получился вечер, Фалина.

«Он не сказал: “Ну, пошли”, – анализировала девушка. – Прошедшее время – получился – ясно дает понять, что для него вечер окончен…»

Фалина встала, одернула юбку и набросила кожаную курточку, стоя в трех шагах от спутника. Жан-Лу галантно пропустил ее вперед, и она прошла мимо, не сомневаясь, что любезный кавалер провожает взглядом задницу и ноги «дочери солнца».

Фалина вышла на улицу и закурила, наблюдая через витрину за Жаном-Лу, который расплачивался у стойки. Брюки коротковаты, рубашка мятая, в пятнах. С прической тоже беда.

Жан-Лу – самый неловкий из моих любовников.

Ласкает слишком напористо, целуется плохо, кончает почти сразу.

Он это знает и чувствует себя несчастным. Иногда даже плачет.

Фалина выдохнула дым в звездную ночь и попыталась подвести итог. Какую стратегию выбрать?

Она поняла, что Жан-Лу не проявит инициативу, то есть рискнуть придется ей. Но он только того и ждет, чтобы остаться чистеньким, а ей снова отвести роль «плохой девочки». Скажет с нежностью в голосе: «Ты очень красивая и сексапильная, но я люблю жену и сына, кстати, вы ровесники!» Ограничится поцелуем в щечку и отвалит в ореоле святости. Может, помастурбирует в номере отеля, думая о ней, а вернувшись домой, отдаст должное жене с удесятеренным желанием. Фантазмы без осложнений – куда как удобно! Взбодренное либидо по цене ужина в гастрономическом ресторане.

Фалина сделала последнюю затяжку, стоя у кирпичной стены на погруженной в темноту улочке. В сумбуре чувств превалировало разочарование. Ничего общего с оскорбленным эго соблазнительницы: один неудавшийся вечер не мог заронить сомнение в душу женщины, укрощающей самцов одним взглядом. И все-таки от предчувствия провала к горлу подступала тошнота. Провал ее плана. Неужели все было напрасно? Проделать долгую и тщательную подготовительную работу и остановиться на полпути?

Она выбросила окурок.

Хотелось плакать, как из-за неуда на экзамене, к которому долго готовился…

И все-таки крошечная надежда оставалась. Шевелилась на дне души. Как будто Жан-Лу, не поддавшись соблазну, спасал заодно со своей жизнью всех остальных мужчин.

Фалина затоптала тлеющий окурок носком туфельки, придумывая самые приземленные объяснения. Любовница ждет Жана-Лу в его номере в «Рэдиссон Блю». Или он сексуально неполноценен. Или предпочитает мужчин… Тем хуже, придется идти ва-банк. Взять его за руку, поймать уголок губ, когда он чмокнет ее на прощанье. Чего ради? Ну вырвет она у него поцелуй, но в «Ред Корнер» этой ночью они все равно не попадут.

Занятая своими мыслями Фалина не увидела, как Жан-Лу вышел из ресторана.

Не услышала его шагов.

Заметила лишь тень. Они были одни на темной улице.

Жан-Лу не произнес ни слова. Не дал ей времени отреагировать. Оглянулся – нет ли свидетелей? – и навалился всем телом.

Впился губами в ее рот. Положил правую ладонь на грудь, сжал со звериной страстью. Левая рука пробралась под стринги.

Она не воспротивилась. Ответила на поцелуй. Пустила его.

Успокоилась. Она победила.

Жан-Лу заслуживает смерти. Как те, другие.

23:52

Доведенный до исступления Жерар Кутюрье вскочил с кровати.

Сначала он решил, что сосед включил France [79], RFO или France Culture и слетевший с катушек диджей врубил африканский джаз. Но музыка доносилась не из комнаты за стеой. Гитара и тамтам звучали так громко, как будто кто-то колотил по переборке, но играли в другом месте.

Жерар вышел в коридор, пошел в другой конец, к буфету, где накрывали завтрак. Гитарный дуэт соперничал с женским голосом, певшим на незнакомом языке. Крики, шаги танцующих и аплодисменты аккомпанировали музыкантам.

Концерт?

В полночь? В отеле «Ибис» в Пор-де-Буке?

Жерар Кутюрье не верил своим ушам.

Между прочим, девушка хорошо поет. Он зевнул. Почесал живот под зеленой футболкой цвета франшизы его магазина садового инвентаря. Директор по продажам назначил встречу на восемь утра, и разговор предстоял неприятный. Цифры не радуют. По газонокосилкам падение продаж на 30 %. Глобальное потепление, засуха, трава выгорела по всему югу, трава растет медленно… Замкнутый адский круг. Жерар чувствовал себя, как Уголино[80] перед иссякшим источником.

Он обулся и через минуту оказался у двери запасного выхода. Закрыто. Постучал, начиная злиться, и через две секунды на пороге появился управляющий Рубен Либерос.

– Что за бардак? – поинтересовался Кутюрье.

Рубен сделал большие глаза.

– Бардак? Этот концерт – бардак?! Входите, друг мой, входите. «Вендо» – лучший биг-бэнд Африканского континента. Мы познакомились в девяносто четвертом году, они играли на церемонии вступления в должность президента Нельсона Манделы. Двадцать семь лет в камере на острове Роббен – это чего-то да стоит! «Вендо» – друзья Франции. Когда Миттеран произносил речь в Ла Боль, они исполняли «Марсельезу». Говорят, Жак Ширак хочет, чтобы они играли на его похоронах, даже распорядился в завещании…

Постоялец в замешательстве смотрел на управляющего и уже изготовился рявкнуть: «За идиота меня держите?!» – но тут дверь снова открылась. Ответственный за продажи газонокосилок успел увидеть гитариста с дредами, гиганта, склонившегося над джембе[81], и человек тридцать слушателей!

Вышла девушка. Высокая. Стройная. Сильно накрашенная. В короткой юбочке и кожаной куртке. Потрясающе красивая. Наверняка певица.

– Уже уходишь, Нура? – спросил Рубен.

– Меня ждут. Завтра буду к девяти. Надеюсь, твоя старуха справится. – Она чмокнула его в щеку и исчезла.

Управляющий распахнул дверь:

– Входите же, друг мой, прошу вас.

Жерар Кутюрье колебался и вдруг увидел бутылки с ромом на месте мисочек для корнфлекса. Великан подошел и дружески хлопнул его по спине:

– Выпей с нами, брат. Я – Саворньян. У тебя есть дети?

Жерар окончательно растерялся и кивнул.

– Наверное, редко их видишь при такой безумной работе? А мои завтра приезжают. Жена Бабила, сын Кейван и дочь Сафи. Пойдем отпразднуем.

Музыка зазвучала громче. К микрофону приблизилась другая певица, такая же красавица, как Нура. Плевать на директора по продажам! От газонокосилок не убудет, если он выпьет стаканчик перед сном. А завтра поставит пять звездочек отелю на Trip Advisor[82].

Жерар Кутюрье гостевал в половине европейских «Ибисов», и нигде ему не оказывали такого приема.

23:56

Тип на верхней койке храпел так громко, что вниз сыпалась пыль.

Альфа посмотрел на часы, подождал несколько минут, встал и потряс сокамерника за плечо. Тот мгновенно проснулся и резко дернулся, как будто на него обрушилась тюремная стена. Вытаращил глаза и с изумлением посмотрел на юного чернокожего гиганта:

– Оборзел, парень?

Оружия у него не было, но в глазах плескалась угроза.

– Ты мне нужен, – ответил Альфа.

Заключенный прищурился, как прицелился.

– Что за бред? Ты для этого меня разбудил? Сейчас я научу тебя правилам тюремного этикета! Мало того, что днем изводят все кому не лень, так теперь и ночью не отдохнешь из-за какого-то придурка…

Арестант напоминал американского комика Дэнни Де Вито. Волосы у дерганого коротышки росли только по бокам черепа, и уши из-за этого казались громадными.

– Мне нужно увидеться с Казначеем, – спокойно сказал Альфа.

«Де Вито» потер виски, и волосы встали дыбом, как белый гребень.

– С казначеем? Только и всего? Надеюсь – для твоего же блага! – что ты убил легавого или зарубил мачете свою бабу, потому что к Казначею требуется пропуск. Быстро такие дела не делаются.

– Я выхожу завтра и должен повидаться с ним до того. Завтра утром. Пораньше.

– А может, хочешь еще и автограф Мерина[83] в качестве бонуса? Или фото с Бонни и Клайдом?

Альфа резко выбросил руку, схватил «Де Вито» за ворот пижамы, оторвал от подушки и встряхнул. Сползшая простыня заголила жирный живот.

– Ты не понял? Я хочу предложить Казначею дело! Для того и дал легавым себя схватить. Не спрашивай почему, но я знал, что они приготовили мне воспитательную трепку. Так что уж постарайся и сделай все, чтобы на прогулке я оказался рядом с Казначеем!

Альфа отпустил коротышку. Тот откашлялся, одернул куртку, зевнул.

– И не надейся. Я не стану морочить голову самому из-за твоих бредней.

Альфа захотелось вцепиться соседу в глотку. Сжать покрепче, чтобы круглая рожа побагровела. Этот болван пообещает все что угодно, а потом улучит момент и нанесет удар в спину. О, разумеется, не сам – наймет шестерку… Ладно, проявим дипломатичность.

– Слушай, хитрован, я предложу Казначею сделку века. Если не сведешь нас и все провалится по твоей вине, он узнает, и мало тебе не покажется. Знаешь, что случилось с генералами, которые не осмелились разбудить Гитлера, когда американцы высаживались в Нормандии? Он приказал их расстрелять! Сто восемнадцать человек. А может, не расстрелять, а отрубить головы – историки не уверены.

Доморощенный «Де Вито» не впечатлился.

– Никогда ничего ни о каком Гитлере не слышал. И о наркоте, которую янки ввозят через Нормандию, тоже.

Альфа попался самый тупой заключенный тюрьмы!

Он положил руки жирному соседу на плечи, вздохнул и попробовал иначе:

– Ну вот скажи, какую крупную ставку ты можешь сделать? Год назад в Японии один инженер послал «Сони» план новой игры «Покемон Гоу». Секретарь потерял папку, и изобретатель обратился в «Нинтендо». «Сони» потеряла триста миллиардов, сто сотрудников сделали харакири.

Судя по всему, покемоны показались французскому арестанту страшнее эсэсовцев. Он медленно высвободился из цепких объятий Альфа и сказал:

– Ты меня достал, парень! Черт с тобой, это не мои проблемы. Ты поговоришь с Казначеем. А теперь – спать. Подоткнешь мне простынку, поцелуешь в лобик, как папочка, и вернешься на свою койку.

00:25

– Алло, это вы, патрон? Не спите? – изумился Жюло.

В телефоне раздался недовольный голос Петара:

– Представь себе, я тоже беру работу на дом! Пришлось покинуть супружеское ложе и искать ответ на вопрос, который не дает мне покоя.

– Один-единственный? Вам везет!

– Не шути, малыш. Только не после полуночи. Тем более что сам же и вверг меня в сомнения.

– Я или мой профессор, который завтра утром прочтет нам лекцию о каури в мечети?

– Ни то ни другое. Дело в семье Мааль. Я, как и ты, не очень-то верю в совпадения. Бэмби + Bambi13 на одной поляне – это перебор!

Жюло вспомнил разговор, состоявшийся сразу после задержания Альфа Мааля. Bambi13. Бэмби Мааль. Майор наконец-то отреагировал.

– Простите, что лишил вас сна.

– Ничего, завтра отосплюсь. Торопиться на работу не буду, а то Надеж разозлится. Ты не первый, кому я звоню. Надеялся разобраться и за четверть часа растормошил приятелей-компьютерщиков, но они не нашли в интернете следов Бэмби Мааль. Ни одной фотографии.

– Знаю, я тоже все обшарил, патрон.

Жюло прикусил язык, но Петар промолчал, и лейтенант представил, как начальник чешет затылок или толстый живот под пижамной курткой, а то и промежность – если штанов на нем нет.

– Ну и какие мысли, гений? – лениво процедил Велика.

Жюло ответил через секунду, как будо предчувствовал вопрос:

– Расспросим завтра ее мать. В деле есть адрес Лейли. Вызовем к нам, попросим захватить альбом с семейными фотографиями.

– Ты что, досье не читал? – удивился майор. – Или невнимательно читал?

– А в чем дело?