Хроника Убийцы Короля. День первый. Имя ветра Ротфусс Патрик
— Я люблю фруктовое вино, — заметила Денна. — Оно было земляничное?
— Думаю, да, — ответил я.
— Вот что бывает, когда не слушаются лудильщика на дороге, — пожурила меня Денна с сонным видом. — Умник вроде тебя должен был слышать достаточно историй, чтобы… — Она вдруг села, указывая мне за плечо. — Смотри!
Я повернулся.
— Куда смотреть? — спросил я.
Небо было все еще полно облаков, так что окрестности казались сплошным морем черноты.
— Подожди. Может, оно… Вон!
И я увидел: вспышка синего света далеко впереди. Я вскочил и встал перед костром, чтобы он не мешал видеть. Денна встала рядом со мной, и мы ждали, затаив дыхание, еще минуту. Сверкнула новая вспышка синего огня, ярче.
— Как ты думаешь, что это было? — спросил я.
— Я уверена, что это не железные шахты — они дальше к западу, — пробормотала Денна.
Еще одна вспышка. Она вроде бы блеснула из скал, а значит, если это костер, то огромный — в несколько раз больше нашего костерка.
— Ты говорила, что у твоего покровителя есть способ подать тебе сигнал, — медленно сказал я. — Я не собираюсь выпытывать, но это не…
— Нет. Ничего общего с синим огнем, — сказала она, тихо фыркнув на мое неловкое блеяние. — Кроме того, это было бы слишком мрачно даже для него.
Мы смотрели еще некоторое время, но больше огонь не появлялся. Я взял ветку толщиной с большой палец, сломал ее пополам, потом камнем заколотил обе половины в землю, как будто колья для навеса. Денна вопросительно подняла бровь.
— Это стрелка, указывает туда, где мы видели свет, — объяснил я. — В этой темнотище я не вижу никаких ориентиров, но утром стрелка покажет нам, в каком направлении это было.
Мы вернулись обратно, я подбросил в костер еще дров, вызвав искры, замерцавшие в воздухе.
— Одному из нас, наверное, стоит остаться у огня, — сказал я. — На случай, если кто-нибудь появится.
— Я все равно не собираюсь спать, — сказала Денна. — Так что проблемы нет.
— У тебя плохо со сном?
— Со снами у меня хорошо, — сказала она таким тоном, что стало ясно: больше она на эту тему говорить не собирается.
Я нащупал бурошип, приставший к поле моего плаща, отодрал его и бросил в огонь.
— Кажется, у меня есть идея насчет того, что случилось на ферме Маутенов.
Она подняла голову:
— Рассказывай.
— Вопрос вот в чем: зачем чандрианам понадобилось нападать в этом месте в это время?
— Очевидно, из-за свадьбы.
— Но почему именно свадьба? Почему этим вечером?
— Почему бы тебе просто все не рассказать? — спросила Денна, потирая лоб. — Не пытайся раскрутить меня на внезапное озарение, как школьный учитель.
Я снова зарделся от смущения.
— Извини.
— Да ладно. Обычно мне ничто не доставляет большего удовольствия, чем остроумные пикировки с тобой, но сегодня у меня был долгий день, да еще голова болит. Давай перейдем сразу к концу…
— Это из-за того, что нашел Маутен, раскапывая древнюю горную крепость в поисках камней, — объяснил я. — Он вырыл что-то из развалин и полгода распускал об этом слухи. Чандрианы прослышали и явились, чтобы забрать это, — закончил я с ноткой гордости.
Денна нахмурилась.
— Не складывается. Если они хотели только эту штуку, они могли подождать до окончания свадьбы и просто убить новобрачных. Гораздо легче.
Ее замечание слегка приспустило мои паруса.
— Ты права.
— Больше смысла было бы, если бы они хотели избавиться от любого знания об этой вещи. Как старый король Селон, заподозривший, что регент собирается обвинить его в измене. Убил всю семью регента и сжег все их владения, чтобы убедиться, что никто никогда не найдет ни слова, ни свидетельства об этом.
Денна указала на юг.
— Поскольку все, знавшие секрет, собрались на свадьбе, чандрианы могли прийти, убить всех, кто что-либо знал, и уничтожить или забрать ту штуку, чем бы она ни была. — Она мотнула головой. — Вымели под метелку.
Я сидел совершенно ошеломленный — не столько тем, что сказала Денна, хотя, конечно, это было куда лучше моих собственных догадок, — я вспоминал, что случилось с моей родной труппой. «Чьи-то родители пели совсем неправильные песни». Но они не просто убили моих родителей. Они убили всех, кто был достаточно близко, чтобы услышать хотя бы часть песни.
Денна закуталась в мое одеяло, свернулась клубочком и улеглась спиной к костру.
— Я оставлю тебя размышлять над моей мудростью, пока я сплю. Разбуди меня, когда тебе понадобится еще что-нибудь разгадать.
Я остался на страже, держась больше на усилии воли. У меня был долгий, изнурительный день: я проскакал сто километров и прошел еще с десяток. Но Денна была ранена и больше нуждалась в сне. Кроме того, я хотел понаблюдать, не появится ли снова на севере синий огонь.
Но вспышек больше не было. Я подкармливал костер и вяло раздумывал, волнуются ли Вил и Сим там, в Университете, из-за моего внезапного исчезновения. А что Арвил, Элкса Дал и Килвин? Поинтересуются ли они, что со мной случилось? Надо было оставить записку…
У меня не было возможности отмерять время, потому что облака все еще закрывали звезды. Но я подкладывал дрова уже в шестой или седьмой раз, когда увидел, как Денна вся напряглась и внезапно проснулась. Она не подскочила, но ее дыхание замерло, и я увидел, как ее темные глаза дико мечутся по сторонам, словно она не понимала, где находится.
— Извини, — сказал я, больше чтобы дать ей зацепиться за что-то знакомое. — Я тебя разбудил?
Она расслабилась и села.
— Нет, я… нет. Совсем нет. Я пока не буду спать. Хочешь воспользоваться своей очередью? — Денна протерла глаза и уставилась на меня поверх огня. — Дурацкий вопрос. Выглядишь ты ужасно. — Она начала снимать с себя одеяло. — Вот…
Я отмахнулся.
— Оставь себе. Мне вполне хватит плаща. — Я надвинул капюшон и лег на траву.
— С ума сойти, какие мы джентльмены, — мягко поддразнила она, снова укутывая плечи одеялом.
Я положил руку под голову и, пока пытался придумать остроумный ответ, заснул.
Я пробудился от мутного сна о том, как пробираюсь по заполненной толпами людей улице, и увидел над собой лицо Денны, порозовевшее и резко очерченное светом костра. Как ни крути, весьма приятный способ проснуться.
Я собирался сказать что-нибудь на этот счет, но Денна приложила палец к моим губам, отвлекая меня сразу несколькими способами.
— Тихо, — сказала она мягко. — Слушай.
Я сел.
— Ты слышишь это? — спросила она через секунду.
Я наклонил голову:
— Только ветер…
Она покачала головой и оборвала меня жестом.
— Там!
И я услышал. Сначала я подумал, что это ползут вниз по склону холма потревоженные камни, но нет: этот звук не стихал в отдалении, как должен был бы. Скорее уж казалось, будто что-то волокут вверх по склону холма.
Я встал и огляделся. Пока я спал, облака раздуло, и теперь луна заливала окрестности бледным серебряным светом. Наша широкая костровая яма была полна поблескивающих угольков.
И тут же неподалеку, ниже по склону, я услышал… Сказать, что я услышал хруст ветки, — значит сбить вас с толку. Когда человек, идущий по лесу, ломает ветку, она издает короткое резкое «хрясь». Так происходит потому, что любая ветка, которую человек может сломать случайно, невелика и ломается быстро.
Но то, что услышал я, было не коротким треском, а очень долгим хрустящим звуком. Звуком, который ветка толщиной в ногу издает, когда ее отрывают от дерева: «криик-киррка-кряк».
Я повернулся к Денне и тут услышал другой звук. Как мне описать его?
Когда я был маленький, мама взяла меня посмотреть на бродячий зверинец в Сенарине. Я впервые увидел льва и услышал его рев. Другие дети в толпе перепугались, но я смеялся от восторга. Звук был таким глубоким и низким, что я чувствовал, как он отдается у меня в груди. Мне очень понравилось это ощущение, и я помню его по сей день.
Звук, который я услышал на холме около Требона, был не ревом льва, но я точно так же почувствовал его в груди. Это было ворчание, еще более низкое и гулкое, чем рев льва. Больше похоже на далекий раскат грома.
Сломалась еще одна ветка, почти на вершине холма. Я посмотрел в том направлении и увидел громадную тень, слабо очерченную светом костра. Земля чуть содрогнулась под моими ногами. Денна повернулась ко мне, ее испуганные глаза казались огромными.
Я схватил ее за руку и бросился на другую сторону холма. Денна сначала бежала за мной, потом остановилась, увидев, куда я направляюсь.
— Не глупи, — прошипела она. — Мы себе шеи переломаем, если побежим вниз в такой темноте. — Она обернулась, потом посмотрела на ближайшие серовики. — Подсади меня туда, а я втащу тебя.
Я сцепил пальцы и подставил Денне. Она встала на них, и я поднял ее так резко, что чуть не подбросил в воздух, и она смогла ухватиться за край камня. Я выждал короткое мгновение, пока она забросит ногу, потом нацепил сумку и пополз по боку огромного камня.
Точнее сказать, я ползал у камня. Века непогоды выгладили его так, что на нем не осталось никаких зацепок для пальцев. Бессильно скребя руками по камню, я соскользнул на землю.
Я бросился на другую сторону арки, запрыгнул на лежащий камень и сделал еще один прыжок.
Крепко ударившись, я вышиб воздух из груди и разбил коленку. Мои руки нащупали верх камня, но я не смог найти ни единой зацепки.
Меня поймала Денна. Если бы это была героическая баллада, я бы рассказал вам, как она крепко схватила меня за руку и спасла. Но по правде говоря, она одной рукой ухватилась за мою рубашку, а второй накрепко вцепилась мне в волосы. Она упорно тащила меня вверх, удерживая от падения, чтобы я ухватился за край и вскарабкался к ней, на вершину камня.
Там мы и лежали, тяжело дыша и поглядывая на землю поверх кромки камня. Внизу, на вершине холма, смутная тень начала продвигаться в круг света нашего костра. Полускрытая тенями, она выглядела больше, чем любое животное, которое я когда-либо видел, — здоровенная, как нагруженный доверху фургон. Существо было черное, с массивным телом, похожим на бычье. Оно подобралось поближе, странно шаркая при ходьбе — совсем не как бык или лошадь. Ветер раздул костер, заставив его снова вспыхнуть, и я увидел, что тело животного почти не отрывается от земли, а ноги у него по бокам, как у ящерицы.
Когда оно совсем выползло на свет, отрицать сходство стало невозможно: это оказалась огромная ящерица. Не такая длинная, как змея, она выглядела слегка сплющенной, наподобие зольного кирпича; толстая шея перетекала в голову, по форме напоминавшую огромный плоский клин.
Существо покрыло расстояние от края холма до нашего костра одним судорожным рывком. Потом снова заворчало — гулко, как рокочущий гром, — и я снова почувствовал этот звук в своей груди. Когда оно подобралось ближе и прошло мимо второго серовика, лежащего в траве, я понял, что глаза меня не обманывают. Ящерица была больше серовика: высотой около двух метров, а длиной и все пять. Огромная, как телега для перевозки лошадей, наверняка она весила не меньше десятка быков, связанных вместе.
Тварь поводила широкой башкой туда-сюда, открывая и закрывая пасть, нюхая воздух.
И вдруг — вспышка синего пламени. Внезапный свет был ослепителен, и я услышал вскрик Денны рядом. Я пригнул голову и почувствовал, как над нами прокатилась волна жара.
Потирая глаза, я снова посмотрел вниз и увидел, что тварь придвинулась ближе к огню. Она была черная, чешуйчатая — и гигантская. Она снова громоподобно заворчала, потом, качнув головой, выдохнула вверх еще один громадный язык синего пламени.
Это был дракон.
ГЛАВА СЕМЬДЕСЯТ ПЯТАЯ
ИНТЕРЛЮДИЯ. ПОСЛУШАНИЕ
В трактире «Путеводный камень» Квоут выжидающе умолк. Прошло полминуты, и Хронист поднял взгляд от страницы.
— Я даю вам возможность что-нибудь сказать, — сообщил Квоут. — Что-нибудь в духе «этого не может быть!» или «драконов не существует…»
Хронист тщательно вытер перо.
— На самом деле я не вправе комментировать историю, — миролюбиво сказал он. — Если вы говорите, что видели дракона… — Он пожал плечами.
Квоут смерил его взглядом, полным глубочайшего разочарования.
— И это я слышу от автора «Особенностей брачных игр драккусов обыкновенных»? От Девана Локииза, величайшего развенчивателя мифов?
— От Девана Локииза, принявшего обязательство не перебивать и не изменять ни единого слова в истории, которую он записывает. — Хронист положил перо и размял руку. — Потому что это были единственные условия, на каких он мог получить столь желанную ему историю.
Квоут пристально посмотрел на него.
— Ты когда-нибудь слышал выражение «белый бунт»?
— Слышал, — сказал Хронист с тонкой усмешкой.
— Я могу это сказать, Реши, — радостно заявил Баст. — Я никаких обязательств не принимал.
Квоут перевел взгляд с одного на другого, потом вздохнул.
— Мало что вызывает такую же тошноту, как абсолютное послушание, — заметил он. — Вам обоим стоило бы это запомнить. — Он показал Хронисту снова взяться за перо. — Итак… это был дракон.
ГЛАВА СЕМЬДЕСЯТ ШЕСТАЯ
ОСОБЕННОСТИ БРАЧНЫХ ИГР ДРАККУСОВ ОБЫКНОВЕННЫХ
— Дракон, — прошептала Денна. — Тейлу сохрани и спаси нас. Это дракон.
— Это не дракон, — сказал я. — Драконов не существует.
— Да посмотри на него! — прошипела она. — Он же прямо перед тобой! Видишь, это громадный дракон.
— Это драккус, — возразил я.
— Это богопроклятая громадина, — повторила Денна с истерической ноткой в голосе. — Это богопроклятый громадный дракон, и он собирается залезть сюда и сожрать нас.
— Он не ест мяса, — сказал я. — Он травоядный — что-то вроде огромной коровы.
Денна посмотрела на меня и начала хохотать. Не истерически, а неудержимым смехом человека, который только что услышал нечто настолько забавное, что теперь может только пускать пузыри от хохота. Она прижала руки ко рту и тряслась от смеха, но единственным звуком было тихое пыхтение, прорывавшееся сквозь пальцы.
Еще одна вспышка синего пламени внизу. Денна замерла посреди смеха, потом убрала руки ото рта. Она посмотрела на меня расширившимися глазами и тихонько, с легкой дрожью в голосе сказала:
— Му-у-у.
Мы оба перешли от испуга к спокойствию так быстро, что расхохотались бы просто от облегчения. Поэтому когда Денна опять скорчилась, душа хохот в ладонях, я тоже начал смеяться, весь трясясь, но стараясь не издавать ни звука. Мы лежали там, как хихикающие ребятишки, а внизу огромное чудовище ворчало и обнюхивало наш костер, время от времени изрыгая в ночь языки пламени.
Через несколько долгих минут мы взяли себя в руки. Денна вытерла слезы с глаз и глубоко вдохнула. Она придвинулась ближе ко мне, пока ее левый бок не прижался к моему правому.
— Слушай, — сказала она тихонько. Мы оба смотрели на землю поверх каменного ребра. — Эта тварь не может пастись. Она огромная. Она в жизни не добудет столько пищи. И погляди на пасть, на эти зубищи.
— Именно. Они плоские, а не острые. Эта тварь жрет деревья, целые деревья. Посмотри, какая она здоровенная. Где бы она брала столько мяса? Ей бы пришлось лопать по десять оленей в день, а иначе бы ей не выжить!
Денна повернулась и посмотрела на меня.
— Откуда, демон раздери, ты это знаешь?
— Читал в Университете, — объяснил я. — Книга под названием «Особенности брачных игр драккусов обыкновенных». Они используют огонь во время брачного периода. Что-то вроде хохолка у птиц.
— Ты хочешь сказать, что эта тварь там, внизу, — Денна подбирала слова, и секунду ее губы двигались беззвучно, — собирается попробовать покрыть наш костер? — Секунду казалось, что она вот-вот опять взорвется смехом, но вместо этого она сделала глубокий дрожащий вдох, восстанавливая самообладание. — Я просто обязана это увидеть…
Мы оба почувствовали содрогание камня под нами, идущее снизу, от земли. В то же время вокруг заметно потемнело.
Посмотрев вниз, мы увидели, что драккус валяется в огне, как кабан в грязи. Земля дрожала, а он катался, подминая под себя огонь.
— Эта тварь, наверное, весит… — Денна отползла от края, качая головой.
— Тонн пять, пожалуй, — предположил я. — Если не больше.
— Она может достать нас, опрокинув эти камни.
— Ну не знаю, — сказал я, поглаживая камень под рукой и пытаясь говорить более уверенно, чем себя чувствовал. — Они здесь давно стоят. Мы в безопасности.
Катаясь по нашему костру, драккус разбросал горящие ветки по всей вершине холма. Теперь он приполз туда, где в траве дымилось полусгоревшее полено. Драккус понюхал его и плюхнулся сверху, загоняя полено в землю. Потом снова поднялся на ноги, еще раз обнюхал полено и сожрал его. Он не трудился жевать — просто проглотил обугленный кусок дерева целиком, как лягушка заглатывает кузнечика.
Он повторил это несколько раз, обходя вокруг теперь уже угасшего костра: нюхал, катался по горящим дровам и пожирал их, когда они гасли.
— Полагаю, в этом есть смысл, — сказала Денна, наблюдая за ящером. — Он может вызвать пожар, а живет в лесу. Если бы у него в голове не было чего-нибудь, что заставляло бы его тушить пожары, он бы долго не протянул.
— Возможно, именно поэтому он и пришел сюда, — предположил я. — Увидел наш костер.
После нескольких минут обнюхивания и катания драккус направился на ровное ложе из углей — единственное, что осталось от нашего костра. Ящер сделал несколько кругов, потом взошел на угли и улегся. Я подозрительно наблюдал за ним, но он просто поерзал туда-сюда, как курица, устраивающаяся на насесте. Вершина холма теперь была совершенно темна, только бледно светила луна.
— Как же так, почему я раньше ничего об этом не слышала? — спросила Денна.
— Они очень редкие, — сказал я. — Люди убивают их, не понимая, что они относительно безобидны. Да и размножаются они не слишком быстро. Этому вот, внизу, лет, наверное, двести: он здоровенный, крупнее они не вырастают. — Я перевел взгляд на драккуса. — Могу поспорить, что в целом мире не более двухсот драккусов такого размера.
Мы понаблюдали еще пару минут, но внизу не было видно никакого движения. Денна широко зевнула.
— Боги, я совсем измотана. Ничто так не утомляет, как твердая уверенность в скорой смерти. — Она перекатилась на спину, потом на бок, потом опять лицом ко мне, пытаясь устроиться поудобнее. — Господи, как здесь холодно. — Она резко вздрогнула. — Теперь я понимаю, почему это чудище так тянуло к нашему костру.
— Мы можем спуститься и взять одеяло, — предложил я.
Денна фыркнула:
— Сомневаюсь, — и снова вздрогнула, пряча руки под грудь.
— Вот. — Я встал и снял плащ. — Завернись в него. Немного, но все же лучше, чем голый камень. — Я протянул ей плащ. — Я посторожу, пока ты спишь, и послежу, чтобы ты не упала.
Денна смотрела на меня долго-долго, и я уже наполовину был уверен, что она откажется. Но через мгновение она взяла плащ и закуталась в него.
— Вы, мастер Квоут, определенно знаете, как обращаться с девушками.
— Подожди до завтра, — сказал я. — Я еще только начал.
Я сидел тихо, старясь не дрожать, и дыхание Денны наконец стало ровным. Я смотрел, как она спит, со спокойным удовлетворением мальчишки, который понятия не имеет, насколько он глуп и какие несчастья может сулить грядущее утро.
ГЛАВА СЕМЬДЕСЯТ СЕДЬМАЯ
СКАЛЫ
Я проснулся, не помня, когда успел задремать. Денна осторожно трясла меня.
— Не подскакивай слишком резко, — сказала она. — Вниз далеко лететь.
Я медленно перевернулся. Почти каждый мускул в моем теле жаловался на то, как с ним обошлись вчера. Бедра и икры казались туго скрученными узлами боли.
Только тогда я понял, что мой плащ снова на мне.
— Я разбудил тебя? — спросил я у Денны. — Я не помню…
— Ну, что-то в этом роде, — ответила она. — Ты клюнул носом и упал прямо на меня. Причем даже веком не шелохнул, когда я обругала тебя самыми черными словами… — Денна умолкла, наблюдая, как я медленно поднимаюсь на ноги. — Господи, да ты похож на какого-то артритного старикашку.
— Ну знаешь, как это бывает, — сказал я. — Всегда плохо гнешься, когда просыпаешься.
Она самодовольно ухмыльнулась:
— У нас, женщин, такой проблемы, как правило, нет. — Она продолжала наблюдать за мной, и улыбка сошла с ее лица. — Ты что, серьезно?
— Вчера я проехал около ста километров, прежде чем встретиться с тобой, — сказал я. — Трудновато с непривычки. А когда ночью прыгал, здорово треснулся о камень.
— Тебе больно?
— Еще бы, — сказал я. — Со всех сторон.
— Ой, — задохнулась она, прикрыв ладонью рот. — Твои прекрасные руки!
Я посмотрел на руки и понял, о чем она. Видимо, я ободрал их в бешеной попытке залезть на серовик прошлой ночью. Музыкантские мозоли спасли кончики пальцев, но суставы были страшно исцарапаны, и на них запеклась кровь. Все тело болело так сильно, что этого я даже не замечал.
В животе у меня все съежилось, когда я посмотрел на руки, но, сжав и разжав ладони, понял, что они только болезненно оцарапаны, но не повреждены серьезно. Как музыкант я всегда боялся, что с моими руками может что-нибудь случиться, и работа артефактора удвоила эти опасения.
— Выглядит хуже, чем есть на самом деле, — с облегчением сказал я. — Драккус давно ушел?
— С пару часов, не меньше. Он уполз почти сразу, как встало солнце.
Я посмотрел вниз с высоты серовиковой арки. Прошлым вечером вершина холма была ровной площадкой зеленой травы; сегодня утром она походила на поле боя. Трава местами была вырвана, а в других сожжена до самого дерна. На тех местах, где ящер катался или волочил тело по земле, зияли глубокие рытвины.
Спуститься с серовика оказалось труднее, чем залезть. Вершина арки находилась метрах в трех над землей — выше, чем подходило для прыжка. В обычной ситуации это бы меня не побеспокоило, но в моем закостенелом, израненном состоянии легко было, неудачно приземлившись, подвернуть лодыжку.
Наконец нам удалось спуститься, используя в качестве веревки ремень от моей сумки. Денна опоясалась и держала один конец, а я спускался. Сумка, конечно же, разорвалась, и все мои пожитки высыпались, но я спустился на землю, не получив ничего серьезнее пятен от травы на штанах.
Потом Денна повисла на краю камня, я поймал ее за ноги, и она медленно соскользнула вдоль меня наземь. Хотя я был весь в ушибах, спуск значительно поднял мое настроение.
Я собрал вещи, достал иголку с ниткой и уселся зашивать сумку. Через минуту Денна вернулась из краткого похода в лесок и подобрала одеяло, которое мы оставили вчера у огня. В нем зияли несколько прорех от когтей — там, где драккус прошелся по нему.
— А ты когда-нибудь видела такое раньше? — спросил я, протягивая руку.
Она подняла бровь:
— Сколько раз я слышала…
Ухмыльнувшись, я показал ей кусок черного железа, который выменял у лудильщика. Денна с любопытством повертела его в руках.
— Это лоденник?
— Удивлен, что ты знаешь.
— Я была знакома с одним парнем, у которого такой лежал вместо пресс-папье. — Она уничижительно фыркнула. — Он так гордился тем, что может пользоваться таким ценным и крайне редким предметом. — Она фыркнула. — Ужасный был зануда. У тебя есть что-нибудь железное?
— Поищи вон там. — Я указал на свои разбросанные пожитки. — Наверняка что-нибудь найдешь.
Денна села на лежачий серовик и стала играть с лоденником и куском сломанной железной пряжки. Я неторопливо зачинил сумку, потом пришил ремень, простегав край несколько раз, чтобы не оторвался.
Денна была совершенно зачарована лоденником.
— Как он работает? — спросила она, отрывая пряжку и снова позволяя ей прилипнуть. — Откуда берется притяжение?
— Ну, это такая гальваническая сила… — сказал я и засомневался. — И такой удобный способ сказать, что я понятия не имею.
— Интересно, он любит железо, потому что сам железный? — пробормотала Денна, прикасаясь без всякого эффекта к своему серебряному кольцу. — А если кто-нибудь найдет лоденник из бронзы, он будет любить бронзу?
— Может быть, медь и цинк, — предположил я. — Бронза делается из них.
Я вывернул сумку на правую сторону и начал упаковывать вещи. Денна отдала мне лоденник и пошла к уничтоженному очагу.
— Он сожрал все дрова перед уходом, — сказала она.
Я тоже подошел посмотреть. Пространство вокруг костра превратилось в плотно утоптанную площадку, выглядевшую так, словно по ней проскакал целый кавалерийский полк. Я отковырнул носком башмака большой кусок вывернутого дерна, потом нагнулся и поднял нечто любопытное.
— Посмотри-ка на это.
Денна подошла поближе, и я показал ей находку. Эта была чешуйка Драккуса, гладкая и черная, величиной почти с ладонь, а формой напоминавшая слезу. Около сантиметра толщиной в середине, она утончалась к краям.
Я протянул ее Денне.
— Для вас, м'леди. На память.
Она взвесила чешуйку на руке.
— Тяжелая. Я поищу еще одну для тебя… — Она принялась ковыряться в руинах очага. — Кажется, он съел не только дрова, а еще и несколько камней. Помню, вчера вечером я собирала больше, чем тут осталось.
— Ящерицы все время едят камни, — объяснил я. — Они так переваривают пищу. Камни перемалывают еду у них в желудках. — Денна смерила меня недоверчивым взглядом. — Это правда. И куры так делают.
Она покачала головой и отвернулась, колупая утоптанную землю.
— Знаешь, сначала я вроде как надеялась, что ты превратишь встречу с драккусом в песню. Но чем больше ты об этой твари говоришь, тем меньше я в это верю. Коровы и куры! Где твоя склонность к театральным эффектам?
— Так это и без преувеличения прекрасно, — сказал я. — Чешуйка почти целиком железная, если я хоть что-то понимаю. Куда уж эффектнее?
Денна присмотрелась к чешуйке.
— Да ты меня разыгрываешь.
Я ухмыльнулся.
— В здешних камнях полно железа, — сказал я. — Драккус ест камни, и они медленно растворяются в его внутренностях. Металл постепенно впитывается в кости и чешую. — Я взял у Денны чешуйку и подошел к серовику. — Год за годом он сбрасывает шкуру, а потом поедает ее, удерживая железо внутри. Лет через двести…
Я постучал чешуйкой о камень. Она издала резкий звук — нечто между звоном колокольчика и стуком кусочка глазированной керамики.
Я вернул чешуйку Денне.
— Когда-то, когда еще не было шахт, люди, возможно, охотились на них из-за железа. Думаю, даже сейчас алхимики заплатят кругленькую сумму за чешую или кости. Органическое железо — большая редкость, из него можно понаделать всяких интересных штук.
Денна посмотрела на чешуйку в своей руке.
— Ты выиграл. Ты можешь написать песню. — Ее глаза загорелись идеей. — А дай-ка попробовать лоденник.