Краткая история Европы Дженкинс Саймон

Глава 3

Нашествия и завоевания

Вторжение германцев на территорию Римской империи стало первым в череде трех крупнейших нашествий Средневековья. После германцев в Европу пришли мусульмане, а затем – норманны, или викинги. Когда все эти потрясения подошли к концу, европейское сообщество стабилизировалось, а затем и само начало экспансию: крестовые походы в Святую землю, изгнание мусульман из Испании, а затем, благодаря развитию морского дела, европейцы и вовсе предъявили права на сокровища всего мира.

Германские «захватчики» и Римская империя

Принято говорить о падении Римской империи и даже точно датировать это событие – 476 годом н. э. Однако в тот момент пала лишь западная ее часть. Вторая же половина – восточная и грекоязычная часть империи с центром в Константинополе – просуществовала еще тысячу лет. По своему происхождению Константинополь – это греческий город, который изначально назывался Византием. Отсюда и произошло название восточной части империи – Византия. О ее падении мы еще поговорим.

Вернемся пока что к Западной империи. Само слово «падение», как и точная дата этого события, вводят нас в некоторое заблуждение. Воображение рисует нам варварские полки, стоящие на границе империи, затем – их организованное наступление на юг, отступление римской армии, отчаянную оборону Рима. Однако все было совсем не так. «Нашествие» германцев было весьма необычным. Проследить за движением различных германских племен можно на карте.

Северные границы империи никогда не были непроницаемой преградой. В определенных, всем известных местах жители империи и обитатели близлежащих территорий, в том числе германцы, обменивались товарами. Этот процесс контролировали римские солдаты. Иногда, впрочем, Рим стремился выйти за свои привычные границы. Например, в I в. н. э. римские войска пересекли Рейн и продвинулись вглубь территории современной Германии. Однако это вторжение оказалось кратковременным: германцы быстро разбили римские легионы. В ходе этого столкновения они успели составить некое представление о римлянах.

В III в. н. э. целый ряд германских вторжений практически уничтожил империю. Это было время страшной политической нестабильности: римские императоры сменяли друг друга один за другим, внешним же врагам практически не оказывалось никакого сопротивления. Империя выстояла, однако на ее территории появились целые анклавы германцев. Константин – император, легализовавший христианство в 313 г., – пришел к власти как раз в это непростое время. Он попытался провести крупную реорганизацию империи, чтобы вернуть ей былую силу.

Германцев, которые селились на территории Империи, брали на службу в римскую армию. В результате в V в., когда требовалось сдержать натиск германцев, выходило, что они сражаются друг против друга. Приблизительно половину (а то и больше) солдат в римской армии составляли выходцы из германских племен. Более того, они даже занимали командные должности. Сам факт того, что римляне были вынуждены брать на службу «варваров», кажется очевидным свидетельством слабости империи. В начале XX в., когда расистские идеи были очень популярны, все были уверены, что знают, почему пала империя: римляне совершили роковую ошибку, доверив свою судьбу представителям низшей расы. Разумеется, сейчас эту идею никто не озвучивает в столь грубой форме. Однако вполне очевидно, что империя, полагающаяся на защиту пришельцев, переживает не лучшие времена.

Германцы, впрочем, не стремились захватить власть. Они были чужаками, которые не собирались становиться захватчиками. Они хотели просто поживиться добычей, поселиться на хороших землях, жить благополучно, и потому охотно признавали власть императора.

Императорам, конечно, не нравилось, что германцы грабят их территории. Они посылали свои армии, чтобы сокрушить и изгнать пришельцев, но удача редко была на их стороне. Обычно дело заканчивалось тем, что германцы сохраняли более или менее независимые анклавы на территории империи. В итоге под контролем императора уже почти ничего не осталось. Германцы тем не менее были убеждены в том, что править должен император. Завоевавшие Италию племена в течение долгого времени поддерживали именно императоров-римлян. Однако в конце концов один германский вождь положил конец этому фарсу. Вместо того чтобы поддерживать императоров-марионеток, он решил в открытую взять власть в свои руки. Именно этот переворот, в результате которого германский вождь Одоакр пришел к власти, и пришелся на 476 г., а не какое-нибудь крупное генеральное сражение. В то же время Одоакр не стал именовать себя императором, а взял титул короля Италии. Императорские регалии – корону и парадные мантии – он завернул и отправил в Константинополь, где по-прежнему оставался император, чью власть над собой он признавал. Так германцы, сами того не желая, завоевали Рим и оказались заложниками своего нового положения.

Теперь на месте Западной Римской империи образовалось несколько небольших королевств, основанных различными германскими племенами. Рождались и исчезали они очень быстро. Пришельцы оказались неспособны сохранить римскую систему управления, поэтому сбор налогов вскоре совсем разладился. Германцы явно чувствовали себя не в своей тарелке, ведь у них не было никакого опыта государственного управления. Они искали помощи со стороны и сумели найти ее в старой римской аристократии и епископах. Таким образом, в общественных элитах старое смешивалось с новым, но насколько этот процесс затрагивал низы общества?

Довольно сложно подробно осветить этот вопрос, поскольку от интересующей нас эпохи осталось крайне мало письменных источников. Германцы были неграмотны, да и в целом это было время постоянных потрясений и хаоса, а потому уцелели лишь редкие записи. Очевидно, однако, что происходившее не было «массовым вторжением» германцев, которые сгоняли бы местных жителей с мест их обитания. Не было это и набегом воинов-мужчин. Германцы брали с собой своих жен и детей и очевидно намеревались поселиться на новых землях. В одних местах население становилось преимущественно германским, в других пришельцы долго оставались в меньшинстве. Чтобы установить, кто где жил, историки обращаются к археологическим свидетельствам. Германские захоронения значительно отличаются от римских, поэтому, например, если в каком-то месте найдено множество могил германского образца, можно считать, что в этой местности пришедшие племена составляли большинство. Иногда на помощь приходит лингвистика. Если мы знаем, что в то время какая-нибудь деревня приобретает новое название германского происхождения, можно предположить, что она также была преимущественно заселена германцами. Впрочем, это не очень надежный аргумент. Название могло измениться потому, что деревню переименовал какой-нибудь германский вождь. Однако если меняются названия полей, то это уже более надежное свидетельство: этот факт позволяет сделать вывод, что крестьяне, работавшие на них, были германцами.

Долгое время римское и германское право существовали параллельно. Римлян судили по первому, германцев – по второму. В римском праве были разработаны четкие принципы правосудия, к которым должны были апеллировать судьи в ходе разбирательства. Поначалу судьи были также и законотворцами: из их решений составлялись кодексы. Крупнейший правовой кодекс был создан императором восточной части империи Юстинианом в VI в. Германское же право было санкционированной формой кровной мести, а судьи – арбитрами в поединке сторон. Потерпевший и весь его род требовали компенсации от обидчика и его рода. Даже в случае убийства вопрос решали с помощью выплат родственникам убитого. Размер этих выплат зависел от социального статуса жертвы – например, за убийство знатного человека нужно было платить в три раза больше, чем за убийство человека простого.

Римляне определяли, виновен обвиняемый или нет, изучая доказательства и показания свидетелей. Германцы прибегали к ордалиям – испытаниям огнем, водой или поединком. Например, руку подозреваемого опускали в кипящую воду; если через три дня ожоги не исчезали, его признавали виновным. Другой вариант: подозреваемого бросали в водоем; если он всплывал, то объявлялся виновным, если тонул – невиновным. В случаях, когда две стороны спорили из-за земельных вопросов, они сходились в поединке. Прав оказывался тот, кто выходил из него победителем.

Две системы постепенно смешивались друг с другом. В Италии и Южной Франции преобладали римские нормы, в Германии и Северной Франции – германские. При этом повсюду люди прибегали к ордалиям. Их проводили обязательно в присутствии священников, гарантировавших, что Бог обеспечит справедливый результат. В этом вопросе римская церковь будет следовать германской правовой практике вплоть до XII в., когда Кодекс Юстиниана, вновь открытый на Западе, произведет правовую революцию в церкви. С этого момента священникам будет запрещено участвовать в ордалиях.

Вскоре после вторжения в империю многие германцы обратились в христианство, отвернувшись от своих богов или от арианства – еретического учения внутри христианства, которого придерживались некоторые германские племена до своего прихода в империю. Ариане считали, что раз Христос – это сын Бога, то он менее значим и не равен Ему. Эту ересь, получившую распространение на Востоке, принес на германские земли один миссионер, обративший в арианство многие местные племена.

Таким образом, формулировка «падение Рима» обманчива во многих отношениях, в особенности когда речь заходит о религии. Официальная религия империи и ее церковь не просто «пережили» нашествие пришельцев, но и были восприняты ими. Это краеугольный камень европейской цивилизации. И у нас уже есть формула для описания этого феномена: германские воины поддерживали римскую христианскую церковь, которая сохраняла грекоримскую ученость.

Только одно германское племя на Западе сумело создать прочное государство. Речь идет о королевстве франков, которое, разрастаясь, как видно на карте, заняло территории всей современной Франции, а также частично Германии, Италии и Испании. Название «Франция» происходит от племени франков, то есть имеет германские корни. Наивысшего могущества держава франков добилась при Карле Великом. После его смерти она распалась. Современную Францию нельзя назвать прямым потомком франкского королевства. Франция – в том виде, в каком мы ее знаем, – возникла в результате политики королей более поздних времен.

Франкское королевство постепенно расширялось, вбирая в себя территории современной Франции и – частично – Германии, Италии и Испании

Вторжение германцев в Англию развивалось совсем по иному сценарию. Большая часть современной Англии входила в состав Римской империи, а Шотландия – нет. Римляне добрались до Англии довольно поздно – только в I в. н. э. – и довольно рано ее покинули. Они ушли оттуда в 410 г. н. э., поскольку император приказал квартировавшим на острове войскам вернуться на континент, чтобы защищать империю от германцев. Когда римляне покидали Англию, ее коренное население – бритты – оставалось в общем нетронутым; римляне за триста лет своего пребывания на острове не уничтожили их общество и культуру. Бритты сохранили, например, кельтский язык. Однако затем, в V и VI вв., германские племена – англы, саксы и юты – пересекли Ла-Манш и вторглись на остров. Это в большей степени походило на подлинное завоевание. Бритты были покорены. Их сообщества сохранились только на территории Шотландии, Уэльса и Корнуолла.

На территории Англии образовалось несколько королевств, населенных германцами-язычниками. Ни англы, ни саксы, ни юты не знали христианства ни в одной из его разновидностей. Однако вскоре сюда потянулись миссионеры из Рима и Ирландии. Им удалось обратить германских пришельцев в христианство. Роль, которую сыграла Ирландия в обращении Англии, особенно интересна. Она показывает, в каких необычных условиях порой распространялась и выживала эта религия. Христианство родилось на восточных окраинах Римской империи, затем оно разошлось по всей ее территории и даже вышло за пределы официальных границ, достигнув Ирландии. Здесь оно быстро приобрело довольно специфический облик, поскольку развивалось в не-романизированном сообществе. Пока западную империю сотрясали удары внешних врагов, ирландцы продолжали мирно жить у себя на острове. И вот, спустя несколько столетий, они вновь принесли христианство в Англию и даже посылали миссионеров на континент. Англичане со временем стали смотреть свысока на ирландцев и отзываться о них как об «ирландском болоте». Ирландцы же считают себя спасителями христианства.

Следующее великое нашествие на Европу – исламское. Оно произошло сразу после вторжения германцев, то есть в VII–VIII вв. Основателем ислама был Мухаммад, арабский купец, получавший божественные видения. Религия, которую он создал в результате божественного внушения, является, в сущности, ответвлением иудаизма и христианства. Ислам признает Иисуса и ветхозаветных пророков, однако утверждает, что Мухаммад – последний в их ряду. Он является истинным проводником к Аллаху, то есть единому Богу. По сравнению с христианством ислам – очень простая религия. Он не вобрал в себя древнегреческой философии, подарившей христианству представление о триедином Боге – Отце, Сыне и Святом духе, которые неслиянны, но при этом равны между собой и в то же время едины. Ислам знает только одного Бога – Аллаха. Стоит отметить, что мусульмане терпимо относились к христианам и иудеям. Христиане же воспринимали мусульман как лжеучителей и разрушителей истинной веры.

Наступление ислама. Восточная Римская империя сумела удержать лишь Балканы и территорию современной Турции. Она также контролировала некоторые территории в Италии, которые поначалу были, конечно, частью Западной Империи. После вторжения германцев в Италию император в Константинополе решил, что вернуть эти земли – его христианский долг. Ему удалось отвоевать у них маленькие анклавы, но очень большой ценой. Его действия принесли гораздо больше беспорядка и кровопролития, нежели само вторжение германцев. Одним из этих анклавов была Равенна, город в Северной Италии, что объясняет наличие там великолепных византийских мозаик

Мухаммад сумел привлечь на свою сторону многих жителей Аравии. Он завоевывал различные местные племена, укрепляя свою власть. При жизни Мухаммад имел гораздо больше влияния, чем Иисус. Он не просто основал новую религию, но и сумел распространить ее на очень большой территории. На момент же смерти Иисуса христианства еще просто не существовало. После смерти Мухаммада его последователи продолжили начатые им завоевания, причем даже с большим успехом.

В течение короткого времени они подчинили себе не только разрозненные племена Аравии, но и целые государства: Персидскую империю, огромные территории Восточной Римской империи на Ближнем Востоке, а также Северную Африку. Отсюда арабы продолжили свое движение на запад, громя по пути королевства, основанные германцами, и затем переправились в Испанию. Испания сначала была римской провинцией, затем ее завоевали вестготы-христиане, а теперь сюда пришел ислам. Однако тут продвижение мусульман закончилось. Их армия проникла на территорию Франции, однако была разбита в битве при Пуатье Карлом Мартеллом – предводителем франков, прадедом Карла Великого. Благодаря франкам Европа осталась христианской.

Мусульмане были довольно жестокими захватчиками, но весьма снисходительными правителями. Они позволяли христианам исповедовать свою религию, но – как неверные – те должны были платить за это специальный налог. Мусульмане налогами не облагались. Это являлось стимулом для перехода в ислам. Христиане восточной части Империи нередко приветствовали арабских захватчиков, так как исповедовали свою версию христианства, отличную от той, которую им навязывал Константинополь. Под властью мусульман они были вольны придерживаться собственных взглядов. Однако со временем христианство на этих территориях исчезло. Поскольку все больше христиан переходили в ислам, правила налогообложения изменились. Вскоре уже все население платило налог на землю в общем порядке.

Исламская Испания стала наиболее цивилизованной частью Европы в Средние века. В ходе описанных выше завоеваний неграмотные арабские кочевники учились у народов, на которые они нападали, – у персов, которые создали очень развитую цивилизацию, у греков, населявших Византийскую империю. Арабы привезли с собой в Испанию письменное наследие древних греков, переписывали и развивали его, давали возможность мыслителям северной Европы приезжать и самостоятельно делать копии с манускриптов. Часто в таких случаях в качестве переводчиков выступали евреи, занимавшие очень высокое положение в исламской Испании. Один человек читал греческий текст в арабском варианте и переводил его вслух на испанский. Второй человек, слушая испанскую версию, делал черновой перевод на латынь. В своем новом латинском обличье древнегреческая ученость, прошедшая три этапа перевода, возвращалась в христианскую Европу, в ее университеты, которые начали появляться в XII в. Именно таким путем Европа обрела сочинения Аристотеля, посвященные логике, его медицинские, математические и астрономические трактаты. Все это дисциплины, в которых древние греки были большими знатоками.

Подведем итоги трех завоеваний. Сначала в Западной Европе смешиваются три элемента: то, что привнесено германцами, то, что осталось от Римской империи, и христианство. Затем в Англии устанавливается германская гегемония, а впоследствии возвращается христианство. Наконец, на исламизированных территориях Ближнего Востока, Северной Африки и Испании христианство исчезает. При этом здесь сохраняются труды древних греков, которые впоследствии будут переправлены в христианскую Европу.

Викинги, или норманны, стали последними в этой череде захватчиков. Их набеги на Европу относятся к IX–X вв., то есть к двум столетиям, следующим сразу за исламским вторжением. Их родиной были северные земли – Швеция, Дания, Норвегия. До континента они добирались по морю. Появление на горизонте их кораблей было страшным знаком. Особая конструкция их драккаров позволяла викингам преодолевать большие расстояния, двигаясь по рекам: даже на глубине в один метр драккар держался на поверхности воды. Если они попадали на мелководье, то спускали на воду маленькие лодки, которые возили с собой, и продолжали свой путь. Если на пути им встречались какие-либо препятствия, они просто обходили их, перенося лодки на руках, и вновь спускались на воду. Благодаря этому они легко продвигались вглубь континента. В России они проплывали от Балтийского до Черного моря.

Набеги викингов (норманнов) на Европу в IX–X вв.

Однако их открытые драккары могли ходить по морям только в летнее время. Поэтому первое время викинги приплывали в Европу летом, а затем возвращались назад. Целью таких вылазок была военная добыча: различные ценные предметы, которые они могли увезти с собой. Однако в процессе поисков этих ценных предметов они грабили местное население, похищая еду, лошадей, женщин, не зная границ своей жадности. Они были настоящими террористами. Нашествия викингов были не просто единичными рейдами и ограблениями. Это поистине был разбой, сопровождавшийся пожарами и мародерством. Вещи, которые нельзя было увезти с собой, они просто уничтожали.

Цель викингов была проста: вызвать полнейшую панику у населения. При виде их жестокостей люди обращались в бегство. В одной из их саг некий воин получил прозвище Детолюб, отказавшись следовать доброй традиции – подбрасывать маленьких детей в воздух и ловить их на копья.

Поскольку германцы в свое время приходили по суше, наиболее безопасными местами среди населения считались острова в морях и реках. В связи с этим, например, многие монастыри строились на островах. Однако теперь появились морские захватчики, которые получили к ним легкий доступ. Монастыри были привлекательной добычей, поскольку в них хранились драгоценные предметы из золота и серебра, а также большие запасы пищи. Средневековый монастырь был своеобразным агрохолдингом, где выращивали и хранили продовольствие на пару сотен монахов. В устье реки Луары во Франции на небольшом острове находился один такой монастырь. Каждое лето монахи были вынуждены подниматься по течению реки, поскольку викинги преследовали их на своих судах. В итоге монастырь «переезжал» четыре или пять раз, пока наконец не обрел пристанище на территории современной Швейцарии. Сюда монахи перенесли реликвии монастыря: золотые кресты, кусочек Креста Господня и частичку мощей Христа.

Норманны могли совершать набеги, не встречая сопротивления, поскольку государства, в которые они вторгались, были тогда очень слабы. Они не имели твердой системы налогообложения, и даже если они и были в состоянии снарядить собственное войско, то точно были не в силах отразить удары врага, атаковавшего с моря. Ни одно из этих маленьких европейских королевств не имело флота, не было его в том числе и у Карла Великого, империя которого, впрочем, уже распалась. Римская империя была некогда морской державой, – контроль над Средиземным морем позволял ей поддерживать собственную целостность, – однако теперь значительна часть Средиземноморья находилась в руках мусульман. Очень небольшой процент европейской торговли совершался морским путем, а потому само искусство мореплавания пришло в упадок. Оставив былые внешнеполитические амбиции, Европа оказалась особенно уязвима для маневренного нападения со стороны.

С течением времени викинги стали привозить с собой жен и детей, организуя оседлые поселения. На карте обозначены места их обитания на территории России, Северной Франции, Англии и Ирландии. Например, Дублин был основан норманнами. Англии досталось дважды: сперва от англов, саксов и ютов, а затем от норманнов, которые атаковали восточную часть острова. Обе эти группы пришельцев говорили на германских языках, от которых и произошел английский. Нормандия – регион на севере Франции – получила свое название от обосновавшихся здесь норманнов. Французский король позволил им поселиться там в обмен на их обязательство прекратить набеги.

В 1066 г., примерно через сто лет после того, как норманны обосновались на севере Франции, их герцог Вильгельм с небольшим войском завоевал Англию. По сути, это был переворот в самой верхушке власти. Вильгельм и его последователи стали новым правящим классом в Англии. Нормандцы говорили на собственном диалекте французского, который затем стал частью той смеси, из которой вырастет английский язык. Как видим, Англия была населена разными группами сменявших друг друга захватчиков. Однако после 1066 г. больше на ее территорию никто не вторгался.

После X в. вторжения в Европу прекратились. Норманны стали все больше и больше склоняться к оседлому образу жизни, в Норвегию и Швецию отправились миссионеры, которые обратили эти страны в христианство. Оживилась торговля, начался рост городов. Европейской общество окрепло настолько, что принялось снаряжать собственные военные экспедиции.

Первым делом христиане задались целью выдворить мусульман с завоеванных ими территорий. Кампаниями общеевропейского масштаба стали Реконкиста Испании и отвоевание Святой земли в Палестине. Испанская Реконкиста началась в XI в. и продолжалась более 400 лет. Европейцы действовали здесь поэтапно. Двигаясь с севера, они сначала захватили обширные территории, восстановили на них христианское сообщество, затем вновь стали теснить мусульман на юг. Последний оплот мусульман в южной Испании пал в 1492 г. – в тот же год, когда Колумб отправился в свое плавание под покровительством испанской короны.

Крестовые походы в Святую землю начались в 1095 г. и продолжались практически два столетия. Представьте, что чувствовали христиане, зная о том, что место, где умер Христос, страна, где он проповедовал, были под властью людей, которых они считали неверными, даже врагами своей религии. Наверняка Господь желает, чтобы они покончили с этим богохульством. Походы получали официальную поддержку и благословение папы римского. Однако лишь первый их них закончился относительно удачно. Крестоносцы сумели ненадолго взять Иерусалим, где некоторые из них даже основали оседлые поселения. Однако затем мусульмане вытеснили их оттуда, и все последующие походы заканчивались провалом.

Крестовые походы были общеевропейским делом. Напротив, в заморской экспансии в Америку и Азию, начавшейся в XV в., нашло отражение соперничество зарождающихся национальных государств. Сначала столкнулись интересы Испании и Португалии, затем пришел черед Англии, Франции и Голландии. Все они на первых порах преследовали одну цель: заполучить как можно больше специй и других азиатских богатств. Добраться до Азии можно было двумя путями: двигаясь либо на Восток (огибая Африку), либо на Запад (пересекая Атлантический океан). Когда Колумб подошел к берегам Америки, он был уверен, что перед ним Китай. Последовавшее разочарование сполна компенсировалось: спонсировавшая Колумба испанская корона получила доступ к золоту и серебру Центральной и Южной Америк. Португальцы же были первыми, кто достиг берегов Азии. Однако затем их вытеснили оттуда французы и англичане, которые боролись за контроль над Индией, и голландцы, которые лишили их власти над «Восточной Индией» (современная Индонезия).

Азиатские предметы роскоши поступали в Европу и раньше, однако их путь с востока лежал через столицу Византийской империи, Константинополь. Европейцы принялись за поиск морских путей в Азию отчасти из-за того, что Константинополь оказался в руках мусульман.

Эта история уже больше похожа на «падение». Восточная Римская империя сумела выстоять в V в. потому, что основной удар германцев пришелся на запад. Она также обладала более стабильной экономикой и разветвленным управленческим аппаратом. Однако с того момента Византия постепенно теряла свои земли. Огромные территории отошли к арабам, которые вторглись в восточные регионы империи из Аравии в VII–VIII вв. В IX в. началось крупное нашествие тюрок из азиатских степей. Двигаясь в юго-западном направлении, они приняли ислам и установили власть над всем Ближним Востоком, после чего завоевали Малую Азию – территорию современной Турции, которая принадлежала Византии. Затем они переправились в Европу и окружили Константинополь, который был захвачен в 1453 г. Последний византийский император погиб, обороняя столицу вместе со своим войском.

Так закончилась история Римской империи. Под конец своего существования она занимала всего лишь маленький клочок земли и была уже скорее греческой, а не римской. Великий собор Святой Софии (Премудрости), сооруженный императором Юстинианом в VI в., был перестроен в мечеть. Тюрки основали собственную империю – Османскую. Она пала после Первой мировой войны, а на ее месте образовалось светское государство Турция, большинство жителей которой по-прежнему исповедует ислам. Великая мечеть, изначально построенная как христианский храм, стала музеем.

После падения Константинополя христианские ученые, которые сохраняли и изучали древнегреческое наследие, переправились со своими рукописями в Италию. Их приняли с распростертыми объятьями, поскольку тогда, в эпоху Возрождения, античные манускрипты были в большой цене. Еще до 1453 г. итальянские ученые налаживали контакты с византийцами, чтобы иметь доступ к грекоязычной науке и литературе. Да, латинские сочинения переписывались на протяжении всего Средневековья, и частично в них сохранялись в том числе греческие труды; да и в целом вся римская литература находилась под сильным влиянием греков. Однако греческие оригиналы вернулись в Европу после продолжительного «перерыва» и довольно неожиданным путем: через Испанию в Средние века и через Константинополь в XV столетии.

Глава 4

Формы правления (Часть I)

Древние греки изобрели демократическое государство. Они также считаются изобретателями политики – само это слово происходит от греческого слова «полис», означающего «город». Греческая история знает самые разные формы правления. Одна из них строится на обсуждении гражданами различных вопросов и принятии решений путем голосования простым большинством. Речь идет о прямой демократии: все граждане собираются в одном месте, чтобы обсуждать и утверждать государственную политику. Не все греческие города-государства были демократиями, а если и были, то очень непрочными. Из ряда небольших демократических полисов лучше всего мы знаем об Афинах, где демократия просуществовала с небольшими перерывами около 170 лет. В этот демократический период все мужчины, рожденные в Афинах, имели право участвовать в государственной жизни полиса. Женщины и рабы такого права не имели.

Наше государственное устройство мы тоже называем демократическим, однако с афинской демократией у него не так много общего. Современная демократия основывается на идее представительства. Мы не так часто оказываемся лично вовлечены в процесс управления страной. Раз в три или четыре года мы участвуем в выборах, время от времени выражаем свое недовольство, проводим демонстрации, составляем петиции. Однако мы не голосуем напрямую по каждому вопросу, который обсуждается в Парламенте.

Если бы люди напрямую влияли на все политические решения, разумеется, у нас была бы совершенно другая система управления по сравнению с той, которая существует сейчас. Конечно, нет возможности собрать всех людей в одном месте, однако наша модель стала бы близка к греческой, если бы, например, все требующие решения вопросы выносились на голосование через Интернет. По социологическим опросам мы понимаем, например, что, будь такая система принята в Австралии, то политику по привлечению сюда мигрантов из небританских стран здесь никогда бы не реализовали. Определенно не было бы мигрантов из Азии. Практически наверняка мы бы вешали преступников, а то и устраивали бы их показательные истязания. Вряд ли существовала бы гуманитарная помощь другим государствам. Матерям-одиночкам пришлось бы потрудиться, чтобы сохранить свои пособия, а студентам – свои льготы. Наверное, вам может показаться, что не так уж и плохо, когда на людские невежество и предрассудки накладываются определенные ограничения…

Если вам действительно так показалось, то ваше мнение совпадает с мнением Сократа, Платона и Аристотеля, выдающихся афинских философов, которые с большим скепсисом относились к афинской демократии. Их комментарии относительно этой системы помогают нам узнать, как она вообще работала. Они сетовали на то, что люди непостоянны, нерешительны, невежественны, подвержены манипуляции. А ведь управление государством – это целое искусство, требующее мудрости и рассудительности, которыми обладают далеко не все граждане. Этим философам гораздо больше бы пришлась по душе наша представительная демократия. Что бы мы ни говорили про наших депутатов, обычно все же их уровень образования и осведомленности выше, чем в среднем в обществе. Они образуют одну систему с людьми, несущими государственную службу. Последние, как правило, являются весьма компетентными специалистами. Так, народ принимает участие в управлении государством не напрямую, а через людей, которые специально этому обучены и в целом глубже погружены в административные дела. Однако Сократ, Платон и Аристотель все равно не назвали бы нашу модель демократической.

Истоки афинской демократии лежали в армии. По мере того как мы будем рассматривать разные формы правления, мы увидим, что между устройством вооруженных сил страны и устройством государственного аппарата есть определенная связь. В Афинах не было регулярной, постоянной армии – войск, расквартированных в бараках и готовых пойти в атаку в любое время. В Афинах солдаты служили по мере необходимости, хотя и проходили специальное обучение по ведению боевых действий в пехотных отрядах. Когда объявлялась война, граждане оставляли свои обычные занятия – торговлю, земледелие – и вставали в воинские ряды. Демократические собрания родились как сходки таких граждан-солдат, на которых они получали приказы от своих лидеров. Решения о войне, мире, тактических маневрах принимались на совете старейшин, куда входили представители племенной знати, и затем доносились до основной солдатской массы. Задачей старейшин было наглядно показать солдатам, что нужно делать, а также поднять их боевой дух. Собрание солдат не имело права возражать или предлагать свои варианты. Они выказывали свое одобрение аккламациями и пели боевые песни.

Однако постепенно это собрание стало приобретать все большую власть, а затем и вовсе взяло ее в свои руки. Мы точно не знаем, каким образом это произошло, однако с того момента, как государство стало полагаться на участие своих граждан-солдат в военных действиях и когда эти военные действия стали обыденной частью афинской жизни, солдаты обрели довольно ощутимую власть. Таким образом, демократия родилась как союз воинов. Специфический характер афинской демократической системы имеет и другие корни. Изначально на территории Афин проживали четыре племени, которые объединяли свои силы в сражениях с общим врагом, но при этом оставались в значительной степени обособленными. Каждое племя избирало своих представителей на государственные должности. И даже когда в Афинах сложилась более четкая демократическая система и выборы стали проводиться в рамках отдельных электоратов, принадлежность к тому или иному электорату, подобно принадлежности к племени, определялась на всю жизнь и никак не менялась при смене места жительства. Таким образом, географический фактор не был определяющим: люди, участвовавшие в голосованиях вместе, сохраняли тесные связи друг с другом на протяжении всей жизни.

Прямая демократия требовала от людей высокой отдачи, но и возможна была только при большой вере в этих людей. Идеалы афинской демократии сформулировал Перикл, афинский полководец, в одной из своих речей, которую он произнес при погребении воинов, погибших в войне со Спартой. Эта «похоронная речь» дошла до нас в составе «Истории Пелопоннесской войны» – сочинения афинского автора Фукидида, первого историка, который стремился быть объективным и беспристрастным. «История» Фукидида дошла до нас в рукописи, которая хранилась в Константинополе. В эпоху Возрождения, спустя 1800 лет после ее написания, она попала в Италию, где ее перевели на латынь, а затем уже на современные европейские языки. После Геттисбергской речи Линкольна это – вторая по известности из всех речей, произнесенных политиками на кладбище. Речь Перикла была гораздо длиннее обращения Линкольна. Вот лишь несколько отрывков[5]:

Наш государственный строй называется демократическим, потому что он зиждется не на меньшинстве, а на большинстве (демоса). По отношению к частным интересам законы наши предоставляют равноправие для всех; что же касается политического значения, то у нас в государственной жизни каждый им пользуется предпочтительно перед другим не в силу того, что его поддерживает та или иная политическая партия, но в зависимости от его доблести, которой он обладает.

Повторяющимися из года в год состязаниями и жертвоприношениями мы доставляем душе возможность получить многообразное отдохновение от трудов, равно как и благопристойностью домашней обстановки, повседневное наслаждение которой прогоняет уныние.

Одним и тем же лицам можно у нас и заботиться о своих домашних делах, и заниматься делами государственными, да и прочим гражданам, отдавшимся другим делам, не чуждо понимание дел государственных. Только мы одни считаем не свободным от занятий и трудов, но бесполезным того, кто вовсе не участвует в государственной деятельности.

Открытая, развитая страна, граждане которой активны и вовлечены в общественную жизнь, – такой идеал и сегодня близок каждому, кто разделяет демократические ценности. И мы склонны закрывать глаза на то, что свободное время и красивая жизнь афинян были возможны только благодаря рабскому труду и тому, что граждан вполне могли принуждать к участию в городских собраниях. Тем не менее европейцы с большим опозданием восприняли прогрессивные идеи Перикла. На протяжении столетий частные интересы европейских элит, как и традиция образования, в которой они воспитывались, заставляли их с подозрением относится к демократии: большинство античных авторов, которых они читали, были враждебны по отношению к ней. Так, в начале XIX в. английский ученый и радикал Джордж Грот представил исследование Древней Греции, в котором он утверждал, что демократия и высокая культура взаимно обусловлены, а потому нельзя принимать одно и одновременно осуждать другое. И его идеи показались людям новаторскими. Таким был вклад Грота в дело установления демократии в Англии.

Впрочем, некоторые аспекты греческой демократии идут вразрез даже с нашими идеалами. В Афинах было очень развито коллективистское начало, и участие граждан в политике носило отчасти принудительный характер. Идея индивидуальных прав была выражена у греков очень слабо. Сама возможность принадлежать демократии считалась привилегией для афинян – как говорил Перикл, если ты не участвуешь в политике, ты бесполезен. Наше особое отношение к индивидуальным правам имеет совсем иные корни.

Афины и другие греческие полисы потеряли свою независимость в начале IV в. до н. э., когда их захватил Александр Великий, царь Македонии, находившейся к северу от Греции. Демократия канула в Лету, однако продолжала жить греческая культура, достигшая своего расцвета в Афинах. Она распространялась на другие земли по мере роста империи Александра, которая утвердилась в Восточном Средиземноморье и на всем Ближнем Востоке. Эти территории вошли в состав эллинской ойкумены, и греческая культура стала здесь господствующей. Даже когда эти регионы оказались под властью римлян, ситуация не изменилась: они стали основой восточной, грекоязычной половины Римской империи.

Когда Рим начинал свою экспансию, он был республикой, но не демократией. Там были народные собрания, которые, как и у греков, выросли из сходок военных. Каждый гражданин Рима был обязан нести военную службу и обеспечивать себя вооружением и экипировкой. Вклад каждого был соразмерен его достатку. Богатый человек должен был приобрести лошадь и встать в ряды кавалерии, составлявшей очень небольшую часть римской армии. Остальные граждане становились пехотинцами, между которыми, однако, тоже была определенная разница: одни были в полной экипировке – с мечом, кольчугой и щитом; за ними следовали менее защищенные воины; в третьей группе оказывались те, у кого было лишь копье или метательные дротики; наконец, наиболее бедная часть пехоты комплектовалась из людей, которые могли позволить себе только пращу – кусок ткани или кожи, с помощью которого метали камни.

Поначалу народные собрания напоминали построение армии на плацу. Людей выстраивали согласно их рангу: кавалерия, первая группа пехотинцев, вторая, третья, четвертая и так до воинов с пращами. Голосование происходило по группам. Так, кавалеристы обсуждали определенный вопрос между собой, зажиточные пехотинцы – между собой и т. д. Каждый из отрядов выражал свое коллективное мнение, однако их голоса имели разный вес. Всего было 193 голоса, которые были распределены между группами в соответствии с их социальным статусом. Кавалерия и первый класс пехотинцев в сумме имели 98 голосов из 193 возможных, то есть более половины, хотя основная масса солдат была сосредоточена, разумеется, в других группах. Если первым двум коллективам удавалось договориться между собой, не было даже необходимости узнавать мнение остальных. Часто так и происходило: кавалерия и зажиточные пехотинцы просто выносили решение по какому-либо вопросу, и на этом дело заканчивалось. Таким образом, потенциально все граждане мужского пола принимали участие в политике, но голос имущих слоев имел наибольший вес.

Такие собрания избирали римских консулов, которые были как бы премьер-министрами республики. Их было двое, и действовать они могли, только придя к согласию по тому или иному вопросу. Таким образом они уравновешивали друг друга. Их власть была также ограничена по срокам: должность консула можно было занимать лишь один год. Интересно, что римляне даже вели счет лет по именам консулов.

Постепенно простой народ стал требовать для себя большей власти, выступая против аристократов и богачей. И нам известно, как ему удалось эту власть захватить. Роль, которую играл народ в боевых действиях, была очень велика, что ставило остальные группы общества в зависимость от их воли. Представим: объявляется война, а большинство солдат, принадлежащих третьей, четвертой и пятой группам отказываются принимать в ней участие. Они заявляют: пока мы не получим большей власти в делах управления государством, воевать мы не будем. С помощью таких угроз они добились учреждения нового государственного органа, члены которого назывались трибунами. Трибун имел право вмешиваться в процесс управления государством на любом его этапе, если нарушались интересы простых людей. После очередного отказа солдат участвовать в войне этот орган получил и законодательные функции.

Иногда эти выходки солдат называют забастовками, однако это не самое подходящее для них слово. Забастовки относятся к сфере трудовых отношений, как если бы римляне объединялись в профсоюзы и устраивали стачки против своих работодателей. В данном случае все было совсем иначе. Здесь бунтовали простые люди. Их шансы на успех вытекали из сферы международных, а не трудовых отношений.

Как и в Афинах, воины – граждане Рима – укрепили свою власть, правда, здесь демократия так и не одержала окончательной победы. Главным органом власти оставался Сенат, который состоял из представителей знатных семейств, а затем в основном из обеспеченных слоев населения. Народные собрания, укрепившие свою власть, накладывали на Сенат определенные ограничения, но не сумели вытеснить его с политической арены или подчинить себе. Римская система управления менялась благодаря созданию новых институтов и перераспределению властных отношений, а не вследствие революций, уничтожавших все, что было ранее. В этом отношении наследницей Рима стала «конституция» Британии, которой до сих пор не существует в виде отдельного документа. Стремление сделать власть контролируемой и рассредоточенной, характерное для римской системы управления, во многом послужило образцом и для устройства США.

Изначально власть в Риме принадлежала царям. Республика была учреждена лишь около 500 г. до н. э., когда местные жители свергли царя-тирана Тарквиния Гордого. Римский историк Ливий оставил нам рассказ об этом восстании. Его сочинение было известно в Западной Европе после падения Рима, однако лишь частично. Уцелела лишь одна копия одного из разделов, о которой не было известно вплоть до XVI в. Поэтому авторы эпохи Возрождения ее не знали. А вот раздел, в котором шла речь об установлении республики, известен был. На него опирался Шекспир при создании своей поэмы «Обесчещенная Лукреция».

Именно из-за надругательства над добродетельной матроной Лукрецией вспыхнула республиканская революция. Преступление совершил не сам Тарквиний, а его сын Секст Тарквиний. Жертвой царевича стала Лукреция, супруга Коллатина. Племянник Коллатина, Брут, возглавил восстание, во время которого был свергнут царь. Тезка Брута четыреста лет спустя станет инициатором заговора, в результате которого будет убит Юлий Цезарь. «Первый» Брут многое претерпел от Тарквиния: нескольких членов его семьи убили по приказу царя. Чтобы остаться в живых, Бруту пришлось притворяться слабоумным, иначе Тарквиний расправился бы и с ним. На латинском «Брут» означает «дурачок», и казалось, что его поведение соответствует имени. Когда Тарквиний конфисковал все его имущество, он безмолвно стерпел и это. Брут выжидал подходящего момента, и он наступил, когда Секст Тарквиний надругался над Лукрецией. Вот как изложена эта история у Ливия. Все началось в Ардии, вдалеке от Рима, где царские сыновья участвовали в боевых действиях. Однажды вечером они выпивали с пришедшим к ним в палатку Коллатином. Речь зашла об их женах, и каждый твердил, что его супруга – лучшая. Коллатин предложил разрешить спор, отправившись в Рим и посмотрев, что делает каждая из них. Жены царевичей, как оказалось, предавались веселью, а Лукреция между тем усердно трудилась за пряжей. Коллатин выиграл спор. Несколько дней спустя Секст, втайне от Коллатина, вновь вернулся в Рим и отправился к Лукреции.

Он[6] был радушно принят не подозревавшими о его замыслах хозяевами; после обеда его проводили в спальню для гостей, но, едва показалось ему, что вокруг достаточно тихо и все спят, он, распаленный страстью, входит с обнаженным мечом к спящей Лукреции и, придавив ее грудь левой рукой, говорит: «Молчи, Лукреция, я Секст Тарквиний, в руке моей меч, умрешь, если крикнешь». В трепете освобождаясь от сна, женщина видит: помощи нет, рядом – грозящая смерть; а Тарквиний начинает объясняться в любви, уговаривать, с мольбами мешает угрозы, со всех сторон ищет доступа в женскую душу. Видя, что Лукреция непреклонна, что ее не поколебать даже страхом смерти, он, чтобы устрашить ее еще сильнее, пригрозил ей позором: к ней-де, мертвой, в постель он подбросит, прирезав, нагого раба – пусть говорят, что она убита в грязном прелюбодеянии. Этой ужасной угрозой он одолел ее непреклонное целомудрие.

Похоть как будто бы одержала верх, и Тарквиний вышел, упоенный победой над женской честью.

Лукреция, сокрушенная горем, посылает вестников в Рим к отцу и в Ардею к мужу, чтобы прибыли с немногими верными друзьями: есть нужда в них, пусть поторопятся, случилось страшное дело. Спурий Лукреций прибывает с Публием Валерием, сыном Волезия, Коллатин – с Луцием Юнием Брутом – он случайно вместе с ним возвращался в Рим, когда был встречен вестником. Лукрецию они застают в спальне, сокрушенную горем. При виде своих на глазах женщины выступают слезы; на вопрос мужа: «Хорошо ли живешь?» – она отвечает: «Как нельзя хуже. Что хорошего остается в женщине с потерею целомудрия? Следы чужого мужчины на ложе твоем, Коллатин; впрочем, тело одно подверглось позору – душа невинна, да будет мне свидетелем смерть. Но поклянитесь друг другу, что не останется прелюбодей без возмездия. Секст Тарквиний – вот кто прошлою ночью вошел гостем, а оказался врагом; вооруженный, насильем похитил он здесь гибельную для меня, но и для него – если вы мужчины – усладу».

Все по порядку клянутся, утешают отчаявшуюся, отводя обвинение от жертвы насилия, обвиняя преступника: грешит мысль – не тело, у кого не было умысла, нету на том и вины.

«Вам, – отвечает она, – рассудить, что причитается ему, а себя я, хоть в грехе не виню, от кары не освобождаю; и пусть никакой распутнице пример Лукреции не сохранит жизни!» Под одеждою у нее был спрятан нож, вонзив его себе в сердце, налегает она на нож и падает мертвой. Громко взывают к ней муж и отец. Пока те предавались скорби, Брут, держа пред собою вытащенный из тела Лукреции окровавленный нож, говорит: «Этою чистейшею прежде, до царского преступления, кровью клянусь – и вас, боги, беру в свидетели, – что отныне огнем, мечом, чем только сумею, буду преследовать Луция Тарквиния с его преступной супругой и всем потомством, что не потерплю ни их, ни кого другого на царстве в Риме».

Брут сдержал свое слово. Таким образом, республика была установлена из-за вопиющего злодеяния царевича; из-за того, что женщина, как порядочная римлянка, ценила свою честь выше жизни; а также потому, что нашелся мужчина, пожелавший отомстить за нее. Однако далеко не все римляне желали свержения Тарквиния, и потому вскоре был составлен заговор с целью вернуть его на трон. Он был раскрыт в тот момент, когда Брут занимал должность одного из двух консулов – должностных лиц, заменивших царя. Он председательствовал на народном собрании, сидя в кресле судьи, когда ему сообщили имена заговорщиков. В списке оказались два его сына. Брут должен был вынести им обвинительный приговор и наказать их, это была его обязанность. И хотя народные толпы восклицали, что не хотят покрывать его семью таким позором, что он может простить своих сыновей, Брут был непреклонен. Он считал, что его детей должны судить по тем же правилам, что и всех остальных. Не дрогнув, он наблюдал за тем, как его детей раздели, высекли, а затем обезглавили, – настолько он был предан Республике.

Римляне, разумеется, прославили Брута. В его поведении они нашли образец преданности республике: человек жертвует своими частными, личными привязанностями во имя общественного блага. Это то, что римляне называли словом virtus – доблесть. Доблесть считалась важнейшей республиканской добродетелью, поскольку она стала нравственным основанием республики, заменив собой преданность римлян царю.

Поведение Брута может показаться вам бесчеловечным. Как мог он спокойно сидеть и наблюдать за казнью собственных детей? Республиканская доблесть порождала чудовищ!

Как это ни странно, незадолго до революции во Франции сложился настоящий культ республиканского Рима, причем не только среди тех, кто хотел реформировать абсолютизм. Придворный художник Людовика XVI Жак-Луи Давид написал два полотна на знаменитые сюжеты из Ливия. На одном из них он изобразил Брута, однако не в тот момент, когда тот сидит в кресле судьи и выносит приговор своим сыновьям, а дома, куда ему приносят их обезглавленные тела. Это позволило художнику противопоставить неподвижного, непреклонного отца, смотрящего прямо перед собой, слабым женщинам – матери и сестрам казненных, – которые оплакивают свою потерю. Второй раз Давид воздал честь республиканской доблести в картине «Клятва Горациев».

Горации – это три сына Горация, которых выставили с римской стороны на поединок против трех воинов из вражеского лагеря. Так иногда поступали воюющие стороны, желавшие разрешить возникший между ними конфликт и в то же время избежать полноценной битвы. Давид на своем полотне изобразил отца, который берет с сыновей клятву верности Риму.

Они прикладывают ладони к лезвиям своих мечей, а затем поднимают их в республиканском приветствии. Впоследствии этот жест позаимствуют у римлян нацисты. Женщины – мать юношей и их сестры – вновь проявляют человеческую слабость: они изображены рыдающими из-за отъезда юношей. Одна из сестер страдает вдвойне, поскольку она помолвлена с одним из противников, против которых будут сражаться ее братья.

Поединок был поистине жестоким, ужасающим. Это была настоящая битва насмерть. Она великолепно описана у Ливия. В живых остался лишь один юноша, сын Горация. Рим одержал победу. Далее Ливий рассказывает, как оставшийся в живых юноша возвращается домой и застает сестру в слезах: она оплакивает своего жениха, убитого братом. Тогда он обнажает меч и пронзает им сестру, наказывая ее за то, что триумф своего брата и всего Рима она встретила слезами, а не ликованием. Вновь та же идея: семью нужно принести в жертву республике. Убийцу вызывают в суд, однако вскоре снимают с него все обвинения. Его отец приходит на разбирательство, осуждает свою дочь и тем самым помогает оправдать сына.

Римская республика просуществовала несколько столетий, а затем начала приходить в упадок. Она все время расширяла свои территории. Успешные полководцы, совершавшие завоевания, начинали соперничать и бороться друг против друга. Солдаты из их армий чаще оказывались верны своим командующим, а не Республике. И вот однажды появился полководец, сумевший подавить конкурентов. Его звали Юлий Цезарь. Наш «второй» Брут организовал убийство Цезаря, чтобы спасти республику от тирании. Однако это привело лишь к новому витку гражданских войн, в которых участвовали Брут и его сторонники с одной стороны и последователи Цезаря – с другой. Победителем из них вышел внучатый племянник и одновременно приемный сын Цезаря, который в 27 г. до н. э. провозгласил себя первым римским императором под именем Августа.

Август был умелым политиком. Он сохранил республиканские институты власти: по-прежнему созывались народные собрания, на которых все так же выбирали консулов. Называл он себя не «императором», а «первым среди граждан». Он воспринимал себя как простого исполнителя (или делал вид, что воспринимает), который всего лишь помогает всей этой государственной машине работать в нужном ключе. Его правление было лишено всякой помпезности. Как правило, его не сопровождал роскошный эскорт, он ходил по Риму пешком, как обычный житель, без телохранителей, посещал заседания Сената, который по-прежнему созывался, следил за обсуждением дел. К тому же он был прост в общении.

Приветственным жестом и способом продемонстрировать императору лояльность оставалась поднятая рука. Встретившись с императором, вам не приходилось падать ниц или как-то иначе выказывать свое почтение; вы просто приветствовали друг друга.

Август стремился воскресить былые римские добродетели. Он считал, что декаданс и роскошь подрывают Республику. Он хотел восстановить, как бы мы сейчас сказали, семейные ценности. Например, Август отправил в ссылку поэта Овидия за то, что тот писал, будто женщины, имеющие детей, теряют свою былую красоту. Критиковал он и Ливия, который был современником Августа, за то, как историк осветил недавние разногласия в Риме в период Республики. В то же время ему нравились те части его труда, где шла речь о римских добродетелях: благородном поведении и преданности Республике. Однако один римский обычай Августу было возродить не под силу. Рим превратился в империю, в которой он навел порядок и которой хорошо правил, однако его власть уже не могла опираться на воинов-граждан. На смену им пришла регулярная армия, служившая за жалованье.

В течение двух веков в империи царило спокойствие. Римские законы и жизненный уклад господствовали на всех ее территориях. Формально империя по-прежнему оставалась республикой: император не превращался в царя, который передавал бы власть по наследству. Он избирал себе преемника, который мог и не быть его родственником, а Сенат одобрял сделанный выбор. Впоследствии империю захлестнут кровавые конфликты между соперниками, претендующими на престол, однако в течение двух первых столетий императоры грамотно подыскивали себе преемников, и Сенат поддерживал их выбор.

Затем, в III в. н. э., прокатилась первая волна германских набегов, которая чуть не уничтожила империю. После того как их нашествия прекратились, императоры Диоклетиан и Константин восстановили государство на новых началах. Чтобы укрепить обороноспособность империи, они увеличили и реформировали армию, начав набирать в нее германцев, поселившихся на их территории. В связи с ростом числа солдат императорам пришлось увеличить и налоги. Чтобы следить за тем, платят ли люди эти налоги, потребовалось разработать качественную систему учета населения. Из-за этого вырос бюрократический аппарат, и чиновники стали фактическими правителями империи. Раньше различным регионам предоставлялась определенная самостоятельность при условии, что они поддерживали мир и платили налоги. Теперь это ушло в прошлое.

Диоклетиан пытался остановить начавшуюся инфляцию, введя смертную казнь за поднятие цен. При этом налоги, на которые содержалась армия, росли. Это приводило к конфликту: если у вас было свое дело, оно облагалось более высокими поборами, однако увеличивать цены было запрещено. Все это могло заставить человека задуматься о том, чтобы покончить с предпринимательством. У Диоклетиана был на это ответ: он обязывал людей сохранять свое дело, а их детей – вести его по наследству. Так, императоры стали прибегать к отчаянным мерам: они больше не управляли людьми, а запугивали их. Такая власть лишала общество устойчивости, у него оставалось все меньше воли, чтобы сопротивляться новым вторжениям.

Легализация Константином христианства в 313 г. также была отчасти попыткой усилить империю. При этом он не рассчитывал на силу церкви как общественного института: хотя количество христиан постепенно увеличивалось, они по-прежнему оставались в меньшинстве. Скорее Константин, как и многие его подданные, терял веру в старых римских богов и считал, что бог христиан сможет лучше других защитить его и империю. На первых порах у него было очень смутное представление о том, что значит быть христианином, однако император считал, что бог христиан будет ему покровительствовать, если он их поддержит.

Диоклетиан, Константин и их последователи все сильнее дистанцировались от общества. Они начали подражать персидским царям и выставляли себя полубогами. Они запирались в своих дворцах, никто никогда не видел, чтобы они прохаживались по городу, подобно Августу. Перед тем как допустить человека к императору, его тщательно обыскивали, затем проводили по настоящему лабиринту из дворцовых переходов с завязанными глазами, чтобы он не мог запомнить дорогу и снова пробраться внутрь, если вдруг ему придет в голову убить императора. Когда, наконец, он оказывался перед императором, то должен был пасть ниц и лечь, распростершись перед троном.

По мере того как Рим ужесточал контроль за обществом, люди искали способы избежать растущего давления. Крупные землевладельцы, не желавшие платить налоги, стали оплотом сопротивления власти. Работавшие на них люди пользовались их покровительством. В ранние годы Империи это были рабы, однако, поскольку в какой-то момент римские завоевания прекратились, приток рабов со временем иссяк. Тогда землевладельцы поделили свои земли на равные участки и стали сдавать их рабам, бывшим рабам и свободным людям, желавшим попасть под их опеку. Хотя землевладельцы возмущались ростом налогов (и уклонялись от их выплат в годы правления последних императоров), они единодушно поддерживали их нововведения, согласно которым люди прикреплялись к тем местам, где они жили, беглецам же грозили кандалы. Так, земельные держатели разного происхождения постепенно превращались в одно сословие, известное в Средние века под названием «крепостные». Они не принадлежали лично владельцу, как рабы, у них была своя семья, свой земельный участок, однако они не имели права его покидать и были обязаны работать на своего хозяина и обеспечивать его.

Средневековое общество начало оформляться до 476 года до н. э., которым мы датируем падение Западной Римской империи. К тому моменту на ее территории уже проживали крупные землевладельцы. Они селились в укрепленных сооружениях, защищали их и владели людьми, которые обрабатывали их землю. Сообщества, которые пришли на смену империи на Западе, строились на основе личных связей, вытеснивших идею приверженности государству – как в республиканской, так и в имперской его формах. Однако римские принципы управления государством еще долго жили в памяти Европы.

Глава 5

Формы правления (Часть II)

Государства, пришедшие на смену Римской империи на Западе, были очень примитивны. Они строились по следующему принципу: король, бывший племенной вождь, раздавал земли свои соратникам, а они взамен были обязаны обеспечивать его войском. Так короли обзаводились армиями, не имея ни упорядоченной системы налогообложения, ни разветвленного государственного аппарата. Земельное держание, предоставляемое за военную службу, получило название «фьеф». От этого слова произошло латинское «феод», а затем и знакомое нам слово «феодал».

Феодальные монархии, настолько зависевшие от поддержки своих крупных землевладельцев, неизбежно были довольно слабы. Формально короли владели теми землями, которые распределялись между их служащими. На практике же эти наделы превращались в частную собственность и передавались от отца к сыну. Крупные землевладельцы приносили монарху клятву верности, однако при необходимости они могли ему сопротивляться или вовсе не обращать на него внимания – для этого они достаточно крепко стояли на земле. Дело в том, что в их руках была сосредоточена военная сила. С одной стороны, на нее рассчитывали короли, с другой – ее можно было обернуть и против них (или, во всяком случае, король должен был изрядно потрудиться, чтобы воспользоваться ею). Крупные феодалы селились в замках и потому были защищены как от своих противников, так и от сюзерена.

В то же время изменялась сама структура вооруженных сил. Если в Древней Греции и Риме пехотинцы составляли основу армии, то теперь на первый план выдвинулась конница. Стремя, пришедшее в Европу с Востока, превратило человека на лошади в грозную силу. Воин в седле, упершись ногами в стремена, приобретал большую устойчивость, он становился гораздо менее уязвимым для пехотинца. Кроме того, вес и сила всадника многократно увеличивались за счет того, что во время сражения он как бы образовывал единое целое со своей лошадью. Всадник, скачущий галопом с копьем наперевес, был настоящей военной машиной. Таких конных воинов называли рыцарями, а начинающих рыцарей – оруженосцами. Крупные землевладельцы – лорды – поставляли определенное количество рыцарей на королевскую службу.

Короля и лорда связывали именные клятвы верности. Лорд приносил присягу следующим образом: опускался на колени и вкладывал сложенные ладони в руки короля, после чего давал клятву встать в его ряды и служить ему. Принеся клятву верности, подданный короля вставал, и они стоя обменивались поцелуями. Как видим, этот ритуал закреплял одновременно отношения подчинения и равенства; он символизировал сам характер установленных связей: подданный обещал сохранять верность королю, пока тот оказывает ему покровительство. С самого зарождения королевской власти в Европе между правителем и подданными уже существовал подразумеваемый договор, и эта идея никогда не изживала себя.

Сложенные ладони в современном обществе воспринимаются как молитвенный жест, однако изначально христиане молились стоя, раскинув руки и повернувшись на восток, откуда должен был вернуться Христос во Славе.

Наш же молитвенный жест восходит к обряду принесения присяги земному владыке. О происхождении этого ритуала и его значении ведутся споры: был ли он германским или римским? В римском обществе, даже во времена его расцвета, молодому человеку, если он хотел выбиться в люди, был необходим патрон. По мере того как Империя ослабевала, все больше людей начинали искать такого покровительства от сильных мира сего. Однако сама форма ритуала – сложение рук и обмен поцелуями – имеет германское происхождение. Так устанавливалась связь между воинами и племенными вождями.

Постепенно в Европе исчезло представление о государстве как о безличном институте. Теперь оно прочно ассоциировалось с конкретными людьми, которые им правят. Когда умирал король, все его высокопоставленные подданные должны были принести присягу новому монарху. Только после этой церемонии территория, как бы терявшая на время своего «хозяина», вновь становилась государством. Поскольку государство считалось личным владением короля, он мог разделить его территорию между своими сыновьями. Так поступил, например, король Лир в пьесе Шекспира и Карл Великий в реальности – несмотря на огромные старания, которые он приложил, чтобы объединить разные земли в свою империю. Так появлялись новые вассалы и сеньоры, связанные клятвами верности, а вместе с ними – и новые государства. Их легитимность обеспечивалась родословной новых правителей, а не территориальной преемственностью. Римскому императору и в голову не могло прийти разделить империю между своими детьми. Его обязанностью было сохранять ее единство. Когда империю разделили на две части – восточную и западную, то сделали это исключительно для того, чтобы эффективней управлять ею и увеличить ее обороноспособность.

Поскольку власть феодальных монархов была довольно слабой, им приходилось обращаться за советами к наиболее влиятельным людям их королевств. Напомню: у королей не было ни подконтрольной им армии, ни регулярной системы налогообложения, ни бюрократического аппарата. Поэтому перед тем, как принять то или иное решение, им приходилось созывать влиятельных людей, чтобы выслушать их советы и заручиться поддержкой. Эта совещательная система официально утвердилась, когда три сословия – духовенство, дворянство и так называемое «третье сословие» – встретились в стенах Парламента.

В Средние века сословием называлась социальная группа. Феодальные общества мыслили себя как единство трех таких сословий: духовенства, чьим долгом было молиться, знати, чьим долгом было воевать, и третьего сословия, то есть всех остальных людей. Они выполняли необходимую для существования общества работу, занимались торговлей и физическим трудом. Сословия отличаются от классов. Классы выделяются на основе экономических критериев, а эти три группы – духовенство, знать, третье сословие – определялись по своей общественной функции: молитва, война, работа. Если мы будем рассматривать достаток разных представителей этих сословий, их место в экономической структуре общества, то обнаружим огромную разницу между ними. К духовенству могли относиться (и относились) как богатейшие епископы и архиепископы, так и мелкие приходские священники, которые на самом деле были очень бедны. К знати причислялись как крупные состоятельные землевладельцы страны, так и разорившиеся дворяне. В третье сословие наряду с крестьянами и ремесленниками входили видные купцы и банкиры – очень богатые люди, обходившие по достатку некоторых дворян. Они могли нанимать других представителей третьего сословия. Именно такие богатые собственники (а не земельные работники, находившиеся почти что на рабском положении крепостных) формировали делегацию в Парламент от третьего сословия.

Во французском Парламенте, известном как Генеральные штаты, было три палаты. В первой заседали представители духовенства, во второй – знати, и, наконец, в последней – представители третьего сословия. В Англии духовенство, представленное епископами и архиепископами, заседало вместе со знатью в Палате лордов, третье сословие – в Палате общин. Эти названия до сих пор сохраняются в британском Парламенте, который, как и монархия, существует здесь со времен Средневековья. Со временем в государственном устройстве Англии произошли важные изменения: в определенный момент каждый гражданин получил право избирать членов Палаты общин, власть Палаты лордов была ограничена, а монарх превратился в символическую фигуру. Эти условия позволяют нам сегодня называть Британию демократическим государством. Хотя, конечно, Афины вряд ли распознали бы в такой модели черты демократии.

Средневековые парламенты не были регулярными органами власти. Они созывались, когда у королей появлялась в этом необходимость. Они редко принимали законы, куда чаще они собирались, когда монарх нуждался в деньгах. Вспомним, что короли, начавшие практически с нуля, постепенно наращивали свою власть. Они получали доходы со своих имений и благодаря сбору налогов. Однако, когда расходы начинали расти (в основном из-за войн), им приходилось вводить внеочередные налоги. Парламент и созывался для того, чтобы их одобрить. В такие моменты парламентарии могли озвучить свои жалобы. Благодаря этому принимались новые законы – их инициировали либо королевские министры, либо сами члены Парламента.

По мере того как росли средневековые города, в них развивалась новая форма политической организации. Некоторые города управлялись местным советом, членов которого избирали его жители. Советы в свою очередь выбирали градоначальников. Со временем города приобрели серьезный политический вес. При этом средневековые монархи были настолько слабы, что они даже не попытались поставить их под свой непосредственный контроль. Они предоставляли городам автономию в обмен на лояльность и своевременные выплаты налогов и сборов. В городском совете все были равны, его члены приносили клятву верности друг другу. Это был мир, очень непохожий на мир лордов и их подданных, который по-прежнему доминировал в окружающей действительности. Выборные институты (совет и градоначальник), управляющие городом внутри королевства, – это чисто европейское изобретение. Сильные монархи не позволяют развиваться альтернативным центрам власти; во главе городов они ставят своих людей. В Европе же купцы, банкиры, предприниматели, увеличивавшие свои богатства, становились все более влиятельными. Все потому, что изначально они находились в более независимом положении. Более того, пытаясь подчинить себе крупных сельских феодалов, короли стали опираться именно на этих городских богачей, облагая их налогами и прося у них деньги взаймы. Вновь весьма необычная ситуация.

Слабые монархи постоянно соперничали с аристократией и парламентами. В Новое время, примерно с 1400 г., они начали постепенно одерживать верх. Феодальные королевства превращались в так называемые «абсолютные монархии»: они больше не нуждались в поддержке Парламента. Последний, как правило, не упразднялся, однако короли просто переставали его созывать. Это было связано с тем, что они нашли новые способы заработать деньги. Французская корона продавала государственные должности: если вы, например, хотели стать служащим таможенного ведомства, то нужно было заплатить королю авансом огромную сумму – она затем окупалась благодаря пошлинам, которые вы взимали с торговцев. Испанские монархи неожиданно для себя обрели новый источник доходов в виде золотых месторождений Нового Света – в Мексике и Перу.

Термин «абсолютная монархия» может ввести нас в заблуждение. Речь не идет о том, что европейские монархи могли делать все, что хотели. Они не были деспотами; они должны были обеспечивать действие законов при решении рядовых тяжб, следить за тем, чтобы к их подданным относились справедливо. В то же время, на случай если государственная безопасность оказывалась под угрозой, у королей были свои собственные, скорые суды для расправы с наиболее опасными особами. Абсолютные монархи поддерживали такую идею: они – наместники Бога на земле, и потому люди должны им подчиняться. Мы видим, что их притязания превосходили притязания монархов раннего Средневековья. В то же время эта формула налагала на них некоторые ограничения, поскольку они понимали, что судить их правление будет сам Господь. Монархи Нового времени определенно имели более величественный и возвышенный образ, нежели феодальные правители. Ритуал обмена поцелуями между королем и его подданным ушел в прошлое: при встрече с монархом человек становился на колени, правитель же мог разве что протянуть свою руку, позволяя подданному поцеловать ее.

Итак, у монархов появились ресурсы для создания собственных армий. Теперь их войска состояли из пехотинцев. Это было связано с тем, что в позднее Средневековье были изобретены новые орудия, позволявшие выбивать рыцарей из седла – пики и длинные луки. Последние появились в Англии и заменили менее мощные арбалеты. С помощью нового оружия английские лучники могли пробивать доспехи всадников и повергать их на землю. Французы поначалу считали длинные луки постыдным оружием и с презрением отказывались уклоняться от их стрел. Подобно тому как люди бросались на пулеметы во время Первой мировой, французские рыцари атаковали лучников и умирали в огромных количествах. Поняв гибельность этого пути, французский монарх довольно быстро обзавелся собственными лучниками. В другой части Европы – в Швеции – была изобретена пика, длинное тяжелое копье. Воины носили ее на плече, во время же битвы пехотинцы, стоя каре, опускали свои пики и выставляли их острием вперед, чтобы атакующие их всадники налетали на них и падали с лошадей (или чтобы на пику натыкалась сама лошадь).

Обзаведясь собственными армиями, короли получили возможность направлять их против своих же подданных: против строптивых лордов или нищих крестьян, не плативших налоги. К тому же порох, появившийся в Европе в позднее Средневековье, помог королям усилить контроль за крупными феодалами, замки которых можно было теперь разрушить с помощью пушечных ядер.

Европа вернулась к нормальному состоянию: главы государств были наделены фактической властью над своими владениями. Однако та странная исходная ситуация, при которой правители зависимы от тех, кем они правят, по-прежнему оказывала определенное влияние на политику. В Англии, например, сохранился Парламент, приобретший даже еще больший вес, а французская монархия была вынуждена вновь созвать Генеральные штаты после перерыва в 175 лет.

Поскольку европейские короли постоянно воевали друг против друга, у них всегда были веские основания для увеличения своих армий. Однако в Англии для укрепления обороны монарх скорее нуждался во флоте, нежели в сухопутных войсках. Флот же не получалось использовать для борьбы против внутренних врагов. Поэтому в Британии короля, который стремился обзавестись большой регулярной армией, воспринимали как угрозу традиционным английским вольностям. Из-за этого британским королям было довольно сложно сформировать вооруженные силы, которые в случае необходимости можно было бы направить против собственных подданных. Тем не менее в XVII столетии английские короли попытались стать абсолютными монархами по континентальному образцу.

Короли, предпринявшие эту попытку, происходили из династии Стюартов, имевшей шотландские корни. Когда в 1603 г. умерла Королева-дева Елизавета I, английский престол перешел к Якову VI Шотландскому, которого теперь стали именовать и Яковом I Английским. Все его наследники из династии Стюартов правили в обоих королевствах.

Все Стюарты – Яков I, его сын Карл I, а также внуки Карл II и Яков II – разругались со своими Парламентами, в отношении которых они вели довольно неудачную политику. Впрочем, новой династии действительно пришлось столкнуться с весьма серьезной проблемой. Короли нуждались в деньгах, однако каждый раз, когда они хотели повысить налоги с санкции Парламента, его члены начинали требовать, чтобы им позволили пристальней контролировать политику короля. Монархия, естественно, сопротивлялась нападкам Парламента, и короли пытались найти иные способы получить деньги – не обращаясь к нему. Парламент в свою очередь с подозрением относился к действиям монарха, который, казалось, стремился в подражание другим европейским правителям вовсе обходиться без него. Однако было еще одно обстоятельство, из-за которого конфликт дошел до предельной точки; обстоятельство, заставлявшее людей жертвовать собственной жизнью в поддержку Парламента. Это была религия. Дело в том, что короли из династии Стюартов либо сами придерживались католицизма, либо были женаты на католичках, либо казались своим подданным недостаточно приверженными протестантизму.

Англия стала протестантской страной в эпоху Реформации, однако здешняя модель отличалась от утвердившейся в Германии, где Реформация, собственно, родилась. В Англии не было своего Лютера. Реформация произошла здесь по воле короля Генриха VIII, который известен тем, что у него было шесть жен. Его первая супруга, Екатерина Арагонская, была католичкой, однако она не справилась со своей главной миссией: родить наследника мужского пола. Обычно в таких случаях папа римский находил какой-нибудь повод, чтобы объявить брак недействительным. Однако в тот момент Рим опасался обидеть испанский королевский дом, откуда происходила жена Генриха, поскольку Испания оставалась главным оплотом католичества. Тогда в 1534 г. Генрих провозгласил, что отныне он, а не папа, является главой английской католической церкви. Он назначил архиепископа, который расторг его брак с Екатериной Арагонской и обвенчал его с Анной Болейн. После этого в Англиканской церкви (так она называется сегодня) стало постепенно утверждаться протестантское вероучение, хотя она по-прежнему сохраняла католические обряды, а также епископов и архиепископов. Это возмущало радикальных протестантов, пуритан, которые жаждали всестороннего обновления церкви.

Яков I отказывался идти навстречу пуританам, уступив лишь в одном вопросе: он дал согласие на новый перевод Библии. Библия короля Якова – изысканная и при этом очень живая – оставалась Священным Писанием англичан на протяжении трех последующих столетий. Карл I, сын Якова, в обрядовых и богословских вопросах придерживался, как мы бы сейчас сказали, традиций «высокой церкви», которые не только для пуритан, но и для большинства протестантов были слишком близки к римским. Карл спровоцировал большие разногласия, попытавшись насадить свои взгляды в Английской церкви, которая была официальной церковью страны и во главе которой он стоял. Сам он не был католиком, однако его жена – была. Специально для нее при дворе устраивалась католическая месса, которую служил королевский священник.

Вскоре отношения Карла и Парламента зашли в тупик, и в течение одиннадцати лет король правил, не созывая его, на что имел полное право, поскольку Парламент собирался только по приказу монарха. Если бы Карл проявил осторожность, он смог бы найти возможность и дальше править, не созывая Парламент. Однако Карл совершил крайне необдуманный шаг, попытавшись насадить в Шотландии, своем втором королевстве, богослужение консервативного образца. Шотландцы же были протестантами, причем пламенными. Они снарядили армию для похода в Англию, чтобы заставить Карла отступиться. Чтобы дать отпор шотландцам, Карл нуждался в собственной армии, а потому ему пришлось созвать Парламент с целью ввести новые налоги. Парламент получил свой шанс и начал бороться за ограничение власти короля над церковью и государством, а также за расширение собственных полномочий. Он распорядился казнить первого министра короля, а также Архиепископа Кентерберийского, сторонника «высокой церкви». Поначалу Парламент был намерен пощадить самого Карла, однако тот сформировал роялистскую[7]партию, которая стала активно его поддерживать. Между парламентариями и роялистами вспыхнула война. Победителем из нее вышли сторонники Парламента. Их лидер, Оливер Кромвель, организовал суд над королем и его казнь в 1649 г., а затем сам занял место монарха. Он неоднократно созывал Парламент, но между ними тоже разгорелся конфликт. В результате формой правления в те годы фактически стала военная диктатура. Когда Кромвель умер, один из его генералов вновь созвал Парламент времен Карла, который пригласил на трон его сына, пребывавшего тогда в ссылке.

Карл II, вступив на престол, не стал вносить изменения в полномочия короля и Парламента, хотя казнь его отца всю жизнь служила ему грозным предостережением против непомерных властных притязаний. Он симпатизировал католикам и перешел в их веру на смертном одре. У него было очень много незаконнорожденных детей, однако от королевы – ни одного. В связи с этим следующим королем должен был стать его брат Яков, который открыто придерживался католичества. Парламент попытался издать закон, который лишил бы Якова престола, на что король в ответ распустил его. Однако без Парламента он не мог повышать налоги. Яков обошел эту трудность, заручившись финансовой поддержкой Людовика XIV – короля Франции (где к тому времени утвердился абсолютизм). Людовик, стремившийся сделать католицизм единственной религией во Франции, отменил эдикт, даровавший протестантам свободу вероисповедания. Тысячи гугенотов бежали в другие страны. Наступление на протестантизм во Франции началось в 1685 г. – в тот же год протестантская Англия обрела в лице Якова II католического короля.

Несмотря на то что Яков знал о своей непопулярности, действовал он крайне неосторожно. Новый монарх откровенно продвигал католицизм, считая его единственной истинной верой. После ужасов гражданской войны и порожденной ею диктатуры многие члены Парламента были готовы мириться с поведением Якова, однако вскоре его вторая жена, католичка, родила наследника мужского пола. В Англии могла появиться католическая династия, и это восприняли как угрозу. Как только родился ребенок, практически все члены Парламента вознамерились избавиться от Якова. Их лидеры втайне пригласили голландского протестанта Вильгельма Оранского вступить в Англию со своей армией и занять трон. Вильгельм был женат на Марии, дочери Якова от его первой жены-протестантки. Он был одним из лидеров протестантского движения в Европе, успешно воевал против Людовика XIV, защищая свою страну.

Парламентская измена прошла очень гладко. Дул попутный ветер, и Вильгельм быстро пересек Ла-Манш. Как только он высадился в Англии, практически все королевские войска дезертировали и перешли на его сторону. Яков бежал в Ирландию, избавив Парламент от необходимости судить его и отрубать ему голову. Трон просто объявили вакантным, и на него в качестве соправителей взошли Вильгельм и Мария.

При этом Парламент внес изменения как в собственные полномочия, так и в полномочия короля. Только на обновленных условиях он был готов предоставить трон Вильгельму и Марии. Документом, в котором были зафиксированы изменения в государственном устройстве, стал Билль о правах. В нем излагаются права Парламента и рядовых граждан[8]:

Права граждан

Обращаться с ходатайствами к королю есть право подданных [Яков покарал клириков, обратившихся к нему с петицией против его религиозной политики].

Не допускается требование чрезмерных залогов, ни наложение чрезмерных штрафов или жестоких и необычайных наказаний.

Подданные протестантского исповедания могут носить оружие.

Корона не должна влиять на состав присяжных.

По современным меркам это весьма скромный набор индивидуальных прав, однако именно этот документ лег в основу всех дальнейших деклараций о правах человека. Американский Билль о правах даже позаимствовал сам термин «жестокие и необычайные наказания».

Права Парламента

Парламент должен быть созываем достаточно часто.

Король не имеет права приостанавливать или не проводить в жизнь принятые Парламентом законы [Яков делал и то, и другое в отношении законов, касавшихся католиков].

Взимание сборов в пользу и в распоряжение Короны без согласия Парламента незаконно [Яков, как и его предшественники, пытался взимать налоги, апеллируя к статусу монарха].

Набор или содержание постоянного войска в пределах королевства в мирное время иначе, как с согласия Парламента, противны закону [Яков создал собственную армию].

Учреждение собственных королевских судов незаконно и пагубно [Яков создал специальные суды, чтобы усилить контроль над церковью].

Выборы членов Парламента должны быть свободны [Яков попытался устроить выборы Парламента, куда вошли бы люди, разделяющие его взгляды].

Свобода слова в Парламенте не должна быть стесняема или подвергаема контролю в каком-либо суде или месте, кроме Парламента [сейчас это называется парламентской привилегией].

Таким образом, Парламент превратился в регулярно действующий орган государственной власти. И все это – без единой капли крови, в связи с чем этот государственный переворот получил название Славной революции. Да, король сохранял за собой определенную власть: монарх назначал министров, определял политику, заключал мирные договоры и объявлял войну. Однако, поскольку собирать деньги он мог теперь исключительно с согласия Парламента, то должен был назначать министров, пользовавшихся его поддержкой. С течением времени, благодаря наложенным на королевскую власть ограничениям, сложилась система, которая до сих пор действует в Британии, а также во всех тех странах, которые переняли Вестминстерскую модель управления: формально монарх или его представитель руководит страной, однако во всех вопросах он обязан следовать рекомендациям своих министров, которые в свою очередь подотчетны Парламент у.

У Вильгельма и Марии не было детей. После них на престол вступила Анна, сестра Марии и вторая дочь Якова II. Все ее дети умерли, не достигнув совершеннолетия. В этой ситуации назначать следующего монарха взялся Парламент. Он оставил без внимания серьезные притязания многочисленных потомков Стюартов, которые были католиками, и остановил свой выбор на Софии – курфюрстине Ганноверской, жившей в Германии, внучке Якова I, исповедовавшей протестантскую веру. Она и ее наследники образовали новую королевскую династию. Так Парламент добился того, чтобы на трон вступил угодный ему монарх. Однако к моменту смерти Анны Софии также уже не было в живых, поэтому корона перешла к ее сыну Георгу, который не говорил по-английски и большую часть своей жизни провел в Ганновере.

Урегулировав все наследственные вопросы, Парламент прописал две важных меры предосторожности, которые до сих пор являются частью британской конституции:

Монарх должен исповедовать протестантскую веру и быть членом Англиканской церкви, он не имеет права вступать в брак с представителями католической веры.

Монарх назначает судей, однако сместить их можно только путем голосования обеих палат Парламента.

Билль о правах гарантировал Парламенту – законодательной ветви власти – его важное, устойчивое и независимое положение в системе управления страной. Теперь же была обеспечена независимость судей от исполнительной власти – короля и его министров, которые их назначали. Государство на законодательном уровне стало протестантским, что рассматривалось как гарантия сохранения завоеванных свобод. Стоит отметить, что на ранних этапах своего существования протестантизм был синонимом индивидуальной свободы, поскольку он бросал вызов власти пап и епископов и делал акцент на самосознании и личном опыте. В Англии протестантизм еще прочнее ассоциировался со свободой, поскольку ее главные враги – абсолютные монархии Франции и Испании – были католическими; более того, английские короли, которые стремились действовать в обход Парламента, либо сочувствовали, либо вовсе исповедовали католицизм. Поэтому между защитой Парламента и защитой протестантской веры можно было поставить знак равенства.

Таким образом, английские аристократы и земельные владельцы, составлявшие Парламент, создали институциональные механизмы либерального государства. Вполне либеральным назвать его все же нельзя, поскольку в его основе лежала враждебность к католикам, да и создавали его, далеко отступив от теоретических либеральных принципов. Парламент всегда подчеркивал, что он просто стоит на страже своих исконных прав и вольностей. Понадобилось длительное противостояние с королевской властью, чтобы парламентарии сумели найти особые механизмы, которые не позволили бы королю проводить абсолютистскую политику континентального образца: монарх должен созывать Парламент; он не может взимать налоги без его согласия; он не должен иметь власть над судами. Более общие либеральные принципы стали вырисовываться уже после того, как Парламент одержал первые победы.

Философом, который сформулировал либеральные принципы, легитимировавшие парламентский переворот, стал англичанин Джон Локк. Его сочинение «Два трактата о правлении» было опубликовано в 1690 г., сразу после «Славной революции». Локк, основываясь на римской идее естественного права, утверждал, что у всех людей с самого рождения есть определенные естественные права: на жизнь, на свободу, на собственность. Появление государств он объяснял через теорию общественного договора: люди делегируют власть правительству, чтобы оно защищало их права. Однако если этого не происходит, они имеют полное право распустить правительство и сформировать новое. Божественное происхождение королевской власти, обязанность подданных ей подчиняться – все это Локк отбросил. Власть превратилась в предмет делового соглашения. Однако Локк не был первым, кто рассматривал государство как результат общественного договора: эта идея подразумевалась в отношениях между феодальными монархами и их подданными. Поэтому покуда существовал Парламент – хотя бы просто в сознании людей, – представление о том, что правитель должен управлять государством совместно с подданными, а не против их воли, сохраняло определенную силу. В Англии сочинение Локка обосновывало то, что уже произошло, а потому не имело революционного эффекта; для американских же и французских мятежников оно служило оправданием революции, а также обеспечило их тем правовым языком, который лег в основу нового порядка.

Французская революция на своих ранних этапах стремилась к установлению конституционной монархии по английскому образцу. В 1780-х сторонники реформ получили свой шанс, поскольку в этот момент монархия оказалась на грани банкротства. Людовик XVI назначал на пост министра финансов людей, нацеленных на серьезные преобразования, стремившихся сделать архаичную систему налогообложения более универсальной, справедливой и эффективной. Дворянство обложили тем же налогом, который действовал в отношении всех остальных жителей, и это стало самым серьезным преобразованием. До этого выплаты дворян были значительно меньше, поскольку считалось, что их служба государству состоит в своевременном обеспечении армии офицерами и рядовыми. Такая система комплектования армии уже давно ушла в прошлое, однако дворянство, разумеется, сопротивлялось любым мерам, направленным на изменение налоговой системы. В пору расцвета абсолютизма монархи, стремясь создать полностью подконтрольное им государство, конечно, ослабили положение знати, однако окончательно сломить ее не сумели. Дворяне обладали огромным авторитетом, занимали важные должности в судах (которые регистрировали королевские указы), при дворе и в армии. Они подняли бурю негодования в ответ на предписание платить налоги и, как ни странно, получили общественную поддержку в этой борьбе против «тиранического» наступления на их исконные права (что показывает, насколько ограниченным был королевский абсолютизм). Более смелый и решительный, чем Людовик, монарх мог бы не растеряться и продавить свое решение. Вместо этого король прислушался к совету, который подсказывали ему со всех сторон: новую налоговую систему можно ввести только с санкции Парламента. И вот, после перерыва в 175 лет, Людовик объявил о созыве Генеральных штатов.

Тут же разгорелись споры о том, как все должно быть организовано. Каждая из трех социальных групп (духовенство, дворянство и третье сословие) имела свою палату в Парламенте. Перед тем как принимать какие-либо решения, все три палаты должны были договориться о том, как будет проходить обсуждение. Лидеры третьего сословия, главным образом адвокаты, понимали, что у них вряд ли будет возможность добиться изменений в общественном устройстве Франции, если они будут заседать отдельно от дворянства и духовенства. Они настаивали на том, что все три сословия должны собраться и голосовать вместе. Кроме того, учитывая численность, трудолюбие и состоятельность третьего сословия, число его представителей должно быть удвоено. Сначала король отказался вносить какие-либо изменения в установленный порядок собрания. Затем он пошел на уступки и, как это всегда бывало с Людовиком, только усугубил проблемы. Он согласился удвоить число представителей третьего сословия, однако настаивал на том, чтобы палаты собирались по отдельности. В этом случае, разумеется, численность делегатов от третьего сословия уже не играла бы никакой роли: что бы они ни предложили, духовенство и дворянство могли наложить вето на их решение.

В разгар этих споров, в 1789 г., Генеральные штаты были наконец созваны. Представители третьего сословия объявили себя подлинным Национальным собранием и пригласили другие сословия присоединиться к ним. Когда они в очередной раз пришли к одному из залов Версальского дворца, где проходили их собрания, то обнаружили, что его двери заперты. Связано это было исключительно с тем, что в зале нужно было покрасить стены, однако делегаты были так взволнованны и напуганы тем, что король хочет их распустить, что тут же отправились в ближайшее помещение. Им оказался зал для игры в мяч, и там делегаты принесли клятву не расходиться до тех пор, пока во Франции не будет утверждена конституция. Жак-Луи Давид запечатлел этот эпизод на одной из своих картин. Это замечательный пример того, как жизнь следует за искусством: пятью годами раннее Давид написал картину «Клятва Горациев», на которой изобразил отца и его сыновей с руками, поднятыми в республиканском приветствии.

То же самое приветствие использовали революционеры из рядов третьего сословия, принося клятву учредить во Франции конституцию.

Многие представители духовенства и даже некоторые дворяне присоединились к Национальному собранию. В ответ король заявил, что готов сделать Генеральные штаты регулярным органом власти, однако настаивал на том, что сословия не должны перемешиваться. Он пригрозил собранию силой, потребовав, чтобы заседания палат проходили в соответствии с исходным порядком. Однако, встретившись с их неповиновением, никакой силы он применять не стал. Король отступил и неуклюже приказал всем остальным присоединиться к третьему сословию.

Лидерами Национального собрания были просветители. Их идеи носили отчетливо либеральный и уравнительный характер. Их девизом стала знаменитая триада – свобода, равенство, братство. Они издали манифест под названием «Декларация прав человека и гражданина». В этом документе речь шла не только о правах французов, но о правах всего человечества. Вот основные статьи этого документа в кратком изложении[9]:

Люди рождаются и остаются свободными и равными в правах.

Таковые – свобода, собственность, безопасность и сопротивление угнетению.

Источником суверенной власти является нация.

Свобода состоит в возможности делать все, что не наносит вреда другому.

Все граждане имеют право участвовать лично или через своих представителей в создании закона.

Никто не может подвергаться обвинению, задержанию или заключению иначе как в случаях, предусмотренных законом, который должен устанавливать наказания лишь строго и бесспорно необходимые.

Никто не должен быть притесняем за свои взгляды, в том числе религиозные.

Каждый гражданин может свободно высказываться, писать, печатать, отвечая лишь за злоупотребление этой свободой в случаях, предусмотренных законом.

Общество, где нет разделения властей, не имеет Конституции.

Это великий документ, основополагающий документ современной демократии… Однако революция, которую он породил, была страшна.

Люди, разработавшие эти принципы, мечтали о конституционной монархии по английскому образцу. Однако в каком положении оказывался король, если провозглашалось, что вся нация располагает властью и свободой решать свою судьбу, а все граждане равны? Составители этого документа сами стремились во власть и, когда пришло время писать конституцию, постановили, что избирательное право получат только владельцы собственности. Однако как же они могли лишить его обычных людей, провозглашая одновременно всеобщее равенство? Ведь это именно действия простого народа вынудили Людовика принять декларацию. Народ штурмовал королевскую крепость Бастилию, вынудил короля покинуть свой дворец в Версале и жить посреди простых людей в Париже. Народ, оказав содействие Революции, не собирался теперь отступаться.

Итак, во Франции прозвучало уже слишком много угроз и обещаний и рассчитывать на конституцию английского образца или бескровную революцию, подобную «Славной революции», не приходилось. Английская революция не несла с собой радикально новых идей; здесь же явно наблюдался их переизбыток. Вскоре король дал понять, что не принимает объявленных революционерами новшеств и что, покуда власть в его руках, он будет препятствовать любым изменениям. Это развязало руки радикалам. Они настаивали на том, что революционерам нужно заключить союз с народом и взять под контроль или вовсе устранить короля, чтобы тот не мог посягать на нововведения. Такое развитие событий вызвало реакционные настроения у тех, кто жаждал изменений, но не хотел видеть народ у власти.

Вскоре борьба происходила уже в стане революционеров. Одна из причин, по которой Давид так и не превратил свой набросок «Клятвы в зале для игры в мяч» в полноценную картину, заключалась в том, что некоторые изображенные на нем люди были казнены как враги Революции. Радикалы стали называться якобинцами, поскольку их собрания проходили в бывшем доминиканском монастыре святого Якова. Их лидером был Максимилиан Робеспьер – холодный, словно из стали сделанный человек. Якобинцы установили в стране революционную диктатуру. Они казнили короля, исключили своих противников из Национального собрания и закрыли их газеты, учредили специальные суды, казнившие изменников Революции и представлявшие собой скорее пародию на правосудие. Установленную ими диктатуру якобинцы оправдывали тем, что Франция находится в смертельной опасности: дело в том, что они развязали войну с европейскими монархиями с целью вынудить их принять принципы Прав Человека.

Созданная ими для этой цели армия строилась на новом принципе: все мужское население страны было обязано нести воинскую повинность – по сути, это был вооруженный народ.

Революционеры прочли Ливия по-своему. Святым покровителем революционной тирании стал Брут, основатель Римской республики, давший согласие на казнь собственных детей. Его бюст занял почетное место возле трибуны в зале собраний. В честь Брута переименовывали улицы, родители давали детям его имя. С момента учреждения якобинской республики были запрещены игральные карты с изображением королей, королев и валетов. Их место заняли мудрецы, добродетели и воины. В числе мудрецов был Брут. К королю относились как к Тарквинию; призывать к восстановлению монархии, как и в Риме, считалось преступлением. Эта безжалостная республиканская доблесть, вера в то, что все должно быть принесено в жертву государству, готовность проливать реки крови и считать это актом очищения – все это вклад римлян в создание первого современного тоталитарного государства.

Глава 6

Императоры и папы

Истоки нашей истории восходят к великой Империи и ее крушению. Европа многое унаследовала от Рима, а сформировалась – в результате его падения. Название знаменитой книги Эдварда Гиббона – «Упадок и разрушение Римской империи» – глубоко сидит в нашем сознании. Мы задаемся вопросом: что должны были чувствовать люди, жившие после этого события, знавшие, что великая цивилизация существовала – и вдруг исчезла? Однако если бы вы спросили у средневекового рыцаря или интеллектуала, каково это – жить теперь, осознавая, что империи больше нет, они бы пришли в недоумение. Для них Римская империя никуда не исчезала. И действительно, государственное образование, носившее имя Римской империи, существовало в Европе вплоть до XIX в. Последний его правитель возводил свою генеалогию к Августу. Как так получилось?

Правление Августа началось в 27 г. до н. э. Около 400 г. н. э. основанная им империя была разделена на западную и восточную. Первая вскоре пала, просуществовав, таким образом, около пятисот лет. Вторая простояла еще тысячу – до 1453 г. Стоит отметить, что варвары, захватившие западную половину империи, признавали власть восточного императора. Например, Хлодвиг – первый христианский король франков – получил от него титул консула. Восточного императора признавал также и папа, сохранивший свою власть над Римом. Таким образом, в глазах понтифика, несмотря на нашествия варваров и падение империи на западе, ключевые фигуры старого порядка остались нетронутыми: в Риме находился сам папа, а в Константинополе – христианский император. Предполагалось, что эти два центра власти – папа и император – будут сообща управлять христианским миром. Однако, когда папе в действительности понадобилась помощь, император едва мог сделать что-либо существенное, чтобы спасти его.

Угроза пришла с севера, от лангобардов – германского племени, организовавшего вторую волну нашествий на Италию, которая пришлась на VIII столетие. Лангобарды намеревались полностью завоевать Италию, включая Рим и прилежащие к нему земли, что представляло огромную опасность для папы. Даже в наше время у папы есть свой собственный островок земли – Ватикан. Он совсем крошечный, но тут располагается его государство, не входящее в состав Италии. Папы всегда боялись потерять статус суверена на своей территории, из-за чего они лишились бы независимости. Представим, что Ватикан – это просто часть Италии. Итальянское правительство может принять закон, согласно которому во всех сферах жизни, включая церковную, объявляется равенство. Церковь начинают преследовать за то, что в сан епископа (не говоря уже о папе) никогда не была возведена женщина. Имущество Ватикана облагается налогом в пользу государства. Правительство принимает закон, предписывающий разместить презервативы во всех общественных туалетах…

Вот поэтому в VIII в. папа и не хотел подчиняться лангобардам. Когда они вторглись в Италию, он обратился за помощью к восточному императору, однако тот был поглощен войной против арабов, атаковавших его территории. Поэтому папа обратил свой взгляд к северу от Альп, к франкам – германскому племени, которое сумело создать сильнейшее государство на западе, на территории современной Франции. Христианский король франков Пипин отправился на юг в Италию и разбил лангобардов. Он гарантировал безопасность папы, передав ему во владение обширные территории, образовавшие пояс вокруг Рима. С течением времени границы Папской области часто менялись, однако понтифику всегда принадлежали довольно крупные земли. Только в XIX столетии, когда оформилось единое итальянское государство, территория папского государства приобрела те крошечные размеры, которые она имеет сейчас.

Сыном Пипина был Карл Великий. Он существенно расширил границы Франкского королевства. Его власть простерлась за Пиренеи в Испанию, он контролировал половину Италии, включая земли, подаренные его отцом папе, а также территории к востоку от франков – значительную часть современной Германии вплоть до Австрии. Начиная с падения Римской империи, в Европе никогда не было столь обширных государств (за исключением недолговечных империй Гитлера и Наполеона). В Германии Карл Великий столкнулся с племенем саксов, которое не участвовало в походах на Римскую империю.

Расширение королевства франков, охватившего территории современных Франции и частично Германии, Испании и Италии

Саксы были язычниками. Карл поставил их перед выбором: либо обращение в христианство, либо рабство и плен в его королевстве.

В 800 г. Карл Великий приехал в Рим и посетил рождественскую мессу в кафедральном соборе города. По окончании мессы папа, как будто ненароком, возложил корону на голову Карла и объявил его римским императором. Так папа обзавелся своим «личным» императором, чтобы иметь в союзниках могущественного покровителя. Однако тем самым он отворачивался от восточного императора, и этому нужно было найти оправдание. Ничего не могло быть проще: в тот момент в Константинополе на трон взошла женщина, перед этим ослепившая и избавившаяся от своего сына, законного императора. Коронация Карла из рук папы лишала ее императорской власти над Западом.

Впоследствии папы и императоры ожесточенно спорили о том, что же произошло в рождественскую ночь 800-го года в кафедральном соборе города Рима. Папы делали акцент на том, что именно их предшественник возложил корону на голову Карла. По их мнению, этот акт символизировал его превосходство над императором. Однако было известно, что папа, водрузив на Карла эту корону, поклонился ему. Императоры утверждали, что тем самым он признавал превосходство их предшественника. Они резонно замечали, что папе не оставалось ничего другого, кроме как обратиться за помощью к Карлу, поскольку тот был очень влиятельной фигурой своего времени и, что важно, добился этого положения благодаря собственным усилиям. Он не был обязан своим могуществом содействию пап.

Империя Карла сильно отличалась от римской, да и сам он вряд ли походил на римского императора. В сущности, он по-прежнему оставался варварским королем. Интересно, что Карл пытался заняться самообразованием: выучился читать на латинском, однако писал уже с трудом. До самой смерти он держал возле своей постели маленькую восковую табличку, чтобы упражняться в письме, однако так толком и не обрел этого навыка. При этом империя была для Карла в первую очередь цивилизующей силой – и это было подсказано ему римским примером. Он помнил, что его германские предки жили грабежом и что этот грабеж, по сути, и привел их в Римскую империю. Государство можно устроить таким образом, что оно будет работать как система, направленная на грабеж одних и обогащение других – тех, кто находится у власти, и их приближенных. Существуют как древние, так и современные государства такого типа. Святой Августин, живший в последние дни Западной Империи, писал в своем «Граде Божьем»: «При отсутствии справедливости, что такое государства, как не большие разбойничьи шайки?» Карл знал это сочинение и понимал, о чем говорит Августин, один из его любимых авторов. Покуда саксы, обитавшие у его восточных границ, были язычниками, он мог поступать с ними жестоко и беспощадно. Как только они стали христианами и вошли в состав его королевства, он должен был взять на себя заботу о том, чтобы ими правили по справедливости.

Карл, несмотря на то что сам не мог похвастаться большой ученостью, всячески заботился об образовании, покровительствовал книжникам и интеллектуалам. От них он требовал разыскивать и переписывать античные манускрипты. Практически все латинские сочинения, дошедшие до нашего времени, были переписаны в годы правления Карла. Без него наше античное наследие было бы крайне скудным.

В своем правлении Карл сталкивался с огромными трудностями. У него не было централизованного аппарата управления, коммуникации оставляли желать лучшего, торговля была в упадке, города достигли крошечных размеров, повсюду царил хаос. Во всех этих отношениях его империя кардинально отличалась от Римской. Система управления королевством строилась на простом назначении на места графов и герцогов, которые держали местных феодалов под контролем и гарантировали их лояльность. У империи Карла не было никакого институционального основания; все управление зависело от личной власти того, кто стоял во главе.

Карл возвел королевский дворец в Аахене – городе, который сейчас расположился недалеко от границы между Германией и Бельгией, а во времена правления Карла занимал практически центральное положение в его королевстве. От дворцового комплекса до нас дошла лишь капелла, построенная в романском стиле, то есть с использованием округлых арок – в подражание Риму. Колонны, на которых покоились эта арки, и вправду были римскими: Карл привез их из Италии.

Построив громадную империю, положив на это столько усилий, Карл – в соответствии с германским обычаем – решил, что после его правления державу нужно разделить между его сыновьями. Однако на момент смерти Карла в живых оставался лишь один его сын, и потому раздел империи произошел поколением позже – между его внуками, которые тут же принялись воевать друг с другом. Империя Карла распалась на три части. Западный удел со временем превратился в современную Францию; восточный стал предшественником Германии. Однако из-за междоусобных войн между потомками Карла и хаоса, вызванного нашествием норманнов, разработанные им методы управления канули в Лету. Многочисленные графы и герцоги превратились в независимых властителей на местах, их верность королю – кто бы им ни был – была очень условной. Европа вернулась к тому состоянию, в котором она пребывала сразу после крушения Рима: образовался вакуум власти. Перед тем, как здесь могли вновь появиться сильные монархии, королям нужно было подчинить себе герцогов и графов.

С исчезновением империи Карла папа потерял своего главного заступника. Какое-то время он пытался опираться на всевозможных мелких итальянских правителей, коронуя императорской диадемой то одного, то другого. Однако вскоре, в 962 г., в германской части бывшей империи Карла возвысился новый могущественный властитель – Оттон I. Папа возложил на него императорскую корону, и с тех пор, кто бы ни становился королем в Германии, он также получал от папы титул римского императора, а затем – императора Священной Римской империи.

Германские короли были единственными выборными монархами в Европе. До соприкосновения германцев с Римской империей они придерживались смешанной системы, сочетавшей в себе наследственную и выборную модели. Она предполагала избрание монарха, при этом кандидатами являлись все мужские представители королевской семьи. Такая система гарантировала, что трон не перейдет по праву наследства какому-нибудь никчемному сыну короля (чего страшно не хотели суровые германцы), а правителем будет избран умелый воин.

Интересно, что во Франции у королей долгое время рождались здоровые дети, и потому наследование от отца к сыну в конце концов превратилось в единственный способ определить следующего монарха. Германские короли не всегда имели здоровых наследников, а потому здесь возобладала выборная система, закрепившаяся в тот момент, когда германские правители стали на регулярной основе короноваться как императоры Священной Римской империи. Император контролировал весь христианский мир, и выборы как бы гарантировали, что теоретически любой христианский правитель может быть призван на эту службу. На практике же почти всегда избирался один из германских князей.

Поначалу число выборщиков было довольно большим, в него входили разные местные властители, например архиепископы или герцоги. Со временем их количество сократилось до семи. Они носили имя «курфюрстов».

Как и всем европейским монархам, германскому королю/императору приходилось бороться за то, чтобы распространить свою власть на местных властителей, некоторые из которых были одновременно его выборщиками. Поскольку императору нужно было задобрить курфюрстов, чтобы они за него голосовали, иногда он готов был уступить немного власти, а не притязать на нее слишком активно. Ситуация осложнялась тем, что, помимо борьбы за власть на местном уровне, император был вовлечен в противостояние с человеком, который мог позволить себе соперничать с ним в вопросах власти и престижа, – с папой римским.

Папа и император многое сделали для укрепления власти друг друга. Императоры покровительствовали папам, главным образом защищая их территории от внешних угроз. Время от времени они снаряжали походы в Рим, чтобы убедиться, что престол святого Петра занимает поистине благочестивый человек, а не какой-нибудь авантюрист. Папы укрепляли власть императоров, коронуя их и присваивая им этот титул. Однако с одиннадцатого столетия их отношения разладились. Папы стали настаивать на том, что местные церкви должны напрямую подчиняться Риму, а светские короли и принцы не должны вмешиваться в их внутренние дела.

Католическая церковь была крупнейшим международным институтом Средневековья. В то же время ее власть постоянно оказывалась под угрозой, поскольку короли и другие местные властители стремились контролировать деятельность епископов на своих территориях. При этом они не останавливались на простом участии в церковных делах. Дело в том, что епископы обладали властью назначать людей на разные церковные должности – от священников до высокопоставленных иерархов, – к тому же под их контролем находились огромные земли, приносившие им серьезный доход. Иногда в руках церкви сосредотачивалась треть всех земель в стране; в Германии ей принадлежала почти половина всей территории. Светские власти, разумеется, хотели влиять на то, как епископы распоряжаются своим невероятным могуществом.

Когда мы говорим о церкви как о международной организации, речь идет вот о чем. Представим себе такую ситуацию. Компания «Тойота», главный офис которой находится в Токио, производит легковые автомобили. У нее есть филиалы по всему миру. Допустим, исполнительного директора австралийской «Тойоты» назначает премьер-министр страны, а руководителя предприятия – мэр города, в котором оно находится. Формально и исполнительный директор, и руководитель предприятия находятся в подчинении у Токио, однако на практике, разумеется, они в большей степени ориентируются на мэра и премьер-министра Австралии, поскольку опасаются вызвать их недовольство. В свою очередь мэр и премьер-министр далеко не всегда выбирают тех людей, которые хоть сколько-нибудь понимают в автомобильном деле. Скорее они назначат на эти посты тех, кому они должны угодить на текущей неделе. То же самое происходило и в средневековой церкви: различные местные властители и европейские короли подрывали ее изнутри, расшатывали и разворовывали, стремясь ослабить власть Рима.

Григорий VII стал тем папой, который вознамерился пресечь все эти закулисные игры и решительно попытался вернуть власть Риму. Он принял сан понтифика в 1073 г. и вскоре объявил, что отныне только папа будет назначать епископов. Император Генрих IV ответил, что он оставляет это право за собой, и не стал отступаться. Тогда папа предал его анафеме, то есть отлучил от церкви. С этого момента император не имел права принимать участия в мессе и других церковных таинствах. Анафема всегда была действенным оружием в руках пап, поскольку, отлучая императора от церкви, они тем самым давали сигнал людям, проживавшим на его территории, что они теперь имеют законное право ему не подчиняться. Немецкие князья и герцоги, всегда стремившиеся избавиться от контроля со стороны императора, каждый раз с воодушевлением встречали известие о его отлучении, ведь они получали формальное право перестать с ним считаться.