Сила привязанности. Эмоционально-фокусированная терапия для создания гармоничных отношений Джонсон Сью

Я (наклоняясь вперед, говорю тихо и медленно): Да, возможно, вас никогда не поддерживали, не утешали, не успокаивали, не заботились о вас. Вы не умеете расслабляться рядом с близким человеком. Ваш разум твердит: «Вы что, смеетесь? Будь начеку… Борьба — единственный способ. Все остальное — небезопасно». (Сара плачет.) Но вы чувствуете себя одинокой. И вам больно. Потому что, встретив Галена, вы позволили себе понадеяться на безопасные отношения, правда? Но вам причинили столько боли, что кажется проще смириться с ней и перестать надеяться. (Второе движение ЭФТ-танго — углуб­ление эмоционального конфликта между стремлением к близости и боязнью оказаться уязвимым.)

Сара: Я не могу забыть о тех страданиях, которые мне причиняли в прошлом. Просто не могу.

Я: Вам и не нужно забывать. Эта боль имеет важное значение. Но вы с Галеном можете помочь друг другу справиться с ней и жить дальше. Полагаю, в ходе терапии вам уже многое удалось сделать. Но сейчас вы, похоже, говорите мужу: «Я боюсь рисковать. Мне нужна твоя помощь, я не могу открыть дверь. Я даже не знаю толком, что значит быть любимой, не представляю, каково это».

Сара (тихо и нерешительно): Я просто не способна это обсуждать, не знаю, как это сделать. (Галену.) Я не знаю, как попросить тебя о помощи, как начать доверять тебе. (Женщина самостоятельно переходит к третьему движению танго.)

Я (тихо): Думаю, что вы не чувствуете себя в безопасности. Вы научились заботиться о себе сами, быть настороже и сражаться. По той же схеме вы действуете и с мужем. Вы говорите ему: «Я не знаю, как открыть дверь, чтобы мы вместе начали разучивать новый танец, сближаясь и чувствуя себя в безопас­ности». Но прямо сейчас вы делаете шаг вперед, когда делитесь своими эмоциями и рассказываете о том, как это сложно. (Быстрое переключение к четвертому и пятому движениям танго — анализу важного взаимодействия и интеграции и подтверждению.)

Сара: Да. Вы подали мне надежду. (Слабо улыбается.)

Я: Гален, я понимаю, что вы действуете осторожно. Вы не хотите снова воевать. (Мужчина кивает.) Но вы же знаете, как расположить к себе Сару, помочь ей сблизиться с вами? Вы же ухаживали за ней когда-то?

Гален (улыбаясь): Ухаживал. Сейчас, когда я понимаю, что ей требуется моя помощь, это многое объясняет. Я готов быть рядом. (Эта фраза подтверждает оценку ситуации психотерапевтом, с которой я ознакомилась перед сеансом. Гален готов к восстановлению контакта и хочет помочь своей жене.) Если бы я только знал, что я ей нужен! (Поворачивается к Саре.) Мне и правда очень важно это слышать.

Я (делаю акцент на его словах): Вы говорите: «Мне тоже страшно сближаться после всех наших ссор и ран, что мы нанесли друг другу. Но если я буду знать, что нужен тебе, возможно, я пойму, как могу помочь. Может быть, нам удастся ощутить себя в безопасности и сблизиться? Но мне тоже страшно». Скажите жене об этом.

Гален (мне): А вдруг я сделаю что-то не так и наступлю ей на ногу? Все очень неопределенно. Я не знаю точно, что нужно делать. Но если я необходим Саре, то это уже ответ на один из моих вопросов!

Я: Да, это очень важно — знать, что ты нужен другому человеку. Тогда можно двигаться дальше. Вы застряли в этой ситуации, хотите действовать осторожно и зациклились на мысли: «Я не должен ошибиться». Но теперь вы знаете, что за отчуждением и воинственностью вашей жены скрывается боль от ощущения, что она вам не нужна, что ей требуется ваша помощь, что она на незнакомой территории и не представляет себе, что значит быть любимой, позволить о себе заботиться, чувствовать себя в безопасности. Она не может рискнуть и сама открыться перед вами. И тогда ситуация, возможно, становится для вас более понятной. (Гален кивает.) (Этот повтор необходим, чтобы муж получил полное представление о чувствах жены и чтобы продолжить вовлекать ее в процесс, опираясь на полученный образ.) Что вы чувствуете, когда слышите, что Сара словно застыла и ждет от вас внимания к ней, поможете ей сблизиться с вами? (Четвертое движение танго — анализ важного взаимодействия, которое формируется в жизни Галена и Сары.)

Гален (смеется): У меня мурашки по коже. (Я делаю движение рукой, призывая мужчину поделиться этой информацией с женой. Он поворачивается к ней.) Оказывается, ты ждешь, что я приду и помогу тебе, буду ухаживать за тобой, — вот это да! (Сара начинает хихикать.)

Я: Сара, вы верите мужу? Видите, как он пытается найти ключ к вашей двери?

Сара: Что ж… Я попробую. Но чувствую, что дракон просыпается. Та часть, которая хочет меня защищать.

Я: И что же говорит этот дракон? (Сара молчит.) Может быть, он говорит, что муж снова вас подведет? (Я интерпретирую качественно новый для женщины опыт, чтобы продолжать второе движение танго — углубить эмоции, которые направляют ее в танце с Галеном.)

Сара: Именно это. Он говорит, что муж снова меня подведет.

Я: Ясно. Любящие люди действительно иногда подводят друг друга. Мы не всегда способны танцевать в паре и гармонично сосуществовать. Иногда мы наступаем друг другу на ноги. Но вы учитесь учитывать свои промахи и залечивать раны. Я понимаю, что такая стратегия вам непривычна, ваша прежняя жизнь, в том числе и с Галеном, совершенно другая. Вам нанесли глубокие раны. Что вы чувствуете, когда слышите слова супруга о том, что у него мурашки по телу при мыслях о вашем возможном сближении?

Сара: Это хорошие ощущения. Такой решительный шаг, такой смелый поступок. (Поворачивается к Галену.) Когда я пыталась это сделать, все закончилось ссорой. Ты наорал на меня. (Сара снова переключается к третьему движению танго — более тесному контакту с партнером — без помощи психотерапевта. В ходе работы мы естественным образом опираемся на движения танго, пара использует мои подсказки и формирует процесс общения.)

Я: Что вы чувствуете, когда говорите эти слова? Это смелый шаг. Раньше вам было так плохо и так больно. Когда вы слышите, что муж хочет, чтобы вы открылись…

Сара (ее лицо приобретает кроткое выражение): Мне страшно. Откуда я знаю, к чему это приведет? Я не чувствую себя в безопас­ности.

Я (наклоняюсь вперед и дотрагиваюсь до руки женщины): Верно. Вы говорите, что вам это тяжело дается. Вам страшно решиться, позволить себе надеяться, что Гален будет рядом. Ч­то-то вроде: «Я буду ждать твоей любви, надеяться, а потом мне будет больно. Я как будто…» (Второе движение танго — углуб­ление эмоций, мы изучаем сильный страх Сары, который мешает ей двигаться вперед.)

Сара: Как будто я голая. Мне страшно даже быть в этом кабинете!

Я: Понимаю. (Признаю ее нерешительность.) К­акая-то часть вас, наверное, говорит: «Не вздумай, не вздумай! (Сара интенсивно кивает.) Тебе снова причинят боль». И все же вы обсуждаете этот решительный шаг. Не отказываетесь сразу. Вы сказали: «Это смелый поступок». И вы правы. Гален мог ранить вас — в тот момент, когда вы положили оружие и сняли доспехи. В самом начале, перед сеансом, вы задали мне вопрос о любви. К­акая-то часть вас еще борется и спрашивает: «Могу ли я рассчитывать на любовь?» Даже прийти сюда — для вас очень смелый поступок. И вам требуется помощь мужа — чтобы умиротворить сидящего внутри дракона? (Сара кивает.) Вы ужасно напугали друг друга. Похоже, вы умеете искать слабые места и бить по ним или наглухо закрываться от своего партнера. Но вот вы здесь, на незнакомой территории. Сара, вы спрашиваете: «Неужели кто-то и правда будет обо мне заботиться? Что произойдет, если я открою ему душу? Смогу ли я сделать этот решительный шаг?» Это очень тяжело. Сара, что вы чувствуете, когда беседуете со мной? Вам очень сложно открыться и дать мужу шанс поддержать вас, позаботиться о вас? (На этом этапе ЭФТ становится очевидной важность тех сложностей, с которыми сталкивается партнер, — изоляция, конфликт, проблема выбора, страх беспомощности.)

Сара (тихо): Неужели это так? Неужели люди способны на это? Я обращаюсь к вам. Может быть, любовь — это полная ерунда? (Такой вопрос разрывает сердце психотерапевта, и на него нужно отвечать как можно более естественно.)

Я: Да, любовь есть. И страшно абсолютно всем. Но особенно пугает то, что в детстве люди, на которых вы рассчитывали, сделали вам больно и предали вас. Они внушили вам, что близость опасна, а теперь вы и ваш партнер не знаете, как создать атмосферу надежности. Вы с Галеном застряли в своих ссорах. И все-таки решение есть. Мы стремимся к очень важной цели.

Сара: Да, я хочу укрепить нашу связь. Я хочу узнать, каково это. Не думаю, что когда-нибудь я испытывала что-то подобное. (Женщина плачет.)

Я: Сложно жить без близкого человека, правда? (Сара кивает.) Даже если у нас никогда не было надежной привязанности, мы знаем, что нам чего-то не хватает, нам больно оттого, что этого нет. Жизнь без близких отношений полна грусти и боли. И мы продолжаем к ним стремиться. Скажите об этом мужу. (Я напрямую обращаюсь к внутреннему стремлению к привязанности. Это третье движение танго: после углубления эмоций я инсценирую важный контакт, опираясь на эту эмоцию.)

Сара (мне): У меня даже с матерью никогда не было близких отношений! Никто не защищал меня, я никому не была нужна! Я этого просто не умею… сближаться с другими. (Женщина плачет.)

Я: Вам тяжело даже надеяться — сидеть здесь и говорить мужу: «Мне нужна твоя помощь. Я хочу, чтобы ты пришел и забрал меня, помог открыть дверь. Мне грустно и страшно, но я хочу быть ближе к тебе». (Углубление эмоций через опосредованную интерпретацию.) Скажите ему. (Показываю на Галена.)

Гален (вмешивается): Я покажу, как это сделать. Я научу тебя, я хочу помочь. Возможно, я не эксперт в этом, но, думаю, справлюсь. Я хочу попробовать. Опыт отцовства многому меня научил, а мой дядя говорил, что…

Я (перебиваю его, чтобы снова сфокусировать пару): Гален, вы хотите поддержать жену, прекратить ее агонию, помочь ей почувствовать себя в безопасности — скажите ей об этом.

Гален (Саре): Я не могу смотреть на то, как ты сидишь и плачешь. Я научу тебя открываться. Я буду рядом. Иногда мы будем совершать ошибки, но… если я буду знать, что тебе нужна помощь… Ошибки порой бывают серьезными… (Теряет нить разговора.)

Я: Вы не хотите причинить Саре боль? Желаете быть рядом? Чтобы помочь ей чувствовать себя в безопасности, а не провести всю жизнь в стычках — ведь ей так одиноко. Но вашей жене сложно рискнуть и довериться вам. Скажите ей об этом снова. (Я опять фокусирую Галена и придерживаюсь третьего движения танго.)

Гален (обращается к Саре, подавшись вперед, говорит тихо, но убедительно): Я хочу быть рядом с тобой. (Женщина пристально смотрит на мужа.)

Я (тихо): Сара, вы слышите? Чувствуете ли вы, что готовы поверить ему?

Сара: Я пытаюсь, но мне сложно. У меня в голове мысли путаются — стоит ли открываться?

Я: Да, это тяжело. Довериться человеку после всего, что вы пережили. Как Гален может помочь вам? Прямо здесь и сейчас?

Гален (настойчиво): Скажи, скажи, что мне сделать.

Сара (меняет канал и обращает все в шутку): Прямо сейчас — ничего, здесь слишком много зрителей!

Я (Сара возбуждена, поэтому я делаю акцент на предложении ее супруга): Гален, это здорово! Вы протянули руку своей жене. Как будто сказали: «Я просто ждал явного сигнала, что я тебе нужен. Я хочу помочь тебе и не желаю тебя ранить». Судя по тому, что я вижу и слышу, вы действительно поддерживаете Сару. Это чувство возникло неожиданно: вы поняли, что жена застряла в своем страхе, но все же хочет сблизиться с вами, и это вас воодушевило! Вы ведь и правда хотите заботиться о ней? (Я подчеркиваю сообщение Галена и его значимость с точки зрения привязанности.)

Гален: Да. Я словно только что очнулся. Я только не знаю, как мне достучаться до Сары, как убедить ее положиться на меня и довериться мне, дать мне шанс.

Сара (обращаясь ко мне, переключает канал, говорит рассудительно): Да, но как же выстроить доверительные отношения?

Я: Вы делаете это прямо сейчас. Я знаю вашу историю, Сара, и понимаю, что до встречи с Галеном у вас не было ни малейшей причины снова поверить мужчине, положиться на него. И все же вы с мужем прошли долгий и сложный путь, потому что ни один из вас не знает, как сформировать безопасную и наполненную любовью атмосферу. И вот вы здесь. Вы задаете мне серьезные вопросы, на которые сложно ответить. Вы делаете маленькие шажки и просите помочь вам справиться со страхом. Это невероятно, вы смелая женщина. А вы, Гален, тоже преодолеваете свои страхи — снова погрязнуть в ссорах, сделать что-то не так и разочаровать жену. Вы протягиваете руки ей навстречу. (Это четвертое и пятое движения танго — анализ важного взаимодействия, интеграция и подтверждение.)

Гален (Саре): Да, именно — я протягиваю руки тебе навстречу. Я хочу отважиться на это.

Сара (неожиданно съеживается и робко говорит): Я… я не знаю, что сказать. Я чувствую себя так… неловко.

Я: Вы к такому не привыкли. (Сара кивает.) Вы оказались в непривычной атмосфере. Когда мы боимся и музыка вдруг меняется, мы не подхватываем танец, как балерина, а спотыкаемся. Мы боимся упасть и что партнер нас не подхватит. (Сара хихикает.) Вы сказали, что хотите стать ближе с Галеном, и вот он рядом, но вы чувствуете себя неловко. Вам это непривычно. Ваш муж здесь, он полон решимости и просит вас рискнуть и начать танцевать с ним другой танец. (Возвращаюсь к первому движению танго — отражению текущего процесса.)

Сара: Да, я понимаю. И я действительно стараюсь. Я так хочу стать ближе к мужу. И в то же время сомневаюсь — действительно ли мне это нужно?

Я: Несомненно. Это необходимо. Вы хотите сближения, но у меня такое впечатление, что голос внутри вас твердит: «Ты что, с ума сошла? Будь настороже, применяй привычную тактику — ссориться или игнорировать мужа. Заставь замолчать надежду, подави желание близости и жди, когда появится враг! Тебе это знакомо». (Я использую эмпатическое предположение, чтобы Сара не теряла связь со своими эмоциями, и подтверждаю ее страх и стремление сохранять бдительность.)

Сара: Раньше враг всегда появлялся. Сначала отец и пять братьев. Потом начали воевать с супругом. Так что…

Я: Вы непримиримый боец. Скажите Галену: «Мне так сложно сложить оружие и попросить тебя о помощи, показать, что я не справляюсь. Мне сложно признать, что я хочу быть ближе к тебе и боюсь этого. Это меня пугает». Я правильно понимаю? (Сара энергично кивает.) (Учитывая карту эмоций ЭФТ и значение привязанности, мне относительно легко настроиться на клиента и проявить эмпатию.) Для вас сказать: «Помоги мне справиться со страхом» — все равно что выйти в открытый космос, так? Тогда скажите мужу об этом.

Сара (обращается ко мне, улыбаясь сквозь слезы): Какая же вы хорошая! (Это один из вариантов выхода из ситуации — переключение внимания.)

Я: Нет! Я просто знаю правила игры. Это вы хорошая, вы — смелая. Вы хотите сделать шаг вперед. Я лишь задала направление и создала безопасную атмосферу. Скажите ему. (Если психотерапевт понимает, что близок к цели, он может быть более настойчивым, ожидая при этом сопротивления и нерешительности.)

Сара (Галену): Если я подам тебе сигнал, ты поймешь? Иногда я шучу, а ты не реагируешь не мои шутки.

Я (Саре): Я правильно понимаю? Вы подаете сигнал, что хотите сблизиться, но маскируете его под шутку. Сигнал завуалирован. Так вы чувствуете себя безопаснее. (Женщина смеется и соглашается.) Но муж не понимает, что вы подали сигнал. И воин внутри вас говорит: «Глупо надеяться, что он ответит. Супруг снова тебя подведет. Рисковать точно не стоит».

Сара: Именно так.

Я: Понятно. Думаю, что все так поступают, когда не чувствуют себя в безопасности. Мы одновременно и стараемся спрятаться, и зовем на помощь. Мы не хотим показывать свои уязвимые места. Я так же веду себя с мужем. Говорю на греческом, а потом злюсь, потому что он ничего не понял. (Мы все смеемся.) Я ожидаю, что муж расшифрует мое сообщение и мне не придется говорить открыто и рисковать, так как на самом деле я боюсь. Но супруг ничего не понимает. (Селективное раскрытие информации о себе, чтобы нормализовать опыт и предотвратить появление чувства стыда, — часть ЭФТ.) Рисковать очень сложно: нужно открыться и сделать решительный шаг. И в итоге можно пострадать. Все хотят стать ближе к партнеру, но не рисковать. В том числе и я! (Меняю тон.) Но Гален сейчас рядом. (Мужчина действительно очень внимательно слушает, подавшись вперед.) И он хочет услышать ваши слова. (Говорю медленно.) Сара, если муж действительно поймает сигнал, то будет рядом. (Женщина смотрит на супруга, внимательно изучая выражение его лица.) Наверное, вам сложно поверить, что сейчас он предлагает вам ту близость, которая всегда казалась недоступной. Муж хочет заботиться о вас. (Послание Галена может разжечь желания Сары, успокоить ее страхи и предложить решение для ее экзистенциальной проблемы, и я просто повторяю его.)

Сара (не выдерживает и начинает плакать): Я хочу этого. Очень хочу. Я так одинока. Но я не умею открываться, не знаю, как это сделать. А вдруг я обманусь? (Смотрит в пол.)

Гален (тихо): Я хочу помочь тебе, Сара. Я хочу, чтобы ты почувствовала, что ты… любима.

Я: Сара, посмотрите, пожалуйста, на мужа. Вы слышали, что он сказал? (Сара смотрит на супруга.) Гален, можете повторить это еще раз? (Мужчина повторяет то, что сказал. Сара смущена. Она исчерпала все знакомые ей приемы и нарушает собственные правила.) Сара, вы такая смелая, что пытаетесь довериться мужу и сказать: «Гален, я хочу стать ближе к тебе». Вам, должно быть, очень страшно ощущать, что вы нуждаетесь в привязанности, как и признать, что в этом вам требуется помощь. Вы привыкли выживать, либо воюя с другими, либо отгораживаясь от них, вы воспринимаете окружающих как врагов. Вы оказались в непривычной ситуации, так? Вы делаете рискованный шаг, отказываясь от постоянной борьбы и обнаруживая свое местоположение, чтобы муж мог прийти и забрать вас! Что вы ощутили, когда он произнес: «Я хочу, чтобы ты почувствовала, что ты любима»? (Четвертое движение танго — углубление важного взаимодействия.)

Сара (смотрит то на меня, то на Галена и говорит тихим, но напряженным голосом): Я не хочу быть одна. У меня такое ощущение, что я постоянно одинока и всегда была одинока.

Я: Да, я понимаю. (Тихо.) Вы говорите мужу: «Я пытаюсь рискнуть и сделать этот смелый шаг, одиночество причиняет мне боль. Я больше не хочу быть одна. Мне нужна твоя помощь». (Я отражаю экзистенциональную дилемму Сары — результат сложной травмы: она выбирает между возможным одиночеством и риском сблизиться и получить новую травму. Сейчас стремление к привязанности перевешивает страх.) Гален, вы слышите, что говорит Сара? Что вы ощущаете?

Гален (улыбается и протягивает руки к жене): Я ее слышу — я тебя слышу, Сара. Я просто хочу обняться, хочу обнять тебя. (Сара кивает и улыбается.) Нам было очень сложно, мы постоянно ссорились, осложнили жизнь и себе, и детям.

Я: Сара, вы слышите, что говорит муж? Вы готовы довериться ему?

Сара (улыбается и плачет): Я слышу, слышу. Такое приятное чувство.

Я (вдруг понимаю, что время сеанса истекло): Если бы вы только видели себя сейчас со стороны! Вы столько преодолели, были честны, говорили о своих сильных страхах, рисковали и учились доверять! Вот это да! Это начало нового сложного пути, который вы пройдете вместе со своим психотерапевтом, двигаясь маленькими шажками и учась помогать друг другу. Вас никто и никогда не учил этому, чувство безопасной привязанности вам незнакомо, поэтому вы не сумели создать ее и оказались в ловушке танца, который лишь подтвердил ваши худшие опасения. Но только посмотрите, на что вы способны! После всего, что вы пережили. Это просто невероятно. Гален, вы сказали: «Я просто жду от нее сигнала, я очень осторожен, боюсь, что что-то пойдет не так, поэтому не делаю первый шаг». Сара, а вы отметили: «Я не могу повернуться к нему. Мне слишком страшно. Это смелый поступок. Я не хочу быть одна, но… Мне нужна твоя помощь, чтобы мы стали ближе. Чтобы я смогла рискнуть. Приди и вытащи меня из моей скорлупы, из этой тюрьмы. Мне нужна твоя помощь». Только посмотрите, чего вы достигли! (Пятое движение танго.) Это удивительно. Для меня большая честь — работать с вами.

Мы завершаем сеанс на хвалебной ноте. После небольшого перерыва приходит обратная связь от группы людей, которые смотрели запись приема на видео. Сообщения полны неимоверной поддержки, зрители хотят подбодрить пару. Цель этого мероприятия — дать партнерам понять, что их взаимодействие заметили, поняли и поддержали. Это поможет сформировать прочную базу для дальнейшего прогресса в терапии.

КОММЕНТАРИИ ПО ПОВОДУ СЕАНСА

Запись беседы в целом точна, но сокращена, поскольку в ходе сеанса я чаще анализировала и делала повторы, чтобы углубить эмоцио­нальное вовлечение партнеров в процесс. Опыт подсказывает, что, когда необходимо осознать и преодолеть угрозу в незнакомой эмоциональной атмосфере, людям нужно услышать сигнал как минимум пять-шесть раз, чтобы начать воспринимать его. Мне нравится рассматривать подобное повторение как укрощение амигдалы. Подобно тому как успокаивают встревоженную лошадь, психотерапевт помогает клиенту перейти от полного сосредоточения на тревожащих факторах, блокирования и сопротивления новому к постепенному расслаблению и проявлению любопытства, медленному вовлечению в процесс и восприятию новой информации, при этом специалист успокаивает клиента и развеивает его страхи. В результате меняются модели, по которым протекает эмоциональная жизнь человека.

• Этот сеанс особенно интересен тем, что мы можем наблюдать, как возникают препятствия для процесса сближения и как они мешают формированию конструктивной зависимости. Мы наблюдаем, как проявляется и сохраняется неуверенность. Такие блоки, которые накапливаются, подпитывают друг друга и создают атмосферу беспорядочности и напряжения, мы можем наблюдать и в исследовании «Незнакомая ситуация»[2] с участием матерей и детей, и в ходе сеансов ЭФТ. Выглядят они следующим образом.
• Потеря эмоционального равновесия в моменты беспокойства из-за разлуки вплоть до полного погружения в себя и оцепенения. Утрачивается структурированная взаимосвязь с собой и основным эмоциональным опытом. Человеку очень сложно проанализировать собственные чувства, касающиеся привязанности. Интересно отметить, что наука видит взаимосвязь между четкой и связной эмоциональной коммуникацией в плане привязанности со стороны основного контактирующего родителя и формирующимся у ребенка типом привязанности в дальнейшем3. Именно родитель помогает ребенку определить эмоции, проанализировать их и действовать определенным образом, формируя модель его психического состояния. И затем уже ребенок действует самостоятельно.

  Пример

  Часто в кабинете психотерапевта можно наблюдать такую ситуацию. Клиент говорит: «Ну хорошо. Я постоянно злюсь. Любая мелочь выводит меня из себя. Но я и сам не понимаю, из-за чего начинаю сердиться». Или: «У меня все хорошо, больше сказать нечего. Что вы имеете в виду, когда спрашиваете, какие эмоции у меня возникают в связи с этим? Ничего себе, как быстро проехала вон та машина».

• Неспособность сформулировать четкий и связный эмоциональный посыл близкому человеку и стимулировать его ответ. Несомненно, сложно подать явный сигнал, если человек погружен в себя, находится в оцепенении или одержим инстинктом «бей или беги».

  Пример

  На приеме у психотерапевта клиент говорит безжизненным голосом: «Я не понимаю, чего хочу. Мне очень грустно. Но я совершенно точно знаю, что женился не для того, чтобы все время чувствовать себя одиноким. Ты постоянно все портишь». Или: «Мне не нужно рассказывать о своих чувствах. Если бы ты любил меня — сам бы догадался». Таким образом, стремление к более тесной взаимосвязи часто окрашено меняющимися эмоциями и конфликтующими сообщениями. Подспудная угроза мешает другому партнеру расшифровать посыл. Как выразилась моя клиентка: «Я хочу, чтобы он отреагировал, чтобы присоединился ко мне. Но если для этого нужно открыться и показать свою уязвимость, то я откажусь от этого».

• Неспособность воспринимать положительный отклик и утешения. Во время сеансов специалисты наблюдают, как некоторые партнеры активно ищут утешения и поддержки, но когда получают их, то не распознают сигнал, не доверяют ему и не принимают его.

  Пример

  Во время сеанса Кори просит Стива поддержать ее, но затем не принимает его помощь. Она говорит: «Раз ты способен быть рядом сейчас, то где же ты был все эти годы? Ты просто говоришь то, что я хочу услышать!» Стив в полной растерянности.

• Неспособность настроиться на волну партнера и ответить взаимностью на его заботу. Срабатывают те упомянутые выше блоки, которые мешают процессу налаживания взаимоотношений, а также индивидуальные блоки, препятствующие проявлению заботы о партнере и эмпатии.

  Пример

  Во время сеанса Джоан рассказывает: «Да, я вижу, что Билл ранен, как вы выражаетесь. Но, на мой взгляд, признать его страдания — значит аннулировать все гадости, которые он мне сделал. Билл просто хочет выйти сухим из воды». Люди с избегающим типом привязанности закрываются именно в тот момент, когда они сами или их партнер уязвимы.

• Неспособность обеспечить тихую гавань и прочную основу для новых моделей поведения — своего и окружающих, следовательно, неспособность начать доверять другим. Пересмотр рабочих моделей подразумевает умение сделать выводы из нового опыта — иногда это сложная задача.

  Пример

  Во время сеанса Джим не признаёт, что его партнер теперь способен идти на контакт. Он утверждает: «Да, она сейчас говорит, что ей не все равно, я это слышу, и мне становится легче. И все-таки я не верю, что хоть кому-то можно доверять. Сейчас она говорит одно, завтра скажет другое, послезавтра — третье. Она нападет на меня, как только решит, что ей это удобно».

Похоже, что Сара во время нашей совместной работы на каком-то уровне осознаёт, что временами может активно реагировать и легко вовлекаться в общение с мужем. Она посылает сигналы, которые маскируют ее уязвимость в отношении привязанности и потребностей за агрессивным поведением и кажущимся безразличием. Такая реакция разжигает страх Галена быть отвергнутым, и он тоже отдаляется. Мы работали именно над блоком, мешающим Саре открыться навстречу желанию мужа проявить заботу. В ЭФТ процедура разрушения любого блока следующая: настроиться на клиента, определить блок, обозначить его, подтвердить его и раздражать его, подобно тому как массажист разрабатывает защемленную или зажатую мышцу, чтобы восстановить кровообращение.

После моего консультационного приема Сара и Гален продолжили работать со своим психотерапевтом. Гален демонстрировал эмоциональную вовлеченность, понимая, что Саре страшно, и реагировал на ее потребности (и наоборот), а также помогал супруге отказаться от недоверия, ставшего для нее стратегией выживания, что в какой-то степени позволило скорректировать их взаимоотношения и перевести их на более надежный уровень. Саре постепенно удалось больше сосредоточиться на своем стремлении не доверять мужу, чем на его недостатках. Эта женщина — жертва травмы, ожесточенная из-за хронического ощущения опасности и боли, которую ей причинили близкие люди. Ей придется продвигаться медленными шагами и не спешить, чтобы научиться доверять мужу, как и ему нужно время, чтобы следовать той же дорогой и начать верить жене. В попытках утешиться Сара начала злоупотреблять алкоголем, так что пришлось работать и с этой проблемой. Кроме того, когда умер ее отец и она поехала домой на похороны, это разбередило старые раны. В полном соответствии опыту ЭФТ при работе с партнерами со сложной травмой4 со временем позитивные взаимоотношения Сары и Галена окрепли, стали более стабильными и комплексными. Самоощущение обоих партнеров стало более позитивным, теперь они способны поддерживать друг друга и помогать восстановить баланс, когда чувствуют себя отверженными или покинутыми. Супруг все с большей охотой помогает Саре оправиться от детских травм и сформировать основополагающее чувство доверия, которое становится фундаментом надежной привязанности.

Ощущение безопасности помогает развитию навыков общения5. Неудивительно, что партнерам тех, кто в детстве пережил серьезную травму, часто чрезвычайно сложно верно истолковать исходящий от спутника сигнал, касающийся привязанности, и отреагировать на него, проявляя заботу. Обычно подобные посылы искажены агрессией или оцепенением, поэтому партнер постоянно их пропускает. В результате человек, переживший травму, еще больше паникует и погружается в отчаяние, а его спутник расстраивается и отдаляется. Раненый партнер нуждается в активной поддержке своего любимого человека и в то же время не способен эффективно выразить эту потребность. У людей, которым в детстве была нанесена травма, с наибольшей долей вероятности формируется избегающая привязанность6. Их партнеры воспринимают эмоциональные перепады от крайней уязвимости и потребности в спутнике до полного избегания и замыкания в себе как проявление ненормальности и теряют способность проявлять эмпатию. Как отмечает Гоулман: «Чтобы проявить чуткость к другим, необходима толика внутреннего спокойствия»7.

Вмешательство и работа с описанными выше и похожими блоками, которые консервируют последствия травм, позволяют прервать разрушающий цикл, который так часто наблюдают семейные психотерапевты: небезопасная привязанность и разлад в отношениях усиливают тревожность, депрессию и другие симптомы, появившие­ся в результате травмы, и все вместе они формируют неуверенность и разрушают отношения. Психотерапевтам, которые работают с жертвами травм, следует помнить об их особенностях. В частности, с такими клиентами специалисту наиболее сложно установить контакт, ему требуются специальные знания о последствиях полученных травм; отношения с такими партнерами более конфликтны и чаще связаны с жестоким обращением; выше вероятность зло­употребления психоактивными веществами; необходимо переживать эмоциональные штормы и сдерживать накал чувств8; быть готовым к неизбежным рецидивам и возвратам к прошлому; эмоцио­нальные риски необходимо тщательно взвешивать, продвигаться вперед мелкими шажками и поддерживать клиента на каждом этапе. И тем не менее на примере Сары и Галена понятно, какое мощное воздействие оказывает эмоционально-фокусированная терапия, опирающаяся на теорию привязанности, с ее способностью проникать в самую суть травмирующего опыта. Очевидно, что лучше всего залечивать раны в объятиях любимого человека. Как отмечают авторы, занимавшиеся исследованием травм: «Способность чувствовать себя в безопасности среди других людей является, пожалуй, важнейшей составляющей психического здоровья»9. Наука о привязанности идет еще дальше, предполагая, что залечить раны, расти и развиваться мы можем, лишь рассчитывая на дорогого нам человека, которому мы доверяем, когда чувствуем себя уязвимыми, и знаем, что будем услышаны и поняты.

УПРАЖНЕНИЯ

1. Найдите два места в описании терапии, где вы сделали бы что-то по-другому. Как бы вы поступили? Обоснуйте, почему я выбрала именно этот вид вмешательства.
2. Найдите три места в описании терапии, которые иллюстрируют принципы эффективных изменений, описанных в главе 3 этой книги.
3. Если бы эта пара пришла к вам на консультацию, что было бы для вас самым сложным при работе с ней?

ГЛАВА 8

Восстановление близких отношений

В действительности нет более важного общения между двумя людьми, чем эмоциональное: именно интерпретируя свои чувства, мы получаем жизненно важную информацию для создания и преобразования рабочих моделей себя и других.

Джон Боулби

Ценность теории привязанности заключается в том, что она позволяет выявить потребности, касающиеся близких отношений, провоцирующие «наблюдаемое проблемное поведение… Теория привязанности подкрепляет системный подход к вмешательству, помогая практикующим специалистам понять уникальное значение агрессивного поведения в контексте отношений между детьми и родителями.

Марлен Моретти и Рой Холланд1

Пожалуй, Боулби был первым семейным психотерапевтом2 и первым практикующим врачом, который применил теорию систем3 и отметил огромное влияние на ход терапии автоматических негативных циклов в отношениях близких людей. Как и в случае индивидуальной терапии и терапии пар, теория привязанности предлагает эффективную систему понятий, которая способствует целевому вмешательству для преобразования как отдельных членов, так и семьи в целом. Во время последнего сеанса семейной терапии Луи отметил: «Все изменилось. У меня такое чувство, что я вновь обрел дочь, свою Эмму. Думаю, проблема заключалась не столько в неповиновении и правилах, сколько в отчаянии. Сегодня молодым людям приходится нелегко, и теперь с помощью жены я, вероятно, смогу быть заодно со своей дочерью и помогу ей справиться с эмоциями. Мы возродили традицию семейных ужинов. Мы никогда не разговаривали так откровенно, как во время ваших сеансов. Теперь мы снова стали друг для друга безопасной гаванью. Вы помогли и мне, и моей жене». (Жена Луи улыбается.)

Близкие отношения между отдельно взятыми людьми, например между отцом и сыном, воздействуют и на других членов семьи, влияя на формирование их контактов, восприятие родных и семейную культуру. Ряд исследований доказали, что партнеры с ненадежной привязанностью считают климат в семье менее позитивным и отмечают меньшую сплоченность родных (степень эмоциональной взаимосвязи между членами семьи) и меньшую гибкость (способность членов семьи адаптировать свои правила в ответ на изменения)4. Когда речь идет о семейной терапии, в фокусе оказываются не отдельные взаимоотношения, а весь клубок взаимосвязей родственников. У Патрисии сложные отношения с матерью. Дочь пытается вой­ти с ней в контакт, а женщина закрыта и зациклена на правилах. Патрисия прибегала к впечатляющим суицидальным попыткам, которые привели в ужас ее отца, в результате он ушел в себя. Девушка и ее мать попали в замкнутый круг «критика — ожесточенный протест». Этот цикл нарушается лишь тогда, когда Патрисия обращается к отцу: он понимает, насколько дочь уязвима, ласково реагирует и защищает девушку от критики и осуждения матери. Как и в случае индивидуальной терапии и терапии пар, теория привязанности помогает специалисту определить и преобразовать взаимоотношения и создать безопасную гавань для наиболее уязвимых членов семьи, как детей, так и взрослых. Надежная привязанность также помогает детям расширить свои представления и превратиться в уверенных в себе взрослых.

Чтобы подготовить почву и перейти от индивидуальной работы и работы с парами к семье, давайте кратко рассмотрим теорию систем. Во-первых, Боулби и Берталанфи отмечали важность связанной последовательности отношений5, посредством которой индивид провоцирует предсказуемую реакцию окружающих. В результате формируется устойчивый цикл обратной связи и баланс и ограничивается отклонение от курса6. Чтобы проанализировать действующую поведенческую систему, необходимо видеть целое, а не только его части. Например, замкнувшийся в себе родитель провоцирует крайне эмоциональное поведение ребенка, нацеленное на привлечение внимания. Бесполезно работать с отпрыском без учета поведения его закрытого и не идущего на контакт родителя. Подобная политика может приобрести жесткий характер и ограничивать индивидов. Здоровая система открытая и гибкая, она готова приспосабливаться под меняющиеся обстоятельства.

Во-вторых, причинная связь не бывает статичной, детерминированной и линейной. Результат и процесс взаимовлияют и взаимообуславливают друг друга. Цели можно достичь разными путями. Главной задачей становится обоюдное общение и выявление протекающих процессов. Эти принципы предполагают, что теория систем носит непатологизирующий характер. Люди просто становятся заложниками ограничивающих их неправильно функционирующих моделей, которые образовались из «благих» побуждений и которые сложно изменить.

В-третьих, в теории систем как таковой нет ничего, что исключало бы акцент на чувствах человека. Тем не менее изначально в семейной терапии ее начали применять таким образом, что эмоции оказались за бортом, несмотря на то что Берталанфи рекомендовал определение и коррекцию существующих элементов системы как лучший путь к изменениям (если речь идет о семье, это, несомненно, характер эмоциональных взаимосвязей). Кроме того, мало внимания уделялось внутренней мотивации (в отличие от структурных факторов, таких как иерархия или границы). И только деятели вроде Минухина и Фишмана отмечали важность сопричастности в семейных контактах7.

Наконец, теория систем, как и ЭФТ, делает основной акцент на настоящем. Как предполагали основатели теории привязанности8, именно постоянная связь с настоящим, а не существующие модели, формирующие восприятие, поддерживают связь с суровой реальностью и реакцией на нее.

РАЗЛИЧИЯ МЕЖДУ ЭФТ И ЭФСТ

Если говорить об основных различиях терапии пар и семейной терапии в плане целей, главное из них — взаимность. Работая с партнерами, психотерапевт стремится сформировать атмосферу взаимной открытости, чуткости и участия (даже если иногда приходится уделять больше внимания одному из партнеров). В семейной терапии специалист стремится, чтобы родители осознали проблемы ребенка, касающиеся привязанности, и отреагировали, проявляя заботу и понимание, а ребенок, в свою очередь, принял этот ответ. Психотерапевт помогает родителю стать безопасной гаванью и надежной основой для своего отпрыска, который начинает вести себя как дети с надежным типом привязанности. Другими словами, они более спокойны и послушны в те минуты, когда их близкие не находятся рядом; способны четко сформулировать свои потребности и рассказать о своих чувствах, чтобы получить поддержку; открыты к попыткам позаботиться о них и с помощью других справляются со сложными эмоциями. В результате ребенок чувствует себя уверенно при общении как с окружающими, так и с собой и у него формируются позитивные рабочие модели. ЭФСТ корректирует процесс взаимодействия родителей и детей таким образом, чтобы стимулировать рост и развитие гибкости ребенка или взрослого, а также воспитать в последнем положительное самовосприятие.

ЭФСТ учитывает характер взаимосвязи между родителями и детьми, поэтому делает меньший акцент на равенстве и близости отношений, чем при работе с парами. В главе 9 приведен пример из практики: отец, который хочет, чтобы сын признавал его авторитет и уважал его мнение как родителя, получает необходимую поддержку. Степень близости отношений, которые формируются между отцом и сыном, соответствуют характеру взаимодействия родителя и ребенка-подростка. Отцу предлагают заботиться о сыне и поддерживать его, а для удовлетворения эмоциональных потребностей обратиться к супруге.

РАЗЛИЧИЯ МЕЖДУ ЭФСТ И ДРУГИМИ СУЩЕСТВУЮЩИМИ МЕТОДАМИ СЕМЕЙНОЙ ТЕРАПИИ

Что нового предлагает подход, опирающийся на привязанность (в данном случае речь о ЭФСТ), по сравнению с существующими методами семейной терапии? Если провести сравнительный анализ, можно выделить следующие отличия.

1. ЭФСТ — это системный подход. Его основная цель — выделить и скорректировать модели взаимодействия, которые определяют характер семейного танца. Многие из существующих методик, особенно опирающихся на теорию бихевиоризма, вместо этого делают акцент на работе с родителями и оттачивании их навыков, касающихся воспитания детей или общения с ними. Их сторонники уверены, что именно это поможет изменить негативный характер семейных взаимоотношений в целом9. Джон Готтман придерживается похожей, хотя и более действенной стратегии, рассказывая родителям, как научить детей распознавать эмоции и управлять ими10.
2. Другие системные подходы традиционно навязывают новые модели контактов, чтобы поставить под сомнение привычные методы контроля и взаимодействия между членами семьи11. В отличие от них методики, основанные на привязанности (в частности ЭФСТ), особое внимание уделяют моментам отдаления и разобщения, которые мешают эффективно проявлять заботу и формировать надежные отношения.
3. Многие виды терапии традиционно рассматривают семью как единое целое и акцентируют внимание на реформировании сознательного восприятия отношений, чтобы изменить характер контактов членов группы12. ЭФСТ, напротив, начинает и заканчивает работу с семьей как с единым целым, но в процессе работы обычно проводятся сеансы с отдельными членами и семейными группами: только родители, проблемный ребенок или подросток с одним из родителей, этот же ребенок с обоими родителями, ребенок с братом или сестрой.
4. Самая яркая и уникальная черта ЭФСТ — акцент на эмоциях, которые управляют семейным танцем, а также процесс поиска, определения, углубления и регулирования таких эмоций, что позволяет членам семьи взаимодействовать открыто, проявлять чуткость и выстроить безопасные и основанные на эмпатии отношения. Другие методы семейной терапии, напротив, стремятся выделить отдельные элементы взаимоотношений, выяснить позиции сторон и причины противоречий, не обращая внимания на взаимодействие членов семьи в танце13. (Правда, это не относится к Вирджинии Сатир, которая уделяла основное внимание эмоциональному развитию и общению14.) Минухин, признанный основоположник в области работы с семьями, сейчас признает, что «главная ошибка, которую мы допускали в ходе семейной терапии, — игнорирование эмоций». По прошествии времени он понял, что активная работа с эмоциональным опытом очень значима — это та музыка, под которую танцуют близкие люди15.
5. Взаимодействие с членами семьи и коррекция их взаимоотношений в эмоционально-фокусированном подходе отличаются от методов, предлагаемых другими видами семейной терапии, и характеризуются большей эмоциональной нагрузкой и нацеленностью на формирование надежной взаимосвязи. Такой подход противоречит мнению других психотерапевтов, например Боуэна, который исследовал семьи с больными шизо­френией и продвигал теорию семейных систем16. Это привело к тому, что многие специалисты начали считать основной задачей семейной терапии выделение черт, отличающих конкретного человека от окружающих, и создание определенных границ. С точки зрения привязанности появление различий — непрекращающийся процесс, который происходит при взаимодействии с другими, а не в отрыве от них и является естественным элементом надежной взаимосвязи. К ребенку прислушиваются, принимают его, позволяют ему исследовать мир и быть непохожим на своих родителей.

СЕМЕЙНАЯ ТЕРАПИЯ С АКЦЕНТОМ НА ПРИВЯЗАННОСТЬ

У ЭФСТ много общих черт с другими направлениями семейной терапии, основанной на привязанности, например диадической экспериментальной психотерапией (ДЭП) Дэниэла Хьюза17 или семейной терапией привязанности (СТП) Гая Даймонда18. Все эти подходы основаны на предположении, что подросткам, которые проходят терапию, необходимо восстановить связь с родителями, чтобы стать более уверенными и самостоятельными, а для этого необходима явная гармоничная эмоциональная взаимосвязь. Эти методы применяются при работе с большим количеством нарушений, связанных как с внутренним состоянием человека (например, депрессией), так и с выраженными внешне нарушениями (например, расстройство поведения). Все подходы едины в том, что эмоциональные проблемы — неприятие, игнорирование и чувство одиночества — часто усугубляются конфликтами, связанными с поведенческими факторами (например, отказ от выполнения домашнего задания или работы по дому), и что задача терапии — стимулировать обсуждение разлада в отношениях и эмоциональных травм, проявляя эмпатию и чуткость.

Все подходы проливают свет на модели взаимодействия, выявляя потребности, касающиеся привязанности, и поведенческие проб­лемы. Они делают акцент на обязательном эмоциональном присутствии и внимательном отношении к членам семьи и уделяют больше внимания чувствам клиентов, чем традиционные виды семейной терапии. Фактически ДЭП опирается на ту же эмпирическую базу, что и ЭФСТ, и использует многие ее ключевые положения19. Основное внимание ДЭП уделяет формированию гармоничной, основанной на чувствах и анализе эмоциональной взаимосвязи психотерапевта и ребенка, родителя и ребенка и психотерапевта и родителя. Как и ЭФСТ, этот подход базируется на совместном формировании эмоционального опыта и коррекции новых возникающих взаимо­связей в ходе сеансов. Большое внимание Хьюз уделяет четырем основным элементам: легкости, принятию, любопытству и эмпатии, — и такой подход близок и понятен любому ЭФТ-специалисту. Психотерапевты, работающие как по методу ЭФТ, так и по методу ДЭП, эмоционально вовлечены в процесс, используют невербальные сигналы: тон голоса, темп речи, повторения, — а также опосредованную интерпретацию (разговор детским голосом), чтобы пробудить чувства ребенка или подростка. Оба подхода способны объяснить и эмоционально оправдать желание приемного ребенка замкнуться и игнорировать родителей как ответную реакцию на страх, что они его не любят и бросят.

В целом ключевые различия между этими подходами в том, что СТП больше ориентируется на анализ и проявление симптомов, чем ДЭП и ЭФСТ. В то же время ДЭП чаще применяется при работе с маленькими, приемными или усыновленными детьми. В настоящее время СТП может похвастаться большим количеством подтвержденных исследований исходов, чем ДЭП или ЭФСТ20.

ЭМОЦИОНАЛЬНО-ФОКУСИРОВАННАЯ СЕМЕЙНАЯ ТЕРАПИЯ

Прежде чем приступать к более детальному изучению ЭФСТ, важно обратить внимание на одну особенность этого подхода, которая отличает его от традиционных методов семейной терапии. ЭФСТ четко понимает, что взрослые более сознательно относятся к взаимосвязям, чем дети или подростки, и тем не менее и родитель, и ребенок глубоко увязают в своих эмоциях и внутренних терзаниях, вызванных взаимодействием с близкими. Хороший родитель находится в постоянном развитии. Очень часто перед взрослыми стоит дилемма: с одной стороны, они боятся за ребенка и стремятся защитить его, с другой — хотят, чтобы он развивался и научился брать на себя ответственность. Когда родители осознают, что связь с ребенком утрачена, они часто компенсируют эту боль с помощью критики и контроля, и ребенок начинает считать общение с ними все менее безопасным. Порой мнения матери и отца в отношении воспитания ребенка расходятся, и их разногласия делают отношения еще более напряженными. Кроме того, у каждого из родителей есть собственная сформировавшаяся модель привязанности, которая влияет на их чуткость по отношению к ребенку. В такой ситуации взрослые чувствуют себя разочарованными и беспомощными, испытывают страх, считают себя плохими родителями и стыдятся этого. ЭФСТ исходит из того, что родителям необходима поддержка, чтобы справиться с собственными эмоциями, связанными с оценкой своей воспитательной роли, и обрести гармонию. Тогда они помогут своему ребенку достичь той же цели. Попав к ЭФСТ-специалисту, родители не только получат от него поддержку относительно своих семейных проблем в ходе индивидуальной работы (как происходит в случае в ДЭП). Во время сеансов с обоими супругами специалист затронет их болезненные чувства, связанные с ролью родителя, и поможет партнерам решать проблемы совместно, благодаря чему они становятся ближе к своим детям. Психотерапевт также подтвердит, что идеальных родителей не бывает, что быть хорошим родителем вполне достаточно и что воспитывать ребенка всегда сложно. Специалист не обучает взрослых каким-то когнитивным родительским навыкам, а предлагает скорректировать взаимосвязь и попробовать новые формы взаимодействия, которые меняют ответную реакцию ребенка. Методика работы сходна с ЭФТ для пар: на последнем сеансе присутствует вся семья, родители открыто общаются с отпрыском и обсуждают более грамотные и эффективные приемы взаимодействия с ребенком. Эмпатия со стороны психотерапевта становится для взрослых безопасной гаванью, где они могут разобраться с собственными эмоциями, быть более снисходительны к себе как к родителям и к ребенку, из-за которого они испытывают болезненные чувства.

Учитывая это, цели ЭФСТ следующие: преобразовать разрушительный цикл взаимодействия, провоцирующий конфликт и подрывающий надежную взаимосвязь взрослых и детей, и сформировать позитивную модель на основе чуткости и открытости, обеспечив таким образом подростку спокойную гавань и прочный фундамент21. Как уже отмечалось в предыдущих главах, терапия преду­сматривает три этапа: стабилизацию, когда работа направлена на деэскалацию негативных взаимосвязей; реструктуризацию привязанности при помощи более безопасного и активного взаимодействия с анализом триггеров, страхов, нанесенных ран и потребностей; и консолидацию, когда изменения применяются на практике и формируется новое восприятие семейных проблем и методов их решения. Семейная терапия обычно длится 10–12 сеансов. На первых двух, как правило, присутствуют все близкие родственники. После того как выявлены контакты внутри семьи, изучены точки зрения ее членов и выявлена взаимосвязь между проблемным поведением подростка и сложившимися моделями отношений, сеансы можно проводить с участием разных членов семьи, а также работать индивидуально с любыми из них.

Психотерапевт уделяет основное внимание двум задачам: раскрытию относящихся к привязанности эмоций и работе с ними и постепенной коррекции моделей взаимодействия, которые способствуют сближению членов семьи и формированию прочных взаимосвязей. Как и в случае с ЭФТ и ЭФИТ, специалист делает акцент на чувствах как организующем элементе взаимодействия, анализирует и проясняет состояние клиентов, но не выступает в качестве наставника. В ЭФСТ психотерапевт полагается на новые эмоциональные сигналы и взаимосвязи, чтобы стимулировать перемены в поведении и пересмотреть ожидания, представления и модели взаимоотношений как взрослых, так и детей. Он не учит определенным навыкам, не занимается формированием или изменением границ и иерархической структуры. Ключевой момент ЭФСТ — признание, подтверждение и выражение потребностей в отношении близких людей, а также работа с ощущением разочарования и отчаяния, вызванного нарушением взаимосвязей. Явно выраженная уязвимость ребенка вызывает у родителя желание защищать и оберегать его. Ход терапии аналогичен ЭФТ для пар, когда специалист вместе с разными членами семьи в ходе нескольких сеансов выполняет все движения ЭФТ-танго.

ОЦЕНКА В ЭФСТ

Чтобы получить представление о взаимоотношениях в семье, ЭФСТ-специалист может использовать такие тесты-опросники, как, например, методика исследования привязанности к родителям и друзьям (IPPA)22. Эта анкета позволяет психотерапевту получить первоначальное представление о сложившемся у подростка образе семьи и об отношениях со сверстниками, уделяя особое внимание доверию, взаимодействию и отчуждению. В ней содержатся такие пункты, как «Моя мать ждет от меня слишком многого» или «Когда я хочу облегчить душу, я могу рассчитывать на свою мать» (верность утверждения предлагается оценить по пятибалльной шкале). Исследователи предполагают, что модель тревожной привязанности влияет на степень доверия и взаимодействия, тогда как избегание характерно как для тревожной, так и для избегающей привязанности23. Еще один инструмент — опросник оценки функционирования семьи Макмастера (ОФС)24. Анализ производится по семи показателям: эмоциональная чувствительность, эмоциональная вовлеченность, контроль над поведением, взаимодействие, решение проблем, роли и общее функционирование семьи. Родителям и детям предлагается дать оценку высказываниям вроде: «Нам сложно строить планы, поскольку мы не можем договориться». Особый интерес для психотерапевта представляют первые две группы, содержащие утверждения, наподобие «Мы не демонстрируем свою любовь друг к другу» или «Остальные обращают на меня внимание, лишь когда им что-то нужно».

В целом, как уже отмечалось в предыдущих главах, специалист оценивает семью как сочетание взаимосвязей близких людей, а также личные впечатления каждого из ее членов, слушая их, взаимодействуя с ними и наблюдая за их общением во время сеансов. Анализируя отношения, психотерапевт акцентирует внимание на факторах О. Н. И.: насколько члены семьи отзывчивы, вовлечены и взаимно искренни? Способны ли они совместными усилиями создать безопас­ную гавань и, что наиболее важно в подростковом возрасте, заложить прочную основу, благодаря которой ребенок превратится в молодого человека, умеющего рисковать и исследовать мир и в то же время вернуться в семейное гнездо, когда ему будет необходима поддержка? Как отмечает Дэниел Сигел в книге «Растущий мозг. Как нейронаука и навыки майндсайт помогают преодолеть проблемы переходного возраста», здоровые дети стремятся к взаимозависимости, а не к изоляции по принципу «все своими силами». Мозг подростков естественным образом нацелен на новое, на взаимодействие и доверие к ровесникам, он очень эмоционально чувствителен и настроен творчески. И вместе с тем молодых людей легко сбить с толку, и они часто тяжело воспринимают изменения. В этот период жизни человек часто разрывается между желанием исследовать и оставаться под надежной защитой близких, поэтому родителям приходится приспосабливаться к меняющимся потребностям своего отпрыска: то он хочет быть рядом, то желает сбежать. В поисках баланса и с развитием у ребенка способности видеть ситуацию с точки зрения других людей родители часто неожиданно обнаруживают, что подросток считает взаимоотношения с близкими некомфортными и сложными. Эмоционально-фокусированная терапия сосредоточена в основном не на том, «может ли подросток отстоять свою позицию в споре, а на той роли, которую независимость играет в отношениях: она либо способствует их развитию, либо представляет для них угрозу»25. Устойчивая взаимосвязь способствует развитию индивидуальности. Так что психотерапевт отмечает не только то, может ли подросток обратиться за помощью к родителям и во взаимодействии с ними справиться со сложными чувствами, но и то, может ли он безопасно отдалиться от них и воспитать в себе индивидуальность, а также восполнить определенные потребности в надежной привязанности, общаясь со сверстниками.

Как отмечает Джонсон, ЭФСТ-специалист оценивает проблемы в семье следующим образом26.

• Психотерапевт изучает модели взаимодействия членов семьи, или их танец. Например, кто кого поддерживает, кто с кем объединяется, насколько семейные взаимосвязи предсказуемы, неизменны или негативно окрашены, кто откликается на страдания других и утешает их. В случае из практики, который мы рассмотрим в следующей главе, семейный танец выглядит так: сын отказывается повиноваться отцу и злится на него; отец убеждает и настаивает; сын полностью замыкается, смотрит в сторону и бубнит под нос, но при этом активно подает невербальные сигналы, например постоянно стучит ногой. Мать бранит мужа за то, что тот почти не бывает дома, и признается, что все ее мысли заняты состоянием сына; отец настаивает, что не в силах что-то изменить ни на работе, ни дома, а затем замыкается. Мать плачет, возникает небольшая пауза, а затем цикл повторяется снова. Если проанализировать отношения между родителями, то мать крайне встревожена и обеспокоена, тогда как отец замкнут и эмоционально холоден, он работает по 12–14 часов ежедневно. Их конфликтные отношения подливают масла в огонь в ситуации с вышедшим из-под контроля злящимся сыном. Изучив отношения подростка с каждым из родителей, мы понимаем, что его агрессия и угрозы — это реакция на замкнутость и холодность отца. Отпрыск получает обоснованные аргументы, но в ответ отдаляется. Мать старается проявить чуткость к сыну, но слишком захвачена собственными страданиями и тревогой, на что ребенок реагирует вспышками гнева и угрозами покончить жизнь самоубийством.
• Психотерапевт настраивается на эмоциональную волну конкретной семьи — слушает музыку, под которую они танцуют. Наиболее негативные модели взаимодействия в семье, речь о которой пойдет в главе 9, сложились между отцом и сыном и отцом и матерью. Похоже, что мать и подросток находятся в весьма тяжелом состоянии, их обуревают то злость, то тревога, зато отец остается относительно безучастным и считает жену и сына неблагоразумными и неуправляемыми. Чем больше глава семьи контролирует себя, тем сильнее злятся и беспокоятся его супруга и сын. Подросток способен признаться в том, что может искать утешения у матери, но, говоря об этой потребности, весьма непоследователен, размахивает руками и постоянно меняет тему разговора. Полезно понаблюдать за тем, каким образом каждый из членов семьи привык справляться со своими эмоциями и какое влияние их методы оказывают на отношения с близкими. (Общее описание того, как обстановка в семье, в частности модели управления эмоциями родителей, влияет на развитие аналогичной способности детей, см. в статье Моррис, Стейнберга и Силк27.)
• Психотерапевт знакомится с историей семьи, включая основные события, последние кризисы и отношение к ним каждого из членов семьи, а также понимание ими текущих проблем. Кого и в какой степени они считают ответственными за возникшие трудности? Специалист прощупывает почву с помощью стимулирующих вопросов, например спрашивает, что происходит, когда у сына случается припадок гнева, и как каждый из родителей реагирует в такой ситуации.
• Психотерапевт наблюдает и задает прямые вопросы, чтобы прояснить, как обстоит дело с отзывчивостью, неравнодушием и взаимной искренностью в семье. Кто кого утешает, что получается в результате? Ключевой вопрос всегда следующий: каким образом родители — самые близкие люди — блокируют или игнорируют страдания и потребности ребенка, как они его воспринимают и что думают о его негативном поведении? Были ли у родителей надежные взаимоотношения в детстве или как у партнеров либо такая ситуация им совершенно незнакома? Существовали ли надежные отношения между родителями и ребенком — недавно или в прошлом?
• Специалист изучает и анализирует характер первого терапевтического контакта и желаемые цели для каждого из клиентов и для семьи в целом. Он отмечает, насколько охотно люди отвечают на его вопросы, как реагируют на вмешательства и легко ли установить контакт с каждым из них.

По ходу терапии специалист лучше понимает, какие элементы взаимосвязей вызывают наибольшие проблемы, как они запускают и поддерживают те внешние проявления, которые заставили членов семьи обратиться к психотерапевту. Помимо этого, становится очевидно (с точки зрения привязанности), какие модели взаимодействия необходимо менять, чтобы сформировать хоть в какой-то степени надежную взаимосвязь и сделать обстановку в семье более спокойной и безопасной. Вне зависимости от того, насколько хаотичны и неуправляемы отношения между членами семьи, акцент на танце, эмоциональной музыке и опора на теорию привязанности обеспечивают специалисту прочную почву под ногами.

Исследования надежной привязанности у подростков также помогают психотерапевту понять, на что нужно обратить внимание и какие цели ставить. В одной из работ описывается, что мальчики с надежной привязанностью в моменты нарушения связи с родителями или в случае конфликта с ними меньше подвержены вспышкам гнева, сохраняют уверенность в себе и переключаются на аналитическую форму коммуникации (например, комментируют характер взаимодействия: «Мы оба хотим, чтобы нас услышали, но ничего не выходит»). Такой подход помогает восстановить отношения и наладить взаимосвязь. Надежную привязанность соотносят с искренним и эффективным общением с обоими родителями и близкими друзьями. И напротив, если человеку сложно рассказать о своем эмоцио­нальном состоянии другим, это явный признак небезопасной привязанности.

Подростки, которые не прислушиваются к своим чувствам, более склонны к нарушениям поведения и злоупотреблению психоактивными веществами. Но те из них, у кого сформировалась тревожная привязанность и кто эмоционально остро реагирует на свое социальное окружение, часто закатывают сцены, чтобы заглушить ощущение, что их отвергают и избегают, и привлечь внимание родителей.

Оценка связи между родителями в ходе ЭФСТ

Если очевидно, что в отношениях родителей наблюдается разлад, всегда уместно использовать процедуры оценки при работе с парами, описанные в главе 6. Но важно помнить, что главная цель ЭФСТ при работе с партнерами — сформировать между ними настолько гармоничные и надежные отношения, чтобы обеспечить совместное эффективное воспитание и заботу о ребенке, а не создание или восстановление безопасной привязанности для пары как таковой. Основной вопрос на этапе оценки: каким образом отношения родителей помогают или мешают каждому из них поддерживать свое чадо и вырабатывать согласованную стратегию его воспитания. Пары с ярко выраженной тревожной или избегающей привязанностью демонстрируют низкий уровень совместимости в браке, слабую способность к взаимодействию и более высокую конфликтность по вопросам воспитания детей. Более того, именно супружеская совместимость влияет на формирование надежной привязанности между мужем и женой и возникновение споров относительно воспитания28. Никого из психотерапевтов не удивит тот факт, что ссоры между супругами неизменно травмируют их детей. Возможно, не всем известно, но ученые сейчас с большой долей уверенности заявляют, что даже терапия пар сама по себе помогает сократить количество проблем с детьми или избежать их совсем29. Это весьма логично в свете последних открытий, которые свидетельствуют о том, насколько чувствительны дети к конфликтам между родителями, что они винят себя за подобные ссоры и что отдаление матери и отца друг от друга часто более явно предсказывает слабую адаптацию ребенка, чем откровенная враждебность. Похоже, что дети не привыкают к подобным конфликтам, а становятся лишь более чувствительны к ним. Малыши выражают свои страдания при помощи внешних проявлений (агрессия и неповиновение), тогда как у подростков чаще наблюдаются внутренние нарушения, например депрессия. Примечательно, что конструктивное обсуждение разногласий родителями благоприятствует развитию эмоциональной стабильности детей и позитивно влияет на их социальное поведение в долгосрочной перспективе30. Несомненно, стиль привязанности влияет и на отношение партнеров к своим родительским задачам, что часто становится причиной ссор. Пары с надежным типом привязанности считают воспитание детей не тревожащим и устрашающим, а скорее благодарным делом31. Была выявлена взаимосвязь между избегающей привязанностью и отношением новоиспеченных родителей к своим обязанностям в течение двух первых лет после рождения ребенка (особенно это касается мужчин). Чем более ярко выражена избегающая привязанность, тем с большей вероятностью родитель воспринимает свое чадо как попытку ограничить его независимость и препятствие к достижению прочих жизненных целей32.

Исследование неблагоприятного детского опыта (НДО), в котором приняли участие 18 тысяч человек, свидетельствует о прямой взаимосвязи между полученными в детстве травмами — например, потерями и жестоким обращением — и состоянием психического и физического здоровья во взрослой жизни. Кроме того, полученные ребенком раны становятся главной причиной смертности, когда дети вырастают. Эти и другие подобные открытия подкрепляют идею, что психотерапевтам следует обратить пристальное внимание на конфликты с родителями и отчуждение детей и работать с такими случаями. Многие традиционные методы семейной терапии пренебрегают отношениями между супругами. Но ученые склоняются к мнению, что для оптимального развития и функционирования детям нужно не «создать условия», а собрать команду в лице внимательных и оказывающих поддержку родителей. ЭФСТ-специалист, который также часто работает с парами, сразу поймет, что объ­единяет и разъединяет родителей, и будет способен оценить, каким образом их чуткость влияет и на семью в целом, и на проблемное поведение ребенка. На практике после завершения семейной терапии психотерапевт часто рекомендует паре пройти несколько сеансов вдвоем, чтобы укрепить свою взаимосвязь в качестве родителей.

ЭТАПЫ ЭФСТ

На первом этапе ЭФСТ — стабилизации — специалист фокусируется на проблеме и оценивает отношения между членами семьи, восприятие ситуации каждым из них, а также выявляет и анализирует цикл негативного взаимодействия (танец). Психотерапевт изучает, как негативные модели влияют на отдельных людей и на семейные подсистемы (например, отношения между родителями, детьми или на взаимосвязь с ребенком матери и отца в отдельности). Затем специалист меняет восприятие проблемы, объясняя причину ее появления негативным циклом и разобщением, которые мешают ее совместному решению, а также направляет основные усилия на формирование безопасной эмоциональной атмосферы и нормализацию сложностей в семье, избегая обвинений в чей-либо адрес33. Когда выявлены основные звенья негативного цикла, специалист выделяет, проясняет и работает с эмоциями, которые его подпитывают (этот процесс протекает с использованием первого и второго движений ЭФТ-танго). Чаще всего и родители, и ребенок даже не подозревают, каким образом они влияют друг на друга, и их захватывает волна вины и стыда. Они либо видят поведение других в самом мрачном свете и приписывают им плохие намерения, либо считают себя плохими родителями или детьми и погружаются в пучину стыда и неуверенности.

На этом этапе особенно важно работать с эмоциями родителей, чтобы стабилизировать их состояние и освободить в психическом пространстве место для сочувствия своему чаду. С точки зрения теории привязанности самое страшное — переживать тяжелые моменты в детстве или в подростковом возрасте, когда рядом нет взрослого, готового прийти на помощь. Не менее ужасно осознавать, что ты родитель-неудачник, и бояться, что ты не способен защитить свое дитя, направить его или общаться с ним. Одним из первых критических замечаний в сторону Боулби было то, что он взваливает слишком большую ответственность на матерей, требуя от них постоянной чуткости к детям. Позже эти ложные представления были развеяны. Например, Троник выяснил, что лучшие из матерей, у чьих детей сформировалась надежная привязанность, большую часть времени пропускали сигналы отпрысков, когда тем хотелось быть ближе к родителям. Тем не менее такие матери более склонны замечать, что ребенок расстроен, способны поддержать и утешить его. Взаимоотношения — это неиссякающий поток чутких реакций, ошибочных толкований, пропущенных сигналов и восстановления взаимосвязи. Если под ногами прочная база, то нераспознанные сигналы и промахи — лишь ошибки в танце, а не признаки неприятия и полной изоляции. Необходимо отметить и признать уязвимость и родителей, и ребенка. С точки зрения ЭФСТ реакции наподобие «затрудняюсь сказать», неизменно принадлежащие матерям, часто дополняют диагноз и рассматриваются как естественный ответ на угрозу оказаться неспособной защитить ребенка или эффективно взаимодействовать с ним, а также на неприятное осознание того, что придется нести этот груз в одиночку, без надежной поддержки второго родителя.

В конце первого этапа психотерапевт включает индивидуальные спонтанные поверхностные чувства в общую картину взаимоотношений, в основе которых лежат более глубоко спрятанные истинные эмоции (например, страх, боль, грусть, скорбь, ощущение себя не­удачником), а также нереализованные потребности в привязанности. Изучение первичных ощущений и их обсуждение (третье движение танго) часто пробуждают эмпатию и чуткость в членах семьи, а также помогают снизить интенсивность конфликта34.

Второй этап ЭФСТ — реструктуризация привязанности — протекает с использованием основных движений танго, вмешательств и практических приемов, использовавшихся на первом этапе. Только теперь у семьи под ногами уже более прочная база, она меньше подвержена влиянию негативного цикла и каузальной атрибуции. Цель на этой стадии — облегчить формирование позитивных взаимосвязей между родителями и детьми. Специалист стимулирует юного клиента ясно и отчетливо рассказать о своих страхах, касающихся привязанности, и способствует его контактам с родителями в поисках взаимосвязи и поддержки. Психотерапевт с эмпатией относится к блокам, мешающим такому общению, например страху быть отвергнутым, который испытывает ребенок. Аналогичным образом специалист работает с блоками, мешающими родителям пойти навстречу своему отпрыску и проявить понимание (например, из страха оказаться уязвимыми или осознать, что они не идеальные родители). Психотерапевт помогает и отцу, и матери понять ребенка, проявить отзывчивость и откликнуться на его стремление к общению, проявив поддержку, искренность и заботу. (Этот процесс протекает с помощью третьего движения танго — инсценирования важных взаимодействий.)

Такое общение способствует сближению членов семьи и напоминает формирование надежной привязанности в паре за исключением двух моментов. Во-первых, в ЭФСТ процесс не носит столь явно выраженный обоюдный характер, как в ЭФТ. Специалист поддерживает родителя, который сильнее и мудрее и способен помочь ребенку осознать скрытые эмоции и потребности, касающиеся привязанности, и рассказать о них. Взрослых стимулируют обращаться друг к другу за эмоциональной поддержкой и реализацией своих потребностей в общении с близкими. Одиноким родителям специалист предлагает обратиться к тем людям из своего окружения, кто способен их поддержать (в реальности или в воображении), либо психотерапевт может предложить им свою поддержку. Он часто работает с родителями с целью обнаружить и помочь осознать собственные слабые места, по мере того как взрослые исследуют свой родительский опыт в ходе терапии, и стимулирует взрослых не отрываться от реальности и внимательно прислушиваться к чувствам ребенка. Например, специалист помогает матери, которая обезумела от волнения из-за вызывающего поведения своей дочери, обнаружить скрытые страхи, подпитывающие ее одержимость решать проблемы и давать советы, которые подросток игнорирует и в результате уходит в себя. Оказывается, что под неудовлетворением скрываются беспомощность и страх, которые заставляют женщину постоянно придираться к дочери. Когда мать и дочь приходят на сеанс вместе, женщина способна более связно и последовательно рассказать о страхе и беспомощности, которые она испытывает, когда ее ребенок отказывается от наставничества и покровительства. С помощью психотерапевта мать смогла создать следующий образ: «Я вижу, как ты стоишь посреди дороги с закрытыми глазами и на тебя несутся огромные грузовики. Я кричу тебе с тротуара, все громче и громче. Я схожу с ума. А ты воспринимаешь это как критику, отворачиваешься и прячешься от меня. Я ничего не могу сделать. Я не хочу сходить с ума и все время придираться к тебе. Как дать тебе понять, что я за тебя боюсь? Как помочь тебе попросить меня о том, что тебе нужно? Я хочу быть рядом». В ходе ЭФСТ результативное сближающее общение начинается тогда, когда родитель становится способен эффективно управлять своими эмоциями, открыто и чутко реагирует и охотно взаимодействует с ребенком или подростком. Тогда юный клиент с помощью специалиста может поделиться своими страхами и потребностями и тянется к родителю, который обеспечивает отпрыску тихую гавань и прочную основу.

Во-вторых, эмоциональный накал на втором этапе, в ходе сближающих разговоров, часто меньше, чем при общении партнеров в ходе ЭФТ. Во взрослом легче пробудить стремление защищать свое дитя и откликнуться на его призыв, чем способность открыться и утешить партнера, которые годами причинял ему боль. Кроме того, когда стороны начинают отказываться от стратегий защиты, подростки с большей охотой встречают чуткое отношение со стороны родителя.

Психотерапевт очень осторожно работает с эмоциями юных клиентов, особенно если те совсем маленькие и/или весьма уязвимы. Как я уже ранее упоминала, специалист двигается маленькими шагами и часто выбирает между тем, чтобы помочь подростку говорить о болезненных чувствах или переключиться на сознательный анализ или игру, чтобы эмоциональный настрой сеанса соответствовал способности юного клиента продолжать работу.

Положительное взаимодействие, которое формируется в ходе психотерапевтических сеансов, — наглядный классический пример проявления чуткости, которое лежит в основе надежной привязанности и описано в сотнях работ, исследовавших отношения родителей и ребенка. Когда такое взаимодействие появляется в процессе ЭФТ, оно оказывает существенное влияние на развитие надежной привязанности у людей как с избегающим, так и с тревожным типом привязанности35. Человеческий мозг считает подобные взаимосвязи настолько значимыми, что они оказывают поистине огромное влияние на семейные отношения, которые, в свою очередь, не менее важны для здорового развития. Подобное целенаправленное и систематическое формирование и коррекция ключевых взаимодействий — главный фактор успеха в семейной терапии.

Специалист постоянно работает с нереализованными потребностями в плане привязанности юных клиентов и нормализует их, а также анализирует боль, возникшую в результате прошлых неудачных попыток сблизиться. Например, замкнутость и молчание Эми иногда прерываются вспышками агрессии по отношению к матери. Но после того, как психотерапевт многократно мягко и с сочувствием интересуется, что именно ощущает девочка, когда в очередной раз решает украсть таблетки и алкоголь у матери, Эми способна точно определить и оплакать то ощущение потери, которое она испытала, когда к ним переехал очередной ухажер женщины. Специалист помогает девочке осознать суть ее страха — что она не нужна — и подтверждает ее потребность в том, чтобы ее успокоили. Психотерапевт способствует тому, что дочь рассказывает матери о ключевой эмоции — одиночестве и помогает женщине переключиться с рассуждений о том, что шестнадцатилетняя девушка должна быть самостоятельной, на понимание и сочувствие. Главный этап перемен — когда новая реакция родителя на уязвимость ребенка стимулирует развитие у последнего надежной привязанности. С помощью психотерапевта ребенок осваивает этот опыт, и он становится частью его самоощущения (этот процесс протекает с помощью четвертого движения танго — анализа важных взаимодействий). Подобные события вызывают цепную реакцию у всех членов семьи. Когда мать наблюдает, как заботливо отец относится к ребенку, это вызывает в ней ответный отклик. Кроме того, меняется ее отношение к супругу и к «проб­лемному» ребенку.

На финальном этапе ЭФСТ психотерапевт уделяет основное внимание консолидации тех изменений, которые произошли с членами семьи на втором этапе. Сейчас близкие способны по-новому рассматривать сложности и вместе принимать решения, проявляя отзывчивость, неравнодушие и взаимную искренность. Семья формирует свою историю разлада в отношениях и их восстановления, а также совместно вырабатывает понимание того, каким образом они будут взаимодействовать в будущем. Близкие могут также выработать новые семейные ритуалы, чтобы подкрепить свои установки (с помощью пятого движения танго). Психотерапевт помогает членам семьи при создании своей истории опираться на понятие безопасной гавани и прочной основы, которые помогут ребенку развиваться и исследовать мир и подкрепить реалистичные ожидания родителей в отношении того, как обеспечить необходимую безопасность. Главный акцент приходится на положительные эмоции и позитивные циклы. Ощущение новых взаимосвязей между членами семьи помогает наладить ежедневную взаимопомощь и решать проблемы. Например, если подросток отказывается вставать и идти в школу, со временем острота этой проблемы уменьшается, когда его мать, уже не только обеспокоенная поведением сына и собственным соответствием званию родителя, спокойно говорит ему, что не будет цепляться к нему и запускать негативный цикл или отвозить его в школу, как раньше. Парень пропустит урок, и ему придется самостоятельно разбираться с учителем. Когда родители способны договариваться по вопросам воспитания ребенка, осознают его потребности в близких отношениях с ними, реально смотрят на ситуацию и способны справляться с чувствами в моменты эмоционального накала и когда расстроены, их политика естественным образом становится гибкой, но твердой.

ЭФФЕКТИВНОСТЬ ЭФСТ

Исследования результатов ЭФТ почти полностью посвящены работе с парами. Можно предположить, что вмешательство, которое оказалось столь результативным в отношении общения двоих людей, не менее эффективно проявит себя и при работе с другими группами. Тем не менее на данный момент проведено лишь одно предварительное исследование действенности ЭФСТ. Этот эксперимент, который действительно подтвердил эффективность метода, был проведен с участием 13 женщин с диагнозом «нервная булимия», наблюдавшихся в поликлинике36. У большинства из них также была выявлена клиническая депрессия, а некоторые предпринимали суицидальные попытки. У всех женщин, кроме одной, сформировался тревожный или крайне избегающий тип привязанности, согласно опроснику стиля взаимоотношений37. Результат после прохождения ЭФСТ сравнивали с эффектом от курса когнитивно-поведенческой терапии. Оба метода включали по 10 сеансов, и за ходом работы наблюдали специалисты в соответствующих областях, которые контролировали ход терапии. Оба курса лечения повлияли на уменьшение симптомов булимии, баллы по шкале депрессии по Беку снизились, а также стали менее выраженными и общие проявления психических нарушений. Количество женщин, вышедших в клиническую ремиссию в отношении переедания и рвоты, было больше для ЭФСТ, чем для индивидуальной терапии. Анализ практических примеров подтвердил эффективность ЭФСТ как вида вмешательства для семей, где наблюдается симптоматичное поведение подростков38, и семей со сводными братьями и сестрами, между которыми сформировались сложные отношения39. В исследованиях, которые планирует провести Международный центр повышения квалификации в области ЭФТ (ICEEFT), основной акцент будет сделан на документальное подтверждение результатов ЭФСТ.

ЭФСТ-танго отца и сына: Тим и Джеймс

Наверное, наилучший способ продемонстрировать эффективность ЭФСТ — выделить ключевые механизмы перемен эмоционально-фокусированной терапии, последовательность вмешательств, которые называются ЭФТ-танго, а также привести примеры бесед, способствующих смягчению и сближению, на примере работы с отцом и сыном. Этот случай уже был описан ранее в литературе по клинической практике40.

Джеймс — высокий и крепкий шестнадцатилетний парень. Он исключен из школы за агрессивное поведение по отношению к учителям и ученикам. Особенно непокорно и дерзко он ведет себя с отцом, Тимом. Кроме того, Джеймс неоднократно уличен в третировании и жестоком обращении со своими четырьмя братьями и сестрами, которые намного моложе него. Мать подростка, Мойра, страдает от клинической депрессии и хронических болей, а также крайне озабочена воспитанием младших детей. В настоящий момент большинство конфликтов в семье происходят между отцом и сыном, и их взаимодействие становится все более враждебным и взрывоопасным. Тиму удалось убедить сына прийти ко мне на сеанс и попытаться «разобраться в ситуации», поскольку много лет назад я помогла ему и Мойре наладить отношения. Именно поэтому Тим надеется на то, что, возможно, удастся восстановить взаимо­связь с сыном. Подросток не разделяет этого убеждения! Отец признает, что бросил пить лишь четыре года назад, а до этого был очень суров со своим первенцем, и теперь он пытается «искупить свою вину». Джеймс отвергает помощь и поддержку Тима, воинственно заявляя, что ему никто не нужен, что он ненавидит отца и что все против него. Подросток приходит на сеанс неохотно и почти не разговаривает во время нашей первой встречи, осыпая меня бранью и упорно глядя в пол.

В ходе первых двух сеансов мне удается выявить стабильный самоподдерживающийся цикл, который способствует отдалению отца и сына. Тим постоянно пытается убедить, урезонить или уговорить своего отпрыска, который его игнорирует, презрительно кривится и открыто пренебрегает попытками отца обсудить и установить нормы их отношений. В конце концов родитель начинает злиться, критиковать и затем замыкается, что вызывает язвительные обвинения со стороны сына, который упрекает отца в отсутствии внимания к нему. Гнев Тима Джеймс всегда считает доказательством того, что отец вечно ищет возможность обвинить его в неудачах. Цикл казался непрерывным и очень жестко структурированным. Сложная задача! Но, учитывая основы теории привязанности и триггеры, запускающие поведение, психотерапевту относительно несложно выявить, описать и прояснить цепочку взаимодействий. Еще одна модель взаимосвязи, которую мне удается выделить и обсудить с Тимом, в то время как Джеймс слушает, — и это единственные, хотя и крайне неустойчивые, позитивные отношения в этой семье — между сыном и матерью. Но в тот момент это взаимодействие находилось под угрозой из-за того, что Мойре приходилось защищать младших детей от нападок Джеймса. Так что она тоже отдалилась от старшего сына (и отказалась посещать мои сеансы). Несмотря на воинственность подростка, я отчетливо понимаю, что он находится в отчаянии, чувствует себя одиноко в кругу родных и не способен пойти на контакт с отцом и довериться ему, даже когда Тим предпринимает попытки к сближению. Джеймс напоминает мне лондонских преступников — как их описывает Боулби: «за маской безразличия они прячут неутолимые страдания, а за кажущейся черст­востью — отчаяние». Он описывает правонарушителей словно застывших в состоянии «Больше никто не сделает мне больно!» и парализованных собственным одиночеством и страданиями.

В ходе индивидуальной работы с Джеймсом я убеждаюсь, что он действительно находится в депрессии. Он сообщает, что считает себя бесполезным и что у него нет будущего. Парень с тоской вспоминает те времена, когда они с матерью хорошо общались или когда он играл со своей младшей сестрой. Но по отношению к отцу подросток демонстрирует лишь холодную враждебность. Вместе с ним мы выделяем модели сближения и разобщения, его ощущение одиночества и механизм возникновения проблем в семье (при этом речь не идет о врожденной несостоятельности Джеймса). Мы разбираем те варианты общения, который выбирает подросток: «доказать им», «игнорировать их» и «мне все равно», а также осознаем, что подобная тактика временно приносит облегчение, но в итоге порождает чувство одиночества и безнадежности. С Джеймсом мне удается установить довольно ненадежный терапевтический контакт. Однако переломным моментом терапии становится совместный сеанс с подростком и его отцом. Именно осознание родителем механизмов привязанности позволяет предсказать модель поведения ребенка41. Ключ к изменению агрессивного настроя Джеймса — преобразование его отцом восприятия сигналов о привязанности.

ЭФТ-танго Тима и Джеймса, которое в наиболее острые моменты превращается в сближающие беседы, можно описать следующим образом.

• Первое движение танго: отражение текущих процессов. Выявляется танец привязанности: сын отвергает робкие попытки сближения со стороны отца, который в результате все больше критикует и настаивает. Психотерапевт вместе с подростком также выявляет внутренние эмоции, которые скрываются под его поведением: реакция отца подкрепляет ощущение сына, что он лишний в семье, что он никому не нужен и ни на что не годен, и в результате в нем просыпается ярость. В итоге обе стороны поочередно испытывают разочарование, неприятие, крайнюю подавленность и оцепенение. И родитель, и ребенок увязли в этом танце и чувствуют себя беспомощными. Этот цикл определяет их взаимоотношения, а также самовосприятие Джеймса.
• Второе движение ЭФТ-танго: анализ и углубление непризнаваемых эмоций. Мы внимательно изучаем, почему Тим озабочен состоянием сына, анализируем чувство стыда за то, как отец обращался со своим отпрыском, когда пил, а также его мнение о себе как о плохом родителе. С моей помощью — в основном это зеркальные приемы и стимулирующие вопросы — Тим выделяет отдельные составляющие своего эмоционального отклика. Отец описывает, как его задевает демонстративное неповиновение сына, но также говорит о том, что на лице Джеймса написаны его страдания (триггеры). Еще он упоминает, что иногда его тело начинает гореть, и он говорит себе: «Это твоя вина, что сын психует. Ты его подвел. Дрянной ты родитель» (телесные реакции, ощущения и интерпретация). Затем Тим либо чувствует стимул взять ситуацию под контроль, либо, охваченный беспомощностью, отворачивается (действия). На этом этапе родитель начинает плакать, разбередив глубокую рану, что он «не такой отец, который нужен Джеймсу», ощущая, что его раны неизлечимы, а связь с сыном утрачена.
• Третье движение ЭФТ-танго: инсценировка важных взаимодействий. Вместе с Тимом я проясняю его эмоции и прошу его рассказать о них сыну. Отец искренне и открыто говорит о своих чувствах, отмечая, что Джеймс вправе не доверять ему, поскольку Тим подвел его как отец. Он также извиняется перед сыном. Я прошу родителя рассказать о своем опасении, что он навредит сыну и тот теперь не способен никому доверять и воспринимает окружающих как источник опасности. Джеймс в течение нескольких минут старается делать вид, что ему все равно, но затем его поведение поразительно меняется, и он начинает успокаивать отца и говорить ему, что все хорошо. Я мягко отражаю и подтверждаю реакцию подростка, но прошу его дослушать отца. Тим предлагает сыну родительскую любовь и заботу, подростку не нужно выполнять роль няньки. Мужчина продолжает извиняться за свое агрессивное поведение в прошлом и отсутствие родительской поддержки, и оба — отец и сын — плачут.
• Четвертое движение ЭФТ-танго: анализ важных взаимодействий. Джеймс начинает воспринимать слова отца и демонстрирует ему, как его послания успокаивают страхи подростка в отношении самого себя. Сын вспоминает один случай, когда он решил сдаться и постарался блокировать свое стремление получить одобрение отца. В тот момент он решил, что «с ним что-то не так». Тим внимательно слушает и реагирует, проявляя эмпатию.
• Пятое движение ЭФТ-танго: интеграция и подтверждение. Я отражаю взаимосвязь отца и сына, а также подтверждаю их заботу друг о друге и смелость, которая требуется, чтобы открыться и рискнуть рассказать о своих чувствах. Мы обсуждаем, как этот процесс дает обоим надежду на то, что их отношения изменятся. Впервые Джеймс поворачивается ко мне и широко улыбается. Мы отмечаем ту радость, которую ощущает Тим оттого, что «вновь обрел» своего сына, а также удивление Джеймса: его наконец-то замечают и принимают. Мы также обсуждаем, как взрослый и ребенок застряли в ситуации, отец погрузился в собственные проблемы и «подвел» сына. Такое объяснение успокаивает Джеймса, который считал, что его не любят.

В конце этого сеанса сын с моей помощью способен принять и прояснить свои эмоции, в частности боль, которую он ощущал, считая, что он лишний в семье и что отец его бросил. Джеймс рассказывает о том, что его отравляли злость и отчаяние и поэтому он все видел «в черном цвете». Осознав, что боялся быть отвергнутым, подросток способен поведать о своих похороненных стремлениях заслужить понимание и любовь отца. Тим реагирует на этот рассказ с участием и описывает, каким родителем хотел бы быть, а также просит сына дать ему шанс научиться и стать таким родителем.

Это классический пример сближающего разговора, ставшего результатом вмешательства и формирования надежной взаимосвязи. Спустя несколько месяцев мы устраиваем контрольную встречу, и результаты проведенной работы очевидны. Джеймс рассказывает, что снова учится доверять людям и ему больше не приходится играть роль «крутого парня». Он вернулся в школу, перестал третировать младшего брата, а взял на себя роль наставника. Кроме того, подросток начал более охотно и позитивно общаться со мной и своими домочадцами. Семья теперь способна совместными усилиями разрешать возникающие проблемы и разногласия. Эффективности этого процесса способствует более гибкая и открытая система, когда все члены семьи чувствуют себя ответственными друг за друга. Описанная выше проведенная работа прекрасно иллюстрирует то огромное положительное влияние, которое оказывает осознание, регулирование и использований эмоций, относящихся к привязанности, на взаимоотношения членов семьи и их самовосприятие. Эта терапия очень эффективна, работа занимает всего несколько сеансов, а ее результат сохраняется. Познавательный процесс тесно переплетен с взаимодействием, таким образом, в будущем остается больше возможностей для позитивных реакций. Такой подход отличается от методик обучения членов семьи определенным «навыкам», которые часто оказываются недоступны (не тот уровень или не тот канал общения) в те моменты, когда они наиболее нужны.

ЭМПИРИЧЕСКИЕ ПРИЕМЫ В ЭФСТ

Какие эмпирические приемы я, специалист во ЭФСТ, применяю во время работы с Тимом и Джеймсом? В ходе сеансов я отслеживаю все процессы изменений и подкрепляю их с помощью постоянного отражения взаимодействий и эмоциональных контактов. Выражение эмпатии успокаивает отца и сына и придает им уверенности так же, как подтверждение и нормализация. Мы нормализуем неуклюжие попытки Тима в области воспитания, которые основывались на том, как относились к нему самому в детстве, а также его попытках замаскировать собственную неуверенность с помощью алкоголя. Я задаю стимулирующие вопросы, чтобы понять, какие эмоции испытывает мой клиент, а также структурировать взаимоотношения. Я спрашиваю Джеймса: «Что ты чувствуешь, когда твой отец раскаивается в том, что делал что-то не так?» Я перехватываю инициативу, когда подросток отвечает: «Пусть подавится своим раскаянием. Оно мне не нужно». Я отвечаю: «Ты прав. Тебе сложно осознать, что отцу тоже больно — оттого, что ранил тебя и разрушил вашу взаимосвязь. Тебе трудно поверить в его искренность, что от его слов что-то изменится. Ты не веришь, что кто-то способен тебе помочь, так? (Джеймс кивает, но тут же пожимает плечами.) Это должно быть тяжело». Чуть позже я задаю следующий вопрос, чтобы инициировать контакт: «Тим, ваш сын говорит — Джеймс, поправь меня, если я ошибаюсь, — что он воспринимает вас как источник опасности, человека, который будет критиковать его и считать ущербным. Вы поможете ему развеять эти страхи?» Я использую слово «опасность» наугад. Оно усиливает слова подростка и несколько углубляет его страх — чуть больше, чем он готов признать или озвучить. Опираясь на самые яркие эмоции относительно привязанности и не позволяя отклониться от темы или промолчать, мы усиливаем ощущения. Когда Тим пускается в длинный и запутанный рассказ о том, как он потерял работу, когда родился Джеймс, я меняю канал и снова фокусирую его. Сначала я отражаю его слова, а затем говорю: «Я бы хотела вернуться к фразе, которую вы сказали сыну: “Я так боюсь, что подвел тебя”. Вы можете произнести ее снова?» Мы используем образы, которые отражают и подчеркивают эмоциональное состояние. Я предполагаю, что подросток, как и все дети, хочет почувствовать, что отец его любит и что он в безопасности. Но родитель сам находится в растерянности и теряет твердую почву под ногами, поэтому не может поддержать сына. Джеймс оказывается полностью дезориентирован, и это ужасно, ведь он всего лишь маленький мальчик, который попал в огромный мир. Ему хочется кричать (выразить таким образом свою потребность в привязанности) и взбунтоваться — ведь, похоже, никому нет дела до его чувств и до того, каким ничтожным он себя ощущает.

Во главу угла мы ставим не цели или решения, а эмоциональные процессы, особенно когда пытаемся сформировать новые, более близкие контакты. Когда Тим впервые пытается открыться сыну, и я спрашиваю Джеймса, что он чувствует, подросток лишь закатывает глаза и отворачивается. Я говорю ему: «Твой отец пытается достучаться до тебя. Помоги мне. Такое впечатление, что ты говоришь ему: “Отец, иди к черту. Я не собираюсь снимать оборону и слушать, что ты там рассказываешь. Я лучше буду продолжать сходить с ума и игнорировать тебя”». Джеймс с полуулыбкой кивает мне и говорит, что я не такая уж глупая, какой кажусь! Я отвечаю, что он меня успокоил. Я постоянно обращаюсь к двум формулировкам: что причина их семейных проблем — танец, в результате которого сын оказывается в одиночестве, а отец чувствует себя плохим родителем, а вовсе не изъяны Джеймса; и что поведение подростка и его способы выражать свое отчаяние — естественная реакция, из-за того что он чувствует себя одиноким и отвергнутым. Сеансы с отцом и сыном — хороший пример того, как нужно добираться до сути, до эмоций, которые «в социальных взаимодействиях доминируют, как основная валюта»42, и делать основной акцент на привязанность. Практически неэффективные стратегии поведения Тима и Джеймса мы рассматриваем с точки зрения страхов, касающихся близких отношений, и нереализованных потребностей, а также с учетом того, что в условиях отсутствия надежной привязанности наши рабочие ресурсы ограничены.

Многие молодые люди, которые приходят на сеансы терапии, проявляют признаки тревожности и депрессии, как и Джеймс. Некоторые из них также столкнулись с травмами и утратами, а реакция их родных лишь невольно усилила негативное воздействие этого опыта. В этом случае могут помочь сеансы семейной или общей терапии с использованием иных методов вмешательства, например с акцентом на депрессию или социальную тревожность. Боулби был первым, кто заявил, что небезопасная привязанность порождает тревожные расстройства43. Эмоциональная изоляция обостряет любую проблему. Очевидно, что вне зависимости от методов измерения надежности привязанности ее типы связаны с определенными симптоматическими проявлениями — особенно это справедливо в отношении клиентов, у которых выявлена тревожная форма привязанности. В случае с избегающей привязанностью тревожные симптомы скорее связаны со страхом, чем с игнорированием44. Исследования, проведенные группой ученых из Миннесоты45, целью которых было выявить стратегию формирования привязанности от рождения до зрелого возраста и старости, свидетельствуют о том, что у блокирующих тревожность детей (иногда их называют погруженными в себя) чаще к 17 годам развиваются тревожные расстройства, чем у их ровесников с надежным типом привязанности46. В отношении депрессии ситуация еще более наглядна. Более 100 исследований выявили связь между типом привязанности и остротой проявления депрессивных симптомов. Перспективное исследование, проведенное учеными из Миннесоты, установило, что и избегающая, и тревожная привязанность имеют отношение к депрессии в подростковом возрасте47.

Была выявлена так называемая темная триада, которая связывает ненадежность с неэффективностью. Вот элементы этой триады:

1) сложности с регулированием эмоций;

2) большая бдительность в отношении угроз;

3) низкий уровень восприятия проявлений чуткости со стороны окружающих.

Эти элементы легко выделить в ходе многих сеансов семейной терапии48. Отношения в семье также позволяют предположить, какой будет ответная реакция на терапию у молодых людей, склонных к депрессии49. Джеймс во время одного из контрольных сеансов говорит Тиму: «Мне было проще злиться и вести себя так, словно никаких других чувств у меня и нет. Но я страдал. Я ощущал такое одиночество, словно я вообще никому не нужен. Я полный неудачник, зачем же стараться? Но когда ты, отец, рассказал мне о своих чувствах, все изменилось. Это говорит о том, что тебе на меня не наплевать». Противоядие от темной триады — другая триада: открытость, чуткость и искренность с близкими людьми.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Пинсоф и Уин предполагают, что, хотя исследование исходов может предложить направление работы для психотерапии в целом, для терапии пар и семейной терапии оно, похоже, не является особенно значимым и не способно обеспечить комплексную основу50. Ученые предполагают, что для этой цели необходимо провести исследование качественных показателей. Возможно, проблема заключается в том, что стиль и способ проведения исследования исходов не полностью соответствуют методам работы психотерапевта с группой страдающих членов одной семьи, попавших в клещи страха и беспомощности. Тем не менее наука о привязанности предлагает богатую эмпирическую и концептуальную базу, которая весьма полезна при ежедневной работе с семьями. Таким психотерапевтам можно предложить следить за открытиями в области социальной науки, чтобы сформировать полноценную картину родственных взаимосвязей, а также образ здоровой и жизнестойкой семьи, к которому необходимо стремиться. Мощная волна новаторских подходов и методов вмешательства, которая вдохновляла многих специалистов в период расцвета семейной терапии, превратилась в небольшой ручеек. Несомненно, необходимо развивать работу с родителями и их обуче­ние во всех областях психического здоровья. Наука о привязанности положила начало нескольким прекрасным программам для молодых родителей, например «Круг безопасности»51, а также недавно появившемуся курсу «Обними меня крепче: отпусти меня»52, который разработали мои коллеги для семей, воспитывающих подростков. Кроме того, целенаправленное вмешательство в семейной терапии с объяснением происходящих процессов с точки зрения привязанности и формированием эмоциональных сигналов, способных изменить ключевые модели взаимоотношений, представляет собой мощное комплексное оружие. Изменения происходят в разных моделях взаимосвязей и на разных уровнях, что позволяет эффективно и прогнозируемо формировать ключевую стратегию для коррекции. Проблемы выявленного в семье «клиента» целесообразно рассматривать с точки зрения надежной привязанности — наличия или отсутствия взаимосвязи. Такой подход близок членам семьи, и им легко настроиться на нужную волну. Здесь будет уместно привести в пример одно из исследований, результаты которого были опубликованы в 1985 году53. Обнаружилось, что трехлетние дети с надежным типом привязанности в ситуации, когда появлялась вероятность потерпеть неудачу, прикладывали удвоенные усилия, тогда как дети с избегающим типом привязанности поступали наоборот. Как отметил Боулби, в ходе этого эксперимента малыши были уверены в успехе, что характерно для надежного типа привязанности, в противовес «беспомощности и настрою на поражение» детей с избегающим типом привязанности. Несомненно, любой родитель хочет, чтобы его дитя испытывало уверенность и надежду, двигаясь по жизни.

Борьба, разворачивающаяся в семьях, переживающих разлад в отношениях, отражается на состоянии нервной системы ее членов и существенно влияет на ситуацию. Слишком многое поставлено на кон. Специалист, опирающийся на теорию привязанности, будет работать с этой острой потребностью, поможет создать прочный фундамент и упорядочить эмоции. В итоге семья снова обретет равновесие и ощущение контроля над ситуацией.

ДОМАШНЕЕ ЗАДАНИЕ

Для клиентов

Вспомните стандартную сложную ситуацию тех времен, когда вы были подростком, в вашей семье, когда родные выходили из себя. Кто в такие моменты был для вас основным источником «опасности»? Как вы обычно справлялись со своими эмоциями? Какие сигналы вы подавали? Если бы в этот момент рядом оказался психотерапевт, какие выводы относительно ваших эмоций он бы сделал, исходя из теории привязанности? Как бы он вас поддержал в общении с человеком, которого вы расценивали как угрозу? Попробуйте записать, что сказал бы специалист.

Для специалистов

Отец рассказывает: «Подумаешь, у него сложная ситуация в школе. Мне тоже было непросто. Я купил ему рабочие тетради, а он даже не открывает их. Сын постоянно врет. И я знаю, что употребляет наркотики. Наверное, он думает, что я дурак. Напоминает моего брата, который выбросил на ветер все, что досталось от родителей. Он испортил жизнь моей матери. И что вообразил о себе этот ребенок? Разговоры ничем не помогут, мы уже достаточно бесед провели. Единственное решение — чтобы он исчез из нашей жизни, а мы смирились с тем, что вырастили никчемного сына. Он никогда не закончит школу, что бы мы для этого ни делали».

Как бы вы, используя простые слова и выражения, отразили мысли этого родителя, подтверждая его опыт и в то же время помогая ему справиться с гневом, а затем понять сигналы и потребности ребенка с точки зрения привязанности? Напишите, что бы вы сказали взрослому. (Подсказка: можно начать с вашего понимания того, как он огорчен, что сын пренебрегает родительской заботой.)

• Цель ЭФСТ — сформировать безопасную гавань и прочный фундамент, на котором будут строиться взаимоотношения родителя и ребенка; постоянно работать с блоками, мешающими этой взаимосвязи, чтобы родитель мог отреагировать на потребности своего чада в близости.
• Сложные отношения в семье влияют друг на друга, поэтому необходимо учитывать весь их спектр и, кроме того, их влияние на ребенка, который переключается на неэффективную модель поведения.
• Теория систем помогает психотерапевту оценить всю общность взаимосвязей, а также факторы, мешающие установлению позитивных контактов. При таком подходе ставка делается на то, что для достижения значительных перемен необходимо изменить систему элементов, на которой основывается танец взаимоотношений. С точки зрения теории привязанности нужно изменить эмоциональный характер отношений и движений танца, что обеспечит не только равновесие, но и безопасную взаимосвязь.
• ЭФСТ-специалист поддерживает родителя, чтобы тот мог скорректировать отношения и предложить ребенку надежную взаимосвязь. Психотерапевт предлагает родителю обрести эмоциональный баланс, прочувствовав собственную боль, страх потерпеть неудачу и потерять связь с ребенком, злость, осознать, насколько уязвимо их чадо, и стать чутким близким человеком, который способен поддержать и проявить заботу. Ребенку специалист помогает осознать свои потребности в общении с близкими, открыться и принять их заботливое отношение. В ходе этого процесса постоянно отслеживается отношение юного клиента к себе с целью его коррекции, если необходимо.
• Наука о привязанности позволяет выделить факторы, которые имеют решающее значение при формировании сложного семейного танца, и выработать четкую стратегию более качественного функционирования семьи и ребенка внутри нее. Дети с надежным типом привязанности — более здоровые и жизнерадостные. Когда они понимают, каким образом сформировать наполненные любовью отношения с родителем, в котором они нуждаются, перед ними открываются новые возможности развития, и дети способны более эффективно справляться с депрессией и тревожностью.
• Большинством родителей, которые обращаются к семейному психотерапевту, движет мощный стимул защитить свое потомство и позаботиться о нем. С помощью специалиста этот биологический импульс становится мощной преобразующей силой. Психотерапевту необходимо признать страх родителей потерпеть неудачу на этом поприще и работать с ним, чтобы способствовать уверенному и эффективному функционированию взрослого.

ГЛАВА 9

ЭФСТ на практике

В этой главе описаны два сеанса семейной терапии по методике ЭФСТ, а также имевшие место вмешательства.

ДЖОШ И ЕГО СЕМЬЯ: ПРЕДЫСТОРИЯ

Джош, одиннадцатилетний мальчик, пришел ко мне на второй сеанс. Его родные, учителя и сотрудники местной детской больницы крайне озабочены его агрессивным поведением. На первом сеансе присутствовали три человека: Сэм, отец мальчика, Эмма, его мать, и его старший брат Джон. Тогда мы выявили ключевые модели взаимодействия в семье и ту роль, которую в них играет Джош (эти модели описаны в последней главе). Во время первой встречи мальчик был возбужден и уклонялся от общения: перебивал, менял тему, шутил. Вырисовывалась картина полного разлада в семье: отец, Сэм, ежедневно работает по 12–14 часов, но признает, что для него это способ меньше бывать дома и избегать стресса, связанного с семейными отношениями. Старший сын Джон отдалился от родных и мало общается с ними, проводя время вне дома и активно занимаясь спортом. Эмма очень огорчена и встревожена, периодически плачет, говорит быстро и напряженным голосом. Она рассказывает, что в одиночку занималась воспитанием мальчиков, а теперь ей приходится уделять время и малышу, и своей работе. Я реагирую с эмпатией. И женщина признается, что она взвинчена и ей страшно, и разражается потоком слез.

Родные Джоша рассказывают мне, что над мальчиком издеваются в школе; что у него проблемы со сном; что у него сыпь по всему телу, и доктора считают, будто это от нервного напряжения; что у Джоша бывают вспышки гнева, когда он ломает мебель, угрожает зарезать отца и сообщает матери, что покончит с собой, бросившись под автобус, который останавливается как раз напротив их дома. В результате такого поведения к ним дважды наведывалась полиция и забирала парня на несколько дней. Несмотря на высокий коэффициент умственного развития, мальчик учится плохо. В ходе первого сеанса у нас с Джошем устанавливается непрочная взаимо­связь, при этом наше общение кратковременно и принимает форму игры. Мальчик говорит: «Я не собираюсь здесь торчать. Я стану Питером Пэном». Тогда я отвечаю, что этот солнечный день предпочла бы провести в саду, но, пожалуй, останусь с Джошем в больнице, если он позволит мне быть феей Динь-Динь. Мальчик широко улыбается и присаживается рядом. Но я чувствую возбуждение, которое его охватывает. Нам удалось выделить следующие модели взаимодействий в семье: Джош и Сэм постоянно конфликтуют, при этом мальчик принимает в штыки любую просьбу отца и взрывается, когда тот эту просьбу повторяет; сын общается с матерью и ведет себя при этом более ровно, но стоит ей заговорить о семейных проблемах, как мальчик угрожает, что покончит с собой; Эмма и Сэм застряли в цикле, когда жалобы и преследование сменяются игнорированием и замыканием, и они оба «хронически несчастливы»; иногда случаются стычки между Джошем и Джоном, но старший сын преимущественно остается вне семейных взаимоотношений, пропитанных тревогой и противостоянием.

Главные блоки, которые мешают надежным взаимосвязям и становятся триггерами для паники и нарастающего хаоса, — взаимоотношения Эммы и Сэма как партнеров, а также Эммы и Джоша. Но главный конфликт — между Сэмом и его сыном. Спустя некоторое время после нашей первой встречи мужчина позвонил мне и сообщил, что Джош отказался посещать терапию.

В ходе двух следующих сеансов с мужем и женой мы выявляем их негативный цикл и наблюдаем, как он влияет на возрастающую тревожность Эммы и отдаление Сэма, а также чувство беспомощности, которое пронизывает их отношения друг с другом и с детьми. Мы обсуждаем, как эта модель взаимосвязей негативно воздействует на их способность сохранять равновесие и поддерживать друг друга, в результате чего Эмма ищет поддержки у сына. В отсутствие прочного взаимодействия между родителями Сэм ощущает, что зашел в тупик в отношениях с сыном, и начинает давить на него, чему Джош все больше сопротивляется. Мы договариваемся, что раз в день Сэм и Эмма будут рассказывать, с какими сложностями в общении с сыном они столкнулись сегодня, и помогать друг другу разобраться с возникающими у них эмоциями (оба ощущают себя плохими родителями) вне зависимости от того, какие у них в этот момент отношения. Мы договариваемся, что дальше я продолжу работу с Сэмом и Джошем. Я постоянно подчеркиваю, что мальчик очень встревожен и чувствителен, он остро реагирует на напряженные отношения между родителями и постоянное отсутствие отца дома, а также он на пороге подросткового возраста и отчаянно жаждет надежных взаимосвязей, которые родители могли бы ему предложить. Мы вспоминаем душераздирающий момент, который случился во время первого сеанса. Я спросила Джоша, чего бы он хотел от отца (на тот момент мальчик демонстрировал лишь злость по отношению к Сэму). А сын вдруг повернулся к отцу и молча распахнул объятия. Мужчина оцепенел, молчал несколько минут, а затем на мой вопрос, что он чувствует, безучастно ответил: «Я не знаю, что делать». Я подтвердила его реакцию. Во время нашей первой встречи Сэм уже упоминал, что, когда он был мальчиком, в его семье было принято делать то, что тебе говорят. А если кому-то случалось расстроиться или «пустить слезу», его немедленно отправляли в свою комнату. Я трактую этот рассказ следующим образом: Сэм вырос в одиночестве, ему не к кому было обратиться за помощью или утешением, когда он был испуган или нуждался в поддержке. Иные дети в такой ситуации начинают кричать и протестовать, а отец Джоша закрылся. Сэм меня услышал.

Неспособность сохранить эмоциональное равновесие и отреагировать на поведение сына с чуткостью и пониманием как у отца, так и у матери частично обусловлена тем, что они ощущают себя несостоявшимися как родители и неудачниками. Это ключевой момент, которым, на мой взгляд, семейные психотерапевты часто пренебрегают. ЭФТ-специалист активно помогает родителям справляться с подобными чувствами и нормализует их, объясняя, что все мы учимся воспитывать детей в процессе, в течение всей жизни и с помощью своих отпрысков; что все хотят быть идеальными и ответственными родителями, но часто мы понимаем, что не знаем того танца, который исполняем вместе с детьми.

РАБОТА С ДЖОШЕМ И СЭМОМ

Джош согласился прийти ко мне на сеанс вместе с отцом, после того как я отправила ему письмо по электронной почте. В нем я написала, что впечатлена его добрым и предупредительным отношением к своему другу — ребенку с ограниченными возможностями (об этом поведала Эмма); что, похоже, Джош хорошо разбирается в чувствах других людей и, как мне кажется, может помочь своим родным решить семейные проблемы.

Итак, мальчик входит в мой кабинет в самодельной рубашке, на которой написано «Специалист по объятиям». Я сохраняю тот позитивный и веселый настрой, который возник в ходе первого сеанса. Мальчик кажется более спокойным, чаще смотрит мне в глаза и меньше отвлекается. Но я постоянно напоминаю себе, что необходимо следить за его способностью переживать эмоционально острые моменты. У Джоша крайне невысокая степень толерантности, а его внимание можно удержать в течение примерно 10 секунд. Мы обсуждаем их семейные планы на лето. Сэм жалуется на то, как много ему приходится работать. У него мало свободного времени, которое он мог бы посвятить семье, он понимает, что жене тяжело и сыну тоже. Джош энергично кивает.

Создается впечатление, что общение отца и сына в ходе второго сеанса не столь напряженное, как во время нашей первой встречи.

Я: Итак, какие сейчас между вами отношения? Похоже, накал страстей немного спал?

Сэм: Да. В целом ситуация улучшилась. Но иногда мы начинаем орать друг на друга и вообще не способны нормально разговаривать. А порой я хочу пообщаться с Джошем, а он как будто расстроен и отгораживается от меня — вы ведь это слово употребляете, когда кто-то ведет себя так, словно вас нет? (Сэм долго молчит.) Я теряю его. Я не могу достучаться до сына и помочь ему.

Я: Вы начинаете орать, когда возвращаетесь к прежнему поведению: просите Джоша что-то сделать, а он отказывается, так? (Сэм кивает.) А иногда вы хотите пообщаться с ним, а он вас игнорирует, да? (Мужчина снова кивает.) (Я описываю существующие блоки в отношениях отца и сына, первое движение танго.)

Сэм: Я прошу его о чем-то — например, выключи телевизор, пора делать уроки. А Джош словно с цепи срывается.

Я: Получается, наш первый камень преткновения — когда вы пытаетесь выполнять обязанности родителя и даете сыну указания, а он отказывается, сопротивляется и злится. Вы хотите помочь сыну, облегчить его состояние, а он словно игнорирует вашу помощь? И вы как родитель заходите в тупик. Что тогда происходит? Вы становитесь еще более требовательным или замыкаетесь в себе? (Сэм кивает.) (Отражение цикла и его переосмысливание: по итогам первой встречи мы понимаем, что мальчик не осознает, что отец пытается достучаться до него и помочь ему.)

Джош: Мне просто нужно остыть… (Он размахивает руками в воздухе.) Вот и все.

Сэм (сыну): Своей задачей я считаю воспитать тебя. Я должен говорить что-нибудь вроде: «Думаю, тебе пора убрать свою комнату». Но я не могу ни о чем тебя попросить. Сейчас ситуация немного лучше, чем когда мы обратились к Сью, но… Я и так прошу очень вежливо. (Мальчик начинает яростно мотать головой.)

Я: Ты не согласен?

Джош (Сэму, но смотрит в другую сторону): Ты просто говоришь: «Сделай то, сделай это». Словно командир, который отдает приказы. Да еще и повторяешь по сто раз. Или сто раз по сто раз. (Для большей убедительности мальчик описывает руками круг над головой.)

Сэм: Это не так.

Джош: Словно я собака. Пес. И я… я…

Я: Выходишь из себя? Принимаешь все в штыки? Например, думаешь: «Сейчас я ему покажу. Я откажусь — и пусть попробует меня заставить». (Это объяснение с использованием эмпатического предположения. Я проясняю поверхностные стихийные эмоции.)

Джош: Да, именно так.

Сэм: Мы работаем над ситуацией. Я стараюсь меньше давить, а ты больше прислушиваешься ко мне, но…

Джош: Ты стал ненамного мягче.

Сэм: Я стараюсь.

Джош: Если ты просишь вежливо, я соглашаюсь. Например: «Ты не мог бы сегодня постричь газон?» Общайся со мной как с равным.

Я: Джош, ситуация не так проста. Этот мужчина — твой отец, а тебе всего 11 лет. Он несет ответственность за твое воспитание. Его задача — объяснить тебе, что к чему. Так что равенство в данном случае может быть не совсем оправданно. Иногда твоему отцу придется руководить.

Джош: Тогда общайся со мной как с человеком.

Я: Иными словами, уважительно? (Мальчик кивает.)

Сэм: Я стараюсь. Но я же родитель, поэтому несу ответственность за то, чтобы был результат.

Джош: Ты постоянно все забываешь. Ты старик. У меня в мозгу больше клеток. А твои отмирают. Я прочитал об этом в книге.

Сэм (краснеет): Джош, ты грубишь. Зато у меня есть опыт.

Я: Джош, я тоже старая, еще старше твоего отца. Интересно, сколько клеток осталось в моем мозгу? Наверное, порядка десяти. (Я смеюсь, и Джош тоже.) Даже если у твоего родителя меньше клеток, он многое узнал за прожитые годы, его задача — руководить и давать тебе поручения. Ты сейчас злишься на отца? (Мальчик спокойно качает головой.) Что происходит, когда он указывает тебе, что нужно сделать, когда ты слышишь голос командира, отдающего приказ? (С помощью юмора я сдерживаю потенциальный накал страстей и задаю стимулирующие вопросы, чтобы извлечь на поверхность более скрытые чувства, — второе движение танго.)

Джош (тихо и глядя в пол): Я чувствую себя так, словно я собака.

Я (тоже тихо): Собака? Словно никому нет дела до твоих чувств, тебя не замечают и считают плохим?

Джош: Он говорит таким тоном — такое впечатление, что он не ждет от меня многого. От меня столько же пользы, сколько и от пса. Отец невысокого мнения обо мне.

Я: И это причиняет тебе боль, да? (Джош кивает.) Ты страдаешь. И очень злишься (мальчик снова кивает), потому что тебе плохо.

Джош: Мне нужно в туалет. (Он вскакивает, Сэм тоже встает, чтобы проводить сына. Я понимаю, что это определенная стратегия регулирования эмоций. Сэм и Джош возвращаются.)

Я: Теперь все хорошо? Мы говорили о том, что у нас с твоим отцом осталось не так уж много клеток в мозгу. (Мальчик смеется.) И о том, что ты страдаешь, когда отец указывает тебе, что делать. Ты ощущаешь, будто тебя критикуют, унижают. (Джош сидит очень тихо, но не отводит глаз.) Сэм, вы можете помочь сыну разобраться с его чувствами? (Я полагаю, раз уж я хочу им помочь, мужчине пора признать и отреагировать на то, что мальчик ощущает себя уязвимым. Третье движение танго — инсценировка важного взаимодействия с акцентом на то, что именно родитель должен помочь своему отпрыску, а не на взаимную готовность идти на риск.)

Сэм: На самом деле я очень высокого мнения о твоих способностях. Ты прекрасно справляешься со стрижкой газона и с другими делами. (Джош поворачивается к Сэму.) Я горжусь тобой, всем, что ты делаешь, твоими спортивными достижениями. (Мальчик смотрит в пол и молчит.)

Я: В чем дело, Джош? Ты слышишь, что говорит отец? Может быть, у тебя все еще остается ощущение, что тебя унижают? (Четвертое движение танго — анализ важного взаимодействия.)

Джош: Он на самом деле не считает, что я способен что-то сделать. Но если он попросит меня — я сделаю.

Я: Ты можешь сказать отцу об этом?

Джош (поворачивается к Сэму): Я буду выполнять твои просьбы — если ты поверишь в меня.

Я: Хорошо. Ты словно говоришь отцу: «Я так хочу, чтобы ты считал меня хорошим сыном».

Сэм (наклоняется к Джошу): Я буду стараться изо всех сил, сынок. Я и правда считаю тебя хорошим сыном. Но что мне делать, если ты не выполняешь мои просьбы? (Я подавляю желание решить эту проблему, произнеся: «Просто спокойно смиритесь с последствиями». Мы обсуждали этот момент во время сеансов с Сэмом и Эммой. Мать умеет это делать и может научить отца.)

Джош: Я постараюсь, отец. Постараюсь выполнять твои просьбы.

Я: Отлично. Иногда вы будете застревать в этом танце, напоминающем борьбу за власть, — это часто случается с отцами и сыновьями. Давать указания — часть родительских обязанностей, но, если Джош как чувствительный ребенок будет ощущать, будто его унижают или критикуют, он откажется их выполнять. И тогда он будет считать себя плохим сыном, а Сэм себя — плохим отцом. (Мужчина кивает.) Отцом, который не способен заставить ребенка сделать что-либо, не задав ему взбучку. Но прямо сейчас вы можете выяснить, как помочь друг другу, как общаться, чтобы проявить уважение. Вы способны сотрудничать. Это вам под силу. (Я подытоживаю нашу беседу о родительском авторитете, нормализую опыт, выделяю эмоциональные страдания и потребности, которые запускают цикл негативного взаимодействия, а также позитивный опыт, который в данный момент наблюдаю, — это пятое движение танго.)

Джош и Сэм кивают и улыбаются друг другу. Я возвращаюсь ко второму моменту, который выделил отец в начале сеанса: тот факт, что он не способен достучаться до сына, взаимодействовать с ним и утешить его. После того как клиенты научились сдерживать негативный цикл, состоящий из отдачи приказов и гневного отказа выполнять их, главной задачей становится формирование позитивного общения между отцом и сыном.

Я: Итак, я хотела бы вернуться к вопросу, который вы подняли в самом начале, Сэм. Помимо того что вы просите сына что-то сделать, а он отказывается, вы говорили о том, что иногда, особенно в последнее время, вы пытаетесь достучаться до ребенка, но чувствуете, что у вас нет взаимосвязи с ним. Я так полагаю, что вам очень больно это ощущать? (Возвращаюсь ко второму и третьему движению танго — углубляю эмоции и при помощи инсценировки поощряю Сэма рассказать о своих чувствах.)

Сэм: Это верно. (Он поджимает губы и с грустным видом поворачивается к Джошу.) На днях я хотел пообщаться с тобой, но ты не… ты закрываешься. Я наткнулся на стену.

Джош (избегает взгляда отца и смотрит в пол): Я не хочу обсуждать некоторые темы.

Сэм (его голос становится более напряженным): Я это понимаю, но ты произносишь фразы вроде «Заткнись» или «Отвали». Больно это слышать.

Я: Действительно. Можно, я попробую догадаться, что происходит в этот момент? (Мальчик кивает.) Джош, мне кажется, что в таких случаях тебя обуревают чувства. Они противоречивы, и тебе не под силу справиться с ними. (Мальчик улыбается мне и энергично трясет головой.) Ты злишься, тебе нужно понимать, что тебя считают хорошим сыном, но ты тревожишься, что родители так не думают, — в таком клубке чувств непросто разобраться. (Джош снова кивает.) Именно поэтому ты продолжаешь сердиться и не способен пойти на контакт с отцом. Ты словно отсиживаешься за стеной. Тебе сложно изменить свою тактику и понять, что отец хочет до тебя достучаться. (Мальчик смотрит на Сэма.) Он пытается общаться с тобой, и ты, как мне кажется, именно этого и хочешь. Отец старается пойти на контакт и дать тебе понять, что видит, как ты страдаешь. Он пытается поддержать тебя, продемонстрировать, что ты ему небезразличен, что он хочет заботиться о тебе. Сэм, я все верно говорю? (Я строю эмпатические предположения и переопределяю ситуацию, нормализую тот факт, что мальчику сложно управляться со своими чувствами, а также подчеркиваю те позитивные сигналы, которые подает его отец.)

Сэм: Да, именно так. Знаю, в прошлом это не особенно мне удавалось.

Я: И вы чувствуете себя отвергнутым, вы за бортом, не состоялись как отец. В начале сеанса вы сказали: «Я чувствую, что теряю его». У вас было ощущение, что связь с сыном утрачена. (Сэм готов заплакать.) Это очень больно — когда ребенок тебя игнорирует, когда закрывается от тебя. (Сэм кивает. Я поворачиваюсь к Джошу.) Что ты чувствуешь, когда отец рассказывает, что, когда ты не идешь с ним на контакт, он ощущает себя отвергнутым, страдает и боится, что теряет связь с тобой? (Задаю стимулирующие вопросы.)

Джош: Странное чувство. Неужели он и правда все это ощущает? Он такой суровый, настоящий мужчина.

Я: Верно. Но он способен на нежные чувства, он не хочет тебя потерять, потерять своего Джоша, своего любимого сына. Так что, когда ты не идешь на контакт с ним, когда он не может достучаться… Сэм, расскажите сами о своих чувствах. (Делаю жест в сторону Джоша. Это третье движение танго — инсценировка важного взаимодействия после углубления эмоциональных сигналов.)

Сэм (говорит тихо, наклонившись вперед): Джош, я дорожу нашими отношениями. Когда ты меня отталкиваешь, я очень сильно тревожусь. Я не хочу потерять связь с тобой.

Я: Джош, ты слышишь? Что ты чувствуешь, когда отец произносит эти слова?

Джош: Ух ты, это удар ниже пояса, да-да, именно так! Я очень… удивлен. Ему не все равно! (Он улыбается, очевидно, что мальчик тронут поведением отца, но стесняется это показать.)

Я: Ты действительно понимаешь, что отцу не все равно? Ты не привык так о нем думать. Ты можешь принять это чувство? (Поворачиваюсь к Сэму.) Повторите ваши слова еще раз.

Сэм: Я не хочу, чтобы ты отгораживался от меня. Сынок, мне очень жаль, что ты считал, что мне на тебя плевать. (Джош начинает скатывать носовой платок в шарик.)

Я (Сэму): Верно. Я помню, что во время нашей первой встречи сын сказал, что не собирается вас слушать, потому что вам нет до него дела. Сложно поверить, что отец, такой суровый, способен испытывать столь нежные чувства. Что мальчику незачем бояться, будто его считают пустым местом. Все родители воюют с детьми по вопросам выполнения домашних обязанностей и жизненных графиков. Но если вы после ссоры способны наладить контакт друг с другом, у вас остается прочная взаимосвязь. Джош, я полагаю, именно этого ты и хочешь, верно?

Джош: Да. Это странно. Это странно (поворачивается к отцу и говорит тихо), потому что ты нечасто бываешь дома. Ты постоянно на работе. Мне не с кем поговорить, поиграть. Тебя просто нет рядом. (Мальчик продолжает скатывать платки в шарик — для меня это сигнал, что в результате столь эмоционально напряженного общения его терпение иссякает. Очень часто причиной злости у детей становится ощущение, что их покинули.)

Сэм: Да, я знаю. И мне так плохо. Из-за этого все страдают. Я уже разговаривал с начальником, и теперь ситуация немного лучше, но, похоже, другого выхода нет. Меня некому подменить. Я стараюсь бывать дома как можно чаще. Но работа требует много времени. Твоей маме тоже непросто. Я хочу быть с вами, я действительно этого хочу. Но я не всегда уверен, как поступить правильно. (Джош поднимает голову и улыбается Сэму.)