Сила привязанности. Эмоционально-фокусированная терапия для создания гармоничных отношений Джонсон Сью

Я (решаю, что на сегодня достаточно: у мальчика может иссякнуть терпение, кроме того, мы проделали хороший объем работы, которая станет нашей базой в ходе следующей встречи): Сэм, я хочу сказать, что потрясена вашей честностью и способностью делиться своими чувствами с сыном. А Джош такой умный и откровенный мальчик. Требуется большая смелость, чтобы пойти к психотерапевту: ребенок чувствителен, и ему может быть тяжело, потому что сложно обсуждать эмоции. Но стоило немного помочь ему — как он схватил протянутую руку и открылся. Он позволил вам заглянуть к нему в душу, потому что хочет общаться с вами. Сэм, просто замечательно, что во время сеанса вы пошли с ним на контакт. Джош, ты даже не подозреваешь, какая это редкость, как здорово иметь родителя, который способен на подобный шаг. Как ты думаешь, много ли таких отцов? (Пятое движение танго — интеграция и подтверждение.)

Джош (широко улыбается): Я не знаю. Наверное, процентов семьдесят пять.

Я: Нет, совсем не угадал. Твой отец особенный. Он много работает, чтобы защитить и обеспечить свою семью. И он учится устанавливать контакт. Возможно, в детстве его отец никогда не вел себя таким образом!

Джош (выкрикивает): Он кормилец семьи. Это задача любого отца.

Я: Верно. Сэм — сильный мужчина. Он много работает и таким образом заботится о своей семье. А когда приходит домой, старается дать вам все необходимое. Он изо всех сил пытается быть хорошим отцом для тебя и твоих братьев, а также хорошим мужем для вашей мамы. Он сильный. Но ему тяжело, потому что приходится проводить много времени вдали от тех, кого он любит. Но твой отец пошел еще дальше. Много ли ты знаешь мужчин, которые готовы действительно позаботиться о родных, придя к психотерапевту, и открыто рассказать о своих чувствах, чтобы наладить взаимоотношения с ребенком? Только настоящий мужчина способен говорить о своих нежных чувствах по отношению к близким, открыть им душу, позаботиться об их эмоциональном состоянии. Это большая редкость. (Сэм бормочет: «Спасибо». На его глазах слезы.) Должно быть, он очень тебя любит, Джош. Очень. (Я формирую модель мужественного поведения в глазах мальчика, а также подтверждаю достижения Сэма и перемены, которые он продемонстрировал. Кроме того, я обращаюсь к амигдале Джоша, затрагиваю его потребность во взаимосвязи и поддержке, расширяю его представления об отце.)

Джош (ухмыляется мне): Хорошо, значит, мой отец из числа тех 25%, которые способны на такой поступок.

Я: Родители, которые действительно любят своих детей и понимают, что те в них нуждаются, пойдут на это, даже если семья переживает непростые времена и все идет не так. Лучшие отцы — такие, как твой, — рискуют и открыто говорят о своих чувствах ребенку, которого боятся потерять. (Мальчик улыбается и смотрит в окно.)

Сэм (мне): Спасибо за такие слова.

Я: Не за что. Я думаю, на сегодня хватит. Джош, ты большой молодец, что пришел ко мне и рассказал о том, что ты чувствуешь, у тебя это прекрасно получилось. Это все равно что открыться другу — тому ребенку с ограниченными возможностями, о котором рассказала твоя мама. Наверное, это потому, что у тебя действительно больше клеток в мозгу. (Мальчик улыбается еще шире.) Пожалуй, хватит, закончим на сегодня. Сэм, если вы не возражаете, в следующий раз я бы хотела побеседовать с вами и Эммой. (Мужчина кивает.) Благодарю за работу, вы прекрасно с ней справились. Мне так приятно общаться с вами. Мы разобрали, как регулировать свои эмоции, когда ваши отношения заходят в тупик в модели «просьба — отказ ее выполнять» и вы злитесь. Далее мы исследовали, как вы можете сблизиться и наладить взаимодействие, чтобы не потерять связь друг с другом. Отличная работа. (Я подвожу итоги сеанса, обращая внимание на моменты прочного контакта и разобщения, и подтверждаю опыт клиентов.)

После сеанса я отмечаю, что Сэм, похоже, стал более открытым и свободнее общается с семьей. Он долго держал все в себе, но теперь старается включиться в процесс, воспринимать эмоциональную атмосферу и чутко реагировать на потребности сына. Однако, чтобы преобразовать негативные модели взаимодействия, мужчине понадобится работать совместно с женой, этой паре можно рекомендовать пройти семейную терапию в будущем. Мне также приходится внимательно наблюдать за эмоциональным состоянием Джоша, чтобы не допустить его перегрузки. Временами я переключаюсь на игру, шучу и болтаю, чтобы мальчик мог расслабиться (я кое-что опустила при описании этого сеанса). Он очень развитый для своего возраста, но также очень чувствительный.

РАБОТА С СЭМОМ И ЭММОЙ

Несмотря на то что это сеанс для пары, я провожу его с учетом их семейного контекста.

Мы начинаем с того, что вспоминаем демонический танец, который выявили в ходе предыдущих сеансов и который затягивает их семью. Я описываю картину, которую наблюдала, и прошу исправить меня, если что-то не так. Я предполагаю, что Джош ощущает себя брошенным и ненужным Сэму, на что реагирует вспышками гнева и отказом выполнять его просьбы. Эмма тоже чувствует, что муж отдалился, ее охватывает одиночество и тревога, связанная с ролью матери. Она сердится на сына и постоянно конфликтует с Сэмом. Мужчина в растерянности и ощущает, что не состоялся (по его собственному выражению) как отец и муж. Он пытается приводить свои аргументы жене и указывать Джошу, что делать. Когда эта тактика не срабатывает, он едет в офис и погружается в работу. Чем больше Сэм закрывается и указывает, тем более несчастными чувствуют себя его жена и сын, тем чаще они кричат и ссорятся и тем сильнее мужчине хочется сбежать на работу. Этот цикл разворачивается непроизвольно. Эмма в панике добавляет, что она не может растить детей одна, что не справляется с работой и постоянно выходит из себя. Сэм соглашается с моей оценкой ситуации и добавляет, что она стала настолько сложной, что ему хочется просто сбежать.

Я делаю акцент на том, что Джош — очень умный и чувствительный мальчик, который оказался втянутым в этот танец, и у него нет надежного убежища, где бы его приняли, успокоили и приободрили. Отсутствует прочная взаимосвязь с отцом, он не ощущает в достаточной мере поддержку матери (хотя она старается изо всех сил), которая и сама охвачена тревогой и стрессом. Я подтверждаю, что если эмоциональный баланс родителей нарушен, то им действительно очень сложно проявить чуткость по отношению к ребенку, настроиться на его волну и реагировать соответственно. Джош чувствует себя неуверенно внутри семьи, наблюдая ссоры родителей, панику матери и явное отдаление и закрытость отца.

Эмма рассказывает, что воспринимает сына как «грустного маленького мальчика», что она в растерянности, поскольку не может справиться с эмоциями в отношении собственного брака, чувствует себя одинокой, боится за Джоша. Она говорит мужу: «Ты просто читаешь сыну нотации, мы с ним не получаем того общения с тобой, в котором нуждаемся». Я делаю акцент на том факте, что оба родителя винят друг друга за неудачи в воспитании Джоша и не чувствуют обоюдной поддержки.

Сэм (Эмме): Ты защищаешь сына и подрываешь мой авторитет — да, именно так! Ты болезненно относишься ко всему, что связано с моей работой, и…

Эмма: Я только стараюсь утешить Джоша.

Я: Можно я вас прерву? Вы застряли, пытаясь решить, как нужно воспитывать сына. Сложно быть командой, если между вами натянутые отношения, правда? Эмма, полагаю, когда вы говорите, что ощущаете потребность сына в вашей поддержке и поддержке вашего мужа, вы и сами чувствуете необходимость получить поддержку Сэма? (Женщина кивает.) Во время предыдущей встречи мы обсуждали ваши отношения с супругом и решили, что их необходимо восстанавливать. Но давайте обратим внимание на те препятствия, которые мешают вам поддержать друг друга как родителям. Уверена, вы преследуете одинаковые цели. Вы хотите, чтобы состояние Джоша стало более стабильным, он успокоился, меньше тревожился, чтобы с ним было легче общаться. (Оба родителя кивают.) Эмма, вы стараетесь донести до мужа, что не считаете эффективным его общение с сыном, что супруг не понимает, в каком положении находится Джош. А вы, Сэм, защищаете свою позицию. Полагаю, если бы вы в этот момент находились дома, вы бы при­шли в отчаяние и ушли? (Отражение процесса в настоящем — первое движение танго.)

Сэм: Да. Я бы поехал в офис. Общение с женой и детьми напоминает мне американские горки. Я все время неправ. Сержусь не только я, жена с сыном тоже выходят из себя. Недавно она вспылила и ударила его. (Эмме.) Ты тоже злишься.

Эмма: Да, это так. Я чувствовала себя просто ужасно. (Женщина плачет. Она уже рассказывала об этом случае, и я уверена, что речь идет о кратковременной потере самообладания.) Но я не могу нести эту ношу в одиночку.

Я (первое движение танго, я отражаю эмоциональный круговорот, в котором оказались клиенты): Верно, вы оба выходите из себя, когда общаетесь с сыном, вас переполняют эмоции, но вы не способны ими делиться и поддерживать друг друга. Сэм, что вы чувствуете, когда жена говорит, что вы только читаете Джошу нотации и закрываетесь от него? Вы сравнили общение с домочадцами с американскими горками и отметили, что постоянно неправы. Именно поэтому вы закрываетесь.

Сэм: Да. Я не знаю, как воспитывать сына. Я пытаюсь. Но он не слушает меня, а его вспышки гнева пугают. Знаю, звучит глупо. Жена злится из-за того, что я много работаю. Сын тоже злится. И я сбегаю.

Я: Вас переполняют эмоции, но вы не уверены, что способны поделиться с женой своими ощущениями — что сомневаетесь в себе как в родителе, потому что боитесь услышать, что все это ваша вина. (Сэм кивает, на глазах у него слезы.) Эмма, а вы пытаетесь задеть мужа за живое, заставить его прислушаться к вашим словам, понять, что вас тревожит, реагировать на эмоциональное состояние сына?

Эмма: Да. Я понимаю, супруг считает, что я критикую его. Но я не знаю, как дать ему понять, что он нам нужен. Я теряю взаимосвязь и с ним, и с сыном. (С точки зрения привязанности такой ответ объясним. Страх расставания вызывает злость и отчаяние, когда человек сталкивается с закрытостью и отсутствием эмоционального отклика.)

Я: И вас охватывает тревога. Вы приходите в отчаяние и пытаетесь объяснить это мужу, просите его услышать вас и помочь вам. Но все тщетно, и…

Эмма: Все идет насмарку, а Сэм просто открывает дверь и выходит из дома!

Я: Понимаю. Вы балансируете между злостью, страхом и чувством одиночества — как и ваш супруг. Вы одна. Но Сэм видит лишь ваш гнев, который теперь выплескивается и на Джоша, а вы чувствуете себя ужасно.

Сэм: Я вижу, что мы оба сражаемся в одиночку. Я это понимаю. Но ее гнев меня пугает. Жена ведет себя неблагоразумно! В моей семье все были сдержанны и вели себя спокойно. Я насмерть перепуган.

Я (второе движение танго — анализирую и углубляю эмоции): Давайте остановимся на этом моменте подробнее. Похоже, что вам хочется «сбежать» лишь тогда, когда вас охватывает страх? И вы не понимаете причину гнева своей жены? И Джош, и Эмма приходят в такую ярость, что вы в буквальном смысле чувствуете себя в опасности…

Сэм: Вот именно. Случалось, что сын угрожал мне ножом, а супруга хотела меня ударить, она постоянно на меня злится. Если я пытаюсь объяснить, что мне придется работать допоздна, она просто этого не слышит. (Мужчина тупо смотрит в пол.)

Я: Сэм, что вы чувствуете сейчас, когда рассказываете об этом? Ваше лицо непроницаемо, вы очень спокойны. Что с вами?

Сэм: Я… я… я в растерянности.

Я: Вы в растерянности и не видите выхода. Если вы не сбежите, то услышите, что вам хотят причинить боль? Или что-то другое?

Сэм: Что я полный неудачник. Ничтожество, ничтожество.

Я: А если вы сбежите, то приведете родных в ярость. Выхода нет. Ситуация безнадежна и вы чувствуете себя беспомощным? (Сэм энергично кивает.) Есть средство, которое может успокоить вас, вернуть равновесие?

Сэм: Мой рабочий график, список дел. Жена считает, что это единственное, что меня заботит.

Эмма: Для тебя они важнее всего…

Я (Сэму): Но для вас это способ не сойти с ума, держать ощущение беспомощности в узде. Можете сказать о этом супруге? (Третье движение танго — инсценировка важного взаимодействия. Я могла бы помочь мужчине и сформулировать то, что предстоит сказать.)

Сэм (тихо): Я действительно сбегаю. Единственное, на что я способен, — содержать семью, зарабатывать деньги. Для меня и правда важно придерживаться графика. А все эти эмоции — это очень сложно. Но когда ты так злишься… Я просто… Я не знаю, как описать свои ощущения. Я очень боюсь, чувствую себя беспомощным.

Я: Может, паникуете? (Сэм кивает, на его глазах слезы.)

Я (четвертое движение танго — анализ важного взаимодействия): Что вы сейчас чувствуете, когда говорите об этом жене?

Сэм: Странное ощущение. Я боюсь, что она снова разозлится. (Смотрит на Эмму.) Ты злишься?

Эмма (тихо): Нет. Нет, Сэм, я не злюсь. Знаю, я иногда впадаю в крайности, и мне это не нравится. Знать, что ты чувствуешь, для меня большое облегчение. У меня такое впечатление, что мои слова на тебя не действуют, тебе как будто бы все равно. И я начинаю ощущать, что ты… что ты меня покинул. Полагаю, мы оба чувствуем себя бесполезными, и это так больно.

Я: Действительно. Вы злитесь, потому что зовете и зовете мужа, пытаетесь добиться от него ответа. (Эмма плачет и соглашается.) Вы не хотите постоянно сердиться. Сейчас супруг рискует и пытается открыться вам, и это успокаивает. (Пятое движение танго — подтверждение.) Только посмотрите, каких результатов вы добились. Сэм, вы не читали нотации, не пытались объяснить, не сбегали, вы нашли другой способ решения проблемы. Вы объяснили жене, что повышенное внимание к графику и рабочим задачам — ваш прием, чтобы не чувствовать себя неудачником, потому что глубоко внутри вас грызет отчаяние. Эмма, а вы смогли переступить через свое исступление и гнев из-за того, что чувствуете себя одинокой, и отреагировали на слова мужа, признали его боль. Это потрясающе. (Супруги улыбаются мне, хотя их улыбки несколько жалкие.) Вы оказались в сетях танца, который исполняете вдвоем. Иногда кажется, что партнер — это ваш враг. Но вы как родители Джоша в одной лодке.

Эмма: Вот именно. (Сэму.) Если бы я могла рассказывать тебе о том, как прошел мой день, какие отношения у нас были с сыном, поведать о своих страхах, получить утешение, я думаю, что все могло бы быть по-другому. Но (тут женщина начинает рыдать) мне кажется, что, если я не смогу воспитать Джоша, справиться с ним, ты нас оставишь, ты уйдешь от меня. Я не могу до тебя достучаться, и если снова случится кризис…

Я: И вы стараетесь справляться с проблемами самостоятельно, урезонить сына и найти способ сделать так, чтобы Сэм не отдалился от вас еще больше. Неудивительно, что вы не справляетесь с таким давлением и гнев находит выход. Но вы говорите мужу: «Если ты откроешься мне и расскажешь о своих страхах, если не будешь сбегать от меня, если я смогу рассказать тебе о том, чего боюсь, о том, что взвалила на себя тяжелую ответственность за благополучие в семье, если ты утешишь меня, то ситуация может быть совсем иной».

Эмма (обращается ко мне, я делаю знак, чтобы она повернулась к Сэму): Если бы я понимала, что мы в одной связке, мне было бы спокойнее. Знаю, когда я встревожена, я начинаю злиться. Я подаю запутанные сигналы.

Я: Эмма, чем бы супруг мог помочь вам в такие моменты? Я помню, что на одной из первых встреч мы обсуждали, что иногда, когда испытываем страх, то начинаем злиться. И я упоминала, что некоторые пары используют кодовое слово, которое означает: «Меня накрывает волна эмоций. Мне нужно знать, что ты рядом, даже если ты не можешь ничем помочь». Такой прием сам по себе решение, потому что он возвращает людей к реальности: когда наступают тяжелые времена, они понимают, что играют в одной команде. Если вы оба испытываете стресс и запутались в своих чувствах, то именно в такие моменты начинает бунтовать ваш сын, верно? У него нет ориентира — сильного и мудрого родителя. Ребенок не способен справиться с эмоциями и не может рассчитывать на вас в этом вопросе. (Это обучение родительским навыкам в ЭФТ — методом от обратного.)

Сэм: Да, все верно. (Эмме). Недавно Джош начал злиться. А ты повернулась и сказала: «Ну вот, шторм начинается». И что-то произошло.

Эмма: Точно, ты не отвернулся. Ты подошел, встал рядом со мной и сохранял спокойствие, хотя мне не удавалось найти общий язык с сыном. Ты прикоснулся к моей руке и произнес что-то вроде: «Нам всем пора успокоиться. Мы запутались в своих чувствах». А затем вы с Джошем отправились в гараж искать его рыболовные снасти, и… ситуация каким-то образом разрешилась.

Я: Итак, вас обоих переполняют эмоции, вы ощущаете себя беспомощными и испуганными, но из этой ситуации есть выход. Вы можете использовать кодовое слово «шторм», чтобы подсказать друг другу, что начинается скандал, и не отрываться от реальности. В такой ситуации нет виноватых. Просто на­двигается буря. Если вы поддержите партнера, все изменится. Просто помогите друг другу обрести спокойствие. Это пойдет на пользу и Джошу. Ничто не пугает ребенка больше, чем осознание того, что он не может справиться с собой, а родители не способны его поддержать. И часто отпрыск решает, что он просто плохой ребенок, не понимая, что его «сильные» родители сами не способны справиться с эмоциями. Вы проделали отличную работу. Все радикально изменится, если вы поможете друг другу разобраться со своими чувствами. Сэм, вы понимаете, о чем я говорю?

Сэм: Да, понимаю. Совершенно другая ситуация. Я хочу быть рядом с женой.

Эмма: Сэм, я не хочу злиться на тебя и угрожать тебе. Я чувствую себя ужасно. Недавно Джош сказал мне, что нашу семью разрушает именно его «несносное поведение». Было страшно услышать такое. Я почувствовала себя ужасной матерью. Обстановка в доме стала еще более напряженной. Я понимаю, что моя злость тебя пугает, Сэм, но я не в состоянии тащить эту ношу в одиночку.

Сэм: Я понял, я услышал тебя. Может быть, нам стоит использовать слово «цунами», тогда мы будем бояться меньше. Я тоже могу его использовать, когда пойму, что загнан в угол, растерян и не знаю, как вести себя с сыном. Думаю, это нам поможет. Даже от осознания того, что ты сейчас слышишь мои слова, мне становится легче. (Эмма подается вперед и нежно дотрагивается до руки мужа.)

Я не даю супругам советы по воспитанию детей и не обучаю их готовым приемам, а уделяю основное внимание корректировке эмоциональной атмосферы в семье, учу партнеров поддерживать друг друга, чтобы они помогали супругу справляться со сложными эмоциями, возникающими в связи с вопросами воспитания, и смогли сформировать прочную основу для общения с сыном. По окончании семейной терапии Сэм и Эмма соглашаются продолжать посещать сеансы вдвоем, чтобы проработать свои взаимоотношения.

Во время контрольной встречи члены семьи отмечают, что Джош в целом стал более спокойным, не закатывает истерик и не угрожает насилием или суицидом. У мальчика улучшилась успеваемость, а Сэм и Эмма более эффективно взаимодействуют по вопросам воспитания, а также продолжают работу над своими отношениями. Эмма отметила и оценила то, что ее супруг осознал, что дисциплина и правила не работают сами по себе, если родитель не понимает сына и не взаимодействует с ним. Супруги согласны в том, что, учитывая уровень тревожности Джоша и другие поставленные ему диагнозы (например, синдром дефицита внимания и гиперактивности), кризисов в будущем не избежать, но теперь они более уверены, что справятся с ними. Как отметила Эмма: «Приемы, направленные на сближение, действительно нам помогли. Это стало поворотным моментом. В противном случае мы не сдвинулись бы с места. Вы точно определили проблему». Джош и Сэм начали проводить время вместе, например играют в футбол. И отец более терпимо отнесся к «творческим потугам» сына, когда тот решил заново отштукатурить стены в своей комнате или приготовить для старшего брата огромный торт на день рождения, в результате чего на два дня оккупировал кухню.

Это идеальный пример «шторма»: крайне чувствительный ребенок с особыми потребностями в плане надежной привязанности вступает в переходный возраст именно в тот момент, когда напряжение в отношениях супругов достигает максимума. Оба родителя сталкиваются с проблемами — и как супруги, терпящие неудачу на родительском поприще, и как личности, ощущающие себя отвергнутыми, покинутыми и неспособными справиться с эмоциями. Курс терапии состоял из первого сеанса с участием всех членов семьи, работы с родителями, сеансов для Сэма и Джоша, одного сеанса с Эммой и Джошем, а также заключительной встречи, где присутствовали оба родителя и их сын.

УПРАЖНЕНИЯ

1. Найдите по меньшей мере два места в описании терапии, где вы сделали бы что-то по-другому. Как бы вы поступили? Обос­нуйте, почему я выбрала именно этот вид вмешательства.
2. Чем описанный выше процесс отличается от традиционных видов системной семейной терапии — как по общей структуре, так и в плане конкретных вмешательств?
3. Как вы думаете, какие позитивные изменения произойдут с каждым из клиентов и с семьей в целом по результатам двух сеансов, которые я описала в этой главе?
4. Если бы эта семья пришла к вам на консультацию, что было бы для вас самым сложным при работе с ней?

ГЛАВА 10

Эпилог

Потенциал науки о привязанности

Алгоритм — это ряд последовательных шагов, который может использоваться для принятия решений. Это метод, которым руководствуются при расчетах… Даже нобелевские лауреаты по экономике принимают минимум решений с ручкой, бумагой и калькулятором в руках; за 99% наших решений, включая жизненно важные, отвечают высокоточные алгоритмы, которые мы называем чувствами, эмоциями и желаниями… Но существует одна, самая главная эмоция, которая присуща всем млекопитающим: взаимопритяжение матери и детеныша.

Юваль Ной Харари1

Пытаться понять природу психического заболевания, не принимая в расчет социальные связи… все равно что изучать движение планет без учета гравитации.

Дэвид Доббс2

Суть всех доводов, которые приведены в этой книге, заключается в том, что акцент на ключевых общих характеристиках нашего вида — способности устанавливать взаимосвязи и особой роли эмоций в отношениях, психическом состоянии и формировании моделей межличностного общения — позволяет легко и не отрываясь от практики совершить прорыв в области психотерапии. Такой подход уделяет основное внимание не разделению на части, а объ­единению, не дроблению, а целостности. С точки зрения привязанности он обеспечивает практикующим специалистам надежную основу, от которой они могут оттолкнуться в нашей крайне перегруженной информацией отрасли.

Если совсем упростить, то наука о привязанности предполагает, что в центре терапии должно находиться то, что происходит между человеком и окружающими его людьми. Внутреннее состояние и система взаимоотношений, то, что происходит внутри и между кем-то и кем-то, — две стороны одной медали. Нет смысла изучать и лечить их по отдельности. Разделение на части искажает ситуацию. Рассмотрение клиентов с точки зрения их взаимоотношений с другими людьми, изучение истории их контактов не только дает более точное и комплексное представление о ситуации, но и расширяет возможности психотерапевта и обеспечивает основу для изменений с использованием встроенных ресурсов, опирающихся на привязанность. Чтобы понять потенциал близких взаимосвязей, достаточно рассмотреть стандартный случай — посттравматическое расстройство, вызванное чувством стыда, которое человек испытывал на протяжении десятилетий. Такой клиент не раз проходил индивидуальную терапию, но она ему не помогала, и он считает, что изменить ситуацию невозможно. Однако в ходе совместного сеанса с партнером человек рассказывает о своем чувстве стыда, а жена отвечает, что не только принимает его, но и считает своим единственным, тем, кто ей нужен. И в результате начинается цепная реакция изменений. Меняется отношение клиента к себе, его общение с супругой, он осознает, что все люди периодически сталкиваются с проблемами. Еще один действенный прием, которым пренебрегают в процессе работы и который помогает развивать навыки общения, — воображаемый контакт клиента с близким человеком. Куда более эффективно помочь пережить разрыв отношений, чем просто осознать, что расставание изменило его представление о себе и что именно противоречивые чувства стали причиной эмоционального расстройства3.

ОБЪЕДИНЯЕМ ТЕОРИЮ И ПРАКТИКУ

Если объединить науку о привязанности, а также результаты многочисленных исследований, проведенных в этой сфере, с практическим опытом, мы получим модель эффективного вмешательства с акцентом на следующие моменты.

• Во главу угла психотерапевт ставит взаимоотношения и контакты с близкими людьми. Благодаря этому создается особая атмосфера во время работы. Общение со специалистом — это не только основа для обучения новым типам поведения, но и подлинная взаимосвязь, в ходе которой психотерапевт заменяет близких людей и обеспечивает клиенту тихую гавань и прочную основу. Надежная взаимосвязь позволяет работать с интрапсихическими процессами и расширить горизонты межличностного общения. Ощущение, что ты в безопасности, можешь рассчитывать на понимание и надежно связан с кем-то, кто помогает справиться в моменты уязвимости, обеспечивает человеку возможности для развития.
• Чувства и эмоциональный опыт играют в психотерапии главную роль, находятся в центре внимания и становятся источником перемен. Привязанность помогает понять теоретическую модель развития личности и приемы формирования межличностных контактов. Эмоциональный баланс и гибкость — это элементы конструктивной зависимости, а наши чувства — самый мощный стимул и движущая сила процесса изменений. Уникальный импульс, который образуется в результате обращения к эмоциям, а также неизгладимое впечатление от скорректированного эмоционального опыта становятся мерилом эффективности психотерапии, но эти инструменты до сих пор используются в недостаточной мере. Чтобы чувства стали движущей силой перемен, их необходимо четко определить, понятно истолковать и превратить в источник мотивации.
• Интеграция внутреннего самоощущения и межличностных контактов. Психотерапевту необходимо ориентироваться на два процесса: представление индивида о себе и его общение с окружением. Они формируют систему отношений клиента и постоянно влияют друг на друга. Очень важно осознать причинно-следственную связь как замкнутый и основанный на определенных моделях процесс. Личность проявляет себя в общении в более или менее открытой форме и провоцирует определенную реакцию окружающих. Модели их поведения влияют на представление человека о себе и определяют набор его реакций. Долгосрочные перемены всегда связаны с интрапсихическим состоянием и межличностным общением. Представления человека, по сути, определены его контактами, поэтому необходимо рассматривать аспекты психического здоровья и предлагать решения с учетом его взаимосвязей. Вряд ли я сильно помогу своей клиентке, обучая ее методикам самоуспокоения и приемам, помогающим справиться с паникой, если не буду активно работать с ее неспособностью доверять другим людям и обращаться к ним за помощью. Как отмечает Боулби, способность устанавливать близкие взаимосвязи, заботясь о других и позволяя им заботиться о вас, — «основной элемент эффективного функционирования и основа психического здоровья»4.
• Фокус на ключевых моментах экзистенциальной реальности, которые проявляются, когда психотерапевт обращается к глубоко спрятанным страхам и стремлениям клиента во время работы с ним. Оптимален вариант, если терапия становится возможностью решать ключевые жизненные задачи: как справляться с общими угрозами, включая эмоциональную изоляцию, физическую и эмоциональную уязвимость, неизбежность потерь и мысли о смерти, а также вопросы, связанные с самореализацией (поиск смысла жизни и целей взаимоотношений). Теория привязанности полагает, что именно связь с другими людьми позволяет справляться с неразрешимыми проблемами, которые подкидывает нам жизнь, следовательно, изоляция — это настоящая экзистенциальная травма.
• Вмешательства основаны не только на симптомах и частичном решении проблем, а на цельном восприятии клиента как личности в контексте межличностных отношений, а также на скрытых способностях каждого человека в отдельно взятом танце взаимодействия. Дисфункция рассматривается как тупиковые модели отношений, которые некогда играли какую-то позитивную роль, но в настоящее время мешают нормально функционировать. Задача психотерапевта — оценить так называемые защитные стратегии клиента, которые стали для него тюрьмой, и, уважая его чувства, помочь ему выбраться из этой тюрьмы точно так же, как ответственный родитель направляет ребенка.
• Общая ориентация на эмпирический подход. В микромире психотерапии это означает внимательное отношение к текущему процессу, постоянное определение ключевых факторов, которые ведут к формированию модели отношений, и работу по разъяснению ситуации. Такой подход обеспечивает прочную базу, на которой основывается взаимодействие специалиста и клиента, и помогает работать с проблемами и делать выбор. В более широком смысле психотерапевт должен основываться на теории личности и наблюдать, как она развивается и изменяется с течением времени.

Практикующий специалист: чуткость и вовлеченность

Опираясь на теорию привязанности в стремлении получить иное представление о ситуации, мы сможем избежать определенных ловушек. Если мы будем придерживаться доводов, которые здесь приведены, то основной акцент придется на новое восприятие роли психотерапевта, который будет искренне и с участием взаимодействовать с клиентом, погружаясь в текущий процесс. Такой подход поможет предотвратить упрощенные и механические вмешательства, которые все чаще встречаются в нашей сфере. Подобные вмешательства поддерживаются утверждениями, что когнитивно-поведенческая терапия — это золотой стандарт психотерапии, и они основаны на исследовании результатов. Но такие утверждения были успешно оспорены5. Существует мнение, что благодаря такому подходу психотерапия, по выражению Ирвина Ялома, становится все более «убогой»6. Обучение приемам, помогающим справиться с ситуацией и сохранить психическое здоровье, имеет право на существование и применимо при онлайн-общении, где вмешательство специалиста минимально. Но чтобы помочь клиенту справиться не только с симптомами, нет лучшего способа, чем очная терапия с участием чуткого и внимательного специалиста, особенно если тот обладает полнотой эмпирических знаний о том, как устроен человек. Симптоматическое лечение — это бесконечный процесс со все новыми переменными, поскольку не признаются и не восполняются свой­ственные человеку от природы потребности и нужды.

Акцент на привязанность позволяет понять, какую опасность таит современный мир, где личного общения остается все меньше, и объясняет свидетельства того, что растущая эмоциональная изоляция, которую иногда называют современной чумой, становится существенной угрозой психическому и физическому здоровью7. Будет верхом иронии, если терапия, цель которой — бороться с факторами стресса, такими как изоляция, откажется от личного общения; если она лишится человеческих взаимосвязей, которые, как выразились Качиоппо и Патрик, «из категории необходимых перейдут в категорию случайных»8. Наука о привязанности дает нам уникальную возможность вернуться к истокам психотерапии: понять организующие принципы, определяющие нашу сущность и позволяющие в полной мере развиваться и наслаждаться жизнью.

ПРИЗНАНИЕ РОЛИ ЭМОЦИЙ

Привязанность не единственный организационный принцип, которым до недавнего времени пренебрегали или к которому прибегали недостаточно часто в психотерапевтической отрасли. В целом те виды терапии, которые имеют эмпирическую основу, слишком часто избегают эмоций или сводят внимание к ним к минимуму и уж точно не считают их ключевым фактором в процессе изменений. В течение двух последних десятилетий мы наблюдали, что основное внимание уделялось коррекции сознательных процессов, исходя из предположения, что, сосредоточив внимание на причине, можно изменить чувства и поведение. В самом деле, другие работы отображают науку о привязанности как вмешательства, опирающие­ся на сознательные процессы и поиск истинных причин9. Специалисты в нашей сфере в последнее время любят делать акцент на том, что мозг — это орган, ученые пишут о психотерапии, «основанной на сознании». Аллен Фрэнсис, один из авторов диагностического и статистического руководства по психическим расстройствам, недавно критиковал идею, что психиатрические проблемы обусловлены в основном нарушениями работы мозга, которая привела к повышенному потреблению лекарственных препаратов (с 1988 по 2008 год потребление антидепрессантов выросло почти в четыре раза), а также к медикаментозному лечению стандартных эмоциональных расстройств. Он предполагает, что открытия в области нейробиологии никак не повлияли на эффективность вмешательств10. Сейчас такой же точки зрения придерживается и Томас Инсель, бывший руководитель Национального института психического здоровья, который ранее (более десяти лет назад) близоруко отдавал предпочтение финансированию исследований в области физиологии или любых исследований, начинающихся с «нейро»11. Слишком большое внимание уделяется фармакологическим способам решения проб­лем, и исследователи предполагают, что вера в их успех в большей степени зависит от межличностных факторов, чем принято считать: например, лекарства приносит человек, который сочувствует и заботится о вас12. Даже в отношении таких нарушений, как шизофрения, вмешательства, направленные на работу с социальными факторами (например, ярко выраженной враждебностью и критикой), оказывают более сильное влияние, чем препараты нового поколения13. У человека как у биологического вида прекрасные способности к залечиванию собственных ран. По большей части он пользуется взаимосвязью с другими людьми. Однако упрощенные биологические модели обычно игнорируют неоспоримые свидетельства того, что социальная изоляция и явное отторжение вызывают и отягощают стрессовое состояние и проблемы с психикой, тогда как социальная поддержка воздействует благоприятно и способствует быстрому восстановлению душевных сил.

В данной книге мы сочетали эмпирический и системный подход к вмешательству с акцентом на эмоции в соответствии с положениями науки о привязанности. Но, как я уже упоминала, хотя Боулби всегда уделял основное внимание первичности чувств, он так и не нашел уникального или особенного способа использовать их, чтобы запустить процесс перемен. Однако все примеры из клинической практики, которые он приводил в своих работах, отражают необходимость следовать своим эмоциям, подтверждать их, развивать имеющийся эмоциональный опыт, чему Карл Роджерс мог бы поаплодировать. Главная ловушка, в которую может угодить современная психотерапия, — продолжать недооценивать эмоции. Несмотря на то что современные бихевиористские подходы проявляют больше внимания к чувствам человека, их усилия сосредоточены на способах справляться с ними. Например, в качестве возможных стратегий по регулированию эмоций предлагается их переоценка, принятие и подавление14, среди которых переоценка несомненно лидирует. Этот термин подразумевает анализ нецелесообразных малоэффективных мыслей или попытки освоить «бесстрастное отстраненное отношение» к эмоциям, чтобы снизить их накал15. Как вариант, предлагается выставить свои чувства напоказ в надежде, что человек к ним привыкнет. В этой картине отсутствует лишь один элемент: признание и регулирование эмоций происходят в процессе контактов с окружающими. Кроме того, не хватает логики и осознания адаптивной природы наших чувств, а также активной работы с ними, включая такие концепции, как детальный разбор эмоций, которые были здесь описаны. Нам необходимо вспомнить о том, что психотерапия — это путешествие в мир чувств, чтобы использовать их и запустить процесс изменений.

Подходы, которые недооценивают силу эмоций, активные приемы их обнаружения и работы с ними; все больше полагающиеся на применение лекарственных препаратов и на быстродействующие поведенческие вмешательства; отрицающие роль межличностных отношений как ключевого ресурса восстановления, существенно ограничивают возможности эффективного психотерапевтического лечения в XXI веке.

Теория привязанности, несмотря на внимание к факторам, объединяющим всех людей, подразумевает, что не стоит пренебрегать их различиями и нужно адаптировать терапию под клиента. Любой хороший специалист принимает во внимание личные особенности человека и согласует масштаб, темпы, интенсивность и направленность вмешательства с его индивидуальными потребностями. Это особенно справедливо для эмпирического подхода, где чуткое отношение к клиенту — обязательное условие терапии. Общий принцип любого взаимодействия, направленного на помощь (как отметил Кьеркегор в 1948 году), — «для начала следует убедиться, в какой ситуации находится другой человек, и начинать с этой отправной точки»16.

На самом деле с точки зрения как теории привязанности, так и эмпирической терапии внимательное отношение — начало и конец любого эффективного вмешательства. Удивительно сознавать, что при подготовке специалистов необходимую им в работе чуткость часто обходят стороной. В условиях, когда появляется все больше видов расстройств и методов изменений, основное внимание уделяется умению разбираться во всем этом обилии информации. Прежние представления о том, что психотерапевт должен активно работать с самоосознанием клиента, что для многих является необходимым условием дальнейших изменений, и что это требует определенной индивидуальной работы в рамках терапевтического процесса, похоже, вышли из моды. Истинная эмпатия, способность поставить себя на место другого человека требует открыться, проявить любознательность и использовать воображение. Что сложно сделать, если человек поглощен собственными импульсивными реакциями. Недостаток самоосознанности перекрывает основной канал общения с клиентами: открытое принятие и умение доверять собственным эмоциональным сигналам и внутреннему чутью. Чтобы работать с чувствами других людей, особенно глубоко спрятанными страхами и стремлениями, необходимо прежде всего аналогичным образом исследовать самого себя. При обучении психотерапевтов необходимо сформировать тихую гавань и прочную основу, благодаря которым можно воспитать открытость и чуткость.

ЦЕННОСТЬ ВЗАИМООТНОШЕНИЙ

Ориентация на привязанность затрагивает сферу, где полно сбивающих с толку факторов и противоречий: мир ценностей. Психотерапия — предприятие по формированию ценностей, даже если об этом не говорится напрямую. Мы часто считаем, что людям будет лучше, будь они такими-то или такими-то. Как заметил Аристотель: «Что почитается, то и воспитывается». Ценности, на которые опираются теория привязанности и наука, отражают положения эмпирических моделей терапии. Первостепенная из них, на мой взгляд, — священность взаимосвязи. Взаимоотношения — основной источник смысла человеческой жизни и саморазвития. Существует множество способов выделить отношения людей как ценность. Многие подходят к этому вопросу с духовной точки зрения, ищут поддержки в религии и верят во вселенское предназначение. Другие опираются на научные доводы о том, что взаимосвязь с окружающими — главный дар человеческой эволюции, способствующий выживанию и благополучию. Жан-Жак Руссо, один из великих основателей гуманизма, в своем романе «Эмиль» пишет, что правила поведения хранятся «в глубине сердца и определены чертами характера, которые ничто не в силах изменить». Наука о привязанности вместе с дополняющими ее положения исследованиями, например о врожденной способности к эмпатии17, использует подобные утверждения, которые можно было бы расценить как несерьезные и сентиментальные, для практической работы. Наша задача в XXI веке — выстроить свою работу, основываясь на базовых потребностях человека, с учетом его утрат и боли, понимая, кто мы такие и на что мы способны. Мы принадлежим к виду Homo sapiens — «человек разумный», и в то же время мы Homo vinculum — человек привязывающийся, то есть мы чувствуем себя в целости и сохранности, только если ощущаем надежную взаимосвязь с близкими.

Довольно сложно пропагандировать такую политику в условиях, когда проходят новые масштабные социальные эксперименты, которые грозят увлечь нас в противоположную сторону. Например, сейчас больше людей живут в одиночестве, и им некому довериться (в настоящий момент примерно 40% американцев считают себя одинокими, тогда как в 1970-х годах таким был 1 из 10). Все больше людей предпочитают смотреть на экран, а не в лицо собеседнику. Пристальное внимание, продолжающееся больше нескольких секунд, уже считается роскошью. Купить можно все: от наркотиков, позволяющих сбежать от реальной жизни, до резиновых кукол, которые заменяют живых сексуальных партнеров. Уровень депрессии зашкаливает. В 2011 году 3,5 миллиона детей в США принимали препараты для борьбы с синдромом дефицита внимания и гиперактивности (по данным центров по контролю и профилактике заболеваний на 2016 год). Очевидно, что человеческие страдания не ослабевают: те модели, по которым мы строим свое общество, активно способствуют их процветанию. Задача профессионалов в области психического здоровья — не только помогать отдельным людям, парам и семьям справляться с тяжелыми чувствами, но и исследовать, проповедовать и обучать, а также взять на себя обязанность по формированию более здорового общества, в котором люди будут процветать. Чтобы добиться этого, мы должны объединить психотерапевтические методы и выработать согласованную стратегию, которая пойдет на благо человечеству. Мы не сможем этого сделать, если останемся сборищем людей, проповедующих разные убеждения и спорящих между собой, претендуя на главный приз в этом психотерапевтическом состязании.

Философ Кваме Энтони Аппиа из Нью-Йоркского университета сказал следующее: «Самое сложное в жизни — не выработать оптимальную стратегию, а понять, в какую игру ты играешь». Как я уже отмечала ранее, соединив наши модели и приемы с наукой о привязанности и поместив во главу угла эмоции, мы сможем изменить ситуацию в области психотерапии18. В конечном счете единственная игра, которая стоит свеч, — формирование более человечного сообщества, где все будут понимать, что человек — это социальное животное, стремящееся к близким отношениям. Например, есть доказательства того, что чем сильнее надежная привязанность, тем терпимее мы к различиям, тем более склонны проявлять эмпатию и более бескорыстны19. Наука о привязанности — это план действий не только для эффективного развития психотерапии, но и для построения лучшего по своей сути человеческого общества.

ИСТОЧНИКИ

Образовательные ресурсы

Информация о тренингах, о том, как стать сертифицированным ЭФТ-психотерапевтом, публикации по ЭФИТ, ЭФТ и ЭФСТ, а также DVD по ЭФТ для пар, ЭФИТ и ЭФСТ доступны на сайте www.iceeft.com.

ОБРАЗОВАТЕЛЬНЫЕ ПРОГРАММЫ ПО МЕЖЛИЧНОСТНЫМ ОТНОШЕНИЯМ

Для специалистов

Для специалистов доступны следующие образовательные программы, которые они могут предлагать широкой публике.

1. «Обними меня крепче»: диалоги, способствующие созданию связей.
2. «Созданы для взаимосвязи»: курс на основе программы «Обними меня крепче», адаптированной к христианской религии.
3. «Лечим сердца вместе»: курс на основе программы «Обними меня крепче» для клиентов с сердечными заболеваниями.
4. «Обними меня крепче: отпусти меня»: курс для семей с подростками.

Более подробную информацию вы найдете на сайте www.iceeft.com.

Для клиентов

Онлайн-программа «Обними меня крепче» с доктором Сьюзан Джонсон состоит из 8–10 часов удаленного целевого обучения отношениям. В курс включены видеоклипы для пар, комментарии экспертов, мультфильмы, обучающие материалы и упражнения.

Более подробную информацию вы найдете на сайте www.holdmetightonline.com.

ПРИЛОЖЕНИЕ 1

Измерение привязанности

Прежде чем использовать официальные инструменты измерения привязанности, полезно понаблюдать за клиентами во время сеанса и оценить уровень безопасности их отношений и связанные с этим реакции. Развитие подобных навыков поможет психотерапевтам настроиться на эмоциональную реальность клиентов и понять, в какой момент и с помощью каких инструментов в отношениях начнется прогресс и когда их взаимосвязь станет более надежной. Стоит помнить, что реакции, обусловленные как надежной, так и ненадежной привязанностью, не статичные. Цель специалиста — не навесить на клиента определенный ярлык в отношении стиля привязанности, а подстроиться под текущие модели взаимодействий и процессы.

ЧЕРЕЗ ПРИЗМУ ПРИВЯЗАННОСТИ: УЧИМСЯ АНАЛИЗИРОВАТЬ ДРАМУ, КОТОРУЮ НАБЛЮДАЕМ

В начале терапии Гарри признается, что несколько месяцев назад отправил письмо по электронной почте своей бывшей любовнице. Он сделал это после того, как официально разорвал свою непродолжительную связь с ней, чтобы восстановить отношения с женой. Мужчина объясняет, что это единственный его контакт с этой женщиной, что он чувствовал вину за то, что у него была внебрачная связь, но ему нужно было написать, чтобы удостовериться, что его бывшая пассия справляется с ситуацией. Жена Гарри, Зоя, говорит психотерапевту, что верит мужу и что в ходе терапии они достигли значительных успехов. Затем женщина выходит из себя. Давайте обратим внимание на ее реакции, которые подсказывают специалисту, что Зоя не просто не удовлетворена ситуацией, но у нее отсутствует надежная привязанность и в отношениях с Гарри, и в целом на протяжении уже многих лет.

1. Женщина очень огорчилась, узнав о письме, ее эмоциональный отклик весьма хаотичен. Приступы ярости сменяются крайней степенью огорчения и демонстрацией уязвимости. Зое сложно привести в порядок свои мысли, она угрожает перестать посещать сеансы и разорвать отношения с мужем. Крайне спонтанные реакции позволяют предположить, что женщина ощущает очень высокую степень угрозы.
2. Сигналы, которые Зоя подает Гарри, неоднозначны и сбивают с толку. Она требует, чтобы муж каждый вечер давал ей доступ в свою электронную почту, затем просит его снова написать бывшей любовнице о том, что он сожалеет об их связи. Мужчина соглашается выполнить первое требование, но письмо писать отказывается. Тогда Зоя преувеличивает масштаб проб­лемы, заявляя, что Гарри никогда не ценил отношения с ней и что восстановить мир в семье невозможно. В слезах женщина заявляет, что муж должен доказать ей свою любовь, и выдвигает целый список требований, которые он обязан выполнить, чтобы сделать это.
3. Когда Гарри берет на себя ответственность за то, что отправил письмо, но не сказал об этом жене, Зоя будто бы его не слышит. Мужчина пытается встать на место жены, протянуть ей руку помощи, поддержать ее, но все усилия, которые он прикладывает, почти не оказывают никакого влияния на состояние женщины. Она не способна принять его поддержку и выражение любви. Зоя не слышит слов мужа и продолжает жаловаться на поведение Гарри в том негативном цикле, который предшествовал его роману на стороне.
4. Даже после того, как пара разобрала неприятное происшествие в ходе работы с психотерапевтом и эмоциональная обстановка стала более спокойной, женщина продолжает проявлять повышенную бдительность и отказывает мужу в кредите доверия, нивелируя даже позитивные моменты — предложения Гарри провести время вместе. Зоя отказывается верить, что муж не подведет ее снова.

Мы наблюдаем картину крайне тревожной привязанности, которая сформировалась в результате тактики преследования в моменты стресса или неуверенности. Очевидно, что Зоя крайне озабочена ощущением опасности (тревожную привязанность иногда называют озабоченной привязанностью), занимает неоднозначную позицию в отношении доверия, кроме того, ей сложно справляться с эмоциями.

Прошло десять недель. Как специалист может определить, что тип привязанности женщины в ее отношениях с Гарри начинает приобретать черты надежной? Если такой сдвиг есть, его можно использовать для того, чтобы изменить общую установку женщины в общении с окружающими.

В столе Гарри Зоя нашла фотографию, где он запечатлен с друзьями и с бывшей любовницей (женщина просила мужа, чтобы он выбросил этот снимок). Она приносит фотографию на сеанс и достает ее из сумочки. Гарри удивлен. Он извиняется и говорит, что один такой снимок уже выбросил и не знал, что существует еще один. Зоя просит мужа выбросить фотографию в мусорную корзину, стоящую в кабинете психотерапевта, и мужчина соглашается. Как реакция женщины отличается от приведенного выше описания первого сеанса?

1. Зоя злится, общаясь с Гарри, но сейчас ее гнев более подконтролен и последователен, чем раньше. Затем она делится своим страхом, что этот случай не забудется и продолжит негативно влиять на их взаимосвязь и что у ее мужа до сих пор не остыли чувства по отношению к другой женщине. Зоя огорчена, но ее эмоции более ясны и не столь интенсивны. Она способна определить, что именно так сильно раздражало ее в наличии у мужа внебрачной связи: дело в том, что как раз перед тем, как это вскрылось, Зоя с мужем сблизились и женщина начала больше доверять ему и ощущать себя в безопасности.
2. Прогресс Зои в плане управления эмоциями отражается в тех сигналах, которые она подает Гарри. Она способна сосредоточиться на страхе, который вызван случаем с фотографией, и связывает эту боль с другими случаями предательства, которые были в ее жизни раньше. Рассказ женщины более связный. Она анализирует свои ответы, а не одержима мотивами Гарри и может связать его внебрачную связь с тем негативным цик­лом, который сформировался в их отношениях задолго до его романа. Теперь Зоя не преувеличивает масштаб катастрофы и отправляет отчетливые сигналы о том, что ей больно и как супруг может ей помочь справиться с этой болью.
3. Когда Гарри говорит, что понимает ее чувства, что он сожалеет и готов предложить ей свою заботу, женщина слышит его и готова ответить на его действия. Она снова выражает свою потребность в уверенности, просит его об определенных физических контактах и говорит, какие из его слов больше всего ее успокаивают.
4. Совместно супруги анализируют, как Гарри иногда реагирует на тон голоса жены и хочет закрыться от нее и чем она может помочь, чтобы снизить его чувствительность и сохранить взаимосвязь.

Мы наблюдаем, что надежная привязанность становится все крепче и клиент способен сохранять эмоциональный баланс в минуты уязвимости. Зое не всегда удается опереться на это чувство безопасности, но, даже когда она теряет почву под ногами, ее реакции не столь интенсивны и ей легче с ними справиться.

В ходе индивидуальной терапии специалист составляет представление о типах привязанности своих клиентов, слушая их рассказы о жизни и об отношениях. Здесь важно обратить внимание на ожидания психотерапевта и на те реакции, которые он вызывает своими стимулирующими вопросами. Большинство клиентов, вне зависимости от их типа привязанности, склоняются к избегающему стилю, если ответы специалиста демонстрируют его незаинтересованность, осуждение или недостаток сочувствия.

БОЛЕЕ ОФИЦИАЛЬНЫЕ ИНСТРУМЕНТЫ ИЗМЕРЕНИЯ ПРИВЯЗАННОСТИ

В этом приложении вы найдете примеры двух опросников для взрослых, с помощью которых можно оценить их привязанность. Во-первых, эти опросники используются в ходе исследований, и их применение поможет сблизить науку и практику; во-вторых, если понимаешь, как измерять какое-то явление, можно сделать его более осязаемым и приближенным к реальности; в-третьих, используя первый инструмент, читатели смогут оценить свой тип привязанности или главную стратегию своего поведения в настоящий момент.

Если вы решите пройти «Опросник оценки удовлетворенности отношениями», помните, что речь идет об общем типе привязанности. Отношения с каким-то конкретным человеком могут отличаться от модели привязанности в целом. Второй инструмент, опросник «Опыт близких отношений», поможет определить тип привязанности в отношениях с текущим партнером.

Оба инструмента полезны и эффективны в определенное время и при определенных обстоятельствах, и, хотя тип привязанности обычно не меняется, некоторые факторы могут повлиять на него. У большинства людей есть основная, доминирующая модель поведения и запасной вариант. Человек, который в обычной ситуации будет определен данными инструментами как индивид с надежным типом, в моменты сильного стресса может проявить черты тревожной привязанности.

Опросник оценки удовлетворенности отношениями1

Пожалуйста, прочитайте и оцените утверждения, касающиеся близких отношений, используя следующую оценочную шкалу.

1. Мне сложно зависеть от других.
2. Мне очень важно чувствовать себя независимым.
3. Мне легко эмоционально сближаться с другими людьми.
4. Я хочу полностью слиться с другим человеком.
5. Я боюсь, что если с кем-то сложатся очень близкие отношения, то я пострадаю из-за этого.
6. Мне не нужна эмоциональная близость с другими людьми.
7. Я не уверен, что всегда могу положиться на поддержку окружающих.
8. Я хочу быть полностью эмоционально открыт в общении с другими.
9. Я боюсь остаться в одиночестве.
10. Мне нравится зависеть от других людей.
11. Я часто беспокоюсь, что партнер на самом деле меня не любит.
12. Мне сложно полностью доверять другим людям.
13. Я тревожусь, когда слишком сближаюсь с кем-то.
14. Я хочу эмоциональной близости в отношениях.
15. Мне нравится, когда другие люди зависят от меня.
16. Я беспокоюсь, когда другие не ценят меня так же, как я ценю их.
17. Когда тебе кто-то нужен, его никогда нет рядом.
18. Мое желание полностью слиться иногда отпугивает других людей.
19. Мне очень важно чувствовать себя самостоятельным.
20. Я нервничаю, когда кто-то слишком сближается со мной.
21. Я часто беспокоюсь, что любимый человек меня бросит.
22. Предпочитаю, чтобы окружающие не зависели от меня.
23. Я боюсь, что меня бросят.
24. Мне дискомфортно, когда я с кем-то сближаюсь.
25. Считаю, что другие люди неохотно идут на такую степень близости, к которой я привык.
26. Предпочитаю ни от кого не зависеть.
27. Я знаю, что, если мне понадобится помощь других, я ее получу.
28. Я боюсь, что другие люди не примут меня.
29. Мой партнер часто требует большей степени близости, чем та, на которую я готов.
30. Мне относительно легко установить доверительные отношения с другими людьми.

Примечание: перед тем как начать обработку ответов, нужно учесть, что 6, 9 и 28 — это утверждения с обратным шкалированием. Подсчет баллов поможет определить один из четырех типов привязанности.

1. Надежная привязанность. Подсчитайте средний балл ответов на вопросы 3, 9, 10, 15 и 28. Чем выше балл, тем сильнее проявление этого типа привязанности.
2. Озабоченная (тревожная) привязанность. Подсчитайте средний балл ответов на вопросы 6, 8, 16 и 25. Чем выше балл, тем сильнее проявление этого типа привязанности.
3. Избегающе-отвергающая привязанность. Подсчитайте средний балл ответов на вопросы 2, 6, 19, 22 и 26. Чем выше балл, тем сильнее проявление этого типа привязанности.
4. Тревожно-избегающая привязанность. Подсчитайте средний балл ответов на вопросы 1, 5, 12 и 24. Чем выше балл, тем сильнее проявление этого типа привязанности.

Тревожно-избегающая привязанность изучена профессионалами меньше всего. Для такого типа характерно сочетание тревожности и избегания. Эта модель ассоциируется с воспитанием в семье, где ребенок отчаянно нуждался в обоих родителях и в то же время общение с ними представляло для него опасность, поэтому ему приходилось их избегать. Отпрыск испытывал тревогу и стремился к общению, но оно оборачивалось для него угрозой. Окружающие стали одновременно и источником страха, и решением этой проблемы.

Опыт близких отношений — переработанный опросник2

Следующие утверждения отражают, как вы ощущаете себя в близких отношениях (с любимым человеком, хорошими друзьями или членами семьи) в целом. Оцените каждое утверждение, выразив свое согласие или несогласие, с помощью следующей шкалы.

Надежный тип привязанности характеризуется низкими баллами как в плане избегания, так и в плане тревожности.

Утверждения, относящиеся к избеганию

1. Я предпочитаю не показывать партнеру свои истинные чувства.
2. Я с легкостью делюсь с партнером самыми сокровенными мыслями и чувствами*.
3. Мне сложно позволить себе зависеть от любимого человека.
4. Мне очень нравится, что мы с любимым человеком так близки*.
5. Мне дискомфортно открываться партнеру.
6. Я предпочитаю не слишком сближаться с любимым человеком.
7. Мне некомфортно, когда партнер лезет ко мне в душу.
8. Мне относительно легко установить доверительные отношения с партнером*.
9. Мне несложно сблизиться с партнером*.
10. Я обычно обсуждаю все проблемы и трудности с партнером*.
11. В сложные минуты я обращаюсь к партнеру, и это мне помогает*.
12. Я рассказываю своему партнеру абсолютно все*.
13. Я все обсуждаю с партнером*.
14. Я нервничаю, если мы с партнером слишком сближаемся.
15. Мне приятно зависеть от любимого человека*.
16. Я с легкостью позволяю себе зависеть от любимого человека*.
17. Я охотно демонстрирую свои нежные чувства к партнеру*.
18. Партнер действительно меня понимает и знает, что мне нужно*.

Утверждения, относящиеся к тревожности

1. Я боюсь, что партнер перестанет меня любить.
2. Я часто беспокоюсь, что партнер захочет расстаться со мной.
3. Я часто беспокоюсь, что партнер на самом деле меня не любит.
4. Я боюсь, что любимый человек не будет заботиться обо мне так же, как я забочусь о нем.
5. Я часто желаю, чтобы чувства партнера ко мне были столь же сильны, как и мои чувства к нему.
6. Я часто беспокоюсь из-за своих романтических отношений.
7. Когда мой партнер не рядом, я боюсь, что он может заинтересоваться кем-то другим.
8. Когда я демонстрирую свои чувства к партнеру, то боюсь, что он не ощущает то же самое.
9. Меня редко беспокоит то, что любимый человек может меня бросить*.
10. Партнер заставляет меня сомневаться в себе.
11. Меня не часто беспокоит, что любимый человек может уйти*.
12. Я считаю, что партнер не хочет сближаться со мной настолько, насколько бы я хотел.
13. Иногда чувства партнера ко мне меняются без видимой причины.
14. Мое желание полностью сблизиться иногда отталкивает окружающих.
15. Я боюсь, что, когда любимый человек поймет, что я из себя представляю, ему это не понравится.
16. Я схожу с ума из-за того, что не получаю от партнера необходимой любви и поддержки.
17. Боюсь, что я недостоин окружающих.
18. Похоже, партнер замечает меня, лишь когда я злюсь.

Примечание: звездочка (*) означает утверждения с обратным шкалированием.

ПРИЛОЖЕНИЕ 2

Общие факторы и принципы терапии

Многие факторы стимулируют перемены в ходе терапии. Несомненно, все переменные имеют значение: связанные с клиентами, с отношениями, с психотерапевтом, а также технические моменты.

Рабочая группа 12-го отдела Американской психологической ассоциации, занимающаяся вопросами продвижения и развития психологических методик1, определила эти факторы следующим образом.

• Факторы, связанные с клиентом: пол, тип привязанности, уровень мотивации и вовлеченности, ожидания и готовность к переменам.
• Факторы, связанные с психотерапевтическими отношениями: качество взаимосвязи, эмпатия, психотерапевтические переменные — теплота, положительное отношение к клиенту, искренность.
• Общие технические факторы: уровень жесткости специалиста, акцент на изменении симптомов или на росте и развитии, интенсивность терапии, акцент на межличностном или интра­психическом в процессе вмешательства, отношение к той роли, которую играют эмоции в ходе терапии, акцент на интенсивности или краткосрочности лечения.

ФАКТОРЫ, СВЯЗАННЫЕ С КЛИЕНТОМ

Внимание к этим факторам поможет адаптировать терапию под клиента. Исходя из своего опыта, могу отметить, что крайне эмоциональным клиентам поможет более эмоциональное вмешательство, тогда как с замкнутыми людьми приходится использовать приемы для облегчения эмоционального вовлечения и выражения чувств2. Достаточно сложно попытаться объединить все исследования в этой области и учитывать все факторы в повседневной практике. Лучше всего начать, обращая внимание на ключевые моменты. Ниже перечислены наиболее актуальные особенности факторов, связанных с клиентами.

1. Сопутствующие личностные расстройства усложняют лечение нарушений вроде депрессии.
2. Клиент реже прекращает терапию, если они со специалистом принадлежат к одной этнической группе.
3. Некоторые исследования позволяют предположить, что импульсивным клиентам, которые склонны обвинять других, в борьбе с депрессией лучше помогают приемы, направленные на смягчение симптомов, освоение определенных навыков и управление импульсами, чем обращение к самоосознанию, а в случае в замк­нутыми клиентами наблюдается обратная ситуация3.
4. Тип привязанности влияет на сотрудничество с психотерапевтом и результат лечения. Клиентам с избегающей моделью сложнее выстроить позитивную взаимосвязь со специалистом, и результаты их терапии часто не столь впечатляющи4.
5. При работе с тревожностью интенсивность и длительность симптомов негативно влияют на результат лечения. Аналогичным образом уровень социальной поддержки позволяет предсказать его эффективность5.
6. Наряду с другими признаками, что человек держит ситуацию под контролем, те, кто состоит в браке, успешнее справляются с тревожностью. Но если человек несчастлив со своим супругом, это отрицательно влияет на позитивные преобразования6. Закономерным образом качество отношений становится мощным источником здоровья или, если отношения неблагоприятны, источником предрасположенности к проблемам. Исследователи, изучавшие посттравматическое стрессовое расстройство, обратили внимание, что разлад в общении сказывается на усилении симптомов7. Так, враждебный настрой близких часто запускает обострение как тревожности, так и депрессии8.
7. Клиенты с одним диагнозом и позитивными межличностными контактами чаще всего успешно справляются с тревогой с помощью терапии. Негативный опыт отношений с родителями в детстве затрудняет работу с тревожностью9.

ФАКТОРЫ, СВЯЗАННЫЕ С ПСИХОТЕРАПЕВТОМ

Что касается психотерапевтического сотрудничества и факторов, связанных со специалистом, общее мнение таково, что взаимоотношения с психотерапевтом, а особенно его эмпатия и искренность, влияют на результат и укрепляют взаимосвязь с клиентом и его вовлеченность в процесс. Например, Зурофф и Блатт в ходе исследования депрессии Национальным институтом психического здоровья выяснили, что вне зависимости от метода психотерапии и с учетом особенностей клиента и тяжести симптомов быстрое установление контакта со специалистом влияло на результат терапии и его сохранение с течением времени10. Тем не менее важно отметить, что в целом влияние качества отношений с психотерапевтом на исход лечения невелико. По результатам исследований примерно 10% успеха зависит от этого фактора11. Это открытие подтверждает общее предположение, что взаимодействие со специалистом в ходе ЭФТ необходимо, но для позитивных перемен его недостаточно. В одном из исследований ЭФТ для пар отмечалось, что отношения с психотерапевтом на 20% влияют на успешность лечения12.

Важно отметить, что этот контакт может не быть таким «общим» фактором, каким мы привыкли его считать. Общение со специалистом существенно различается в зависимости от метода терапии по своему характеру, сущности и воздействию. Оно также может играть разную роль, это определяется направлением психотерапии. Кроме того, сложно разделить приемы и суть отношений, поскольку они постоянно взаимодействуют и влияют друг на друга.

Суть отношений с психотерапевтом может быть сведена к трем элементам: сближение, согласование целей и задача13. Возможно, наиболее интересные выводы были сделаны в исследовании Джонсон и Талитмана: именно задача положительно влияла на результат терапии, а не отношения со специалистом или согласование целей. Этот элемент, как его определяет Бордин, охватывает важный для психотерапевта опыт клиента: вмешательство соответствует его особенностям и необходимо, чтобы заложить основу для перемен. Результаты этого исследования удивили нас, поскольку ЭФТ делает акцент на присутствии психотерапевта и его доступности, чуткости и вовлеченности14. Наверное, это открытие стоит толковать таким образом: задача превращается в ощущаемую необходимость настроиться на клиента и действовать в соответствии с его проблемами и целями.

В плане личных характеристик есть свидетельства того, что психотерапевты с тревожным типом привязанности меньше склонны проявлять эмпатию по отношению к клиентам, тогда как надежная привязанность выражается в более пристальном внимании и лучших результатах15. Кроме того, на прочность отношений и итоги терапии также влияют такие качества, как гибкость, убедительность, способность влиять на трансформацию и выразительность эмоций, теплота, принятие и способность вселить надежду.

ОБЩИЕ ТЕХНИЧЕСКИЕ ФАКТОРЫ

Как уже ранее упоминалось, практикующий специалист не способен запомнить даже большую часть видов эмпирически обоснованных вмешательств, настолько они многочисленны16. Помимо этого, крайне сложно выделить и исследовать результативность отдельных методов, поскольку они представляют собой тесно переплетенный клубок вмешательств, сопровождающих сеанс психотерапевта. Даже в случае пошаговой и эмпирически обоснованной терапии часто сложно определить, что именно стало активным фактором изменений. Потому ли помогает когнитивно-поведенческая терапия, что подвергает сомнению негативные установки клиента? Появляется все больше доказательств того, что необязательно делать акцент на негативном мышлении, чтобы достичь положительных результатов, применяя этот метод17. Как уже упоминалось в главе 3, в когнитивно-поведенческой терапии на успех в работе с депрессией влияют качество отношений с психотерапевтом и глубина эмоциональных переживаний18.

Названия различных вмешательств и приемов тоже не проясняют, а лишь запутывают ситуацию. Например, «осознанность», пришедшая к нам из языка пали от слова, обозначающего «осознание или внимание», может использоваться для описания многих других элементов. Джермер, Сигель и Фултон отмечают, что классическое понимание осознанности, когда человек способен воспринимать происходящее, не оценивая его, обращая внимание на то, «как шаг за шагом развиваются события»19, «удивительно напоминает» гуманистические экспириентальные подходы, например прицельное вмешательство Джендлина20. Схожесть с ЭФТ очевидна, а исследователи уже отмечали связь между ней и буддизмом21. Однако осознанность может использоваться как способ отделиться от происходящего или даже как прием для борьбы со стрессом или техника релаксации. Многие практикующие специалисты сейчас считают осознанность частью когнитивно-поведенческой терапии, не учитывая, что экспириентальные виды терапии уже много десятилетий используют этот прием в привычном виде, хотя для этого и не приходится сидеть в тишине, скрестив ноги.

В классической форме, которую описывает Джермер и которая используется в ЭФТ, акцент на сознательности изменяет отношение людей к происходящему: они считают, что принимают активное участие в формировании событий, а не просто принимают случившееся. Более того, как предполагают последователи буддизма22, человек может начать воспринимать себя по-другому: как активно и постоянно протекающий в определенных условиях процесс, а не как застывшую данность. Интересно отметить, каким образом человек выходит на этот новый уровень, независимо от того, называем ли мы это осознанностью или настроем на практическое освоение нового опыта. В ходе одного из исследований ученые сравнивали влияние аргентинского танго и практики осознанности на депрессию и обнаружили, что оба способа более эффективны, чем просто ждать, когда исчезнут симптомы23. Но только танго помогало снизить уровень стресса и более осознанно воспринимать происходящее!

Кроме того, сложно сравнивать эффективность различных методов или вмешательств. Учитывая множество переменных, которые влияют на терапевтический процесс, различную степень воздействия на клиентов и прямоту используемых методов, было бы удивительно наблюдать явные отличия при использовании разных приемов, поскольку многие исследования не предлагают статистических инструментов для их выявления24. В психотерапии мы полагаемся на метаанализ, который включает работы высокого и низкого качества, а также изучение различных явлений и, как известно, искажает ситуацию. Если учитывать методологические проблемы, величина эффекта метаанализа существенно снижается. Первоначальный обзор исследований депрессии демонстрировал величину эффекта 0,74, но этот показатель упал до 0,22 после контроля методологии25. Знаменитое исследование депрессии, проведенное Нацио­нальным институтом психического здоровья США, в ходе которого сравнивались интерперсональные и когнитивно-поведенческие вмешательства, часто используется в качестве аргумента для опровержения так называемой гипотезы «вердикт птицы Додо», которая утверждает, что разные формы психотерапии одинаково эффективны26. Поскольку метаанализ объединяет исследования, методы проведения которых существенно отличаются, присваиваемые штампы часто мешают увидеть истинные результаты терапии (поэтому одна форма когнитивно-поведенческой терапии может отличаться от другой). Прием усреднения средних показателей, который при этом используется, почти всегда нивелирует существенные различия в результатах. Мы с другими исследователями полагаем, что необходимо отказаться от этого вводящего в заблуждение способа27.

Сравнительные исследования также не лишены запутывающих ситуацию факторов. Например, многие клиенты бросают лечение, или у них случается рецидив. Кроме того, вне зависимости от вида терапии одни специалисты демонстрируют удивительную эффективность, а другие — нет28. Возможно, наиболее актуальный вопрос для специалиста: существуют ли какие-то общие приемы работы с депрессией и тревожностью, которые так или иначе должны использоваться во всех видах психотерапии?

ЦЕЛИ ТЕРАПИИ

На основании анализа видов терапии, продемонстрировавших свою эффективность, сложилось единое мнение, что любая результативная работа должна включать приемы для достижения нескольких ключевых целей:

• подвергнуть когнитивную оценку сомнению с помощью нового опыта;
• повысить позитивный настрой;
• активно работать с моделями избегания;
• поэтапно анализировать ситуации, вызывающие сложности или страх;
• благотворно повлиять на межличностное общение клиента;
• способствовать улучшению отношений с супругом и родственниками;
• повысить осознанность и степень управления эмоциями.

В частности, при работе с тревожностью возникают разногласия в отношении того, стоит ли уделять много внимания тренировке умения справляться с ситуацией или сосредоточиться на процессе регулирования эмоций. Когнитивно-поведенческая терапия рассматривает стимулирование эмоций просто как побочный продукт работы с осознанным восприятием29, и основное внимание уделяется не межличностным, а интрапсихическим факторам. Однако такие известные светила, как Дэвид Барлоу, подвергают сомнению обе эти тенденции. В 1984 году Барлоу, О’Брайен и Ласт провели исследование, в ходе которого выяснили, что среди женщин, проходивших лечение от агорафобии совместно с партнером, 86% отметили улучшение ситуации, тогда как среди клиенток, которые прошли терапию в одиночку, таких было только 43%30. По итогам контроля динамики после лечения этот разрыв лишь увеличился. В своей культовой книге «Тревога и тревожные расстройства» Барлоу также призывает уделять больше внимания чувствам и теории эмоций31. Он отмечает, что эмоции объединяют поведение, сознание и биологические факторы. Как пишут Вуди и Оллендик: «Многие клиенты рассказывают о том, что испытывали тревогу и страх. Ощущение ужаса, опасности и трагедии запускает реакцию “бей или беги”. По словам клиентов, это ощущение нельзя описать ни как сознательный отклик, ни как избегание, ни как физиологическое возбуждение. Похоже, оно отсутствует в современном представлении о наших основных эмоциях и обращении с ними»32.

Что означает для практикующего специалиста акцент на стандартных факторах, сопровождающих изменения, и общих принципах коррекционной работы? Эти знания помогут нам адаптировать свои отношения с клиентом и вариант коррекции, чтобы сделать лечение более эффективным и результативным. Мы сможем критически проанализировать любую модель и решить, соответствуют ли приемы, лежащие в ее основе, критериям эффективной терапии, понятны и точны ли вмешательства и насколько они уникальны для каждой конкретной модели. Но понимание общих положений не поможет определить вид вмешательства. Можно понять в общих чертах, на каких принципах строится терапия и насколько успешной она будет, но лечение не проходит на столь общем уровне. Практикующему специалисту важно знать, на что обратить особое внимание и какую коррекцию использовать в определенный момент, он должен быть уверен в методе, который использует. Достаточно отметить, что литература, описывающая общие принципы, во многом повторяет положения эмпирического эмоционально-фокусированного подхода. Например, ЭФТ отмечает важность контакта психотерапевта с клиентов для эффективности терапии, а также согласна с общими принципами успешности терапии, описанными выше. Однако работы, анализирующие общие факторы, часто могут ввести в заблуждение, и иногда их пытаются использовать вместо согласованной модели вмешательства либо в качестве доказательства, что способ коррекции не имеет значения, поскольку все они одинаково эффективны. Разумеется, автор данной книги придерживается другого мнения — по сути, противоположного. Я уверена, что многие модели терапии лишены эмпирического понимания природы человека с учетом процесса его развития и его личных особенностей. А это понимание необходимо для развития психотерапии как отрасли и для повышения эффективности лечения.

ПРИЛОЖЕНИЕ 3

ЭФИТ и другие эмпирически протестированные модели с опорой на теорию привязанности

Для начала важно отметить, что психодинамические подходы к лечению тревожности и депрессии (на основе которых родилась их близкая родственница — экспириентальная терапия) доказали свою эффективность1, а соответствующая динамика подтверждает, что эффект увеличивается — по результатам последующих наблюдений. Это позволяет предположить, что подобные вмешательства, которые, как правило, более долгосрочны, чем поведенческая терапия, успешно закладывают основу непрерывных изменений. Многие труды рассказывают о работе с клиентами с рядом расстройств, и, поскольку сопутствующие заболевания являются нормой, они больше приближены к реальности, чем изучение отдельных групп в ходе многочисленных исследований эффективности, анализирующих результативность когнитивно-поведенческой терапии. Важно отметить, что когнитивно-поведенческие вмешательства более назидательны и ориентированы на обучение навыкам, тогда как суть коррекции, основанной на других принципах, — помочь клиенту осознать свои скрытые эмоции и их значение. Подобные перемены не всегда легко укладываются в концепцию разнообразных контрольных исследований — признанного индикатора эмпиризма в психотерапии. Такие исследования всегда сосредоточены на смягчении острых симптомов (именно они находятся в центре внимания поведенческих подходов), а не на стимулирующих развитие «внутренних способностей и ресурсов, которые ставят во главу угла динамические и экспириентальные подходы и которые позволяют людям жить с более полным ощущением свободы и собственных возможностей»2. Похоже, что измерение эффективности методик, сосредоточенных на симптомах, не оценивает должным образом все возможные изменения, на которые способна психотерапия.

ИНТЕРПЕРСОНАЛЬНАЯ ТЕРАПИЯ (ИПТ)

Один из эмпирически протестированных подходов, который опирается на теорию привязанности, — интерперсональная терапия, более известная как «борьба с депрессией»3. В ходе последнего исследования с большой выборкой (237 участников), позволившего с достаточной степенью точности оценить эффективность или одинаковую результативность подходов, ИТП была признана столь же эффективной для лечения депрессии, как и когнитивная терапия4. Однако, несмотря на положительную динамику, примерно у 80% клиентов в конце лечения наблюдались некоторые симптомы депрессии. Интересно, что авторы данного исследования говорят о том, что недостаточно только размера выборки, который влияет на анализ результатов, чтобы сравнить реальную эффективность видов терапии.

В этой книге описаны различия между ИПТ и ЭФИТ. ИПТ основными триггерами депрессии считает социальные факторы стресса и утраты и в качестве теоретической основы использует теорию привязанности. Обсуждаются межличностные контакты, анализируются модели взаимодействия на предмет проблемных циклов, планируются будущие отношения. Особое внимание уделяется утратам, страданиям, спорам и перераспределению ролей. История клиента, особенно его травмы, переосмысливается в контексте уязвимости в отношении текущих проблем, человека учат нормализовать депрессивное состояние. Для изучения отношений, которые хронологически и эмоционально связаны с симптомами, используются отражения и вопросы, заданные с эмпатией. Во время ролевых инсценировок отрабатываются новые модели общения. Этот подход в чем-то напоминает воображаемое взаимодействие с другими людьми в ходе ЭФИТ. Общие черты этих двух подходов — нормализация эмоций, объяснение, что они сильны, но не опасны, упор на «здесь и сейчас» и оптимистическая установка, что клиент способен преодолеть трудности и обязательно справится с ними.

Но между ИПТ и ЭФИТ есть и существенные различия. Например, ИПТ уделяет большое внимание обсуждению ролей, что более характерно для поведенческой терапии. Кроме того, «катарсис» тоже рассматривается как вмешательство, исходя из предположения, что избавляться от эмоций полезно. Ни ЭФТ в целом, ни ЭФИТ в частности не разделяют подобный подход. Несмотря на то что и ИПТ, и ЭФИТ работают с чувствами, в ИПТ не предусмотрены анализ или углубление эмоций, как и их использование после переосмысления для формирования более адаптивного подхода. В частности, Джон Маркович предполагает (в записях к своим семинарам), что ИПТ — это не экспозиционный подход, поэтому специалисту сначала стоит использовать когнитивно-поведенческую терапию или десенсибилизацию и переработку движениями глаз (ДПДГ) для работы с травмой. При таком подходе привязанность — это скорее подспорье, чем активная экзистенциональная база, которая помогает определить ключевые мыслительные процессы и их значения, что и формирует музыку взаимоотношений. С этой точки зрения можно считать, что ИПТ ближе к поведенческим моделям терапии, нацеленным на выработку определенных навыков, чем к ЭФИТ. Поскольку исследований процесса перемен, происходящего вследствие ИПТ-вмешательства, не так много, то и его механизм неясен.

ПРОЦЕССУАЛЬНО-ЭКСПИРИЕНТАЛЬНАЯ / ЭМОЦИОНАЛЬНО-ФОКУСИРОВАННАЯ ТЕРАПИЯ (ПЭТ/ЭТ)

Модель ПЭТ/ЭТ (процессуально-экспириентальная терапия, которую сегодня чаще называют эмоционально-фокусированной терапией, была выделена Эллиоттом и Уотсон) входит в общую группу эмоционально-фокусированных подходов, согласно формулировке Гринберг5. Похоже, что сейчас этим термином обозначают все виды терапии — когнитивно-поведенческую, системную, гуманистическую, — которые каким-либо образом задействуют эмоции. Однако между простым выявлением эмоций, как в поведенческой терапии, и работой с ними, как в ЭФТ, существует огромная разница. Именно поэтому такой подход способен скорее запутать, чем прояснить ситуацию. ПЭТ/ЭТ также опирается на науку о привязанности — по крайней мере, в теоретическом плане — и имеет те же основы (Роджерианскую экспириентальную терапию), что и ЭФТ. Этот вид индивидуальной психотерапии отмечен высоким уровнем эмпирической валидизации6, значительной величиной эффекта (как отметил Коэн7), особенно при работе с депрессией. Такие показатели характерны для более поведенческих подходов, особенно если учитывать приверженность им исследователя. Однако это утверждение не столь верно для тревожных расстройств, в частности генерализованного тревожного расстройства, когда результаты лечения говорят скорее в пользу когнитивно-поведенческой терапии. Но большинство ученых отмечают значительную эффективность ПЭТ/ЭТ при дальнейшем наблюдении. Этот подход нацелен на решение особых психотерапевтических задач, например работу с незавершенными делами в прошлом и внутренним расколом (когда клиент находится в конфликте сам с собой). Одно небольшое исследование выяснило, что акцент на работе с внутренними противоречиями приводит к снижению уровня самокритики, депрессии, тревожности и большему сочувствию к себе8. Что же касается процесса перемен, ученые обнаружили: чем выше уровень вовлечения во время сеанса, тем лучше ожидаемый результат9. Уотсон и Бедард обнаружили, что те клиенты, которые продемонстрировали хорошие результаты после курса ПЭТ/ЭТ и когнитивно-поведенческой терапии, начинали и заканчивали лечение с большим уровнем вовлеченности. И при том и при другом подходе клиенты с хорошими результатами чаще обращались к своим эмоциям, были более собранны внутренне, могли отразить опыт, а также с готовностью его переосмысливали. Похоже, все дело в том, что эмоциональное возбуждение необходимо для преобразования ключевых сознательных образов — это главная цель когнитивно-поведенческой терапии10. Однако, как и следовало ожидать, эти клиенты были более дистанцированы и меньше взаимодействовали с эмоциями в ходе сеансов, чем те, кто проходил ПЭТ/ЭТ. Исследования этого вида терапии постоянно подтверждают, что чем внимательнее специалист к экспириентальным факторам, подталкивая клиента к более глубокому вовлечению в процесс, тем успешнее результат.

Если говорить о схожести ЭФТ и ПЭТ/ЭТ, для обоих подходов характерно сотрудничество и искренность в общении с психотерапевтом, а не определение ролей. Подлинное взаимодействие необходимо, чтобы запустить процесс изменений. Специалист изучает клиента в целом, а не его отдельные симптомы, и для обоих подходов характерно пристальное внимание к тому, каким образом человек реагирует на происходящее с ним в данный момент. Психотерапевт направляет клиента, используя отражение, проявление эмпатии и стимулирующие вопросы, стремясь составить общую картину и воспитать в клиенте положительное отношение к себе. И ЭФТ, и ПЭТ/ЭТ — это экспериментальные подходы, поэтому не­удивительно, что исследователи отмечают углубление эмоционального опыта во время сеанса, открытость и более аффилиативное поведение в качестве предвестников успеха. Можно отметить следующие похожие черты у ЭФТ и ПЭТ/ЭТ: цель обоих подходов — проникнуть в мир заблокированных и неопределенных эмоций, переосмыслить их и управлять ими таким образом, чтобы это привело к формированию новых моделей и изменению самовосприятия.

Между ЭФТ и ПЭТ/ЭТ есть также и существенные различия.

• ЭФТ в значительно большей степени ориентируется на теорию и науку о привязанности при работе как с внутренними, так и с межличностными проблемами. Этот факт подчеркивает, что подход основывается на методиках работы с отношениями пары, нацеленными на формирование конструктивной зависимости и надежной привязанности. Кроме того, ЭФТ больше опирается на науку о привязанности. Например, в ПЭТ/ЭТ отсутствует акцент на личности клиента как необходимого элемента взаимоотношений: рабочие модели себя — ключевой момент теории привязанности. ЭФТ и модели взаимодействия с окружающими, согласно мнению теоретиков науки о привязанности, формируют основные и непрерывные цепочки откликов, которые активно воздействуют на рабочие модели себя11. В ЭФТ привязанность играет более всеобъемлющую экзистенциальную роль, определяя взаимодействие и разобщение с окружающими как жизненно важный процесс. Как и в ПЭТ/ЭТ, психотерапевт ЭФТ часто описывает неэффективное поведение, но он подтверждает его как отчаянную попытку доказать свою необходимость кому-то или преодолеть агонию изоляции. Например, я могу сказать клиенту: «Похоже, вы привыкли к самокритике, это знакомый путь. Это не так сложно, как признать, каким невыносимо одиноким, заброшенным и беспомощным вы себя чувствуете, когда думаете об отце и о том, как он с вами обращался».
• ЭФТ развивалась, выходя за рамки интрапсихических характеристик, в отличие от ПЭТ/ЭТ. По своей природе этот подход более ориентирован на межличностное общение и системность, и основное внимание уделяется замкнутому циклу причинно-следственных связей и взаимного сдерживания при переработке эмоций клиентом и реакции на них его близких людей. Например, семейная терапия в рамках ПЭТ/ЭТ преду­сматривает работу с родителями по отдельности и обучение каждого из них навыкам успешного воспитания детей. Тогда как ЭФИТ уделяет основное внимание деэскалации процессов разобщения, выделенных в ходе сеанса. Такой подход стимулирует членов семьи безопасно общаться, расширяя представления о себе и осознавая природу своего демонического танца. Цель ЭФТ — привести взрослых клиентов к взаимодействию, которое позволит сформировать эффективную конструктивную зависимость. Та, в свою очередь, дает стимул индивидуальному развитию и укреплению независимости.
• Теоретические основы ЭФИТ и ПЭТ/ЭТ отличаются в том, что касается эмоций. Например, ЭФИТ не называет чувства «не­адекватными», чем грешит ПЭТ/ЭТ. ЭФИТ-специалист фокусируется на тех моментах, когда клиент заходит в эмоциональный тупик в попытке себя защитить. Все основные эмоции — гнев, страх, стыд, грусть, радость, удивление — считаются адаптивными с учетом определенного контекста, при сбалансированном и гибком отношении к ним. Мы также не используем термин «эмоциональные схемы», предпочитая более обоснованную с точки зрения привязанности концепцию нагруженных определенными чувствами рабочих моделей себя и других. В результате мы получаем ощущение, на основе которого строятся восприятие, атрибуция и поведение.
• ЭФИТ-специалист, в отличие от ПЭТ/ЭТ, гораздо меньше внимания уделяет конкретным задачам, например работе с внутренним расколом или незавершенными делами. Концепция ЭФИТ не предусматривает обучение клиента с помощью определенного плана действий. Вместо этого психотерапевт старается понять, каким образом человек справляется с болью и угрозами и какие проблемы в результате мешают достичь эмоционального баланса и надежной привязанности к другим людям. В противоположность ПЭТ/ЭТ ЭФИТ-специалист не советует заменить одну эмоцию на другую, что и приведет к переменам, а пытается выявить, прояснить и вытащить чувства на поверхность, чтобы можно было совместно и эффективно управлять ими и сформировать новые модели поведения. Например, Мэри злится, потому что глубоко внутри ощущает отчаяние. Но перемены начинаются лишь тогда, когда она позволяет дать выход этому чувству и заговаривает о своей потребности в контактах с близким человеком.
• Во многих отношениях набор инструментов в ЭФИТ куда более скуден. В данной книге мы описали суть этого метода, который предусматривает три этапа, ключевой процесс (ЭФТ-танго) и общий набор экспириентальных микровмешательств. ПЭТ/ЭТ располагает множеством категорий, например выделяет четыре типа работы с проблемами и одиннадцать разных маркеров для четырех видов психотерапевтических задач. Если говорить о приемах, ЭФИТ использует основные гештальт-техники — например, воображаемые эмоциональные ситуации, общение с собой и контакты с близкими людьми — намного чаще и более естественно, чем принято в ПЭТ/ЭТ. При использовании таких приемов мы просто просим клиента закрыть глаза и сконцентрироваться на каком-то конкретном событии, а не садиться поочередно на разные стулья, представляя разные части самого себя или других людей, как в традиционной гештальт-терапии. При работе с парами ПЭТ/ЭТ также тренирует клиентов сначала учиться самостоятельно справляться с эмоциями, прежде чем вступать в контакт с другими людьми. Исследования в области ЭФИТ не считают такой шаг необходимым. ЭФИТ-специалист предпочтет стимулировать эффективное совместное решение проблемы с учетом способности справляться с эмоциями каждого из партнеров (как отмечено в главе 2). Если говорить вкратце, ЭФИТ более точно отражает ясные и простые положения теории привязанности, чем ИПТ и ПЭТ/ЭТ.

Об авторе

Доктор педагогических наук (EdD) Сьюзан Джонсон — одна из главных разработчиков эмоционально-фокусированной терапии (ЭФТ). Доктор Джонсон — почетный профессор клинической психологии в Университете Оттавы (Канада); заслуженный профессор и научный сотрудник Международного университета Сан-Диего — Программа психологии семьи и брака; а также директор Международного центра повышения квалификации в области эмоционально-фокусированной терапии (ICEEFT). Сью Джонсон награждена орденом Канады — высшей гражданской наградой страны. Среди прочих наград премия «Семейный психолог года» от Американской психологической ассоциации и премия «За выдающийся вклад в семейную терапию» от Американской ассоциации брака и семейной терапии. Доктор Джонсон является автором признанных книг для профессионалов, включая «Эмоционально-фокусированная терапия для пар» и «Эмоционально-фокусированная супружеская терапия с пережившими травму», а также бестселлеров для широкого круга читателей: «Обними меня крепче» и «Чувство любви».

Примечания

Глава 1