Русская культура заговора Яблоков Илья
Электоральный период 2007–2008 гг. был особенно важен для Кремля. Это был переходный период для Путина, который терял главную политическую позицию в стране, оставляя президентское кресло преемнику. Учитывая важность этого события и череду революционных смен режимов постсоветских лидеров, произошедших за два-три года до того, Кремль и лояльные ему политологи больше всего опасались, что США захотят сменить режим и в России. Мысль об угрозе суверенитету превратилась в фактор сплочения разнородных групп населения, которые в той или иной форме поддерживали Путина. В результате трансфер 2008 г. прошел мягко, тем более что к этому располагала экономическая и политическая обстановка в стране, чего нельзя сказать о выборах 2011–2012 гг. Неожиданные уличные волнения в Москве и по всей России заставили Кремль вновь обратиться к антизападным теориям заговора как способу мобилизации населения. Начиная с 2012 г. конспирологическая пропаганда резко усилилась. Присоединение Крыма в 2014 г. лишь добавило мощи этой пропаганде, гарантировав переизбрание и Путину – как беспрекословному национальному лидеру, – и ведущим политическим партиям на следующих выборах.
Путин как национальный лидер
Формирование образа Путина как центра политической системы стало главной задачей Кремля после 2005 г. Американский политолог Генри Хейл отмечает, что постсоветские режимы чрезвычайно зависимы от патронов, которые создают системы социальных связей, помогающих удерживать режим в балансе[603]. Наличие патрона гарантирует работоспособность этих социальных связей и предохраняет систему от развала в кризисные моменты. В России «нулевых» именно так и произошло с Путиным, превратившимся в главного модератора схваток между элитами и одновременно в икону популярной культуры[604]. Образы сильного Путина на рыбалке и охоте, с журавлями-стерхами и тиграми, иногда и окруженного молодыми девицами, были частью стратегии по пестованию путинского электората[605]. Валери Сперлинг обратила внимание на то, что чрезвычайная маскулинность образа Путина в «нулевых» имела целью четко обозначить те социальные группы, на поддержку которых рассчитывал Кремль на выборах. Имидж сильного и надежного защитника отечества обеспечил Путину высокую поддержку как на партийных выборах 2007 г., в которых он поучаствовал как председатель «Единой России», так и в межэлекторальные периоды[606]. Для достижения такого результата десятки известных людей непрестанно твердили, что Путин – герой современной России, спасший ее от неминуемого развала.
Постепенно образ Путина приобретал черты уникальности: от него ожидали объединения разных социальных групп в одну нацию, а для общества был подготовлен «План Путина» – сборник абстрактных прожектов, которые должны были быть реализованы при Путине – премьер-министре[607]. Эта инициатива, не имевшая продолжения, была призвана продемонстрировать преемственность политики Кремля и после ухода Путина в 2008 г. Не меньшее значение придавалось сохранению суверенитета России – права независимо определять курс политического развития. Лидеры «Единой России», которая должна была одержать безусловную победу на выборах 2007 г. и закрепить гегемонию в парламенте, постоянно подчеркивали уникальность «русской цивилизации» и ее отличие от Запада. Один из тогдашних лидеров единороссов Андрей Воробьев заявил, что сохранение суверенитета – один из приоритетов плана Путина: «Мы признаем, что мир глобален, и мы живем в XXI веке, где не существует границ. Вместе с тем мы, конечно, будем иметь право на собственное развитие, ведь демократия – это власть народа, но демократия в России – это власть российского [выделено мной. – И.Я.] народа, что, собственно говоря, мы сегодня и наблюдаем»[608]. Таким образом, Воробьев подчеркнул, что россияне имеют возможность принимать политические решения, в отличие от стран, где внешние силы, устроив «цветные» революции, лишили народ этого права. С этой позиции образ Путина обрел значение защитника простых россиян от мировой гегемонии США.
Накануне выборов в Госдуму Дугин заявил, что величайшим достижением Путина стало следующее: «…была восстановлена территориальная целостность государства и, соответственно, предотвращен развал России, Россия стала державой, с которой все опять считаются, как раньше, как всегда»[609]. Глеб Павловский развил эту идею, придав образу Путину глобальный масштаб: «Если у России есть мировая миссия, то это не “усиление” и не “возвращение былого влияния”, а успешное сдерживание США. Любые действия России в этой области, даже не будучи публично одобрены (мало ли, как и куда оно повернется), будут молчаливо поддержаны большинством человечества, не исключая его западной части. Если угодно, Путин нашел уникальную нишу невысказанного “мирового спроса” на определенную политику – и ринулся в эту нишу. Но понятно, что реакция США на сдерживание не будет легкой и дружественной. “Технический президент” не смог бы держать удар»[610].
Кампания 2007–2008 гг. свелась к одной основной идее: НКО, иностранные наблюдатели и политики из 1990-х хотят возврата к хаосу пореформенной России, тем самым желая вернуть Западу контроль над российской политикой. В случае поражения Путина в Россию вернутся «лихие 90-е» (фраза, которая также была введена в политический лексикон во время предвыборной кампании). Задачей «Плана Путина» было разделить общество на большинство, лояльное уходящему президенту и кремлевской политике, и меньшинство, предательски ненадежное и стремящееся подорвать стабильность и суверенитет, который Россия завоевала в 2000-х именно благодаря лидеру страны.
В условиях важной политической кампании ведущие российские политики того периода, обычно более сдержанные в заявлениях, начали активно использовать теории заговора, чтобы очернить оппонентов Кремля. В статье в «Российской газете» Борис Грызлов, председатель «Единой России», прямо утверждал: «Современная Россия – это Путин. “Россия без Путина” – это Россия без руководства, Россия без воли. Россия, которую можно делить и с которой можно делать все что угодно. Россия как добыча»[611]. Грызлов звучал алармистски: «доброжелатели» сделают все, чтобы Россия вернулась к хаосу 1990-х, однако политическая элита Путина сумеет сохранить национальную независимость страны и не даст стране свалиться в экономическую катастрофу»[612]. Так же как у Воробьева и Дугина, в поле зрения Грызлова были НКО, политики из 1990-х и подстрекатели «цветных» революций из-за океана: «Настала пора напомнить: мы – Россия. Сценария, когда в “общественные” организации, действующие на территории страны, закачиваются деньги для дестабилизации обстановки, здесь не будет. Право российских граждан решать судьбу своей страны не продается. Убежден: любая попытка спровоцировать обострение обстановки в стране будет неудачной попыткой. И более того – позорной для ее организаторов. Но исключать возможность таких попыток все еще нельзя. И это – еще один вызов»[613].
Удивительным образом голоса провластных элит совпали с голосами многих российских националистов. Комментируя «План Путина», Дугин традиционно обрисовал мир в банальной дихотомии Россия – Запад, раскритиковав либеральные элиты 1990 гг. «Личная заслуга Путина в том, что он не послушался политических элит, которые были исторически ориентированы антинародно, особенно на первом этапе его правления. Он не послушал различные фонды, которые вели его в сторону Запада, толкали в сторону ультралиберализма, в сторону русофобии, в сторону самоубийства его самого, его курса, страны и народа. Он не послушался этих элит, а послушался голоса истории, голоса народа и голоса геополитики. Поэтому курс Путина объективный, единственно возможный, единственно разумный»[614].
Второго октября 2007 г. на съезде «Единой России» Путин официально занял пост председателя партии, что позволило прокремлевским спикерам утверждать, что парламентские выборы превратились в референдум поддержки Путина. Теперь он представлял не просто ведущую партию: выбор партии в декабре 2007 г. означал выбор между путями России. Поддержка Путина – с точки зрения прокремлевских спикеров – означала патриотизм и заботу об интересах простого народа. Предвыборная кампания была сфокусирована на репрезентации Путина как исполнителя воли этого «народа»: на съезде «Единой России» одной из первых выступила ткачиха из Иваново Елена Лапшина, попросившая Путина остаться на третий срок[615]. В то же время против Путина и в поддержку других партий выступало якобы жадное до власти меньшинство «либералов из 1990-х», поддерживаемое Западом.
Другим способом привлечь симпатии избирателей и перформативно продемонстрировать опору на народ была кампания под названием «В поддержку Путина». Ее организаторы утверждали, что 70 процентов российского населения могут поддержать действующего лидера: «Сегодня мы решили объединиться с одной целью – содействовать продолжению работы Владимира Путина на благо российского народа»[616]. В речах участников съезда, прошедшего в Твери осенью 2007 г., Путин противопоставлялся политикам, развалившим СССР. Очередные ссылки на «лихие 90-е» как на время экономического и политического хаоса служили для того, чтобы «оттенить» путинскую стабильность и относительное процветание 2000-х гг. Одним из первых на съезде в Твери выступил Владимир Воронин, заместитель атамана войска Донского: «…[Н]аша логика – беспартийных и людей не у власти – проста: мы не хотим после 2 декабря проснуться в другой стране, когда власть будет меняться, как в кино. Утром – белые, вечером – красные. Мы не хотим безвластия 90-х. Мы хотим сохранения стабильности и преемственности власти, а их гаранта видим только в Путине»[617]. Бесконечные ссылки на опыт жизни в 1990-х стали отличительной чертой политической кампании. Каждый из выступавших в поддержку «Единой России» и Путина утверждал, что стабильность отнюдь не гарантирована и возврат 90-х очень вероятен. Гегемония США в международных делах, а также достаточно активная оппозиция внутри России служили отличным фоном для кремлевского мифотворчества. Принимая руководство партией, Путин в своем выступлении отметил, что Россия, пройдя через тяжелые испытания ХХ в., в 2000-е смогла обеспечить людей куда большей экономической и социальной стабильностью[618]. В бинарную картину «лихих 90-х – процветающих 2000-х» удачно вписывалось не только разделение общества на своих и чужих, но и демонизация конкретных личностей, которые, согласно обвинениям прокремлевским политиков, только и ждали, чтобы развалить Россию.
«Враги Путина»
В 2006–2007 гг. пропутинские интеллектуалы и политологи выпустили две книги, развивающие идею «внутренних врагов» Путина и России. Обе вышли в издательстве «Европа», работавшем под патронатом Глеба Павловского. Первая книга под говорящим названием «Враги Путина» была написана группой прокремлевских журналистов и вышла в свет в ноябре 2007 г., как раз перед парламентскими выборами[619]. В нее вошли истории тех, кто пошел против России и Путина и оказался либо за границей, либо в тюрьме. Вторая книга, написанная прокремлевским пиарщиком Максимом Григорьевым, называлась «Fake-структуры: призраки российской политики» и рассказывала об НКО и других организациях, критикующих политику президента[620]. Благодаря активной кампании в лояльных Кремлю СМИ авторы регулярно приглашались в студии и рассказывали о своих книгах, получая таким образом возможность изложить свои идеи самой широкой аудитории.
Главный нарратив обеих книг: Россия и Путин – это одно и то же, и любая критика Путина означает критику политической системы и российской нации, которая, напротив, его поддерживает. В интервью на радио «Эхо Москвы» осенью 2007 г. Павловский отметил, что термин «враг», используемый прокремлевскими спикерами, помогает подчеркнуть разницу в политических взглядах между Путиным и его оппонентами[621]. Таким образом, это слово, с точки зрения политолога, было совершенно уместно использовать по отношению к политическим оппонентам, в особенности накануне решающей политической схватки.
Виталий Иванов, на тот момент заместитель директора прокремлевского Центра политической конъюнктуры России (ЦПКР), в предисловии к «Врагам Путина» очень четко описал бинарность создаваемой Кремлем политической конструкции: «Путинский режим проводит политику, отвечающую запросам нации, на восстановление российской державы, укрепление государства, поддержание внутреннего порядка, соответствующего нашей политической традиции, культивирование патриотизма. И, как прекрасно известно, противостояние режиму, борьба с ним обычно сопровождается агрессивным неприятием патриотизма, державности, государственничества… Впрочем, не так уж важно, почему человек отвергает путинский режим и становится его врагом. Важно, что в текущей ситуации он при этом автоматически становится врагом государства и нации, врагом нашей Родины. Они сделали свой выбор. Они стали врагами. И с ними нужно поступать как с врагами»[622].
Обе книги так или иначе фокусировались на самых явных оппонентах Кремля. Во «Врагах Путина» рассказывались истории беглых олигархов Гусинского и Березовского, и каждому из них приписывался один из семи смертных грехов. «Фейк-структуры…» занимались демонизацией российских НКО, вновь и вновь пугая читателя иностранным финансированием, направляемым на подготовку переворота. Особое внимание в книге уделялось все тому же бывшему олигарху Ходорковскому, который якобы посмел монополизировать понятие гражданского общества и критиковал Путина за разрушение такового. Название организации «Другая Россия», объединившей критиков Путина накануне выборов 2008 г., также стало в глазах Григорьева хорошей причиной для атаки. Подчеркивая, что «Другая Россия» состоит из непатриотично настроенных политиков и поддерживается Западом, Григорьев замечал, что основатели этой организации самим ее названием подчеркнули, насколько чужда их деятельность простому человеку[623].
Формирование образа личного «врага» Путина, с его накопленным в 1990-е капиталом и вероятными связями с заграничными организациями, было еще одним, пусть и предсказуемым, способом отделить воображаемую «российскую нацию», поддерживавшую президента, от его критиков. Обе книги упирали на одно: в то время как большинство населения в 1990-е страдало от неолиберальных прозападных реформ, немногие процветали. И именно они, ругая Путина накануне выборов, демонстрируют, что не имеют ничего общего с «народом». Таким образом, парламентские выборы 2007 г. были представлены как способ решить будущее своей страны через демократическую процедуру, в отличие от тех времен, когда весь контроль оставался в руках Запада и его союзников внутри России[624].
Григорьевская концепция «фейк-структур» была также опробована в реальных политических решениях, в результате чего на парламентских выборах не присутствовали наблюдатели из ОБСЕ. В целом Кремль не был против их присутствия, поскольку оно делало выборы легитимными. Однако в 2007 г. они могли представлять особую опасность, учитывая опыт прежних «цветных» революций, где критика чистоты выборов выводила на улицы тысячи.
В конце октября 2007 г. ОБСЕ заявила, что российская сторона не оказала вовремя визовой поддержки ее представителям[625]. Российские власти направили ОБСЕ письмо с предложением сократить количество наблюдателей, и в конечном итоге та вовсе отказалась от участия в выборах[626]. В ответ на это прокремлевские политологи обвинили ОБСЕ в работе на США и предположили, что она в любом случае не стала бы объективно относиться к исходу выборов. Как писало прокремлевское издание «Взгляд», «по мнению политологов, они приедут в Россию с заранее сформированным мнением о наших выборах, а затем могут поставить под сомнение легитимность результатов голосования»[627]. Эта позиция – прямое продолжение мысли Григорьева о том, что работа иностранных НКО, занимающихся мониторингом выборов, – это вмешательство во внутренние дела России[628].
На пресс-конференции в ноябре 2007 г. Григорьев напрямую обвинил ОБСЕ в подрыве российской государственности, а политолог Алексей Чадаев предложил и вовсе запретить международных наблюдателей[629]. В данном контексте конспирологические аллюзии Григорьева и Чадаева послужили инструментом делегитимации возможных критиков Кремля. В контексте напряженности политического трансфера любая возможность дать критикам шанс воспринималась как попытка поставить результат выборов под вопрос и как угроза политическому равновесию. При этом полностью присутствия иностранных наблюдателей в Москве все же не избегали: лояльные наблюдатели одобрили процедуру и подтвердили чистоту выборов[630].
Лидер нации определяет врага
21 ноября в Лужниках состоялась кульминация всей кампании – массовая демонстрация сторонников Путина, на которой лидер «Единой России» произнес речь. Его участие в финальной части предвыборной кампании было необходимо, поскольку в своем обращении к сторонникам он смог повторить те идеи, которые месяцами распространяли лояльные ему медиа. Упоминание лидером партии основных конспирологических концепций делало их легитимной частью политического языка. Свое появление на съезде сторонников партии Путин объяснил тревогой за будущее страны, а также надеждой на то, что победа «Единой России» позволит продолжить его линию после выборов. Целью путинского выступления было разрушить и без того подорванную репутацию оппозиционных партий, служивших мишенью для критики и демонизации уже несколько лет.
Почти половина выступления Путина на митинге в Лужниках была посвящена критике политических элит, якобы ограбивших страну в 1990-е гг., тех политиков, кто потворствовал развалу СССР, и обсуждению подрывных действий иностранных посольств и связанных с ними НКО. Все они, по мнению Путина, стремились внести разлад в единство российской нации. Путинская речь, таким образом, стала отражением всех конспирологических идей, разработанных прокремлевскими спикерами и интеллектуалами, и некоторые из фраз стали в последующие годы мемами: «Те, кто противостоит нам, не хотят осуществления нашего плана. Потому что у них совсем другие задачи и другие виды на Россию. Им нужно слабое, больное государство. Им нужно дезорганизованное и дезориентированное общество, разделенное общество – чтобы за его спиной обделывать свои делишки, чтобы получать коврижки за наш с вами счет. И, к сожалению, находятся еще внутри страны те, кто “шакалит” у иностранных посольств, иностранных дипломатических представительств, рассчитывает на поддержку иностранных фондов и правительств, а не на поддержку своего собственного народа»[631].
Эта часть путинского выступления почти в точности повторяет текст книги «Враги Путина», вышедшей месяцем ранее: «Мы внимательно изучали тех, кто на самом деле желает распада России, кто борется за ее ослабление всерьез, кто стремится купить или поставить государство в подчиненное положение, кто старается ограбить весь народ ради удовлетворения своих корыстных намерений. Чем дольше мы препарировали этот паноптикум, тем яснее становилось, что за большим количеством пустозвонов и разной шушеры, которая за американские доллары готова мать родную продать, вырисовываются вполне себе серьезные и зловещие фигуры нескольких человек. Именно эти люди и являются настоящими врагами Владимира Путина. Всех их объединила ненависть к президенту, который не дал им обделывать свои делишки за счет всего общества, всего государства. Именно поэтому они являются и врагами России»[632].
В типично популистском стиле противопоставляя себя коррумпированным элитам, Путин на митинге старался предстать именно народным лидером. В его речи содержались и прямые обвинения в адрес социальных и политических групп, якобы несущих угрозу российскому народу и процветанию России. Унизительные сравнения с «шакалами» у посольств были призваны усилить недоверие к тем же НКО и «непатриотичным» политикам ельцинского десятилетия, вновь стремящимся стать действующими политическими лидерами. Накануне декабрьских выборов самые большие опасения у хозяев Кремля вызывал «Союз правых сил» под руководством молодого лидера Никиты Белых. Все тот же Данилин в одном из интервью обвинил СПС в заговоре против Путина, а лидеров партии – в том, что они раздувают свою популярность и врут избирателям[633]. Пару месяцев спустя эти же аргументы повторил и Путин: «Все эти люди не сошли с политической сцены. Их имена вы найдете среди кандидатов и спонсоров некоторых партий. Они хотят взять реванш, вернуться во власть, в сферы влияния. И постепенно реставрировать олигархический режим, основанный на коррупции и лжи. Они врут и сегодня. Ничего они никому не сделают. В том числе и пенсионерам, которых они многократно обворовали в прежние годы. Вот сейчас еще на улицы выйдут. Подучились немного у западных специалистов, потренировались на соседних республиках, теперь здесь провокации будут устраивать. В общем, я думаю, что ни у кого нет сомнений: эти господа могут только одно, если вернутся к власти, – обворуют опять миллионы людей, набьют себе карманы, но сделают это с присущим им обычно блеском и цинизмом. В этом никто не сомневается»[634].
Путин не назвал имена политических оппонентов, но всем было понятно, что это атака на СПС. «Союз правых сил» потенциально мог подорвать монополию «Единой России» в новой Думе, что не входило в планы президентской администрации. Если бы СПС попал в Думу, он мог бы поставить под вопрос многие законодательные инициативы единороссов и осложнить процедуру трансфера власти. Поэтому Кремль атаковал СПС не только словесно: ко многим его спонсорам у властей появились вопросы, что сильно осложнило работу партии на выборах[635]. Протестуя против давления Кремля, лидеры партии вывели на улицы своих сторонников. Это стало еще одним козырем для прокремлевской пропаганды, поскольку шествие оппозиции по улицам оживляло в памяти телевизионные сюжеты о «цветных» революциях.
29 ноября 2007 г. Путин неожиданно выступил с обращением к своим сторонникам в эфире вечерних новостей Первого канала. В своей речи он раскритиковал неназванную группу политиков, стремящихся вернуть страну в состояние разрухи. Хотя Путин в открытую и не рассуждал в конспирологическом стиле, тем не менее он не преминул разделить общество на «патриотичное» большинство и меньшинство проамериканских либералов в союзе с беглыми олигархами. Вновь и вновь говоря о своей поддержке «Единой России», действующий президент таким образом напрямую вмешался в предвыборную кампанию, чтобы своей популярностью гарантировать высокий результат партии власти.
В декабре 2007 г. «Единая Россия» триумфально победила на парламентских выборах, и первая часть операции «Преемник» успешно подошла к концу. Как только страх лишиться власти начал таять, политический истеблишмент быстро поменял центральную тему своей повестки, уйдя от параноидальной истерии предвыборных лет. Как писал в 2008 г. «Русский Newsweek», новый президент Медведев в одном из своих первых обращений лично убрал все ссылки на «оранжевую» революцию и вместо этого посвятил речь экономическому прогрессу и модернизации[636]. Этот штрих в очередной раз показывает, насколько риторический характер носят конспирологические теории в выступлениях постсоветских политиков и как быстро от них отказываются в угоду политической тактике. Тем не менее, когда над властью нависает серьезная угроза, именно теории заговора становятся первейшим элементом политической философии и популярной мобилизации.
«Голос ниоткуда»: протестная зима 2011–2012 гг.
«Рокировка» – осенью 2011 г. это слово стало главным. 24 сентября на знаменитом теперь съезде «Единой России» Дмитрий Медведев объявил, что на следующих президентских выборах кандидатом от партии власти вновь будет Владимир Путин. Надо сказать, что такой исход не был совсем уж неожиданным: еще весной 2011 г. журнал «Коммерсантъ Власть» прогнозировал, что самым сложным для Кремля будет убедить электорат в том, что Путину нужно вернуться, а Медведеву отдать свой пост[637]. Власть просчиталась в своей оценке поддержки Путина накануне выборов, а противоречивые сигналы, исходившие из Кремля весь период медведевского правления, раскачали президентскую вертикаль. В результате эффект рокировки оказался неожиданным: 20 ноября Путин, присутствовавший на турнире по смешанным единоборствам, был освистан толпой, хотя официальные трактовки Кремля были иными[638]. Так или иначе, этот инцидент показал, что изначальная стратегия кампании, в которой Путин воспринимался бы безусловным лидером, дала сбой. В результате Кремль обратился к уже проверенному в чрезвычайных ситуациях орудию – теориям заговора.
27 ноября, спустя неделю после инцидента на турнире, Путин обратился с речью к сторонникам «Единой России». Принимая предложение идти на выборы в качестве кандидата в президенты, он отметил, что «в преддверии выборов в Государственную думу, президента России представители некоторых иностранных государств собирают тех, кому они платят деньги, так называемых грантополучателей, проводят с ними инструктажи, настраивают их на соответствующую “работу”, чтобы повлиять самим на ход избирательной кампании в нашей стране»[639]. Отсылка к НКО была очевидна: в Кремле опасались, что независимая оценка результатов голосования и экзитполы могут поставить под сомнение результаты как парламентских, так и президентских выборов. Кроме того, намек на то, что деньги «иностранных противников Кремля» могли бы быть потрачены лучше, указывал на США, стоящие за НКО.
Лояльные Кремлю телеканалы не заставили долго себя ждать: спустя несколько дней после выступления Путина НТВ показал в прайм-тайм фильм «Голос ниоткуда»[640]. Редакция общественно-правовых программ, созданная на телеканале специально, чтобы выпускать продукцию такого рода[641], обвинила Ассоциацию некоммерческих организаций в защиту прав избирателей «Голос» в работе на иностранные разведки и заговоре с целью подрыва легитимности выборов 2011 г. В то же время новостной сайт «Газета.ру» закрыл совместный с «Голосом» проект «Карта нарушений», который занимался мониторингом нарушений на выборах по всей стране. Из-за этого первый заместитель главного редактора «Газеты.ру» Роман Баданин вынужден был уйти в отставку[642]. Закрытие проекта сопровождалось выступлениями «патриотично настроенных» депутатов: Антон Беляков, депутат Госдумы от партии «Справедливая Россия», заявил, что США как геополитический оппонент России финансировали «Голос» с целью уничтожения репутации страны и подрыва инвестиционного климата[643]. Вместе с коллегами по Думе Беляков написал заявление в Генеральную прокуратуру с требованием проверить, действовал ли «Голос» в интересах иностранных государств[644]. А Николай Левичев, руководитель «Справедливой России», назвал Ассоциацию за ее попытки повлиять на исход выборов и сменить таким образом власть в России «кукловодом» с «мессианскими амбициями»[645].
Совместная инициатива законодателей и лояльных Кремлю медиа создала необходимый образ «иностранного агента», разрушающего механизм российских выборов изнутри. Несмотря на то что «Голос» раскрыл все детали своего финансирования, демонизация его как антироссийского инструмента западных правительств пригодилась, особенно когда на улицы вышли недовольные избиратели. Уже после начала протестов прокремлевское СМИ «Взгляд» напрямую обвинило организацию в разжигании протестов: «Именно “Голос” стал “точкой входа” “западных партнеров” во внутрироссийские дела, именно через эту ассоциацию начало оказываться давление, которое привело в итоге к тому, что несистемная оппозиция сегодня заявляет о нелегитимности российских выборов и безуспешно пытается опротестовать их результаты на улице»[646].
Так же как и в 2007 г., главные страхи Кремля были связаны с недостаточной легитимностью выборов, что могло бы вызвать общественное недовольство, как произошло в Грузии и в Украине. Именно поэтому власти вновь попытались оградить результаты выборов от любых попыток опротестования. Однако эксперты предполагали, что нарушений будет больше, чем обычно, и это связывали с несколькими факторами: падением рейтинга Путина, административной сумятицей из-за наличия двух лидеров (Медведева и Путина), развитием новых технологий, а также ростом политической активности[647].
Пятого декабря протестующие вышли на улицы Москвы, а на 10 декабря была назначена новая демонстрация (она станет самой многочисленной за все годы путинского правления). В этой ситуации прокремлевские силы тут же прибегли к традиционной тактике – запугиванию общества и мобилизации сторонников через популяризацию антизападных теорий заговора.
Разделенная нация
Вероятность несогласованных уличных акций, внушавших опасения, что в России повторится украинский Майдан 2004 г., породила в медиа волну спекуляций. СМИ пугали обывателей, что во время уличных акций прольется кровь невинных участников и это приведет к вооруженным столкновениям. Наконец, впервые с 2005 г., когда российские власти только включились в процесс производства конспирологических мифов о «цветной» революции, эти идеи получилось применить на практике. Стариков в своем блоге описывал грядущие протесты в Москве как часть плана Запада по уничтожению России: «Главная надежда “партнеров” России – это наша короткая память. Память на выборы и их последствия. Потому что “партнеры” и их “пятая колонна” сейчас пытаются раскрутить в России тот же самый сценарий, что не раз был ими опробован на постсоветском пространстве. Киргизия, Грузия, Украина – везде было одно и то же. Выборы – крики об их “фальсификации” властью – вывод людей на улицы – оранжевая революция (государственный переворот) – полная управляемость политической жизни этой страны из Вашингтона»[648].
Одним из символов протеста 2011 г. стала белая лента, призванная подчеркнуть чистоту намерений протестующих и их единство в борьбе с фальсификациями. «Когда (и если) несколько миллионов людей в Москве наденут на руки белые ленточки, повяжут их на машины, прицепят к сумочкам, лацканам etc, то вбрасывать, подбрасывать и вообще фальсифицировать будет просто нечего. Все же всё сразу увидят и все всё будут знать», – написал в своем блоге писатель Арсен Ревазов, создатель символа протестующих[649]. Коллега Старикова, блогер Дмитрий Беляев, отреагировал на символ протестующих, заявив, что образ белой ленты был создан в США и является частью плана «оранжевой» революции, в ходе которой обязательно должна пролиться кровь участников, а виновными будут выставлены власти. Согласно Беляеву, сайт «Белая лента» был зарегистрирован в США за два месяца до российских выборов. Этот факт, а также участие в протестах граждан других стран (Израиля, Великобритании)«доказывали», что план США по подрыву единства россиян находился в активной фазе. Призыв Беляева, повторенный и другими блогерами, был следующим: «Россию втягивают в готовящуюся Третью мировую и в то же время стараются расколоть ее изнутри, устроив гражданскую войну. Что делать простым гражданам? Не поддаваться на провокации и не ходить на митинги»[650]. В этом контексте страх насилия и заговора должны были сработать как сдерживающий фактор для тех, кто собирался выйти на улицы.
Когда московские власти отказывались согласовывать официальный митинг, а лидеры оппозиции призывали к несогласованным акциям, Стариков и Беляев, вторя друг другу, писали, что главная цель протестов – расшатать ситуацию в обществе и пролить кровь на улицах Москвы, чтобы обвинить во всем российские власти: «Десятого декабря людей собирают не для того, чтобы выразить протест, а с одной целью – пролить кровь и, разъярив толпу, устроить беспорядки. Так было во многих странах на Ближнем Востоке, так было сто лет тому назад и в России. “Белая лента” по замыслу организаторов должна стать красной. И тогда этот символ примет совсем иное значение»[651].
Мирная атмосфера митинга, прошедшего на Болотной площади 10 декабря, развеяла страхи кровавой провокации. Тем не менее она не смогла снизить накала страстей, вызванных фальсификацией выборов: лидеры протеста и обычные граждане требовали пересмотра их результатов. Справиться с этой критикой можно было только одним способом – перенаправив общественное недовольство с фальсификации выборов лично на Владимира Путина. Выступая на «Прямой линии» 15 декабря 2011 г., премьер Путин сравнил белые ленты с контрацептивами, унизив таким образом протестующих[652]. В социальных сетях сразу же начали появляться мемы с Путиным и контрацептивами, и именно они и критика самого премьера стали главной темой следующей акции на проспекте Сахарова 24 декабря 2011 г. Участники митинга соревновались в том, как лучше ответить Путину на оскорбление. Однако в действительности именно комментарий Путина о контрацептивах серьезно повлиял на ход предвыборной кампании, а реакция на него протестующих дала козырь в руки прокремлевским пропагандистам.
Дело в том, что оскорбительное высказывание премьера помогло сменить повестку: протестующие переключились с обвинений в фальсификации выборов на критику лично Путина и призывы к его уходу. Фигура Путина стала маркером для оппозиции и сторонников Кремля, и провластным спикерам удалось построить вокруг этого социального деления всю предвыборную кампанию будущего президента. В различных медиа (как в традиционных, так и в блогах) они представляли российское общество разделенным на «путинское большинство», «настоящую Россию» и «креативный класс» (так называемых креаклов), «хипстеров» и «либералов», которые воплощали собой образ «другого», чуждого большинству населения. Перформативность этого популистского деления на своих и чужих, «настоящий народ» и «столичных хипстеров», вкупе с агрессивной медийной поддержкой Путина помогла сформировать его народный образ и превратить выборы в настоящий референдум по поддержке действий будущего президента. Для этого в кампании появились новые лица, призванные олицетворять собой образ путинского электората. На все той же пресс-конференции 15 декабря прозвучало высказывание Игоря Холманских, рабочего из Нижнего Тагила: «В трудные времена, Владимир Владимирович, Вы приезжали к нам на предприятие и помогли нам. Спасибо Вам за это. Сегодня наш многотысячный коллектив имеет заказы, имеет зарплату, имеет перспективу, и мы очень дорожим этой стабильностью. Мы не хотим возврата назад. Я хочу сказать про эти митинги. Если наша милиция, или, как сейчас она называется, полиция, не умеет работать, не может справиться, то мы с мужиками готовы сами выйти и отстоять свою стабильность, но, разумеется, в рамках закона»[653].
Эта реплика стала началом медийной и политической карьеры Холманских, который из простого рабочего превратился в 2012 г. в лицо путинского «народа», а затем и в полномочного представителя президента РФ в Уральском федеральном округе. Его высказывания зимой 2011–2012 гг. ярче всего демонстрировали популистскую природу социальной мобилизации в поддержку Кремля: «Я хочу сказать этим людям – и всем нормальным людям, всем, кто не делает вид, а действительно работает… Это наша общая страна. Это не они лучшие люди страны и соль земли – а все мы! Страна должна развиваться так, как считает правильным весь народ. А мы считаем, что нужна промышленность, что власть должна уважать человека труда, что должны строиться новые заводы, дороги, жилье для молодых семей, что деньги нужно вкладывать в производство, что уровень жизни в наших городах должен расти. Этот курс проводит Владимир Путин все время, что он находится у власти, – поэтому мы его поддерживаем. И будем поддерживать, что бы ни писал в своих блогах “офисный планктон”. Просто потому, что мы – не планктон, а люди с собственным опытом и собственным мнением. Потому что мы видели, как росла страна с 1999 года. Как начинали работать заводы. Как возрождался оборонный заказ. Как появилась сначала надежда, а потом уверенность в завтрашнем дне»[654].
Тезис о делении общества на «нормальных» людей, якобы поддерживающих Путина, и испорченное, привилегированное меньшинство жителей российских столиц был повторен и в первом предвыборном тексте Путина, опубликованном в «Известиях». В нем кандидат в президенты обвинил часть элит в готовности ниспровергать власть ради собственных интересов, отсутствии желания плавно двигаться вперед и в подрывных действиях, направленных против улучшения жизни простого человека[655]. Таким образом, он противопоставил себя элитам. Постоянный сторонник курса Путина и один из фронтменов его президентской кампании 2012 г., журналист Михаил Леонтьев, описал это социальное деление еще ярче: по его словам, оппозиция Путину – это «маленькое-маленькое, сытое, амбициозное, абсолютно безмозглое, беспамятное меньшинство»[656].
По сравнению с кампанией 2007 г., когда образ опасного «другого», вокруг которого выстраивалось конспирологическое мифотворчество, был определен четко – иностранные НКО, партия СПС, – в 2012 г. этот образ был куда менее конкретен. Прежде всего это было связано с природой протеста и теми социальными группами, которые разделяли лозунги оппозиции. Владимир Гельман отмечает, что количество групп, недовольных политикой Кремля, с 2008 по 2011 г. постепенно росло[657]. Те, кто поддержал лозунг Медведева о модернизации, и те, кто пострадал от экономического кризиса 2008 г., необязательно входили в одну и ту же социальную группу. Однако они в целом разделяли идею того, что Путину не стоит возвращаться в Кремль после 2011 г. Поэтому в новую кампанию прокремлевским интеллектуалам было намного сложнее сформировать конкретный образ внутреннего «другого». Соответственно, они обращались к максимально абстрактным социальным категориям (таким как «люди с Болотной», «ставленники Запада»), воплощавшим, по их мнению, угрозу внутренней российской стабильности.
К примеру, Сергей Кургинян максимально абстрактно, но в духе манихейского деления общества обвинил «их» – либеральные элиты Кремля – в исполнении «иноземной злой воли» и начале новой «перестройки»: «Перестройка – это не только перегруппировка номенклатурных сил для окончательного ограбления народа. Это еще и катастройка – развал страны. Первая перестройка, затеянная Горбачевым, – это полномасштабная катастрофа, завершившаяся распадом СССР. Новая перестройка начата с еще более зловещими целями»[658]. По мнению Кургиняна, события 2011 г. повторяли происходившее перед распадом СССР, который стоил миллионам жителей карьер, доходов и социального статуса. При этом Кургинян, не отрицая социальных проблем в обществе, заявлял, что настоящий российский народ не поддерживает лозунги оппозиции: «НАШЕ недовольство – это недовольство профессоров и врачей, рабочих и инженеров, военных, учителей, аграриев. ИХ недовольство – это недовольство Ксении Собчак, Михаила Горбачева, Михаила Касьянова, Бориса Немцова и других жирных котов, выясняющих свои отношения с Владимиром Путиным»[659]. Этот популистский выпад Кургиняна должен был отражать социальное расслоение и отсылать к травматическому опыту 1990-х. Понимая, что часть требований Болотной может быть поддержана и теми, кого сложно назвать «креативным классом», Кургинян, описывая суть конфликта вокруг фальсификации выборов, сделал центральным именно вопрос социальной поляризации.
Телевизор – кладезь конспирологии
Кампания 2011–2012 гг. отличалась также появлением большого количества медийного контента, содержащего антизападные и антиоппозиционные теории заговора. Программы общественно-правовой редакции НТВ, документальные фильмы-расследования об оппозиции стали своего рода брендом кампании. Учитывая тот факт, что в начале 2010-х телевизор оставался главным источником информации для большинства россиян, именно телевизионные программы служили орудием демонизации оппонентов власти. Начав с документального фильма об ассоциации «Голос», телеканал НТВ впоследствии прославился рядом других репортажей такого рода[660]. Фильмы «Анатомия протеста» и «Заграница им поможет» собрали все возможные конспирологические мифы, слухи и выдумки о российской оппозиции, чтобы усилить ее негативный образ: Россия запружена иностранными шпионами, работающими под маской дипломатов и работников НКО, иностранные правительства стремятся разрушить страну так же, как это было сделано с Ливией и Сирией, США мечтают получить доступ к природным ресурсам России, а потому организовывают «цветную» революцию на ее территории…
Высказывание сенатора Джона Маккейна про арабскую весну, которая «идет к дверям» Путина, и заявление госсекретаря Хиллари Клинтон о проблемах в ходе российских парламентских выборов породили благоприятный фон для обвинений в антироссийском заговоре[661]. К ответам иностранным «партнерам» присоединился сам Путин, обвинив западных политиков в поддержке внутрироссийских протестов. «Она задала тон некоторым нашим деятелям внутри страны, дала сигнал. Они этот сигнал услышали и при поддержке Госдепа США начали активную работу»[662].
Объектом особенно ожесточенной критики и конспирологической мифологизации стал бывший советник президента Барака Обамы Майкл Макфол, который в 2012 г. был назначен новым послом США в России. Именно Макфол во время предвыборной кампании был представлен государственной пропагандой как доказательство активных действий Запада по разрушению России, а его образ придал теориям заговора чуть больше достоверности. Его приезд в страну зимой 2012 г., участие во встречах с оппозиционными деятелями, а также его политологические исследования смены режимов на постсоветском пространстве прекрасно укладывались в образ «куратора цветной революции», прибывшего лично осуществлять переворот. Именно такую картину и рисовали прокремлевские медиа. Этот образ нового посла сконструировал Михаил Леонтьев в своей программе «Однако» от 17 января, и то, каким образом это было сделано, помогает понять, как именно формируется ощущение заговора в современных российских СМИ.
В своей передаче, шедшей в прайм-тайм на Первом канале через пару дней после приезда Макфола в Россию, Леонтьев оттолкнулся в своих размышлениях от статьи, опубликованной либеральным и в какой-то мере оппозиционным ресурсом «Слон. Ру»: «Послом в Россию приезжает эксперт по революциям»[663]. Сославшись на позитивные воспоминания Макфола о 1991 г. и поколении демократов-реформаторов 1990-х, Леонтьев предположил, что Макфол едет в Россию, чтобы проконтролировать, профинансировать и подготовить новое поколение «демократических лидеров» вроде Алексея Навального, который, по словам Леонтьева, обучался в Йельском университете именно под руководством Макфола. Таким образом, используя фигуру нового американского посла, Леонтьев умело объединил тему развала СССР, экономических реформ и оппозиционного движения в России. Также Леонтьев, вольно оперируя фактами, отметил, что Макфол был вторым некадровым дипломатом в посольстве США в Москве после Боба Стросса, который «обслуживал развал СССР»[664].
Кроме этого, Леонтьев обратился к книге Макфола «Незаконченная российская революция: политические перемены от Горбачева до Путина», чтобы обвинить нового посла в антипутинских настроениях[665]. Леонтьев заявил, что Макфол является автором десятков антипутинских работ и его академические знания помогут ему эффективно провести революцию. Не в пользу Макфола была и публикация совместной с Андерсом Аслундом книги о политических переменах в Украине[666]. Для Леонтьева это стало поводом заявить, что Макфол в курсе финансовых схем «цветных» революций и будет делать американскую революцию в России.
Натянутые сравнения и предположения – конек сюжетов Леонтьева, и история с Макфолом – лишь один из ярких примеров того, как конспирологические аллюзии были бездоказательно использованы, чтобы сформировать облик нового американского посла в глазах многомиллионной аудитории Первого канала. Не добавило популярности Макфолу еще и то, что в первый день своей работы в России он встретился не только с российскими дипломатами, но и с лидерами политической оппозиции. Это было однозначно воспринято кремлевскими СМИ как признак существования заговора против Путина[667].
Фигура Макфола пригодилась для того, чтобы персонифицировать американский заговор против Кремля: на фоне абстрактных обвинений деятельность посла помогала представить опасения по поводу внешнего влияния на выборы хоть сколько-нибудь обоснованными. Другой важной задачей для кремлевских сил стала нейтрализация возможной критики президентских выборов как нечестных. Именно видео, где были показаны вброс и подделка бюллетеней, вызвали уличные протесты оппозиции в декабре 2011 г. В преддверии возможного появление новых роликов 4 февраля 2012 г. Первый канал показал сюжет о возбуждении Генеральной прокуратурой РФ уголовного дела о фальсификации съемок, проведенных на избирательных участках в декабре 2011 г. По словам ведущей, видео содержали элементы «редактирования» и были размещены на YouTube, который работает на серверах, находящихся в США. Тот факт, что любой человек в мире может загрузить видео на YouTube, не имел значения: главным тут был акцент на то, что серверы расположены на территории Соединенных Штатов.
Атака на YouTube на главном федеральном канале ознаменовала начало войны Кремля против интернета[668]. Именно во время президентской кампании в интервью НТВ руководитель штаба Путина Станислав Говорухин назвал интернет «помойкой», принадлежащей Госдепу[669]. Логичным продолжением этого стало заявление Путина в 2014 г. о том, что интернет – изобретение американцев и Яндекс находится под контролем иностранцев[670].
Поклонная против Болотной
Кульминацией конспирологической лихорадки стал «антиоранжевый» митинг на Поклонной горе в Москве, прошедший 4 февраля 2012 г., одновременно с очередным оппозиционным митингом «За честные выборы». Митинг на Поклонной, собравший весь цвет отечественной антизападнической конспирологии (в нем участвовали Александр Дугин, Максим Шевченко, Николай Стариков, Сергей Кургинян, Михаил Леонтьев), был призван подчеркнуть массовость поддержки Путина[671]. Он проходил под лозунгами: «Честным выборам – да! Оранжевым – нет!», «Нам есть что терять», «Даешь Путина! Даешь стабильность!», «Мы против раскачивания страны». В некотором смысле Поклонная стала «патриотическим» ответом на акции оппозиции и благодаря активному освещению телеканалами оказалась визуальным воплощением массовости электоральной базы Путина. Митинг на Поклонной символизировал отношение «настоящей России» к Путину и показывал, что власть в состоянии контролировать уличное пространство и не отдаст его оппозиции. Численное преимущество, которое часто используется в российских медиа как аргумент эффективности того или иного митинга или общественного мероприятия, также активно обсуждалось в прокремлевских СМИ. Именно оно было призвано подчеркнуть непопулярность идей «недовольных москвичей». Прокремлевские СМИ подчеркивали, что на Поклонную вышло более 100 000 человек, в то время как на Болотной народу было вчетверо меньше[672]. Социальная поляризация двух групп, находившихся на двух митингах, описывалась как противостояние большинства, за которым стоит народ и его лидер Путин, и разрозненного ничтожного меньшинства, которое никто не делегировал представлять чьи-либо интересы и которое только ради собственной выгоды стремится разрушить страну[673]. Именно такое популистское деление социума позволяло активно распространять конспирологические теории и видеть в оппозиционном «меньшинстве» оппонента, способного на любое преступление ради успеха заговора. Со сцены на Поклонной выступающие предупреждали, что оппозиция готовит фальсификации на выборах, чтобы поставить под вопрос легитимность власти.
Спустя несколько дней с этой же мыслью выступил и Путин, предупредив, что оппозиция готовит провокации и даже «сакральную жертву», чтобы обвинить власть в преступлениях против граждан. Однако это алармистское заявление было частью другого, более важного, с точки зрения политтехнологий, заявления: «Они готовятся к тому, чтобы использовать какие-то механизмы, которые бы подтверждали, что выборы фальсифицируются. Сами будут вбрасывать, сами контролировать, потом сами предъявлять. Мы это уже видим, мы это уже знаем»[674].
Как и в случае с сюжетом Первого канала о роликах на YouTube, заявление Путина работало как превентивная мера. В случае если бы оппозиционные кандидаты зафиксировали нарушения во время президентских выборов, контролируемые властью СМИ могли бы заявить о заговоре оппозиции и таким образом попытаться делегитимизировать оппонентов. В случае если бы таких видео не было, это послужило бы очевидным доказательством чистоты выборов и широкой общественной поддержки Путина.
Чтобы еще раз подчеркнуть, что за ним стоит «большинство», и показать свою близость к «народу», Путин лично появился на предвыборном митинге в Лужниках 23 февраля 2012 г. Митинг, проходивший в День защитника Отечества, был назван «Защитим страну!». Ведущий мероприятия, Леонтьев, подчеркнул основную идею мероприятия – оказать поддержку Путину, который спас страну после 1990-х гг., когда она катилась к национальному суициду[675]. В выступлении Путина присутствовало две главные мысли: опасность внутреннего и внешнего заговора и необходимость национального сплочения. «Мы не допустим, чтобы кто-нибудь вмешивался в наши внутренние дела, не допустим, чтобы кто-нибудь навязывал нам свою волю, потому что у нас с вами есть своя воля… Главное – чтобы мы были вместе. Мы – это многонациональный, но единый и могучий российский народ. Я хочу вам сказать, что мы никого не отталкиваем, мы никого не шельмуем и не цепляем, наоборот, мы призываем всех объединиться вокруг нашей страны. Конечно, всех тех, кто считает нашу Россию своей собственной Родиной, кто готов беречь ее, дорожить ею, и кто верит в нее. И мы просим всех не заглядывать за бугор, не бегать налево, на сторону, и не изменять своей Родине. А быть вместе с нами, работать на нее и на ее народ и любить ее так, как мы, всем сердцем»[676].
Используя в полной мере символизм праздника, Путин, с одной стороны, подчеркнул наличие сильного общества и народного лидера, готовых защитить государство. С другой, он четко маркировал тех, кто не сможет ни при каких обстоятельствах стать частью единого народа. Наличие патриотических чувств и отсутствие критики, играющей на руку Западу, – вот критерии настоящего российского гражданина. Таким образом, Путин в который раз продемонстрировал готовность обращаться к теориям заговора в сложные моменты своей политической биографии. Упоминание тех, кто «заглядывает за бугор», стало логическим продолжением идеи о «шакалящих у посольств» представителях НКО и показало, что демонизация, построенная на теориях заговора, – это константа российских выборных технологий[677].
Заключение
Почти два десятилетия активной разработки идеи о том, что подорвать российские выборы – заветная цель западных разведок, сделали ее популярной объяснительной схемой для многих российских политиков. В ответ на любое высказывание политической оппозиции о фальсификациях на выборах околовластные спикеры заявляют, что критика режима – на руку геополитическим противникам России и является частью информационной войны против нее.
После того как в 2004 г. Кремль поставил в Украине на Януковича и проиграл, мобилизации общественной поддержки политического лидера страны стало уделяться особое значение. Поэтому с середины «нулевых» книжные полки, телевизионные программы и политические дебаты наполнились идеями о суверенитете России, гарантированном лично Владимиром Путиным. Заявление Вячеслава Володина о том, что «без Путина нет России», сделанное в 2014 г., во многом стало логичным завершением этого этапа превращения культа Путина в основной инструмент национального строительства и гарантию легитимности режима[678]. Именно через выборы Кремль обеспечивает себе общественное признание и тем самым сохраняет определенный контроль над ситуацией. И именно выборы становятся временем, когда теории заговора заполняют все медийное и общественное пространство.
Образ Путина как «сверхчеловека из народа», лидера, олицетворяющего «настоящую Россию», играет важную роль: он не только гарантирует силу и легитимность персоналистского политического строя, но и через доказательство лояльности первому лицу перформативно делит общество на «своих» и «чужих». Именно поэтому Путин стоял в центре предвыборных кампаний депутатов Государственной думы V и VI созывов. Он стал воплощением геополитической и экономической силы России, восстановившейся после экономического краха СССР, и в целом, судя по исследованиям, население спокойно и в некоторой степени одобрительно отнеслось к противопоставлению социальных групп как данности российской политической жизни[679].
Подготовившись идеологически и инфраструктурно к передаче власти от Путина к преемнику, лояльные Кремлю политики и публичные интеллектуалы сумели использовать страх антироссийского заговора как аргумент в пользу того, чтобы поддержать Путина и представляемую им правящую партию в 2007 г. Однако в 2011 г. просчет, допущенный кремлевскими советниками и политологами на начальном этапе президентской кампании, вынудил Кремль вывести на первый план антизападные теории заговора и устроить «крестовый поход» против оппозиции. Эта агрессивная кампания, в отличие от 2007–2008 гг., не ограничилась предвыборным периодом, а стала движущей силой политической деградации режима.
Как показали исследования, во время предвыборной кампании 2012 г., когда российские медиа вовсю обличали оппозиционные силы внутри страны, обвиняя их в заговоре против Путина и российского народа, только 13 процентов населения верили в то, что митинги оппозиции проплачиваются Западом[680]. Это очевидным образом показывает ограниченность теорий заговора как политического инструмента и подчеркивает, что эффективнее всего они работают вместе с другими популистскими лозунгами: о суверенитете государства, экономической стабильности и, например, консервативных ценностях. Ко всем этим лозунгам Кремль обратился после 2012 г. Напрямую зависящие от правительства бюджетники, пенсионеры и другие категории граждан ценили принесенную «нулевыми» стабильность и воспринимали Путина как выразителя их чаяний, выступая ядром его электората. Однако активная пропаганда, начавшаяся после 2012 г., когда Путину необходимо было сохранить опору на большинство, смогла обеспечить ему поддержку и со стороны других слоев общества. Яркие образы народной революции, произошедшей в Киеве зимой 2014 г., помогли Кремлю еще больше консолидировать поддержку своих действий как внутри страны, так и за ее пределами. В драматической ситуации революции и войны в Украине теории заговора стали неотъемлемой частью российской повседневности.
Глава 8
Война
В октябре 2019 г. министр обороны Шойгу дал интервью газете «Московский комсомолец», в котором обрушился на Запад и НАТО не только за разрушение советских вооруженных сил в 1980–1990 гг., но и за ведущуюся против российской армии «информационную войну». «Если погрузиться в историю, то крах многих государств начинался с развала армии. У нас есть подразделения специального назначения, которые проводят специальные операции. В этих операциях, бывает, ребята и получают ранения, и гибнут, равно как и в других подразделениях. И вот представьте себе, что некие люди по указке из-за рубежа начинают лезть в их семьи, лезть на кладбища. Попытки внедрения в наши сети связи ежедневно исчисляются несколькими сотнями. В таком же режиме в информационное пространство нашей страны и всего мира вбрасываются фейковые новости о нашем министерстве и Вооруженных силах. То мы якобы нанесли удар по больнице, то мы якобы готовимся к захвату той или иной страны. То у нас десятки гробов прибыли куда-то, то у нас кто-то из начальства, руководства Минобороны чего-то там сотворил. Все это – психологическое давление на военнослужащих. Мы с вами уже говорили про гибридные войны. Это один из инструментов гибридных войн, один из применяемых против нас видов оружия»[681].
Глава министерства обороны редко дает интервью, поэтому оно стало громким новостным поводом – некоторые наблюдатели посчитали его заявкой Шойгу на будущий карьерный рост или даже на позицию преемника Путина после 2024 г.[682] Но любопытнее другое: обращение одного из ведущих российских политиков к конспирологии демонстрирует, что за годы суверенной демократии именно теория заговора стала ведущим, центральным элементом политического мышления. И важную роль в этом сыграл конфликт в Украине в 2014–2015 гг.
Слова Шойгу о журналистах, пишущих про «кладбища», отсылают к репортажам о гибели псковских десантников[683] и наемников из «армии Вагнера»[684] на Ближнем Востоке и в Африке, сделанным как российскими, так и зарубежными медиа[685]. Именно гибель российских десантников в Украине и активное военное присутствие за рубежом – вначале в Крыму и Донбассе, а затем в Сирии, Африке и Южной Америке – изменили внешнеполитический образ России. К жизни вернулись клише времен холодной войны с США и Большой игры против Британии[686]. Волна сообщений и историй о всесильных русских хакерах и шпионах достигла высшей точки в 2017 г., когда расследованием возможного сотрудничества нового американского президента Трампа с Кремлем занялась специальная комиссия прокурора Мюллера[687].
Медийная кампания сыграла на руку Москве: самые абсурдные статьи, выходившие в западной прессе, финансируемые Кремлем медиа стали подавать как глобальную антироссийскую войну[688]. Это позволило укрепить как население, так и власти, в мысли, что Россию спланированно пытаются дискредитировать, потому что она «встала с колен» и жестко обозначила свои внешнеполитические интересы. Первый звонок прозвучал перед Олимпиадой 2014 г. в Сочи, когда различные западноевропейские и американские СМИ рисовали одновременно ужасные и забавные картины подготовки страны к встрече участников: тут были и законы против пропаганды среди детей ЛГБТ-отношений[689], и коррупция на олимпийских стройках[690], и двойные унитазы в номерах спортсменов[691]. Наконец, в финальные дни Олимпиады западная пресса и вовсе переключила свое внимание с Сочи на Киев, где в это время проливали кровь протестующие[692]. Кремль интерпретировал это как попытку испортить спортивный праздник и очернить Россию. А когда Виктор Янукович среди ночи бежал из своей резиденции в Межигорье, власть в Украине захватило временное правительство, а в Крыму появились «вежливые люди», кремлевской верхушке стало окончательно ясно, что единственный способ уцелеть на фоне эскалации антироссийского конфликта – постараться превратить Россию на словах, а затем и законодательно в осажденную крепость.
За несколько первых месяцев 2014 г. страна вновь разделилась на «своих» – безоговорочно поддержавших действия Кремля – и «чужих» – тех, кто позволял себе хотя бы малейшую критику властей. Безразличие было непростительно: в ситуации, когда в соседней стране у власти находилось «марионеточное правительство», действующее «по указке из Вашингтона», а общество плавно скатывалось к гражданской войне, не поддержать власть значило не просто продемонстрировать отсутствие патриотизма, но проявить себя врагом своего народа. Именно 2014 и 2015 гг. стали периодом активного социального объединения вокруг Владимира Путина – это явление политологи назвали эффектом сплочения. Рейтинг президента достиг максимума за все 16 лет его правления, в то время как отношение к ЕС и США, напротив, стало наихудшим за все постсоветские годы[693]. Такой расклад оказался удобным фоном для очередного раунда демонизации оппозиции, которую с легкой руки пресс-секретаря Путина Дмитрия Пескова стали называть «нано-пятой колонной»[694].
Активное использование разработанной в предыдущие годы культуры заговора с целью мобилизовать страну и тотально заглушить любые оппозиционные высказывания продемонстрировало новый этап в развитии российского политического режима. Начиная с 1990-х гг., как было показано в предыдущих главах, теории заговора медленно дрейфовали с окраин политического дискурса в самое его сердце. То, что невозможно было выразить публично в «нулевых», к середине 2010-х стало частью активного словаря политических элит. И если раньше горячим периодом для распространения теорий заговора были исключительно электоральные периоды, то с 2014 г. среди политиков стало модно не скрывать своих конспирологических антизападных взглядов и вне выборов. Идеи и концепции, которые разрабатывались Сурковым с середины «нулевых» для поддержания режима, даже после ухода их автора из президентской администрации активно использовались для сохранения высокого рейтинга Путина. Собственно, получить общественную поддержку иными способами с каждым годом становилось все труднее: к началу конфликта в Украине рейтинг Путина неуклонно снижался, а количество недовольных его политикой постепенно росло[695]. Усиливающаяся экономическая нестабильность и падение доходов в стране неумолимо подтачивали популярность лидера, а вместе с этим страдала и способность режима «кооптировать» оппозиционно настроенных граждан[696]. События в Украине стали опасным прецедентом в глазах Кремля: восставшие против коррупции и жестокости режима люди могли вдохновить россиян на похожие действия. В итоге начиная с 2014 г. Государственная дума приняла ряд законов, серьезно ограничивающих свободу граждан и увеличивающих наказания любым потенциальным революционерам.
Другим способом формирования поддержки режима стало усиление контроля над информацией. Как продемонстрировали Дэниел Трейсман и Сергей Гуриев, манипуляция информацией – один из основных способов выживания авторитарного режима, и особенно востребован он в период экономических и политических неурядиц. В России, где телевидение все еще остается главным источником новостей, именно оно сыграло активную роль в дискурсивном разделении нации на «своих» и «чужих»[697]. В период украинского кризиса российские медиа переключились в режим агрессивной пропаганды «24/7»: главным нарративом общественно-политических программ стал антиамериканизм[698]. «Пятая колонна», «национал-предатели» и «укрофашисты» – эти слова в 2014 г. звучали с экранов едва ли не чаще всего. Телевизионный критик Арина Бородина отмечала, что в тот период все новости, не связанные с Украиной, отодвинулись на второй план[699]. Менее лояльные Кремлю медиа оказались под серьезным давлением со стороны государства и собственников[700]. В общем, было сделано все, чтобы на экранах и телевизоров, и компьютеров россияне видели только то, что хотели власти.
Агрессивная медиакампания преследовала определенную цель: привлечь на сторону власти менее политизированных и хуже разбирающихся в политике россиян[701]. В ситуации тающей массовой поддержки обретение новых сторонников через агрессивное шельмование иностранцев и шпионов помогало властям укрепить контроль в стране. Иконой этого процесса стал Дмитрий Киселев – бессменный ведущий воскресных «Вестей недели», самого рейтингового новостного шоу последних лет[702]. Выпады Киселева в адрес американцев, украинцев и оппозиции часто становятся жупелом государственной пропаганды, иллюстрацией того, какими Кремль хочет видеть своих сторонников и противников. Помимо этого, Киселев – неотъемлемая часть российской медийной и политической элиты, руководитель огромного медиахолдинга «Россия сегодня». Учитывая расширение и укрепление конспирологических теорий в России в годы украинского кризиса, а также то, что эффективно проанализировать весь появившийся корпус первоисточников представляется невозможным, предметом рассмотрения в этой главе станут именно сюжеты программы Киселева как яркий образец русской культуры заговора, ставшей, наконец, мейнстримом.
Украина – «марионетка Запада»
Отсутствие субъектности у участвующих в заговоре – один из маркеров конспирологического мышления. Представить, что протестующие на Майдане сами организовали самооборону и спустя три месяца свергли действующую власть, – немыслимо: за ними явно стоял кто-то, кто планировал их действия, провоцировал власти на большую жестокость, выводил снайперов на крыши. Столкновения на Грушевского и Банковой стали точкой невозврата в борьбе протестующих против Януковича. Но в России победа революционеров и создание нового украинского правительства были безоговорочно восприняты как формирование недружественного режима под защитой Вашингтона. Все произошедшее рассматривалось как вторжение в непосредственную сферу интересов Москвы, как образование враждебного союза для атаки на РФ, и Украине в этом союзе отводилась роль всего лишь плацдарма и расходного материала. Бывший директор ФСБ и секретарь Совета безопасности Николай Патрушев в интервью газете «Коммерсантъ» заявил, что за кризисом в Украине стоят именно США, имеющие целью, взрастив поколение антироссийски настроенных украинцев, вывести страну из-под влияния ближайшего соседа[703]. В результате длительной «обработки» россиян со стороны СМИ именно США и Украина стали восприниматься главными внешнеполитическими врагами России[704].
Запись телефонного разговора, состоявшегося между послом США в Украине Джеффри Пайеттом и заместителем Государственного секретаря Викторией Нуланд в феврале 2014 г., в котором политики обсуждали возможных будущих членов украинского правительства, идеально подошла на роль доказательства того, что именно Соединенные Штаты стояли за беспорядками в стране[705]. Бывшие лидеры Украины Виктор Янукович и Николай Азаров также назвали новые власти «марионетками США»[706]. А после того как Нуланд угостила солдат внутренних войск на Майдане печеньем, появился популярный мем про «печеньки Госдепа».
В течение всего кризиса в Украине российское телевидение неустанно ассоциировало новые украинские власти с США. Евгений Рожков в «Вестях недели» убеждал зрителей, что ночь подсчета голосов на президентских выборах Порошенко провел в гостях у посла США Пайетта. «Пока на участках подсчитывали бюллетени, посол настоятельно советовал Петру Алексеевичу перейти к решительным действиям на Донбассе. А в случае многочисленных жертв обещал “погасить негативный эффект” в возмущенном сообществе. После этого олигарх собирает силовиков и уже требует “зачистить” Донецк и Луганск до инаугурации. И, как рассказывают присутствовавшие, даже озвучивает допустимое количество жертв – две тысячи»[707].
Новость о том, что в Киев прибыл с визитом глава ЦРУ, стала еще одним доказательством того, что за конфликтом в Украине стоят именно США. Тогдашний глава комитета Госдумы по международным делам, а до того – известный телеведущий, Алексей Пушков прямо заявил: «Это просто подтверждает, что нынешнее правительство несамостоятельное, у него просто нет своего собственного видения проблемы, что все согласовывается с Вашингтоном. Тогда что удивляться, что часть страны [Украины] не признает это правительство»[708].
В феврале 2015 г. в программе Киселева был показан сюжет, в котором подробно объяснялось, что способствовало успеху новых украинских властей: Америка посылала им и оружие, и боеприпасы, и деньги. «Вместе с помощницей Викторией Нуланд госсекретарь США Керри привозит в Киев почти 16,5 миллиона долларов. Если верить калькуляции главы украинского Минфина Яресько, их не хватит и на два дня военной операции. Но и Порошенко, и Яценюк поочередно расплываются в благодарности, тем более что и Обама впервые публично признал: нынешняя украинская верхушка пришла к власти не без помощи Вашингтона. Хоть и звучит неожиданно, но ведь и не было никогда секретом»[709].
Чем чаще американские политики посещали Киев, тем больше это давало российским журналистам возможностей подчеркнуть, кто в действительности заправляет всем происходящим в Украине. Тем более что и американские, и европейские политики не всегда задумывались о возможных последствиях своих действий. Приезд вице-президента Байдена в Украину в апреле 2014 г. стал яркой иллюстрацией тесного союза между двумя странами. В сюжете от 27 апреля 2014 г. корреспондент «Вестей недели» Александр Балицкий заявил: «В кадре – детали, что как нельзя точно отражают сегодняшние ориентиры новой киевской верхушки: американский флаг над украинским парламентом и американский посол Пайетт, который берет на себя функции шефа протокола на встрече с депутатами Верховной рады. Усаживает вице-президента США в кресло украинского спикера, словно показывая, кто в стране хозяин»[710]. Появившиеся в социальных сетях мемы о Байдене в украинском правительстве изящно подчеркивали не только марионеточность украинского режима, но и силу путинского.
Эти яркие образы, распространяемые российскими медиа, преследовали две цели. С одной стороны, Украина превращалась таким образом в геополитического «другого» – союзника США. Правда, с точки зрения военной мощи восприятие Украины как опасного «другого» могло поставить под сомнение потенциал самой России, но сближение Украины с Соединенными Штатами позволяло очернить и демонизировать соседнюю страну и ее население, делая любые контакты или позитивное отношение к ней поводом для обвинений в измене родине. Кроме того, это послужило аргументом для присоединения Крыма к России[711]. С другой стороны, все происходившее в Украине представлялось примером того, что будет с нацией, если она окажется «отравлена» «цветной» революцией[712].
Нефть и заговор: вечное проклятие ресурсного национализма[713]
К концу 2014 г. цены на нефть на мировых рынках начали снижаться, что вкупе с введением санкций резко ударило по российской экономике[714]. Неопределенность этих цен, равно как и их значение для поддержания суверенитета, с конца «нулевых» также стали интерпретироваться через призму заговора. Травма холодной войны, когда Саудовская Аравия и США договорились о планомерном снижении цен на нефть, невероятно сильно повлияла на постсоветские элиты[715]. Теории заговора стали важным механизмом понимания колебаний нефтяных цен. Ситуация усугублялась еще и тем, что Кремль использовал высокие цены на нефть для роста великодержавных настроений. Так называемый ресурсный национализм стал источником популярности политического режима, однако базис для этого национализма был слишком слабым. Сначала в 2008-м, а затем в 2014 г. цены на нефть резко упали, и правительству пришлось тратить деньги Стабилизационного фонда, чтобы миллионы бюджетников – ядро путинского электората – продолжали получать зарплату.
Какова природа ресурсного национализма и какое место в нем занимают теории заговора? Именно в период украинского кризиса стало понятно, что одним из базисов формирования российской нации стали природные ресурсы[716]. В 1990-е гг. от деиндустриализации советской промышленности больше всего пострадали миллионы научных сотрудников, работников предприятий, связанных с оборонкой, инженеров, преподавателей. Советская интеллигенция, пусть неплохо образованная и начитанная, не обладала достаточным критическим мышлением, чтобы проанализировать природу экономических реформ и роль природных ресурсов в структуре российского бюджета. Травма распада СССР, радикальное реформирование и резкое расслоение общества поддерживали в этих людях убеждение в том, что крах СССР и распад прежней социально-экономической системы были выгодны участникам антироссийского заговора (среди них видели ельцинскую «семью», олигархов, номенклатуру). Однако разрозненная политико-финансовая элита мало что делала для сплочения общества. Кроме того, в 1990-е нефть не была существенным источником пополнения госбюджета: цена барреля все первое постсоветское десятилетие не превышала 20 американских долларов[717].
Многое изменилось после 2003 г., когда в результате войны в Ираке цены на нефть пошли вверх – вместе с амбициями российских политических лидеров. В 2009 г., в разгар глобального экономического кризиса, Николай Стариков обратился к «новому рабочему классу» с ключевой своей идеей – кто контролирует цены на нефть, тот контролирует и курс доллара, а с ним и российскую экономику[718]. Этот призыв искать причины кризиса вовне стал актуален лишь по той простой причине, что к концу 2000-х нефть и вправду была ключевым фактором как экономической, так и политической жизни России, поэтому перенос вины за ухудшение экономического положения россиян на абстрактных американцев уже мог рассматриваться как эффективная политическая стратегия. Резкий рост популярности теорий заговора, связанных с нефтяными ценами, наблюдался именно с конца «нулевых», когда экономическая стабильность в стране пошатнулась. Опора авторитарного политического режима на нефтяные цены привела к тому, что получило название «нефтяной стыд», – к вытеснению обсуждения роли нефти в благополучии общества[719]. Наследие сверхдержавы не позволяло политическим элитам откровенно признать, что за путинским экономическим процветанием стоят именно природные дары, а не технологический прорыв или благоприятный инвестиционный климат. Это чувство неуверенности в собственном величии порождало у правящих элит страх нефтяного заговора, который, как кажется, является частью ментальности не только консервативных элит, но и политиков, считающихся либеральными.
В феврале 2015 г. вице-премьер Аркадий Дворкович, позиционирующий себя как представитель либеральной части политических элит, в интервью Владимиру Познеру заявил, что одним из факторов снижения цен на нефть мог быть заговор против России. «Как дополнительный фактор такая теория [заговора против России] может работать… Как дополнительный фактор плюс ко всему, что я сказал, – к падению темпов роста, к избыточному предложению нефти – еще и насолить России, конечно, да. Почему бы и нет? Если есть такая возможность»[720]. Дворкович был осторожен в своих доводах, однако вектор мышления российского политического класса в кризисный период стал понятнее.
Куда более предсказуемым было мнение Николая Патрушева, который во время украинского кризиса выступал одним из главных провластных спикеров. В интервью «Российской газете» Патрушев интерпретировал кризис в Украине как первую ступень атаки на Россию с целью поделить ее природные ресурсы. Сославшись на успех США в провоцировании кризиса СССР через падение мировых нефтяных цен и активизацию внутренних конфликтов, Патрушев провел параллель с настоящим временем: «Государственный переворот в Киеве, совершенный при явной поддержке США, проведен по классической схеме, опробованной в Латинской Америке, Африке и на Ближнем Востоке. Но никогда еще подобная схема не затрагивала столь глубоко российские интересы. Анализ показывает, что, провоцируя Россию на ответные шаги, американцы преследуют те же самые цели, что и в 80-е годы ХХ века в отношении СССР. Как и тогда, они пытаются определить “уязвимые места” нашей страны»[721].
Удивительным образом в этом интервью Патрушев озвучил мысли из статьи, опубликованной в «Российской газете» в 2006 г., где говорилось, что госсекретарь США Олбрайт заявила, будто России досталось слишком много природных ресурсов. «Многие американские эксперты, в частности бывшая госсекретарь США Мадлен Олбрайт, утверждают, что “под властью Москвы” оказались такие огромные территории, которые она не в состоянии освоить и которые, таким образом, “не служат интересам всего человечества”. Продолжают звучать утверждения относительно “несправедливого” распределения природных ресурсов и о необходимости обеспечить так называемый свободный доступ к ним иных государств. Американцы уверены, что подобным образом должны рассуждать и во многих других, особенно в соседних с Россией государствах, которые в перспективе и, как теперь водится, “коалиционно” поддержат соответствующие претензии к нашей стране. Как и в случае с Украиной, предлагается решать проблемы за счет России, но без учета ее интересов»[722]. Так, десятилетие спустя одна из наиболее известных конспирологических фальшивок современности стала аргументом в устах одного из влиятельных российских чиновников. Медийно теория о том, что украинский кризис – лишь способ для США получить доступ к природным ресурсам Восточной Европы и России, была также широко поддержана. В YouTube появились анимационные ролики о том, что именно США стоят за кризисом в Украине. Оказалось, что целью этого кризиса было придать импульс экономике США, обессилить европейские страны, заинтересованные в сотрудничестве с Россией, а ее саму разделить на марионеточные государства, «как это было сделано в 1990-е»[723].
«Вести недели» также не остались в стороне: в мае 2014 г., в самом начале конфликта в Донбассе, Киселев продемонстрировал карту полезных ископаемых Украины. Оказалось, что там, где наиболее активны антикиевские сепаратисты, находятся самые богатые углеводородами регионы, и это означало, что за событиями на востоке Украины стояло не желание стабильности, а стремление получить контроль над полезными ископаемыми[724]. Вхождение сына вице-президента США Хантера Байдена в совет директоров компании «Бурисма», занимающейся добычей сланцевого газа, послужило поводом для сюжета об интересах США в Украине. По словам Киселева, назначение Байдена-младшего стало зримым символом того, во что превратилось украинское государство. «Сын Байдена командирован на работу в компанию “Бурисма”, которая уже получила лицензии на добычу сланцевого газа на Украине. Так и хочется сказать: жизнь не так проста, как кажется. Она еще проще. Папаша обеспечивает политическое прикрытие, а сын, как говорится, поближе к кухне. Не стесняясь, бесцеремонно, американцы с украинскими националистами – как с туземцами, словно с диким племенем. Рассказывают про демократию, а в уме углеводороды. За углеводороды принято и воевать. Но делать это самим у американцев теперь не модно. Пусть этим займутся аборигены»[725].
В этой цитате все: и колониальное отношение российского политического класса к Украине, и американский след в событиях в Киеве, и «истинные» причины для вмешательства США – конечно же, деньги. Со слов Киселева, сами украинцы не способны отвечать за себя, они не независимая, отдельная нация, а сборище националистов и преступников, действующих по указке из-за рубежа ради небольших денег. Цель этих заявлений, сделанных в эфире самой популярной новостной программы, – подчеркнуть, в первую очередь, способность российского политического класса обеспечить стабильность в своей стране. Но, кроме того, эти заявления показывают, в какой мере российская элита опасается за собственное финансовое процветание и боится потерять власть в ключевых постсоветских регионах. В формате кремлевской идеологии 2000-х политические события в Украине – это не столько результат волеизъявления киевлян, сколько реализация циничного плана по обогащению и получению доступа к природным ресурсам России.
Заговор «нежелательных организаций»
Кризис в Украине стал поводом для дальнейшего ужесточения законодательства, начатого Кремлем после марта 2012 г. Уже в разгар революционных событий в центре Киева президент подписал поправки к статье УК РФ 280.1 «Публичные призывы к осуществлению действий, направленных на нарушение территориальной целостности Российской Федерации». Прозвучавшие в Украине призывы к федерализации вызвали к жизни схожие требования на юге России и в Сибири, что было воспринято как доказательство подрывной работы врагов государства[726]. Реальные сроки за призывы к сепаратизму по этой статье люди стали получать уже с 2014 г.[727]
Весной 2014 г., отвечая на вопрос одного из блогеров о новостной ленте «Яндекс», Путин заявил, что интернет с самого начала был изобретением ЦРУ, а Яндекс с момента основания находился под влиянием иностранцев[728]. На следующий день акции компании упали, а для интернет-индустрии начался новый период, связанный с усилением давления и вмешательства в ее работу со стороны государства[729]. Один из активистов «суверенного интернета», основатель Лиги безопасного интернета бизнесмен Константин Малофеев заявил, что создание инфраструктуры «суверенного Рунета» происходит из-за попыток американцев контролировать весь мир[730]. С ним был солидарен и председатель Совета безопасности Патрушев: «Сеть интернет и другие современные технологии все чаще применяются в процессе дестабилизации государств для вмешательства в их внутренние дела и подрыва национального суверенитета»[731]. Так эхо украинского кризиса, преобразовавшись в попытки властей защитить обычных россиян от влияния Запада, стало понемногу менять повседневную жизнь.
Однако хуже всего пришлось НКО. Несмотря на то что поправки 2012 г. и так серьезно усложнили жизнь некоммерческих организаций, страх «внешней угрозы» и подрыва суверенитета по примеру Украины породил очередную волну репрессивного законодательства. «…[Ч]ерез НКО расшатываются устои того или иного государства, идет вмешательство в суверенные дела государств, нарушается конституционный строй, совершаются государственные перевороты», – прокомментировала председатель Совета Федерации Валентина Матвиенко поправки к закону о «нежелательных организациях»[732]. По ее словам, финансируемые из-за рубежа организации готовили почву для переворота.
Путин подписал закон о «нежелательных организациях» в мае 2015 г., дав право Генеральной прокуратуре закрывать любую НКО, действия которой можно счесть угрозой внутренней стабильности. Сразу после вступления закона в силу депутат Госдумы от ЛДПР попросил проверить Фонд Карнеги, Amnesty International, Human Rights Watch, Transparency International и «Мемориал»[733]. В июне 2015 г. сенаторы объявили о создании «патриотического стоп-листа» из 12 некоммерческих организаций[734]. При этом ни один из сенаторов, горячо поддержавших инициативу, не сообщил, существуют ли доказательства «подрывной деятельности» этих НКО[735]. Однако во время обсуждения «стоп-листа» сенатор Андрей Клишас сказал, что обсуждал идею с ФСБ, МИД и Генеральной прокуратурой и заручился их поддержкой[736]. В 2018 г. нежелательной организацией потребовали признать «Открытую Россию»[737].
Начавшаяся медийная кампания против НКО, во многом предвосхитившая законодательные инициативы, повторила все приемы предыдущих атак на них. Влияние НКО на внутреннюю российскую жизнь вновь обсуждалось через призму теорий заговора: начиная с 2014 г. «Вести недели» не раз называли некоммерческие организации ключевыми звеньями государственных переворотов, отрабатывающими многомиллионный заказ из-за океана[738].
Особое внимание программа Киселева уделила Национальному фонду поддержки демократии (NED), впоследствии ставшему первой организацией, запрещенной в России. В октябре 2014 г. репортаж Евгения Попова из Праги уже намекал на то, что организация напрямую получает деньги из Госдепартамента и Конгресса США для распределения их в странах, где произошли смены политических режимов: в Сирии, Ливии, Ираке, Египте. «Данные о том, сколько уже потратил вашингтонский фонд в России. Вероятно, неполные. Десятки грантов в год – от 20 до 700 тысяч долларов каждый. Судя по отчету – на развитие демократических идей и ценностей, права человека и гражданское образование… Прага для NED словно выставка: оппозиция презентует проекты. США через фонд финансируют. Важно только, чтобы и разочарования, и понятия о демократии соответствовали требованиям инвестора»[739]. По всему было видно, что в разгар украинского кризиса НКО не останутся без внимания властей.
Во время подготовки к подписанию нового закона канал «Россия» провел шоу «Специальный корреспондент», посвященное «цветным» революциям. В фокусе программы были три события: смена режима в Литве и столкновения у телецентра в Вильнюсе в 1991 г., Евромайдан в Украине в 2014 г. и митинги против премьер-министра в Македонии в 2015 г. Следуя логике классической теории заговора, Попов утверждал, что за всеми тремя событиями угадывается один план – они выглядят как «одно большое событие»[740].
Среди гостей программы был литовский журналист, который заявил, что высокопоставленный американский разведчик, работавший в Вильнюсе в 1991 г., подтвердил ему, будто американские войска в то время уже действовали на территории Литвы, готовя провокации против властей. Включение «литовского» эпизода само по себе любопытно: как известно, столкновения у телевизионного центра в Вильнюсе стали ключевым моментом в «параде суверенитетов» и просигнализировали о том, что советское руководство стало смещаться в сторону консерватизма. Неудачный штурм телецентра продемонстрировал советским республикам, стремившимся к независимости, возможные последствия советской политики и только усилил желание их политических элит отделиться от СССР. Прозвучавшее в программе утверждение, будто литовский сценарий стал одним из проявлений «оранжевых технологий», призвано было подтолкнуть зрителей к мысли о том, что 1991 г. также был частью «оранжевой» революции, проспонсированной американской разведкой. Таким образом, совершенно разные события, произошедшие в трех разных странах и имевшие неодинаковые причины и предпосылки, складывались в единую картину американского глобального заговора, преследовавшего целью достижение мирового господства. Между строк читалось, что, несмотря на возможную правоту протестующих, они стали жертвами кампании по «промывке мозгов», а потому не отдавали себе отчета в последствиях своих действий.
Разнообразные прокремлевские спикеры во время кампании против NED также добавляли деталей к демонизированному образу американской НКО. Так, Вероника Крашенинникова, будучи самоназванным экспертом по западным НКО, утверждала, что львиная доля денег, получаемых фондом, приходит из Госдепартамента, а потому частный фонд был создан для реализации внешнеполитических интересов США, и официальные цели его деятельности – лишь прикрытие[741]. В июле 2015 г. американское левацкое онлайн-издание Counter Punch опубликовало колонку Стивена Лендмана о закрытии NED в России. Текст колонки больше походил на сообщение в прокремлевской российской прессе и заканчивался фразой: «Нации должны защищать себя от внешних подрывных действий, не нарушая принципов международного законодательства. Вводя закон против нежелательных организаций и иностранных агентов, Россия действует ответственно»[742]. Статья в американском издании идеально подходила для того, чтобы доказать реальность обвинений против NED: если сами американцы подтверждают губительность деятельности НКО, значит, это правда. На статью сослался ряд российских изданий (включая сайт «Антимайдан», в данный момент переставший функционировать), на эту тему были взяты интервью у нескольких российских спикеров. Один из них сообщил, что в руководстве NED работает Надя Дюк, семья которой родом с Украины. Этот факт должен был послужить доказательством того, что планы NED – часть украинского заговора, организованного, чтобы отомстить за присоединение к России Крыма[743].
За неделю до того, как Путин подписал новый указ о нежелательных организациях, «Вести недели» выпустили репортаж Ольги Скабеевой, посвященный NED. В нем, в частности, были повторены все те же клише: об источниках финансирования НКО, о предыдущих достижениях организации по смене режимов по всему миру, а также об украинском руководстве NED. «После успешного выполнения предыдущей задачи, то есть после Майдана, в рамках все той же структуры Дюк перебросили на новую должность – теперь она курирует “российское направление”»[744]. Основным посланием сюжета Скабеевой стала вполне конспирологическая мысль, будто NED вкладывается во всевозможные проекты на территории России с одной целью – подготовить смену режима. На это и тратятся миллионы американских долларов, а статьи трат прессе не разглашаются.
В сюжете упоминались и ЛГБТ-активисты, и почему-то скандал с плакатами ветеранов на первом общероссийском шествии акции «Бессмертный полк». В рамках этого скандала активно обсуждалось, что Кремль, получив контроль над акцией, обещал собрать полмиллиона участников, а в результате многие из пришедших несли портреты чужих людей (что противоречило правилам «Бессмертного полка»). И в конце акции обнаружились портреты ветеранов, сваленные в кучу у мусорных баков[745]. Присвоение государством частной неполитической инициативы стало темой дебатов и критики в социальных сетях. Защищаясь, Скабеева выдвинула идею о том, что скандал с плакатами «Бессмертного полка» – это попытка NED дестабилизировать ситуацию в России: «Кто именно спонсировал эту акцию, доподлинно неизвестно. Но общество, если пользоваться терминологией NED, пытались явно активизировать. Вот она, их улика. Непонятно где, непонятно когда кто-то бросил в кучу портреты. Либеральная общественность взорвалась: “Бессмертный полк” – кремлевская показуха»[746].
Завершением медийной кампании против NED, делавшей упор на «всесильность» американской организации, стала новость о закрытии ее офисов в России. Все основные федеральные каналы сообщили об этом и процитировали заявление Генеральной прокуратуры (разумеется, без каких-либо доказательств выявления антироссийской подрывной деятельности): «Национальный фонд в поддержку демократии, в частности, участвовал в работе по признанию нелегитимными итогов выборных кампаний, организации политических акций с целью влияния на принимаемые органами власти решения, дискредитации службы в Вооруженных Силах России»[747]. Так, в который раз в истории постсоветской России государственные власти при поддержке СМИ использовали обвинения в заговоре, чтобы уничтожить политического оппонента.
Патриоты и «пармезановые либералы»
Никогда еще российское общество не было таким разделенным, как в период украинского кризиса. Именно риторическое деление общества на большинство, поддержавшее действия правительства по присоединению Крыма, и меньшинство, считавшее этот поступок неправильным, стало инструментом консолидации поддержки Путина на несколько лет вперед. С 2014-го и до 2018 г., когда в июне правительство обнародовало план пенсионной реформы, рейтинг Путина оставался на высоком уровне. Все эти четыре года основой легитимации авторитарного законодательства и мобилизации населения было радикальное противопоставление «патриотов» и «национал-предателей». «Тоталитарный язык», по мнению философа Михаила Ямпольского, стал главной новинкой сезона посткрымской адаптации России[748].
Президент Путин был первым, кто ввел социальное деление в политический язык России: «Некоторые западные политики уже стращают нас не только санкциями, но и перспективой обострения внутренних проблем. Хотелось бы знать, что они имеют в виду: действия некоей пятой колонны – разного рода “национал-предателей” – или рассчитывают, что смогут ухудшить социально-экономическое положение России и тем самым спровоцировать недовольство людей?»[749] Предвосхищая экономические неурядицы, связанные с западными санкциями, Путин заложил фундамент для будущей «охоты на ведьм». Освещение этого общественного деления в СМИ также соответствовало задачам социальной поляризации: выражения вроде «каратель», «национал-предатель», «пятая колонна», «бандеровцы» стали постоянно встречаться в выпусках новостей и онлайн-пространстве[750]. Киселев использовал словечко «интеллигентура», описывая марши против войны на востоке Украины[751]. Некие активисты запустили сайт «Национал-предатели. Пятая колонна» (ныне неактивен) и вывесили на московских зданиях баннеры с портретами знаменитостей, выступивших против политики России в Украине[752]. Описание оппозиции как раздробленной, эгоистичной, непатриотичной и чуждой россиянам, а главное, совершенно незначительной по сравнению с рядами поддерживающих действия властей, давало возможность не обращать внимания на критические замечания и проводить в жизнь ту политику, которую Кремль считал необходимой для самосохранения.
Санкции, введенные американским и европейскими правительствами, послужили одним из маркеров лояльности режиму: те, кто попал в первый санкционный список США, изображались прокремлевской прессой как наибольшие патриоты. Репортаж «Вестей недели» от 23 марта 2014 г. демонстрирует реакцию политического истеблишмента на введение ограничений на их международную деятельность. Все опрошенные журналистом политики заявили, что санкции лишь укрепляют единство россиян и никак не вредят ни им, ни стране. При этом, как заметил Киселев, санкционные списки были составлены в Москве членами «пятой колонны»: «США и ЕС пошли по пути репрессий для нескольких десятков россиян, причем списки, очевидно, были составлены в Москве в рядах нашей “пятой колонны”, которая ищет поддержки на Западе и получает ее. Пархоменко, Навальный – вот они, герои этого круга. Отнесем это за счет комплексов и реальной общественной невостребованности. Подгадили – легче стало. Давно мечтали о люстрации – и вот он, шанс»[753].
В сюжете о санкциях и российской политической элите четко проводилась грань между «конструктивной критикой» и «национал-предательством». Автор сюжета, Евгений Попов, подчеркнул, что даже американцев удивляет, насколько непатриотична российская оппозиция. «Критиковать свою страну за ее пределами – моветон. А для составителей списков есть специальный термин – inside man. Один перевод – наводчик, другой – свой человек»[754]. Именно альянс с западными «партнерами» и готовность работать на заказ против России были представлены как отличительные черты участника антироссийского заговора. Такой же логики придерживался и Путин[755]. В другом сюжете «Вестей недели» от 26 апреля 2015 г. объектом критики журналистов стал Михаил Касьянов, который отправился в Вашингтон в поисках поддержки. В самом начале сюжета Киселев объяснил, почему такая оппозиция чужда российскому народу: «В норме оппозиция, стремясь к власти, ищет опору в своем народе. Это и есть политическая борьба – выдвижение программы лучшего управления экономикой и госаппаратом, демонстрация своих организаторских способностей и своей ответственности перед страной. “РПР-ПАРНАС” в лице единственного из действующих сопредседателей партии Михаила Касьянова решает от политической борьбы в этом смысле отказаться и искать поддержку не у себя в стране, а за границей. Но как? Касьянов везет в Вашингтон список своих соотечественников, которых просит наказать. В списке – российские журналисты. Ни с чем подобным политическая практика самих США еще не сталкивалась»[756]. Этот контраст между здоровой и антинародной оппозицией, построенный на принципе близости к геополитическому противнику России, и есть маркер «чуждости» обществу. В то же время ассоциация Касьянова с Вашингтоном также способствовала разрушению его политической репутации.
Марши против вмешательства во внутреннюю политику Украины тоже были использованы для очернения оппозиционеров. Съемки бунтующего киевского Майдана перемежались с сюжетами о российских оппозиционерах, выходящих на улицы, чтобы продемонстрировать несогласие с властью. При этом неизменно подчеркивалось, что Россия гарантирует свободу слова, в то время как те слова, что произносят оппозиционеры, напрямую заказаны «из-за бугра», в котором безошибочно угадывались США: «Откуда у них право молоть свой бред про Россию? Это право предоставляет сама Россия – та самая система, которую они же и клянут. Но вдохновение поливать свою страну они черпают из-за бугра. От тех, кто мечтает Россию проглотить, задушить и расчленить. От тех, кто двигает военные базы к нашим границам, кто тоталитарно прослушивает весь мир и заглядывает в каждый компьютер»[757].
Автор последовавшего после киселевской реплики сюжета подчеркивал, что вышедших на улицы оппозиционеров не беспокоит судьба страны: судя по резолюции «Марша мира», для них важно лишь содержимое их холодильников: «То есть санкции Запада против России подписавших не беспокоят. Их отмены они не требуют. Санкции против России – это хорошо и правильно. Их волнует, как реагирует на это Россия. Могли бы написать короче: верните нам итальянские колбасы и французские сыры. Было бы проще и честнее»[758].
Другим ключевым признаком оппозиции режиму, если верить сюжетам телепрограмм, была ее немногочисленность: журналисты постоянно подчеркивали, насколько минимальна общественная поддержка российских оппозиционеров. Соцопросы действительно демонстрировали весьма ограниченный спрос на антикремлевскую и особенно антипутинскую риторику, и, соответственно, оппозиционные Кремлю партии пользовались, согласно социологам, очень незначительной поддержкой[759]. Провластные журналисты утверждали, что российские оппозиционеры ищут поддержки Запада, чтобы компенсировать собственную политическую беспомощность. В этом аргументе проявляется одна из абсурдных черт русской культуры заговора: с одной стороны, оппозиция беспомощна против подавляющего «путинского большинства». С другой, выбранная властями популистская логика вынуждает мобилизовать общество на борьбу с противником. И поэтому за спинами оппозиционеров маячит тень американского госдепа.
Изменники в Кремле
В период наиболее ожесточенных боев на востоке Украины осенью 2014 г. политика Кремля неожиданно подверглась критике со стороны самых стойких представителей антизападного сегмента русской культуры заговора. Оказалось, что ограниченная помощь сепаратистам и отказ от аннексии Донбасса по примеру Крыма доказывают наличие внутрикремлевского прозападного заговора. Многим антизападникам происходившее в Донбассе виделось частью большой войны, долгожданным началом мировой «консервативной революции»[760]. Однако ни один из этих проектов не был в повестке дня руководства Кремля. Напротив, сепаратизм в Донбассе представлялся ему удобным инструментом торга с Украиной и активно использовался для пропагандистских целей в наиболее острую фазу украинского конфликта. Всерьез рассматривать возможность присоединения двух восточноукраинских областей никто, похоже, не собирался.
Активный сторонник присоединения Донбасса Александр Дугин выступил с резкой критикой политики Кремля и объяснил его нежелание активно вмешаться в конфликт действиями «лунарного Путина»: «С моей точки зрения, Путин – не человек, Путин – это концепт, носитель некоей функции. В этой фигуре есть две стороны – солнечная и лунная, солярная и лунарная. Солнечный Путин – это тот, кто присоединяет Крым, ездит к православным старцам, стоит за русский народ, Путин, которого мы хотим. Есть лунный Путин – это его тень, которая идет на компромиссы, думает о газе, предает детей Славянска, это Путин гораздо менее замечательный. Идет битва между солнечным и лунным Путиным внутри одного человека. В данном случае победила темная сторона»[761].
Дугин вообще активнее других выступал по поводу неспособности российских властей защитить население Донбасса. По его мнению, всему виной была даже не «пятая колонна», а «шестая», куда более опасная. «Шестая колонна подразумевает тех, кого мы еще не можем точно квалифицировать в нашем политологическом словаре: ее представители за Путина и за Россию, но при этом за либеральную, прозападную, модернизированную и вестернизированную Россию, за глобализацию и интеграцию в западный мир, за европейские ценности и институты, за то, чтобы Россия стала процветающей корпорацией в мире, где правила и законы устанавливает глобальный Запад, частью которого России и суждено стать – на как можно более достойных и выгодных основаниях… Шестая колонна – не враги Путина, а его сторонники. Если они и предатели, то не в масштабах страны, а в масштабах цивилизации. Они не атакуют Путина в каждом его патриотическом шаге, они его сдерживают… Шестая и пятая колонны представляют собой единое целое. Поэтому каждый выброшенный или просто отправленный в отставку Путиным представитель политико-экономической элиты 1990-х является естественным кандидатом из шестой колонны в пятую. Самое главное здесь то, что обе колонны есть одна и та же сеть, геополитически работающая против России как цивилизации и против Путина как ее исторического лидера»[762]. Эта сложная схема российской оппозиции завуалированно описывала столкновения политических элит, обычно называемых «башнями Кремля». Однако прямая критика Путина стоила Дугину не только профессорской должности в МГУ, но и широкой медийной поддержки государственных каналов, которой он пользовался на протяжении всех прежних лет путинского правления[763].
Спустя несколько месяцев после этого выступления Дугина заявление сделал Игорь Стрелков, один из командиров самопровозглашенного ополчения в Крыму и Восточной Украине и один из обвиняемых в атаке на малазийский «боинг» MH-17. Стрелков обвинил Суркова – спецпредставителя Кремля по работе со странами СНГ (в частности, с Южной Осетией и Абхазией) и, неофициально, куратора украинской политики в Администрации президента[764] – в измене. По мнению Стрелкова, Сурков был «великим комбинатором», «всеми силами загоняющим Новороссию обратно в состав Украины в качестве “автономии” в обмен на признание Крыма российским»[765]. Позднее Стрелков не раз обвинял Суркова в том, что тот своими действиями уничтожил возможность освободить Украину от революционного правительства[766].
Такой любопытный поворот событий многое говорит о том, как используются теории заговора в позднепутинский период. В первую очередь, этот эпизод показывает, что, несмотря на некий крымский консенсус и активное участие Стрелкова и Дугина в праворадикальном российском движении, для них теории заговора также стали рамкой объяснения непрозрачной кремлевской политики. Сдача Донбасса в их глазах выглядела не иначе как уступка «коварному Западу». Обвинив Путина и Суркова в предательстве интересов жителей востока Украины, авторы доказали, что антизападные теории заговора далеко не монополизированы Кремлем или провластными спикерами, несмотря на то что иностранные эксперты очень часто приписывали и Дугину, и Стрелкову близость к Кремлю[767]. Другое дело, что в сложившихся условиях именно лояльность лично Путину служила главным фактором межэлитных столкновений. Хотя некоторые представители политической верхушки выразили обеспокоенность последствиями российской политики в отношении Украины[768], в целом большинство высказалось в поддержку действий России, и какое-то время элиты действительно выглядели довольно сплоченными[769].
Помимо этого, несмотря на кратковременный период параноидальной антизападной агрессии, спровоцированной Кремлем, настоящие сторонники идей заговора Запада против России не играют значительной роли в политическом процессе и обретают ценность лишь тогда, когда это выгодно политическим лидерам государства. Как и прежде, во время украинского кризиса теории заговора применялись тактически, с целью достижения определенных политических целей. Пусть в 2010-х некоторые представители откровенно антизападных идеологий поднялись на верхние ступеньки политической иерархии, их проекты редко становились основой законотворчества и реальных действий. Один из примеров тому – Сергей Глазьев, долгое время служивший советником президента по экономической политике. Его выпады против председателя Центробанка Эльвиры Набиуллиной, которую он обвинял в работе на американскую финансовую систему, стали общим местом в дискуссиях между так называемыми консерваторами и либералами в правительстве России[770]. Глазьев, один из активных подстрекателей к бунту на востоке Украины, уже долгое время предлагает изолировать российскую экономическую систему от глобальных финансовых рынков. Но его экономические взгляды так и остаются проектами на бумаге, и он не смог реализовать их даже в статусе президентского советника. Кажется, даже консервативный Кремль опасается чрезмерной активизации искренних антизападников.
Заключение
Кризис в Украине и присоединение Крыма, без сомнения, сильно изменили Россию политически, однако в плане культуры заговора она и вовсе стала почти другой страной. Массовое производство СМИ и политиками теорий антироссийского заговора и потребление их россиянами сильно повлияли на восприятие последними зарубежных стран[771]. Теории заговора стали частью повседневности. Сначала десяти лет активной проработки массового сознания страхами «цветных» революций, а потом «возврата» Крыма оказалось достаточно, чтобы терпимости к критическим голосам внутри страны не стало. К тому же телевизионные репортажи из горящего центра Киева и разрушенного Донецка слишком ярко проиллюстрировали, куда может привести общественная активность, критичная по отношению к власти.
Та удивительная простота, с которой теории заговора разделяют общество на «своих» и «чужих», оказалась очень кстати в сложный для Путина момент: популярность президента стабильно снижалась, и агрессивная поляризация мнений по украинскому вопросу способствовала кратковременной массовой мобилизации в поддержку властей[772]. При этом пропаганда помогла не только добиться этой общественной поддержки, но и способствовала тому, что российское население с пониманием отнеслось к новым мерам по дальнейшей изоляции страны и не потеряло веру в лидера во время жестокого экономического кризиса. Социальная поляризация стала также ключом к легкой победе на парламентских и президентских выборах. В 2016 и 2017 гг. впервые в истории электоральных кампаний путинского периода режим не задействовал на выборах антизападную конспирологию, потому что еще вовсю действовала «прививка» времен активного украинского кризиса.
Стоит отметить еще один важный и глубоко негативный эффект событий вокруг Украины. Формирование политического языка, основанного на теориях заговора и способствовавшего подавлению альтернативных взглядов, будет иметь долгоиграющие последствия для российского общества[773]. Неприятие «иного», тотальное недоверие к людям и фактам, а также ментальность «осажденной крепости» в конечном итоге могут стать основой для формирования массового реваншистского политического движения, имеющего хорошие шансы прийти на смену путинской команде после 2024 г. Тем более что к концу 2010-х гг. в российской культуре заговора созрело достаточно антикремлевских идей.
Глава 9
Оппозиционная конспирология: еще один взгляд на политику
Было бы неверно сводить исследование теорий заговора в России только к антизападному направлению. Безусловно, это наиболее богатая и лучше других разработанная традиция конспирологического мифотворчества, и предыдущие главы тому доказательство. Тем не менее со времен перестройки большое место в российском обществе занимают различные теории заговора, не питаемые условной нелюбовью к Западу, но связанные как с политикой, так и с повседневными событиями и завоевавшие немало сердец. Так, относительно недавняя история с «синим китом» – ярчайший пример того, как непонимание взрослым поколением принципов работы интернета вылилось в международную конспирологическую кампанию, охватившую не только Россию, но и Украину, Индию и Соединенные Штаты[774]. Статья «Группы смерти», опубликованная в «Новой газете» и на момент написания этих строк насчитывающая более 3,5 млн просмотров, вызвала невероятный переполох среди российских родителей, испугавшихся, что подростки, проводящие много времени онлайн, станут совершать суициды, как того хотят администраторы закрытых групп[775]. Антропологи, изучавшие этот феномен, выяснили, что страх «синего кита» – классический пример «моральной паники», основанной на простом непонимании принципов функционирования социальных сетей и связанной также с проблемами коммуникации с тинейджерами[776].
Не миновало Россию и антипрививочное движение, одно из наиболее популярных в мире, основанное исключительно на идее о том, что врачи хотят уничтожить население Земли с помощью вакцинации[777]. Первые объединения сторонников нового «заговора врачей» появились из-за недоверия к системе крупных фармакологических корпораций, имеющих одну цель – заработать на больных любыми способами. Сначала в США, а затем и по всему миру распространилось представление, будто вакцинация – это нарушение права человека на свободный выбор, в том числе выбор делать своему ребенку прививку или нет, и способ избавиться от наиболее бедных жителей Земли, оставив планету богатым[778]. В России теории антипрививочников почти дословно цитируют европейские и американские источники, и в постах в социальных сетях продвигается все та же тема «уничтожения» слабых и нищих, а также тех, кто «раскрыл глаза» и может сопротивляться мировому заговору «золотого миллиарда»[779]. «Социальный паразит действует наоборот: в первую очередь он старается уничтожить самых сильных особей социума (“сильных людей”, лидеров), которые могут ему помешать. А тех, кто не в состоянии ему помешать (кто не способен сопротивляться), социальный паразит подчиняет своему влиянию (порабощает). Навязывание своего влияния осуществляется паразитами разными путями: через навязывание извращенных традиций и обрядов, через религии, через СМИ, через исковерканную культуру, разврат, постоянный страх, террор и т. п. Периодически социальные паразиты вынуждены делать так называемые чистки среди своих рабов. Это вызвано тем, что постоянно появляются люди, не поддающиеся зомбированию и не подчиняющиеся общей скотской программе. Таких людей они стараются уничтожать физически, чтобы продолжать паразитировать на остальных. При этом пораженный социальный организм обрекается на вырождение и гибель»[780]. Спикеры, имеющие докторские степени, утверждают, что на российских детях проводятся опыты, а политика в области вакцинации отвечает исключительно интересам медиков и государства, губящего жизни россиян[781].
Но, хотя зарубежные конспирологические теории выступают важным источником формирования российской культуры заговора, ее также активно питает советское наследие слухов, страхов и городских легенд[782]. Пример тому – невероятно популярная сегодня история гибели в 1959 г. на Урале группы альпинистов под командой Дятлова. Из локальной легенды она в считаные годы превратилась во всероссийскую теорию заговора со множеством версий произошедшего. Наиболее часто упоминаемая среди них – версия о внедренных в группу офицерах КГБ[783]. Все российские федеральные каналы сделали сюжеты о группе Дятлова, акцентировавшись именно на странных обстоятельствах ее гибели[784], а голливудский режиссер Ренни Харлин снял в 2013 г. фильм ужасов по мотивам инцидента 60-летней давности[785]. Второе рождение истории группы Дятлова, состоявшееся благодаря российским СМИ, привело к тому, что зимой 2019 г. Генеральная прокуратура РФ возобновила расследование инцидента, о чем отчиталась в своем видеоблоге[786].
Вопреки утверждению философа Фредерика Джеймсона, что теории заговора – это своеобразный способ постижения мира эпохи постмодерна бедным человеком, стоит заметить, что в российском контексте они служат не только массам, но и элите. Клэр Берчал отмечает, что в наши дни популярные знания, получаемые из самых разных источников, являются продуктом скрещивания глобальных историй и локального фольклора, и они одновременно прагматично описывают состояние окружающего мира и помогают аудитории развлечься[787]. В конце концов, городские легенды – питательная почва для современных теорий заговора во всем мире[788]. Удивительно лишь, что в советское время история группы Дятлова не была общесоюзным феноменом. Подобные ей легенды существовали в разных регионах и были для советского человека одним из способов «дополнить» реальность, столь бедно освещавшуюся в прессе[789].
Понять, как конспирологические теории работают в современной публичной сфере, помогает обращение к так называемой оппозиционной российской культуре заговора, в которой заговорщиком выступает действующая власть. Оппозиционная культура противоположна той, где правящие российские элиты используют теории заговора, чтобы через медиа формировать представления большинства россиян, выгодные прежде всего Кремлю. И этот альтернативный взгляд, безусловно, добавляет красок в картину мира, существующую «по другую сторону» кремлевской стены. Если описывать в общих чертах, то это мир человека, который не склонен доверять федеральным СМИ, критичен (а порой нерационально критичен) по отношению к властям, стремится за происходящим вокруг увидеть ущерб, причиняемый именно ему и его близким. Часто это персонаж, не лишенный этнических и социальных стереотипов и разделяющий расистские и ксенофобские идеи, однако больше всего он опасается правительства и его действий, а также проводимых им в жизнь законов.
В этом плане русская культура заговора наиболее близка к американской. Обе они гиперкритичны по отношению к федеральному правительству и подозревают его в «антинародной» политике. Обе именно со злостными планами правящих элит связывают все проблемы, а загадки недавней истории склонны объяснять всемогуществом спецслужб, работающих на то, чтобы скрыть правду от обычных граждан. Это именно тот пласт общества, который использует популистские идеи против правящего класса, подрывая тем самым его политическую легитимность. И именно в такой атмосфере из низов общества прорастают теории заговора, остающиеся для многих граждан постсоветских государств единственным способом постичь этот мир, полный несправедливости и странных совпадений[790].
КГБ (все еще) контролирует Россию
Совсем неудивительно, что одним из главных объектов конспирологического мифотворчества выступает Федеральная служба безопасности (ФСБ) – наследница советского КГБ. Это одна из самых могущественных организаций в России, и, хотя число граждан, убежденных в этом, снижается, мало кто недооценивает ее влияние[791]. В первые постсоветские годы службе пришлось тяжело: идеологический кризис совпал с финансовым, многие сотрудники уволились[792]. Но с наступлением 2000-х, как отмечали и отечественные, и зарубежные исследователи, выходцы из силовых структур стали занимать все больше руководящих постов в бизнесе и правительстве[793]. Это способствовало рождению постсоветского мифа о всезнающей и все идеально просчитывающей ФСБ, а популярности ему добавили пестовавшийся во времена холодной войны в советской культуре имидж офицера спецслужб и идея, будто в КГБ «бывших не бывает». Этот новый миф приобрел невероятное влияние на воображение постсоветского человека, и, вопреки распространенной идее о том, что за развалом СССР стоял Запад, многие поверили, будто именно сотрудники и руководство КГБ стали главными выгодоприобретателями краха Советского Союза, создав на его обломках «чекистское государство».
Первое, на что обращают внимание авторы подобных теорий заговора: почему КГБ не предотвратил распад СССР, ведь у него в руках была почти неограниченная власть? Очень часто цепь исторических событий тянется на десятилетия в прошлое, к Юрию Андропову – всемогущему главе КГБ, а потом генсеку, а также к другому влиятельному «комитетскому» генералу, Евгению Питовранову. Авторов теорий заговора изумляет то, что Юрий Андропов, опытный «гэбэшник» и враг диссидентов, не разглядел в «авторе перестройки» Михаиле Горбачеве предателя, который разрушит Советское государство. Более того, Андропов выдвинул его на самый высокий пост в государстве. Поскольку у Андропова действительно были хорошие отношения с Горбачевым, некоторые русские националисты утверждают, что генсек сам принимал активное участие в «антирусском заговоре», целью которого было уничтожить «русских патриотов»: «Ю.В. Андропов великолепно осознавал, что делает. Все эти “борцы за права человека”, “антисоветчики” – составная часть плана “Голгофа”. Это именно тот легион, который будет править сознанием одураченных масс в период глобальной “перестройки”. Андропов хорошо знал, что на Руси любят мучеников и им верят. Первые демократические выборы подтвердили правильность разработок Андропова и стоящих за его спиной ЦРУ и МОССАДа»[794].
Говоря о «Голгофе», автор ссылается на рассказ Михаила Любимова (бывшего разведчика и отца телеведущего Александра Любимова)«Операция Голгофа: секретный план перестройки». Главное действующее лицо рассказа – также Михаил – сталкивается с умирающим Андроповым, который излагает ему детальный план реформы СССР. «Система умерла, и восстановить ее невозможно, да и не надо, зачем нам нужен живой труп? Задача состоит в том, чтобы окончательно уничтожить ее и построить на ее месте истинный социализм, который поддерживал бы весь народ! Весь народ, причем на свободных выборах!»[795]
Но благородная миссия превращения экономически отстающей державы в преуспевающую выглядит не слишком гладко и этично. Автор описывает план Андропова под кодовым названием «Голгофа» следующим образом: «План операции под кодовым названием “Голгофа” состоял из четырех частей: 1) системный развал существующего политико-экономического устройства страны; 2) переворот и форсированное внедрение капиталистической системы “дикого типа”; 3) направленное пролонгирование хаоса и неразберихи как средства мобилизации озверевших масс на борьбу с властью под социалистическими лозунгами; 4) социалистическая революция, поддержанная всем народом, радикальная аннигиляция компрадорской буржуазии и связанных с нею политико-экономических структур»[796].
Таким образом, план включал перестройку, крах государства, приход нового лидера и жесткие социально-экономические реформы. Описание трудностей, которые предстояло пережить населению, оказалось настолько близко к реальности, что в 1995 г. депутаты Госдумы потребовали от Федеральной службы контрразведки (ФСК, вскоре переименованной в ФСБ) выяснить, существовал ли план «Голгофа» на самом деле[797]. Так «Операция Голгофа» стала одной из самых успешных фальшивок в постсоветской политической истории.
Однако миф о том, что за развалом СССР стояли КГБ и ряд его высокопоставленных офицеров, живет вне зависимости от того, ссылается ли автор на работу Любимова или нет[798]. «План Андропова – Путина», как кажется, непобедим. Писатель-националист Федор Раззаков в своих книгах описывает, как Андропов намеренно действовал так, чтобы развалить страну, а дело о коррупции в Средней Азии было лишь одним из способов делигитимации власти в СССР[799]. В свою очередь, высокопоставленный партийный работник, советский дипломат Вячеслав Матузов в интервью рассказывал, что Андропов создавал параллельные структуры управления и реформирования СССР, пополнявшиеся за счет лояльных работников КГБ и управлявшиеся опытными аппаратчиками, такими как Евгений Примаков. «Это были параллельные структуры, которые дублировали КГБ. Внешне они работали в связке с партийным аппаратом. Но в реальности эти институты были настолько сильными, находясь под покровительством Андропова, что влияние на них руководящих отделов ЦК равнялось нулю… Механизм “перестройки” осуществлялся сторонниками Примакова вне КГБ, частично привлекая оттуда кадры, которые Андропов лично создавал. Ведь Андропов тоже пришел в КГБ и ЦК не с пустого места»[800].
Публикации об истории КГБ, выходившие в крупных печатных СМИ в 2000–2010 гг., придали этой теории новый импульс: если крупное издание печатает материал, значит, надо полагать, он правдив. В 2004 г. обозреватель издательского дома «Коммерсантъ» Евгений Жирнов опубликовал три статьи о Евгении Питовранове, основанные на архивных данных и беседах с самим героем[801]. Высокопоставленный генерал КГБ, соруководитель Торгово-промышленной палаты СССР, приближенный Андропова, Питовранов много лет был активным участником переговоров с западными торговыми партнерами. Впервые такой большой объем информации о важном работнике спецслужб попал в открытый доступ и послужил для авторов теорий заговора о КГБ убедительным доказательством того, что Питовранов участвовал в развале СССР и формировании «чекистской власти» в постсоветской России[802].
Ряд авторов утверждает, что Питовранов совместно с Андроповым разработали тайный план подрывных действий против государственных структур СССР, и Питовранов даже сформировал для своего руководителя личную разведку, независимую от КГБ и ориентированную на уничтожение андроповских оппонентов[803]. Матузов пошел еще дальше, заявив, что Питовранов был ставленником троцкистского блока и развал СССР стал местью Сталину со стороны троцкистов, засевших в советских спецслужбах. «Нитка тянется от Коминтерна и Льва Троцкого. “Красной нитью” в данной истории проходит борьба Иосифа Сталина с троцкизмом в рядах силовых ведомств. На мой взгляд, это все создавалось на базе спецслужб»[804].
В 2012 г. журнал «Русский репортер» выпустил специальный номер о власти КГБ-ФСБ в современной России, назвав его «От планов Андропова к плану Путина». Центральным материалом там был текст Дмитрия Карцева о том, что Андропов готовил план преобразования СССР и вывел в свет Гайдара и Чубайса, которые затем провели жестокие по отношению к населению неолиберальные реформы, а также хотел радикально поменять все в стране с помощью репрессий. «По версии чекистов, это и была еще одна часть плана генсека – введение на несколько лет жесткой, почти сталинской диктатуры. Направить ее Андропов хотел, прежде всего, против партийной номенклатуры, которую не без основания считал главным источником коррупционной и бюрократической язвы, заразившей Союз»[805]. Однако, как утверждают авторы теорий заговора, целью Андропова было не только развалить СССР, но и позволить своим сторонникам обогатиться.
Золото партии
Другим мощным конспирологическим мифом, особенно популярным в 1990-е гг., была история «золота партии» – так называли деньги КПСС, находившиеся на советских и зарубежных валютных счетах. В течение 1980-х гг. эти деньги были «отмыты» и оставлены в зарубежных банках, а в 1990-е они стали фундаментом олигархического капитализма. В данном случае критике подвергаются руководители не только КГБ, но и Коммунистической партии – все они стали «могильщиками великой страны»[806]. Происхождение первых финансовых капиталов позднесоветского и постсоветского периодов остается поводом для дискуссий, что и порождает конспирологические мифы, в которые верят даже бывшие члены правительства. «Вы что думаете, когда готовился развал страны, мимо Крючкова [Владимир Крючков, председатель КГБ в 1988–1991 гг., ближайший соратник Андропова, член ГКЧП. – Ред.] это проходило? А пресловутое “золото партии”? На самом деле это был золотой запас СССР. Вывозил его за рубеж КГБ. Через партийные структуры. Отсюда и название – “золото партии”. Началось все как раз при Андропове. При Горбачеве процесс “углубился”. Куда шли тонны золота, на чьих счетах оседали? А сколько “терялось при погрузке-разгрузке”! Ликвидация КПСС, СССР надежно заметала “золотой след”. Курировала вывоз контора Крючкова»[807].
Любопытно, однако, что в 1990-е в общественном пространстве дискуссия о «золоте партии» велась куда более активно и была направлена в сторону олигархов, неожиданно быстро ставших элитой страны. Но со временем, по мере того как их власть становилась слабее, говорить об олигархах стали меньше. В сегодняшней России миф о «золоте партии» остается на периферии литературы о разрушении СССР и в большей степени акцентирован на растущей власти силовых структур.
Согласно некоторым авторам, именно генерал Питовранов превратил «внешний контур» советской экономики – нелегальные деньги на зарубежных счетах – в ресурс, работавший на КГБ и Юрия Андропова, которые должны были устроить переворот и сместить Брежнева. Александр Шевякин назвал Андропова «первым еврейским олигархом-чекистом» и объяснил, что нелегальные деньги, шедшие через Торгово-промышленную палату Питовранова, были успешно использованы новым поколением бизнесменов[808]. Другой известный исследователь советской разведки, Александр Колпакиди, намекает в интервью, что именно руководители КГБ – Юрий Андропов, Филипп Бобков и Евгений Питовранов – контролировали кружки младореформаторов: «Это при Андропове выращивалось целое поколение либеральных экономистов, которые до сих пор продолжают рулить нашей экономикой. А экономика – основа государства»[809].
Целью этого заговора было перевести капиталы, получаемые на внешних рынках, в легитимные финансовые активы для обретения контроля над экономикой России после распада СССР. Как результат благодаря доступу к финансовым ресурсам КПСС предприниматели смогли, почти не вкладывая собственных средств, приобрести самые важные для российской экономики и дорогостоящие – с точки зрения рынка – реcурсы. Действительно, как известно, огромную роль в становлении класса первых крупных собственников в России сыграли люди, имевшие тесные контакты с советской номенклатурой. По сути, многие так называемые олигархи сформировали свои первые капиталы именно благодаря неформальным связям с советской политической элитой[810]. Однако в глазах сторонников теории «золота партии», перераспределенного КГБ, все это было не случайностью, а спланированной операцией, начавшейся еще в 1970-е гг.
Журналист Андрей Громов в издании «Слон» в 2011 г. описал теорию одного из своих информантов, якобы близко знакомого с процессом формирования «чекистского капитализма». По его словам, начиная с 1970-х гг. излишки финансовых средств, получаемых на внешних рынках, вкладывались так называемыми операторами по всему миру, а в момент распада СССР эти ресурсы оказались единственными большими деньгами в стране, что позволило «прокси-владельцам» – олигархам первой волны – скупить активы. В 2000-е, когда эти активы были консолидированы в руках финансовых элит, «силовики» начали забирать их под свой прямой контроль, превращаясь таким образом в новую политико-финансовую элиту.
В результате, по словам Громова, к концу «нулевых» в России сложилась полностью контролируемая силовиками экономика: «А кто же субъект системы? Кто обладает директивными функциями, кто формулирует и ставит задачи? Чекисты. И речь не только и даже не столько о действующих сотрудниках и руководителях ФСБ, а о системе, в которой ключевую роль играют бывшие сотрудники спецслужбы… И тут почти нет никакой конспирологии. То есть дело не в тайных правителях, неведомыми рычагами управляющих страной, – рычаги вполне ведомые. Большая часть финансовых потоков, большая часть активов прямо контролируется этими самыми чекистами. Волков называет цифру 60 процентов. И это именно прямой контроль. Остальные 40 процентов (ну, может, 39,2, например, процента) контролируются ими косвенно, через тех же чиновников, крупных бизнесменов (которые по сути те же чиновники, только с другой формой ренты). При желании эта собственность в любой момент может перейти под прямой контроль чекистов»[811].
Неотъемлемой частью этого плана было формирование круга крупных собственников-олигархов, через которых проще контролировать финансовые потоки. Развал СССР стал первым шагом к тому, чтобы освободиться от контроля государства и поставить во главе процесса лояльных марионеток-олигархов, за которыми стояли бывшие выходцы из спецслужб. «Партия вывезла за границу не менее 60 тонн золота, 8 тонн платины, 150 тонн серебра. В сейфах западных банков хранятся активы компартии на сумму от 15 до 50 миллиардов долларов. Деньги предполагалось хранить в одном из вновь созданных банков, среди которых был “Менатеп”», – такое заявление сделал один из российских парламентариев в 1992 г.[812]
Однако планы силовиков не ограничивались использованием структур новых российских миллиардеров. Вскоре, когда компании будущих олигархов стали расширяться и крепнуть, в их руководстве оказались могущественные в прошлом сотрудники КГБ, не терявшие контроля над своими инвестициями. «Тем временем верхушка заговора занялась более важным делом – построением театра марионеток. Так, глава 5-го управления КГБ Филипп Бобков стал курировать Владимира Гусинского, генерал-майор госбезопасности Алексей Кондауров – Михаила Ходорковского и так далее… Прошло еще немного времени, и большинство олигархов ельцинского призыва были бесцеремонно вышвырнуты подальше от кормушки. А бизнес и “бабки” их остались в тех же самых надежных ежовых рукавицах»[813].
Некоторые авторы также отмечали, что дело ЮКОСа стало показательным для всего класса крупных собственников, в которых были вложены деньги зарубежных фондов, контролировавшихся КГБ: «Вывод понятен, владельцы “Джамблика” [офшора Ходорковского. – Ред.], которые стояли за Ходорковским и братьями Черными, – это не сам Ходорковский и не братья Черные. Которые так сказать – контрагенты (и Ходорковский сидит, чтобы другим контрагентам экономическим неповадно было забывать, кто они такие есть). А просто какие-то тихие неприметные дяденьки, родом из КГБ, судя по годам учреждения 1974, в 1984 годах»[814].
В 2012 г. в интервью «Русскому репортеру» бывшие сотрудники спецслужб объяснили журналисту, что, передав финансы в руки олигархов и выходцев из номенклатуры, силовики сохранили контроль над денежными ресурсами и при этом не навлекли на себя гнев населения, которое не простило бы им чрезмерного богатства. Однако, когда в 1990-е олигархи и выходцы из номенклатуры оказались не в состоянии договориться друг с другом и достичь компромисса, они сами обратились к спецслужбам, и те выставили своих кандидатов и провели президентскую кампанию 2000 г. с участием двоих выходцев из спецслужб – Евгения Примакова и Владимира Путина: «Для чекистов как корпорации в 99-м вообще сложился беспроигрышный вариант, – объясняет один из наших собеседников. – Путин против Примакова – молодость против опыта, но из одной и той же структуры»[815]. Личность Владимира Путина, его прежняя работа, а также шутки на тему того, что «группа сотрудников ФСБ, направленная в командировку для работы под прикрытием в правительство, на первом этапе со своими задачами справляется», стали убедительными доказательствами того, что «план Андропова» по бескровной трансформации советского режима в «чекистский» оказался успешным[816].
Qui bono?
После того как Дональд Трамп выиграл президентские выборы в США, образ Путина проник, кажется, в каждое англоязычное медиа. Это оказалось удачной стратегией – объяснять политические передряги в своей стране действиями внешнего актора – Кремля. Межэтнические конфликты в США или выход Великобритании из Евросоюза как результат «активных действий» российской разведки – версия любопытная, хотя и мало что объясняющая[817]. В свою очередь, Кремлю подобный образ Путина также оказался на руку. Еще с середины «нулевых» кремлевская верхушка была озабочена тем, чтобы создать ему яркий имидж за рубежом. Поэтому изображение его всесильным и эффективным лидером – этаким силачом, способным поставить своих людей в иностранные правительства, – безусловно, могло бы считаться победой кремлевского пиар-оружия[818]. Однако на внутриполитической арене Путин выступал бесспорным лидером, ответственным за все события, происходящие в мире, не только благодаря пропаганде, славящей его в лучших традициях культа личности, но и благодаря слухам о том, что его политическая карьера построена на преступлениях против граждан и за каждым из этих преступлений он стоит лично.
Рождением этой теории мы обязаны трагедии, произошедшей осенью 1999 г., когда российская армия начала штурмовать дагестанские села, где находились чеченские боевики, а чуть позже в Буйнакске, Москве и Волгодонске неустановленными террористами были взорваны дома. Военная кампания стала для Путина трамплином во власть, сделав из него героя, вернувшего нации чувство гордости. Однако заказчики преступлений осени 1999 г. и сами преступники до сих пор не найдены. В начале 2000-х историк Юрий Фельштинский и бывший офицер ФСБ Александр Литвиненко опубликовали книгу «ФСБ взрывает Россию», в которой рассказали о том, что взрывы домов были классической тайной операцией, спланированной и проведенной ФСБ. «Основные проблемы современной России вызваны не радикальными реформами либерального периода правления Ельцина, а тем противостоянием, которое тайно или явно оказывали этим реформам российские спецслужбы. Именно они развязали первую и вторую чеченские войны для разворота России от демократии к диктатуре, милитаризму и шовинизму. Именно они организовали в Москве и других российских городах серию беспощадных террористических актов, ставших поводом для начала первой, а затем и второй чеченских войн»[819].
Такая трактовка постсоветской истории заставляла читателя сделать вывод, что президентство Владимира Путина стояло в центре тайного плана силовиков. Более того, в лучших традициях «плана Андропова» авторы утверждали, что сотрудники КГБ из команды бывшего генсека заняли ведущие позиции как в бизнесе, так и во власти задолго до того, как Путин стал преемником Ельцина. «Огромную роль в спасении КГБ от разгрома сыграли Евгений Савостьянов (в Москве) и Сергей Степашин (в Ленинграде). И тот и другой пользовались репутацией демократов и были поставлены для того, чтобы реформировать и контролировать КГБ. На самом деле и первый, и второй были сначала внедрены госбезопасностью в демократическое движение, а затем уже выдвинуты на руководящие должности в новой спецслужбе, чтобы не допустить разгрома КГБ демократами»[820].
История о взрывах домов осенью 1999 г. действительно имеет много странностей. На заседании Госдумы 13 сентября того года председатель Геннадий Селезнев сообщил, что в городе Волгодонске был взорван дом, в то время как взрыв в Волгодонске случился спустя три дня после этого заявления[821]. 22 сентября 1999 г. еще одна странная история произошла в Рязани: там местные жители заметили, как трое неизвестных выгружают мешки в подвал жилого 12-этажного дома. Приехавшие сотрудники МВД обнаружили в мешках гексоген и несколько позже сообщили о задержании подозреваемых. В ответ на заявление министра внутренних дел руководитель ФСБ сообщил, что в Рязани сотрудники его службы проводили учения, а в мешках находился «сахар»[822]. Поскольку сотрудники МВД и ФСБ давали противоречивые комментарии, для многих критически настроенных по отношению к власти людей вывод был очевиден: за ужасными взрывами стояли российские спецслужбы, стремившиеся в кратчайшие сроки сделать из Путина бесстрашного борца с терроризмом[823].
Глобальная история феномена конспирологии знает немало примеров того, как действия спецслужб порождали теории заговора. Военные провокации, готовившиеся Белым домом на Кубе в 1950–1960 гг.[824], жестокие медицинские эксперименты над афроамериканцами[825], поддержка со стороны ЦРУ повстанцев в Латинской Америке, в результате которой наркокартели использовали самолеты спецслужб для поставки наркотиков в США[826]. В Соединенных Штатах все это стало питательной средой для формирования устойчивой традиции не верить ни одному слову политиков и представителей разведывательного ведомства, а из нее выросли многочисленные теории заговора, обвиняющие правительство во всевозможных преступлениях против американских граждан. Один из последних тому примеров – теракты 11 сентября и культура, сложившаяся вокруг них. Любительские расследования убийства Джона Кеннеди, которые проводились в США с 1960 гг., в конце концов вынудили американское правительство рассекретить архивные документы, из которых стало ясно, что власти действительно планировали и проводили тайные, зачастую нелегальные операции. Как отмечает историк Кэтлин Олмстед, для многих американцев поиски правды о действиях правительства, порой напоминающие паранойю, становились способом сохранить и защитить демократические процедуры и прозрачность власти[827].
Теории заговора вокруг взрывов домов в 1999 г. представляют нашу, отечественную, версию «терактов 11 сентября», когда правительство, используя трагедию, продвигает свою политическую повестку, оправдывает насилие против граждан и постепенное введение авторитарного правления. Пока в российском обществе сохранялась возможность открыто обсуждать, кто стоял за терактами 1999 г., представители власти вынуждены были вступать в диалог с обычными гражданами и отчитываться перед ними[828]. С усилением репрессивности политического режима, а также контроля собственников и властей за медиа и ростом могущества спецслужб внутри России этот диалог прервался, однако культура заговора не перестала развиваться. К тому же крайне негуманные действия бойцов спецназа во время терактов на Дубровке в 2002 г. и в Беслане в 2004 г., приведшие к смерти сотен мирных граждан, лишь добавили аргументов в пользу того, что жизнь обычного человека в глазах властей ничего не стоит[829]. Теперь, вслед за событиями 1999 г., любые теракты интерпретируются либо как личная месть Путина, либо как способ еще усилить власть кремлевского лидера.
Странности и нестыковки в событиях 1999 г. делают легитимными сомнения по поводу любой официальной версии. Примером тому – взрыв в метро Санкт-Петербурга весной 2017 г., обвиняемыми по которому проходят несколько выходцев из Средней Азии[830]. Некий блогер Романов сообщил в своем YouTube-канале, что взрыв был произведен по личному распоряжению Путина, потому что тот хотел наказать город, в котором проходили протесты против передачи Исаакиевского собора РПЦ и закрытия Европейского университета[831]. Гибель известных критиков Путина, начиная с Александра Литвиненко – одного из авторов теории о том, что ФСБ стоит за взрывами 1999 г., – также подпитывает веру в то, что Путин – безжалостный убийца, стоящий за всеми громкими преступлениями. По закону теорий заговора ни случайностей, ни «инициативы снизу» быть не может. Любое высказывание против российского лидера или правящей элиты – уже веская причина для того, чтобы за внезапной смертью знаменитости увидеть тень Путина.
К примеру, бывший экономический советник президента Андрей Илларионов перепечатал у себя в блоге текст, в котором прямо говорилось, что за убийством Бориса Немцова в феврале 2015 г. стоял Владимир Путин. Со страстью классического конспиролога автор описал ситуацию, когда Немцов впервые узнал о планах уничтожить его. «Факты свидетельствуют о том, что Путин планировал убийство Немцова еще за три года до того, как оно произошло. 28 февраля 2012 года Ахмед Закаев, лидер чеченских сепаратистов в изгнании, предупредил российского политического обозревателя Андрея Пионтковского и самого Немцова о том, что российские власти вынашивают планы убийства Немцова. Немцов и Пионтковский отнеслись к этой информации скептически. Но в тот момент, когда они обсуждали это между собой в номере гостиницы в Осло, на экране телевизора появился Путин и заявил, что представители российской оппозиции планируют убийство одного из их собственных лидеров с тем, чтобы обвинить в этом российский режим. Между предупреждением Закаева и заявлением, прозвучавшим в телевизоре, прошло не более 30 минут»[832].
В случае с убийством Немцова – результатом вполне реального заговора десятка чеченцев, близких к клану Рамзана Кадырова, – Кремль точно можно обвинить лишь в том, что не было предпринято попытки найти не только исполнителей, но и заказчиков громкого политического преступления[833]. Альтернатива выглядела так: обвинить ближайшее окружение Кадырова ради того, чтобы раскрыть убийство, или сохранить ровные отношения с руководством Чечни. В этой ситуации Кремль очевидно выбрал более циничную, но выгодную для себя стратегию поведения. Колумнист агентства Bloomberg Леонид Бершидский написал в связи с этим, что реакция на убийство Немцова сравнима с реакцией на убийство Анны Политковской: сдержанная, формальная и циничная, характерная для таких ситуаций. При этом в действительности факт убийства известного оппозиционера пошел на пользу имиджу Путина. «Это подкармливает его образ как человека, противостоять которому опасно. Не имеет значения, сколько табличек “я не боюсь” поднимают люди на митингах – думая о нем, они ощущают, как пугающий холодок проходит по спине. Не буду скрывать – и у меня тоже. Для авторитарных лидеров страх – могучее оружие, и Путин тут не исключение»[834].
Объективный страх репрессий со стороны режима в самом деле приводит к распространению конспирологических интерпретаций событий. Именно в авторитарных режимах теории заговора – активный элемент публичной жизни и неформальной коммуникации[835]. Смерть известного политика тут же обрастает множеством теорий о том, почему это было выгодно именно главе страны. К примеру, польского президента Леха Качиньского уничтожили в небе над Смоленском якобы по личному распоряжению Путина, чтобы не дать Качиньскому прибыть в Катынь и вообще наказать личного врага российского лидера[836]. Виктора Илюхина, депутата Госдумы и инициатора попыток изгнать из Кремля Горбачева, Ельцина и, в конечном счете, Путина, тоже убили. Оказывается, он нашел доказательства того, что по приказу Путина и в интересах американцев было уничтожено самое современное российское оружие[837]. Наконец, скоропостижная смерть рэпера Децла в январе 2019 г. также связывается с его негативным отношением к режиму[838]. Действительно, альбомы последних лет с критикой политической ситуации в стране и конфликт музыканта с местными властями стали ярким фоном для новостей о его трагической жизни и смерти. Но неистовым противникам власти хватило единственного интервью Децла Роману Суперу с критикой лично Путина, чтобы посчитать его внезапную кончину местью российского президента[839].
«Мурзилки»: агенты Кремля среди нас
Недоверие к властям любого уровня – от президента до средней руки чиновника из провинциального городка – не единственный элемент отечественной культуры заговора. Не менее популярна идея о том, что в рядах оппозиции присутствуют агенты Кремля, которые не только сообщают обо всем своим кураторам из спецслужб, но и работают провокаторами, подталкивая оппозиционеров к действиям, выгодным властям. Для таких провокаторов даже был придуман термин «мурзилки» – «тот, кто выдает себя за кого-то другого: либо за независимого блогера или журналиста, либо за оппозиционного активиста»[840].
В каком-то смысле страсть искать агентов и провокаторов среди противников правящего режима – традиционная черта оппозиции. Владимир Ленин был чрезвычайно озабочен тем, что у «охранки» имелся агент в рядах руководителей большевистской партии (и он не ошибался)[841]. Пятое управление КГБ под руководством Филиппа Бобкова создало разветвленную сеть «информаторов» среди советских диссидентов[842]. Наконец, среди участников Ленинградского рок-клуба, по словам Бориса Гребенщикова, было чрезвычайно распространено недоверие друг к другу, ведь любой мог оказаться доносчиком КГБ[843]. С тех пор как путинский режим стал в чем-то напоминать СССР, а политическая жизнь несколько активизировалась (после 2011 г.), возродилась и традиция искать в своих рядах провокаторов.
Как это часто бывает, теории заговора возникают на основе реальных фактов. Макиавеллианская работа Владислава Суркова с политическими движениями в «нулевые» заключалась в числе прочего в манипуляции лидерами партий и внедрении в протестные движения лоялистов. В 2011 г., за несколько месяцев до начала митингов в центре Москвы, Михаил Прохоров, который ненадолго стал лидером новой партии «Правое дело», нацеленной на сбор голосов оппозиционно настроенных россиян, обвинил в своем отстранении от руководства партией Суркова. «В нашей стране есть кукловод, который приватизировал всю политическую систему. Это Сурков», – заявил Прохоров своим сторонникам[844]. Впрочем, непростые личные отношения с президентской администрацией и конфликт с Сурковым не помешали Прохорову принять затем участие в президентской кампании. А убежденность в том, что никакой оппозиционный политик в России не может действовать без согласования своих действий с Кремлем, стала почти аксиомой российской жизни.
Другим серьезным аргументом в пользу конспирологической теории о «мурзилках» оказались электронные письма из взломанной почты Кристины Потупчик – бывшего координатора движения «Наши» и прокремлевской деятельницы[845]. Выяснилось, что многие известные в 2000–2010 гг. блогеры находились в тех или иных отношениях с президентской администрацией[846]. Прогремев в период активизации протестного движения в 2011 г., эти скандалы усилили взаимное недоверие Кремля и оппозиционеров, вернув в ряды последних атмосферу диссидентских кухонь.
Публицист Олег Кашин, который и ввел в широкий обиход понятие «мурзилки», выразил это ощущение в теории, во многом напоминающей американскую теорию заговора о «маньчжурском кандидате» – «спящем» агенте, которого активируют в ключевой исторический момент[847]. Сначала Кашин спроецировал эту теорию на события вокруг Болотной площади, когда после взлома почты Потупчик оказалось, что некоторые активные участники протестного движения работали в связке с президентской администрацией. «Культ Капкова, а позже и Ликсутова, свойственный с некоторых пор известно каким журналам и сайтам, – это “джинса”, или они искренне? Домашние аресты героев “Анатомии протеста” – это случайность или доказательство сделки со следствием? А тот знаменитый вискарь Алексея Венедиктова – он был просто так или сыграл решающую роль в событиях той декабрьской ночи, о которой еще много лет будут думать севшие, уехавшие, уволенные и просто разочарованные?»[848] Конспирологическое прочтение событий зимы 2011–2012 гг., безусловно, связано с тем, что оппозиционным силам не удалось достичь сколько-нибудь эффективных результатов, а после репрессий, начавшихся летом 2012 г., протестное движение раскололось, последовали посадки по делу «шестого мая», энтузиазм сменился депрессией и страхом, и поиски агентов среди своих усилились.
В 2013 г. Кашин развил свою теорию, предположив, что начиная со времен перестройки КГБ успел внедрить в ряды либеральной оппозиции нескольких своих «маньчжурских кандидатов», и те, когда потребовалось, изменили ход истории. «Провокаторы и тайные агенты были всегда, и нет никаких оснований полагать, что среди перестроечных советских парламентариев первого ряда не было чекистских мурзилок. Были, конечно – причем не в просоветской группе “Союз”, а именно среди демократов Межрегиональной группы. Среди них не могло не быть агента»[849].
Убежденность Кашина в том, что среди волны перестроечных политиков были персонажи, повлиявшие на развитие событий в стране, во многом подпитывается уже обсуждавшейся идеей, будто именно КГБ управляет Россией. По мысли публициста, нынешнее состояние политических дел – это целиком и полностью результат реализации тайного плана КГБ. «[и]з 2250 народных депутатов СССР я могу назвать только одно такое имя. Профессор насквозь гэбэшного ленинградского юрфака, не диссидент и не капээсэсовский партиец, непонятно кто, человек из ниоткуда, который, возникнув на Съезде, превратился вдруг в суперзвезду, безошибочно выбирал точки политического роста – от комиссии по расследованию беспорядков в Тбилиси до коррупционных схем с участием кооператива АНТ. Самая невероятная депутатская карьера – за год с задних скамеек Кремлевского дворца в первый ряд перестроечной номенклатуры. Председатель Ленсовета, потом мэр Петербурга. Основатель политической группировки, с 1999 года управляющей Россией и в значительной мере состоящей как раз из ветеранов советской госбезопасности»[850].
Имя Собчака как главного и самого эффективного проекта КГБ, непосредственно связанного с Путиным, придает этой теории определенную убедительность. Известно, что Путин сохранял лояльность Собчаку вплоть до самой смерти последнего и рисковал своей карьерой, чтобы помочь тому сбежать из Петербурга в 1996 г.[851] Более того, теория Кашина распространяется и на дочь Собчака Ксению, в 2018 г. участвовавшую в президентских выборах. «У меня нет доказательств, но мое чутье подсказывает, что это именно прямая договоренность с президентом. Отчасти Путин уже добился своего – устроил грызню среди либералов», – заявил бизнесмен Евгений Чичваркин, комментируя выдвижение Ксении[852].
Не удалось избежать обвинений в заговоре с Кремлем и самому яркому политику оппозиционного лагеря – Алексею Навальному. Многих удивляет, что, проводя сенсационные расследования, разоблачающие представителей высшей политической элиты страны, он до сих пор не просто жив, но и остается на свободе. Действительно, в ситуации, когда основные политические партии, способные составить хоть какую-то конкуренцию Кремлю, разгромлены, активность Навального, его громкие расследования и политическая кампания в преддверии президентских выборов 2018 г. так и наводят на мысль о заговоре с Кремлем. Якобы он не борется с самим Путиным, не проводит расследования, касающиеся его лично, а выдает компромат на ближайшее окружение президента. Таким образом, призывы Навального, обращенные к молодому поколению, помогают Кремлю держать руку на пульсе оппозиционного движения, которое иначе было бы сложно контролировать[853]. А в случае чего Навального можно будет использовать в качестве будущего лидера страны, нового «преемника», как в 1999 г. «Если это не какая-то нелепая ошибка власти, по недоразумению выпустившего джинна из бутылки… то надо искать, кому выгодно. Выдвигаю версию: выгодно тем властным кругам, которые хотят устроить революцию. Зачем? Я писал об этом ранее: обнулить социальные обязательства. Наиболее очевидные конкретные мотивы: во-первых, обрушить ЖКХ. Понизить температуру в квартирах до 10 градусов. Перевалить все дотации на плечи населения, отказаться от любых государственных обязательств в этой сфере. Во-вторых, закрыть нерентабельные производства и кому надо – свалить. Сейчас им этого не дают под угрозой уголовного преследования»[854].
YouTube-канал «Зомбоящик.рф» называет Навального проектом Кремля, «распакованным» Волошиным в 2011 г., когда власти почувствовали угрозу со стороны оппозиции. Своим агрессивным поведением Навальный якобы оттолкнул прогрессивную общественность от революционной борьбы[855]. Называя Навального «агентом Кремлевской охранки», тот же автор сравнивает его с другим ярким лидером правонационалистической оппозиции Владимиром Квачковым, который не раз оказывался в тюрьме за сопротивление политическому режиму. «Вот кто-нибудь из сторонников Лехи не задавался ему вопросом, почему Квачков сидит, а он нет? Почему Удальцов и сотни других сидят, а он нет? Почему Илюхин убит, а он нет?.. Поэтому из него создают образ гонимого мученика. Но делают аккуратно, не сажая на длинный срок. В отличие от того же Квачкова»[856].
Деятельность Навального интерпретируется по-разному: с одной стороны, он – «куратор» молодежной оппозиции. С другой – будущая смена популистского политика Владимира Жириновского, также считающегося ставленником КГБ[857]. Об этом заявил в интервью украинскому государственному канала UATV в 2018 г. некий оппозиционный российский политик Василий Краснов. По его словам, Навальный – отличный проект Кремля, созданный, чтобы заменить дряхлеющего Жириновского. Кроме того, Навального записывают в агенты ФСБ: в самые опасные моменты – например, во время протестных акций – он оказывается в изоляторе, тем самым спасая свою жизнь и одновременно повышая рейтинг среди оппозиционно настроенных россиян. «…Посредством своего “популистского авторитета” [Навальный] пытается аккумулировать вокруг себя реакционную часть населения, совершенно не заботясь о ее дальнейшей участи, и одновременно с этим получает возможность невозбранно “стричь хомячков”, то и дело “сливая” спецслужбам наиболее “зарвавшихся”»[858].
Заключение
Непрекращающийся поиск тайного смысла в непредсказуемой российской политике временами помогает придать происходящему видимость логичности. Но порой авторы теорий заговора явно перегибают палку: «Короче, как это работает: на мяч натягивается наномагнитная сетка. Ее не видно, и на ощупь она не чувствуется, но поэтому приходится часто менять мячи по ходу матча. Ворота – это не просто рамка. Внутри этой “рамки” стоит генератор поля. Все это дело подключено через каналы ФСБ прямо в Кремль. Путин лично приказывает оператору включить отрицательное поле – и тогда, сколько ни бей, мяч всегда будет мимо ворот лететь или в штанги и перекладину попадать, или если включить положительное поле – тогда надо просто ударить достаточно сильно по мячу в направлении ворот, и поле его само затянет в ворота»[859].
Это выдержка из статьи о «странной» череде побед российских футболистов на чемпионате мира в 2018 г. Широко распространенная убежденность в том, что слабая российская сборная вылетит из турнира в первом же круге, столкнулась с непредсказуемой реальностью, в которой команда хозяев чемпионата триумфально дошла до четвертьфинала. И тут российское недоверчивое сознание нарисовало картины того, как «правильные» шарики для жеребьевки были подогреты, сборная Испании отравлена, а на испанского монарха оказано давление[860]. Все эти примеры – из реальных онлайн-дискуссий, участники которых уверены, что режим готов пойти на все, чтобы победить. В частности, скандал с допингом во время сочинской Олимпиады помог создать впечатление, будто Путин лично заинтересован в спортивных успехах сборной России. Невероятные признания Григория Родченкова, его рассказ о государственной программе допинга и методах подмены тестов открыли возможности для любых интерпретаций[861].
То же происходит в политической сфере. Пространство свободы, постепенно сжимавшееся в течение 20 лет правления Владимира Путина, оставляет все меньше возможностей для политических изменений. Усиление репрессий, коррупция, апатия, неверие в то, что российский режим может стать мягче и справедливее, порождают ощущение бессилия и подталкивают оппозиционно мыслящих граждан к тому, чтобы объяснять историю позднесоветского и постсоветского периодов линейно – как постепенную реализацию грандиозного плана силовых структур, трансформировавших СССР в коррумпированную систему для обогащения своих представителей и чиновников. Дескать, эта трагедия была предопределена и избежать ее не было ни сил, ни возможностей. В таком контексте теория заговора силовиков, называемая «планом Андропова – Путина», представляется своеобразной психологической компенсацией неспособности изменить ход событий в современной России. По сути, для оппозиционно настроенных людей вера в теории заговора Кремля играет ту же роль, что и для политических лидеров России, во всем видящих коварные происки Госдепа США. Это две стороны одного явления, когда конспирология помогает очертить контуры сообщества единомышленников и придать смысл происходящему. В то же время она указывает на то, кто является легитимным политическим актором, а кто пришел к власти нелегально, путем заговора и преступлений.
К примеру, для исследователей истории постсоветского капитализма загадок в процессе накопления первоначальных капиталов почти не осталось[862]. Понятно, что и представители номенклатуры, и работники КГБ, и достаточно удаленные от центров принятия решений будущие олигархи успешно воспользовались возможностями, падавшими в руки[863]. Однако и олигархи, и силовики с большим энтузиазмом создают мифы о собственном успехе и приходе к власти, легитимируя свою значимость в укреплении постсоветского государства[864]. В свою очередь, обычные россияне также выбирают наиболее удобную для них версию того, что «на самом деле» произошло со страной и с ними, и, учитывая драматическую историю постсоветских лет, в этой версии простой россиянин терпит поражение от властей предержащих, а политик циничен и никогда ничего не делает просто так.
Эта убежденность в наличии у любого политика по обе стороны кремлевской стены «плана» и тайной повестки только укрепляет ключевой принцип российской культуры заговора: полное отсутствие субъектности у политических деятелей. Никто из них не действует самостоятельно, за каждым стоят люди, обладающие еще большим могуществом. Даже Путин – несомненный центр власти внутри России, по мнению некоторых, контролируется не только «мировой закулисой»[865], но и ельцинской «семьей» и либералами из 1990-х[866].
Несмотря на абсурдность этих теорий, в них скрывается мощный мобилизационный потенциал, способный в критический момент вывести людей на улицы. Оппозиционные политики, и левые, и правые, пусть и не так активно, как Кремль, но апеллируют к популистской риторике. Пожалуй, один из самых ярких примеров последнего времени – движение Вячеслава Мальцева «Артподготовка». Его политическая повестка целиком и полностью состояла из популистских требований избавиться от коррумпированных элит, плетущих «антинародный» заговор[867]. Скорость, с которой ФСБ уничтожила организацию, впечатляет. Тем не менее очевидно, что ухудшающаяся социально-экономическая обстановка и отсутствие желания что-то менять в устройстве страны сформируют новых оппозиционных лидеров, чьи идеи и манифесты будут основываться в том числе на богатой отечественной культуре заговора.
Заключение
В 2012 г. Владимир Якунин, на тот момент руководитель государственной компании «Российские железные дороги», член ближнего круга Путина и декан факультета политологии Московского государственного университета, прочитал лекцию под названием «Новый мировой класс и вызовы человечества»[868]. В начале лекции Якунин поведал о том, что в Нью-Йорке в небоскребе Эмпайр-стейт-билдинг на самом верхнем этаже проходят встречи людей, управляющих глобальной политикой и финансами. Якунин признался, что побывал на одной из таких встреч и видел, как эти люди принимают решения и отдают приказания крупнейшим мировым банкам и инвестиционным компаниям. Посыл якунинской лекции, прочитанной студентам МГУ, был следующим: чтобы выжить, Россия должна изолировать себя и опираться лишь на свои силы и ресурсы, и прежде всего – на природные богатства. Нельзя сказать, что высказывания Якунина произвели сенсацию. Их почти никто не заметил. Важно другое: на втором десятке существования политического режима под руководством Владимира Путина использование конспирологической риторики заметным представителем финансово-политической элиты стало чем-то обыденным. Удивительно, что влиятельный человек, бизнесмен, дипломат, политик, вхожий в самые высокие кабинеты российской власти, вероятно, искренне полагал, что миром правят из другого высокого кабинета в центре Нью-Йорка. И не скрывал этого, и даже, возможно, хотел бы найти способ вести диалог с этим высоким кабинетом.
После 1991 г. российская культура заговора проделала удивительную эволюцию. Она заимствовала из официальной и неофициальной конспирологической культуры элементы антизападных и антисемитских концепций и одновременно стараниями многочисленных публичных интеллектуалов успешно перенесла американские и европейские идеи о мировом заговоре на отечественную почву. Менее чем через 30 лет после крушения железного занавеса россияне, европейцы и американцы, полвека до этого воспринимавшие друг друга как военных и геополитических противников, вернулись к тому же.
Глобальная политическая и экономическая интеграция поставила под вопрос существование национальных государств и, соответственно, вызвала среди наиболее консервативных сообществ страх потери идентичности. В то же время финансовый кризис 2008 г., последствия которого ощущаются по всему миру до сих пор, оказался для мировой культуры заговора триггером – после него стало возможным верить в самые странные идеи о том, на что способны элиты. То, как американское правительство спасало свои банки, и тот факт, что за крупнейший кризис не ответил ни один крупный финансовый игрок, сделало антиэлитный популизм, замешанный на теориях заговора, одним из главных способов протеста против политического статус-кво[869]. А за этим последовали «Брекзит», выборы Трампа, популистские эскапады восточноевропейских лидеров, ставящих под вопрос целостность Евросоюза и тот путь, что проделало это политическое образование после крушения Берлинской стены…
В этом контексте Россия вновь стоит особняком. Теории заговора стали важным инструментом постижения бурной окружающей действительности в нелегкие годы постсоциалистического транзита. Энтузиазм от грандиозных перемен, принесенных перестройкой, вскоре сменился разочарованием и травмой от утраты государства, рухнувшего буквально в одну ночь в декабре 1991 г. Выгодоприобретателями постсоветского транзита также стали немногие, к тому же олигархи и политики, сформировавшие новую элиту государства, не заботились о том, насколько легитимно этот процесс выглядел со стороны. Отсутствие у правящей элиты времени, а возможно и желания, сформулировать фундаментальные основы новой российской идентичности заставило миллионы россиян, с одной стороны, сожалеть об утраченной советской империи, с другой – пытаться объяснить развал СССР и становление нового политического режима. Как показано в книге, для разных групп россиян это объяснение выглядело и выглядит по-разному.
В «нулевые» отсутствие консенсуса по поводу того, что произошло с СССР в 1991 г., помогло правящему политическому классу превратить ностальгию по советской империи в идеологический базис для поддержки режима. А теории заговора о том, что СССР рухнул стараниями геополитического противника – США, – стали инструментом политической мобилизации. Используя отношение к СССР как маркер политической лояльности, Кремль сумел разделить российское общество на «своих» и «чужих», т. е. тех, кто позитивно отнесся к «величайшей геополитической катастрофе ХХ века». Все, кто входил в эту группу, были риторически исключены из сообщества «настоящих патриотов России», травмированных гибелью советской империи. Напротив, наиболее активно скорбящие об утраченной стране россияне стали ядром различных пропутинских движений, активизировавшихся во время парламентских и президентских выборов, а также в период украинского кризиса. Деление общества на «своих» и «чужих», произведенное через речи политических деятелей, медиакампании и тексты публичных интеллектуалов, фактически стало одной из форм государственной политики и нередко воплощалось в действующие законы (как можно видеть на примере законов об НКО). Наблюдая, как государство с каждым годом все дальше продвигает идею об «иностранных агентах», теперь уже касающуюся и отдельных пользователей социальных сетей, которые публикуют материалы «нежелательных СМИ», понимаешь, что конспирологический дискурс окончательно стал «дубинкой» в руках властей, обращенной против несогласных[870].
В 1990-е все было иначе: конспирологические нарративы служили важным фактором идентификации оппозиции Кремлю. Именно Кремль воспринимался средоточием всего антироссийского, что стало наиболее очевидно во время импичмента 1998–1999 гг. Впервые в истории демократической России теории заговора о роли Бориса Ельцина в развале СССР и уничтожении «истинных патриотов Отечества» превратились в легитимный инструмент политической борьбы. В зале заседаний Госдумы депутаты-коммунисты кляли Ельцина за уничтожение собственного народа и сумели объединить на этой почве различные фракции. Как известно, ни один из пунктов обвинения не собрал достаточно голосов, чтобы Ельцину был объявлен импичмент. Тем не менее антизападные теории заговора впервые продемонстрировали свой потенциал как политическое оружие, способное собирать вместе разные политические движения. Именно в 1999 г., по моему мнению, и начался постепенный процесс перемещения теорий заговора с окраин политического дискурса в его центр.
В этом процессе немалую роль сыграла идеологическая парадигма суверенной демократии, придуманная командами Владислава Суркова и Глеба Павловского. В этом смысле вклад Суркова и Павловского в российскую конспирологическую культуру сложно переоценить: именно их стараниями теории заговора превратились в легитимный политический язык, переводящий маргинальные страхи в плоскость бизнес-конкуренции с другими странами, прежде всего с США. Ничего личного, только бизнес. Заговоры существуют, а значит, нам нужно держать ухо востро – вот основные положения, согласно которым Россия должна защищать свои природные богатства и политические интересы от американцев. Именно благодаря демаргинализации конспирологии русская культура заговора пополнилась теорией о том, что американцы собираются разделить Россию на мелкие государства и взять под свой контроль ресурсы: нефть, газ, лес и воду. Те доходы, что регулярно пополняют бюджет страны и позволяют российской демократии оставаться «суверенной», стали важным объектом конспирологической мифологизации. Кто определяет и контролирует цену на нефть? Почему российское правительство держит деньги, полученные от нефти, в американских долларах? Эти и многие другие похожие вопросы стали актуальными политическими темами после 2008 г., когда до российской экономики докатилось эхо американского кризиса на рынке недвижимости, а цена на нефть глубоко просела. В то время как американцы и европейцы критиковали свои политические финансовые элиты, часть россиян видела за происходящим руку «вашингтонского обкома», Ротшильдов и Рокфеллеров, специально обваливших финансовые рынки, чтобы воплотить в жизнь идею нового мирового порядка. К концу нулевых главные герои западной конспирологии уже стали частью русской культуры заговора, а их коварные планы были нацелены в первую очередь на подрыв благосостояния российского государства.
Этот трансфер теорий заговора шел постепенно, начиная с 1990-х, усилиями публичных интеллектуалов, которые в то время находились в оппозиции правящему режиму. Их карьеры пошли вверх, когда Кремль осознал, как теории заговора могут влиять на политическую мобилизацию электората. Во время непростых для Путина выборов 2007 г. и перевыборов 2012 г. многие из таких публичных интеллектуалов – Дугин, Проханов, Кургинян – оказались среди ярых защитников Кремля. К ним добавилось и молодое поколение «патриотических блогеров», превративших антизападные теории заговора не только в способ достичь популярности, но и в политическую платформу. Начиная с 2003 г. вслед за партией «Родина» многие публичные интеллектуалы пытались выстроить свою повестку вокруг антизападных теорий заговора, благо идеология суверенной демократии этому способствовала. Однако успеха достигли очень немногие: пожалуй, разве что Евгений Федоров, чье «Национально-освободительное движение» (НОД) как мантру твердит, что Россия оккупирована Западом, а Путин – заложник Конституции, написанной американцами[871]. Тем не менее Федоров избирался депутатом по партийным спискам «Единой России», не создавая собственную партию, потому что понимал, что электоральная поддержка такой партии будет весьма ограничена и уж точно не приведет его на Охотный Ряд. А что приведет, так это безоговорочная лояльность лидеру государства Владимиру Путину, который с годами превратился в политическую икону и главную силу, спасшую Россию от развала и постоянно противостоящую заговору Запада. Пул приверженных ему публичных интеллектуалов и политиков разного калибра постоянно генерировал идеи о заговоре, которые легитимировали многие действия Кремля, зачастую помогая ему оставаться вне прямого участия в инициированных кампаниях.
Кризис в Украине стал не только серьезным испытанием для политического режима, но и еще одним важным водоразделом для понимания отечественной конспирологической культуры: впервые за годы, проведенные в Кремле, Владимир Путин стал регулярно публично ссылаться на теории заговора. То пояснит, что такое «пятая колонна» и чем она опасна для России[872], то расскажет о сговоре между США и Саудовской Аравией[873], то намекнет, что кто-то собирает биологическую информацию, чтобы уничтожить русских[874]. Удивительно не то, что политический лидер начал высказывать такие мысли – странно было бы ожидать иного от главы авторитарного государства после стольких лет у власти. Но традиционно горячей порой для конспирологии прежде становились электоральные периоды: с помощью обвинений в заговоре были подорваны позиции не одной партии и кандидата. И только после 2014 г., с началом украинской кампании, теории заговора стали активным и часто применяемым инструментом публичной политики. Вероятно, именно путинская конспирологическая интерпретация всего происходящего в мире заставила Ангелу Меркель в марте 2014 г. описать российского лидера как человека, потерявшего связь с реальностью[875]. Однако немецкий канцлер, по всей видимости, не совсем верно представляет, каким видится мир из окон президентского кабинета в Кремле.
Было бы ошибкой воспринимать российские политические элиты помешанными на мировом антироссийском заговоре. Скорее, их взгляды – это смесь великодержавия, травмы 1991 г. и расчета на то, что весь мир живет по таким же циничным законам, как Россия. Те идеи, что в начале 1990-х начали распространять ярые противники российской вестернизации и демократизации, к началу украинского кризиса созрели и были активно использованы в информационной войне с Западом и остатками политической оппозиции внутри страны. Такие публичные интеллектуалы, как Глазьев и Дугин, наконец обрели символически высокие посты в государственной иерархии, пожиная плоды своих усилий. Тем не менее даже в период самой острой конфронтации с Западом взгляды убежденных теоретиков заговора не были в полной мере использованы Кремлем. За все постсоветские годы политические элиты доказали, что антизападные теории заговора годны как фундамент для различных идеологических концепций, но должны лишь тактически использоваться как политический инструмент. Фанатики и искренне верящие в собственные идеи люди во власти не нужны.
Как показано в этой книге, русская культура заговора, в отличие от американской, намного больше влияет на политическую риторику, а «производство» конспирологических теорий, как правило, происходит на высших ступенях политической и интеллектуальной иерархии. В отличие от американцев, российские авторы теорий заговора имеют все шансы оказаться телеведущими, депутатами парламента и известными писателями, издающими книги многотысячными тиражами. Однако было бы упущением обращать внимание лишь на этот сегмент русской культуры заговора, ее мейнстрим. Недоверие, стремление постичь истинный смысл происходящего и показать «все, что скрыто», пронизывают все аспекты российской повседневности. Так, популярная идея о «башнях Кремля» оказалась способом объяснить, что же действительно стоит за тем или иным событием. В ситуации нарушенной коммуникации между властью и обществом те, кто хочет понять, как делается политика в России, часто просто не видят многих вариантов. А постоянное столкновение различных элит, влияющих на центры принятия решений (в Кремле, в ФСБ, в МИД, в регионах), непредсказуемость исхода того или иного политического дела выглядят как наиболее реалистичная модель функционирования российской политики.
Относясь к теориям заговора как к способу осмысления и обсуждения проблем, влияющих на общество, можно понять, как именно обыватель видит российскую реальность и в какой мере то, что он (она) видит, соответствует повестке, предлагаемой властями. И здесь россиянин сталкивается с конкурирующими конспирологическими интерпретациями реальности: для кого-то современная Россия – это результат заговора США, а для кого-то – продукт интриг высокопоставленных сотрудников КГБ, наследники которых теперь управляют страной. Критиковать подобные взгляды было бы не совсем правильно, поскольку таким образом люди демонстрируют свою озабоченность проблемами, существующими в обществе, и неспособность изменить ход дел. К этому добавляется тотальное недоверие к тому, что говорят и делают власти: даже падение ракеты, которое могло произойти по целому ряду причин, рассматривается как результат заговора властей и Роскосмоса[876]. Порой бессилие, невозможность что-либо изменить приводят к жертвам: стрелок, убивший двух сотрудников ФСБ на Лубянке в 2019 г., явно был сторонником одного из наиболее одиозных антизападных конспирологических движений сегодняшней России[877]. О причинах его поступка можно будет судить только тогда, когда проведут объективное расследование, и только если его результаты будут раскрыты. Важно другое: активное использование теорий заговора властями всех уровней, наблюдаемое в последние два десятилетия, не только ведет к деградации политического режима и к неспособности обсуждать важные для общества проблемы. Мобилизационный потенциал антиэлитных теорий заговора и их популярность в обществе, создаваемая окологосударственными медиа, способна предоставить возможным оппонентам Кремля надежный источник идей для делегитимации правящей верхушки. И в истории русской культуры заговора, очевидно, начнется новый этап.