День счастья – завтра Робски Оксана

— Ну конечно, я могу сказать по процедурам, кто что брал. У нас все-таки возраст разный и разные процедуры… Нет, не обязательно, что у мамы они дороже…

Я села напротив, машинально взяла из вазы конфету.

— Ну, в общем-то, какие-то дороже… но какие-то, может… у меня…

Анжела сделала из указательного и среднего пальцев вилку и поднесла ее к горлу.

— Да нет, все SPA одинаковые по ценам, а это открыли наши знакомые, мы знаем, что там мастера хорошие… Пока. Целую.

— Ужас. — Она вздохнула. — Мы чего-то с мамой в этом месяце в SPA разошлись, там ему счет какой-то баснословный пришел. Чуть ли не двадцатка.

— Да ты что? Двадцать тысяч долларов?

— Да там дорого, реально! У Ленчиков! А что делать? И мама уехала, мне самой пришлось расхлебывать.

— Ужас, — согласилась я.

— А я думаю: что это они нам дисконтную карту сами принесли, на блюдечке с голубой каемочкой.

— Я тоже лимит превысила.

— И что? На стопе?

— Да. — Я вздохнула.

— Ну, скажешь Роме, он же не оставит тебя без денег?

— Он ушел от меня.

Анжела внимательно посмотрела мне в глаза.

— Да ладно?

— Да. Сказал, за вещами завтра пришлет.

— Ничего себе. У него что, кто-нибудь есть?

Я пожала плечами:

— Не знаю. Вряд ли.

— Переживаешь?

— Ага.

— Сегодня день какой-то ужасный. — Анжела достала из холодильника открытую бутылку вина, проигнорировав мой Heineken. — И у Машки что-то там…

— Что?

Анжела на секунду задумалась, внимательно посмотрела на меня.

— У нее тоже, кстати, финансовые проблемы.

— Да?

— И она, по-моему, на герыч перешла. — Анжела многозначительно вздохнула.

— Да ладно?

Мне много раз предлагали попробовать героин. Я отказывалась. Мне казалось, героин — это уже наркомания.

— Она у меня уже неделю деньги стреляет. Как будто я их печатаю. Знаешь, у меня папа тоже вон какие скандалы устраивает… А мне еще на отдых у него просить.

— Ты куда хочешь?

— На июль — в Монако. А там посмотрим.

— Я, может, с тобой в Монако поеду.

— Давай!

Я не знаю, зачем я сказала про Монако. Ни в какое Монако я не собираюсь.

***

Мы везли Артема в аэропорт. Я даже волновалась. Все-таки в первый раз один — за границу.

Он летел «Британскими авиалиниями». На регистрации билетов ему на шею повесили сумочку с документами. Стюардесса профессионально улыбнулась.

— Не волнуйтесь. Я взяла его за руку и отпущу только тогда, когда он окажется пристегнутым в кресле. — Так я перевела ее превосходный английский.

Рома пожал сыну руку:

— Звони. И не грусти там, учи английский.

Я обняла его:

— Познакомишься с кем-нибудь. Заведешь друзей. А как только захочешь по-русски поболтать — сразу звони мне. Или папе.

У Артема был такой вид, словно ему не терпится поскорее попрощаться с нами. Он поглядывал на стюардессу как на свою собственность и с великодушной улыбкой извинялся перед ней за своих сентиментальных родителей.

Мы провожали их взглядом, пока они не скрылись за линией таможенного контроля.

— Она могла бы и помочь ему нести рюкзак, — недовольно проговорила я.

— Это не входит в систему британского воспитания, — ответил Рома.

Он приехал домой вчера вечером, когда бабушка привезла Артема с дачи.

Чтобы не травмировать ребенка перед поездкой.

Мы с Артемом ужинали.

Рома кивнул мне так, словно мы виделись час назад.

Повозился с Артемом.

— Садись ужинать! — сказала я очень приветливо. Ощущая себя Элизабет Тейлор на премьерном показе.

Дети все чувствуют. Их обмануть очень трудно. Но именно это я и собиралась сделать. Артем должен был улететь завтра в Лондон, не догадываясь о том, что дома что-то происходит.

Рома сел за стол:

— Я не очень голоден.

— Давай чайку?

Я принесла чашку и чайник. Достала из холодильника торт. «Ледяной». Супер.

Рома недоверчиво косился на меня. Моя забота его настораживала.

Я налила чай.

— Приедешь и сразу отдашь пятьсот долларов мисс Сэмсон, понял? А она будет тебе выдавать, когда вы по магазинам поедете, — объяснял Рома Артему, не обращая на меня никакого внимания. Даже спасибо не сказал.

— Мисс Смен? — переспросил Артем.

— Мисс СЭМСОН, — отчетливо повторил мой муж.

— Мисс С-Э-М-С-О-Н, — старательно проговорил Артем, — Ну ладно. Там футбол начался.

Я слышала, что Рома улегся на диван в гостиной и включил телевизор.

Я терпеть не могла, когда все еще едят, а он уже уходит.

И он это прекрасно знал.

Почему он так себя ведет? Как будто я провинилась в чем-то? Как будто это не он, а я ушла?

Что если на него не кричать, так он думает, что я чувствую себя виноватой?

Он что, не понял, что я такая хорошая не потому, что заискиваю перед ним — а из-за Артема?

Я в бешенстве подлетела к нему.

Он вальяжно развалился среди подушек.

— Будь добр встать и общаться с сыном! — прошипела я. — А футбол можешь в гостинице посмотреть. Или где там?

В его глазах появилось то выражение, которое было у него за секунду до того, как я ударила его по лицу в прошлый раз.

Наверное, он решил, что сейчас получит еще одну пощечину.

Рома вернулся на кухню.

Артем посмотрел на нас подозрительно.

— Да я уже доел. Ссорьтесь.

— С чего ты взял, что мы ссоримся, малыш? — ласково спросила я.

Рома стоял в дверях.

— Просто твоя мама расстроена из-за того, что ты завтра улетаешь.

— И папа очень расстроен, — проговорила я в тон.

— Мама просто места себе не находит!

— Зато папа очень быстро нашел.

— Слушайте, вы мне надоели! — Артем обычно воздерживался от подобных фраз.

Мы в изумлении замолчали.

— Артем! Что это такое? Как ты разговариваешь? — Я опомнилась первой.

Артем насупился.

— Быстро ко мне в кабинет! Я хочу с тобой поговорить, — приказал Рома.

Лучше бы, конечно, не в кабинет. Потому что он уже давно стал моим будуаром.

Я представила себе, как Рома яростно расправляется с глухими занавесками. Запускает свет в помещение, которое уже забыло, как это бывает.

Артем вышел через десять минут. Судя по глазам, он плакал. Он отправился в душ. Я влетела в кабинет.

Занавески были зашторены. Действительно, какой свет в десять вечера?

— Что ты ему сказал? Ты его обидел? — Если я не кричала, то была близка к этому.

— Нет. Мы поговорили.

— Вы поговорили, а он сейчас, наверное, плачет! А ему уезжать завтра! Ты ничего не можешь делать нормально!

— Не подходи ко мне. И оставь меня в покое.

Я лягу спать здесь.

— Да как ты смеешь со мной так разговаривать?

Я гордо задрала голову. Хам.

— У Артема глаза на мокром месте, потому что он на самолете боится лететь один.

— Боится? — Я растерялась.

Рома кивнул.

— А что ты ему сказал? — Я озадаченно села в кресло.

— Мы загадали: «Если стюардесса будет симпатичная и возьмет его за руку, значит, все будет нормально».

Я улыбнулась. Рома, конечно, молодец. Стюардесса по правилам сопровождения малолетних детей должна будет взять его за руку.

— Ром, а если она будет несимпатичная?

Зазвонил мой мобильный. Номер Машки. Мы разговаривали с ней час назад. Она хотела попросить у меня денег. Просить у меня денег все равно что у нищего — бриллиантов. Моя карта была на стопе. Интересно, Рома об этом знает?

По крайней мере молчит. Я сама просить не буду. Пока.

Я не ответила. В ответ на Ромин вопросительный взгляд пояснила:

— Машка.

Он кивнул.

— Так как быть, если она окажется уродкой? — переспросила я.

— Ну, ты понимаешь… Придется немного испортить вкус ребенку и сказать, что она симпатичная. Надо же чем-то жертвовать.

— Ага. А через пятнадцать лет он приведет нам долговязую жердь с лошадиной улыбкой. И будет ждать твоего одобрения.

— Не волнуйся. Мы найдем общий язык.

Говорить вроде как больше было не о чем, и я вышла.

От Машки пришло SMS. «У тебя есть кокос?»

Я разозлилась. Совсем она, наверное, с ума сошла. Слать такие SMS открытым текстом? А если бы у меня дома кто-нибудь прочитал — Артем? Или Рома?

Видимо, Машка где-то здорово гуляет.

Я не ответила. И отключила телефон. А то еще ночью начнет названивать. А Рома подумает, что у меня роман. И какой-нибудь придурок не может заснуть, пока не услышит мой голос.

Я ворочалась в постели и боролась с желанием пойти к Роме в гости.

«Нет, не пойду. Решит, что я испугалась, что он меня бросит. Хотя он уже меня бросил. Вот пусть первый и приходит».

***

— Красотка! — восхищенно протянул Рома, глядя на веснушчатую стюардессу, ожидающую нас на стойке регистрации. Она, словно услышав, повернула в нашу сторону свои выпученные из-за сильных линз глаза.

— Да, симпатичная, — подтвердила я оптимистично.

Ромин водитель отвез меня домой.

11

Мамочка, прости меня, пожалуйста.

И ты, Леночка тоже.

Я вас очень люблю.

Не думайте обо мне.

Психолог с шанелевской сумкой забраковала четверых. Жирно написала в заключении: «Профессионально непригодна». И аргументировала на трех страницах.

Крези была «психологически нестабильна»; от нее ожидали «неадекватных реакций в нештатных ситуациях»; личность ее «не была окончательно сформирована». И к сожалению, у нее был недостаточный уровень интеллекта.

Оля не подходила потому, что была «необучаема» и «вспыльчива», а также «не связывала с профессией свое будущее». Но самой опасной чертой ее характера оказалась «мстительность».

Клетка была «слишком романтична» и «слишком стремилась к подвигам». К тому же психолог предлагала нам не рассматривать кандидатуры моложе 25 лет.

Ей не понравилась Модель. «Не исключены личные отношения с клиентами». И вообще она «личное ставит намного выше общественного».

Подругу Модели тоже забраковали. Слишком «не развита физически». Часто болеет. Очень мнительна.

Я сидела в обшарпанном кабинете психолога и согласно кивала.

— Вообще я бы ни про одну из них не сказала «профессионально пригодна».

— А может, вам стоит встретиться с ними еще раз после обучения?

— Да, это было бы интересно.

Зазвонил телефон. Анжела.

— Не вешай трубку, одну секунду.

Я сгребла в охапку личные дела, благодарно кивнула, оставила $300 и вышла.

— Да, Анжела, извини, у меня была встреча.

Анжела говорила как будто с зажатым носом.

— Не слышу, Анжел! Сейчас я выйду.

Я толкнула дверь на улицу.

— Машка умерла.

— Что? — Мне показалось, я ослышалась.

— Машка.

Первая мысль: «Она мне вчера звонила. Не может быть».

— Она мне вчера звонила.

— Мне тоже. Правда, я трубку не взяла. Представляешь? — Анжела тоненько всхлипнула и неожиданно разрыдалась.

«И я не взяла», — подумала я.

Мне казалось, что мы говорим о чем-то постороннем. О чем-то, что можно исправить. Как будто бы, например, мы не пригласили Машку в ресторан, и теперь надо срочно ей звонить. Или не сказали, что в Третьяковский завезли новую коллекцию.

— Она умерла… — всхлипывала Анжела, — представляешь?

Перед глазами стояло лицо Машки. Смеющееся…

— Приезжай ко мне, пожалуйста, — простонала Анжела.

Я кивнула и отключила телефон.

Куда-то хотелось бежать, что-то делать.

Вдруг стало пронзительно жалко Машку. Она умерла.

Я села в машину и заплакала.

Это были грустные слезы. Не отчаянные, не истеричные. А очень грустные.

И все время ее лицо перед глазами.

Почему она умерла?

Я набрала номер Анжелы.

— А почему она умерла? — У меня было ощущение, что Анжела сейчас скажет что-то такое, что я засмеюсь и скажу: «Дурочка, это же не смерть. Просто заболела немного. Но — выздоровеет». Я почти успела улыбнуться.

— Передоз. Наверное, героин. Я тебе говорила. Ее домработница утром нашла. Вызвала «скорую». Она письмо оставила. Прощальное. Видимо, чувствовала, что ей плохо. А может, специально…

Мы плакали в одну трубку с двух сторон.

Все краски вокруг меня почему-то стали ярче.

Листья — зеленее, небо в лобовом стекле — голубее, вывеска «ЛЮСТРЫ» передо мной — кричащего красного цвета.

Хотелось оказаться рядом с Машкой, обнять ее и успокоить, Я попыталась представить ее в морге. Окоченевшей. Не получилось.

Посиневшей.

Стало страшно.

— Анжела, я к тебе сейчас приеду.

Я задержала взгляд на нелепой красной шляпке пожилой женщины, переходившей дорогу.

Люди шли, курили, выбирали себе безвкусные шляпки — делали все то же самое, что и до того, как Машка умерла.

С ее смертью ничего не изменилось. И даже я не изменилась.

***

Ее хоронили через три дня.

Прилетела Ленка из Милана. Ее сестра.

Приехала мама из Крылатского. С мужем.

По рукам ходило ее письмо. Листок из блокнота на пружинке.

Первые две строчки очень ровно.

«Мамочка, прости меня, пожалуйста. И ты, Леночка, тоже».

Дальше — строчка полетела вверх, буквы как будто непослушно скакали по бумаге и их собирали в слово. Буквы были разного размера, а последние вообще печатные.

«Я вас очень люблю. Не думайте обо мне…»

Фраза была, наверное, недописана. Все гадали, какое слово она хотела написать: «плохо»? Или, может быть, «вообще»? Или: «не правильно».

Каркали вороны.

Ее хоронили в свадебном платье.

Три года назад Машка собралась замуж. Купили платье. А свадьба не состоялась.

Я подошла к Машкиной маме. Она стояла у могилы с отрешенным взглядом.

Я улыбалась.

Она посмотрела сквозь меня под землю.

Я готова была от стыда провалиться за эту улыбку, но чем больше я нервничала, тем улыбка моя становилась шире.

Я могла и хохотать начать.

Это у меня с детства.

Первый раз я растянула рот до ушей, когда у нас в летнем лагере птенец сдох. С тех пор все время улыбаюсь. Когда другие плачут.

Однажды я расставалась со своим бой-френдом. Он меня предал. И улыбалась во весь рот.

Страницы: «« ... 678910111213 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Американская писательница Кэролин Черри за первый же свой роман получила `Приз Джона Кэмпбелла`, при...
Цикл романов К.Дж.Черри «Моргейн» по праву считается культовым произведением в жанре фэнтези....
«Их вот-вот должны были вызвать, и они сидели в коридоре на подоконнике перед дверью. Сережа Кондрат...