День счастья – завтра Робски Оксана
— Я позвоню ровно в 12.15, — сказал блондин на прощание.
Олеся снова сидела в очках.
— Девочки, я собираюсь пить антидепрессанты, — сообщила она сквозь слезы.
— Паксил. Очень помогает, — посоветовала Катя.
— У меня есть для тебя отличное лекарство, пойдем ко мне в машину, — великодушно предложила Анжела. У нее было хорошее настроение, и она готова была поделиться им со всеми.
— Кокос? — поинтересовалась я.
— Нет. Голландская шмаль. Супер.
— Но я ни разу не пробовала, — призналась Олеся.
Катя отказалась, а мы втроем, не снимая ресторанных пледов, пошли покурить в Анжелину машину.
Рядом с нами остановилась черная Cayenne.
Медленно поползло вниз затонированное окно.
За ним оказался Анжелин блондин.
— Пледы-то верните! — улыбнулся он.
В это время Анжела собиралась сделать Олесе паровоз.
— Завтра, в 12.15, — отрезала она довольно грубо и закрыла окно.
Олеся закашлялась.
— Может, хватит ей для первого раза? — спросила я.
— Давайте еще, девочки, — потребовала Олеся.
— У нас одинаковые машины, — проговорила Анжела, делая глубокую затяжку. — Вам не кажется, что это судьба?
Катя заказала ананасы, потому что, по ее мнению, они расщепляют жиры.
На меня голландская анаша вместе с вином произвела эффект выпавшего снега в разгар июля: непонятно, то ли лето такое плохое, то ли зима хорошая.
— Я в туалет, — объявила Олеся.
— Будем знать, — кивнула Катя.
— А что это за «Скандинавия»?
Анжела принесла журнал «WHERE». Очень удобный журнальчик. Мы прочитали: «Скандинавия. Все продукты из Швеции. Средняя цена — $55 на человека».
— А в «Галерее» сколько? — поинтересовалась я.
— В «Галерее» — 50, — объявила Анжела. — Крутое место. Завтра пойдем.
Мы с Катей попросили взять нас с собой. Мы даже взяли с нее слово, что без нас она не пойдет. Все-таки друзья тоже были симпатичные.
А меня, можно сказать, муж бросил. Имею право уйти в загул.
Олеся блевала в туалете. Анжела пошла посмотреть, и, когда вернулась, на лице ее было отвращение.
— Там уже все в этом. А она никак не остановится, — объявила она.
В дверях показалась Олеся. Она была бледной и несчастной.
У Анжелы зазвонил телефон.
— Девочки, мне так плохо, — сказала Олеся, — я там все облевала.
— Алле. Кто? — Анжела переспросила в трубку еще раз: — Кто? Кто?
— Неудобно перед официантами, — сказала Катя. — Что они подумают?
— Я опять пойду. — Олеся быстро повернулась, и я испугалась, что она может не успеть до туалета.
— Я же сказала: в 12.15! — раздраженно проговорила Анжела, подхватывая Олесю и бросая телефон на диван.
— Позовите менеджера! — громко произнесла Катя. — Чем вы отравили нашу подругу?
Менеджер неуверенно возразил, что она даже не успела сделать заказ.
— Но она ела с наших тарелок! — возмущалась Катя. — Это что, значит, у нас тоже у всех отравление будет?
Я наблюдала за всей этой историей отстраненно. Как зритель в кино. Мне только хотелось, чтобы выключили звук.
Моя домработница снова не вышла. Я позвонила ей домой. Она ответила как ни в чем не бывало.
— Ну, вы приедете? — Я добивалась единственно приемлемого для меня ответа.
— Нет. Я пока не смогу.
— Как «не смогу»? — Я захлебнулась от возмущения. Что они себе позволяют?
— Извините.
Мне показалось, что это прозвучало от чистого сердца. Я все-таки хорошо к ней относилась.
Даже называла ее «своей второй мамой».
— Ладно. Я позвоню в агентство, буду искать другого человека.
— Извините, — повторила она.
— Я дам вам рекомендацию в агентство. Хоть и не понимаю, что произошло.
Агентство обещало прислать замену завтра.
Может, и хорошо, что у меня нет домработницы. Все-таки экономия! Я испугалась собственных мыслей. Им нельзя поддаваться.
Я свято верила, что с человеком никогда не произойдет то, что для него неприемлемо.
Возьму себе двух домработниц. Трех.
Я собиралась к свекрови в гости. В худшем смысле этого слова.
Я доставала с полок моей огромной гардеробной вещи, держала их одну за другой в руке, словно взвешивала, и бросала на диван. Пока на диване не оказалась половина моего шкафа.
Это — моя обычная манера одеваться. Куда мне без домработницы? Кто же это все раскладывать будет и гладить?
Я покупаю вещи чаще всего именные. В Третьяковском проезде. Или в «Soho».
Я держала в руках вешалку с черным костюмом Valentino. Свекровь бы оценила.
Я бросила костюм в общую кучу. Взяла юбку Cavalli.
Неуверенно остановилась перед платьем Armani. Снова бросила взгляд на Valentino.
В Valentino чувствуешь себя леди. В Cavalli ощущаешь себя так, как будто муж наконец-то уехал в командировку. А в Armani — как будто муж уехал в командировку, но ты — осталась леди.
Я, как всегда, надела Cavalli. С удовольствием представила себе раздраженный взгляд свекрови.
Зазвонил телефон. Рома. Сообщил, что я, оказывается, уже давно могу пользоваться своими карточками VISA и АтЕх.
За что люблю Рому — так это за отходчивость.
— А зачем ты едешь к моим родителям? — поинтересовался он.
— На тебя пожаловаться, — вздохнула я. Чересчур громко. Рома мог подумать, что я выдохнула дым марихуановой сигаретки.
— Вряд ли они тебя пожалеют.
— Это точно. Но еще заодно я покажу свекру фотографии моих телохранительниц. Твой папа благородно вызвался взять себе парочку — это будет что-то вроде моей PR-кампании.
Я уже по второму разу перерывала все шкатулочки и вазочки в поисках своих сережек. По полтора карата плюс на три карата россыпью.
Их не было.
Я посмотрела под диваном, на всех полках.
В постели.
Вышла к машине. В пепельнице. Я иногда снимаю сережки по дороге домой. Слишком тяжелые, уши болят.
Сережек нигде не было. Я моментально связала исчезновение бриллиантовых сережек со странным увольнением домработницы.
«Вот сука!» Я схватилась за телефон. Что я ей скажу? Она начнет плакать, а доказать я ничего не смогу.
Я еще раз вытряхнула содержимое всех коробочек в своей спальне и ванной. Отодвинула мебель. Нет.
Позвонила Веронике.
Она сочувственно выслушала меня. Расспросила о подробностях. Рассказала, как у ее приятельницы домработница украла все шубы. Я продиктовала ей паспортные данные своей Тамары. Хорошо, что не выбросила анкету из агентства.
У Вероникиного мужа есть такой специальный Борисыч. На зарплате. Его работа заключается в выколачивании долгов.
— Но ты точно уверена, что это она? — еще раз переспросила Вероника.
— Ну, я же не сумасшедшая!
— Просто ты же представляешь, что он с ней сделает?
Я попыталась представить. Вспомнила, как ходили в Праге в музей, в котором в качестве экспонатов были собраны орудия пыток со всего света.
На всякий случай я соврала:
— Да.
— Ну ладно, позвоню тебе, как только будут новости.
Свекровь встретила меня нерадостным взглядом давно стареющей женщины.
— Очаровательная тряпочка.
Свекор сразу оценил Cavalli. И, словно сравнивая, окинул свою жену слегка брезгливым взглядом уверенного в себе гомосексуалиста.
Я вдруг поняла, почему свекрови не нравится моя юбка. Потому что сама она уже не может надеть такую. А когда-то ведь надевала.
Не огромное ли количество подобных юбок в гардеробе моей свекрови заставило его когда-то в молодости так радикально пересмотреть свои сексуальные предпочтения?
Свекор рассматривал фотографии моих девушек с удивленным видом эстета на помойке.
— Дорогая, а других фотографий у тебя нет? — спросил он.
— Есть. Моя. Джулии Робертс. Кэмерон Диас. И Брюса Уиллиса. — Последняя фамилия была явно конъюнктурным высказыванием.
— Мужлан, — бросил свекор.
— Возьми вот эту. — Свекровь вытащила из пачки фотографию Мадам. Счастливое семейство. Редкий случай, когда жена действительно укажет мужу самую симпатичную девушку.
— Да. И еще эту. — Я показала на Гору.
Мы договорились, что я привезу ему их сама.
Свекровь откровенно разглядывала меня.
Я вспомнила, что меня бросил муж, и приняла удрученный вид. Потупила взгляд. Только собралась горестно вздохнуть, как меня остановил ее ледяной голос.
— Думаешь, он к тебе вернется?
Мы посмотрели друг другу в глаза. Когда-то она таким же голосом сказала мне: «Мой сын никогда на тебе не женится».
Я не ответила. Мы и так отлично понимали друг друга. Она так же хорошо, как и я, знала, что он вернется. Потому что в этом была и ее заслуга тоже. Это она воспитала своего сына так, что необходимость принимать самостоятельные решения для него пострашней, чем самый беспощадный женский деспотизм.
Например, какие носки надеть утром? Если брюки коричневые, а ботинки черные? И в какую из трех одинаковых кнопок на микроволновке надо ткнуть, чтобы разогреть себе ужин?
15
…я же не могу работать бесплатно — 12.13
Парковка у тебя бесплатная… — 12.14
позвонил ровно в 12.15
Я слонялась по квартире из угла в угол. Заходила в детскую, рассматривала фотографии на стене в холле, какое-то время постояла перед зеркалом в гардеробной. Как скучно в пустой квартире! Абсолютно не чувствуешь собственную значимость. Некем командовать. Ни мужа, ни сына, ни домработницы. Ни даже собаки.
Хорошо собакам в Нью-Йорке. У каждой из них есть пять человек, которые не дают развиться комплексу неполноценности: парикмахер, ветеринар, специальный человек для прогулок, дрессировщик и тренер по йоге. Йога для собак называется doga. Несложные упражнения, которые может выполнить буквально любой питомец. Конечно, под присмотром профессионала.
И вот все эти пять человек, постоянно присюсюкивая, говорят собаке: «молодец», «хорошая», «умная», «красивая» — и так каждый день. Конечно, собаки ходят, осознавая свою значимость.
Если бы я была нью-йоркской собакой, я бы не интересовалась новинками пластической хирургии.
И возможно, старость не так бы пугала меня.
«Умная», «красивая», «молодец», «хорошая».
Пять дней в неделю.
Два оставшихся дня — самостоятельный аутотренинг.
Я сделала еще один круг по квартире. Чем же заняться?
Жалко, что я не люблю читать книги. Авторы в них постоянно пытаются умничать. Я бы тоже могла стать писателем. Это так же, как многие мои знакомые ни с того ни с сего становятся модельерами или дизайнерами интерьеров. Они думают, что чем больше нашить на куртку блесток рядом с кружевом и драной мешковиной, да еще меха оранжевого неплохо — тем больше шансов, что у тебя признают талант. И нашивают все это с таким уверенным видом, что те, кому это не нравится, просто боятся признаться. Чтобы не прослыть людьми с плохим вкусом. То же самое с интерьерами.
И с литературой. Пиши что хочешь. Например, я бы написала; «Небо было голубым. Но неоднородно голубым. Если бы человеческая кожа была голубой, то это небо было бы похоже на целлюлит в поздней стадии».
Круто? А кому не круто, у того, значит, просто нет художественного вкуса.
Человечеству свойственна стадность. А про тех, кто выбивается, говорят, что они — ненормальные. Да здравствуют сумасшедшие! Без них было бы так скучно!
Интересно, а я — сумасшедшая? Надеюсь, что да.
Я щелкнула телевизионным пультом. Включила Fashion TV. Я люблю. Красивая картинка, красивые люди. По количеству полученных эмоций Fashion TV — это спортканал для девочек.
Три магазина «Нежной розы» охраняло мое агентство.
Настоящий бизнес. Так здорово, что даже не верится, что за это еще и могут платить.
Я решила, что первую же прибыль потрачу на огромный красивый памятник Машке. Можно заказать проект какому-нибудь художнику.
Художнику-монументалисту Церетели. Рома когда-то знакомил меня с ним. Очаровательный старикан. В него была влюблена Лайза Миннелли. Но он вряд ли согласится делать памятник Машке.
Все-таки странно, что Машки нет. Ни на одном уголке земного шара Машки нет. А где же она тогда? Когда умирает очень близкий человек, легко поверить, что его просто не существует. Потому что если бы он был, то был бы рядом. Обязательно рядом. А когда не очень близкий… просто кажется, что он куда-то уехал. На время. Может быть, даже навсегда.
Машка, вернись!
Блондин позвонил ровно в 12.15. Что было странно. Он оказался единственным из наших женихов, кто позвонил ровно в 12.15. Все остальные звонили в 12.18, в 12.25, в 12.40. Все остальные сразу хотели продемонстрировать свою значимость. Блондин не хотел. Из чего мы сделали вывод, что он — самоуверенный тип с манией величия.
Он позвонил в тот момент, когда Анжела сидела в офисе и обсуждала с шефом перспективы своей работы. Точнее, возможность того, что она все-таки будет получать зарплату. Прямо перед ней на столе лежал телефон. Она не сводила взгляда с цифр, показывающих время.
12.13.
— Сереженька, я же не могу работать бесплатно. Это тупо, в конце концов.
— Ты учишься и набираешься опыта.
Если Анжелиного шефа их теперешний разговор и тяготил, то он изо всех сил старался быть серьезным и этого не показывать.
12.14.
— Да мне стыдно друзьям сказать, что я работаю бесплатно. Знаешь, сколько парковка у вас тут стоит? А обеды? А бензин? А мое время, в конце концов?
— Парковка у тебя бесплатная. Обедать ты можешь в столовой. А сколько стоит твое время, я как раз и пытаюсь понять.
12.15.
Телефонный звонок. Анжела хватает трубку.
— Алле, — говорит она максимально сексуально, вспоминая выразительный взгляд блондина. — Привет.
Шеф вздохнул и украдкой посмотрел на часы. Анжела не обращала на него никакого внимания.
— Хорошо. Да. Что? Меня зовут Анжела… Спасибо…
Шеф поднял на свою сотрудницу удивленные глаза. Анжела откровенно заигрывала с телефонной трубкой, теребя цепочку у себя на груди.
— Да. А тебя как зовут?
Они ведь действительно не познакомились с блондином.
Шеф раздраженно постучал пальцем по циферблату часов. Анжела сделала плавный жест рукой, словно отпуская его. Они находились в кабинете ее шефа. Он огляделся по сторонам, словно для того, чтобы убедиться в этом наверняка.
— Но мы же не будем устраивать из нашего ужина романтическое свидание, — щебетала Анжела в трубку тот текст, который она обещала нам заранее, — мы же возьмем с собой друзей?
Шеф вышел, хлопнув дверью.
«Скандинавия» оказалась шумным местом, напоминающим пивнушку где-нибудь в Мюнхене.
Жалко, что как раз сегодня я решила начать худеть. Как всегда, некстати. Я заказала салат рукколу. Анжела — моцареллу.
Наши ухажеры оказались футболистами. Бывшими.
Минут двадцать мы слушали комментарии к последнему матчу. «Спартак» проиграл, потому что кому-то дали желтую карточку.
Мы засобирались домой.
Блондина звали Денис. Он сказал, что если нам про футбол не интересно, то они, в принципе, могут не говорить о нем.
Эту жертву мы приняли как должное.
Мы с удивлением обнаружили, что они могут говорить не только о футболе, но и с почти таким же энтузиазмом — обо всем остальном. Этот вечер разрушил мои представления о спортсменах: раньше я была уверена в том, что все они недалекие и ограниченные анатомические модели.
Хотя я лично не против фигур, по которым можно изучать анатомию. А очень даже за.
Анжела влюбилась. Она говорила гадости и цинично шутила, что было у нее всегда первым признаком зарождения настоящего чувства.
Когда Денис назвал свою фамилию, она показалась известной даже мне, вообще далекой от спорта.
Анжела распахнула глаза и мило спросила:
— А разве это не метатель дисков? Я всегда смотрела эти соревнования по телевизору.
С тех пор мы называли Дениса Метателем Дисков. Он об этом не знал.
Позже мы стали называть Анжелу Метательницей.
А они оба вместе были Дискометы.
Денис проводил Анжелу домой, и они целовались в машине. Часа полтора. Потом они поднялись к ней.
Анжела протянула ему связку ключей и попросила помочь открыть дверь. Но не сказала, что это ключи от родительской дачи. Потому что сцена, исполняемая сейчас на лестничной клетке, была для Анжелы отработанной и даже имела название: «Заведенный и обескураженный жених отправляется домой».
После тщетных попыток вставить ключ в замочную скважину Денис прокомментировал происходящее с использованием ненормативной лексики.
Анжела возмутилась подобным поведением, и после бурных препирательств Денис уехал, а она легко открыла дверь подходящим ключом.
Анжела считала, что мужчинам нужно создавать такие условия, где они могут за счастье побороться.
— А тем более спортсмены, — говорила Анжела. — Представляешь, какая у них воля к победе! Им на блюдечке с голубой каемочкой просто не интересно!
Денис не звонил два дня.
Анжела похудела на два килограмма От переживаний.
Жалко, что я не худела от того, что не звонил Денис.
Я пыталась похудеть от голода.
Когда утром я увидела кексы в программе «Смак», у меня закружилась голова. И я чуть не съела телевизор.
Я подумала, что скоро у меня от голода начнутся галлюцинации. И я, возможно, смогу предсказывать будущее.
Будущее всевозможных кондитеров мне казалось безрадостным. Человечество семимильными Шагами двигалось в сторону здорового образа жизни и поэтому не удивлюсь, если очень скоро пекари окажутся нелегалами. А французские булочные будут переведены в подвалы с фальшивой вывеской «Стриптиз-клуб». Может, мне заняться хлебопечением?
Надо спросить у Данилиной.
Однажды она сказала жене Федора Бондарчука Светлане, что той надо стать телеведущей.
Светлана тогда ничем особенно не занималась, если не считать особенным дом, детей и мужа.
Прошло два года. И неожиданно она дала согласие вести передачу на «Домашнем» канале. Ей это так понравилось, что когда она встретила Лешу Бокова — приятеля Иры Данилиной, — то сразу, едва поздоровавшись, воскликнула: «Почему же я сразу не поверила Данилиной? Я потеряла столько времени!»
Я решила, что один легкий салатик погоды не сделает. И йогурт — даже полезно. И две сосиски. Ладно, все равно уже столько съела — положила к сосискам картофельное пюре.
Начну худеть завтра.
Парочка шоколадных конфет.
Сыр с виноградом — очень по-гурмански.
Объелась невероятно.
Анжеле позвонил Денис.
По большому счету никто из нас не знает, что движет миром и человеческими поступками.
Я ничего не стала говорить Анжеле, но подумала, что, может быть, мое чревоугодие каким-то образом способствовало этому звонку. Может быть, подсознательно, из человеколюбия, Денис решил прекратить мое обжорство?
Потому что, конечно же, оно сразу прекратилось. Мы начали активно обсуждать их телефонный разговор.
Денис назначил Анжеле свидание. Она великодушно согласилась с ним поужинать. За свои два килограмма на нервной почве Анжела собиралась жестоко отомстить. Только никак не могла придумать, каким образом.
16
Влюблялся же кто-то в Анжелу. Просто так, в каком-то ресторане, за обычным ужином…
А сколько ей таких ужинов пришлось съесть для того, чтобы в итоге встретить Дениса…
Я приехала на дачу.
Слава сказала, что ко мне несколько раз заходила соседка. Моей соседке (через два дома) было лет шестьдесят. Но она почему-то очень хотела со мной дружить. Она приглашала меня к себе на завтраки и передавала для Артема то книги, то игрушки.
Читать бесплатно другие книги:
