Кровник Пучков Лев
— Сдайте оружие, ребята. Мешки сложите здесь, а сами отойдите к деревьям, — он указал на опушку леса, до которой было метров пятьдесят.
Перечить не стали — ни у кого и мысли не было, что вся эта катавасия затевалась с целью расстрелять нас на фоне живописной природы гор: сдали, сложили, отошли.
Убедившись в нашей лояльности, Зелимхан извлек из кармана камуфляжной полевой куртки «Мотороллу» и что-то сказал — я не расслышал. Минуты через две из-за поворота дороги показался еще один «Ниссан», содержащий в себе четверых вооруженных чеченцев, опять же большущих и донельзя раскованных — создавалось впечатление, что они готовы в любую секунду стрелять от бедра куда попало.
Люди Зелимхана быстро рассредоточились на местности, взяв под контроль все подступы к «объекту», а их предводитель вытащил из второго «Ниссана» герметично застегнутый вместительный рюкзак из водонепроницаемой ткани и направился к нам.
— Считайте, проверяйте, — разрешил он, передавая рюкзак Шведову. — О деле — ни слова. Они, — быстрый жест в сторону охраны, — не должны ничего об этом знать…
В рюкзаке действительно оказалось два «лимона» баксов: двести пачек стодолларовых купюр в банковской упаковке. Шведов выборочно вскрыл несколько десятков упаковок и проверил доллары детектором — все было в норме. Затем полковник достал из кармана какую-то пластмассовую коробку с маленьким матовым экраном и с минуту водил ею над мешком с долларами.
— Можешь не стараться, старшой! — весело заметил Зелимхан. — Никаких радиомаяков, никаких радиоизотопов — знаем, с кем дело имеем…
Затем полковник уточнял у Ахсалтакова кое-какие вопросы по поводу природы баксов, а я в это время озирался по сторонам и прикидывал, что получится, ежели взять сейчас Зелимхана в заложники и заставить его людишек бросить автоматы… Заманчивая мыслишка, я вам скажу! Раз — взяли. Два — бросили. А потом всех расстреляли и укатили с бабками на хаус… Очень, очень недурственно. Ребятки, правда, грамотно расположились: в то время как трое наблюдают за прилегающей местностью, другая тройка наставила на нас стволы и пасет каждое движение. Да и Зелимхан далековато стоит — наверно, держит в памяти, что у меня скверные манеры, и не хочет в заложники. Он опытный воин, стратег, а стратеги, как известно, два раза на одни и те же грабли не наступают. Нет, наверно, это вид большущих деньжищ на меня подействовал возбуждающе, не иначе. Ничего у нас не выйдет…
— Ты не смотри, Иван, не смотри, — криво усмехнулся Зелимхан, будто прочел мои подленькие мыслишки. — Я тебя знаю… Все продумано, дорогой ты мой, никаких отклонений.
— Да что ты, Зелимхан, что ты! — в тон ему возразил я, лживо изображая недоумение. — Какие отклонения? Мы ж договорились — значит, все так и будет. И потом — ну за кого ты меня принимаешь? Я что — Ремба, чтобы с голыми руками да в атаку на отделение автоматчиков?! Ну ты даешь!
— Не понял, о чем речь? — вполне искренне удивился Шведов. — Что за дела?
— Не бери в голову, старшой, — успокоил его Зелимхан, делая нам знак оставаться на месте и отходя к своим людям. — Это мы так — про свое… А вообще, старшой, повезло тебе, — Ахсалтаков на секунду остановился и потыкал пальцем в мою сторону. — Такого волка раздобыть — это как выигрышный лотерей вытянуть. Смотри только, как бы он тебя один раз не загрыз: они же, волки, как — сколько еды ни давай, все в лес хотят… Правильно я говорю, а, Иван?
— Не правильно, — опроверг я. — Это гнусная клевета. Это я раньше был такой, а теперь я светлый и чистый, как небо над вашими горами.
Зелимхан не удержался и прыснул — проняло горного волка. Наверно, не поверил, что я светлый и чистый: оснований не было. Ну да ничего, мы как-нибудь и без этого обойдемся — пешком постоим.
— Мешки можете забрать, — распорядился Зелимхан, отойдя на достаточное расстояние. — А стволы пока здесь полежат — ничего с ними не станется. Давай берите и топайте к пещерам — мы за вами…
Забрав рюкзаки со взрывчаткой, мы трусцой припустили к скальной гряде, в которой находились пещеры. Зелимхан и пять охранников — один остался сторожить машины — двигались за нами на расстоянии визуального контакта. Меня несколько насторожил тот факт, что за спинами двоих ахсалтаковских парней были приторочены объемные рюкзаки, как две капли воды похожие на наши со взрывчаткой. Что бы это могло быть?
— Осторожный, сволочь, — буркнул полковник, когда мы продрались через самые густые заросли и идти стало полегче. — Смотри — постоянно на расстоянии держит, дистанцию сократить не позволяет. О чем это вы там с ним гутарили? Я что-то не совсем понял.
— Я обдумывал вариант, как отобрать у них бабки, всех грохнуть и смыться, — честно признался я, порадовавшись, что полковник первым пошел на контакт после конфликта. — А он встретился со мной взглядом и понял, о чем я думаю. Ну вот…
— Вот даже как? — удивился полковник. — Ах ты, понятливый ты наш! Вот гусь, а! Надо с ним поосторожнее, особенно после акции. Как бы он там чего не выдумал особенно хитрого… И вообще не нравится он мне. Больно мудрый, скотина.
— Тупого бы не послали такое дело проворачивать, — высказался я. — А насчет «поосторожнее» — согласен. От этого фрукта можно всего ожидать. Я вообще за то, чтобы их всех грохнуть и свалить отседа. Ась?
— Очень неплохая задумка, — похвалил полковник. — Но практически неосуществимая. И вообще выбрось это из головы. Работать надо, а не прожектами страдать…
На укупорку гонорара у нас ушло почти три часа. Минут двадцать мы потратили на восхождение и доставку Клоповьих прибамбасов в «зал» — здоровенную пещеру с красивым хрустальным ручейком, из которой разбегаются по разным направлениям десятки ходов, в свою очередь разделяющихся на многочисленные дополнительные ответвления.
Два часа понадобилось, чтобы найти оптимальный, с нашей точки зрения, вариант захоронения и задать приемлемую систему координат, доступную для каждого из присутствующих (мало ли что может случиться с любым из нас).
Затем Клоп с Барином в течение пятнадцати минут простенько заминировали подходы к месту закладки; показали мне, как легко можно обезвредить систему взрывных заграждений — при знании определенных особенностей установки! — и мы покинули мрачную обитель горных духов (имеются в виду некие иррациональные субстанции, а не чеченские боевики!), для верности засыпав булыжниками ответвление, ведущее к нашему «банку».
Вот, собственно, и все. Теперь каждый из нас сможет вернуться сюда, полазить в ответвлениях ходов, считая азимуты и пары шагов, затем разобрать каменную кладку и, обезвредив минную комбинацию, забрать два «лимона» баксов…
Так я думал, сползая со скалы и направляясь к Зелимхану с его людьми, ожидавшими завершения наших геологических работ. Оказалось, что я несколько поторопился с выводами — забыл, с кем имею дело…
— Все сделали? — поинтересовался Зелимхан, дождавшись, когда вся наша группка спустилась вниз и отошла от каменной стенки метров на двадцать. — Ничего там не забыли?
— Сделали, сделали, — успокоил Ахсалтакова Шведов. — И ничего не забыли… И до чего ж ты заботливый, Зелимхан! Тебе какая разница — забыли, не забыли… А?
— Есть разница, — мудро улыбнулся Зелимхан и вдруг извлек из-за пазухи миниатюрный пульт дистанционного управления взрывным устройством, украшенный единственной красной кнопкой… Нет, физиономия полковника была скрыта маской, но мне показалось, что она (физиономия), вытянулась от удивления.
— Э-э, родной, ты чего это? — с напряжением в голосе выдавил Шведов. — Мы, кажется, так не договаривались! Что за фокусы?!
— Да не боись, старшой! — весело пробормотал Зелимхан, вытягивая руку с дистанционкой по направлению ко входу в галереи. — Ваших мин это не касается: это наши хитрушки, на всякий пожарный… — и нажал на красную клавишу.
«Пу-пппуххх!» — приглушенно шарахнуло где-то внутри скалы: земля ощутимо вздрогнула, а из зияющего на высоте двадцати метров входа в галереи вырвался горизонтальный столб рыжей пыли.
— Вот так, — удовлетворенно выдохнул Зелимхан и прищелкнул пальцами: двое охранников с рюкзаками шустро двинулись к каменной стене и вскоре исчезли в зарослях кустарника.
— И что сие означает? — недовольно поинтересовался Шведов. — Мне, дорогой ты мой, такие штуки страшно не нравятся! Я вообще экспромтов не люблю, особенно в таких серьезных делах…
— Дай сигарету, Иван, — попросил Зелимхан, безбоязненно приближаясь к нам и лучась довольной улыбкой. Я дал. Ахсалтаков подкурил от огонька моей зажигалки — пальцы рук у него слегка дрожали — и пояснил:
— Основной вход в галереи теперь завален тоннами породы — мои джигиты накануне постарались. Теперь они быстренько заминируют подходы к стенке, чтобы никто не залез сюда ненароком, пока мы будем заниматься своими делами. Вот…
— Ну и? — поторопил озадаченный Шведов. — Дальше-то что? Как мы достанем бабки после окончания акции? Тут понадобятся минимум три недели и целая бригада горнопроходчиков, чтобы отковырять этот заваленный проход! Ты чего удумал, а?!
— Все нормально, старшой! — успокоил полковника Зелимхан. — Помимо основного хода, есть еще один, он ведет в галереи с другой стороны гряды, хорошо замаскирован, и ммм… в общем, из нашей компании только я знаю, где он расположен. Так уж получилось. Так что…
— Тоже мне Монте-Кристо! — возмущенно фыркнул Шведов. — С чего это ты взял, что только ты один знаешь про другую дыру? Так не бывает, дорогой ты мой! Наверняка есть люди, которые в курсе, — кто-то же здесь раньше лазил!
— Может, и лазил, — терпеливо согласился Зелимхан. — Все может быть. Но в данный момент тот вход завален большущим валуном. Пойди ради интереса, залезь на южный склон и погляди. Там десятки тысяч таких валунов на площади более чем в двадцать гектаров, и все это дело наглухо заросло кустарником. Понятно теперь?
— Угу, понятно, — Шведов сокрушенно покачал головой. — Значит, теперь нам без тебя гонорара не достать. Так получается?
— Получается, — согласился Зелимхан. — Получается… Это наш обоюдный гарант. Встречаемся здесь после акции и вместе берем деньги. Они тут будут спрятаны надежнее, чем в любом банке… — и не удержался — победно подмигнул мне:
— Ну как, Иван, не постарел я, э? Как тебе гарант?
Ну что мне оставалось, кроме как развести руками в знак восхищения вражьей смекалкой? Действительно, гарант был на все сто…
…Итак, до горловины Сарпинского ущелья осталось три поворота. Направо, налево, еще направо — и тогда уже поздно будет что-либо менять. Тогда останется покориться обстоятельствам.
— Глухо, как в танке, — пробормотал я специально для Джо, который, казалось, вот-вот выжжет мне взглядом дыру на виске. — Глухо, как в танке, — никаких просветов. И так прикидывал, и этак — все к одному сходится…
Джо подавленно вздохнул и устремил взгляд на дорогу: я его разочаровал. Зато Ваха настороженно уставился на меня и вкрадчиво поинтересовался:
— Это ты насчет чего?
— Да место здесь больно глухое, — задумчиво ответил я. — Я вот думаю: ежели кто нас здесь подкараулит да грохнет — ведь никто и искать не станет… Ась?
— Это точно, — согласился проводник. — Места здесь еще те… Но ты можешь не беспокоиться: пока вы под нашей «крышей», вас тут никто не тронет. Это я тебе обещаю. А вот, кстати, и наши — ждут…
Зарулив за последний поворот, мы выехали к горловине ущелья. Совсем недавно здесь творились весьма прелюбопытные делишки, которыми сейчас сильно интересуются далеко не последние в ЗОНЕ товарищи. Но это было более чем две недели назад, а сейчас…
Сейчас у входа в ущелье нас ожидал изрядно потрепанный «уазик», все четыре дверцы которого были распахнуты настежь. У каждой из дверц стоял бородатый мужлан с автоматом, направленным в нашу сторону, а обещанного для мены оружия я, как ни силился, рассмотреть не сумел: «уазик» был пуст.
Но это обстоятельство в принципе само по себе ничего не значило: вполне могло оказаться так, что где-то на подходе ждал еще один транспорт, груженный стволами. Так что я до последней секунды сомневался, попали мы в точку или просто стали еще одним структурным звеном «всесталкерской» зонной Индустрии.
И лишь когда Ваха, нетерпеливо выскочив из «Ниссана», рванул к своим, а из кустов справа картинно выплыл Руслан Асланбеков, за спиной которого возникли еще три ствола, направленные на нас, я облегченно вздохнул: первый этап операции, несколько тенденциозно обозванной Шведовым «Деликатес», благополучно завершился — все получилось, как рассчитали.
Ну, здравствуй, плен! Давненько не виделись…
Глава 6
— Стволы в кучу! — скомандовал Руслан и, предваряя возможные препирательства, пообещал:
— Кто рот разинет без команды — пристрелим. — Приказал своим людям по-чеченски:
— Ну-ка, обыщите их. Да внимательнее — это еще те ублюдки…
Обыскали нас очень поверхностно, тем самым здорово меня порадовав. Если бы у них хватило ума отобрать нашу обувь и тщательно ее осмотреть, мне бы с ходу пришлось сочинять, для чего это в толстых подошвах моих кроссовок, сшитых на заказ, упакованы два пакета с хитрым порошком — без вкуса, без цвета, без запаха. А заранее я этот пунктик не продумал — упустил как-то…
Но на обувь никто внимания не обратил — похлопали по карманам, скользнули руками по швам одежды и этим ограничились. Деградировали хлопцы! Год отсутствия активных боевых действий не лучшим образом сказывается на профессиональных качествах бывших «духов» (имеются в виду не иррациональные субстанции, а обычные чеченские боевики). Если во время боевых действий кто-то кого-то берет в плен, у пленного в первую очередь отбирают обувь. Человек может прятать в обуви холодное оружие или еще какие-нибудь гадости. Человек в обуви может быстро перемещаться по местности. Человек без обуви становится беспомощен. Это прописные истины, известные каждому солдату-первогодку, хоть раз слышавшему свист пуль.
Нет, если ты Тарзан, то тебе глубоко по тулумбасу, обут ты или где. Но если ты дитя цивилизации (пусть и незаконнорожденное), без обуви тебе будет очень плохо: попробуйте-ка разуться и рвануть сотку по кустам да буреломам! Я на вас посмотрю…
После обыска нас облагодетельствовали наручниками, пристегнув друг к другу — мне в «свояки» достался Лось, — и отогнали к опушке леса, где два автоматчика тут же взяли наши спины под прицел и принялись оживленно рассуждать по-русски, завалят они всех одной очередью, ежели кто вдруг побежит, или как.
— Развлекаются, уроды, — процедил сквозь зубы Джо, наблюдая, как наши захватчики осматривают доставленные для обмена машины и оживленно обмениваются впечатлениями. — К чему спектакль? Взяли так взяли — на хера прикидываться? Слышь, э-э-э… Фома, скажи этим дебилам, что мы прониклись, пусть везут куда надо!
— Ага, щас все бросят и повезут, — язвительно заметил Мент. — Вперед ногами…
А Лось ничего не сказал, но мечтательно зажмурился, красноречиво причмокнув губами: наверно, представил себе, как было бы славно ощутить в могучих руках приятную тяжесть «ПКМС» с коробкой в двести патронов да ощериться зверовато, давя непрерывно пальцем на спусковой крючок, — и поливать, поливать от бедра неразумных хазар!
— Какого хера им надо? — не унимался Джо, злобно косясь через плечо на перемещения у «наших» машин, — ребята Руслана выстраивали на дороге колонну головой к ущелью. — Мало, тачки отняли, так еще и издеваются, уроды! От пидеры, а! И на хера мы к этим пидерам поперлись?! На хера мы этим пидерам гребаным поверили?! От, бля, дебилы!
— Как сказал, э?! — обеспокоился один из наших охранников. — Кому ругал, бляд?! Тывой рот ибаль — малчы, на хуй, казол, бляд! А то, на хуй, застрилит, на хуй, будим — сразу!
— Это он просто переживает, — начал я оправдывать скверные манеры Джо и жестом показал ему, чтобы не шибко переигрывал, а то, чего доброго, не довезут до места назначения! — Ну, сами посудите — машины отобрали, оружие отобрали, наручники надели, под прицел поставили — никакого уважения! А ведь мы с Русланом вместе хлеб ели, братались… По шариату, что положено за такие штуки, а?
— Рот закрой, казол, — незлобиво посоветовал второй охранник. — Шарьят все в парьядке: неверный, бляд, ни надо клятва держат. Стрилят можна — запраста, бляд!
— Вот спасибо — хорошо! — поблагодарил я чуть громче, чем надо было: заметил краем глаза, что от машин к нам быстрым шагом направляется Руслан. — Так вот оно какое — чеченское гостеприимство! Вот они какие крутые — сыны гор! Да-а-а-ауж…
— Хорошо поешь, Фома, — похвалил Руслан, подходя поближе. — Спасибо за тачки — действительно, классный товар. Только в одной что-то пованивает немножко да дыры в задней сидушке… Ну, это ничего — нормально. Для нас пойдет… Чего говорили? — поинтересовался по-чеченски у наших охранников.
— Ругаются, — сообщил один из них. — Возмущаются, говорит, шариат не позволяет так поступать.
— Больше ничего? — уточнил Руслан. — Ничего подозрительного не говорили?
— Нет, ничего, — уверил его охранник. — Вот этот белобрысый, — он указал на Джо, — всех нас пидерами обозвал. Может, побьем?
— Обойдетесь, — отказался Руслан от столь заманчивого предложения и предупредил:
— Смотрите, все как я говорил.
— Обязательно, начальник, — в один голос пообещали охранники.
— Ну, все, мужики, нам ехать надо, — буднично произнес Руслан. — Извините, что так получилось. Парни вы классные — базара нет, но дела есть дела — сами понимаете. Придется вас здесь оставить…
— Наручники-то хоть пусть снимут, — пробурчал Джо. — Как мы раскуемся тут? У нас же ничего нет!
— Нам наручников не жалко, у нас такого добра — завались, — похвастался Руслан. — А вам без разницы, с наручниками или без них… — И вдруг, картинно подбоченясь, скомандовал охранникам:
— Расстреляйте их. Да не забудьте сделать контрольные выстрелы в головы. — После чего развернулся и неспешно зашагал прочь.
Немое изумление на лицах у нас вышло что надо: не очень-то приятно выступать в роли расстреливаемых, даже если знаешь, что все это — не более чем бутафория.
«А ежели не бутафория? — прочитал я в потемневших глазах Джо и Мента. — Возьмут сейчас и действительно — того…» «Нет, пацаны, все идет как надо», — успокоил я их благообразным взором. Иначе зачем Руслан тогда в том долбаном «Лотосе» так обстоятельно интересовался нашим материальным положением? Для чего подал своим людям команду на русском языке?
Однако надо подыграть как следует, мы, естественно, крутые, по легенде — отъявленные бандюги и убийцы, но жить-то всем хочется одинаково…
Наши охранники вскинули автоматы и прицелились. И знаете, то, как они прицелились, мне страшно не понравилось. Располагались они от нас на расстоянии десяти метров, и было хорошо видно, что целятся не поверх голов, как положено по сценарию, а прямо в грудь! Вот так ничего себе!
— Стой! — заорал я что есть мочи, отчаянно кривя лицо в страдальческой гримасе. — Руслан, стой!
Асланбеков остановился и, повернувшись ко мне, с хорошо разыгранным недоумением спросил:
— Ну чего тебе еще, Фома? Помолиться перед смертью хочешь? Ладно — мы религию уважаем. Даю две минуты вам — молитесь. Больше не могу — ехать надо, дела делать надо…
— Зачем так делаешь, Руслан? — приступил я к обмусоливанию проблемы, несколько ободренный хорошим началом. — Что, по-другому никак нельзя?
— Ты молись, Фома, молись! — сурово прикрикнул Руслан. — Времени у нас нет с тобой болтать. — И для вящей убедительности обернулся к колонне, поднимая вверх два пальца и перекрикивая шум моторов:
— Стой, стой! Ждите две минуты — сейчас поедем!
Ну-у-у, братан, это ты совсем перегнул. С режиссурой у тебя туговато — Станиславским даже отдаленно не пахнет… Хлопцы твои и так стоят: вылупились на нас, как баран на новые ворота, и оживленно обмениваются впечатлениями. И зачем опять по-русски кричишь? Что — на чеченском такой команды нет?
— Каждый из нас что-то стоит, Руслан, — заявил я, решив не баловать изысками такого бездарного актера, а действовать напролом. — Расстрелять, конечно, нетрудно: нажал на спуск — и привет… А почему бы тебе не получить за каждого из нас хорошие бабки, а? Неплохие бабки, Руслан!
— Бля буду — все отдам! — хрипло заорал Джо, заметив, что наш обуватель пребывает в сомнении. — Все, все, все, что есть! Бля буду! Токо не убивай! Хочешь, обрезание сделаю — мусульманом буду?!
Публика у машин довольно заржала и как по команде заглушила моторы — ребятишки хотели зрелищ. Руслан неопределенно пожал плечами и как-то очень уж раздумчиво покачал головой: дескать, хрен вас знает, нехорошие ребята, стоит тратить на вас время или сразу в расход вывести…
— Ты же ничего не теряешь, братишка! — подбодрил я Руслана. — Грохнуть нас всегда успеешь. А так, глядишь, в наваре будешь. Ась? Или я чего-то неправильно говорю?
Расстрельная команда откровенно заскучала, опустили хлопчики стволы, изобразили на лицах острую неудовлетворенность: того и гляди, начнут упрашивать своего начальника продолжить прерванную процедуру.
— Цену набивают, уроды, — внезапно прорезался Лось, доселе молчавший, как статуя. — Хули с ними базарить — сразу цифру называй — и всех делов. Наручники, бля, жмут — надоело…
— Молчи, красивый мой, молчи, — процедил я уголком рта, заметив, что один из расстрельщиков перестал скучать и с интересом вылупился на Лося. — Ляпнешь что-нибудь не то, тогда наручники тебе жать уже не будут — никогда… Ты же у нас всегда молчишь, родной ты мой! Вот и сейчас не надо…
— А что с вас взять? — Руслан решил сдаться и перейти к конкретной проблеме: — Десять штук баксов с каждого? Да я такие бабки за один вечер в кабаке прогуливаю со своими парнями!
— Почему десять, братишка?! — обиделся Джо. — Ты че думаешь, если мы из Липатова, так у нас тама и цены другие, да? Обижаешь, начальник! Мы как-никак не на госдотации — сами кашу варим!
— Даже и не знаю… — задумчиво пробормотал Руслан, изображая муки сомнения, затем обернулся к публике и спросил (по-русски, естественно, Жирардо ты наша чеченообразная!):
— Ну как, мужики, чего будем с ними делать? Замочим или попробуем подоить?
Публика ответила нестройным гулом, который мог означать все что угодно — от «разорвать на части» до «поцеловать в жопу», по выбору оракула, а один пожилой нохча[37] довольно громко крикнул по-чеченски:
— Хорош с ними играться, Рустик! Давай грузи, и поехали, жрать охота! — чем привел меня в состояние полного удовлетворения (зря я опасался!), а Рустика заставил недовольно нахмуриться.
— Сам знаю! — огрызнулся он по-чеченски и вдруг с ходу рубанул, обратившись к нам:
— С каждого — двести штук баксов. Только так — меньше не возьму! Или соглашайтесь, или хватит дурака валять: нам надо ехать, дела делать… Даете?
— Откуда такие бабки, братан? — изобразил я недоумение. — Если все до кучи собрать, ну… ну, максимум по пятьдесят штук будет у каждого. Это я по себе гоню… Мы же не будем хаты продавать, тачки, обстановку… Ась?
— Не ебет! — непреклонно отрезал Руслан. — Жить хотите — продавайте. Вы бандиты — потом заработаете еще, если живыми останетесь. Я сказал — двести, значит, двести. Даете?!
— Куда деваться?! — сокрушенно вздохнул я, изобразив острую озабоченность грядущей проблемой сбора денег. — Даем… Телефон у тебя есть? Надо ж позвонить корешам, наказать, чтобы бабки начали собирать. Вот они поприкалываются…
— У меня все есть, — сообщил Руслан. — Приедем, сразу и созвонимся. И потом, я не собираюсь вас целый год кормить: за десять дней не соберут ваши кореша бабки — расстреляю. Десять дней, я думаю, хватит…
— Слышь, братан, ну ты совсем загнул! — ввернул Джо. — Ну я понимаю — сто штук, еще куда ни шло… Но двести? Да ты так всю мою родову по миру пустишь! Ты подумай…
— А ты, Вовец, вообще заткнись! — лениво посоветовал Руслан. — С тебя — двести пятьдесят штук. Ты самый богатый из них, сам говорил. Ты давеча базарил — если все бабки твои собрать, на «лимон» потянет! Вот и плати двести пятьдесят… Заткнись, я сказал! — осерчал Руслан, заметив, что Джо бешено округлил глаза и разинул рот, чтобы возмутиться. — В следующий раз будешь следить за базаром, родной ты мой! Если он будет, следующий раз…
Вот так, с шутками-прибаутками мы стали заложниками банды Салаутдина Асланбекова, причем, прошу заметить, никто нас не угонял насильно в полон с родной земли. Сами приперлись и образцово сдались в плен, мимоходом подарив племяннику Салаутдина три авто в довольно приличном состоянии.
Наверное, с точки зрения этих горских бандюг операция была организована Русланом просто блестяще: практически никаких затрат, все прошло как по маслу. Мы тоже так считали, только брали за критерий успешности иные аспекты…
В Мехино мы приехали только под вечер: Руслан заворачивал в каждое второе село, попадавшееся по дороге, и хвалился своим многочисленным кунакам, каких славных джигитов он обвел вокруг пальца.
Горцы вообще склонны к бахвальству, даже если для этого нет никаких оснований (это у них на уровне генотипа заложено), а уж если имеется столь веский повод, тут уж держись, кунаки!
От нечего делать я с любопытством присматривался к происходящему и даже уловил определенный ритуал в такой, казалось бы, рутинной процедуре, как демонстрация текущего бандитского успеха.
Вот, например, ежели взять наших бандитов (ваш покорный слуга некоторое время вращался в этой среде), их похвальба может показаться очень и очень скромной по сравнению с бахвальством чеченским. Ну подумаешь, угнал ты где-то классную тачку, а то и две, эка невидаль! Покажешь ее втихаря корешам, они завистливо поцокают языками, похлопают по капоту незаконно обретенное авточудо и начнут интересоваться, каким макаром ты собираешься ее пристроить да сколько бабок надеешься выручить. И уж, естественно, не станешь ты ездить по городам и весям со свежеотловленными заложниками и рекламировать свой бандитский фарт. Сдадут ведь моментом! Не в органы, так конкурирующей группировке, а то и вообще какой-нибудь третьей силе.
В рассмотренном случае преобладают, заметьте, сугубо деловые аспекты данного предприятия и здоровое чувство заботы о собственной безопасности.
Здесь же все было с точностью до наоборот. Мы победным маршем шествовали по автодорогам Ичкерии, не беспокоясь о наличии постов ГАИ и иных сил правопорядка, которые даже не пытались остановить колонну и поинтересоваться, какого рода груз она перемещает. А между тем было вполне очевидно, что четыре русака в наручниках, открыто пребывающих под конвоем (стерегли нас злые автоматчики числом «два»), отнюдь не по доброй воле принимают участие в этом странном круизе! Вот тебе и правоохрана ичкерская, а вкупе с ней — беспощадная борьба с террористами, о которой в последнее время так любят говорить большие горцы в каракулевых папахах. Создавалось впечатление, что Руслана знает вся Чечня, а связываться с ним никто не желает — это в лучшем случае. А в худшем… в худшем было здорово похоже на то, что все вокруг если и не потворствуют явно криминальному деянию, то в любом случае безмолвно поощряют оное и по-доброму завидуют счастливчику.
Но это было только на основных трассах, это лишь цветочки. А когда колонна периодически сворачивала в села, где дислоцировались кунаки Асланбековых, тут разыгрывались целые спектакли, достойные того, чтобы заснять их одним дублем (без репете) и отправить немедля в Канны.
За полкилометра колонна начинала тревожно завывать клаксонами, а люди Руслана принимались отчаянно орать какие-то антироссийские лозунги и стрелять в воздух из всех видов оружия — гвалт поднимался невообразимый!
На шум из всех домов выскакивала целая куча разнокалиберных нохчей — от трехгодовалых чеченят, еле держащихся на ногах, до старых пердунов, которым жить осталось до утра, — все желали праздника.
Руслан и его люди со всеми обнимались и крепко целовались, затем начинался пространный и весьма эмоциональный рассказ про славных богатырей рода Асланбековых, продолжающих тотальную борьбу с имперской, фашистской, оккупационнорежимной Россией. Вот аргументы — величественный жест в нашу сторону. Вот факты — аналогичный жест в сторону «наших» машин.
После длительного осмотра трофеев и восхваления доблести клана Асланбековых откуда-то тащили свежеизжаренный шашлык и молодое вино. Вино пили и лили на машины — обмывали таким образом, — шашлык ели всем гуртом и даже угощали нас:
— На, Иван, ешь! Нохча не жадный…
В завершение ритуала следовала какая-то труднопереводимая песня в хоровом исполнении (кое-что, впрочем, я все же сумел разобрать: там было нечто вроде: «…Россия, сволочь, ты в ответе за все! Близится время расплаты! Грозные горные волки скоро порвут на части твою белую рыхлую задницу!», затем опять объятия и поцелуи, и лишь после этого нас отпускали восвояси.
— Совсем ебнулись! — искренне пожалел наших пленителей Джо в процессе одного особенно бурного заезда в какое-то село. — Они бы еще нас на жерди привязали и как забитого мамонта тащили в пещеру. Пешком. Через всю Чечню. Чтобы все Посмотрели… И — бубны. Вот это я понимаю!
— Зачем бубны? — удивился я.
— Ну раньше, у каких-то там диких, как было, не помнишь? Племя мамонта тащит, а шаманы в бубны лупят — настрой создают… Не, без бубнов никак! Не хватает чего-то!
— Наверно, это от избытка кислорода, — высказал версию Мент. — Сидят там себе в горах, а как в долину спустятся, так у них и начинает черепушка пошаливать — кислорода наглотаются…
А Лось сыто рыгнул и, как всегда, ничего не сказал, только блаженно прищурился. Наверно, представлял себе что-то особенно приятное, типа хорошо смазанного «АГС-17» с полным БК[38], установленного в удобной ложбинке метрах этак в семистах от этой большущей групповой мишени.
— Ну скажи. Лось… э-э-э… Стадо, скажи, — милостиво разрешил я, воспользовавшись тем, что охранники примкнули к стихийному митингу и неуклюжие инсинуации нашего доморощенного киллера никого не приведут в ярость.
— Шашлык, я вам скажу, охуенный! — выдал Лось не в тему. — И винцо тоже ничего. Так путешествовать можно — наручники бы еще сняли…
Итак, в Мехино мы прибыли уже на закате. Надо вам сказать, что в процессе путешествия меня не покидало опасение по поводу возможных недоразумений, связанных с моим прибытием в это славное горное село. Бывал я здесь, чего греха таить, и не просто бывал…
Чуть более года назад мы прокатились пару раз по улицам Мехино с одним английским журналистом, и катание это закончилось страшным шумом, сопровождавшимся большими жертвами в стане отряда моего хорошего врага, которого звали Абдулла Бекаев (УАЕД).
В принципе, если рассуждать отвлеченно, клан Салаутдина своим нынешним могуществом обязан мне. Во время ЧРВ Абдулла был фактическим хозяином Мехино — Асланбекову приходилось довольствоваться вторым местом в табели о рангах и ютиться со своим отрядом в плохо оборудованном лагере в предгорье. Не ликвидируй я тогда Абдуллу, черт его знает, чем бы все закончилось: оба отряда были примерно равны по силе, и каждый претендовал на верхнюю ступеньку пьедестала почета. Так что Салаутдин по идее должен целовать меня взасос в разные места за то, что я в свое время ухитрился соорудить непредвиденные обстоятельства, предотвратившие самый страшный, по их шариату, грех — межродовую войну.
«Ну целуй меня, целуй…» — ан нет! Тутошняя публика поголовно страдает избирательной амнезией: хорошее они почему-то моментально забывают, а плохое помнят вечно. Поэтому я прекрасно знал, что единственным знаком внимания, которым меня могут здесь оделить за выдающиеся заслуги военной поры, будет снятие кожи живьем, с последующим публичным четвертованием (это в лучшем случае!). Перспектива, согласитесь, не совсем приятная, а на взгляд цивилизованного индивида, совершенно дикая.
Однако я не в обиде на местных аборигенов за эту их маленькую слабость — у них есть на то веские причины. Чуть более года назад на центральной площади этого распрекрасного села исключительно благодаря моим потугам стояли несколько десятков носилок, прикрытых зеленым шелком, а тутошний мулла Хафизатдин читал заупокойную молитву…
И хотя было это ужас как давно, по здешним меркам, а выступал я тогда совсем под другой личиной, малюсенький процент вероятности того, что меня кто-то из здешних мог хорошо запомнить, место имел. Если бы Руслан прокатил нас с помпой по улицам села, как в предыдущих дружественных населенных пунктах, мне было бы очень грустно.
Однако Руслан неожиданно свернул торжественную демонстрацию захваченных трофеев до минимума: колонна проскочила на полном ходу к центру села и въехала в обширное подворье одного из богатых особняков. Ворота быстро захлопнулись, люди Руслана принялись сноровисто и без суеты заниматься неотложными делами: машины упрятали в здоровенный гараж, — пленных повели в небольшой домишко, притаившийся за высоким забором в глубине основного двора — только шиферная крыша торчит.
— Фома, со мной, — распорядился Руслан — меня тут же отковали от Лося и отконвоировали в хоромы хозяина. — Давай звони своим корешам, — приказал Руслан, когда мы вошли в просторный зал, интерьер которого был несколько отягощен обилием персидских ковров и нагромождением разнокалиберной аудиовидеотехники.
С некоторой растерянностью осмотревшись по сторонам, я пришел к выводу, что все чеченские власть имущие страдают манией беспорядочного стяжательства: в богатом изобилии импортной аппаратуры и дорогих предметов интерьера не прослеживалось даже отдаленного намека на какую-то упорядоченность. Короче, полное отсутствие стиля.
— Хорошо живешь, Руслан, — пробормотал я, озадаченно переминаясь с ноги на ногу у стеллажа с десятком разнообразных телефонных аппаратов, провода от которых, скрученные в единый пучок, убегали в стену. — Который рабочий?
— Все! — царственно вымолвил Руслан, цапая с полки резного серванта одну из многочисленных бутылок и наливая в фужер какого-то ароматного напитка.
— Дрянь не держим — все работают. Выбирай, какой нравится, и звони — справочник на верхней полке…
Примостившись на краешек кожаного кресла, я отыскал в справочнике код Липатова, загадал счастливое число и с замиранием сердца начал накручивать номер, заученный накануне операции. Коммутация свершилась на шестом наборе: единицу до счастливого числа я не дотянул.
«Ну, дядя Толя, — не подведи!» — горячо взмолился я, слушая мирные гудки, раздававшиеся из трубки, и косясь на Руслана, который развалился в кресле напротив и внимательно наблюдал за моим телефонством.
В принципе на этот счет можно было бы и не беспокоиться: полковник свое дело знал туго. В соответствии с разработанным планом, он должен был сразу после нашего убытия в ЗОНУ прокатиться в Липатов и организовать «подсадку» на телефонную пару Санала — лепшего кореша ныне усопшего Фомы. Это на тот случай, ежели кто из осведомителей Асланбековых в России сочтет необходимым проверить, действительно заложники звонят куда надо или маются дурью. И хотя для такого аса, как Шведов, данная пустяковина ничего не стоила, ничтожный процент провала все же имел место. Этот гадский процент всегда имеет место, даже в самых, казалось бы, беспроигрышных ситуациях, и пренебрегать им нельзя — в этом я неоднократно убеждался на личном опыте. Многие крутые ребята, которые пренебрегали, в моих воспоминаниях сейчас фигурируют не иначе, как с мрачной пометкой в скобках: УАЕД и ЦН…
— Слушаю! — раздался на том конце провода голос Барина. «Получилось! Получилось!» — ликующе крикнул кто-то у меня в голове. Украдкой облегченно выдохнув, я поинтересовался:
— Санал дома?
— Дома, дома! — обрадованно воскликнул Барин. — Где же ему быть еще… Как сам?
— Бывало и получше, — пожаловался я. — Позови Санала — поболтать надо.
Спустя несколько секунд я уже разыгрывал перед Русланом бытовую сцену общения двух закадычных друзей-бандитов, один из которых намертво сел в лужу, но изо всех сил тужится сохранить достоинство, убеждая второго, что, в общем-то, ничего страшного не случилось — прорвемся.
— Они че там — совсем ебанулись? — деланно раздражился полковник, выслушав всю информацию. — По двести штук с носа?! Ты им сказал, что они трупы? Что пусть лучше в нашу губернию больше не суются, бля?! Сказал?
— На части порвут — «мама» крикнуть не успеешь, — проинформировал я абонента. — Тебя бы сюда! Я бы поглядел, как бы ты тут запел! Короче, если через десять дней бабок не будет — расстреляют…
— Ну и где я вам такие бабки за декаду отгрохаю? — поинтересовался Шведов после продолжительной паузы. — Восемьсот штук… Ха! Во, бля, деятели! Ну вы даете…
— Пойди к нашему нотариусу, оформи доверенности, — посоветовал я. — Продавай, на хер, тачки, дома — сейчас это не главное. Будем живы — заработаем (Руслан одобрительно покивал головой — сатрапы любят, когда их цитируют). И не Восемьсот штук, а восемьсот пятьдесят…
— С чего это? — удивился «Санал». — Ты ж сказал — по двести с рыла?
— С Вовца — двести пятьдесят, — пояснил я. — За гнилой базар (Руслан довольно хмыкнул и погладил себя по животу — ай да я, мол, юморист!).
— Не понял?! — вторично удивился «Санал». — Чего-то ты гонишь?
— Он давеча хвастался, что самый богатый, — сдал я Вовца. — Что бабок у него — тьма. Ну и… Вот.
— Прид-дурок! — сурово заключил полковник. — Приедет, я ему ебальник набью! От чмо, а! Нет, ты посмотри… Слышь — ну а как я вашим родичам все объясню? Может, позвоните им, сами скажете? А то я припрусь, бля, и выдам: «Здрасьте вам! Отдавайте ваши хоромы…» А?
— Не-а, не стоит, — мрачно выдавил я. — Ну как мы будем с ними разговаривать? Стыдно — такое западло… Нет, ты у нас умный — давай как-нибудь сам. А мы тебе по гроб обязаны будем — ты ж только вытащи нас отсюда!
— Ладно, будем думать, — пообещал полковник. — Будем думать… Когда и где?
— Когда и где будет обмен? — поинтересовался я у Руслана.
— Скажем, — Руслан сделал неопределенный жест рукой. — Пусть сначала соберет бабки, потом договоримся насчет условий. Но смотри, десять дней! Это максимум. Через неделю перезвонишь — спросишь, как дела, а там видно будет.
— Я потом тебе перезвоню, — сообщил я полковнику. — Дней через пять-шесть. А когда уже бабки соберешь — там видно будет.
— Не нравится мне это, — досадливо пробубнил полковник. — Ой не нравится… Не конкретные пацаны! И вообще я никак в толк не возьму тут: ну какого фуя вы с ними связались?! Ну не дебилы, а?
— Можно подумать, я с этого тащусь! — огрызнулся я. — Че уж щас — поздно… Ты это — добазарься с Кентом, пусть поможет. Пусть с тобой на обмен прикатит со своими пацанами, при стволах. А то как бы не «кинули» при обмене-то… — Я опасливо покосился на Руслана — он только саркастически ухмыльнулся и покачал головою.
— Когда бабки достану, тогда и поговорим, — недовольно ответил Шведов, давая понять, чтобы я не слишком резвился. — Пока че зря языком молоть? Насчет пацанов с «волынами» — всегда успеется. Это не проблема. Вы там смотрите, не балуйте.
— Ага, — согласился я. — Обязательно. Ну, бывай, братуха…
…Поселили нас в небольшом домишке, в глухом закрытом дворике, который, в свою очередь, размещался в глубине огромного двора усадьбы Руслана. Каменный забор высотой три метра, по верху тянутся кольца «егозы» в один пакет — перемахнуть проблематично, изрежешься до костей. А и перемахнешь — тотчас же сработает емкостная система обнаружения, нити которой натянуты между кольцами «егозы». В заборе — железная калитка, а у калитки той — небольшая деревянная беседка для двух часовых, в задачу которых входит сидеть за столом шесть часов подряд и наблюдать за пленными.
Сидят часовые за столом, на столе — ТА-572, провод от которого убегает в стену, а на столбе, поддерживающем крышу беседки, пришпандорена большущая красная кнопка тревожной сигнализации. Если вдруг что — шлёп по кнопке, и через двадцать секунд тут будет дежурное подразделение — пятнадцать ловких хлопцев, вооруженных до зубов. В общем, маленький концлагерек для ограниченного контингента, угодившего в цепкие лапы клана Асланбековых.
Для чего такие меры предосторожности? Казалось бы, ну куда, на хер, денутся пленные из чеченского села, в котором проживает по меньшей мере двести боевиков, а остальные жители заочно являются для любого нечеченца врагами? Даже если кому-то удастся каким-то невероятным образом удрать отсюда, через полчаса после обнаружения пропажи его будет ловить вся Ичкерия, — неоднократно проверено на практике. И обязательно ведь поймают — цивильному гражданину, изнеженному прелестями цивилизации, трудно спрятаться в незнакомых диких горах, где аборигенам известен каждый камушек, каждая тропинка. А нецивильных в заложники не берут, потому как толку от них, как правило, никакого, а неприятностей — куча. Мы — исключение. Ловко прикинулись детьми асфальта — никто пока не раскусил…
Так вот, все эти меры предосторожности, как оказалось, вполне оправданны и продиктованы печальным опытом из практики Рустика Асланбекова.
Восемь месяцев назад забора с «егозой» и емкостными датчиками не было и в помине. Не было также и сторожки с парным суточным постом в четыре смены. Отловленные заложники жили в летней кухне, расположенной во дворе, и никто и специально не охранял — и без этого за каждым движением «неверных» следили десятки пар враждебных глаз домочадцев Руслана и его приближенных, кроме того, во дворе Русланова дома всегда торчал кто-то из его людей при оружии — на всякий пожарный.
Однако правильно гласит народная мудрость: на всякую старуху бывает проруха. Угораздило как-то раз Руслана прихватить на российской земле одного хилого на вид «нового», за которого он надеялся получить солидный выкуп. А «новый» оказался старой закваски: в одну ненастную ночь благополучно смылся и пропал — как в воду канул.
Но самое обидное не в этом — смылся так смылся — нового «нового» поймаем… Только заложник попался какой-то некачественный, с явно выраженной предрасположенностью к прогрессирующей клептомании. За время вынужденного безделья он ухитрился всесторонне изучить расположение апартаментов хозяина — наверно, не раз звонил по одному из многочисленных телефонов своим коллегам, торопя их с выкупом. Изучил, запомнил, — срисовал, короче. И перед тем как удрать, во мраке ночи забрался хищно в дом «благодетеля», вскрыл его персональный сейф (ай, маладэць, бляд!), утащив из штанов Руслана ключи, и выгреб всю наличку ни много ни мало на сумму в шестьсот пятьдесят штук баксов! Вот так ни хуя себе — получили выкуп (а выкуп просили — четыреста штук)… Так и пропал бесследно с деньгами хилый на вид мужичонка — и семафорная почта не помогла…
На этом, однако, история не закончилась. Вредный «новый» изъят был из Краснодарского края. Так вот, вскоре после его неприятного исчезновения в славном городе Краснодаре местные крутые вроде бы ни с того ни с сего принялись активно изничтожать чеченское семя, не вдаваясь в подробности: чечен — получи! По всей видимости, парниша имел некоторый авторитет в определенных кругах, а патологической склонности к всепрощению не имел. Вот как оно вышло-то…
С тех пор, неукоснительно следуя принципу «обжегшись на молоке, на воду дуют», Руслан возвел в своем дворе вышеупомянутый концлагерек, а личности всех кандидатов в заложники при помощи его российских сексотов предварительно изучаются не хуже, чем, скажем, параметры претендентов в отряд космонавтов…
Вот такую занимательную историю нам поведал в первый же вечер пребывания в плену тутошний завсегдатай майор ФСБ Игорь Братский, чрезвычайно обрадовавшийся обретению приятной компании.
Майор мне понравился с первой же минуты знакомства. Знаете, бывает такой тип людей, которые располагают к себе каждого встречного: этакие всепогодные обаяшки, способные в рекордные сроки затащить в постель самую несговорчивую даму и выпросить внеочередной отпуск у любого начальника, внешне одержимого самой лютой формой социопатии и пиплофобии (то бишь — человеконенавистничества). Вот-вот, Братский как раз принадлежал к данной категории. Был он рус, упитан и розовощек, имел равномерный загар приморского оттенка, беспрестанно лучился обворожительной белозубой улыбкой (нохчи за суетой как-то не удосужились выбить зубы) и, слушая кого-то, весь обращался во внимание — независимо от характера подаваемой информации — ну разве что рот не разевал от усердия.
Сами понимаете — любому собеседнику такое отношение чрезвычайно льстит: в наше время трудно найти благодарного слушателя, если ты не Юрий Шевчук или Задорнов (не тот, что в Думе, а который на эстраде). Наверно, в ФСБ специально культивируют таких вот обаянчиков — в иных структурах силового характера они встречаются чрезвычайно редко. Вот, например, все мои прежние знакомые по войскам, сколько помню, страшно прямолинейные, грубые и в нестандартных ситуациях, как правило, норовят без «базара» влупить собеседнику по черепу, а при случае и ногой. И члены моей команды мало чем отличаются — специфика производства такая. Так что майор, сами понимаете, здорово выигрывал в этом плане на фоне склонного к хроническому киллеризму вечно голодного Лося, отпетого хулигана Джо и конченого негодяя Мента. Вот только глаза у него были немного не того… Нет-нет, бельма там не было и в помине, и катаракты тоже. Глаза у Братского были холодные, одновременно шалые и какие-то чересчур умные. Как будто он знал неизмеримо больше, чем положено знать сотруднику ФСБ его ранга, но вынужден был тщательно скрывать это от остальных. А еще такие глаза бывают у буйнопомешанных в краткие периоды передышки между припадками… Но, с другой стороны, от человека, который столько времени проторчал в плену и неоднократно подвергался риску быть расстрелянным под горячую руку своенравными нохчами, трудно было требовать нормального выражения глаз.
Братский парился здесь вот уже второй месяц и начал было звереть со скуки — по вечерам громко орал похабные песни из репертуара Круга и завывал наподобие волка, пугая часовых, которые обещали его за такие штуки пристрелить вне графика. По графику Игорька должны были вывести в расход еще две недели назад: его начальство всячески затягивало переговоры и не могло собрать требуемую бандитами сумму — триста тысяч долларов. Чрезвычайно тормозило развитие процесса то обстоятельство, что переговоры велись неофициально: ну не может могущественное ведомство торговаться с бандитами! А потому торговались втихаря и тянули резину…
— Ну и когда теперь тебя расстреляют? — вежливо поинтересовался я, когда наш коллега по несчастью утолил первую жажду общения и на некоторое время примолк.
— Не говорят, — Игорь неопределенно пожал плечами. — Да мне уж глубоко до лампочки. Мне уже не важно, отпустят или расстреляют — лишь бы побыстрее все кончилось. Наостоебло все тут — мочи нет…
В плен Братский угодил обычным порядком: приехал в Грозный под благовидной легендой — расследовать какие-то махинации наших чиновников — и встретил на базаре знакомого чеченца, который был в курсе, кто он есть на самом деле. А дальше все пошло по накатанному сценарию. Ночью ворвались в гостиничный номер товарищи в масках, скрутили, утащили и предъявили обвинение в шпионаже в пользу имперско-реваншистской России. И выдвинули альтернативу: либо через две недели к трем столбам под черным крепом на центральной площади, либо триста штук баксов — тоже через две недели. Игорь долго думать не стал и к утру уже обживал пустующий по случаю концлагерь семейства Асланбековых. Грустная история, что и говорить…
Выяснилось также, что в том гадском доброводском кабаке, толкнувшись наугад в поисках «крутого чечена», мы, сами того не ведая, угодили точно по адресу. В семействе Асланбековых именно Руслан заведовал отловом и содержанием заложников, а также утряской всех вопросов по части выкупа. Хотя, если не вдаваться в подробности, мы в любом случае угодили бы в одну компанию с майором, как того желал славный парень Зелимхан, стремясь к наиболее популярному среди чеченцев обоснованию грядущей резни (происки российских спецслужб, несомненно!), уже лишь только потому, что все отловленные заложники содержались в усадьбе Руслана.
Таким образом, пока все шло очень гладко, без сучка и задоринки, что само по себе должно было радовать любого индивида, склонного к быстрой и результативной работе. Меня, однако, эта гладкость слегка настораживала. Не люблю, знаете ли плавных и безболезненных операций. Когда успех достается тебе с потом и кровью, ценой зверских усилий и полного напряжения сил, это вполне закономерно: ты пашешь и получаешь результат. А когда результат вырисовывается вроде бы сам по себе, при незначительном старании, это всегда означает, что где-то на определенном этапе предприятия тебя ожидает какой-нибудь нехороший сюрприз. Сколько себя помню, я всегда занимался такими вот предприятиями — исключений пока не было…
Глава 7
«Время в плену тянется медленно. Каждая секунда кажется вечностью, каждый час наполнен мучительной жаждой долгожданного избавления…» Когда я в юношестве читал приключенческие романы, там главные герои, по недомыслию угодившие в плен, примерно таким вот образом характеризовали свое вынужденное бездействие. Типа того, что они страшно мучаются из-за невозможности бороться за справедливость и мочить злодеев направо-налево и с невыразимым томлением ждут, когда же судьба подбросит им на блюдечке какой-нибудь подходящий шанец, чтобы чудесным образом освободиться и надрать задницу вышеуказанным злодеям.
Увы, под определение книжных рыцарей мы не попадали: авторы приключенческих романов с презрением отодвинули бы нас в сторонку, как явно бракованных геройчиков, не соблюдающих каноны беллетристики.
Время летело быстро. Мы попивали пивко и вволю жрали хорошие продукты — спасибо щедрому Руслану, не скупившемуся на содержание «дорогих» гостей. Пожрем, попьем, в картишки перекинемся, на отжимания, — пустим по кругу анекдоты не первой свежести, а когда надоест ржать в три горла, завалимся спать без задних ног. Спать мы все мастера.
Никакого чудесного избавления мы все, включая майора ФСБ, не ожидали: это только в романах так бывает, что судьба поиздевается слегка над главным героем, а потом бросает ему толстенный канат, по которому можно выкарабкаться в основной контекст. Каждый из нас прекрасно знал, что избавление зависит от нас самих.
Несмотря на вынужденную изоляцию, нам удалось сносно организовать сбор информации, касающейся интересующих нас особей. Уже к исходу третьих суток пребывания в плену я владел достаточным арсеналом данных для того, чтобы приступить к осуществлению разработанного Шведовым «Деликатеса». Успешному сбору информации способствовал ряд неожиданных факторов, которые привнесли некоторое оживление в наши «безрадостные и унылые» будни.
Во-первых, Игорь Братский оказался настоящим профессионалом своего дела. Даже перед лицом перспективы грядущего расстрела, пребывая в состоянии полной неопределенности по поводу своей дальнейшей судьбы, этот парниша умудрился собрать кучу полезной информации, беседуя с часовыми дневных смен (ночные смены его недолюбливали за скверное поведение, выражавшееся в матерщинных песнях и волчьем вое).
В процессе этих бесед он мастерски играл на склонности горцев к тотальной похвальбе и желании показать свою значимость: они ему выбалтывали все нюансы жизни и деятельности банды Асланбековых. «Кололись», как на допросе у искусного следака, и совершенно, прошу заметить, добровольно.