Кровник Пучков Лев

Глава 3

— Алло? Это 5-35-16?

— Да, это Служба национальной безопасности, — важно ответил приятный женский голос — наверно, самой нравится, как грозно звучит!

— Дай Гасана Дудаева. Скажи — знакомый звонит.

— Одну минуту…

Нет, я вовсе не настолько груб, чтобы вот так по-хозяйски, барственно давать распоряжения незнакомой телефонистке и при этом обращаться к ней на «ты». Ситуация заставляет. По голосу я не сумел определить, каков возраст дамы, потому засомневался, как обзывать ее — женщиной или девушкой (здесь это, как говорят, две большие разницы, если вы не родственники), а вежливо-нейтральное обращение «вы» в чеченском языке отсутствует: такие мелочи своенравные дети гор игнорируют.

С полминуты играла компьютерная музыка, затем раздался уверенный баритон:

— Да, Гасан слушает.

Ну вот — опять баритон. Отчего-то в последнее время мне в присутственных местах всегда попадаются баритоны — и непременно уверенные в себе, прямо-таки наглые какие-то. Ох и не люблю я таких!

— Салам, Гасан, — важно пробубнил я, поправив за правой щекой заблаговременно припасенный шарик для пинг-понга, и сообщил, будто нечто само собой разумеющееся:

— Это Мага. Как сам?

— Салам, Магомед, салам, дорогой! — лживо обрадовался Гасан и с ходу начал петь:

— Как здоровье, как семья? Не болеешь ли? Горит ли твой очаг?

Я почти физически ощутил, как заскрипели шестеренки в аналитическом устройстве моего собеседника, которое пыталось по ходу дела выудить какое-то подобие ответа на закономерный вопрос: а кто, собственно, этот Мага?! Я бы, например, позвони мне кто вот так, непременно признался бы, что не помню никакого Магу и вообще… Но, перефразируя известное изречение, следует помнить, что Кавказ — дело не просто тонкое, а тонюсенькое до крайности. Я моментально представил себе этого Гасана: этакое хитромудрое сочетание — чеченский кагэбэшник старой школы, на полном серьезе намеревающийся мило побеседовать с незнакомым человеком и выудить у него кучу полезной информации, создав у собеседника иллюзию приятельских отношений. Ну ничего, пусть себе. Пока он там загогулины выписывает, я аккуратно загружу его.

— Слушай, Гасан, — у меня такой материал есть! Бомба! — Сообщив это, я посмотрел на часы: стрелки новенького «Ориента» показывали семнадцать тридцать две. Если я не ошибаюсь, именно с этой минуты нашим разговором должны заинтересоваться компетентные ребята из соответствующих структур. Особо разглагольствовать времени нет: если «прослушка» работает в прежнем, доперестроечном режиме, минут через пять-семь в номер могут вломиться здоровенные парни в полувоенном прикиде и с ходу начнут интересоваться, какого черта я тут делаю.

— Что за материал? — моментально насторожился мой собеседник. — Насчет чего материал?

— Компромат на кое-кого из правительства. Очень высокопоставленные люди! За такие вещи можно не то что с поста снимать — расстрелять мало…

— А почему ты ко мне обращаешься с этой информацией? — враз поскучневшим голосом спросил Гасан, очевидно, обзывая меня мысленно ишаком и еще чем-то в том же духе: сведения такого характера по телефону мог передавать только законченный дегенерат, не имеющий представления о тотальной шпиономании, царящей в суверенной Ичкерии. — Знаешь, это вроде бы того… не по моей части… И вообще, насчет всего, что касается правительства… э-э-э… знаешь ли…

— Знаю! — вдохновенно выдал я. — Я знаю, что ты порядочный, честный и… не трус! Тут такая компра — через одного расстрелять можно!

— Да, Мага, — ты все такой же… — дребезжащим смешком рассыпался голос Гасана. — Неуемный, деловой… Когда мы с тобой в последний раз виделись?

Ara — хитрый дядька запустил пробный шар, начал аккуратно прощупывать! Ну и мы вам — нате:

— Да ты что, забыл, что ли, Гасан? С 19 по 25 декабря прошлого года мы с тобой… не помнишь?

— С 19 по 25 декабря? — переспросил Гасан.

— Именно, — подтвердил я и замер, затаив дыхание. Ну и какова будет реакция? Сейчас выяснится — приплел Братский для красного словца про объединенную комиссию по расследованию массового убийства или действительно в припадке сентиментальности посвятил меня в реально существующий факт. Сейчас будет понятно, как мне жить далее: бежать сломя голову из-под импортного крыла или плодотворно работать далее в избранном направлении…

— А-а-а, это в объединенной комиссии, в Халашах, что ли? Как же, как же… — оживился Гасан.

Я чуть от радости не подпрыгнул. Есть! Попался, дядя! Братский, разумеется, сволочью был во многих аспектах, но тут он явно не соврал — теперь я в этом был уверен.

— Слушай, Мага, никак не могу запомнить… ты у нас кто по нации — не еврей, случайно? — шутливо подхихикнув, спросил Гасан.

Да, действительно — кто же я по нации? Шариком можно изменить лишь голос: запихай в рот хоть бильярдный набор из чугуна, акцент от этого, увы, не исчезнет. А, судя по акценту, чеченцем я быть никак не могу — надо здесь родиться и вырасти, чтобы твоя речь не отличалась от говора коренных жителей.

— Да, наверно, аварец. А кем же мне еще быть? — в тон собеседнику ответил я, лихорадочно соображая, в какую сторону вильнуть задницей, если вдруг Гасан сейчас ляпнет что-нибудь на аварском: по старой доброй традиции, на Кавказе сотрудник госбезопасности зачастую владел несколькими языками коренных народов — для удобства в общении.

— Молодец, Мага, — похвалил меня Гасан. — Я рад, что представитель братского народа так хорошо знает наш язык — я тебе еще тогда говорил… Ты где остановился?

— Как где? У кунаков, естественно, — сообщил я, как нечто само собой разумеющееся. — Завтра-послезавтра гуляем, тебя в гости приглашаем — как обычно… Но сначала — о деле. Я тебе без всяких шуток говорю — информация очень важная. У тебя телефон с защитой, нет? Если да, давай я тебе кое-какие наметки дам, у тебя глаза на лоб полезут. Короче, тут такая…

— Стоп! — торопливо и как-то нервно крикнул Гасан. — Погоди, дорогой, погоди… Не надо. По телефону не надо. У нас тут небезопасно… э-э-э… знаешь, могут спецслужбы вражеские прослушивать и так далее. Давай лучше встретимся и поболтаем, так будет надежнее. Идет?

Ara! Задергался, груздь! Зашевелился! Груздь — это такой хитрый гриб: он не хочет в кадушку, а потому прячется под землей. Надо быть очень опытным грибником, чтобы обнаружить его и отправить в корзину. Ваш покорный слуга — грибник еще тот. Так что напрасно Гасан жжет калории, пытаясь изменить ход событий. А насчет этих пресловутых «спецслужб» мы в кypce, недаром трудились определенный срок под руководством дяди Толи Шведова — настоящего профи без скидок на условия и обстоятельства. Мы в курсе, что каждый сотрудник СНБ зорко следит за соседом по кабинету; двое в одном кабинете подслушивают соседние апартаменты; отдел № 1 пасет отдел № 2, и так далее — старый принцип советской поры «чем громче стук, тем круче рост» остался и по сей день незыблемым постулатом функционирования гэбэшной системы. Так что, Гасан, держи залипуху № 2:

— Конечно, дорогой! Давай встретимся. Сейчас я подскачу к тебе — минут через сорок-сорок пять. У меня с собой и записи есть, и кассеты… Ты мне пропуск закажи, а то наше удостоверение у вас не подходит…

— Погоди, погоди! — отчаянно воскликнул Гасан. — Ну какой ты нетерпеливый, Мага, я прямо не знаю! Ко мне нельзя сейчас, я это… занят. Страшно занят — работы невпроворот. Давай встретимся где-нибудь после работы. Тебе где удобно?

— Да мне в принципе все равно, — равнодушным голосом ответил я, внутренне хохоча от радости — все получилось, как задумал. — Ну, если хочешь, давай где-нибудь… э-э-э… давай в кафе возле Бесланского моста. Это как раз от меня недалеко, и там народу немного. Во сколько ты освободишься?

— Точно не знаю — работы много, — сокрушенно вздохнул Гасан. — Давай так сделаем: ты в двадцать один ноль-ноль выходи из кафе и иди потихоньку в сторону автобазы. Там как раз ходьбы минут пятнадцать — я тебя подберу. Я буду на вишневой «девятке» — номер четыреста пятьдесят семь. Идет?

— Ну ты и конспиратор, Гасан! — насмешливо пробормотал я. — В родном городе в прятки с кем-то играешь… Ладно, идет. В девять вечера я буду гулять от Бесланского моста до автобазы.

— И это… в это время будет темно, а фонарей там нет… — извиняющимся тоном начал Гасан. — Ты в чем одет будешь, Мага? А то я буду тормозить всех прохожих — людей пугать!

«А прохожих в это время между мостом и автобазой будет бессчетное количество! — язвительно подумал я. — В этом глухом местечке уже с первыми сумерками жизнь замирает — только патруль на БТР может прокатиться, и то — на повышенной скорости!» Однако делиться своими умозаключениями с Гасаном не счел нужным и сообщил:

— Я буду в черной куртке с капюшоном. Так-так… Ну и вот еще что: в левой руке у меня будет фонарик.

— Ну ладно — в левой так в левой, — с каким-то облегчением сказал мой собеседник. — До вечера…

Аккуратно положив трубку на рычаги, я вытащил шарик изо рта, посмотрел на часы и прислушался. Стрелки поддельного «Ориента» фиксировали семнадцать тридцать шесть. В коридоре было тихо. Мы общались с любезным Гасаном не так уж много времени, чтобы «слухачи» успели отреагировать как положено и передать кому надо информацию, а если и успели, значит, система теряет в весе: вспомогательные структуры работают из рук вон. Никто не бежит сломя голову, чтобы отловить вредного звонаря и познакомиться с ним поближе во благо борьбы с пресловутыми вражескими спецслужбами.

Выбравшись через окно на карниз, я плотно притворил за собой створки и приставными шажками пошел вправо, непрерывно наблюдая за двором гостиницы. Немногочисленная публика место имела, но на город уже успела опуститься полноценная мгла, фонари в гостиничном дворе светили на уровне первого этажа, так что рассмотреть, кто там гуляет по карнизу на четвертом этаже, не представлялось возможным. Добравшись до железной трубы с телефонным кабелем, я спустился на третий этаж и благополучно влез в окно своего номера, предварительно послушав, как звучат со стороны мои собственные эротические вскрики и стоны секспартнерши. Получалось ничего: вполне можно было предположить, что качественно записанные на диктофон скрипы кровати, заполошный шепот сразу на двух языках и иные составляющие ударного полового труда не что иное, как происходящий в эту минуту всамделишный акт любострастия. Не думаю, что у местных специалистов микрофоны настолько высокого качества, что они позволяют уловить разницу между настоящим событием и записью.

— Как прошел вояж? — нетерпеливо прошептала Эдит, как только я лишил себя одежды и нырнул к ней с головой под одеяло.

— Думаю, нормально, — загадочно пробормотал я, слегка кусая ее за ухо, и предупредил:

— Сейчас надо аккуратно прикрутить эту хреновину и сдублировать по-настоящему: чтобы было все натурально. И не забудь — все разговоры о деле — только шепотом и под одеялом. Ты готова?

— Я есть всегда готов к это дело, — сообщила француженка, неуловимым движением сбрасывая с нас одеяло и в мгновение ока оседлала меня не хуже профессионального мустангеро — я даже «мама» сказать не успел.

— Опыт — он и в Африке опыт, — несколько растерянно похвалил я. — Его не пропьешь. И в карты не проиграешь.

— Бедный французский фемина не может водка, — немедленно отреагировала моя пассия, аккуратно прикручивая громкость на диктофоне, и тут же принялась активно ерзать на мне. — И азартный игра — тоже нет. Кредит нет.

— Молодец, — опять похвалил я, чутко прислушиваясь к своим ощущениям — моя многострадальная плоть, до изнеможения истерзанная за последние пять суток алчной француженкой, весьма вяло реагировала на попытки последней привести ее в боевое состояние. — Значит, преждевременный климактерический кризис тебе не грозит.

— Ты имел неприятность от контрразведка абориген? — жарко прошептала мне на ухо Эдит, умудрившись в промежутке между «неприятность» и «контрразведка» пройтись своими влажными губами по моей шее, груди и цапнуть острыми зубами за бороду. — Он смотрел за ты, когда ты делал вояж?

— Их было трое — и они приблизились ко мне на недопустимое расстояние, — с мрачной таинственностью в голосе прошептал я, внезапно лизнув ухо своей подружки, она взвизгнула от неожиданности, но ухо не убрала, видимо, понравилось. — Никто из них уже не сможет съесть свой… ммм… этот, как его — о! свой лаваш. Точно, лаваш. Ни-ко-гда!

— О-хо! — восторженно пропищала Эдит, моментально возбуждаясь и активизируясь. — Ты был это… ты оторвал им зубы?

— Ага. Вместе с головами, — подтвердил я, несколько удивившись такой интерпретации своей шутки, совершенно исключающей какую-то иную трактовку. — Короче — забудь о них. Их нету.

— А-ха! — в экстазе пискнула Эдит.

Вот таким образом я развлекаюсь уже пятый день. Нет, звонка в СНБ это замечание не касается — позвонил я только сегодня, поскольку именно сегодня образовались благоприятные обстоятельства для мероприятия такого рода. А вот с Эдит ежедневно — еженощно, практически с двенадцатой минуты знакомства. Эта миниатюрная секс-бомба, которая выглядит гораздо моложе своих тридцати семи лет (я втихаря исследовал ее паспорт — на всякий случай), своим обликом и манерами в полном объеме соответствует моему представлению о прекрасной половине, подвизавшейся на нелегкой ниве журналистики. Она раскованна донельзя, взбалмошна, очень контактна, без меры обаятельна и весьма по-женски привлекательна. Когда я ее увидел впервые, сразу подумал: точно, корреспондент какой-нибудь газеты. Оказалось, что я ошибался. Эдит никаким боком к журналистике не относится, она председатель комиссии известной французской фирмы, специализирующейся на ремонте и монтаже гидротехнического оборудования. Фирма заключила контракт с правительством Ичкерии, и теперь комиссия изучает состояние подземных коммуникаций в Грозном — на предмет грядущего ремонта и чего-то там еще.

Помимо патологической предрасположенности к промискуитету, Эдит страдает явно выраженной формой шпиономании. Видимо, мне по жизни суждено иметь отношения с женщинами, пораженными в той или иной степени этим отклонением: моя подружка на Большой земле — Ленка, тоже балдеет от всяких секретов и находит удовлетворение скорее в той атмосфере таинственности, которой я намеренно (специально для нее) себя окружаю, нежели в обладании моим изрядно поломанным и травмированным в разное время телом.

Наш половой союз с председателем гидротехнической комиссии начался с керосина. Вернее, с керосиновой вони. Эдит живет в соседнем номере, и наши ванные комнаты разделяет общая стена. В этой стене — как положено в каждой нормальной гостинице, сооруженной в советское время, — единая для всех вентиляционная шахта, зарешеченные отверстия которой выходят на одном уровне в обе ванные комнаты. Иначе говоря, вы можете, сидючи на унитазе в своем санузле, при желании запросто общаться с жильцом соседнего номера, принимающим ванну, — при этом вам совсем не потребуется повышать голос. Вот эта характерная особенность гостиничного комплекса плюс керосиновая вонь вкупе с манией Эдит и послужили поводом для нашего знакомства.

Как только меня заселили в номер и некоторые рутинные процедуры с оформлением были улажены, я немедленно принялся выводить вшей. Сами понимаете, для этой цели проще всего было бы постричься-побриться наголо — и никаких проблем. Но моя роскошная борода и буйная шевелюра, самопроизвольно развивавшиеся последние два с половиной месяца, служили мне прекрасным маскировочным средством: в таком виде я совершенно не был похож на себя самого двухмесячной давности. Кроме того, на сомнительных документах, которыми меня снабдил Грег, имелась фотография типа, похожего на вашего покорного слугу лишь наличием роскошной бороды и такой же шевелюры. Если бы я побрился, сразу стало бы заметно, что документы — самая натуральная липа. А потому пришлось прибегнуть к испытанному народному средству для тотального умерщвления маленьких мерзких тварей, расплодившихся в моих волосяных покровах, — керосину.

Детально описывать эту рутинную процедуру я не стану — в целях экономии времени. Скажу короче: скоро ужасная вонь из моего номера благополучно перекочевала, в соседние апартаменты и насквозь пропитала в них каждый уголок, как и следовало ожидать. Эмоциональная Эдит, возвратившись вечером после трудов праведных, пришла в бешенство и примчалась ко мне выяснять отношения. Догадываетесь, в каком виде я предстал перед прекрасной незнакомкой? Весь в керосине, с повязанным на бедрах полотенцем и специально для такого случая приобретенным малосимпатичным респиратором на личике.

В ходе кратковременного общения выяснилось, что по-английски Эдит вообще ни бум-бум (а я, спешу сообщить, по легенде, американский переводчик), но довольно сносно разбирается в русском — особенно по части ругательств и общеупотребимых идиом нецензурного характера. Бабушка, видите ли, у нее была родом из России.

— Ты есть наглый, подлый, ебаный дивертисмент, э-э-э. — тьфу, блядь! Диверсант! О! Да, так — диверсант, блядь! — заявила моя соседка уже к концу первой минуты разговора. — За какой хуй ты изговнял мой санузел?! Ты что — совсем педераст?! Я ты буду поубивать про это дело! Ты кто есть совсем?!

— Вы заблуждаетесь, мадам. Я не совсем педераст, мадам, — возразил я респираторным голосом. — А кто я такой, я бы вам сказал, однако боюсь… — тут я указал на свои уши и покрутил пальцем над головой. Затем я снял респиратор и предложил даме приблизить ушко к моему оволосевшему рту — на предмет передачи совершенно секретной информации. Дама приблизила. Я страшно округлил глаза и начал жарко нашептывать ей на ухо, что я не просто так, а суперагент ЦРУ, которого злые чечены полгода держали в плену, совершенно не подозревая, кого им удалось захомутать. Но теперь меня освободили лихие напарники — мытарства закончились. Сейчас я приведу себя в порядок и помчусь мотаться туда-сюда по Ичкерии, готовить государственный переворот, при этом по ходу дела убивая пачками всех подряд подвернувшихся под руку левых типов аборигенского происхождения…

Вот тут я ошибся вторично. Мне, знаете ли, не доводилось ранее общаться с франсузелями, а потому я ориентировался на мировоззрение нормальной российской женщины. Что бы предприняла нормальная российская женщина, услышав такой фантастический бред? Тут два варианта: либо послала подальше повествователя, пообещав пожаловаться администрации гостиницы на чрезвычайно вонючее соседство, либо с ходу поняла бы, что ее пытаются элементарно закадрить, и поддалась бы на столь незамысловатое ухищрение — в зависимости от настроения и степени усталости. Не сумев определить по выражению лица француженки, к какому из вариантов она склоняется, я уже скорчил было подобострастную рожу, чтобы просить прощения у обиженной мною соседки, но моя гримаса, судя по всему, была истолкована совершенно превратно. Эдит плотно прикрыла входную дверь, решительно сверкнула глазами и, с треском разорвав на себе блузку, взволнованно пролепетала трагическим шепотом:

— Я готов сотрудничать это дело. Убивать нет — я буду помогать ты! Бери я!

Ну что тут было делать? В первый момент я хотел было извиниться и обратить все в шутку, но… знаете, я ведь так долго был без женщины…

В дверь деликатно постучали. Эдит напрягла бедра, встревоженно заерзала подо мной и повернула голову к двери. Проигнорировав неожиданно возникшую помеху, я поднапрягся и в пять ритмичных толчков завершил процесс, безо всякого стеснения заорав от избытка чувств — пусть послушают. Моя подружка, недовольно пробурчав что-то по-французски, вывернулась из-под меня и пошла к двери, на ходу набрасывая халат. Тут вам не здесь, когда при таких забавах мужик за все в ответе: эмансипация, понимаешь! Барахтались мы в номере Эдит — она хозяйка, значит, ей и отвечать на дурные вопросы непрошеных визитеров.

— Извините, мадам Ловаль… вы одна? — послышался из прихожей воркующий голос Эля Бичкаева — замзава гостиницы по безопасности, ведающего всеми импортными постояльцами. Эль — старый гэбэшник, он старается влезть в душу каждому иностранцу, и зачастую у него это получается: симпатичный, сволочь, и обаяшка, каких поискать. За пять суток он умудрился побеседовать с каждым из нас по четыре раза — у меня имеются аж три его визитки: он носит их в карманах пачками и раздает всем подряд, иногда забывая, что уже одарил постояльца накануне.

— Это дело не ты! — с наигранным возмущением ответила Эдит. — Я что хочет делает! Или не так?

— Нет-нет, это, конечно, ваше дело — что хотите, пожалуйста, — поспешно заявил Эль. — Просто у нас тут кое-какие неурядицы возникли… Не могли бы вы пустить нас осмотреть ваш номер? Мы, видите ли, осматриваем все номера…

— Обыск? — негодующе пискнула Эдит. — Я — обыск? Консул — ордер! Прочь!

— Да ну что вы, какой обыск! — воскликнул Эль и вкрадчиво предложил:

— Мы просто зайдем — глянем, и все. Я понимаю, конечно, вы можете нас не пустить, но тогда у меня поневоле могут возникнуть подозрения: а что там мадам Ловаль скрывает в своем номере? Значит, есть что скрывать! Ну так что — пускаете или нет?

Вот змей! Такой кого угодно заговорит и заставит поступать так, как ему выгодно. Наверно, их специально дрессируют где-то, учат психологии и так далее. А и пусть себе заходят — такой оборот тоже входит в наши планы.

— Кто там, дорогая? — подал я голос, давая Эдит понять, что нет смысла препятствовать Элю в осмотре номера. — К тебе гости?

— Накрывать тело, Крис, — хозяйственно распорядилась Эдит. — К я гости — проходи!

Вошел Эль и с ним двое незнакомцев, явно гэбэшного обличья — в длинных кожаных черных плащах, в шляпах и при галстуках. По ичкерским параметрам это определенный шик и в некотором роде даже пижонство: тутошняя публика, так или иначе имеющая отношение к разным хитрым ведомствам, предпочитает перемещаться в разномастных круто навороченных «комках» или смешанном полувоенном прикиде — кто во что горазд.

— А-а-а, мистер Вуд! — лживо обрадовался Эль, обнаружив мое слегка накрытое простыней тело в кровати Эдит, и, покосившись на хозяйку, продемонстрировал довольно приличный английский:

— Как долго вы находитесь в апартаментах мадам Ловаль?

— Вы хотите спросить, как долго я нахожусь в кровати мадам Ловаль? — коварно уточнил я. — Не так ли, старина?

— Да, что-то в этом роде, — пробормотал Эль, отводя взгляд. — Но меня, собственно, в настоящий момент интересует лишь местонахождение каждого постояльца нашей гостиницы. Что касается кровати — это ваше личное дело.

— Я здесь вот уже почти пять суток — в кровати, — устало пошутил я. — Видите ли, мадам Ловаль чрезвычайно активна в этом плане…

— То есть за последний час вы никуда не выходили, — резюмировал Эль, приблизившись к окну и зачем-то осматривая его — плащи в этот момент дефилировали по номеру и рассеянно озирались по сторонам, будто надеясь обнаружить нечто крайне предосудительное. — Вы вообще, в отличие от ваших товарищей, ведете чрезвычайно односторонний образ жизни. Я бы сказал — эмм… с гиперсексуальным уклоном, что ли… Это, конечно, ваше личное дело, но… вы, в конце концов, уже далеко не мальчик… Вы не находите, что это несколько странно?

Черт возьми! Ну разумеется, очень даже нахожу! Мои товарищи, Грег и Фил, с самого утра уматывают из гостиницы по делам, едва почистив зубы, и возвращаются поздно вечером практически в невменяемом состоянии: у Грега в ОБСЕ и иных международных полушпионских конторах куча приятелей, которые считают своим долгом напоить соотечественников до поросячьего визга. Дурная традиция, заимствованная у российских обывателей. Мы ждем могущественного покровителя Грега, который весьма некстати укатил из Ичкерии по делам. Покровитель нужен, чтобы решить кое-какие проблемы производственного характера — без него это не представляется возможным. Кстати, если я ничего не перепутал, оный покровитель должен сегодня прибыть в столицу Ичкерии во второй половине дня, или, вернее, уже прибыл — ежели злые люди не грохнули его где-то в командировке: тут в последнее время это в порядке вещей.

Так вот — мы ждем покровителя и от нечего делать убиваем время кто как может, потому что скучно — весь день моросит, серая мгла повисла над городом, и хочется стреляться. Только Грег и Фил, с точки зрения аборигенов, убивают естественным образом, а ваш покорный слуга — не совсем. В ночное время я гуляю по гидротехническим коммуникациям города, а днем сплю и хаотично отдаюсь Эдит. А чтобы у слухачей Эля не возникло каких-либо подозрений, Эдит в процессе моих подземных путешествий включает полуторачасовую запись наших дневных упражнений. С момента нашего знакомства эта своенравная французель забросила служебные обязанности, и теперь у всех создается впечатление, что мы в течение пяти суток безвылазно торчим в номере и добрую треть всего этого времени жестоко скрипим кроватью, оглушая слухачей восторженными криками оргастического характера. Да, получается небольшая неувязочка — тут я немного не рассчитал. Получается, что ваш покорный слуга какой-то неугомонный половой разбойник, беспощадно эксплуатирующий мадам Ловаль день и ночь — практически без передышки. А между тем, как справедливо заметил Эль, я далеко не мальчик — судя по документам, мне почти сорок лет! Ай-я-яй! Нехорошо. Черт знает что такое…

— Мадам Ловаль — необыкновенная женщина, — с чувством продекламировал я, почесав бороду. — Она… она… (хотел сказать — все соки из меня повысасывала, но вовремя прикусил язык!) она просто чудо. В повседневной жизни, дорогой Эль, я, признаться, не страдаю столь ярко выраженной тягой к прекрасному полу… То, что случилось со мной здесь, — это нечто… Это я вам говорю как другу. А что касается нравственного аспекта данного деяния… эмм… вы можете позвонить шефу мадам Ловаль — господину Вотену и пожаловаться на ее скверное поведение. Или сообщить ее мужу — мсье Ловалю. Он ее отшлепает по попке…

Эдит ехидно захихикала и потащила из сумочки длинную сигарету — последнюю фразу я намеренно произнес по-русски. Эль обаятельно улыбнулся, вежливо щелкнул перед носом дамы золотым «Ронсоном» и, покосившись на своих спутников, закончивших бесплодный осмотр апартаментов, изобразил попытку что-то сказать.

— А на меня жаловаться бесполезно, милейший Эль, — заткнул я ему рот. — Вы прекрасно знаете, насколько пали нравы в нашей организации — никому до таких нюансов нет дела. Так что делайте выводы, дражайший Эль. Мне кажется, это некоторым образом… эмм… только наше с Эдит дело — никого более не касается. Не так ли, дорогая?

— Ты есть совсем прав, — энергично ответствовала Эдит, мастерски выпуская безукоризненное кольцо сизого дыма. — Мы групповуха — совсем нет. Только я и ты, — и приветливо помахала Элю ручкой, отчего у нее распахнулись полы халата, явив миру очаровательную левую сисю с большим свежим засосом чуть выше соска:

— Оревуар, мон шер! Оревуар.

— Черт-те что! — пробормотал по-чеченски Эль, быстро отводя взгляд и направляясь к выходу — соратники организованно двинулись за ним, с интересом следя за Эдит.

— Может, дадим этому в рожу и хором оттарабаним эту тварь? — предложил один из «плащей», плотоядно засверкав глазами. — Смотри — она же, тварь, хочет — глаза так и блестят… Уххх! Я бы ее!

— Можешь попробовать, — недобро ухмыльнулся Эль, задерживаясь у дверей. — Если она завтра взбрыкнет и свернет свои исследования, тебя поставят раком у Дома правительства и будут неделю напролет харить всем караулом национальной гвардии. Не думаю, что тебе это понравится. А насчет этого… — он кивнул в мою сторону и как-то укоризненно покачал головой — Если этот половой гигант со своей долбаной миссией решат, что у нас вполне сносная эпидемиологическая обстановка, по весне вы оба поедете хлорировать за свой счет скотомогильники, потому что помогать нам никто не станет. И вообще — прежде чем что-нибудь ляпнуть, не забывайте, какой у меня контингент. Пошли!

«Плащи» вышли, смущенно потупив взоры, а Эль задержался на пару секунд — наставив на меня указующий перст, он вкрадчиво посоветовал:

— Вы бы, мистер Вуд, хоть полчаса в день гуляли на воздухе. А то сидите себе в комнате пять дней подряд — безвылазно! И вот смотрите — окно… — Эль впился в меня взглядом — я застыл как камень, с огромным трудом соорудив брезгливую гримасу, и глумливо поскреб бороду. Недовольно крякнув, Эль потушил взгляд и продолжил нейтральным тоном:

— Окно открывали бы, что ли, проветривать. Накурено тут у вас…

Когда Эль закрыл за собой дверь, я метнулся к окну и придирчиво осмотрел все, что могло вызвать подозрения у гэбэшника: рамы, шпингалеты, подоконник… Разумеется, следов на подоконнике не было — я тщательно протер его тряпкой, возвратившись из «вояжа». Ничего такого, что бы могло заинтересовать товарища из компетентных служб, я не обнаружил — как ни присматривался.

— Чем тебе наше окно не понравилось, индюк? — досадливо прошептал я, вторично осматривая оконный переплет. — Или решил до столба доебаться?

— Тонкий дырка, — вполголоса поделилась своими наблюдениями Эдит, подходя сзади и обдавая меня ароматной струёй сигаретного дыма.

— Что за дырка? — не понял я. — Яснее можно?

Не желая баловать меня лишними словесами, Эдит указала сигаретой на стык между подоконником и оконным переплетом. Я присмотрелся и почувствовал себя по меньшей мере неуютно. Какие-то недотепы красили это окно не так давно и не совсем качественно — тяп-ляп, что называется. Я, когда открывал его, не обратил внимания на такую незначительную деталь и уничтожил тонкую пленку застывшей краски, соединяющую раму и подоконник. В окнах этой гостиницы, знаете ли, имеются здоровенные форточки, которые открыты сутки напролет — распахивать раму целиком нет смысла. А сейчас… В общем, между одной створкой рамы и подоконником зияла черная щель — «тонкий дырка», как справедливо заметила Эдит. На фоне непорушенной пленки краски между подоконником и второй створкой, которую я не открывал, эта щель была не то чтобы заметна, а прямо-таки бросалась в глаза! Могу отдать на усекновение фрагмент своей задницы, такая же картина предстала взору бдительного Эля и в номере датского мостостроителя Бермана, телефоном которого мне пришлось воспользоваться некоторое время назад! Ай-я-яй! Нехорошо…

— Он это дело поимел? — встревожилась Эдит, заметив мое резкое похмурение, и, максимально приблизив свои губы к моему уху, трагически выдохнула:

— В связи с это дело ты нарушать свой вечерний вояж?!

— Тебе никто не запрещал открывать окно в своем номере, — ободрил я ее, пряча тревогу в дальний угол своего сознания — на досуге разберусь с этим пунктиком более детально, сейчас есть дела поважнее. — Пусть имеет сколько влезет — вояж состоится при любых обстоятельствах…

Глава 4

Вопреки устоявшейся системе Грег и Фил прибыли в гостиницу ужасающе рано и практически не пьяными — ну, разве что самую малость. Фил заглянул к нам с Эдит и скучным голосом вытребовал меня на «производственное совещание». Мероприятие происходило в мрачном номере Грега — у него какие-то паразиты затеяли в неурочное время менять верхние светильники и, как полагается, в восемнадцать ноль-ноль убыли, оставив два стальных крюка, сиротливо черневших посреди тщательно выбеленного потолка. А может, это были и не паразиты, а если и паразиты, то очень организованные (кто его знает, для чего им понадобились Греговы светильники?!), однако факт остается фактом: крюки сиротливо чернели, тускло светили два нижних ночника, надрывался портативный «Шарп» Грега, услаждая чувствительные уши слухачей какой-то адской какофонией, а мы, засунув головы под одеяло (во избежание побочных акустических эффектов), олицетворяли собой пресловутую всеичкерскую шпиономанию.

Причина раннего и почти трезвого прибытия моих соратников скоро отыскалась: во второй половине дня в Грозный прикатил всесильный покровитель Грега и с ходу впрягся в решение наших заморочек. Я был в курсе, что этот дядя имеет вес, но то, что все наши неразрешимые административные проблемы были утрясены за каких-то полтора часа, ярко свидетельствовало о том, что я не вполне представлял себе, каков же этот вес на самом деле.

Итак, все административные вопросы решены, в финансовом аспекте у Грега и ранее не возникало проблем (мне кажется, он вообще понятия не имеет о таком «нонсенсе», как финансовые затруднения — не довелось познакомиться на практике!) — вроде бы ничто не держит нас в мрачной столице Ичкерии. Вот подробная карта республики, — не наша — наши таких не делают, это Фил у цэрэушников одолжил! — вот мандаты на все случаи жизни; «Мицубиси» под парами у надежных товарищей из бельгийского представительства; вот почти новый двенадцатикратный бинокль, чтобы наблюдать из засады за врагами, — на толчке взяли за сто баксов… В общем, можно ехать хоть завтра, с первыми лучами солнца. Единственный вопросик — ма-а-а-ленький такой: куда ехать?

Тут соратники как по команде повытаскивали свои шотландские черепа (Фил, сволота рыжая, тоже из этой мафии) из-под одеяла и многозначительно уставились на меня. Ну и чего уставились, хлопцы?! Я что — ширинку забыл застегнуть? Или у меня борода не в порядке? А-а-а, вон оно что! Наверно, хотите, чтобы я изложил маршрут движения и предварительный план предполагаемых действий? Ну, извините, пока ничего утешительного сказать не могу — надо кое-что выяснить. Только не надо делать такие постные морды, никто не собирается вам морочить головы! Это у вас там в Штатах все поголовно прагматики и видят свой бизнес на шестьдесят четыре хода вперед, а у нас тут даже нельзя с твердой уверенностью сказать, будешь ты жив завтра или тебе на голову упадет какая-нибудь левая бочка с гудроном — не вполне остывшим…

— Мы тебе, конечно, верим, юноша, — у нас просто нет другого выхода, — одними губами проговорил Грег, потяжелев взглядом — под одеяло он нырять не пожелал, прекрасно понимая, что в темноте невозможно передать всю гамму испытываемых эмоций, — но помни: ты здесь не главный. Ты посредник между нами и этими… которых мы ищем. Твоя задача — вывести нас на след и сопровождать в качестве гида. Это, надеюсь, понятно? И вот что, малыш, мы следим за каждым твоим шагом, и как только станет ясно, что ты валяешь дурака…

Ясно с вами — нет необходимости завершать предложение. Грег и Фил относятся ко мне крайне настороженно. В принципе меня это не особенно удивляет: ребята в чужой стране, занимаются весьма сомнительным в правовом аспекте мероприятием и в любую секунду ожидают непредсказуемой пакости от каждого, кто не является представителем их клана. А поскольку, кроме них самих, в обозримой видимости и на ближайшие три недели вперед никто гарантированно не является представителем их клана, можете представить, как им приходится несладко. Все вокруг потенциальные враги, не исключая и приятелей из ОБСЕ и датского представительства.

Особенно в этом плане отличается Фил — весьма заметно, что специфика прежней деятельности наложила на характер длинного вислоносого шотландца неизгладимый отпечаток. Не так давно он, пробудившись с жесточайшего похмелья, растолкал нас с Эдит ни свет ни заря (аспирин УПСА просил — опохмеляется, сволота, исключительно шипучим аспирином!) и на полном серьезе заявил, что эти мерзкие приятели из ОБСЕ специально их спаивают, чтобы выведать действительные цели приезда в Ичкерию, — эти ублюдки, шакалы, придурки и… оэммм… как это по-русски? («Долбоебы!» — подсказал я, вяло ковыряясь в прикроватной тумбочке Эдит и сонно зевая), О-е! даблджебы! Да, так точно, эти самые двойные джебы — они наверняка работают за хорошие бабки на ичкерскую госбезопасность. Он это знает наверняка! Наверняка! Здесь все работают на эту самую мерзкую безопасность — надо всех маленько того… Тут он прицелился пальцем куда-то в окно и с явным наслаждением сымитировал выстрел, правдоподобно «пупухнув» пересохшими губами…

Вот такой славный напарник у Грега. Подозреваю, что при первом же моем серьезном промахе этот худющий цэрэушник с удовольствием свернет мне шею. И поделом — нечего было связываться с этими мрачными типами…

— А что за мандаты такие — на все случаи жизни? Разве такие бывают? — с наигранным любопытством поинтересовался я, стремясь увильнуть от скользкой темы. — По-моему, в Ичкерии никакие мандаты не действуют — как из Грозного выедешь, договаривайся с каждым отдельным бандитом, контролирующим кусок территории, по которой тебе нужно прокатиться… Нельзя ли полюбопытствовать?

Ну что за вопрос — конечно, можно! Грег, потеплев взглядом, протянул мне две сложенные вчетверо бумажки. Я развернул их, бегло просмотрел, удивленно присвистнул и прочел вновь — на этот раз более внимательно. На одном листке, заверенном государственной печатью с волком, красовался убористый текст на двух языках, изобиловавший весьма специфическими наименованиями и терминами медицинского характера — этот «мандат» носил официальный характер и обеспечивал его предъявителю широкие полномочия в пределах действия юрисдикции ичкерского правительства. Второй листок печати не имел и содержал всего три предложения и подпись, исполненные шариковой ручкой. Зато какие предложения! А подпись какая! Ай да шотландец, ай да молодец! Умудрился, не совершая видимых телодвижений, соорудить нам двойную «крышу» повышенной прочности, и не где-нибудь, а в Ичкерии. Вот за это люблю — и многое прощаю. Хотя, если встать на принципиальную позицию, можно скривить рот в саркастической ухмылке и мудро пробормотать что-нибудь типа: «Мафиози с мафиози всегда найдут общий язык…» Чуть позже вам станет ясно, к чему я это сказал, а пока спешу пояснить, что это за штука такая: «двойная «крыша» повышенной прочности».

Во-первых, Грег не бросился сломя голову выручать из плена вашего покорного слугу сразу после нашего разговора по телефону. Он внимательно осмотрелся по сторонам, нажал на все рычаги и обзавелся приличным официальным прикрытием: выбил мандат председателя международной комиссии по изучению эпидемиологической обстановки в Ичкерии на предмет оказания силами Красного Креста посильной помощи этой многострадальной республике. Деньги сейчас — стулья вечером. То есть помощь — весной, когда разнообразные зловредные эпидемии поднимут голову и поползут из всех загаженных уголков обессиленного катаклизмами последних лет организма горной страны. А исследования — сейчас, накануне зимы. Международной комиссию можно было назвать с огромной натяжкой: все ее члены, числом три — сам Грег, Фил и Кристофер Вуд, в роли которого в настоящий момент выступаю я, — все эти господа являются гражданами США. Но на данный аспект никто почему-то не обратил внимания — лишь бы толк был, а там — обзовитесь как хотите. В итоге Грег обзавелся благорасположением одного сановного дяди из самого верхнего эшелона республиканского управления, который волею случая в числе прочих дел ведал и здравоохранением, и получил неограниченные полномочия: возможность перемещаться по Чечне в любом направлении, совать свой породистый нос во все запретные дыры и требовать отчета от руководителей любого ранга о положении дел в области этой самой эпидемиологической обстановки. Вот вам первый аспект нашей «крыши».

Во-вторых, судя по всему, покровитель Грега — зовут его Аслан Баграев — через свои каналы навел справки о статусе шотландца и взялся не на шутку его опекать, рассчитывая, как я предполагаю, в будущем поиметь крепкий контакт с кланом Макконнери. Иначе чем объяснить столь трепетное участие в нашем мероприятии? Не думаю, что забота о какой-то гипотетической весенней помощи в борьбе с эпидемиями стала единственным мотивом, движущим этим грозным чиновником с мрачным боевым прошлым, — тут наверняка присутствует подоплека иного характера. Хотя это уже нюансы: главное — результат. Результат же, смею вас заверить, превзошел все ожидания. Аслан Баграев, являющийся официально отнюдь не первым лицом в табели о рангах республиканской иерархии, на самом деле обладал едва ли не большим могуществом, чем сам овеянный боевой славой президент этой горной страны. Ваш покорный слуга имел честь убедиться в этом на практике, причем еще до появления Грега-избавителя со свитой…

На четвертые сутки после телефонного разговора с Грегом Юсуп достал меня из сарая, в котором располагался погреб, и потащил в дом — Рустем пожелал общаться. Хозяин долины был хмур и чем-то явно озабочен.

— Ты меня кинул, Иван, — сообщил он с ходу, едва я переступил порог. — Вай, как ты меня кинул, шпионская рожа! Совсем нехорошо…

— Не понял! — искренне удивился я. — Как я, сидя в сарае, мог тебя кинуть?

— Ты говорил, что этот твой приятель из-за бугра — простой врач? — скорее утвердительно, чем вопросительно произнес Рустем, кривя рот в горькой усмешке — ей-богу, можно было подумать, что я его на самом деле сильно обидел!

— Ну да, говорил, — подтвердил я, предвкушая непредвиденную пакость. — А что — что-то не так? Он действительно врач…

— И насчет этого врача мне звонит сам Аслан Баграев! — оборвал меня Рустем. — Говорит: к тебе в район приедет американский врач с комиссией — смотри, окажи ему помощь, какую только можешь. Говорит: он твой гость. В смысле — врач — мой гость… Ай, шайтан! Ну ты даешь, Иван!

— Я понятия не имею, кто такой Аслан Баграев, — я недоуменно пожал плечами. — И потом — может, он имел в виду совсем другого врача?

— Да, в последнее время у нас американских врачей развелось — что волков в горах! — язвительно воскликнул Рустем. — Один за другим шастают! Ну ты даешь, Иван…

— Слушай, чего ты так расстроился? — простодушно спросил я. — Тебе какая разница — звонил этот самый Аслан или не звонил… Это что-то меняет? И кто вообще такой Баграев? Насколько я знаю, у вас тут в каждом районе свой король — что хочет, то и творит. Или я не прав?

— Баграев — мой родственник, — счел нужным объяснить Рустем. — Дальний, правда — он почему-то только сейчас вспомнил, что мы родственники. Ну это все равно — родственник, не родственник… Просто Аслан не тот человек, просьбой которого можно пренебречь. Понимаешь?

— Понимаю, — сочувственно вздохнул я. — Накрылись твои бабки?

— Точно, Иван, — грустно подтвердил хозяин дома. — Врач-то за тобой едет. Аслан сказал — окажи ему любую помощь, он твой гость. У нас с гостем не торгуются, ты знаешь… А какие хорошие бабки были бы — триста штук баксов! Ай, шайтан! Ну ты даешь, Иван…

— Значит, не судьба, — скромно потупился я. — Шиве было угодно, чтобы меня отдали даром. Он видит все, он знает, как надо…

— Я твой Шива в гробу видал! — сердито воскликнул Рустем и вдруг перешел на шепот:

— Слушай, Иван… А ведь Аслан насчет тебя ничего не сказал! Он сказал только насчет врача… Значит, он про тебя ничего не знает — так выходит?

— Откуда вашему Аслану знать про какого-то шелудивого бродягу? — философски заметил я и тут же спохватился, почуяв какой-то подвох. — Нет, в принципе, если мой приятель сказал ему…

— Ни хера он ему не сказал, — оборвал меня Рустем, плотоядно сверкнув глазами. — Если бы Аслан знал про тебя, он бы мне так и сказал: «У тебя там есть вшивота одна, отдай его моему другу…» Да, так бы и сказал. Какой смысл ему недоговаривать? У него времени нет на всякие недомолвки — человек государственными делами занят… Ты меня понял, Иван?

— Если честно — не совсем, — признался я, чувствуя, что события начинают принимать непредсказуемый оборот, чреватый самыми плачевными последствиями. — Ты лучше скажи прямо, Рустем, что ты хочешь. Мы люди темные, интригами не привыкли заниматься…

— Я тебя убью, — простецки заявил Рустем. — Твой врач приедет, а тебя нет. Врубаешься? Бабок нет — и товара нет. А у русских говорят… Ты знаешь, как у русских говорят, шпион?

— Говорят — на нет и суда нет, — автоматически пробормотал я, лихорадочно соображая, как мне выпутаться из этого нового витка пертурбаций. — Ннн-да… Кино и немцы… Не делай этого, Рустем, будут тебе деньги. Триста штук — вряд ли, но пятьдесят, как и обещал, получишь.

— С гостя деньги не берут, — упрямо пробормотал Рустем и покосился на дверь, видимо, намереваясь кликнуть верного Юсупа. — Если Аслан узнает, что у меня был человек, за которым приехал этот врач, и я за это взял с врача бабки, он меня не поймет. Так что…

— Не обязательно, чтобы Аслан узнал об этом, — мягко возразил я. — И потом — этот мой приятель понятия не имеет о законах вашего гостеприимства и особенностях внутриклановых отношений. Он просто хочет забрать меня отсюда, нюансы его совершенно не интересуют. Так что не торопись выводить меня в расход — я тебе слово даю, что в накладе ты не останешься. Мы что-нибудь придумаем…

Мы действительно придумали. Спустя сутки после разговора с Рустемом в Геддаш прикатила эта самая эпидемиологическая комиссия во главе с Грегом, состоящая из трех американцев и сопровождаемая на всякий случай конвоем вооруженных охранников числом семь. Возглавлял конвой племянник Аслана Баграева — Рашид. Как видите, вельможный дядька резко залюбил шотландца уже с первого раза, даже родного племянника не пожалел для обеспечения безопасности гостя.

Наша встреча с Грегом состоялась глубокой ночью: хитромудрый отпрыск шотландского клана ни словом не обмолвился об истинной причине своего приезда в этот захолустный поселок и полдня мотался по округе, делая вид, что изучает санитарное состояние района. Только к вечеру он прекратил имитировать кипучую деятельность, дав Рустему уговорить себя немного передохнуть. Когда шумное застолье пошло на убыль, Рустем свел нас с Грегом в одной из комнат своего дома и мы в присутствии хозяина дома коротко обсудили ситуацию. К вящему удовольствию Рустема, уже на второй минуте беседы обнаружился повод, позволяющий содрать с гостя весьма недурственные деньги и при этом не попасть в неудобное положение или раскрутиться на немилость дальнего родственника из Грозного. Третьего члена комиссии, которого звали Кристофер Вуд, Грег притащил с собой специально для того, чтобы обменять его на меня. В тот раз, когда мы общались по телефону, шотландец спросил, как я выгляжу, на что я ответил — так же, как и при нашей последней встрече, только зело волосат и богат бородой. Руководствуясь своими впечатлениями от нашей последней встречи, Грег подобрал у себя в Штатах бородатого парнишку, здорово похожего на меня, заплатил ему хорошие деньги и… и вот он здесь — дрыхнет с перепоя без задних ног в соседней комнате.

Рустем подтвердил — да, парень здорово похож на меня, только чуть розовее ликом да помыт хорошо. Я тихо порадовался такому неожиданному обороту и спросил Грега — а что, собственно, он собирается делать? Да ничего, собственно… Осталось дело за малым — поменять субъектов так, чтобы ребята из конвоя ничего не заподозрили, и потом, после нашего отъезда, препроводить Кристофера в Стародубовск — там, мол, его ждут свои люди. Документы у него в порядке, так что никаких сложностей возникнуть не должно. В принципе никакого криминала здесь нет, и можно было бы обойтись без всякого маскарада, но дело довольно деликатное, понимаете ли…

— Понимаю, — совсем трезво сверкнул глазами Рустем, уразумев, что за услугу подобного рода вполне можно содрать соответствующую сумму, не оглядываясь на влиятельного Аслана. — Все прекрасно понимаю. Сто штук баксов! И можете забыть об этом вашем подменщике. Как только вы уедете, я его под хорошим конвоем отправлю в Стародубовск.

— Мы же договаривались на пятьдесят, Рустем, — попробовал было я усовестить предприимчивого хозяина. — За какую-то мелочь ты сдираешь двойную сумму! Тебе же ничего не стоит свезти его в Стародубовск — даже на бензин ты не потратишься, он у тебя бесплатный!

— Я сказал — сто, — неумолимо заявил Рустем. — Или завтра поедете обратно вчетвером — то-то племяш Аслана поудивляется! Подумает, что у него в глазах двоится с похмелья…

Таким образом обмен состоялся. Рано поутру мы благополучно покинули Геддаш и прямиком направились в Грозный. Дабы не разочаровывать шотландца, отчего-то уверенного, что сразу по прибытии в Ичкерию его ожидает положительный результат, я не стал сообщать ему, что наше мероприятие пребывает пока что в стадии жиденькой гипотезы и нуждается в тщательной разработке. Необходимость тащиться в столицу Чечни я объяснил двумя уважительными причинами: во-первых, нам нужно избавиться от конвоя, а во-вторых, мне в Грозном надо кое с кем встретиться — так, уточнить незначительные детали (да, совсем незначительные: узнать, есть Гасан Дудаев в природе или это не более чем плод воображения Братского, и тогда мне надо экстренно делать ноги от шотландской мафии!). После некоторых размышлений Грег согласился, что наличие племянника Аслана с вооруженными людьми в значительной степени обеспечивает нашу защиту от случайностей, но на определенном этапе они будут здорово мешать и путаться под ногами, поэтому вместо конвоя лучше приобрести какие-то особые полномочия, которые позволят нам шляться по республике и вместе с тем дадут относительные гарантии личной безопасности…

Итак, второй «мандат», полученный Грегом, не изобиловал цветистыми фразами и отличался от первого полным отсутствием печатей. Развернув сложенный вчетверо лист, я прочел три предложения, наспех написанные рукой Аслана Баграева: «Это мой брат. Что он сказал — это я сказал. Кто его обидит — мой кровник». И подпись — Аслан Баграев.

Прочитав это, я выразил восхищение умением Грега выбирать «крышу» и осторожно поинтересовался — понимает ли шотландец, к чему обязывают такие отношения? Готов ли он к тому, что после благополучного возвращения в родные Штаты (коль скоро таковое вообще состоится!) к нему в любой момент может нагрянуть целая кодла родственников Аслана или просто приятелей и вполне резонно потребовать каких-то услуг, не совсем совместимых с такими категориями, как законопослушность и добропорядочность? У чеченцев несколько иные взгляды на понятия такого рода — если горец сказал «это мой брат», значит, следует понимать это буквально. Знает ли отпрыск клана Макконнери, в какую кабалу он залез?!

— Мне глубоко наплевать на все эти премудрости, — устало прикрыв глаза, заявил Грег. — Если у нас все получится, уже не важно будет, что там дальше… Разберемся. Главное — выполнить волю клана…

В течение последующих полутора часов мы с Эдит тщательно репетировали сцену охмурения «этажерки» (то есть дежурной по этажу) и занимались селекцией подходящих к случаю фраз, предварительно записанных мною на диктофон. Эдит это забавляло: она на цыпочках ходила по номеру, лихорадочно сверкая глазищами, строила мне уморительные рожи и вообще всячески развлекалась, никак не желая проникнуться серьезностью ситуации. Потеряв кучу нервных клеток в бесплодных попытках привести свою расшалившуюся пассию к нормальному бою, я в конце концов плюнул на это дело, свернул репетицию и, засадив в гнездо диктофона штекер наушников, начал прокручивать то, что у нас получилось.

Получилось вполне прилично — если Эдит ничего не перепутает, в нужный момент наше аудиоухищрение должно сработать. Промотав пленку до нужного места, я положил диктофон на стол, сообщил Эдит, что мне нужно еще раз продумать все детали, и уединился в ванной комнате.

Глядя на мощную струю, взбивавшую фантастическую пену (переборщил с хвойным экстрактом), я сопоставлял все «за» и «против» и по мере наполнения ванны все больше приходил к выводу, что план мой почти такой же фантастический — если удастся осуществить его, это будет жуткое везение. Если с самого начала обстоятельства для выполнения моего проекта можно было охарактеризовать как просто неблагоприятные, то вмешательство сверхбдительного Эля делало эту неблагоприятность катастрофически безнадежной.

Не секрет, что город наводнен представителями разнообразных ичкерских спецслужб: за каждым чужаком установлен тщательный визуальный контроль; организовано прослушивание телефонов, гостиничных номеров и транспорта; за иностранцами контроль усилен — цэрэушник Фил, хорошо разбирающийся в такого рода хитростях, каждый раз жалуется, что по городу за ним с Грегом ездит и ходит целый взвод соглядатаев. Позвонить с телефона-автомата в городе не представляется возможным: я пытался сделать это и тут же отказался от ненужных потуг — возле каждой будки куча каких-то странных типов в полувоенном прикиде, которые открыто проявляют болезненное любопытство, вытягивая шею и чуть ли не засовывая голову в будку. Поэтому мне пришлось прибегнуть к помощи Эдит, которая умудрилась открыть шпингалеты на окне в номере датского мостостроителя Бермана (испытываю жгучую ревность новоиспеченного собственника — каким местом моя красавица это дело устроила?!) и разузнала его распорядок дня — более позвонить Гасану было неоткуда!

Далее: гостиница располагается в обширном дворе, который в ночное время хорошо освещается и прекрасно просматривается вкруговую через витрины вестибюля и окна служебного цокольного этажа. В вестибюле постоянно дежурят целое отделение вооруженных охранников и парочка людишек небезызвестного вам Эля Бичкаева — охраняют импортных гостей от разнообразных неожиданностей вроде бы цивилизованной республики. А посему — выскользнуть незамеченным из здания гостиницы нечего и мечтать.

Следующая проблема: я, увы, не знаю Гасана Дудаева в лицо.

Теперь поставьте себя на мое место и попробуйте представить себе, что во вражеском городе в обстановке тотальной слежки и полной оперативной скованности вам необходимо отловить совершенно незнакомого господина, выведать у него без особого шума требуемые сведения (располагает он ими или нет — это уже другой вопрос!) и благополучно смыться с места встречи живым и невредимым. Как вам перспективы?

Так вот — до сегодняшнего вечера я более-менее разобрался со всеми этими неурядицами — с помощью своего многофункционального ангела-хранителя, именуемого в миру Эдит Ловаль.

Наши четыре номера располагаются на одной стороне, практически в самом конце длинного коридора, который обычно пуст и не просматривается из-за стола дежурной по этажу, стоящего в холле. До настоящего момента для меня не составляло никакого труда аккуратно выскользнуть из номера, быстро преодолеть пятнадцать метров и юркнуть в подсобку, дверь которой также располагается на нашей стороне.

Не так давно я спер у дежурной ключ от этой подсобки — буквально на пару часов — и вручил его Эдит. Один из ее мастеров соорудил вполне приличный дубликат, после чего мне оставалось вновь приспособить оригинал на связку «этажерки».

Для чего мне нужна подсобка? Там, знаете ли, имеется приличная шахта грузового лифта, который, как и положено в любой первостатейной грозненской гостинице, напрочь отсутствует — судя по слухам, его разукомплектовали на дрова в лихую годину РЧВ. В общем, лифта нет, зато в шахте сохранились приличные тросы, по которым можно спуститься в подвал, а затем подняться в подсобку — надо только запастись хорошими верхонками и комбинезоном из плотной ткани. Подвал заперт на огромный амбарный замок, и в обычное время доступ туда имеет только… как вы думаете, кто? Ну разумеется, все та же вездесущая Эдит. Дело в том, что в подвале хранится оборудование комиссии, которую возглавляет моя подружка: целые штабеля ящиков с какими-то приспособлениями и куча разнообразных прибамбасов совершенно непонятного мне свойства. Все это попало сюда не по воле случая, которому было угодно, чтобы ваш покорный слуга имел под рукой такой вот удобный резервный вариант.

Так уж сложились обстоятельства, что по прибытии в Грозный Эдит имела неосторожность разместить свою амуницию на складах горкоммунхоза, и в первую же ночь какие-то ловкие товарищи сперли оттуда чуть ли не целый грузовик всякого добра, по их мнению, годного для употребления в частном хозяйстве. Подвал «Интуриста» — единственное в городе место, которое более-менее надежно обеспечивает сохранность дорогостоящего оборудования. Ограниченный доступ плюс наличие постоянно присутствующей вооруженной охраны позволяют Эдит спокойно спать… с кем угодно в своей широкой постели.

Сразу после того как этот прохиндей Эль со своими приспешниками покинул номер Эдит, на нашем этаже возникли непредвиденные новшества: стол дежурной перекочевал к двустворчатой застекленной двери коридора, и за ним, помимо «этажерки», возникла еще одна усатая чеченская бабища в цветных гольфах и необъятном шерстяном платке — на тот случай, как я понял, если «этажерке» понадобится отлучиться по служебной необходимости.

Таким образом, за нашим коридором с подачи замзава по безопасности установили непрерывный визуальный контроль — теперь было невозможно прошмыгнуть в подсобку незамеченным. Можно было выбраться через окно и пройти до подсобки по карнизу снаружи здания, однако после того как Эль недвусмысленно намекнул, что в чем-то меня подозревает, я не стану рисковать: более чем уверен, что за нашими окнами уже вовсю наблюдают.

По той же причине мне придется на ходу выдумывать разнообразные дурацкие трюки и работать в режиме жесткого цейтнота, дабы успеть создать себе надежное алиби. Вот такой вредоносный Эль — чтоб ему провалиться! И самое обидное, что все эти неувязки обрушились на мой неоднократно травмированный череп буквально перед самым началом активных действий, будто какой-то злыдень трое суток терпеливо ждал, глумливо посмеиваясь над моими оперативными потугами, а в последний момент сыпанул из своего дрянного мешка добрую порцию заморочек, способных в один миг уничтожить все плоды моего труда…

В двадцать ноль-ноль мы приступили к сооружению мизансцены для предстоящего спектакля. Эдит извлекла из холодильника припасенные бутылки и разнообразную снедь, я шатающейся походкой посетил номер Грега и реквизировал его магнитофон, ухитрившись в процессе путешествия по коридору пару раз боднуть головой стену и четырежды запнуться, — исключительно ради чеченских дам, притаившихся на своем наблюдательном пункте за стеклянными дверями.

Спустя пять минут в апартаментах Эдит имел место полноценный антураж хаотичного гульбища: магнитофон, надрываясь, выдавал крики Юры Хоя (Грег в буквальном смысле тащится от «Сектора газа»!); на полу валялись на две трети опорожненные бутылки и продукты; мы с Эдит в два смычка дымили сигаретами, пытаясь перевести состояние внутренней атмосферы в категорию «хоть топор вешай» и пьяно смеялись, подпевая Хою. Думаю, со стороны все это должно было выглядеть вполне реалистично.

В двадцать пятнадцать Эдит вывалила на кровать из платяного шкафа весь свой гардероб и, по ходу действа пригубливая хороший коньяк, принялась отбирать наиболее, с ее точки зрения, привлекательные предметы для предстоящего торга. Я в этот момент достал из кармана одну из визиток Эля Бичкаева и накрутил его внутренний номер.

— Да, я слушаю, — бесстрастным голосом ответил Эль.

— Это Вуд, — несколько разочарованно пролепетал я, сымитировав попытку икнуть. Да, по-видимому, такое понятие, как регламент служебного времени, в его жизненный уклад не входит — в этот час можно было бы и дома сидеть! — Эмм… О! А Эль — это откуда? — задал я первый пришедший на ум вопрос. — Ваши предки произошли из Британии?