Одна маленькая вещь Уатт Эрин
Я не успеваю заметить его движения и вдруг лежу на спине, а он нависает надо мной. Я взвизгиваю и тут же зажимаю рот ладонью. Чейз смотрит на заднюю дверь. Все его тело напряжено, как будто он готов бежать, как только его заметят.
Вокруг ни звука. Чейз наклонился надо мной, это смутно напоминает о нашей первой ночи. Он – надо мной. Только в тот раз мы были ближе друг к другу. Я обнимала его за шею, и на нас было гораздо меньше одежды.
Я задерживаю дыхание. Кажется, он – тоже. Я хочу, чтобы он поцеловал меня, прижался ко мне ладонью, плечом или грудью, хочу чувствовать его тепло рядом.
– Что твои родители думают, ты делаешь? – наконец спрашивает он.
– Они считают, что я грущу по Рейчел, – необдуманно отвечаю я. – Это ее качели.
Он мгновенно отодвигается от меня и ложится на землю в некотором отдалении.
Я проклинаю себя за то, что заговорила о ней. Ему и так непросто жить со своей виной. Он может быть моим другом. Но не может примириться с мыслью о том, чтобы стать моим парнем. Не может позволить себе держать меня за руку или целовать.
Я показываю на висящее в воздухе деревянное сиденье.
– Папа сделал эти качели для Рейчел. Когда я подросла, мы дрались за то, кто будет качаться. Она бежала сюда со всех ног и всегда выигрывала. А я должна была качать ее, пока не отнимались руки. Тогда она слезала с качелей и говорила усталым голосом: «Я покачаю тебя, пока не придет время идти на тренировку». А до тренировки всегда оставалось всего пять минут.
– Что бы ты отдала ради возможности снова спорить с ней?
– Многое. – Чейз может заставить меня говорить о Рейчел, в отличие от остальных.
– О чем еще вы спорили? – Он перекатывается на бок и кладет голову на согнутую руку.
– О чем мы только не спорили. Она злилась, когда я брала без разрешения ее вещи. У нее была ужасно красивая голубая куртка. Я стащила ее из шкафа и пошла в ней на футбольную игру команды Дарлинга.
– И она не узнала?
– О, нет. Она узнала. Я была достаточно глупой и решила, что смогу постоянно избегать ее. Но мы столкнулись на боковой трибуне еще до конца первого тайма. Она позволила мне не снимать куртку, но предупредила, что, если хотя бы капля на нее упадет, она будет бить меня до утра.
– И?
– Я избежала наказания. Все кончилось тем, что я вернула куртку. А весной Рейчел пролила на нее красный ягодный сок. Мама не смогла свести пятно, так что Рейчел швырнула ее мне и сказала, что теперь она моя.
Он смеется.
– Эта куртка все еще у тебя?
– Нет. Я разозлилась и выбросила ее. Теперь жалею. Еще у меня были проблемы из-за того, что я сунула ее кисть для губной помады в подводку. У них довольно похожие кисточки, если ты вдруг не знаешь.
– Если б ты не сказала мне, я бы завтра думал об этом целый день, – торжественно признается он.
Я смеюсь. Он никак не комментирует, что я вспоминаю лишь то, как мы дрались с сестрой. Просто эти моменты, когда она была не идеальна, кажутся мне самыми настоящими.
– Я очень любила ее, – шепчу я.
– Знаю.
– И сильно скучаю.
– Мне жаль, Бэт. – Он снова переворачивается на спину. Прикрывает рукой глаза, как будто не может вынести моего вида или считает, что не имеет права смотреть на меня. Мне это не нравится.
Снова ком в горле.
– Я знаю.
Мы снова замолкаем. Я в ловушке между прошлым и настоящим. Глядя на качели, я вижу там Рейчел. Она сильно отталкивается ногами и взлетает все выше и выше, пока не превращается в пятно на небе рядом со светящей луной. А рядом со мной Чейз. Живой человек, который слушает меня, бранит, заставляет смеяться.
«Я выбираю Чейза», – мысленно говорю я своему видению. Рейчел кивает и продолжает раскачиваться.
– У нее всегда была потрясающая подача, – тихо говорю я. – Даже когда она была маленькой. В шестом классе она уже могла сделать необычную подкрутку. Подача всегда была очень чистой, мяч удивительно точно летел над сеткой, но, как только оказывался на стороне противника, мог свернуть вдруг в угол. Она была отличным подающим.
– Как вышло, что ты больше не играешь?
– Мне неинтересно. Без нее стало скучно. – Я не понимала, насколько подражала Рейчел до ее смерти. – Мы много ссорились. Я не думала, что мне будет так ее не хватать. – Я замолкаю, потому что чувствую, как подступают слезы. Больно даже смотреть на луну, и я закрываю глаза. Горячие ручейки сочатся из уголков глаз.
Большая теплая ладонь накрывает мою. Чейз просовывает руку мне под голову и прижимает меня к своей груди.
– Прости, – бормочет он снова и снова.
Я хочу перестать плакать, потому что знаю: ему больно – но не могу. Воспоминания, которые я загоняла глубоко внутрь, всплывают на поверхность. Рейчел учит меня брить ноги, заплетает мне французскую косу, дарит одну из своих любимых футболок, когда я прохожу в команду «А» в клубе, утешает меня, когда мое имя не появляется в финальной таблице игроков.
– Я скучаю по ней, – всхлипываю я, сворачиваясь в руках Чейза. – Я так по ней скучаю.
Под деревом, рядом с которым раскачивается на качелях тень Рейчел, я позволяю боли выползти из укромного уголка. Тоска струится по моим венам, охватывая все тело, плечи гнутся под этой тяжестью.
Вот почему я сдерживала ее так долго: это слишком тяжело. Слезы текут, словно вышедшая из берегов река. Хриплые, уродливые звуки вырываются из горла.
Когда Рейчел умерла, я испугалась, что завтра и моя жизнь может оборваться так же. И я боролась с родителями, со всеми ограничениями, будто это удавка.
– Она была моей старшей сестрой, – шепчу я в шею Чейза. – Она должна была всегда защищать меня.
– Я знаю, знаю. Прости.
Одной рукой прижимая мою голову к груди, приглушая рыдания, другой он широкими движениями поглаживает мне спину. Я льну к нему и словно черпаю его силу. Сейчас, когда печати сняты, я не могу загнать чувства назад, словно в бутылку.
Я все плачу. Не знаю, сколько прошло времени. Но он даже не просит меня успокоиться. Он не отстраняется. Его успокаивающая рука ни разу не сбивается с ритма. Я слышу ровное биение его сердца.
Он жив. Я жива.
Рейчел мертва.
И я должна позволить своему разбитому сердцу излечиться, а не притворяться, будто все хорошо.
– Ш-ш-ш, – шепчет Чейз мне на ухо. – Ты со мной.
Теплое дыхание касается мочки, бежит по позвоночнику, распространяется как вирус, разогревая все тело. Я поднимаю лицо и вижу влагу в его глазах.
Я не единственная нуждаюсь в утешении, поэтому принимаюсь гладить его по щеке. Кончики моих пальцев проходят по резкой линии подбородка, я опускаю ладонь ему на затылок.
– Чейз, – выдыхаю я.
Он закрывает глаза. Я – тоже. И жду. Жду. Жду.
А потом открываю глаза и понимаю, что лежу на спине, а Чейз стоит в пяти футах от меня, нервно проводя рукой по волосам.
– Чейз!
– Я должен идти, – говорит он и сует руки в карманы. Его плечи сутулятся все сильнее.
– Но… – Я растеряна. Он собирался поцеловать меня. Я знаю это.
– Я не могу. – Он смотрит на дом, когда говорит это. – Я не могу.
Не может что? Поцеловать меня? Держать меня подальше?
– Что? Что ты не можешь?
– Все, – отвечает он, переводя взгляд в землю.
Я сажусь на колени и вытягиваю руку.
– Вернись. Поговори со мной. Пожалуйста.
Его взгляд наконец встречается с моим. Меня поражает страдание в нем.
– Твоя сестра никогда не оставляла тебя, Бэт. Я забрал ее. Я не заслуживаю держать тебя в объятьях, не говоря уже о том, чтоб находиться в этом дворе. Твой отец прав: мне нужно держаться подальше.
– Нет. Прошу. – Я качаю головой и не могу внятно связать слова. У меня не осталось рациональных мыслей. Я вся – чувства и эмоции.
– Я должен идти. Прости, Бэт. За все. – Он разворачивается и ускользает в темноту.
Пораженная, я сижу на земле, как будто меня парализовало. От влажности легинсы становятся мокрыми и холодными. Его прощание прозвучало так ясно, как будто мы никогда больше не встретимся, не почувствуем связи между нами. А она есть, черт подери.
Я вскакиваю на ноги и мчусь за ним.
– Чейз! Чейз! – кричу я, не заботясь о том, что бужу своим криком соседей. Я растаптываю кучу листьев на газоне Ренников и чуть не врезаюсь в угол навеса Палмерсов.
– Матерь Божья, Бэт, ты шумишь сильнее, чем Годзилла в лесу. – Чейз появляется передо мной, в раздражении качая головой.
– Тогда прекрати убегать, – огрызаюсь я.
– Ты разозлилась? – его голос звучит изумленно. Глупый мальчишка.
– Да, я разозлилась. Я только что излила тебе душу, а в ответ ты убежал.
Он вздыхает.
– Я не убегаю. Просто мне не место рядом с тобой.
– Кто сказал? – я толкаю его в грудь. – И не говори, что мои родители, потому что они не считаются.
– Как они могут быть не в счет?
– Никто не считается, Чейз. Никто, кроме тебя и меня. Если ты скажешь, что я тебе безразлична, я поплачу, но переживу. Это твой выбор. Но если ты отталкиваешь меня потому, что я напоминаю тебе о твоей вине, а не потому, что действительно хочешь расстаться, то это чушь собачья! Если считаешь, что тебя неправильно выпустили из тюрьмы, так возвращайся туда. Нарушь закон и отправляйся обратно.
Он мрачнеет.
– Мне трудно жить с самим собой. Я терплю все, что творится в школе, потому что мне кажется это справедливым и я не хочу возвращаться в тюрьму, но все же чувствую вину за это тоже. Может быть, мое наказание должно быть вечным.
– И это вернет ее обратно?
– Ничто не вернет ее обратно. Вот в чем суть, – утверждает он, но в этот раз никуда не убегает.
Я снова толкаю его в грудь.
– Ты когда-нибудь разрешишь мне простить тебя?
– Я…
Я применяю другую тактику.
– Если ты так отчаянно хочешь все делать правильно во имя Рейчел, не думаешь ли ты, что она хотела бы, чтобы я была счастлива?
Он прищуривается.
– Ты пытаешься манипулировать мной.
– Я пытаюсь заставить тебя понять: то, что случилось с Рейчел, – несчастный случай. Я простила тебя. В ответ ты уходишь и бросаешь меня. – Тыкаю его в грудь третий раз.
Он хватает мою руку, вероятно, чтобы я не пробила дыру в его груди.
– В Дарлинге есть дюжина парней, которые будут для тебя лучшей парой, чем я.
– Назови хотя бы одного.
Он открывает рот, закрывает, открывает снова и опять закрывает.
– Ха, – торжествую я. Делаю шаг к нему и обхватываю его за талию. – Никто в мире не станет слушать меня так, как ты.
Он немного расслабляется и обнимает меня.
– У тебя низкие запросы, куколка.
– Не очень. Ты был у меня первым, а я уже в выпускном классе, так что я бы сказала, что у меня высокие запросы. Просто у тебя низкое самомнение.
– Это ты мне так советуешь слезть с креста?
– А мне нужно это делать?
Он тяжко вздыхает.
– Нет.
Мы долго стоим у навеса Палмерсов. Наконец я отпускаю его.
– Мне нужно возвращаться, – неохотно говорю я.
– Да, – он стоит, не пытаясь уйти.
Я отхожу назад, боясь, что он вернется в свою скорлупу из чувства вины, если я отведу от него взгляд.
– Какая у тебя сегодня одна маленькая хорошая вещь? – спрашиваю я, пересекая соседскую лужайку.
– Ты.
26
В пятницу утром я нахожу в шкафчике полевой цветок. На моем лице расплывается улыбка. Я стою спиной к коридору, чтобы никто не видел, какой легкомысленный у меня вид.
– От кого это? – требовательно спрашивает Скарлетт, заглядывая через плечо.
Я перекатываю стебелек в пальцах.
– Сорвала на автобусной остановке, – лгу я. Что бы ни происходило между мной и Чейзом, мы должны хранить это в тайне, чтобы выжить.
Скар делает сочувственное лицо.
– Отстой, что тебе не вернули машину. Хотя ты, кажется, не расстраиваешься по этому поводу. Ты как-то чаще улыбаешься в последние дни.
Я прижимаю цветок к щеке.
– Стараюсь сосредоточиться на хорошем, а не на плохом.
Философия «одной маленькой хорошей вещи» Чейза не так плоха. Прошло две недели после истории с пожарной тревогой. Машину мне не вернули, но возвратили дверь. Не знаю, почему, но ее поставили на место на следующий день после той ночи, когда я разрыдалась во дворе перед Чейзом. Сигнализация по-прежнему стоит на дверях и окнах. Но я надеюсь, что если не нарушу договоренностей с родителями, то и ее скоро снимут. Запрет выходить из дома теперь не имеет особого значения, потому что Чейз почти каждую ночь проскальзывает ко мне во двор. У меня нет желания идти куда-то гулять. Скарлетт постоянно занята с Джеффом, они теперь официально вдвоем. В любом случае Чейз – единственный, кого я хочу видеть, с кем хочу сидеть в темноте обнявшись и разговаривать.
К сожалению, разговоры – это все. Я умираю от желания, но Чейз непреклонен на этот счет. Он все так же настаивает, что мы просто друзья.
Друзья оставляют цветы друг другу в шкафчиках?
Ха.
– Милый топ, – говорю я, меняя тему. Скарлетт одета в розовую блузку, из-под которой просвечивает топик. Два страза украшают кончики большого воротничка. Блузка сочетается с узкой серой юбкой и серыми балетками.
Лицо Скарлетт озаряется.
– Это «Шанель», – визжит она.
– Да ладно. Правда?
– Да! – Она приподнимает уголок блузки, чтобы я смогла увидеть маленький золотой квадратик с буквами CC. – Я купила его в онлайн-магазине. Так боялась, что ее продадут раньше, чем я скоплю денег. Потом беспокоилась, что она не подойдет по размеру. Получила ее в субб…
– Где ты была? – обрывает ее Джефф.
Пораженная, Скар отпускает блузку, разворачивается и лицом к лицу сталкивается со своим разозленным парнем.
– Э, разговаривала с Бэт.
– Я сказал тебе ждать меня у входа. – Его ладонь опускается на воротник ее блузки сзади. Тонкая ткань мнется в ладони.
– Я просто подошла поздороваться с Бэт, – заикается Скар.
Я перевожу взгляд с его руки на ее лицо, бледное и несчастное. Все это очень странно. Скар ведет себя так, будто виновата и говорить со мной – что-то недопустимое.
– Не стоило, – холодно отвечает он. – Если я сказал тебе быть где-то, будь там. Я ждал десять минут и выглядел как дурак. Если не хочешь быть со мной, так и скажи, но не оставляй меня так. Это грубо.
– Да ладно, Джефф. Мы просто говорили. – Я глазами указываю на его руку. Она смотрится на ее шее неуместно. И не только потому, что черно-зеленые клетки не сочетаются с розовым. Рука выглядит угрожающе, а не игриво.
– Вы, девчонки, можете говорить на уроках. А время перед школой – мое.
Лицо Скар теперь не выражает эмоций, тогда как Джефф весь почему-то красный.
– Джефф, отпусти ее, – приказываю я, нахмурившись. – Ради всего святого, ты оставишь синяки у нее на коже.
Он игнорирует меня.
– Мне отпустить тебя, Скар? Ты этого хочешь? Порвать со мной?
– Я не говорила тебе рвать с ней. Я сказала: отпусти ее, – указываю на его руку, сжимающую ее шею.
– Скарлетт! – подталкивает он.
Мы оба смотрим на нее. Она пристально глядит на носки своих серых балеток.
– Нет, я не хочу рвать отношения с тобой и не хочу, чтобы ты меня отпускал, – тускло отвечает она.
– Вот видишь, Лиззи. Скарлетт нравится моя рука там, где она есть.
Он сжимает ее затылок, и я вижу, что она морщится. Может, мне это кажется? Возможно, потому что я бы поморщилась, если б Джефф трогал меня вот так.
– Готова идти на расчеты? – спрашиваю я подругу.
Джефф отвечает за нее.
– Она скоро придет. Иди вперед. – Он смотрит на меня с улыбкой, и она вовсе не дружелюбная, поэтому я отступаю на шаг.
– Скар, – неуверенно спрашиваю я.
– Я в порядке.
Непохоже, что она в порядке. Голос звучит… блекло, как будто ей не принадлежит. Я медлю, не зная, что делать. Ученики уходят из коридора. Расчеты начнутся через пять минут. Я вкладываю цветок в тетрадь и отвечаю:
– Увидимся в классе.
Отхожу на несколько шагов и наклоняюсь завязать несуществующий шнурок.
За спиной я слышу, как Джефф спрашивает:
– Что это на тебе?
– Это «Шанель», – отвечает Скарлетт. – Я достала ее…
– Это очень развратно, малышка. Мы же говорили о твоем гардеробе. Ты так не уверена в себе и хочешь, чтобы у всех парней вставал на тебя, чтобы ты была собой довольна? Тогда зачем вообще надевать блузку? Все твои блузки все равно прозрачные.
Я жду, когда она взорвется и скажет ему, чтобы он засунул свое отвратительное мнение туда, где солнце не светит.
– Прости. Я переоденусь, – вместо этого отвечает она.
Я чуть не падаю от удивления.
– Когда? – требовательно спрашивает он.
– После урока.
– Лучше бы тебе сделать это побыстрее. – И в этих словах явно звучит недовольство.
Мне не нравится тон, которым он с ней разговаривает. Она – его девушка, а не кукла. Распрямив плечи, я поднимаюсь и оборачиваюсь к нему.
– Оставь Скар в покое.
Но отвечает мне не Джефф, а Скарлетт. И так, как я не ожидала.
– Зачем ты суешь нос не в свое дело? – огрызается она. – Знаю: дома у тебя сейчас дела обстоят не лучшим образом. Но, может, хватит водиться с наркоторговцами и убийцами? Я этого не делаю. Джефф этого не делает. Видимо, именно поэтому в нашей спальне есть дверь, а в твоей – нет.
В ужасе смотрю, как она только что во всеуслышание выдала мои секреты. Несколько наших одноклассников начинают шептаться. Пара человек смеется.
Я стискиваю зубы.
– Как хочешь, Скар.
Поверить не могу, что она выболтала то, что я рассказала ей по секрету. Я защищала ее! Кажется, у меня пар валит из ушей от злости. Вхожу в класс, кидаю книги на стол и отодвигаю стул. Резко.
Чейз, уже сидящий на своем месте, вопросительно приподнимает бровь. Я хочу поделиться с ним, но не могу. Нам не разрешается дружить. Я должна ненавидеть сам его образ. Это злит меня еще сильнее. Я должна высказать все Скар, когда она придет на урок. Лучшие друзья не говорят такое перед другими людьми. Лучшие друзья не… Мои мысли замирают, когда я вижу, как Скарлетт входит в не по размеру большой зеленой рубашке поло. Ее милой прозрачной блузки больше на ней нет.
Джефф идет за ней. Его клетчатая рубашка теперь застегнута на все пуговицы. Он заставил ее надеть свое поло. Что за осел!
Но это еще не все. Скар проходит мимо свободного места рядом со мной и останавливается у стола Крис Левин.
– Скар будет сидеть тут, – объявляет Джефф.
– Что? – идеально ухоженные брови Крис хмурятся в недоумении. – Это мой стол.
– Разве миссис Рассел распределяла места в начале семестра?
Крис смотрит с недоумением.
– Нет.
– Тогда пересаживайся, – говорит Джефф с улыбкой… такой же недружелюбной, с какой смотрел на меня.
Я вздыхаю.
– Скарлетт, просто сядь на свое место.
– Отвали, Бэт. – Джефф указывает на Крис. – Пересаживайся.
– Прошу, – добавляет Скар, умоляюще складывая руки. – Лишь на сегодня.
– Я понял! Я бы тоже не хотел сидеть рядом с Мэнсоном, – ехидно говорит Трой. – Меня уже которую неделю тошнит от его вида.
– Ты поэтому так дерьмово играл в прошлую пятницу? – вмешиваюсь я. В последней игре Трой и его защитники пропустили пять тачдаунов[5].
– Да пошла ты, Джонс.
– Только если заплатишь мне миллион.
– Верно, ты путаешься только с теми, кто убил твою сестру.
Я едва не падаю со стула. Внутри меня борются ледяная ярость и обжигающий стыд.
Кто-то вздыхает с ужасом.
Ножки стула скребут по полу, и я понимаю, что вскочила на ноги и стою рядом с Чейзом.
– Довольно, – твердо говорит Чейз. Голос у него низкий, хриплый и грозный.
Трой откидывается на стуле и скрещивает руки в обороняющемся жесте.
– Или что?
– Тебе лучше не знать.
Все лицо Джеффа темнеет как туча, когда он поворачивается ко мне.
– Ты путаешься с Мэнсоном? – шипит он.
От убийственного блеска его глаз меня пробирает до костей. Скар смотрит в ужасе, все остальные склоняются ближе, с жадным интересом ловя каждое слово.
Мой взгляд сталкивается со взглядом Чейза ненадолго. Он качает головой так, чтобы заметила только я. Знаю, о чем он меня просит. Я очень не хочу этого делать. Но брошенную Джеффом бомбу нужно обезвредить как можно скорее.