Одна маленькая вещь Уатт Эрин
Я вздыхаю. Проклятье. Так и знала, что мои родители подозревают. Подтверждение моих догадок вызывает беспокойство. Интересно, учителям позволено говорить с учениками об их личной жизни? У меня такое чувство, что это неправильно.
– Я не чувствую себя комфортно, обсуждая свою личную жизнь, – заявляю я официальным тоном. – Что-то еще или я могу пойти пообедать?
На лице ее читается обида.
– Можешь идти, – наконец говорит она.
Я встаю.
– Спасибо. Хороший разговор.
– Бэт, – зовет она, – прошу, приди поговорить со мной, если передумаешь. Знай: я тебя всегда выслушаю.
Я киваю и выхожу из кабинета. Быстро оглядываю библиотеку на случай, если Чейз спрятался тут. Его нет. Бессмысленная встреча с Танненхауф стоила мне ценного времени. Я спешу к шкафчикам, Чейза нет и там. Точно знаю, что он не обедает в столовой и не ходит в «Старбакс». Так где же он, черт побери?
Весь обед провожу, рыская по школе, но Чейза нигде нет. Он не может прятаться от меня вечно: последний урок – испанский, и он тоже должен прийти. Конечно, он будет там, потому что не может позволить себе пропускать уроки и получить из-за этого еще одно замечание в дело.
К сожалению, на этом уроке присутствует и Скарлетт.
Они с Джеффом – первые, кого я вижу, приближаясь к классу. Сквозь открытую дверь вижу пустую комнату. Чейз еще не пришел.
Останавливаюсь и прислоняюсь к стене в нескольких футах от двери. Скар и Джефф бросают враждебные взгляды в мою сторону, потом шепчутся. Снова пара прицельных взглядов. Глумливые улыбки. Снова перешептывания. Пока я наконец не обращаюсь громко к парочке:
– Если вам есть что мне сказать, говорите прямо.
– О, посмотри, Скар… Лиззи вспомнила, что у нее есть друзья.
Я недоверчиво смеюсь.
– Точно, это я забыла, что такое дружба.
– Да, ты, – холодно отвечает Джефф. – Не говоря уже о том, что ты забыла, что такое семья. Ты спишь с убийцей своей сестры.
Я стискиваю зубы.
– Я не сплю с ним. Просто работала с ним в одном приюте для животных. Едва ли я могла что-то поделать с этим. – Чувство вины овладевает мной, когда я понимаю, что снова делаю это… дистанцирую себя от Чейза, скрывая правду о наших отношениях.
Глаза Джеффа сверкают.
– Чушь собачья! Я смог уладить ситуацию всего за пять минут: позвонил твоему отцу, и мы добились того, чтоб этого убийцу уволили. Ты ничего не делала! Только сверкала перед ним мокрой футболкой, словно шлюха, которой и являешься.
Скарлетт бледнеет. Я замечаю, как она морщится, когда Джефф произносит «шлюха».
Не обращая внимания на жар, заливающий щеки, я перевожу взгляд на мою… бывшую… лучшую подругу и не смотрю на Джеффа.
– Ты тоже так думаешь, Скар? – тихо спрашиваю я. – Что я – шлюха?
– Я… – Она закусывает губу.
– Именно так она и думает, – объявляет Джефф самодовольно. – Все так думают.
– Заткнись, – рявкаю я на него. – Я разговариваю со Скар. – Продолжаю пристально смотреть ей в глаза. – Ты считаешь, что я – шлюха?
Джефф кладет ладонь ей на затылок тем собственническим захватом, который так ему нравится.
– Да, – твердо говорит он, – она так думает.
Я не свожу глаз со Скар. Она явно растеряна. Но не возражает ему.
Меня переполняет разочарование. Я знала эту девочку с детского сада. Годами мы вместе плакали, смеялись и всегда поддерживали друг друга. Или я так считала. Очевидно, Скар предпочитает сохранить отношения с Джеффом, а не поддерживать меня, слушать, как он издевательски называет меня шлюхой, а не защищать нашу дружбу.
Если подумать, на моей стороне нет никого. Благодаря Джеффу одноклассники верят, что я бросила его на вечеринке в Линкольне, чтобы пойти тусоваться с торговцем наркотиками. Спрашивали ли Мейси или Ивонн о моей версии этой истории? Спрашивал ли хоть кто-то? Нет.
А я так высоко ценю мнение этих придурков. Почему меня заботит, что они обо мне подумают? Эти люди мне не друзья. Я считала, что они мои друзья, но это не так. Мой единственный настоящий друг – Чейз. Только он слушает меня, поддерживает, ведет себя так, будто я действительно ему небезразлична.
– Посмотрите, а вот и дружок Лиззи, – с усмешкой говорит Джефф.
Сердце бьется быстрее, когда появляется Чейз. Он одет во все черное и, кажется, не брился все выходные. Лицо покрыто светло-русой щетиной. Он выглядит потрясающе, отстраненно… и предельно безучастно, когда его синий взгляд переходит от меня к Джеффу. Они пристально смотрят друг на друга. На несколько мгновений время замирает. Чейз сует руки в карманы и опускает голову. Джефф явно злорадствует, видя, что выиграл этот поединок и заставил Чейза отвернуться.
Меня переполняет возмущение. Джефф не может ни в чем взять верх над Чейзом. Джефф – помешанный на доминировании засранец, который развлекается тем, что запугивает девушек и терроризирует парней, которые не могут дать сдачи. Чейз в миллион раз лучше Джеффа Корзена. Он добрый, заботливый и заплатил за свои ошибки. Он не заслуживает того, чтобы с ним так обращались. Мне становится дурно при мысли о том, что он считает, будто я стыжусь показаться с ним.
Я делаю глубокий нервный вдох и собираюсь с духом. Найдя в себе смелость, делаю шаг вперед и говорю четким, ровным голосом:
– Не-а, это не мой дружок, – сообщаю я Джеффу, Скарлетт и всем, кто может слышать. – Это мой парень.
Слышится общий вздох ужаса. Несколько шепотков.
Чейз удивленно смотрит на меня своими синими глазами, но я не даю ему возможности опомниться. Иду к нему, беру его за ворот футболки и притягиваю к себе. Потом целую его посреди коридора, перед всеми своими одноклассниками, подтверждая свое заявление.
К черту, что там думают все.
Важен только Чейз.
31
К концу уроков о поцелуе знают все. Мы с Чейзом терпим взгляды и шепотки во время урока испанского, стоически переносим тыкающие в нашу сторону пальцы, когда уходим из школы, игнорируем грязные взгляды на парковке.
Моего автобуса еще нет, но Чейз не может ждать со мной. Это огорчает его. После звонка с урока он ворчал, как глупо было целовать его перед всеми и что безумно с моей стороны заявлять, что он – мой парень. Тем не менее он не выпускает моей руки.
– Я очень хотел бы подождать и убедиться, что ты без приключений села в автобус, – мрачно говорит он. – Но Джек должен через пять минут подобрать меня у «Старбакса». Нам нужно сегодня до темноты почистить два двора.
– Все в порядке, – заверяю я его. – Я – единственная старшеклассница, которая ездит на автобусе. – Еще раз черт побери моих родителей за то, что отняли у меня машину. – Младшеклассники слишком напуганы, чтоб предъявить мне что-то в лицо.
Кажется, это успокаивает его. Он отрывисто кивает и говорит:
– Через несколько часов я поеду домой на велосипеде, а потом приду к тебе. – Мое сердце счастливо трепещет, а потом сжимается, когда Чейз добавляет: – Нам нужно о многом поговорить.
Да, нужно. Но мы не будем говорить о том, о чем он думает. Мы не расстанемся, не прекратим видеться. Я сделала свой выбор: предпочла Чейза Доннели всем остальным в своей жизни. Это не может быть напрасным.
Я встаю на цыпочки и целую его в щеку. Так сюрреалистично делать это у всех на виду под ярким осенним солнцем. Думаю, и ему это кажется немного странным. Как только мои губы касаются его щеки, он осторожным взглядом окидывает округу.
– Айова, – шепчу я ему.
– Айова?
– Как только почувствуешь огорчение из-за ребят в Дарлинге, просто вспомни, что в следующем сентябре мы будем в Айове. И никому не будет дела до того, целую ли я тебя на людях.
Он вздыхает.
– Я еще не согласился ехать с тобой в Айову.
– Конечно, согласился. Ты, вероятно, забыл. – Я еще раз целую его в щеку. – Увидимся.
Он смотрит на меня с осторожной полуулыбкой, запрыгивает на велосипед и уезжает.
Я поправляю рюкзак на плече и жду появления желтого автобуса. Он как раз подъезжает к остановке, когда ко мне подходит Джефф. Края незаправленной рубашки развеваются по бокам с каждым нетерпеливым шагом. Он едва не сбивает с ног трех младшеклассниц.
– Оставь меня в покое, – холодно говорю я.
– Нет. Нам нужно поговорить, – Джефф хватает меня за руку достаточно сильно, чтобы остались синяки. Когда я взвизгиваю, он поспешно отпускает меня. – Прости, – бормочет он.
Ему не жаль. Он говорит это лишь для свидетелей, чье внимание мы привлекли. Джефф не хочет, чтобы посторонние считали его козлом. Он успешно скрывает свою натуру. Но я вижу его насквозь. Смотрю на него злобным взглядом.
– Не о чем нам с тобой разговаривать. Мне совершенно нечего сказать тебе.
– Зато у меня есть много чего сказать, ясно?
Опять этот деланый британский акцент.
– Ну а мне – нечего, ясно? – передразниваю я и шагаю к группке учеников, ждущих автобус.
В его темных глазах вспыхивает раздражение. Он прижимает руки к бедрам, будто пытается удержаться от того, чтобы не схватить меня снова. Затем глубоко вздыхает.
– Я хочу поговорить о Рейчел.
Я притворяюсь равнодушной, но звук ее имени, слетевшего с его губ, ранит меня. Мне тошно думать, что почти год моя сестра встречалась с этим парнем.
– Ты меня слышала? – требовательно спрашивает он, когда я не отвечаю.
Я хладнокровно встречаю его колючий взгляд.
– Да, я слышала тебя.
Он хмурит брови.
– Я сказал, что хочу поговорить о Рейчел.
– Мне плевать, – отвечаю я с широкой деланой улыбкой.
Помахав рукой в таком же фальшиво-радостном жесте, я мчусь от него прочь и забираюсь в автобус.
Дома меня ждет папа. Это вовсе не неожиданность. Он еще вчера предупредил, что теперь будет уходить из магазина в три, чтобы быть дома, когда я возвращаюсь из школы. Его работник, наверное, ужасно рад дополнительным часам. Я же – не очень.
– Можешь делать домашнюю работу в столовой, – говорит он, после того как я скидываю в прихожей туфли. Полка Рейчел, как всегда, пуста.
– Мой ноут – в комнате, – бормочу я.
– Нет, я уже принес его тебе. Начну готовить ужин пораньше, так что предпочел бы, чтобы ты занималась в столовой.
Он говорит это так, будто у меня есть выбор.
– То есть чтобы ты мог наблюдать за мной из кухни и я не смогла ускользнуть?
– Да, – отвечает он безразличным тоном.
Он уходит на кухню, оставляя меня в замешательстве. Вау! Поверить не могу, что это мой отец. Что с ним случилось?
– Это нелепо, – кричу ему вслед. – Я свалю отсюда меньше чем через год!
Уеду из этого дома и города, от всех ненавидящих людей в нем, даже если не поступлю в колледж. Просто не выдержу еще четырех лет такой жизни.
Я тащусь к столу. Цифры и буквы на странице передо мной расплываются. Не могу сосредоточиться. На кухне работает телевизор. Папа стучит сковородой о конфорку. Морган лает. Я поднимаю голову и вижу черное пятно, когда он проносится через наш двор.
Ого. Пес, должно быть, сорвался с поводка. Я бросаю карандаш и встаю.
Папа появляется в дверях с кухонным полотенцем, перекинутым через плечо.
– Ты куда?
– На улицу.
Хвост Моргана бьет по качелям Рейчел, раскачивая деревянное сиденье.
Папа следит за моим взглядом.
– Дурная собака. – Он сдергивает полотенце с плеча и сжимает его руками, будто это шея Моргана.
– Стой! – я вытягиваю руку. – Миссис Ренник поймает его.
– Она не должна была заводить эту проклятую собаку! Ее нет поблизости, и она не контролирует это животное. – Он тянется к защелке.
Я бросаюсь к двери.
– Морган – милый пес. Он никому не мешает.
– Он свалит качели Рейчел.
– Ну так ты их снова повесишь. Какая разница? – Я упираюсь. Не позволю отцу выйти из дома и причинить вред Моргану. Мы действительно уже чокнулись от смерти Рейчел, если то, что собака свалит качели, чревато такой травмой. Но я не могу тягаться со своим отцом. Он сметает меня с пути одним движением руки и направляется к гаражу. Я не знаю, куда бежать: за отцом или к миссис Ренник, помогать ловить Моргана. Наконец решаюсь и бегу к Моргану и его хозяйке.
– Что за собака! – кричит она, пока я подбегаю к ней. Большой пес бегает вокруг дерева, толкая качели то в одну, то в другую сторону.
Я вздрагиваю, когда деревянное сиденье ударяется о ствол дерева.
– Вы идите туда, а я пойду сюда, – говорю я миссис Ренник, указывая в противоположном направлении.
– Окей.
Мы разделяемся и пытаемся загнать Моргана между нами. Он, конечно же, думает, что мы затеяли чудесную игру, и тут же убегает прочь.
Вдруг слышится пронзительный свист. Он заставляет Моргана замереть на секунду, и я кидаюсь на него сверху. Миссис Ренник бросает мне поводок. Быстро цепляю его к ошейнику и веду собаку к измотанной владелице.
– Мне так жаль, Дейв, – извиняется наша соседка, когда папа идет к нам с отверткой, торчащей из переднего кармана, и лестницей, закинутой на плечо. Пес напрягается. – Морган снова сорвался с поводка.
В ответ на это отец молча кивает и идет к качелям.
– Ах, мне лучше уйти домой. Еще раз прошу меня извинить.
Папа по-прежнему не отвечает, сосредоточившись на установке лестницы.
– Все в порядке, – говорю я, пытаясь загладить нехарактерную для отца грубость. Он обычно крайне мил со всеми. – Пока-пока, Морган, – машу псу. Он в ответ счастливо вертит хвостом, не обращая внимания на напряженную атмосферу.
– Позвоните мне, если будут какие-то проблемы, – говорит миссис Ренник, хотя я не уверена, обращается ли она ко мне или к моему отцу.
Я снова отвечаю:
– Конечно же, миссис Ренник.
Она машет мне рукой и оттаскивает Моргана прочь. Папа спускается с лестницы, держа в руках деревянное сиденье и перекинув веревку через плечо.
– Мне следовало снять их много лет назад. Чудо, что они сильно не повредились. – Он рассматривает дерево, изношенное после многих лет под открытым небом.
– Это просто качели, папа. – Рейчел нет тут. Она качается на них лишь в наших воспоминаниях.
– Это не просто качели, Лиззи. Это ее качели.
Я сдаюсь. Из печального опыта знаю, что спорить с отцом о чем бы то ни было – пустая трата сил. Вместо этого я предлагаю помощь.
– Я могу отнести. Куда? В гараж?
Он качает головой и берет сиденье в подмышку, как-то умудряясь при этом складывать лестницу.
– Положу их в кабинете.
Очень разумно.
Я плетусь позади, растерянная и несколько обиженная тем, что мне не доверили нести качели. Дома папа ненадолго исчезает, чтобы занести священные качели себе в кабинет. Родители – словно кладоискатели, собирающие вещи Рейчел, будто они – редкие сокровища.
Им нужно лечиться. Это становится для меня все более и более очевидным. Я давным-давно прекратила предлагать это, но после всего, что случилось в последнее время, мне, кажется, снова нужно поднять этот вопрос. Может, мисс Танненхауф поможет мне. Или попрошу моего старого психотерапевта заехать к нам и устроить внезапный сеанс. Родителям нужна помощь. Так не может продолжаться дальше.
Смотрю на свои вещи на столе. Мне некуда пойти в этом доме.
– Когда я получу назад свою машину? – спрашиваю отца, снова появившегося на кухне.
– Когда докажешь, что достойна доверия.
– Я не делаю ничего плохого: не пью, не принимаю наркотики, не сплю со всеми подряд. Просто пытаюсь насладиться своим последним годом в школе.
– Ты была на вечеринках. Была у наркоторговцев. Ты постоянно не слушалась нас. – Он берет нож и продолжает готовить ужин.
– Потому что ваши правила нелепы! – Я в нетерпении топаю ногой, как делала это, когда мне было пять лет.
– Знаю, ты считаешь, что я перехожу границы. Но я пытаюсь защитить тебя, – настаивает он. – Хочу, чтобы ты поняла: эти меры безопасности нужны, дабы убедиться, что тебя не коснется вся эта грязь. Вот зачем мы следим за тобой. Все ради твоего же блага. Каким отцом я был бы, если бы не защищал свою девочку?
– Но, папа, это все не защищает меня, а подавляет. То, что случилось с Рейчел, – несчастный случай. Это могло случиться с каждым, где бы он ни был. Ты не можешь предотвратить все плохое.
– Я могу постараться, – мрачно отвечает он. – Не смогу смотреть на себя в зеркало, если что-то произойдет и с тобой. Это не из-за Рейчел, а из-за тебя и из-за того, что мы очень хотим, чтобы ты была в безопасности. А теперь иди заканчивай свою домашнюю работу.
Отрицание. Он ушел в полное отрицание.
Стиснув зубы я возвращаюсь в столовую и пытаюсь сконцентрироваться на задании. Следующие несколько минут с кухни раздается лишь звук ножа, ударяющего по доске, пока в конце концов его не прерывает телефонный звонок.
– Да, – слышится отрывистый ответ отца.
Я напрягаюсь в попытках услышать, что он говорит, но различаю лишь низкое бормотание.
Через минуту он входит в столовую, засовывая телефон в карман.
– Давай прокатимся? – предлагает он.
Прокатимся?
– Ты серьезно? Я только что пыталась с тобой поговорить, но ты отмахнулся от меня. А теперь хочешь покататься?
– Тогда можем обсудить это по пути. – Он делает паузу. – Поговорим о твоей машине.
Я знаю, что он манипулирует мной, но снова позволяю ему это.
– Куда едем? – спрашиваю я, усаживаясь на пассажирское сиденье.
– Мне нужно забрать маму из офиса. Ее машина до завтра останется в магазине.
– Эта дорога ведет не к маминому офису, – замечаю я.
– Заедем кое-куда.
– Куда?
– Увидишь.
Таинственный ответ – всего лишь шутка, потому что скоро все становится очевидным. Когда дорога расширяется, а дома становятся больше, я тут же понимаю, кто звонил.
– Мы с Джеффом не в очень хороших отношениях, – говорю я отцу.
Он кивает непринужденно, как будто уже знает об этом.
– Он сказал, что вы порвали друг с другом.
– Так почему ты везешь меня к нему?
– Потому что у него есть коробка с вещами Рейчел, и он спросил, не захочешь ли ты приехать к нему и посмотреть их вместе.
– Он спросил тебя, а не меня. Тебе не кажется, что у меня должно быть право голоса в этом вопросе? – отрывисто спрашиваю я.
– Нет, потому что я согласен с Джеффом. Разделив воспоминания о сестре, вы сможете преодолеть размолвку.
Джефф так, мать его, отвратителен. Использовать погибшую сестру, чтобы завоевать мою симпатию и поддержку моего отца? Я его стукну, как только увижу. Эта коробка, вероятно, так же реальна, как и беседка на заднем дворе, историю про которую он скормил моему отцу.
– Почему он тебе так нравится? Он козел.
– Он – хороший мальчик, – не соглашается папа. – Он любил твою сестру всем сердцем.
– Любил ли? Он относится к Скарлетт как к мусору. – Я знаю, что папа не повернет машину, но могу воспользоваться этой возможностью, чтобы рассказать отцу о поведении Джеффа.
Но папа просто игнорирует мои слова.
– Он сказал: ты была недовольна тем, что он пытался защитить тебя от Доннели.
– О, я уверена. А он сказал тебе, что включил пожарную сигнализацию и пытался свалить все на Чейза? Или как он постоянно шпыняет Скарлетт и вечно недоволен тем, что она носит и как себя ведет?
– Уверен, ты преувеличиваешь. Он приглядывал за тобой, с тех пор как вернулся, защищал тебя перед нами, – говорит папа со вздохом, как будто Джефф в его глазах – идиот и святой одновременно.
Он притормаживает перед огромным домом Джеффа.
Я испытываю искушение перебежать через улицу и рвануть к дому мэра Стэнтона. Он как раз в паре кварталов отсюда. Мы проезжали особняк по пути сюда. Но уверена, что Джефф на меня настучит. Он, вероятно, стоит в гостиной, выглядывая из-за шторы. Не понимаю, зачем он хочет со мной говорить.
– Иди. Я вернусь через час.
Бросив на отца последний протестующий взгляд, я заставляю себя выйти из машины, тащусь к двери и звоню.
Открывает мать Джеффа.
– Лиззи! – она заключает меня в теплые объятия.
Я неловко обнимаю ее в ответ. За время нашего знакомства я едва ли перемолвилась с ней парой слов. И даже не знаю, как ее зовут.
Она отстраняется, держа меня за плечи.
– Ты все больше становишься похожа на сестру.
Между мной и Рейчел есть слабое сходство. У нас одинаковый русый цвет волос и карие глаза, но Рейчел была выше и стройнее меня. Мы не настолько похожи, чтобы мать Джеффа вела себя так, будто увидела ее на пороге.
– Здравствуйте, миссис Корзен. Очевидно, у Джеффа есть коробка с вещами, которую он должен передать мне? – холодно отвечаю я.
– Он внизу, в игровой комнате. – Она радостно хлопает в ладоши. – Я так счастлива, что вы вместе. Знаю, некоторые считают это странным, но мне кажется, ваше общее горе сблизило вас. Разве не так?
– Вместе? – я хмурюсь в замешательстве. Что, черт побери, Джефф наговорил своим родителям?
– Джеффри был так потерян после смерти Рейчел, – говорит она, ее тон наконец теряет жизнерадостность. – Просто сам не свой. Вот почему он поехал в Англию. Хотя ты все это знаешь.
Мне неизвестны подробности, но, кажется, это важно, поэтому я веду себя так, будто понимаю, о чем она говорит.
– Да, он сказал, что нашел себя, – лгу я.
– Надеюсь на это. Боже, я на это надеюсь. После происшествия с сыном Дебби я была так обеспокоена. С тех пор как вернулся, он больше ни с кем не дрался. И все были так милы с ним.
– Нет. Никаких драк. – По крайней мере, это – правда. Но я никогда не слышала о случае с сыном Дебби, их экономки.
– Я должна была уделять ему больше внимания после того, что случилось с Рейчел. Но ты знаешь, как мы заняты. – Отец Джеффа – какая-то крупная шишка в страховой компании. Он проводит большую часть времени в Чикаго. Но мать, насколько знаю, не работает. Может, она занята благотворительностью или чем там занимаются в свободное время по-настоящему богатые женщины.
– Подростки могут быть скрытными, – говорю я, задаваясь вопросом, куда приведет нас этот разговор.
Она глотает наживку.
– Меньше всего мы беспокоились о таблетках, – признается она. – Но его гнев был своего рода вызовом. Мы до сих пор делаем подарки своей экономке, чтобы как-то извиниться за случившееся.
– Это точно, – соглашаюсь я, хотя на самом деле все еще ничего не понимаю. Что, черт побери, сделал Джефф? Что за проблемы с гневом? Такие серьезные, что его вынуждены были послать в другую страну? Только я собираюсь спросить, как на лестнице появляется голова Джеффа.
– Лиззи, – говорит он.
– Бэт, – холодно напоминаю ему я.
– Идем. У меня есть для тебя кое-что. – Он хватает меня за руку и тащит вниз по покрытым ковром ступеням.
Я не верю ему. По крайней мере, не хочу верить, но мои ноги следуют за ним. Если у него и правда есть какие-то вещи Рейчел, не собираюсь оставлять их тут. Помню, как она была несчастна в дни перед смертью, как отстранилась от нас всех.
Неопределенная мысль, что закралась ко мне раньше, превратилась в глубокую убежденность. Джефф был причиной ее несчастья, из-за которого она перестала улыбаться и разговаривать с нами. Он не заслуживает ни единой ее вещи.
– Почему ты раньше не сказал мне об этом? Уже почти конец октября.
– Я только что нашел их. Забыл, что они у меня.
Мы продолжаем идти вниз по ступеням. Их подвал – размером с мой дом. Там есть бар и комната, заполненная сотнями бутылок с вином. Я вижу бильярд и ряд окон, выходящих на бассейн, закрытый на зиму.
Мы проходим большую зону отдыха и оказываемся в отделанной панелями комнате с двумя громоздкими кожаными диванами. В центре стоит покрытый зеленым сукном стол. На стенах дурацкие картины с собаками, играющими в карты.
– Присаживайся. – Он подходит к шкафу и открывает дверь. – Хочешь выпить? – В руках у него бутылка водки.
– Где коробка?