Отель Хейли Артур

Положив трубку, Питер поймал себя на мысли о том, что с нетерпением ждет этой встречи.

Возле кровати герцогини Кройдонской валялись разрозненные страницы утренней газеты. Она уже внимательно прочитала почти все и теперь лежала, откинувшись на подушки. Мысль ее работала напряженно: герцогиня понимала, что сейчас, как никогда, ей нужна вся ее воля и находчивость.

На столике рядом с кроватью стоял поднос с завтраком, — герцогиня уже поела и отодвинула его в сторону. Даже в самые тяжелые минуты она не страдала отсутствием аппетита. Это была привычка, приобретенная еще в детстве в родовом замке, бывшем аббатстве Фоллингбрук, где завтрак всегда состоял из нескольких блюд, ибо после галопа по окрестностям хотелось плотно поесть.

Герцог один позавтракал в гостиной и несколько минут назад вернулся в спальню. Как только принесли газету, он тотчас с жадностью набросился на нее. И сейчас, в красном халате, надетом поверх пижамы, нервно ходил по комнате, время от времени ероша и без того растрепанные волосы.

— Ради бога, перестаньте ходить! — Голос его жены звенел от напряжения. — Я не могу думать, когда вы топаете тут, как жеребец на ипподроме в Эскоте.

Герцог повернулся к жене — лицо его, освещенное ярким утренним солнцем, вдруг постаревшее, выражало отчаяние.

— Думай не думай, какой от этого толк? Теперь уже ничего не изменишь.

— Думать никогда не вредно — только думать как следует и в нужном направлении. Потому одни добиваются успеха в делах, а другие нет.

Рука герцога снова прошлась по волосам.

— С прошлой ночи ничего не изменилось к лучшему.

— Но ведь и хуже не стало, — весьма резонно возразила герцогиня. Пока и на том спасибо. Мы все еще здесь, и пока никто на нас не посягает.

Герцог устало покачал головой. Видно было, что ночью он почти не спал.

— Ну, и что?

— Мне кажется, все это вопрос времени, — сказала герцогиня. — А время на нашей стороне. Чем дольше ничего не случится… — Она помолчала, потом произнесла медленно, будто размышляя вслух: — Сейчас совершенно необходимо привлечь к вам максимум внимания. Поставить вас в такое положение, чтобы категорически исключить даже возможность подозрения.

Словно по обоюдному согласию, оба супруга не вспоминали о вчерашней ссоре.

Герцог снова принялся шагать по комнате.

— Единственное, что, пожалуй, могло бы сейчас помочь, — это сообщение о моем назначении в Вашингтон.

— Совершенно верно.

— Но с этим нельзя спешить, если Хэд почувствует, что его подталкивают, он так разбушуется, что на Даунинг-стрит слетит крыша. Это чертовски деликатное дело.

— И станет еще деликатнее, если…

— Уж не кажется ли вам, что я этого не понимаю? Неужели, по-вашему, я не думал, что самое правильное для нас — это сдаться? — В голосе герцога Кройдонского звучали истерические нотки. Он закурил сигарету, руки его дрожали.

— Ну, нет, мы не станем сдаваться! — в противоположность мужу тон у герцогини был решительный и деловой. — Даже премьер-министры уступают нажиму, если он исходит от людей, которым не откажешь. И Хэд не составляет исключение. Я сейчас же позвоню в Лондон.

— Зачем?

— Поговорю с Джеффри. Попрошу его сделать все возможное, чтобы ускорить ваше назначение.

Герцог с сомнением покачал головой: он не очень верил в реальность такой затеи. Ему уже не раз приходилось наблюдать, каким удивительным влиянием обладала семья его жены. И все же он счел необходимым предупредить ее:

— Как бы ружье не выстрелило в нас самих, дорогая.

— Необязательно. Джеффри, когда захочет, прекрасно умеет нажать, где следует. А если мы будем сидеть сложа руки, все может обернуться гораздо хуже. — Долго не раздумывая, герцогиня взяла трубку телефона, стоявшего рядом с кроватью. — Лондон, пожалуйста. Лорда Сельвина. — И она назвала номер телефона в Мейфер.

Минут через двадцать раздался долгожданный звонок. Герцогиня высказала свою просьбу, на что ее брат, лорд Сельвин, реагировал без всякого восторга. Сидя в другом конце спальни, герцог отчетливо слышал низкий голос своего шурина, возмущенно возражавшего по телефону: «Ей-богу, сестрица, ты только разворошишь змеиное гнездо, зачем тебе это нужно? К твоему сведению, назначение Саймона в Вашингтон теперь — весьма далекая история. Кое-кто в кабинете министров считает, что там нужен сейчас другой человек. Я не говорю, что разделяю их мнение, но ведь нельзя на это закрывать глаза, правда?»

— А если не нажимать, сколько может пройти времени до назначения?

— Точно трудно сказать, старушка. Но, насколько я понимаю, не одна и не две недели.

— Нет, мы просто не можем так долго ждать, — настаивала герцогиня. — Поверь мне на слово, Джеффри, будет чудовищной ошибкой, если ты теперь же не попытаешься что-то предпринять.

— Не вижу для этого никакой возможности, — голос из Лондона звучал явно недовольно.

— То, о чем я прошу, жизненно важно не только для нас самих, но и для всей семьи, — решительно заявила герцогиня. — Надеюсь, ты можешь мне поверить.

Наступило молчание, затем последовал осторожный вопрос:

— Саймон рядом с тобой?

— Да.

— Так что же за всем этим кроется? Что он там натворил?

— Даже если б я и знала, что тебе ответить, — сказала герцогиня Кройдонская, — я едва ли стала бы это делать по междугородному телефону.

Снова наступила пауза.

— Что ж, обычно ты отдаешь себе отчет в своих действиях, — нехотя признал ее брат. — В этом тебе нельзя отказать.

Герцогиня поймала взгляд мужа, еле заметно кивнула ему и спросила брата:

— Я правильно тебя поняла, что ты выполнишь мою просьбу?

— Очень мне этого не хочется, сестрица. По-прежнему не хочется, — ответил лорд Сельвин. И тем не менее, помолчав, добавил: — Ну, хорошо, я постараюсь.

Перекинувшись еще несколькими словами, брат и сестра распрощались.

Не успела герцогиня положить трубку, как телефон снова зазвонил.

Супруги вздрогнули. Герцог нервно облизнул губы, в то время как его жена произнесла:

— Алло!

— Герцогиня Кройдонская? — спросил чей-то гнусавый, тягучий голос.

— Да, это я.

— Говорит Огилви, начальник охраны отеля. — В трубке послышалось сопение, потом наступила тишина: казалось, звонивший выжидал, пока до собеседницы дойдет смысл его слов.

Герцогиня тоже молчала. Видя, что пауза затягивается, она довольно резко спросила:

— Так что же вам угодно?

— Поговорить наедине. С вами и вашим мужем, — все так же растягивая слова, без всяких околичностей изрек он.

— Если это связано с отелем, то вы напрасно звоните. Мы привыкли иметь дело с мистером Трентом.

— Что ж, свяжитесь с ним — потом всю жизнь жалеть будете. — В холодном, наглом тоне чувствовалась несомненная уверенность.

Герцогиня заколебалась. И тут заметила, что руки у нее дрожат. Все же она нашла в себе силы произнести:

— Сейчас мне неудобно вас принять.

— А когда? — Снова молчание, снова сопение в трубке.

И она поняла: что бы этот человек ни знал и чего бы он ни хотел, перед ней большой мастер психологического нажима.

— Возможно, несколько позже, — ответила герцогиня.

— Хорошо. Я приду через час. — Теперь он уже не спрашивал, теперь он сам диктовал условия.

— Но, может быть…

Не дослушав ее возражений, человек повесил трубку.

— Кто это звонил? Что ему надо? — взволнованно спросил герцог, подходя к жене. Изможденное лицо его побледнело еще больше.

На секунду герцогиня закрыла глаза. Как бы ей хотелось сейчас сбросить с себя бремя руководства и ответственности за них обоих, чтобы кто-то другой принимал решения. Она знала, что это пустая надежда, ибо с тех пор, как она себя помнила, всегда все лежало на ней. Если у тебя характер сильнее, чем у окружающих, — спасения нет. Еще до замужества, в ее родной семье, где каждый по-своему обладал сильным характером, все инстинктивно оглядывались на нее, следовали ее примеру, прислушивались к ее советам. Даже Джеффри, человек на редкость способный и своевольный, всегда в конце концов подчинялся ей, как это и произошло теперь. Итак, реальная жизнь брала свое, мгновенная слабость прошла. Герцогиня открыла глаза.

— Звонил детектив, который работает в отеле. Он требует, чтобы мы приняли его через час.

— Значит, ему все известно! О боже! Он знает все!

— Он явно что-то знает. Но не сказал, что именно!

Неожиданно герцог Кройдонский выпрямился, вскинул голову, распрямил плечи. Руки у него перестали дрожать, губы упрямо сжались. Как и накануне вечером, перемена была мгновенной, точно у хамелеона. И он спокойно сказал:

— Все-таки, наверное, лучше будет — даже теперь, — если я пойду… если я признаюсь…

— Нет! Решительно и категорически — нет! Ни за что! — Глаза герцогини сверкнули. — Поймите одно: вы ничем, абсолютно ничем не сможете хоть на йоту исправить положение. — Она немного помолчала и задумчиво добавила: — Мы ничего не будем предпринимать. Просто подождем прихода этого человека и выясним, что он знает и какова его цель.

Герцог, казалось, собрался возражать. Потом передумал и лишь невесело кивнул головой. Запахнувшись плотнее в свой ярко-красный халат, он прошаркал в соседнюю комнату. И через несколько минут вернулся, держа в руках два стакана с неразбавленным виски. Один из них он протянул герцогине.

— Вы же знаете, еще слишком рано… — запротестовала она.

— Неважно. Сейчас вам это необходимо. — И он с заботливостью, к которой она совсем не привыкла, насильно всунул ей в руку стакан.

От неожиданности она уступила, взяла стакан и выпила. Крепкий напиток обжег, как огнем, у нее перехватило дыхание, но через несколько секунд по телу разлилось приятное тепло.

— Как бы дела ни складывались, но не так уж все плохо.

Кристина Фрэнсис сидела за своим столом в приемной Трента и, нахмурившись, читала письмо. Подняв глаза, она увидела в приоткрытой двери весело улыбающееся лицо Питера Макдермотта.

Лоб ее мгновенно разгладился.

— Еще одна отравленная стрела, — сказала она. — Но когда столько неприятностей, одной больше, одной меньше — какая разница.

— Такое настроение мне нравится. — И Питер протиснулся в дверь.

Кристина внимательно оглядела его.

— Выглядите вы на редкость свежим, если учесть, как мало вам пришлось спать.

Он усмехнулся.

— Рано утром у меня уже было свидание с вашим боссом. А это как холодный душ. Он еще не спускался?

Она покачала головой и перевела взгляд на письмо, которое только что читала.

— Когда он придет и увидит эту бумажку, она ему не понравится.

— А что это — секрет?

— Не совсем. Я думаю, вас это тоже касается.

Питер опустился в кожаное кресло напротив ее стола.

— Вы помните, месяц назад по Каронделет-стрит шел человек и сверху ему на голову упала бутылка? — спросила Кристина. — Его тогда сильно поранило.

Питер кивнул.

— Просто позор! Бутылку выбросили из окна отеля — это несомненно. Но мы так и не нашли, кто это сделал.

— А что был за человек тот, в кого она угодила?

— Насколько я помню, милый человечек. Я с ним потом разговаривал, и мы оплатили его счет в больнице. Хотя наши юристы и написали письмо, в котором ясно говорилось, что это жест доброй воли, а не признание нашей ответственности перед ним.

— Добрая воля не помогла. Он возбудил иск против отеля на десять тысяч долларов. Он обвиняет нас в том, что получил нервное потрясение, физическое увечье, потерял заработок, и считает, что мы небрежно относимся к своим обязанностям.

— Ничего он не получит, — решительно заявил Питер. — Думаю, что это в известной мере несправедливо. Но никакой надежды у него нет.

— Почему вы в этом так уверены?

— Потому что была уйма подобных случаев. И защитники располагают множеством прецедентов, на которые они могут сослаться в суде.

— И этого достаточно, чтобы повлиять на решение?

— Обычно бывает достаточно, — сказал он. — В последние годы закон стал сильно опираться на логику. Например, классический случай произошел в Питтсбурге, в отеле «Уильям Пенн». Там бутылка, выброшенная из гостиничного номера, пробила крышу машины и попала в человека. Он предъявил отелю иск.

— И не выиграл.

— Нет. Проиграл в первой инстанции и подал апелляцию в верховный суд штата Пенсильвания. А там иск был отклонен.

— Почему?

— Суд вынес решение, что отель — любой отель — не несет ответственности за действия проживающих в нем лиц. Разве что кто-то из администрации — ну, скажем, управляющий — заранее знал о том, что должно произойти, и не попытался предотвратить такой поступок. — Питер насупился, стараясь вспомнить что-то еще, и продолжал:

— Был еще один случай кажется, в Канзас-Сити. Несколько участников какого-то съезда выбросили из своих комнат мешки для грязного белья, наполненные водой. Мешки лопнули, и прохожие кинулись в разные стороны; при этом один из них угодил под колеса проезжавшей мимо машины. Его сильно искалечило. Впоследствии он подал иск на отель, но так ничего и не получил. Есть и другие судебные постановления — все в том же роде.

— А откуда вам это известно? — полюбопытствовала Кристина.

— Кроме всего прочего, в Корнеллском университете я изучал гостиничное право.

— В общем, по-моему, это ужасно несправедливо.

— В отношении пострадавшего это жестоко, а в отношении отеля справедливо. А вот те, кто вытворяет такое, должны, конечно, нести наказание. Вся загвоздка в том, что на улицу выходит столько окон, что почти невозможно выяснить, кто это сделал. Поэтому в большинстве случаев они и увиливают от ответственности.

Кристина сосредоточенно слушала, опершись локтем на стол, положив на ладонь подбородок. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь полуприкрытые жалюзи, ласкали ее рыжие волосы, зажигали в них искры. На мгновение она о чем-то задумалась, и лоб ее перерезала морщинка. Питеру захотелось протянуть руку и осторожно разгладить ее.

— Я хочу все-таки понять, — сказала Кристина. — Значит, вы говорите, что по закону отель не несет ответственности за поступки клиентов, даже если они направлены против других гостей?

— В свете того, о чем мы сейчас говорили, бесспорно, не несет. Закон на этот счет вполне ясен, и действует он уже давно. Собственно, многое в нашем законе взято из правил, действовавших в английских гостиницах еще в четырнадцатом веке.

— Расскажите мне об этом.

— Хорошо, но только вкратце. Первые правила были учреждены, когда английские гостиницы представляли собой один большой зал, отапливаемый и освещаемый камином, — там же все и спали. И пока гости спали, хозяин обязан был защищать их от воров и убийц.

— Что ж, вполне разумно.

— Правильно. Это же вменялось хозяину в обязанность и тогда, когда стали расселяться по маленьким комнатам, потому что в них жили обычно не по одному, а по несколько совсем чужих друг другу людей.

— Если вдуматься, — медленно проговорила Кристина, — то не скажешь, что это был век, когда ценили уединение.

— Это пришло позже — с появлением отдельных комнат, от которых гостям вручали ключи. Тогда-то и были пересмотрены законы. Теперь уже хозяин обязан был оберегать своих гостей от взломщиков. А что могло произойти с ними в комнатах или что они там вытворяли, за это он уже не отвечал.

— Значит, все дело было в ключе?

— Да и по сей день оно так, — сказал Питер. — Здесь закон остался без изменений. Давая клиенту ключ, мы его тем самым как бы узакониваем в правах — так было и в английских гостиницах. Это значит, что отель не может больше пользоваться его комнатой и не имеет права никого другого туда поселить. В то же время отель не несет ответственности за клиента, как только он запер за собой дверь. — И он указал на лежавшее перед Кристиной письмо. — Поэтому нашему другу с улицы придется самому разыскивать того, кто бросил в него бутылкой. А не найдет, значит, ему не повезло.

— Я и не знала, что вы такой энциклопедист.

— Я вовсе не имел намерения бахвалиться, — сказал Питер. — И я думаю, что У.Т. достаточно хорошо знает законы, но если ему нужны примеры, то у меня где-то есть целый перечень прецедентов.

— Наверное, он будет благодарен вам за это. Я приложу к письму записку на этот счет. — Она пристально посмотрела на Питера. — А вам все это нравится, правда? Управлять гостиницей, заниматься всякими делами, которые с этим связаны.

— Да, — откровенно признался он. — Хотя все это нравилось бы мне еще больше, если бы тут можно было кое-что переделать. И может быть, произведи мы эти изменения, Кэртис О'Киф и не понадобился бы. Полагаю, вы знаете, что он уже прибыл.

— Вы семнадцатый, кто сообщает мне эту новость. По-моему, телефон у меня зазвонил в тот момент, когда он вышел из машины на тротуар перед отелем.

— Что ж, в этом нет ничего удивительного. Ведь многие задаются сейчас вопросом: зачем он здесь? Вернее: когда нам официально сообщат, зачем он сюда приехал.

— Я уже сделала необходимые распоряжения относительно ужина, который Уоррен Трент устраивает в своих апартаментах для мистера О'Кифа и его спутницы. Вы ее видели? Говорят, пальчики оближешь.

Питер покачал головой.

— Меня сейчас куда больше интересует собственный ужин — с вами. Поэтому-то я сюда и пришел.

— Если это можно считать приглашением на сегодняшний вечер, то скажу вам: я свободна и голодна.

— Прекрасно! — Он вскочил, и она сразу стала такой маленькой рядом с ним. — Я зайду за вами в семь. К вам на квартиру.

Уже выходя из приемной, Питер заметил на столике у двери сложенный номер «Таймс-Пикайюн». Он остановился и увидел, что это все тот же номер с набранным жирным шрифтом заголовком о несчастном случае, который он читал.

— Вы уже видели? — сразу помрачнев, спросил он.

— Да. Какой ужас, правда? Когда я читала, у меня было такое чувство, будто все это произошло у меня на глазах: ведь мы проезжали там вчера ночью.

Он как-то странно посмотрел на нее.

— Удивительно! У меня было точно такое же чувство. Оно не давало мне покоя ни вчера ночью, ни сегодня утром.

— Почему?

— Сам не знаю. Дело в том, что мне кажется, будто я что-то знаю и в то же время не знаю. — Питер пожал плечами, как бы отбрасывая навязчивую мысль. — Наверно, это действительно оттого, что мы с вами там проезжали. — И он положил газету на место.

Уже в дверях он обернулся и, улыбнувшись, помахал ей рукой.

Во время обеденного перерыва Кристина, по обыкновению, попросила, чтобы ей принесли из буфета сандвичи и кофе, и поела тут же, за своим столом. Пока она закусывала, из кабинета вышел Уоррен Трент, бегло просмотрел почту и отправился в очередной обход отеля, который, как хорошо знала Кристина, мог продолжаться несколько часов подряд. Заметив, какое у хозяина напряженное лицо, Кристина вдруг почувствовала к нему жалость. К тому же он и шел, чуть прихрамывая, — значит, его опять скрутил радикулит.

В половине третьего, оставив записку у одной из секретарш, Кристина отправилась навестить Альберта Уэллса.

Она поднялась на лифте до четырнадцатого этажа и пошла по длинному коридору, в глубине которого увидела коренастого человека, шедшего ей навстречу. Это был главный бухгалтер Сэм. Он шагал с кислым выражением лица, держа в руке какую-то бумагу.

— Вот, был у вашего больного приятеля, мистера Уэллса, — сказал он, останавливаясь.

— У вас такой вид, что вы вряд ли могли поднять ему настроение.

— Честно говоря, — произнес Якубек, — он мне тоже настроения не поднял. Дал мне эту бумажку, но одному богу известно, не липа ли это.

Кристина взяла у Якубека листок. На нем стоял гриф отеля, в углу красовалось расплывшееся жирное пятно. Широкой размашистой рукой Альберт Уэллс начертал на нем распоряжение в банк Монреаля о выдаче двухсот долларов и расписался.

— Вроде такой тихонький, — сказал Якубек, — а на самом деле — упрямый тип. Сначала вообще не хотел мне ничего давать. Заявил, что своевременно уплатит по счету, а когда я сказал, что мы можем предоставить ему рассрочку, если потребуется, то и ухом не повел.

— Люди в отношении денег обычно бывают щепетильны, — заметила Кристина. — В особенности те, у кого их не так много.

Бухгалтер нетерпеливо причмокнул языком.

— Черт побери, да у большинства из нас денег немного. А у меня их никогда нет. Но люди почему-то считают позорным говорить об этом в открытую — а ведь, скажи они прямо, их могли бы и выручить.

Кристина с сомнением смотрела на бумажку, которую отелю предстояло предъявить в банк.

— А это можно считать законным документом?

— Да, если в банке на счете есть деньги. К вашему сведению, при желании чек можно выписать и на нотной бумаге, и на банановой кожуре. Однако большинство людей, у которых в банке есть счет, имеют чековые книжки. Ваш друг Уэллс сказал, что куда-то засунул свою книжку и не может ее найти.

Кристина возвратила бумажку Якубеку.

— Знаете, что я думаю по этому поводу? — сказал Якубек. — Я думаю, он честный человек и у него действительно есть деньги, но мало, и ему, видимо, придется залезть в долги, чтобы оплатить счета. Дело в том, что он нам должен уже больше половины выписанной суммы, а счет на оплату медицинской сестры скоро проглотит и остальное.

— Что же вы собираетесь делать?

Главный бухгалтер почесал свою лысую голову.

— Прежде всего придется позвонить в Монреаль и выяснить, есть ли у него деньги или же эта бумажка просто липа.

— А что будет, Сэм, если она липовая?

— Ему придется выехать из отеля — по крайней мере, я так считаю. Конечно, если вы поговорите с мистером Трентом и он примет иное решение, — Якубек пожал плечами, — то это другое дело.

Кристина отрицательно покачала головой.

— Я не хочу беспокоить мистера Трента. Но все же я была бы вам очень признательна, если бы вы сказали мне, прежде чем станете что-либо предпринимать.

— Непременно, мисс Фрэнсис. — Главный бухгалтер кивнул и мелкими, но энергичными шажками пошел дальше.

А Кристина через минуту уже стучала в номер 1410.

Дверь открыла средних лет женщина в белом халате и шапочке, сосредоточенная, в толстых роговых очках. Кристина назвала себя.

— Подождите, пожалуйста, здесь, — велела ей сестра. — Я спрошу мистера Уэллса, может ли он вас принять.

Она прошла в комнату, и Кристина улыбнулась, услышав голос, решительно заявивший:

— Конечно, приму. Зачем вы заставляете ее ждать!

— Если хотите немного отдохнуть, — предложила Кристина сестре, когда та вернулась, — я могу побыть с ним до вашего возвращения.

— Даже и не знаю… — Женщина все еще колебалась, понемногу оттаивая.

— Идите, идите, — сказал голос из комнаты. — Мисс Фрэнсис знает, что надо делать. Не то я бы вчера ночью загнулся.

— Хорошо, — сказала сестра. — Я отлучусь всего на десять минут, но если я вам понадоблюсь, позвоните, пожалуйста в кафе.

Альберт Уэллс так и просиял, увидев Кристину. Он полулежал в кровати, поддерживаемый горой подушек. Всем своим видом — худенький, в старомодной ночной рубашке — он по-прежнему напоминал воробья, но сегодня это уже был бойкий воробышек, а не жалкий и съежившийся, как вчера. Он был все еще бледен, но хотя бы не был уже болезненно-серым и дышал ровно — с хрипами, но без усилий.

— Какая вы добрая, мисс, что пришли меня навестить, — сказал Уэллс.

— Доброта тут ни при чем, — возразила Кристина. — Просто мне хотелось узнать, мак вы себя чувствуете.

— Спасибо, благодаря вам — намного лучше. А эта, — указал он на дверь, за которой только что скрылась сестра, — настоящий дракон.

— Но вам, наверно, такой дракон и нужен. — Кристина окинула взглядом комнату и осталась явно довольна. Все в ней, включая личные вещи старика, было аккуратно разложено. Поднос с лекарствами стоял на столике возле кровати. Баллон с кислородом, сослуживший такую добрую службу прошлой ночью, находился на прежнем месте, но импровизированную маску заменила другая, специально предназначенная для этой цели.

— Да, дело свое она знает, это верно, — согласился Альберт Уэллс, — но в следующий раз я предпочел бы кого-нибудь посимпатичнее.

Кристина улыбнулась.

— Я вижу, вы действительно чувствуете себя лучше. — Она подумала, не рассказать ли ему о своем разговоре с Сэмом Якубеком, но воздержалась.

Вместо этого она спросила:

— Вчера ночью вы сказали, что такие приступы начались у вас, еще когда вы были шахтером, это верно?

— Да. У меня был тогда бронхит.

— А вы долго работали шахтером, мистер Уэллс?

— Больше, чем мне хотелось бы, мисс. И забыть об этом никак не удается — то одно напоминает, то другое. Например, бронхит. Или еще вот это. — Он вытянул на одеяле руки ладонями вверх, и Кристина увидела задубевшую кожу, пальцы, искривленные годами тяжелого физического труда.

Под влиянием порыва Кристина наклонилась и погладила их.

— Этим, по-моему, нужно гордиться, мистер Уэллс. Расскажите о себе мне бы так хотелось послушать.

Он отрицательно покачал головой.

— Возможно, в другой раз, когда у вас будет побольше времени и вы наберетесь терпения. Но вообще-то это будет стариковская болтовня, а старики могут надоесть до смерти, дай им только возможность поболтать.

Кристина села на стул у кровати.

— Я терпеливая. И я не верю, что мне надоест вас слушать.

Он усмехнулся.

— В Монреале есть люди, которые вряд ли с вами согласятся.

— Я часто пыталась представить себе, какой он — Монреаль. Я там никогда не была.

— Пестрый город, в котором всего понемножку, такой же, как Новый Орлеан.

— Не потому ли вы и приезжаете сюда каждый год? — спросила она с любопытством. — Вам кажется, что похоже?

Старик задумался, его костлявые плечи глубоко ушли в подушки.

— Мне никогда это не приходило раньше в голову, мисс. Наверное, я все-таки приезжаю сюда потому, что мне нравится все старомодное, а теперь осталось не так уж много мест, где это можно найти. Таким, к примеру, является ваш отель. Правда, и тут старина кое-где начинает уступать под натиском нового — вы это и сами видите. Но все же здесь чувствуешь себя как дома — я говорю это в самом хорошем смысле слова. Я ненавижу отели крупных корпораций — они везде одинаковы. Все блестит и сверкает, а живешь в них — точно на фабрике.

Немного поколебавшись, Кристина решила, что события сегодняшнего дня все равно уже ни для кого не тайна, и сказала:

— А у нас новости, которые вам, очевидно, не понравятся. Есть опасения, что «Сент-Грегори» в недалеком будущем перейдет в руки корпорации.