Пиранья. Алмазный спецназ Бушков Александр

Вскочил первым, подтянув и застегнув штаны, осторожно пошел в сторону «приборной доски», вытянув руки на должном уровне, чтобы, боже упаси, не своротить компас.

Мгла стояла такая, что противоположного борта корзины он не видел.

За спиной шуршала одежда — судя по звукам, Николь одевалась так проворно, словно получила команду «Подъем!» от боцмана Сабодаша. Перед Мазуром замаячили смутные контуры — ага, карта, от которой сейчас никакого толку. Помня, где должен быть компас, он наклонился к нему, едва ли не прижимаясь носом.

Ну да, так и есть: насколько удавалось рассмотреть длинную стрелку и деления, шар отклонился градусов на двадцать правее от прежнего курса. Возможно, уже давненько. Самое время выругать себя как следует — нашел время лезть на девку, скотина! — но, с другой стороны… Во-первых, у него не было никакого опыта управления воздушными шарами, а во-вторых, он попросту не знал, что делать, чтобы вернуться на прежний курс. Эскимосу можно простить, что он, попав в Африку, не принял никаких мер предосторожности против ядовитых змей — потому что в жизни с ними не сталкивался, это медведей он знает с детства…

Вновь нахлынула та самая томительная беспомощность, какую он испытывал раза два-три в жизни — когда от него, бравого, ровным счетом ничего не зависело, и он не мог ни на что повлиять.

Патрис не просто выпускал и накачивал газ, он сверялся с картой и компасом, управлял. И все же…

— Ты хоть что-нибудь умеешь делать, чтобы управлять этой штукой? — громко спросил он, не оборачиваясь.

— Ничего! — откликнулась Николь звенящим голосом человека, близкого к панике. — Нужно спустить газ!

— Сам знаю, — проворчал Мазур. — Подойди к высотомеру, на ощупь, по стеночке! Знаешь, который из приборов высотомер?

— Да, он мне показывал…

— Давай к нему! — крикнул Мазур так, словно она стояла от него метрах в ста. — Будешь смотреть, что со стрелкой!

— Только не перепутай рукоятки!

— Да уж постараюсь… — мрачно заверил Мазур.

Спустить газ — ничего другого не остается… Рукоятки висели на уровне его подбородка — и, если подойти вплотную, если осторожно поддеть нижнюю перекладину ладонью, так, чтобы не потянуть и поднести к самым глазам, отличить зеленый от красного все же можно. Ну да, левая рукоятка…

Он схватил в кулак нижнюю перекладину, осторожно потянул. Потом решился потянуть чуть сильнее, и еще сильнее — тросики, он помнил, были синтетическими и довольно толстыми, так что, если тянуть осторожно, избегая рывков, словно крупную рыбину осторожно к берегу подводишь…

Вверху послышалось легкое шипение, возникавшее и прежде, когда за тросик тянул Патрис, появилось ощущение, что там, наверху, был достигнут некий предел, и рукоятка, которую он уже держал перед грудью, замерла, тросик больше не поддавался. Максимум, похоже, до упора…

— Что там? — спросил он.

— Стрелка влево колыхнулась, — отозвалась Николь. — Но очень-очень медленно, мы опускаемся, только медленно так.

— Когда ты раньше летала, шар так же медленно опускался?

— Да, всегда…

— Иди сюда, — сказал Мазур. И, когда из тумана выступил темный силуэт, почти на ощупь сунул девушке в руку зеленый треугольник. — Чувствуешь, наверху будто что-то дошло до упора?

— Да…

— Вот так и держи, не ослабляй!

Сжал ее тонкие пальцы на перекладине, пошел, уже увереннее, к «приборной доске». Приблизил лицо сначала к одному прибору, потом к другому.

Стрелка высотомера и в самом деле ползла влево очень медленно. А вот стрелка компаса — гораздо быстрее: отклонение — почти тридцать градусов, вот уже полных тридцать… Точно, это какой-то другой воздушный поток, в который они как-то угодили, потеряв Гольфстрим. И волокёт их в сторону от курса на Инкомати, куда точно — не понять…

Он зажмурился, крепко сжав веки, — свет ударил по глазам так, словно прямо в лицо светил прожектор. Смаргивая выступившие слезы, он выждал достаточное время, потом открыл глаза.

Николь стояла, зажмурившись, чуть согнувшись, но исправно держала рукоятку на том же уровне. Это даже не солнечный свет ударил в глаза — просто они наконец выскочили из облака, и контраст меж мглой и ясным днем оказался слишком резким…

Внизу простирался тот же пейзаж — не особенно густые леса, перемежавшиеся равнинами с желтой травой. Облаков впереди по курсу не видно — и на том спасибо. Вот только стрелка высотомера ползла вниз все так же медленно, а компас показывал, что они отклонились от курса уже на тридцать пять градусов, на сорок… если так пойдет дальше, вообще могут полететь в обратном направлении. Как бы там ни было, вернуть шар на прежний маршрут Мазур не в состоянии, хоть режьте…

— Хватит, — распорядился он. — Ручку отпусти!

Однако Николь словно не слышала застояла с бледным застывшим лицом, намертво зажав рукоятку так, словно держала спусковой рычаг гранаты с выдернутой чекой. Мазур, сталкивавшийся с таким и у мужиков, кричать на нее не стал — подошел и с немалым трудом разжал пальцы. Взял ее за футболку у плеча, развернул и подтолкнул в сторону ящика:

— Иди посиди пока…

Она добрела до ящика и плюхнулась на него так, словно растеряла последние силы. Что ж, такое бывает с людьми, когда на них сваливается слишком много…

Мазур смотрел вниз, где уплывали назад негустые рощицы деревьев и заросшие желтой травой прогалины. Толи ему казалось, то ли нет, но шар, такое впечатление, летел быстрее, чем раньше — надо полагать, у разных воздушных потоков и скорость разная. Как бы там ни было, его уволакивало уже градусов на сорок семь от ведущего прямиком к Инкомати курса.

Главное он понял: зависимость меж выпуском газа и снижением. Для проверки снова оттянул вниз до упора зеленую рукоятку, не сводя глаз с высотомера. Все правильно, так оно и обстоит: шар опускался слишком медленно, пролетит еще черт-те сколько, прежде чем приземлится. Конечно, есть карты и компас — но все равно, крюк придется давать изрядный…

— Как вы вообще садились? — повернулся он. к Николь. — Не выпускали же половину газа? Накладно будет…

Девушка тусклым голосом отозвалась:

— Мы выбрасывали гайдроп… Такой канат… Вон он, связка в углу… Внизу его подхватывали…

Ну да, Мазур что-то и об этом читал. Вот только внизу не отыщется никого, кто оказал бы такую любезность, поймал гайдроп и притянул шар к земле. Ага, слева…

Слева, у самого края горизонта, в туманной дымке виднелось что-то, крайне напоминавшее признаки цивилизации: широкая дорога посреди леса, по ней катит грузовик, а дальше виднеются крохотные, как спичечные коробки, строения, какие-то баки, строения, похоже, из обычного здесь гофрированного железа… Точно, цивилизация. Вот только она так и оставалась по левому борту, шар несло мимо…

Решение — далеко не впервые в жизни — следовало принимать моментально, пока шар не уволокло черт-те куда. Разрывной клапан, конечно, в ход не пустишь, но решение есть. Не зря было сказано: что один человек построил, другой всегда разломать сможет.

Тем более что газ негорючий…

Не колеблясь, Мазур выхватил пистолет и стал, методично палить вверх, с каждым выстрелом чуть-чуть перемещая дуло — пока ударник не щелкнул сухо, вставил новую обойму, посмотрел вверх. Там дела обстояли, как он и планировал: в сине-красном упругом брюхе шара зиял почти правильный круг отверстий — и, если ему не примерещилось на радостях, слышался тонкий свист выходящего в полтора десятка дырок газа.

Вот теперь-то возникло ощущение, что они — в идущем вниз лифте, все обстояло наилучшим образом: хватило одного взгляда на высотомер, чтобы убедиться: шар идет вниз гораздо быстрее, чем после забав с клапаном. Не падает, конечно, но земля ближе, ближе, четыреста метров, триста восемьдесят…

Мазур в темпе прокачивал ситуацию: лес не такой уж и густой, на вершинах корзина застрять не должна, а если и вовсе повезет, опустятся на равнину, в траву…

Шар явственно качнуло — ага, он попадает из одного потока в другой… Черт! Будь это на корабле, пусть даже в сильный шторм, он знал бы, как умело цепляться, но тут… Повернулся к Николь:

— Хватайся крепче! За сетку хотя бы!

Она повернулась к сетке, уплетавшей шар, соединявшей его с корзиной, вцепилась в довольно крупные ячейки что есть мочи. Мазур глянул вверх — сине-красная оболочка на глазах сморщивалась, шар худел, корзину пару раз качнуло совершенно непредсказуемо, и Мазур едва удержался на ногах. Темно-зеленые кроны, корявые верхушки неслись почти что под ногами… снова равнина… уловить момент, когда будет безопасно и дернуть разрывной клапан? Прогалина довольно обширная, но впереди виднеется кромка леса, и шар уже нижи верхушек… Рискнуть? Или он и так сядет? Ну, хряпнется оземь, но не с такой силой, чтобы летунов покалечило…

Он так и не успел рвануть красный треугольник — шар словно бросило вперед порывом ветра, пронесшимся над самой землей, Мазура кинуло вбок, влево, он вмазался головой во что-то твердое, успел еще услышать отчаянный треск ломавшихся веток, перед глазами вспыхнул сноп ослепительных искр, все погасло…

… Сознание возвращалось толчками. Сначала он всем телом почувствовал что-то твердое, на котором лежал лицом вниз, вытянув вперед руки, откуда ни возьмись, мелькнула и погасла мысль: так уже было однажды, когда его вырубил не враг, а природа, правда, очень далеко отсюда, и там был не воздух, а море…

Твердое, на чем он распластался ничком, подрагивало, потряхивало, иногда ощутимо подбрасывало. Самая выгодная тактика в такой ситуации — как можно дольше не показывать, что ты пришел в себя. Он постарался не шевелить ресницами, вообще не шевелиться. Первые впечатления уже имелись.

Больше всего походило на то, что он лежал на полу машины — и вроде бы не легковой, места достаточно — ехавшей с приличной скоростью. Запах бензина, потряхивание на ухабах… Да, похоже. Шум мотора, безусловно. Совсем рядом находились люди. Он понятия не имел, сколько их тут, но почуял запах потных тел. В первую очередь африканцев: опытный человек знает, что африканцы пахнут иначе, чем белые, и это не расистские измышления, а медицинский факт. И вроде бы примешивается запах потных белых… Партизаны? В эти края, не так уж и далеко от Инкомати с его заводами и рудниками, серьезные люди стараются не лезть. Полиция? Кто бы они ни были, бесцеремонно бросили потерпевшего аварию странника прямо на пол: на тряпки, вонявшие бензином и пылью. А вот рук, что характерно, не связали — если это какие-то недоброжелатели, последнее обстоятельство внушает некоторые надежды…

«Очнуться»?

Он коротко простонал, пошевелился так, чтобы всей тяжестью тела навалиться на кобуру. И в самом деле тут же ее почувствовал на обычном месте — но пустую. Попытался чуть-чуть приподнять голову, но в затылок тут же уперлось что-то твердое, и спокойный мужской голос произнес:

— Угадаешь, чем я в тебя тычу?

— Ружье, — сказал Мазур, попутно с радостью убедившись, что не прикусил язык при падении.

— Ответ правильный, — продолжал незнакомый голос. — А потому как лежал, так и лежи. Здоровее будешь. Понял?

— Понял, — угрюмо сказал Мазур.

— Вот и ладненько.

Мазур тем временем сделал второе открытие, столь же неутешительное — судя по ощущениям, карманы выпотрошили начисто. Правда, правой ногой он чувствовал в штанине давным-давно нагревшуюся от тепла тела заначку, а это уже внушало кое-какие надежды. Учитывая, что руки не связаны.

Над левым виском покалывала колючая, противная боль — ну да, этим местом он и приложился об один из приборов — больше и не обо что было. Хорошо еще, что не виском. Шевелиться он не стал, но поочередно напряг мышцы тела. Парочка ушибов точно есть — левое предплечье, левый бок, левое бедро, но переломов, вот радость, не чувствуется…

— Говорить можно? — спросил он в пространство.

— Да хоть проповеди читай и серенады пой, — фыркнул человек с ружьем. — Жалко, что ли?

— Вы кто?

— Интересный вопрос, но сложный, — ответил незнакомец, — одни говорят так, другие — эдак.

Над Мазуром расхохотались в несколько глоток. Раздался еще один голос, ернический, как у мелкого комика:

— Бразза, белый, ну ты штукарь! Когда последний раз виделись, у тебя не было ни хрена, кроме старой тачки, а теперь — фу-ты ну-ты и воздушный шар, и девка вся из себя. Где успел раздобыть? — говоривший идиотски захихикал: — Знал, что брать… Слышь, малая, а ты черную морковку во рту держала?

— Теннесси, захлопнул шкварник, — веско сказал человек с ружьем, и комик моментально умолк.

Ну да, конечно, подумал Мазур. Тот дерганый американский негр с автострады, чуть-чуть не врубившийся ему в корму. Теннесси, ага. Значит, «колесники». С одной стороны, это лучше, чем партизаны или Алмазный спецназ, а вот с другой, учитывая, сколько при нем всякого добра, учитывая, что свидетелей нет…

— Нигга, бразза, да я только… — вякнул Теннесси и тут же заткнулся, болезненно охнув. Человек с ружьем сказал:

— Я тебе раз говорил уже? Я тебе не нигга, а фусу. Еще раз по чавке звякнуть?

— Бразза, да у нас в Штатах это означает очень даже вежливое…

— Плевал я на твои Штаты, — сказал человек с ружьем. — Если тебе так уж стукнуло в мозги быть вежливым, обращайся ко мне Булу Шонка[6]. Усек?

— Ну, усек…

— То-то. И к девке не лезь с руками. Если что, твоя очередь все равно будет первая… От конца.

Хреново, подумал Мазур. Но все равно, толстая полярная лисичка все же не в ухо дышит, а бродит поблизости…

Судя по тому, как его легонько двинуло по полу ногами вперед, машина свернула направо, не особенно снизив скорость. Поехала медленнее, остановилась окончательно, мотор выключили. Послышался легкий стук, словно откатили дверь. Ружье от его затылка не отодвинулось. Слышно было, как несколько человек выскакивают из кузова, тихо всхлипнула Николь — ага, это ее вытащили наружу.

— Ну что… — сказал человек с ружьем. — Я сейчас вылезу первым, а ты за мной. Когда вылезешь, руки держи за спиной. Все понял?

— Понял, — пробормотал Мазур.

— Ну, валяй!

Мазур, умышленно двигаясь медленно-медленно, уперся руками в затоптанный пол, встал на колени. Хватило пары секунд, чтобы осмотреться, достаточно и того, что он видел перед собой. Большой микроавтобус, скорее всего, американский. За окном, недалеко — довольно большое здание из потемневших толстых стволов, крытое черепицей…

— Ну, пошел!

Ни переломов, ни вывихов. И заначка на своем месте. Ладно, бывало и хуже… Он слез на землю, покрытую густой буроватой травой. Неподалеку на земле сидела Николь с заложенными за спину руками, со смертельно бледным, застывшим лицом и недавно просохшими полосами слез на щеках.

Вся теплая компания помещалась не менее чем в четырех метрах от них — предусмотрительно, что ж. Пятеро: двое белых, трое негров. Булу Шонка угадывается сразу — здоровенный фусу годочков пятидесяти, держит Мазура на прицеле внушительного помпового «Моссберга», способного на таком расстоянии превратить в гуляш и Мазура, и девушку — а вот его самого ни за что не достанешь в прыжке из столь неудобного положения. Еще двое с револьверами, у остальных оружия вроде бы нет, но от этого не легче. Возле них — сумки его и Николь.

— Майк, отнеси, — распорядился Булу Шонка, кивнув на сумки.

Один из белых проворно их подхватил и быстро пошел в сторону здания. Стоявшего на высоком, чуть ли не в метр, каменном фундаменте — ага, начало века, когда змей и тут, и в других местах было гораздо больше, чем теперь, кишмя кишели. Это потом за них стали платить премии — грошовые, но если наколотить охапку-другую, то имеет смысл охотиться и лет за десять извели. Змеи не способны подняться вверх по вертикальной поверхности. В змеиных местах африканцы с той же целью поднимали хижины на сваи, а промежутки между сваями заделывали циновками. Мазур еще застал такие дома в глухомани.

— Ну вот, — сказал Булу Шонка. — Посиди пока, подыши свежим воздухом.

Когда дело доходит до драки, таких следует исключать из игры в первую очередь — спокойный, несуетливый, слова лишнего не скажет, оружие держит умело, битая жизнью сволочь. Остальные тоже не выглядят новичками в своем ремесле, вот только Теннесси малость подкачал — отмечен клеймом вечной шестерки, каковая и в Африке шестерка. Такого в случае чего лучше легко подранить — непременно начнет метаться, дико орать, прибавлять суеты…

— Закурить дайте, — сказал Мазур.

— А черную сигару покурить не хочешь? — моментально встрял Теннесси. — На пару со своей девочкой?

Булу Шонка только покосился — и Теннесси моментально умолк, даже попятился на шаг с испуганным видом — похоже, его здесь критиковали не только словесно.

— Билли, — сказал Шонка. — Запали сигаретку и брось ему.

Билли достал пачку, но недовольно заворчал:

— Может, ему еще вискаря?

— Никогда не надо спешить, — наставительно сказал Шонка. — Неизвестно, как все обернется, усек?

Билли кинул зажженную сигарету, упавшую у ноги Мазура. Мазур наклонился и ловко подхватил ее губами.

— Девушка не курит? — спокойно осведомился Шонка.

— Нет, — сказал Мазур.

— И правильно делает. Для здоровья вредно. Ну, сиди, кури и не говори, что к тебе плохо относятся…

Кое-что было понятно уже теперь. Шонка — не последний человек в этой банде, но старшой все же не он. Старшой сейчас сидит в доме и, никаких сомнений, разглядывает трофеи. Причем точно еще неизвестно, чем все кончится — из слов Шонки можно сделать вывод, что с Мазуром попытаются о чем-то договориться.

Он повернул голову вправо-влево — и, не услышав окрика, стал озираться уже откровеннее. Довольно большое, расчищенное от леса пространство. Чуть левее — еще три таких же дома: невысоких, из вековых деревьев, в которых застрянет любая пуля. Ну да, лет его назад португальские плантаторы строили именно такие укрепленные поселки.

Вон тот домик — скорее всего кухня, над ним единственным — высокая кирпичная туба. Но главное…

Слева — рядок бараков, ровным счетом полдюжины, из рифленого железа, без окон, за ними — две круглые серебристые цистерны. Справа — не менее десятка грузовиков, почти все, кроме парочки, с огромными прицепами, украшенными логотипами вполне приличных фирм с именем и репутацией, как ньянгатальских, так и иностранных, парочки близлежащих соседей.

Ясно было, куда его на сей раз занесла нелегкая. Так называемый черный крааль, а проще выражаясь — хаза. Именно в таких — затерянных в глуши притончиках «колесники» и грузят в тайники (и извлекают из тайников) все то, что в накладных не значится и на суровом языке закона именуется отнюдь не «грузами». Посторонние свидетели категорически не приветствуются и обычно пропадают без следа, независимо от цвета кожи.

Кажется, ясно, почему их не связали. Дело не в численном превосходстве и перевесе в огневой мощи. У них тут попросту нет веревок. Это частники, чья автотранспортная «фирма» состоит из одного-единственного грузовика еще постарше Мазура, и груз веревками привязывают, нагромождая так, что непонятно, как древний агрегат все это везет, а то и крылья подвязывают или еще какую-нибудь деталюшку, ленясь искать гайки. У этих техника, в общем, почти на европейском уровне, веревки попросту в хозяйстве не нужны: цивилизованные коммерсанты, ага… Тем лучше. Там, в доме, наверняка и сидит старшой, изучающий сейчас трофеи. А трофеи такие, что умный человек обязательно постарается вдумчиво расспросить пленных — кто такие, чего хотят от жизни… да мало ли какие вопросы в такой ситуации может задать умный человек, привыкший много просчитывать наперед, учитывая к тому же некоторую специфику багажа Мазура…

Из двери высунулся Майк и энергично замахал, после чего скрылся внутри, оставив дверь распахнутой настежь. Точно, будут разговоры, подумал Мазур. А чем дольше такие разговоры затягиваются, тем больше шансов порой появляется…

Он видел: возле грузовиков отираются еще человек восемь, но никто не обращает внимания на пленных, все заняты делом, кто с машиной возится, кто заправляет трак возле ближайшей цистерны. Что ж, дисциплина у них на уровне — иначе давно сбежались бы поглазеть.

Шонка чуть повел стволом:

— Шагайте оба к дому. На пороге остановиться и ждать новых приказов. Если что, стрелять буду, по ногам. Живы останетесь, и говорить сможете. Марш!

Мазур помог подняться оцепеневшей от страха Николь, и они двинулись к дому. Судя по шагам, конвоиры шли на приличном расстоянии, опять-таки застраховавшись, от внезапного броска.

Остановились на пороге. Дом состоял из: одной-единственной комнаты, довольно чисто подметенной. В углу — стол с, сидящим за ним человеком, у противоположной стены — два ветхих стула. Возле стола — холодильник (ну да, электричество у них свое, Мазур слышал вдалеке постукивание мощного генератора). Пустовато что-то для штаб-квартиры — а, впрочем, кто знает, какие у них тут привычки…

— Милости прошу, — сказал человек за столом на неплохом английском (не родном ему языке, ответил Мазур, а вот качать детали было некогда и незачем). — К вашим услугам — те вон стулья.

Пока Мазур с Николь усаживались, вошли остальные, выстроились по левую руку сидящего. Тот продолжал как ни в чем не бывало:

— Минимум гостеприимства не помешает, я думаю? Спиртного не предлагаю не знаю, как оно действует на незнакомцев на деловых переговорах. Прохладительное?

— П-попить… — выдавила Николь.

— Я бы тоже не отказался, — сказал Мазур. — Сигареты верните.

— Теннесси, займись, — сидящий глянул на Мазура цепко. — Должен сразу предупредить: как заложник этот персонаж ни малейшей ценности не представляет. Учтете?

— Учту, — сказал Мазур. — Руки можно не держать за спиной?

— Можно. Но держите так, чтобы мы их видели.

Подошел Теннесси — сразу видно, откровенно праздновавший труса — стоя так, чтобы не закрывать Мазура от Булу Шонка, так и стоявшего с ружьем наперевес (ну, хоть не в лоб целит), протянул пластмассовые кружки, потом, уже с некоторого расстояния, кинул Мазуру на колени его сигареты и зажигалку.

— Времени у нас много, — сказал сидящий за столом. — Рации у вас на борту не было, зов подать вы, безусловно, не смогли, так что если вас и начнут искать, то очень и очень нескоро, — он глянул Мазуру в глаза с хищно-спокойной улыбкой волка. — Я вас не тороплю, осмотритесь пока, оцените ваше положение…

Мазур открыто смотрел на него. Да, это был волк… Примерно его ровесник, белый, подстриженный так коротко, что казался лысым, чисто выбритый, почти без морщин на лбу, мускулистый, жилистый, без капли жира в организме. Классический «белый охотник» — или белый наемник, с какими судьба не раз сводили Мазура в Африке, и в качестве временного союзника, и в качестве врага.

А на столе перед ним аккуратно разложено все, что было у Мазура в сумке и в карманах. Старшой проявил некоторое чувство юмора и склонность к композиции: слева лежали «узик», магазины к нему, потом пистолет с магазинами, посередине — контейнер с грозной надписью, правее — документы, чеки и деньги.

Осушив кружку, Мазур поставил ее на пол и стряхнул туда пепел.

— Вот это правильно, — кивнул сидящий. — Подметали недавно… Итак, незнакомец. Вообще-то здесь лежат разнообразные ваши документы, но я как-то привык называть незнакомцем того, у кого бывает более двух фамилий. Есть такая маленькая слабость…

— А вас, простите, как именовать? — спросил Мазур.

— Обычно меня зовут Полковник, и это меня вполне устраивает.

Возможно, это просто прозвище, подумал Мазур. А возможно, и дань прошлому — и этот тип в свое время немало наследил в Африке. Всевозможные диктаторы и партизанские вожди офицерские чины раздавали белым наемникам, не особенно скаредничая, благо это ничего и не стоило (ну, за исключением генеральских, эти, как правило, приберегали для себя).

— Интересно, конечно, которое из имен настоящее, — сказал Полковник. — Но есть вещи и поинтереснее. В первую очередь вот это, — он похлопал по выпуклому боку контейнера.

— Я надеюсь, вы не будете срывать пломбы? — спросил Мазур.

— И не подумаю, — кивнул Полковник. — Что такое радиация, мы знаем все… или почти все.

Теннесси не удержался, встрял и тут:

— Это чего? Насчет радио что-то?

— Угадал, — сказал Полковник с большой выдержкой, явно не собираясь читать познавательные лекции. — Грамотей ты большой, сразу видно парня из Штатов… А теперь все молчат. Все.

Он говорил, не повышая голоса, с самыми мирными интонациями, но в комнате воцарилось гробовое молчание. Мазур оценил диспозицию.

Диспозиция выглядела уныло. От того места, где он сидел, до стола — метров пять. Одолеть такое расстояние одним лихим броском, остаться после этого в живых и победить противника мог бы лишь какой-нибудь Бэтмен. Если у Шонки не пули, а картечь — ни малейшего шанса. Да и перед Полковником — автомат и пистолет Мазура, так что тоже успеет… — Вы как, предпочитаете долгие дипломатические хитросплетения, или сразу назовем вещи своими именами? — спросил Полковник.

— Терпеть не могу дипломатию, — сказал Мазур.

— Вот совпадение, я тоже… Итак… — Полковник все так же гладил контейнер. — Конечно, небезынтересно еще, почему все обставлено так экзотично, почему вы оказались на воздушном шаре, почему с вами эта девица с пачкой презервативов в сумке… Но и это сейчас неважно, — он остро глянул Мазуру в глаза. — Значит, та экспедиция все-таки нашла урановую руду. И довольно богатую, судя по тому, что образцы вы везли в контейнере… Урановая руда — товар весьма ходовой, некоторых она интересует даже больше, чем алмазы. Меня, признаться, тоже. Вы, быть может, понимаете ход моих мыслей?

Еще бы Мазуру не понимать. Уж настолько-то Африку он знал. Разведку всевозможных полезных ископаемых — в том числе алмазов и урана — здесь ведут либо на государственных землях, либо на территории местных «королевств». В обоих случаях все всегда кончается одинаково: разработка этого добра — дело крайне затратное, это не калифорнийские золотые россыпи времен «золотой лихорадки», где масса народу обходилась лотком и киркой. А уж потом приходили крупные горнорудные компании. Нынче такие компании приходят сразу, очень быстро. И как-то так оказывается, что интересующие «рудокопов» земли уже имеют своего хозяина, ничего не имеющего против шахт и рудников на его земле, но согласного сдать землю белым в аренду лет так на девяносто девять (а чаще и получить долю акций). Причем вся эта публика имеет поддержку на самом высоком уровне (за ней часто стоит сам Отец Нации и его вельможи), крупные концерны с этой практикой давно знакомы, давно привыкли закладывать определенные суммы в графу «накладные расходы». Сплошь и рядом проще и дешевле приплатить, чем, скажем, устраивать переворот — нет гарантий, что новый знает меру, а вот старый — чаще всего зло привычное.

В общем, у самого Полковника кишка тонка играть по высшим ставкам, но вот в роли маклера за хороший процент он выступить сможет. В особенности если это «колесник», располагающий немалыми связями. Достаточно хороший процент, чтобы «выйти на пенсию» и осесть где-то на другой половине глобуса. С огромными шансами так никогда и не попасться, если кто-то вроде «Даймонд Ньянгатала» начнет искать нахала. Давно известно: и разведкам, даже самым крупным, и службам безопасности крупных концернов труднее всего искать по белу свету такого вот одиночку, не связанного ни с разведками, ни со всевозможным террористическим подпольем, в общем, ни с какими структурами. А потому, даже если выложить кое-какие карты на стол и пригрозить вмешательством «Даймонд» (а с ее точки зрения Мазур пока что в предателях и двойных агентах не числится), на Полковника это может и не подействовать. Как не подействовали на Мазура не особенно и завуалированные угрозы Куина Хагерти…

— Вариантов у меня два, — сказал Полковник. — Можно взяться выслеживать вашу геологическую экспедицию. Искать следы и концы, напрягать все связи… Но это слишком долго и хлопотно. Есть более простой вариант: коли уж у меня есть человек, несомненно, знающий, где были взяты эти образцы, гораздо проще его поспрашивать. Что-то мне подсказывает, что вы не новичок в Африке. И прекрасно понимаете, как парни вроде нас будут расспрашивать парня вроде вас, верно?

— Предположим, — сказал Мазур.

— Давайте не «предположим», все вы знаете и понимаете… И знаете вы, я подозреваю, очень много. Судя по этим приятным бумажкам — он поднял за уголок конвертик с чеками — судя по этой бляхе, — он похлопал по коробке с орденом, — вы отнюдь не рядовой исполнитель. А стало быть, теряете неизмеримо больше, чем рядовой исполнитель. Кавулу был хитрый лис и платил такие авансы, когда был совершенно уверен, что его не будут обманывать… — он оборвал на полуслове. — Интересно, а почему вы не пытаетесь… ну, не угрожать, но хотя бы намекать, что за вами сила, которая может оторвать голову десятку таких, как я?

— Потому, что не уверен, что это произведет на вас должное впечатление, — сказал Мазур. — А попросту сотрясать воздух не хочется.

— Приятно иметь дело с умным человеком, — сказал Полковник без улыбки. — Вы правильно все просчитали. Во-первых, на любой мощный концерн найдется другой, не менее сильный. Во-вторых, это не старые времена, когда Советы были в большой силе. Вот с Советами я бы задираться не рискнул. Но Советов больше нет, и такие, как вы — всего-навсего рядовые игроки. Пусть даже вы — ферзь, но на доске сейчас много ферзей, не то, что раньше. Я вам скажу больше: вполне возможно, я не стал бы задираться и с доверенным лицом президента Кавулу, которым вы, несомненно, были. Очень уж много собак кинулось бы по пятам. Но и здесь ситуация изменилась. Кавулу мертв. А это многое меняет. Близкие к Кавулу люди озабочены лишь собственным выживанием, лихорадочно ищут себе место в новом раскладе сил. Тем более что президентом сейчас Мванги, всю жизнь стремившийся, чтобы власть имущие жили честно. У вас нет радио… Сегодня утром арестован министр горнорудной промышленности, парочка генералов, еще несколько важных персон, все, как один, имеющих отношение к полезным ископаемым. Началось… Мванги не идеалист и не романтик, он, безусловно, не считает, что ему удастся прижать всех. Но вот некоторых… Будет шумная кампания, определенное количество сановных коррупционеров получит по полной. Малая их часть, конечно, но это как раз та часть, на которую опирался Кавулу… и на которую, как уже не подлежит сомнению, работали вы. Случись какое-нибудь чудо и доберись вы до столицы, вам там придется очень неуютно… Вы это понимаете?

— Допустим, — сказал Мазур.

— Мы, в конце концов, не на войне, — сказал Полковник. — Цели и задачи другие. Вовсе не обязательно вытягивать из вас силой точное место. К тому же возможны любые неожиданности: я повидал людей, которые перед смертью ухитрялись все же соврать. Из чистой вредности, коли уж все пропало и им все равно не жить… — он улыбнулся почти обаятельно (конечно, если только с такой физиономией вообще можно было улыбаться обаятельно). — А что, если вас перевербовать? Я слышал от знающих людей, что советские вербовке поддавались плохо, но тогда речь шла об идеях и прочей ненужной романтике. Все давно изменилось. Вы ввязались в игру, где об идеях и речи быть не может — только деньги. Поэтому дело не обязательно должно кончиться пытками. Я готов взять вас в долю и заплатить определенный процент. Иногда так проще.

— Очень мило, — сказал Мазур. — И где же гарантии?

— Ну, мы же с вами взрослые люди… — поморщился Полковник. — Какие тут заверенные нотариусом гарантии? У вас будет зыбкий шанс, а это лучше, чем отсутствие всякого шанса. Мы могли бы обстоятельно обговорить план действий, при которых шанс у вас все же будет… Бога ради, думайте, у вас есть время на раздумье…

В такой сюрреализм Мазур вряд ли когда-нибудь влипал: когда из него пытались выбить информацию, о которой он и понятия не имел. Словно в каком-то старом анекдоте. И ведь нельзя начать игру, никак нельзя! Последствия могут быть самыми непредсказуемыми, у него просто не будет шансов вырваться, не дадут ему таких шансов. Особенно если учесть, что за этим типом могут стоять и конкуренты «Даймонд»… Вот и получится: коготок увяз — всей птичке пропасть, не сопляк напротив него сидит…

— Ну как? — с некоторым любопытством спросил Полковник. — Есть у вас какие-нибудь мысли и идеи, как вам жить в новой ситуации?

— Пожалуй, — сказал Мазур. — Вы правы: зыбкий шанс лучше, чем отсутствие всякого шанса… А потому я готов вам показать кое-какие интересные документы…

Он откинулся на ветхом стуле, опершись спиной о стенку, высоко задрал правую ногу. На их лицах еще не было ни тревоги, ни догадок — только удивление. Теннесси, несмотря на строгий приказ заткнуться, не удержался:

— Че это он?

А в следующий миг в ладонь Мазура, просунутую в распоротый правый карман, упала граната, совершенно той же марки, что перед полковником на столе. Взмыв со стула и молниеносно вырвав чеку, он поднял гранату высоко и заорал:

— Бросай оружие!

Ничего удивительного — еще не выехав из Лубебо, он распорол карман и опустил гранату в штанину. Штанины были плотно завязаны у щиколоток и достаточно широкие, так что заначка на черный день осталась незамеченной.

Если Шонка даванет на спуск, все провалится — но не будет и пыток… Нет, опустил ружье, гад. И тут же раздался резкий приказ Полковника:

— Всем бросить оружие!

— Положить на пол, скоты! — дополнил Мазур. — А то еще выстрелит…

Шонка, не сводя с него глаз, с посеревшим лицом присел на корточки и осторожно положил «Моссберг» на пол, так, словно бы он был стеклянным. Билли тоже положил револьвер.

— Так, — сказал Мазур. — А теперь — лицом к стене, руки на стену! Полковник, вас это пока не касается, но не дурите! Ну, я кому сказал?

Первым к стене бросился Теннесси и принял нужную позу так быстро и сноровисто, что не осталось сомнений: на исторической родине копы не раз заставляли его это проделывать. Остальные выполнили команду медленнее, но не особенно и копаясь. Полковник сидел неподвижно, положив ладони на край стола. Лицо у него стало — застывшая маска, только глаза жили, горели бессильной холодной яростью.

— Послушайте, незнакомец, — сказал он так, словно каждое слово давалось с большим усилием. — Игра ведь еще не кончена… Вам ведь надо еще уйти, иногда труднее всего — не победить, а уйти. Я эту марку знаю, старовата, но надежная. Там внутри триста стальных шариков, о чем и вы прекрасно знаете. Вы уверены, что вам удастся дойти до двери? А если вы швырнете гранату здесь, в комнате, выкосит всех — нас, вас, вашу девушку…

— Наверняка, — сказал Мазур. — Полковник, а вы никогда не сталкивались с людьми, которым совершенно нечего терять? В самом деле, никогда не приходилось? Я вам не верю. Вы все равно меня прикончите рано или поздно… а до того, чего доброго, сдерете шкуру. Девушку вы тоже убьете, когда наиграетесь. Важный нюанс: я атеист, ни в каких богов не верю. Оно мгновение — и все кончится. Ни христианской загробной жизни, ни здешней… Мне совершенно нечего терять, полковник…

Какое-то время они смотрели друг другу в глаза — два битых волка. И, честное слово, показалось, что где-то рядом чисто, пронзительно звенят, столкнувшись, лезвия шпаг…

— А гарантии? — слишком хладнокровно спросил Полковник.

Мазур поморщился:

— Вы сами только что сказали, что о гарантиях в нашем положении говорить смешно. И добавили, что зыбкий шанс лучше отсутствия всякого шанса. Я вам даю зыбкий шанс. Это лучше, чем ничего. Если согласны с этим нехитрым тезисом, встаньте рядом с остальными. Если намерены брыкаться, я бросаю гранату…

Снова звон невидимых шпаг. Потом Полковник, двигаясь медленно, словно шагал под водой, выпрямился, повернулся к Мазуру спиной и положил руки на стену. Некогда было торжествовать победу. Рывком оказавшись возле стола (не прикрепленного к полу), Мазур дернул его на себя, оттащил метра на два. «Моссберг» и револьвер на полу его не интересовали нисколечко. Перехватив гранату левой рукой, он взял со стола свой «узик» и с первого взгляда убедился, что с ним все в порядке.

Он действовал почти как автомат — тут и размышлять было, в общем, не над чем. Положил автомат перед собой на стол, так, чтобы схватить в секунду, вставил чеку, загнул усики и принялся упаковывать свои пожитки, в первую очередь сунул в сумку тяжеленный контейнер, запасные магазины, коробку с регалией, разложил по карманам документы и деньги. Сумку Николь упаковывать не пришлось — осмотрев ее нехитрые пожитки, их небрежно свалили назад…

Не сводя глаз с напряженных спин, готовый отреагировать на малейшую попытку дернуться, приладил к «узику» глушитель. О ближайшем будущем вообще — и этих субъектов в частности — он не думал нисколечко. Все уже просчитано и решено с холодной логикой человека его профессии, ужасавшей людей, бесконечно далеких от этих жестоких игр. Никак нельзя оставлять их на хвосте. Оружия у них навалом — теперь, когда стоят к нему спинами, прекрасно видно: и у Полковника под рубашкой цвета хаки пистолет, и у одного из черных, и у одного из белых, даже дешевка Теннесси вооружен весьма габаритным револьвером — ну да, именно такие дешевки ради пущего душевного спокойствия обвешивают себя стволами. Народ битый, видавший виды. Чересчур опасно отправлять к ним Николь, чтобы разоружила, — кто-то, в первую очередь наверняка Полковник, может попытаться ее скрутить, прикрыться от огня, и поди угадай, как развернутся события, как поведут себя остальные. Среди них тоже могут отыскаться твердые парни, готовые поставить все на карту, рискнуть жизнью вместо того, чтобы полагаться на зыбкий шанс! Да и будь они обезоружены — что тогда? Веревок нет, связать их нечем. Едва они с Николь покинут комнату, вся орава ринется вдогонку, поднимет тревогу, подхватив с полу брошенное оружие (не станет же Мазур им нагружаться, как верблюд?), а снаружи еще как минимум десяток вооруженных мордоворотов. Другого выхода нет. И гуманизма нет, он остался где-то очень далеко отсюда. Десять заповедей силы не имеют в этой стране…

Тихо щелкнул откидной приклад «узика» — и тихо затарахтела очередь, длинная, густая, прошлась по стоящим у стены справа налево. Истерически вскрикнула Николь. Мазур и не подумал на нее оглядываться: поневоле вдохнув знакомый запах крови, зорко смотрел, не отыщется ли среди падающих живого. Нет, правки не требуется… Прекрасная вещь — гуманизм, но только когда все вокруг гуманисты, как в фантастических романах о светлом будущем…

Повернулся наконец. Николь замерла на стуле, зажав ладонями щеки, губы у нее прыгали, лицо соперничало по цвету с выбеленной стеной. И снова не было времени на гуманизм. Мазур быстро подошел, отвесил ей две оглушительные пощечины и тихонько рявкнул:

Тебе бы больше нравилось там? — и мотнул головой в сторону стола и тех, кто уже не шевелился.

Она отняла руки от щек, отчаянно замотала головой, прошептала:

— Ты их… всех…

— Ну да, — сказал Мазур. — Иначе они бы — нас всех… Вставай. Бери сумку. Пора сматываться.

За несколько секунд прокачал еще кое-что. Очередь из автомата с глушителем в таком вот доме снаружи вряд ли была слышна. Никто из тех, что снаружи, без разрешения в дом не полезет. Как-никак не примитивная банда мелкой шелупони — полковник их вышколил железно. Мазур видел, когда их подвели к дому: ближайшие заметили странных гостей, но не подошли, вопросов задавать и любопытствовать не стали — работает личная гвардия Полковника, ее дело, если понадобится что-то довести до всеобщего сведения, Полковник доведет…

Выглянул в узенькое горизонтальное окошко (в старые времена явно исполнявшее роль бойницы), вместо стекла затянутое москитной сеткой. «Черный крааль» жил обычными трудовыми буднями — заправившийся грузовик как раз отъехал, проплыл мимо дома, показавшись бесконечным. Остальные занимались прежними делами — кто ковырялся в моторе, кто лениво курил, кто, отсюда видно, подтаскивал какие-то картонные ящики к распахнутым дверям склада. На виду — восемь человек, возможно, есть еще несколько. Один плюс: у них нет командира, а Мазур сам себе и боевая единица, и командир…

Больше всего Мазуру понравился ближайший в ряду трак — белый с красной молнией по борту кабины, с огромным зверообразным капотом, потому что был без прицепа. Вряд ли они вынимают ключи и прячут, стопудово оставляют в замке — они у себя дома, к чему такие предосторожности? Так гораздо удобнее, нежели удирать в недалекий лес и странствовать в качестве пехоты незнакомо где и незнаемо сколько…

— Ну? — спросил Мазур, легонько взяв ее за тонкую шею. — Оклемалась, или еще подлечить?

— Не надо… Все в порядке…

— Вот и отлично, — сказал Мазур, засовывая оставшиеся автоматные магазины за пояс. — Возьми сумку. И вот это…

Он подал ей лежавший рядом с «Моссбергом» револьвер.

— Я не умею… — прошептала Николь.

— А тебе ничего и не надо уметь, — сказал Мазур. — Знаешь, где нажимать пальцем? Вот здесь.

— Знаю…

— Совсем хорошо. Просто-напросто, если начнется пальба, стреляй в их сторону. Чтобы лишний раз понервничали. Ну, готова? Наша цель — во-он тот грузовик. Если доберемся незамеченными, я залезу первым и помогу тебе. Если не получится тихо… будет видно. Главное — не отставай и не паникуй. Ну, готова? Пошли!

Он распахнул дверь и вышел первым, с сумкой в левой руке, с автоматом в правой, быстрыми шагами направился к облюбованному траку. Николь семенила рядом, нацелив револьвер куда-то… — хорошо еще, не ему в брюхо. Происходящее, как иногда случается, казалось сном: они шагали по залитому солнцем пространству, будто люди-невидимки — ну, порой именно такая вот наглость невидимками и делает…

Метров пять осталось до белой дверцы с алой молнией, четыре… три…

— Эй! — послышался окрик справа.

И сейчас же бабахнул револьвер Николь. Еще выстрел, еще — она с отчаянным лицом давила на спусковой крючок, паля в сторону неизвестно откуда вынырнувшего белого. Разумеется, все пули ушли в «молоко». Бородач, машинально присев, развернулся и кинулся назад, меж двумя грузовиками. Тут уж ничего не поделаешь — стрекотнул «узик», и невезучий «колесник» завалился ничком, оставались секунды, и их следовало использовать. Распахнув дверцу, Мазур запрыгнул в кабину, подал руку Николь, одним рывком переправил ее рядом с собой, пригнулся сам ниже уровня стекла, пригнул ее голову, с радостью убедившись, что рассчитал правильно — ключ торчал в замке. Неподалеку послышался топот бегущих, крики — судя по перекличке, убитого уже заметили, а вот их — пока что нет…

Кто-то орал: «Что за черт?» Кто-то орал: «Где Полковник?» Кто-то, судя по топоту, помчался в штаб-квартиру — значит, переполох сейчас развернется на всю катушку, и те, кто видел Мазура с Николь, быстренько с ними нехорошие сюрпризы и свяжут — а с кем же еще?

— Головы не поднимай! — яростным шепотом распорядился Мазур. — Надо ж тебе было раньше времени…

— Ты сам сказал — когда начнется…

— Когда начнется пальба, надо… — прошипел Мазур. — Ладно…

Осторожно повернул ключ зажигания. Мотор чихнул, фыркнул, мощно зарокотал. Двенадцать передач, надо же… Взмыв за руль, Мазур рванул машину с места, поворачивая вправо. Ездить на таких мастодонтах ему приходилось лишь пару раз, и давненько — но тут не улица с оживленным движением и не автострада с густым потоком машин, сойдет и так. Машину чуть водило в стороны, но, в общем и целом, Мазур справлялся, трак не собирался сорваться с дороги, вмазаться в деревья.

Бросил взгляд в зеркало заднего вида. Вся компания уже стояла кучкой, таращилась ему вслед. Они не стреляли, хотя в руках у парочки были пистолеты. Вдруг, словно по команде, они повернулись и припустили куда-то в противоположном направлении. Так, подумал Мазур, сейчас начнется голливудский фильм — гонки на траках. Давненько он не был персонажем голливудских боевиков — вообще-то единожды, да и то переврали все до полной неузнаваемости…

— Вырвались! — истерически всхлипнула Николь. — Вырвались!

— Пока что — оторвались, — сказал Мазур, не отрывая взгляда от дороги. — Можешь радоваться, но только молча, про себя, — покосился на нее. — Револьвер положи на пол, ни к чему он тебе теперь…