Цианид Старк Кристина
В гостиной, светлой и уютной, я чувствовала себя спокойно, но стоило оказаться в темноте, и внезапно на меня навалились воспоминания дня. Даже не воспоминания, а пугающее кино, карусель мельтешащих перед глазами кадров. Снова и снова я видела навалившегося на меня Дерека, чувствовала его безжалостные руки, его внутреннюю тьму, глядящую на меня через разрезы его глаз. Вспомнила, как сжимала ноги, пытаясь не дать ему войти в меня, и как он таскал меня за волосы, чтобы я присмирела от боли и шока.
Удушающая паника накатила на меня как океанический прибой – ледяная и бурная. Я тихо встала, подошла к двери и бесшумно заперла ее. Вернулась в постель и закрыла лицо руками, беззвучно всхлипывая.
Мне было стыдно за то, что я все-таки решила закрыть дверь на ключ. Умом понимала, что не доверять Митчеллу после всего, что он сделал для меня, – это верх паранойи. Но я ничего не могла с собой поделать. Дерек надругался и вывел из строя не только мое тело, но и какой-то винтик в голове, отвечающий за доверие, симпатию и адекватное восприятие других людей.
Я вскочила посреди ночи от кошмара. Мне снился Дерек, преследующий меня в темных коридорах незнакомого дома. Я бежала, но ноги словно увязали в липкой смоле. Когда я упала, раздирая в кровь ладони и коленки, Дерек настиг меня, склонился и помог встать.
«Что же ты бежала от меня, маленькая? – спросил он. – Я всего лишь хотел предложить тебе помощь».
Он уселся рядом и стал бинтовать мои руки и колени. Я следила за его движениями, но пропустила момент, когда он начал наворачивать бинты еще и вокруг ножек стула, привязывая меня к нему. Бинты опутали меня полностью, с ног до головы. Только мой рот Дерек оставил открытым. Не говоря ни слова, он расстегнул ширинку и достал член…
Я кричала и боролась с одеялом. В дверь стучали, кто-то барабанил в нее с той стороны, и в ту секунду мне показалось, что это Дерек. Что это он стоит там с бинтами наготове. Только спустя несколько жутких минут я поняла, что это Митчелл, что он услышал мои крики и решил меня разбудить.
– Ванесса, – громко повторял он, нажимая на ручку двери. – Ты в порядке? Ванесса!
Я зажгла прикроватную лампу, и только тогда ужас отпустил меня. Подошла к двери и трясущимися руками повернула в ней ключ. Митчелл стоял на пороге – взъерошенный, бледный, грудь вздымается, словно он бежал ко мне из другого графства.
– Мне приснился кошмар, – сказала я, утирая мокрый лоб. – Прости, что разбудила.
– Тебе нужно что-то? – спросил он.
– Нет. То есть да. Ты можешь немного побыть со мной?
На балконе было холодно, но холод притупил панику и привел в чувство. Митчелл принес и накинул мне на плечи свою куртку, заварил чай и – настоящий друг – дал сигарету. Небо уже светлело: будто темные чернила начали разбавлять чистой водой.
– Дерек писал мне весь вечер, – сказала я, вынимая телефон из кармана. – Я не отвечала на звонки, и он решил завалить меня сообщениями. Самое жуткое, что он умеет писать их так, что никто не заподозрит в них плохое. Вот например: «Ты будешь сожалеть о своем решении». Вроде бы звучит как просто наставление и совет, но на самом деле это означает: «Я отомщу тебе». У меня кровь стынет, когда я читаю их. Посмотришь – нормальные буквы, нормальные предложения, но я знаю, что скрывается за его спокойствием. Он как кастет, замотанный в бархатный платок. Сверху мягко – внутри металл. И еще… он умеет повернуть все так, что я начинаю чувствовать себя виноватой. Мне начинает казаться, что я слишком остро реагирую, что у меня с головой не все в порядке, что это я обижаю его, заставляю его страдать, что у меня не хватает чувственности осознать его потребности, что у меня нет благородства не выносить сор из избы, что я кидаюсь к родителям и совершенно зря заставляю их нервничать, что любые его действия спровоцированы мной самой… Это не первый раз, когда я ушла от него. Но каждый раз, когда он делает что-то дурное со мной, то потом… Боже, Митчелл, ты не представляешь, как человек может меняться. Желая вернуть меня, он преображается. Все становится, как в начале отношений: романтика и сказка Диснея, все посыпано глиттером, розовые облака, сахарная вата вместо земли… Но не проходит и пары недель, и все снова превращается в хоррор.
– Мне кажется, тебе нужно как можно скорее сделать две вещи, – сказал Митчелл, глядя мне прямо в глаза. – Первое: сменить номер. И второе: начать верить самой себе и своим чувствам – той маленькой запуганной девочке, которая сидит внутри и жаждет до тебя достучаться. Верь ей. А не тому, кто тычет в тебя пальцем и говорит, что ты слишком чувствительная, нервная, сумасшедшая, неадекватная, на всю голову больная и далее по списку…
Митчелл помолчал и добавил:
– Я когда-то проходил через все это. Со своим отцом. Как и ты, сомневался в собственной адекватности, и чувство непонятной вины просто сжирало меня целиком после общения с ним. Кто здесь неблагодарный ублюдок? Митчелл. Кто виноват во всех проблемах? Митчелл. Кто причина всех проблем? Кто заслуживает побоев и порки? Тоже я…
– Это ужасно, – сказала я. – Как ты смог это прекратить?
– Оно само прекратилось. Он курил в доме, сигарета упала на ковер. Начался пожар. Он был пьян и не смог вовремя выбраться. Попал со страшными ожогами в больницу и… – Митчелл покачал головой, горько усмехаясь. – Успел сказать перед смертью, что в том, что с ним произошло, тоже виноват я. Тогда я уже понял, что он ублюдочный нарцисс и манипулятор, а у них всегда виноваты все, кроме них самих. Они не способны признавать вину и, даже убив кого-то, скажут, что их спровоцировали, вынудили, довели, не поняли. Ты имеешь дело с таким же человеком, Ванесса. Но ни я, ни твои подруги, ни близкие не сделают за тебя то, что ты должна сделать сама: во-первых, порвать все связи с ним. Только так и можно разорвать порочный круг. Не читать сообщения, не отвечать, не пытаться что-то объяснить ему. Тебе нужно остаться наедине со своей маленькой девочкой. И пока твой парень не будет лить тебе в уши свой смертоносный яд, эта девочка успеет прийти в себя… А второе, что стоит сделать: перестать верить чужим словам и начать верить только поступкам. Будто смотришь немое кино. Слова – колдовство, которое может ослепить, свести с ума и одурачить…
– Черная магия, не иначе.
– Самая настоящая. А если ею владеет подонок, то уноси ноги и не оглядывайся.
– Спасибо, Митчелл, – сказала я, глядя вверх, чтобы не пролить слезы. Слишком уж много их скопилось в глазах. Но плакать я не хотела. Наоборот, какая-то странная необъяснимая легкость наполнила меня всю. Впервые за долгое время мне показалось, что я могу сама управлять своей жизнью и что для этого не нужно ничье разрешение.
– На здоровье. А теперь иди в кровать. Тут холодно, как в сердце у нарцисса.
Я рассмеялась, стряхнула пепел с сигареты и поплотнее закуталась в куртку.
– Уже иду. Докурю только. Как твой план бросить?
– Пока тебя не было, все шло чудесно. Теперь ты здесь и меня снова тянет… Дашь затянуться?
– Нет, даже не думай, – сказала я. – Так ты никогда не бросишь.
– Брошу. Главное, из точки А прийти в точку Z, а все, что посередине…
– Не столь важно, да? Я это уже слышала от тебя, и, по-моему, это херня собачья, – рассмеялась я и подняла сигарету над своей головой, когда Митчелл потянулся за ней.
– Совсем не херня, а гениальный план, который не дает сбиться с цели, – сказал Митчелл. – Если не ругаешь себя за провалы, то будет гораздо больше сил продолжать.
– Ага, ну да, – сказала я, помахивая сигаретой у него перед лицом. – Только все равно херня собачья.
Митчелл поймал мою руку и попытался отобрать у меня сигарету, но я только сильнее сжала фильтр пальцами.
– Будешь упорствовать, и она сломается, – сказала я. – Так что успокойся и иди спать.
Успокоиться и идти спать очевидно не входило в его планы. Он придвинулся ко мне и повторил то, что уже однажды делал: поднес мою руку к своим губам, обхватил конец сигареты и сделал затяжку. Его губы коснулись моих пальцев, и он, казалось, намеренно затягивался дольше, лишь бы продлить этот контакт.
Я замерла, прислушиваясь к своим чувствам, и поняла, что мне по-прежнему хорошо и спокойно. Ничто не пугает меня и не заставляет нервничать. Наоборот, его нежность казалась какой-то до абсурда немыслимой роскошью. Чем-то, что попало ко мне по ошибке.
Митчелл отвернулся и выдохнул дым, но его рука продолжала держать мою. Он ласкал пальцами мое запястье, посылая невидимые искры всем моим нервам. И в том месте, где он касался меня, словно зарождалась целительная магия, которая растекалась по моим венам и лечила меня всю от боли, от страха и от отчаяния. От этой магии сходили синяки и заживали ссадины, она питала меня, как молоко питает новорожденное существо.
Я ответила на его прикосновение: переплела пальцы с его пальцами, прижалась к его плечу. Он обвил меня рукой за талию, и пару минут мы просто стояли, обнявшись.
– Прости, что заперла дверь сегодня ночью, – пробормотала я. – Я не хочу, чтобы ты думал, будто я не верю тебе или боюсь тебя. Это не так. Просто иногда я совсем не могу контролировать свой страх. Он живет сам по себе, отдельно от меня, и не я управляю им, а он мной. Может, Дерек был прав, и я в самом деле не в себе и не умею управлять своими эмоциями… Схожу с ума – так медленно, что сама не замечаю этого…
– Прекрати, – ответил Митчелл. – Это панические атаки. Это пройдет. Этот сукин сын сделал из тебя параноика, который боится собственной тени. Дай себе время, делай то, что делает тебя счастливой, и пусть дверь будет закрыта, если так ты сможешь лучше спать. Окей?
Я кивнула и, переполненная благодарностью, дотянулась до него и прижалась губами к его губам. Мне хотелось убедить его, что я не боюсь. Пусть знает, что когда у меня нет панических атак, то мне до головокружения приятно быть с ним рядом.
– Я буду получать поцелуй за каждый совет? – улыбнулся Митчелл, закатывая глаза.
– Не знаю. Может быть.
– Прекрасно, тогда я дам тебе еще один.
– Давай.
– Тебе не стоит целовать меня только потому, что ты благодарна, ладно? Я не сделал ничего такого, чего не сделал бы на моем месте кто-то другой. – Он легонько похлопал меня по щеке и выпустил из объятий.
– Это не просто благодарность, – сказала я, цепляясь за его рукав и чувствуя отчаяние от того, что он воспринял мои действия как попытку расплатиться. – Я не знаю, как объяснить, но когда я с тобой, то чувствую себя… нормальным человеком.
– Знаю, – сказал он. – Подозревал, что тебе просто нужно чье-то тепло, чтобы не тронуться. Но я не хочу пользоваться этим, Несса. Мог бы, но не хочу. У меня голова идет кругом, когда ты стоишь рядом, но даже просто поцеловать тебя означало бы воспользоваться тобой. Понимаешь?
Еще бы. Он решил держать меня на расстоянии, пока я не приду в себя. Пока не произойдет некая детоксикация и я не перестану шарахаться от любой тени и запирать дверь на ключ. Если, конечно, это время наступит. Кто знает, вдруг Дерек сделал со мной что-то непоправимое.
– Значит, голова идет кругом? – переспросила я.
– Надеюсь, остальные слова ты услышала тоже, – рассмеялся он.
– Услышала. Ты не будешь со мной целоваться, пока я не начну умолять.
– Пока ты не встанешь на ноги. Давай остановимся на этой формулировке.
– А если не встану? Так и останусь параноиком?
– Нет, – сказал он. – На пепелище всегда вырастает трава.
– Ты дождешься этого момента?
Митчелл улыбнулся, коснулся моей руки и снова погладил мое запястье.
– Забавно, что в твоем видении будущего есть я. Это неожиданно и приятно. Но я не буду тешить себя мечтами, что, как только ты придешь в себя, наши пути не разойдутся.
– Не разойдутся, – сказала я с таким упрямством, что Митчелл даже рассмеялся.
– Посмотрим, – улыбнулся он.
– Посмотрим, – повторила я.
Почти рассвело. Оказывается, мы полночи провели вместе. Просто болтая и изредка прерываясь на чай и сигарету. И, без преувеличений, это была лучшая ночь в моей жизни.
Глава 10
Может быть твоим
Запястье Митчелла оказалось серьезно травмированным. Ему наложили шину в травмпункте и сказали, чтобы он не вздумал шевелить им целых четыре недели. Вождение и велосипед отныне под запретом. За руль на обратном пути из госпиталя села я.
Митчелл выглядел подавленным. Понятное дело. Ему только что дали понять, что он месяц не сможет работать.
– Не грузи себя, ладно? – сказала я. – Это не конец света. Ты позаботился обо мне вчера, а я позабочусь о тебе сегодня. А там и рука заживет.
Он только головой покачал и вымолвил что-то вроде «проклятье».
– Мне только что пришла в голову идея. Я не хочу возвращаться в дом родителей, придется снимать квартиру. А аренда – это огромные деньги. Половина моей зарплаты. Я подумала, что могла бы платить их тебе.
– Ни копейки не возьму, – отрезал Митчелл, глядя в окно. – Даже не предлагай.
– Но ведь это нормальное предложение! Я живу у тебя, я плачу тебе, взаимовыгодное сотрудничество, что тебя тут смущает?
– Все, – сказал он так мрачно, что я рассмеялась.
– Вообще-то брать деньги за жилье – это нормально.
– Но не у той, кому больше некуда пойти.
Мы долго препирались. Он категорически отказался брать у меня деньги, но я таки выторговала себе право быть полезной.
– Отныне вся еда и все счета – на мне, – заявила я. – Хочешь ты этого или нет.
– Не хочу.
– И что же ты сделаешь, если я буду каждый день приходить домой с полными пакетами провизии?
– Ванесса, я серьезно! Предупреждаю тебя, даже не думай!
– Не будешь же ты отправлять меня обратно в магазин возвращать хлеб и молоко, это просто смешно, – продолжала я как ни в чем не бывало. – А деньги на оплату счетов будут магическим образом появляться в конвертике у нас на пороге. Ты, конечно, можешь подумать, что это я их туда подкладываю, но это буду не я. Это будут эльфы. Милые такие, зеленые, которые хотят нам помочь.
Митчелл рассмеялся, откинул голову на подголовник, глядя на меня, как на маленького шкодливого кота, который скоро совсем его доведет.
– Ты невыносима. Покоя мне от тебя нет.
– Ты тоже. Дурень горделивый.
– Напомни, когда твоя подруга возвращается из Дроэды? – спросил он, подначивая меня.
– Никогда, – сказала я, невинно хлопая ресницами. – Вообще никогда.
Несколько дней спустя мама написала мне и сказала, что забрала все мои вещи из дома Дерека; все они у нее, и я могу взять их в любой момент. Моей радости не было предела. Я уже третий день носила футболку Митчелла, его кофту и его же штаны. Пора было наконец объявиться на работе, но не в таком же виде. Еще мне позарез нужен был мой ноутбук. И кредитка. И косметика. И все остальное, начиная от бритвы и заканчивая моей машиной.
Я планировала отправиться к родителям сама, но в последний момент попросила Митчелла поехать со мной. Отец до сих пор был на взводе: слал мне какую-то чушь в сообщениях, мол, я поступаю, как распоследняя дура.
Митчелл даже вопросов задавать не стал, сразу же согласился. На такси мы приехали в Леопардстаун [10], где жили мои родители. Моя мать чуть в обморок не упала, увидев рядом со мной парня, забитого татуировками. А отец не стеснялся в выражениях, пытаясь, как он выразился, вправить мне мозги. На Митчелла он даже внимания сначала не обратил: подумал, что это наемный рабочий, который будет носить мои вещи в машину.
Потом отец бегал за мной по всему дому, пытаясь всучить мне телефон и заставить поговорить с Дереком.
– Я не буду звонить ему, – отрезала я, наспех сортируя свою одежду: у Митчелла дома не было достаточно места, чтобы забрать все, поэтому я хотела взять только самое необходимое.
– Тогда я позвоню, – сказал отец и принялся тыкать пальцем в экран телефона.
– Между Дереком и мной все кончено. Сколько раз я должна повторить это, чтобы ты понял?
– Все кончено для тебя, но не для него. Ты ушла и даже не потрудилась объяснить ему причину. Бедный парень ночевал здесь, все ждал, что ты объявишься. И уж не знаю, что вы там не поделили, но проблемы надо решать, а не убегать от них!
– Он солгал, если сказал, что понятия не имеет, что произошло. Он прекрасно знает, что произошло! И пусть спасибо скажет, что я не пошла в полицию!
– И что же произошло, ну-ка?
– Я уже рассказала тебе. Жаль, что ты не поверил.
– Изнасилование? – сказал отец с усмешкой. – Ах, ну конечно.
Я проглотила ком в горле, утрамбовала одежду в коробку и попросила Митчелла отнести ее в машину. Но он не услышал меня: смотрел на моего отца так пристально и холодно, словно тот был его личным врагом.
– Митчелл? – снова позвала его я.
– Только если ты пойдешь со мной, – наконец сказал он, и я поняла, что он просто боится оставить меня здесь одну.
– А это кто вообще? – отец наконец соизволил заметить его. – Разве наемным рабочим не следует делать все молча?
– Он мой друг.
Отец секунду молчал, вытаращившись. Очевидно, крепко сбитый парень, весь покрытый татуировками, с перебинтованной рукой и разбитым подбородком, никак, по мнению отца, не мог быть моим другом. Разве что сутенером, в чьи сети я угодила. Или моим дилером, который подсадил меня на какие-то забористые наркотики, – иначе чем же еще объяснить мое бредовое поведение? Или вообще, о ужас, моим новым любовником, который увел меня от идеального, несравненного Дерека.
О да, отец так и подумал. Его лицо стало белым, а глаза налились кровью.
– Что ты наделала, Ванесса? Ты променяла Дерека на вот это? И кто же это? – Он повернулся к Митчеллу, раздувшись, как индюк. – Твой новый хахаль?
– Митчелл, ты бы не мог отнести мои вещи в машину? – запаниковала я, опасаясь, что отец сейчас начнет поливать его грязью, а я никак не могла этого допустить.
– Нет, – ответил Митчелл, улыбнувшись так, словно я говорила полную несусветицу. – Я не оставлю тебя с ним наедине.
– Лучше себя не оставляй с ней наедине, – вздыбился отец. – Потому что ты загубишь ей всю жизнь. Пустишь под откос. Я вижу таких, как ты, толпами в суде. Прощелыги без отца и матери, торговцы наркотиками, уличная шпана, все в наколках, все битые-перебитые, заканчивающие свои дни в тюрьме рано или поздно.
– Замолчи! Не смей так говорить о том, кого ты совсем не знаешь! – заорала я, вскакивая на ноги.
– Тебе есть что предложить ей? – как ни в чем не бывало продолжил отец. – А ведь она – золотая девочка. Лучшая частная школа Дублина, Тринити колледж, будущая наследница огромной юридической фирмы. Машину-то ее видел? Выгляни в окно и посмотри на вон тот навороченный «Мерс» последней модели. А тряпки ее видел? – Отец подошел, вырвал коробку из моих рук и вывалил все ее содержимое на пол. – Одна эта гора тряпок стоит больше, чем ты сможешь когда-нибудь заработать.
– Я ненавижу тебя! – заорала я. – Боже, как же я ненавижу тебя!
В ту секунду я была готова кинуться на него с кулаками, но Митчелл схватил меня в охапку, как буйного пациента. Он сам молчал все это время, невозмутимый как скала. Только в глазах отражались раздражение и насмешка.
– Вы закончили, мистер Энрайт? – сказал Митчелл, когда отец выдохся и на секунду умолк. – Спасибо за ваше экспертное мнение о Ванессе и обо мне. Жаль только, что нам совсем нечего делать с этим вашим мнением. Разве что подтереться им.
– Что ты себе позволяешь, сопляк?
– К сожалению, гораздо меньше, чем вы. Воспитание не то.
Митчелл так тонко намекнул моему отцу, что из них двоих скорее мой отец ведет себя как уличная шпана, что я невольно усмехнулась.
– Убирайся из моего дома, пока я не вызвал полицию, шваль! – побагровел отец. – Тебе вообще стоит помалкивать. Нет ничего, чем тебе в данной ситуации стоит гордиться. Конечно, может у тебя в штанах то самое богатство, ради которого моя дочь бросает лучшего юриста страны, но, поверь, это богатство ее не долго радовать будет. Надоест рано или поздно, и вот тогда она выкинет тебя из жизни, как выкинула Дерека. Ты расплатишься за все, что натворил, той же монетой!
– Бернард, прекрати! – выпалила моя мать так громко, что дрогнули стены.
Все это время она молча стояла у окна, переводя глаза с меня, на отца, на Митчелла и обратно. Но теперь выскочила в центр комнаты и встала между мной и отцом, с лицом, перекошенным от ярости. Обычно она никогда не спорила с отцом, а тут бросилась на мою защиту как львица.
– Не смей поносить так собственную дочь! – воскликнула она. – И ты знать не знаешь, что произошло той ночью между ней и Дереком!
– Как будто ты знаешь? – ответил отец, раздосадованный ее отповедью.
– Конечно знаю. Ведь она сама рассказала. И если бы ты не был бессовестным эгоистом, то поверил бы тоже! Потому что глаза у нее в ту ночь были – как будто сам черт таскал ее в пекло!
Мама развернулась ко мне и сказала:
– Не слушай отца. Не ему жить с теми, кого он тебе сватает. Не ему ложиться с ними в постель. Не ему терпеть чужие выходки. Тебе жить, тебе ложиться и тебе терпеть. А значит ты будешь выбирать. А теперь ступай. Возьми то, что можешь взять, а остальное я отправлю тебе службой доставки. Вот ключи от твоей машины.
Отец сплюнул на пол и ушел из гостиной. Я бросилась к маме на шею, обнимая ее так сильно, что наверно даже сделала больно.
– Ну-ну, все будет хорошо, – прошептала она. – В остальном ты в порядке? Тебе хорошо у друзей?
Я закивала, хватая воздух ртом и не в состоянии ответить словами.
– Хорошо. Это хорошо. Это самое главное и… – моя мать перевела взгляд на Митчелла и закончила, обращаясь к нему: – Я не знаю, что у вас за отношения, но Ванесса – самое дорогое, что у меня есть. Я на руках ее носила. Я утирала ей слезы. Я учила ее говорить. Если с ней что-то случится. Если с ее головы хоть волос упадет…
– Если с ней что-то и случится, то отныне только хорошее, мэм, – ответил Митчелл. – Вы можете быть спокойны.
Покидая родительский дом, я едва не плакала. Митчеллу даже пришлось пересесть за руль, пока я не приду в себя. Он молчал, мрачно глядя перед собой, рассеянно гладил мое плечо и словно всю дорогу обдумывал чей-то план убийства. Я еще никогда не видела его таким погруженным в себя.
– Что произошло той ночью, когда ты ушла от своего парня? – наконец спросил он, поворачивая ко мне мрачное лицо. – Он не просто ударил тебя, так?
Я втянула в себя воздух, лицо вдруг стало горячим, как будто было обожжено.
– Все это время я думал, что он бил тебя, но… Боже, мне даже в голову не пришло, что все могло быть настолько хуже. Несса, поговори со мной. Ты можешь рассказать мне все. Твой отец обмолвился, что…
– Я не могу, Митчелл! Просто не могу об этом говорить!
– Если Дерек насиловал тебя, то ты должна обратиться в полицию. Это серьезно, это…
– Вот поэтому я и не говорила тебе, – оборвала его я. – Потому что не хотела, чтобы меня подталкивали к тому, что бессмысленно. В моей ситуации все бессмысленно, Митчелл. Дерек на короткой ноге с такими людьми, что не сядет, даже если прикончит кого-то! И он опытный адвокат, который уже много лет защищает всякий сброд, включая насильников. Уж не знаю, почему он это делает – то ли потому, что эти клиенты платят больше всех, то ли потому, что он чувствует с этими ублюдками астральную связь. Но он выйдет сухим из воды, а я… Митчелл, я не готова морально к тому, чтобы кучка присяжных с умным лицом решала, не слишком ли кружевным было мое белье и не напрашивалась ли я на это сама. Даже мой собственный отец не поверил мне, Митчелл! Спросил, что на мне было надето и не повышала ли я на него голос. Сказал, что изнасиловать может незнакомец на улице, а человек, с которым я в отношениях, с которым живу сама по доброй воле, – нет!
Я зажала рукой рот и согнулась пополам, ткнувшись лбом в колени. Митчелл остановил машину на обочине и помог мне выйти. Обнял и… вдруг, словно больше не знал, как еще меня успокоить, принялся целовать мое лицо: лоб, глаза, щеки. Его губы нашли мои и он прижался к ним так горячо, как будто этот поцелуй мог все исправить и всему вернуть порядок. А я, будучи слишком расстроенной, чтобы думать о последствиях, принялась целовать его.
– Поплачь, – шептал он. – Боль уйдет, вот увидишь.
Вкус его губ, аромат одеколона, ласковые поцелуи вернули меня к жизни. А все, что произошло в доме отца, внезапно отступило под натиском моей новой проблемы: боже правый, как же я смогу жить с ним под одной крышей и не наделать ошибок?
Мимо ехали машины. Некоторые сигналили, завидев целующуюся на обочине парочку. Кто-то даже высунулся из окна и присвистнул. А мы все стояли, как заколдованные, и целовались. Солнце роняло лучи на капот машины, ветер ерошил волосы, мое лицо было залито слезами, но внутри я чувствовала так много счастья, сколько люди обычно чувствуют, лишь сойдя с ума.
– Если бы мой отец мог представить, как много ты для меня сделал, он бы взял свои слова обратно, – сказала я Митчеллу, когда мы вернулись домой.
Мне было ужасно стыдно. Будь я на месте Митчелла, ошметки моей гордости пришлось бы собирать по всему Дублину.
– Да забудь, – сказал он. – Старик просто хочет, чтобы ты делала правильные выборы в жизни, и если бы не его мизогиния и эмоциональная глухота, то я бы вполне оценил его речь. И еще, если бы не он, то я бы так и не узнал, что с тобой на самом деле произошло.
Митчелл помог мне снять пальто и повесил его на крючок, смахивая пылинки.
– Ведь так? Ты бы не сказала мне?
– Об этом сложно говорить, – ответила я. – И вдвойне сложнее, когда чувствуешь себя виноватой в том, что с тобой случилось. Я до сих пор не уверена, что моей вины не было. Может мне и правда стоило делать некоторые вещи иначе – и тогда Дерек тоже вел бы себя иначе.
– Типичные мысли жертвы газлайтинга, – прокомментировал Митчелл.
– Думаешь? – спросила я.
– Знаю, – ответил он и повел на кухню. Там предложил мне стул и принялся готовить кофе, закатав рукава.
– Чувство вины – это смертельное оружие, – продолжил он, как только кофемолка перестала шуметь. – Оно заставляет людей думать, что они достойны самого ужасного обращения. Я хорошо помню отношения моей матери с отцом. Он при любом удобном случае пытался посеять в ней это чувство, удобрить и добиться того, чтобы оно цвело пышным цветом. Она без конца извинялась, сомневалась в себе, пресмыкалась, считала себя неисправимой идиоткой, а его – тем, кто пытается сделать ее лучше. Чувство вины стало ее второй натурой. К тому времени она уже боялась лишнее слово сказать. Полностью лишилась своих собственных суждений, своего мнения. Что бы он ни сказал ей – она соглашалась. Что бы они ни сделал с ней – думала, что заслуживает это…
Митчелл сунул мне в руки чашку кофе с густой молочной пенкой и сел рядом.
– Выброси в окно свое чувство вины, Ванесса. Какие бы ужасные ошибки ты ни сделала: пригоревший омлет, пролитый кофе, запоздалое возвращение домой, упрямство, твое собственное мнение… – принялся перечислять Митчелл, – ты не заслуживала того, что он с тобой сделал. И точка. Максимум, на который он имел право, – шлепнуть тебя по заднице, да и то аккуратно и спросив разрешения.
Я отпила кофе и посмотрела на Митчелла. Тот закончил размешивать сахар в чашке, облизал ложку, и на мгновение мне захотелось стать этой самой ложкой. Чтобы он держал меня в руках и…
– Что? – улыбнулся он, ловя мой взгляд.
– Ничего, – смутилась я, краснея. – Просто ты кажешься мне чем-то таким, чего я никак не заслуживала и получила по ошибке.
– То же чувство, – ответил он. – Один в один. Что сейчас ко мне нагрянет полиция, арестует и скажет, что я похитил то, что никак не может быть моим.
«Очень даже может, – мысленно ответила я. – Оно очень даже может быть твоим».
Глава 11
Из точки A в точку Z
Я сказала Эндрю, что приболела, и он разрешил мне поработать из дома. «Но все статьи чтобы были в срок», – прибавил он и пожелал мне скорейшего выздоровления. До конца недели мне нужно было закончить две статьи, и я взялась за работу. Первая была почти готова, осталось только пройтись по ней свежим взглядом и отправить Магде и Эми для вычитки. И еще я дала ее Митчеллу. Его рассуждения об абьюзе, нездоровом чувстве вины и о психологическом насилии – все это произвело на меня впечатление, и я подумала, что вдруг ему тоже будет интересно прочесть мою статью.
Он не отказался. Взял мой ноутбук, сел на балконе, выпросил у меня сигарету и принялся читать. Что-то жутко сексуальное было в том, как он сидел, закинув ногу на ногу, держал сигарету и вчитывался в мою статью. Пожалуй, это было некой формой взаимопроникновения: его мысль погружалась в мой текст, а мой текст проникал в него. В ту минуту даже телесное единение не выглядело для меня столь горячо.
Я пошла на кухню, сделала две чашки кофе и вернулась на балкон. Вечер выдался теплый и тихий. Низкие облака были пронизаны заходящим солнцем. В воздухе чувствовался легкий привкус дыма и дождевой влаги.
Я написала статью о контрацепции. Задалась вопросом, почему именно женщины обязаны принимать таблетки, использовать противозачаточные пластыри, ставить спирали, расхлебывать последствия, решать проблемы со здоровьем. В то время как мужчины, всего лишь надев презерватив, могли бы избавить своих возлюбленных от стольких мытарств. Они могли бы просто пожертвовать небольшой частью своих ощущений, но не делают этого. А женщины, не задавая вопросов, предпочитают пить препараты, которые полностью перестраивают их гормональную систему и имеют такой огромный список потенциальных побочных эффектов, что те даже не умещаются на одну страницу медицинского вкладыша. Мне казалось странным, что вещи сложились именно так и никто не задает вопросов. Никто не кричит, что это несправедливо, хотя это действительно несправедливо.
– Ты снова показала мне то, над чем я никогда раньше не задумывался, – сказал Митчелл, передав мне ноут и задумчиво стряхивая пепел с сигареты. – И, пожалуй, я согласен, что контрацепция полностью легла на ваши плечи. Ну а мы… А мы просто получаем удовольствие и делаем вид, что так и должно быть.
– Правда? – спросила я. – Ты правда согласен? Мне было интересно узнать точку зрения мужчины.
– Если отбросить эмоции и брать в расчет только факты, то трудно не согласиться. Такое отношение и правда не имеет ничего общего с заботой. «Дорогая, не могла бы ты полностью перестроить свою гормональную систему таблетками, чтобы мне было приятнее кончать?» «Милая, тебе не сложно постоянно носить в матке инородный предмет, лишь бы я не надевал презерватив на пять минут?» «Детка, не могла бы ты вживить себе под кожу капсулу с гормонами, лишь бы мой оргазм был сильнее?» – Митчелл рассмеялся, потер лоб ладонью. – Просто дичь какая-то.
– Вот именно.
– Рискну предположить, что в твоих отношениях бремя контрацепции тоже легло на тебя? – спросил он.
Я кивнула, отвела глаза и принялась искать сигареты по карманам. Почему-то мне было стыдно. Стыдно, что я пишу такие злободневные, пылающие праведным гневом статьи, но сама при этом ношу спираль в матке.
Митчелл помолчал, коснулся моей ладони и сказал:
– Ничего, это тоже был опыт. Ты прошла через него, осознала что-то новое и теперь поделишься этим с миром.
– До сих пор прохожу через это, – призналась я.
– Тогда ты можешь прекратить принимать их, не так ли? – сказал Митчелл, поняв, о чем я. – Теперь ты сама можешь распоряжаться своим телом и никому не угождать.
– Я не пью таблетки. У меня спираль.
– А, окей, – просто ответил он, словно мы говорили о каких-то совершенно банальных вещах. И то, что говорить с ним об этом было так просто, внезапно поразило меня до глубины души.
– Что насчет тебя? – спросила я. – Как ты относишься к презервативам?
– Лично я – прекрасно.
– Да ладно. Так бывает?
До настоящего момента мне казалось, что все мужчины просто ненавидят презервативы. Опыт моих подруг и тех женщин, которых я опросила, собирая материал для статьи, подтверждал это.
– Конечно, – сказал он. – Во-первых, это единственный способ не подцепить что-нибудь. Во-вторых, только так я могу быть уверенным, что у меня не будет детей, которых я не планировал. Ну и в-третьих, они слегка притупляют чувствительность, а значит, можно заниматься этим гораздо дольше.
Я глубоко затянулась, чувствуя, как лицо заливает краска. Его слова, такие простые, произвели на меня сильнейший эффект. Я представила, как он занимается этим. Долго. Неторопливо. Со знанием дела. Не пытаясь наспех зажать партнершу в угол и трахнуть, пока не убежала. С полной уверенностью, что она и так никуда не сбежит. Не захочет убегать.
Сама концепция долгого неторопливого секса, в котором нет принуждения, а значит, необходимости сделать все быстро, была для меня чем-то новым. Я не представляла, чем же именно можно заниматься долго. И что еще могут делать руки мужчины, если им нет нужды удерживать и причинять боль…
Внезапно я почувствовала ревность ко всем бывшим партнершам Митчелла. Ко всем тем, с кем сексом занимались иначе – не так, как со мной. Я почему-то была уверена, что он делает это иначе и так, как понравилось бы любой…
– Можно задать тебе личный вопрос? – спросила я, поднимая на него глаза.
– Можно, – кивнул он.
– Почему ты ни с кем не встречаешься?
– Обязательно должен? – Он не сдержал улыбку.
– Мне кажется невероятным, что ты свободен. Что не нашлось кого-то, кто вцепился бы в тебя мертвой хваткой.
– Невезение вцепилось в меня мертвой хваткой, – отшутился Митчелл, кивая на перебинтованное запястье. – И судьба периодически хватает меня за задницу как питбуль. И, видит бог, мне этого достаточно.
Я рассмеялась над сравнением судьбы с питбулем. Похоже, что моя судьба схожей породы – психованный стаффордширский терьер.
– Когда у тебя в последний раз были отношения? – спросила я. Любопытство все не отпускало меня.
– Примерно год назад. Затем был период, когда я полностью потерял контроль над своей жизнью. Я долго приходил в себя, собирал все воедино, так что времени на отношения просто не осталось. Несправедливо начинать их, когда ты сам – хаос на двух ногах.
– А как ты теперь?
– Ближайший месяц вынужден есть добытую девушкой еду и отдирать от плинтуса свою самооценку, – сказал он, кивая на запястье, – а в остальном прекрасно.
– Прекрати винить себя, с кем угодно могло случиться. Лучше радуйся, что машина не переехала тебя целиком. Тогда все было бы намного хуже.
Если бы Митчелл не появился в моей жизни, я бы до сих пор была с Дереком. Чтобы захотеть изменений, нужно понять, что имеешь и что могла бы иметь. Осознать разницу. Каждый раз, когда Митчелл говорил со мной, касался, делал для меня маленькие, но важные вещи – принес пончик, попросил не стоять под дождем, поддержал в трудную минуту, – я сравнивала. А сравнив и сделав выводы, нашла в себе силы уйти.
– Если б меня переехала машина, мир бы много не потерял, – сказал Митчелл, полностью разрушив дурашливым сарказмом возвышенность моих размышлений.
– Зато потеряла бы я, – сказала я, глядя в даль.
Небо опустилось совсем низко. Казалось, если вытянуть руку, то можно тронуть облака. Повозить в них руками и вытащить со дна горсть звезд.
Я знала, что Митчелл смотрит на меня, угадывала боковым зрением, но не решалась встретить его взгляд. Боялась, он прочтет в нем, что я, как школьница, втрескалась в него по уши.
Той ночью я пришла к Митчеллу в гостиную в очень тонкой ночной рубашке на голое тело. Мне хотелось оказаться рядом с ним, и будь что будет. Если он чувствует то же, что и я, то я хочу разделить с ним эту ночь и эту постель. Если же нет, и я неправильно истолковала его заботу, взгляд и поцелуи – то мы просто разойдемся по своим спальням.
Читать бесплатно другие книги:
