Мозг и его потребности. От питания до признания Дубынин Вячеслав
Балерин классического балета и мастеров бразильской борьбы капоэйры помещали в томограф и предлагали посмотреть, как другие специалисты танцуют балет и демонстрируют боевые приемы. В итоге ученые смогли определить по записи фМРТ, какие отделы мозга наблюдателей в это время активирутся. У всех возбуждалась двигательная кора и, судя по всему, системы зеркальных нейронов. При этом у балерин была гораздо сильнее реакция на просмотр балета, а у спортсменов – на капоэйру. Испытуемые сами не двигались, но их нейросети активно сопровождали движения, причем прежде всего те, которые для них были «профессионально близки». На этом примере видно, что работа зеркальных нейронов в случае сложных двигательных навыков – результат обучения, длительной настройки и тренировки.
Сходные результаты получены и в случае других профессионалов, например музыкантов, которые смотрят, как их коллеги исполняют произведения. Для скрипача значима игра на скрипке, но он слабо реагирует на валторну, и наоборот. У спортсменов то же самое. Например, мозг фехтовальщика мощно реагирует на фехтование, а штангиста – на соревнование по тяжелой атлетике.
Мозг гораздо мощнее «отражает» значимые для него действия, именно то, что он уже хорошо умеет делать.
В целом люди подражают, «отзеркаливают» много и охотно. Очень характерным и забавным примером являются конкурсы двойников. Многие люди хотят походить на своего кумира. Подражают «лунной походке», или прическе, или характерной одежде. Главное, это дает им положительные эмоции. Если для конкретно вашего мозга подражание значимо, то оно может доставлять вам колоссальное удовольствие. Например, кому-то нравится одеться во французского гренадера времен Наполеона, участвовать в имитации Бородинской битвы, и ему очень хорошо! После этой битвы он приезжает домой счастливый, окрыленный, отдохнувший.
Но, конечно, это очень индивидуально, и у кого-то подобный способ подражания и проведения времени вызывает лишь недоумение…
Эмоциональное подражание, сопереживание
Важным аспектом работы зеркальных нейронов является обеспечение эмоционального подражания.
Этот вид подражания сложнее изучать, но идея, в общем, понятна – это перенос на себя тех радостей и тех горестей, которые испытывает другое существо. В более очевидной форме происходит сопереживание боли и сочувствие негативным эмоциям.
Ранее мы уже затрагивали эту ситуацию, но с точки зрения оборонительного поведения. Сейчас же давайте сконцентрируемся на сопереживании. Мы так устроены, что эмоции, которые испытывает другой человек, фатально «проникают» в наш мозг. Поэтому эмпатичному индивиду трудно пройти мимо кого-то, объятого горем. А если он так все же сделает – получит серьезную порцию отрицательных эмоций. Потому что будет должен заблокировать в себе программы сопереживания.
У людей и у обезьян к сопереживанию подталкивают прежде всего зрительные и звуковые сигналы. Для многих животных большое значение имеют феромоны – запахи, которые испускает особь при попадании в какие-то неприятные ситуации.
На примере сопереживания видно, насколько эволюция тонко работает с мозгом. Эмоциональное подражание у животных, которое ведет к взаимопомощи, а иногда даже к каким-то вариантам жертвенности, – это, конечно, впечатляет. На данную тему написана замечательная книга Франса де Вааля[[32] ] «Истоки морали»[33]. Франс де Вааль много работал и работает с шимпанзе, нашими ближайшими родственниками. Основная идея книги состоит в следующем: нам часто внушают, что человек от природы – дикое и неприятное существо, а цивилизация его облагораживает. Цивилизация, воспитание, религия и т. д. На самом деле, пишет де Вааль, посмотрите на шимпанзе, и вы поймете, что во многом все наоборот. Убедитесь, какие это эмпатичные, заботливые, сопереживающие друг другу существа. Ужаснитесь тому, что с ними и с нами делает цивилизация, заставляя нас быть эгоистичными, черствыми, замкнутыми на собственных интересах. В книге масса конкретных примеров, и ее можно рекомендовать всем, кого интересует тема отношений людей в социуме.
Приведу пример альтруистического поведения шимпанзе. Сотрудники института Эволюционной антропологии имени Макса Планка (Лейпциг, Германия) в серии экспериментов показали, что молодые шимпанзе охотно помогают человеку, попавшему в трудную ситуацию, причем делают это совершенно бескорыстно. В опытах участвовали три обезьяны. Они наблюдали, как взрослый человек тщетно пытается справиться с какой-то задачей, и могли ему помочь, если у них возникало такое желание. Но специально их к этому никто не подталкивал. Никакой награды за помощь они не получали.
В природе шимпанзе активно конкурируют друг с другом за пищу и делиться не любят. Однако, как выяснилось, они готовы прийти на помощь постороннему, если задача не связана с едой. В этом эксперименте человек как бы случайно ронял карандаш, пытался его поднять и не мог: не дотягивался. Молодые шимпанзе помогали человеку справиться с задачей, но перед тем, как отдать экспериментатору оброненный им предмет, шимпанзе исследовали его и отдавали, только убедившись в его полной несъедобности.
Эмоциональное сопереживание, бескорыстная помощь, «благотворительность» наблюдаются не только у обезьян, но у дельфинов, слонов. Такое поведение запускают определенные звуки, мимика, позы. Несколько лет назад на видео была записана ситуация, когда в одном из океанариумов белуха спасла потерявшую сознание ныряльщицу. Она аккуратно взяла ее за ногу и вытолкнула из глубины на поверхность.
Многие люди регулярно и с удовольствием занимаются благотворительностью, волонтерством, считают это важнейшей частью своей жизни. Абсолютно бесплатно помогают, делятся чем-то, за кого-то платят. Получается, что мы все-таки добрые существа в душе. Правда, надо сказать, в нашем российском социуме это, к сожалению, не очень развито. Существуют данные международных опросов, которые периодически проводит ЮНЕСКО. По степени сопереживания Россия занимает в них пока что очень низкие места (скажем, в 2010 году – 138-е из 153 протестированных стран). И все же, мне кажется, сейчас в России увеличивается число людей, которые по-настоящему занимаются благотворительностью, работой с детьми-инвалидами, массой других важных и благородных дел, начиная с отстаивания и высаживания зеленых насаждений, заботы о бездомных котятах и щенках и кончая порцией крови или костного мозга, которую доноры отдают другому человеку. Проявляйте почаще свою доброту, разрешите сработать программам, связанным с сопереживанием, помощью другим людям, эмпатией, донорством, благотворительностью. Ощутите связанную с ними радость.
Источником важнейших сигналов, на которых у нас, Homo sapiens, базируется сопереживание, является мимика. Хорошо документировано, что наш мозг очень быстро, в течение десятых долей секунды, считывает мимику и детектирует эмоции другого человека, после чего меняет свое эмоциональное состояние.
Для детекции эмоций на лице знакомого и даже незнакомого человека нужны доли секунды. И мы можем с высокой вероятностью предполагать, что в основе этого лежит работа зеркальных нейронов.
Существует понятие «совместного заинтересованного взгляда», сближающего людей. К счастью, при взгляде на беззаботного и радостного человека (вот он, секрет клоунского макияжа) многим из нас хочется и свою унылую физиономию украсить улыбкой, и, если это сделать, реально станет лучше. Это потрясающий механизм, который напрямую воздействует на центры положительного подкрепления, в том числе на nucleus accumbens. При этом происходит выделение дофамина со всеми вытекающими последствиями.
По сходным механизмам мы способны сопереживать отрицательным эмоциям. Так, во время записи состояния мозга при помощи фМРТ испытуемому показывали разные неприятные картинки и видео. Например, как кто-то прищемил себе пальцы, ощутил отвратительный запах и т. п. Было показано, что в таких случаях мощно активируются зоны мозга, связанные с отрицательными эмоциями. Это в первую очередь миндалина и островковая кора, которые также включаются при стрессе.
Кстати, об островковой коре, которая находится у нас на дне боковой борозды больших полушарий. Она не только связана со вкусом, но и, получается, с отрицательными эмоциями. По данным одной научной статьи[34], островковая кора активируется в момент, когда человек расплачивается наличными за серьезную, крупную покупку. До этого в лобной коре, в поясной извилине, происходит принятие решения о выборе товара. Но в тот момент, когда вы отдаете свои деньги, включается островковая область: «Что ты делаешь, ведь это же навсегда!» Вот она, та «жаба», которая особенно душит скупых людей.
Что еще важно? Сопереживание может возникнуть у нас по отношению не только к человеку, но и к чему угодно: к животному, растению, даже неживому объекту. Чем ближе существо, которое страдает или, наоборот, радуется, чем прочнее оно включено в ваш «микросоциум», тем эмоции будут ярче. Иными словами, привязанность является мощным средством усиления эмпатии: это моя семья, мои друзья, мой круг интересов. Или хотя бы моя собственность… Биологически все совершенно оправданно, так как главная цель зеркальных нейронов – более успешное и согласованное функционирование стаи, племени, семьи, супружеской пары.
Сопереживание в этом случае усиливается за счет тех медиаторов, о которых говорилось в главе про привязанность: прежде всего окситоцин и вазопрессин, а также дофамин и эндорфины.
Нейроны общей картины мира, «отзеркаливание» мировосприятия
К высшему уровню подражания, «отзеркаливания», можно отнести уже не сферу эмоций, а такой сложнейший феномен, как целостное мировосприятие. То есть уровень, связанный с речевыми системами нашего мозга. Эта область наименее изучена, ее сложнее всего исследовать. В этом случае нет возможности провести эксперименты на животных. Напомним, что речью у нас занимается прежде всего ассоциативная теменная кора и нижняя часть височной доли (центры речи и мышления). Можно предположить, что в них располагаются «зеркальные» нейросети, работающие с «общей картиной мира».
В главе 3, посвященной любопытству, довольно подробно рассказано, как у нас в ассоциативной теменной коре формируются речевые центры. Входящие в их состав нейроны обучаются реагировать и на зрительную картинку, и на слуховой образ. Например, на звучание слова «зеркало» и изображение этого самого зеркала. Это не просто одиночные «обученные» клетки – в ассоциативной речевой коре возникают тысячи подобных нейросетей, связанных друг с другом. В итоге формируется речевая («информационная») модель внешнего мира, которая нужна прежде всего для прогноза результатов будущей деятельности. По сути, это вербальный слепок с окружающей нас действительности, и мы, используя его, принимаем решения, строим планы, мечтаем о несбыточном… Мы вводим туда исходные данные и получаем итог вычислений, который позволяет нам предсказать успех того или иного поведения.
Подражание является очень важным способом корректировки этой модели. То есть вы можете осуществлять реальное поведение и учиться на собственных ошибках, а можете, послушав некие убедительные доводы, изменить свое мнение и поведение. Мы можем внять внешнему «голосу разума»: родителю, педагогу, другу, просто случайному попутчику, который рассказал нам аналогичный случай. И что-то по-другому посчитать, по-другому сконфигурировать свое поведение.
Запомним, что важнейшие «зеркальные» нейросети находятся в ассоциативной теменной коре и позволяют нам учиться на чужих ошибках и чужих достижениях.
Эта область еще практически не изучена. Но тем не менее она составляет очень важную часть нашей жизни, и не только нашей, а всех высокоразвитых животных.
Мы очень активно подражаем не только поведению и эмоциям, но и мнению тех, кто нас окружает. Кстати, тут за нашим мозгом важно внимательно следить: «А вот здесь я подражаю Иван Иванычу! А надо бы самому подумать… Мало ли, что все идут на северо-запад, может быть, мне надо на северо-восток?» К этому вопросу мы еще вернемся, когда будем обсуждать программы свободы.
Кому мы подражаем, кто для нас является авторитетом?
Во-первых, это наши родители. «Делай, как родитель» – очень-очень важное поведение. «Если мой отец, большой и умный, так делает, то и я, маленький детеныш, так сделаю, и это будет хорошо».
Во-вторых, мы подражаем соседям, людям, которые рядом: товарищам, коллегам, членам нашего социума. Часто на этом основывается коммуникация.
В-третьих, образцом для подражания часто становится авторитетная фигура – вожак стаи, начальник, лидер, руководитель. То есть: «Раз самый главный, достигший больших успехов, так делает, то и я, маленький винтик в огромной машине, тоже так сделаю. Наверное, это будет хорошо».
Еще раз подчеркнем, что подражание существует, поскольку делает функционирование, например, обезьяньей стаи или человеческого общества более эффективным. А также (и в связи с этим) приносит положительные эмоции.
Подражание, пусть даже в уме, спортсменам на соревнованиях, танцовщикам в балете, цирковым артистам тоже приносит положительные эмоции. Поэтому люди с удовольствием идут на «Лебединое озеро», смотрят соревнования по художественной гимнастике, синхронному плаванию… Исследователи, занимающиеся фМРТ, отмечают, что в то время, когда мы смотрим на отточенные годами тренировок движения прыгуна в высоту, фехтовальщика или танцовщика, по крайней мере часть положительных эмоций обусловливается работой зеркальных нейронов. Мозг зрителя, по сути, «про себя» имитирует эти движения, и успех артиста или атлета отчасти оказывается нашим успехом.
Более того, если поставить датчики на мышцы, то можно зарегистрировать, как вы повторяете какое-нибудь фуэте или антраша, виртуозные движения гимнаста или жонглера. И пусть вы никогда балетом или цирковым искусством не занимались, но эти движения так восхитили ваш мозг, что ваши зеркальные нейроны сказали: «Давай хотя бы попытаемся вообразить, что мы сейчас танцуем или крутим сальто!»
Благодаря зеркальным нейронам нам так нравятся актеры, которые чему-то подражают. Когда человек похоже изображает собаку, кошку, белого медведя, это очень интересно и забавно для нашего мозга. Поэтому таким успехом пользуются мимы и пародисты. Вся эта сфера ориентирована на то, чтобы стимулировать наши зеркальные нейроны, и эмоциональный позитив практически гарантирован.
Естественно, сопереживание и подражание используются в рекламе. Ее создатели стремятся, чтобы мы, подобно героям ролика, совершили какую-то покупку, сделали некий «правильный» выбор.
Подражание – это один из самых мощных рекламных приемов.
Впрочем, специалисты по рекламе умело влияют не только на зеркальные нейроны, но и на другие функциональные блоки нашего мозга.
Нейрофизиолог Марко Якобони[35] в одном из своих интервью рассказывает, как с помощью фМРТ проанализировали эффекты реклам разного типа, но одной направленности. Речь шла о продаже автомобилей. Первый тип рекламы описывал новую марку как замечательное и очень экономичное достижение техники, у которого тормозной путь очень маленький, мощность двигателя такая-то (называется цифра). Да еще и ноль процентов кредит. Такой вид рекламы дает информацию прежде всего для «логичной» лобной коры. Она в паре с поясной извилиной активируется: да, действительно выгодно, беру!
Второй тип рекламы показывал, как в вашу новую машину (если вы существо мужского пола) садится очаровательная девушка, а потом еще одна, еще… И все они обнимают вас и, очевидно, очень любят. В этом случае, конечно, активируются другие центры, связанные прежде всего с прилежащим ядром прозрачной перегородки, передним гипоталамусом, половым поведением.
Третий тип рекламы эксплуатировал эмпатию и сопереживание. Вам показывали машину, в которой просто едет счастливый и свободный человек. от он едет куда хочет, улыбается и прекрасно себя чувствует: «Хочу – направо рулю, хочу – налево, я ни от кого не завишу, эта машина дает все, что мне нужно». Тут-то и активируются зеркальные нейроны – двигательные, эмоционального сопереживания (в височной доле, в поясной извилине) и «общей картины мира».
Маркетологи и специалисты по рекламе пытаются дергать нас за разные «веревочки», эксплуатируют разные биологические потребности, создавая даже для одного продукта несколько вариантов роликов и постеров. Акцент может быть сделан на подражание, семейные ценности, победу и преодоление препятствий, новизну и любопытство. Это называется «клиентоориентированная реклама», или реклама, направленная на разные сегменты рынка.
И если не контролировать свои реакции подражания, то стать жертвой рекламы или каких-нибудь идеологических пропагандистских манипуляций очень легко.
Например, в СССР была распространена каноническая картина, на которой Ленин несет бревно[[36] ]. Воспитательное значение образа вождя, который участвует в общем деле, можно только приветствовать. В конце концов, Кремль после субботника стал чище. Идейный посыл картины – делай, как вождь, трудись с энтузиазмом и бесплатно. Это очень важно для процветания государства. Значение подражания рядовых граждан вожакам и лидерам колоссально. Только всегда остается вопрос: куда вожак может завести?
Еще один аспект – сознательное подражание, актерская игра. Участие в представлениях любительского театра (школьного, народного, самодеятельного) запоминается надолго и очень впечатляет. Актерские подражания одухотворяют жизнь, приносят огромные позитивные эмоции (даже если ваша роль была совсем маленькой и без слов). «Отзеркаливание» приключений, открытий, подвигов может воодушевить и зарядить энергией, так как человек чувствует причастность к знаменитым людям, великим сюжетам. Так что театр, даже любительский, в этом смысле потрясающий источник положительных эмоциональных переживаний и для актеров, и для зрителей.
Подражание как важнейший шаг к культуре
Подражание – чрезвычайно значимый компонент жизни всех высокоразвитых животных. Подражание позволяет учиться на чужом опыте, что колоссально сокращает время приобретения этого самого опыта.
Можно со всей определенностью утверждать, что именно работа зеркальных нейронов лежит в основе нашей культуры. Эти нервные клетки «подталкивают» нас делать что-то так же, как делают наши родители, друзья, учителя.
В группах обезьян или в стаях высокоразвитых птиц, например вронов, которые умеют пользоваться орудиями труда, мы отчетливо видим эти элементы культуры. Например, с западной стороны горы живут шимпанзе, которые разбивают орехи только тяжелыми палками; их детеныши смотрят, что делают взрослые, и учатся разбивать орехи именно кусками дерева. Поскольку когда-то, может быть сто поколений назад, какой-то их гениальный предок догадался, что подобное возможно. А с восточной стороны горы живет другая стая шимпанзе, члены которой разбивают орехи только камнями. Потому что кто-то из их предков придумал делать именно так, и теперь молодежь перенимает отцовский опыт. Это уже культурные различия в чистом виде! Наверное, этому помогло еще и то, что на восточном склоне горы полно камней, а на западном – легко найти подходящую палку…
Наблюдая за стаями обычных, даже не человекообразных обезьян, исследователи иногда видят, как вдруг одна обезьяна изобретает какой-то новый прием, некое поведение, способствующее успеху в добывании пищи, борьбе за иерархию и т. п. Например, известна история с японскими макаками – их подкармливали пшеничными зернами, причем зерна сыпали на песок. И в какой-то момент одна макака, играя, схватила песок вместе с зернами и бросила так, что смесь упала в воду. Песок утонул, а зерна всплыли. А из воды чистые зерна достать очень легко! Удачливая макака запомнила: так можно отделять «зерна от плевел», стала часто использовать этот прием. Ее действия сначала повторил детеныш-подросток; через два года приему обучились еще три обезьяны, через три года им пользовалось уже восемь особей, и постепенно все больше обезьян освобождали зерна от песка в воде.
Нейросети, обеспечивающие подражание, позволяют нам не только имитировать чье-то поведение, но и строить внутри своей речевой модели мира модель другого человека, другого существа. Для чего? Для того чтобы предсказать, как он (или она) будет себя вести. Примерно так: «Я знаю, какие реакции ты будешь реализовать, и я построю свое будущее поведение с учетом этих знаний». Эта «модель психического» (в англоязычной литературе – theory of mind), модель мышления другого субъекта – одно из высших проявлений деятельности человеческого мозга. Подобные способности, судя по всему, присущи также обезьянам, по крайней мере человекообразным обезьянам.
Например, самец шимпанзе низшего ранга подвергался нападкам со стороны самца среднего ранга. Наблюдатели зафиксировали, как он, удирая, старался пробежать мимо вожака стаи. Пробежать так, чтобы вожак увидел и вмешался: «Кто тут без моего ведома дерется? Кто моего подчиненного мутузит? Ты, средний, иди-ка сюда, я тебя накажу!» То есть самец низшего ранга вполне целенаправленно подставил под наказание своего конкурента, «просчитав» и его поведение, и реакции вожака стаи.
В книге Франса де Вааля есть история про еще одного самца шимпанзе, который сначала был молодым и наивным. Он нашел в лесу много еды, которую положили ученые, и закричал: «Ух ты, сколько вкусного здесь лежит!» Туда пришла вся стая, и все, что было, съели. Когда молодой самец снова нашел вкусненькое, он на этот раз начал тихо и быстро жевать и глотать. Но тут его обнаружили остальные шимпанзе, надавали тумаков и опять все съели. И тогда наш герой придумал третью тактику. Он нашел запас пищи, отошел метров на 300, и оттуда закричал: «Еда!» И пока вся стая туда, в неправильное место, кинулась, он успел вернуться к кучке с вкуснятиной и как следует подкрепиться.
Тем, кто заинтересовался работой зеркальных нейронов, крайне рекомендуется прочитать книгу «Мозг рассказывает»[37] американского нейрофизиолога и публициста индийского происхождения Вилейанура Рамачандрана[[38] ]. Это совершенно потрясающий автор. В. Рамачандран много пишет о морали, ее происхождении, о зеркальных нейронах, причем пишет об этом, по крайней мере отчасти, с точки зрения индуиста, приверженца концепции перерождений.
В. Рамачандран – клиницист с огромным опытом, и ему принадлежит уникальная технология работы с больными после инсульта с помощью «отзеркаливания». Например, у человека из-за одностороннего инсульта, произошедшего в двигательной коре, отнялась рука. Оказывается, можно его здоровую руку положить в ящик с зеркальной стенкой и попросить сверху смотреть на это зеркало. Когда больной будет шевелить здоровой рукой, его мозгу будет казаться, что работают обе руки, и этот зрительный сигнал ускоряет восстановление подвижности поврежденной конечности (и соответствующей зоны моторной коры).
Получается, что активность зеркальных нейронов работает как важный фактор, восстанавливающий функции премоторной и моторной коры. Причем данную методику можно использовать и при других типах инсульта. В Москве в Центре психического здоровья уже работают с этим.
Как и все системы мозга, зеркальные нейроны могут работать слишком слабо или слишком активно. В первом случае мы, судя по всему, сталкиваемся с проявлениями аутизма, о котором довольно много сказано в главе 5. То есть аутизм нередко связывают со сбоем в системе зеркальных нейронов, когда подражание и сопереживание, в том числе родителям, не срабатывает. Нередко при аутизме обнаруживаются аномалии на уровне анатомического и клеточного строения головного мозга; заболевание харатеризуется общими нарушениями коммуникации и социальных взаимодействий. У аутичных людей часто наблюдается ограниченность интересов и стереотипное поведение.
Шизофрению тоже иногда считают следствием дефекта системы зеркальных нейронов. А именно той ситуации, когда эти нейроны избыточно активны и что-то непонятное на поведенческом и ментальном уровнях запускают. Шизофрения является достаточно распространенным психическим расстройством, связанным с распадом процессов мышления и эмоциональных реакций, с галлюцинациями. Встречаемость – примерно 1:100. Кстати, есть данные, что второй класс зеркальных нейронов («нейроны эмпатии») при шизофрении работает плохо, и это сближает некоторые варианты шизофрении и аутизма.
Значимость зеркальных нейронов
Подытожим, в каких сферах важна правильная работа зеркальных нейронов.
1. Взаимоотношения матери (родителя) и ребенка. Младенец всегда ищет эмоциональный контакт со взрослым человеком, он постоянно настроен на то, чтобы воспринимать от взрослого разнообразные подсказки. Он как бы просит: «Покажи мне, как себя вести». Игры с ребенком во многом являются такой подсказкой.
2. Взаимодействия «педагог-ученик». Личный пример учителя очень важен для обучающихся. Всякий, кто занимается преподаванием, ведет уроки, читает лекции, надеюсь, понимает свою ответственность. Университетским преподавателям, например, хотелось бы показать, донести до студентов, насколько интересен мир, насколько он разнообразен и как увлекательно заниматься наукой. Пусть даже в весьма нелегких и не очень материально благоприятных условиях.
3. Врач-пациент. В этом случае эмпатия медика порой жизненно необходима. Если врач запрограммирует пациента на успех, если он будет оптимистичен, бодр, этим он внесет большой вклад в дальнейшее успешное лечение.
4. Психотерапевт-клиент. В психотерапии существуют специальные методики «отзеркаливания» и «резонанса». Это очень важные, действенные методы, их часто применяют профессионалы.
5. Отношения в паре, в семье. Если вы действительно любите другого человека и настроены на него, вы постоянно ловите его мимику, движения, голос, интонацию, постоянно «зеркалите». Если что-то не совпадает, идет не так, можно моментально скатиться в отрицательные эмоции. Вот почему так важен первый момент встречи. Например, когда человек приходит с работы, имеет огромное значение, как его встречают близкие люди. Если вы видите радость в глазах супруга, ребенка, у вас будет хороший вечер. А если в первый момент что-то не состыковалось, вечер легко может быть испорчен.
Поэтому, когда вы встречаетесь с кем-то, кто вам нравится, значим для вас, пожалуйста, отгоните угрюмые мысли, улыбнитесь. Не надо начинать общаться с близкими, когда вы мрачны и недовольны жизнью.
Будьте внимательнее и добрее к людям, и это отзовется позитивом, всем станет веселее и радостнее.
6. Отношения в команде. Командные взаимодействия в спорте, в бизнесе, в науке тоже во многом опираются на работу зеркальных нейронов. Ощущение: «Мы вместе!» – очень важно для членов эффективного коллектива.
Таким образом, зеркальные нейроны надстраиваются над самыми разными видами деятельности, помогают совместно уходить от опасностей, удовлетворять разнообразные потребности, узнавать новое, добиваться успехов. Зеркальные нейроны ускоряют наше обучение, адаптацию к миру и обществу. На их деятельности базируется феномен человеческой культуры. Именно зеркальные нейроны, их развитие позволили и позволяют нам учиться на чужом опыте. То есть с их появлением возник путь негенетической передачи информации, который в очень высокой степени ускорил эволюцию сначала всех высокоразвитых позвоночных, а потом и человека. Такая передача опыта оказалась колоссально эффективной и полезной.
Глава 8. Мозг и агрессия
Причины агрессии
В этой главе речь пойдет о разнообразных конфликтах, которые случаются в жизни животных, и даже шире – в жизни живых существ. Поскольку человек тоже относится к категории живых существ, то будут возникать параллели с нашей жизнью, а иногда и прямые примеры из бытия Homo sapiens.
Агрессия – это способ защититься от неприятностей путем атаки, активного противодействия.
Слово «агрессия» переводится с латинского как «нападение». Это довольно опасный способ справиться с неприятностями, более затратный по энергии и с более вероятным травматизмом, чем реакция страха, избегания конфликта. Но иногда убежать не получается или мозг считает, что бегством проблему не разрешить, а вот нападением – можно. В этом случае выбираются, запускаются и реализуются программы агрессии.
Агрессия – достаточно универсальный способ реакции на потенциально или реально опасные ситуации; она сопровождает нашу жизнь и жизнь животных в самых разных ее проявлениях. В этом сходство агрессии с любопытством, исследованием, которое тоже может начинать и сопровождать самые разные поведенческие программы. Скажем, захотелось есть, вы начинаете поиск источника пищи, и это происходит за счет включения программ исследования, изучения, анализа окружающей обстановки. Когда нас интересует взаимодействие с потенциальным половым партнером, на первых этапах тоже работают программы исследования.
С агрессией примерно такая же ситуация. Если у животного кто-то отбирает еду либо уводит самку, такие проблемы убеганием не решить. А вот способы агрессивного взаимодействия оказываются очень даже уместными. В поведении как позвоночных, так и беспозвоночных (иногда совсем примитивных) мы видим множество таких примеров.
Итак, за что же можно драться? Можно – за территорию, можно – за еду. Конкуренция самцов за самку сопровождается агрессией, иногда и взаимодействие полов без нее не обходится. У моллюсков, членистоногих и даже червей те же приоритеты: для них также важны территория и еда. Например, два осьминога могут драться за участок рифа. Классический объект для изучения агрессии насекомых – сверчки, существа с довольно сложным поведением. У них распространена подача звуковых сигналов по самым разным поводам, в том числе имеются сигналы, связанные с обороной территории, с ухаживанием, а еще – с дракой. То есть два самца, когда встречаются, прежде чем вступить в бой, специфично вокализируют, звучат. Иногда этого оказывается достаточно, чтобы тот, у кого размер поменьше, нервы слабее, а голос не такой громкий – убежал. И лишь если размеры и громкость сверчков примерно равны, то тогда вариантов не остается: между ними начинается драка, прямое агрессивное взаимодействие.
Многие насекомые в случае опасности притворяются мертвыми, уползают или улетают в сторону, прячутся. Но и среди насекомых есть совершенно бесстрашные существа, например богомолы. У богомолов реакция страха стоит явно не на первом месте. Они при угрозе опасности прежде всего принимают агрессивную позу и показывают свою готовность к бою. У хищников агрессия всегда «на поверхности», она связана с их способом питания, добычи пищи. Но и вполне безобидные на вид существа, могут очень серьезно драться, если их загонять в угол. Кролики, например, или попугаи…
Мозговые представительства, связанные с агрессивными реакциями
Программы агрессивных реакций, агрессивного поведения – в своей основе врожденные, ими занимаются задний гипоталамус и миндалина. Эти же области связаны с реакцией страха, поэтому список сигналов, врожденно вызывающих агрессию, практически повторяет набор стимулов, вызывающих страх и отрицательные эмоции. Это боль, внезапный громкий звук или свет, отвратительный запах или плохой вкус, «глаза в темноте», пауки, змеи, хищники, мимика агрессии, феромоны агрессии.
Например, если вы очень хотите есть и вам дали порцию супа, а там соли полтарелки, вы можете заплакать от огорчения, а можете запустить этой самой тарелкой в горе-повара. Обе программы наготове, и какая из них заработает первой, во многом зависит от темперамента.
Те же самые программы включаются в случае появления хищника, змеи или неприятного членистоногого. Вы можете в панике убегать от паука, а можете прихлопнуть его тапком: центры страха и агрессии активно конкурируют. Плюс существуют весьма специфические сигналы, позы, запахи, звуки, которые издаются особью перед тем, как напасть. Например, выгибающий спину и шипящий кот или собака, которая рычит и скалит зубы, – это существа, которых явно стоит опасаться. С другой стороны, поставьте себя на место кота – он явно кого-то пугает, демонстрируя агрессивную реакцию. Кот показывает всем своим видом, что настроен серьезно, с места не уйдет, будет отстаивать свой кусочек еды или территории. Продемонстрировать агрессию порой оказывается достаточно для того, чтобы решить проблему. Иногда для достижения успеха достаточно даже самого начала такого поведения. Вместо того чтобы испугаться и показать, что он маленькое, безобидное существо, кот начинает выгибать спину, вздыбливать шерсть («Я большой!), скалить зубы («Я опасный!»), громко шипеть («Громкий – значит, сильный!»).
Демонстрация орудий нападения – это универсальный способ подчеркнуть агрессию. В человеческом случае это кулаки, зубы.
Мимические выражения агрессии нам понятны врожденно. Мозг человека подобного рода гримасы узнает сразу же, без особого обучения.
Очень частым способом проявления агрессивной реакции является визуальное увеличение размера. Этим организм как бы говорит: «Вот какой я вырос! Тебе не стоит со мной связываться!» Упомянутый выше котик; аквариумная рыбка-петушок, растопырившая плавники; ящерица-круглоголовка, задействующая специальные кожные складки для зрительного увеличения размера пасти, – все они явно следуют такой логике.
По классификации П. В. Симонова агрессия попадает в витальные программы, связанные с безопасностью (ответ на боль, повреждение тела), вместе с реакциями убегания и страха. Известная фраза Fight or flight, то есть «Дерись или убегай», как раз подчеркивает выбор, который стоит перед мозгом в потенциально или реально опасных ситуациях. Даже если взять уровень спинного мозга, уже здесь мы видим рефлексы, аналогичные убеганию, и реакции, больше похожие на агрессию. Например, если вы обожглись о сковородку, то, конечно, отдернете руку («убежите»). Но если вас укусил комар, то, скорее всего, вы его прихлопнете. Такой ответ на небольшое неприятное воздействие – стряхнуть, придавить существо, которое на вас напало, – тоже является агрессивной программой.
Итак, нужно четко выделять пассивно-оборонительное поведение (реакции страха, тревожности, затаивания) и активно-оборонительные программы, эмоциональным фоном которых являются агрессия, ярость.
В состоянии, когда вы уже сконцентрировались на процессе нападения, все остальное становится неважным, снижается болевая чувствительность, рождается боевой азарт.
Уже сам этот боевой настрой, явно ощущаемый оппонентом, часто помогает решить проблему. Выше упоминалось, что для двух базовых темпераментов – для меланхоликов и холериков – характерен смещенный баланс в сторону пассивно-оборонительного (у первых) и активно-оборонительного (у вторых) поведения. В случае холериков центры агрессии в фоне уже отчасти возбуждены, и атака чаще всего является первой реакцией, которую их мозг запускает.
Еще раз подчеркнем, что ключевыми центрами, связанными с оборонительным поведением, являются гипоталамус и миндалина. Агрессивные реакции – это прежде всего реакции, которые «ведет» миндалина. Анатомически она представляет собой небольшую округлую парную структуру, расположенную в глубине височных долей больших полушарий. Именно в миндалину попадают различные сенсорные стимулы, потенциально способные вызвать агрессию (как врожденно узнаваемые мозгом – прямо через таламус, так и ставшие значимыми в результате обучения). Дальше миндалина для запуска вегетативных и эндокринных реакций, которые будут сопровождать «прелюдию» к драке и сам бой, передает сигнал на гипоталамус (рис. 8.1). Кроме того, импульсы направляются в ассоциативную кору больших полушарий, чтобы нападающий, запустив моторную программу, на поведенческом уровне начинал двигать конечностями и челюстями, наносить укусы и удары. Ассоциативная лобная кора, в свою очередь, пытается контролировать избыточные проявления агрессии (поэтому стрелка 3 на рис. 8.1. направлена в обе стороны).
Если напрямую стимулировать некоторые зоны миндалины, можно вызвать агрессивные реакции без всяких видимых причин. Классические исследования физиологов середины XX века это подтверждают. Вот пример подобной работы.
Кот и крыса долго жили вместе в одной клетке и практически стали друзьями. Однако, когда ученые вживили электрод в миндалину кота, ее стимуляция вызывала нападение на крысу. В момент стимуляции миндалины агрессивная реакция появлялась внезапно, причем это было не пищевое поведение, а очевидная программа ярости. В результате кот наносил характерный смертельный укус в основание шеи крысы.
У хищников присутствует врожденная программа нанесения такого укуса. У крысы она тоже есть, только крыса так убивает мышь, и это проявление того, что в теории эволюции называют «межвидовой конкуренцией» (по той же причине крупная собака атакует кошку).
Рис. 8.1. На фазе запуска агрессивного поведения миндалина функционирует как центр, собирающий сенсорные сигналы, которые поступают непосредственно через таламус (врожденно значимые, 1) либо после обработки в коре больших полушарий (2). На следующем этапе миндалина активирует гипоталамус, а также способна запустить поведенческие реакции (через ассоциативную лобную кору, 3)
Если у человека миндалина повреждается, например возникает опухоль либо происходит инсульт, то возможны серьезные нарушения агрессивного поведения. В этом случае порой возникают агрессивно-маниакальные состояния, иногда с сексуальной окраской. Подобные повреждения миндалины требуют серьезного лечения, поскольку такой человек становится потенциально опасен для окружающих. Особенно если это сопряжено, например, с наличием «эпилептиформного» (сходного с эпилептическим) очага возбуждения, который периодически неконтролируемо активирует миндалину. Тогда все поведение «взрывается» в настолько агрессивной форме, что для приведения пациента в норму нужны сильнодействующие лекарственные препараты (как правило, нейролептики).
В последнее время в клинику входят технологии, которые позволяют вживлять электрод в миндалину, но не стимулировать ее, а, напротив, подавлять ее активность. Очевидно, что в течение первой половины XXI века такие нейроимпланты будут получать все более широкое распространение. Тогда человек, у которого есть соответствующие клинические показания (в том числе эпилептический очаг или очаг тяжелой депрессии, которые не удается сдерживать с помощью обычной фармакотерапии), будет получать некую коробочку с кнопкой. Когда пациент будет ощущать, что деятельность его мозга «выходит из-под контроля», он сможет эту кнопку нажимать, контролируя уровень активности соответствующего отдела мозга за счет электрических импульсов (а не за счет лекарственных препаратов). Подобные импульсы может, конечно, запускать и специализированная компьютерная программа, встроенная в нейроимплант, как это уже сейчас успешно делают кардиостимуляторы.
Запуск агрессивного поведения становится более вероятным при наличии определенного гормонального фона.
Есть сенсорные стимулы, которые по врожденным механизмам запускают реакцию нападения, а также сигналы, которые мы по ходу жизни научились идентифицировать как провоцирующие агрессивный ответ.
Например, паукообразные и многоножки для многих животных являются врожденно значимыми «пусковыми стимулами» проявлений агрессии. Когда, скажем, обезьяна что-то подобное видит, то через таламус зрительная информация идет прямо в миндалину, и включаются врожденные поведенческие программы «бей» или «беги». А если мозг врожденно не идентифицировал такое членистоногое как потенциально опасный объект, то можно легко научить его это делать. Тогда сигнал будет проходить через зрительную кору, центры памяти, но тоже в конце концов достигнет миндалины. В этом случае агрессию (и панику) контролировать легче.
Самым очевидным стимулом, ведущим к возникновению агрессии, является, конечно, боль. Появление болевого сигнала говорит о том, что происходит повреждение клеток, тканей, и с этим нужно срочно разбираться.
Лобная кора должна выбрать и запустить поведенческую программу, позволяющую решить проблему, избавиться от неприятностей, от боли или конкурента, отбить пищу, территорию, совершить другие важные действия. На следующем этапе лобная кора, дав «добро» определенному поведению, должна узнать, насколько успешно все сработало, например убежал противник или не убежал.
Если животное пугает конкурента, то ему нужен постоянный сенсорный анализ ситуации, которая может очень быстро меняться. Например, кот оскалил зубы, распушился и смотрит, как его оппонент отреагировал – тоже оскалился или, может, пугливо отодвинулся назад. И в зависимости от этого паттерн поведения нашего кота будет меняться, он будет наращивать давление, наступать или, наоборот, себя сдерживать. Тонкости подобного взаимодействия с окружающим миром отслеживают сенсорные системы, которые передают информацию к центрам памяти и поясной извилине (рис. 8.2).
Рис. 8.2. Миндалина (1), влияя на ассоциативную лобную кору (АЛК, 2), способствует запуску поведенческих программ, результаты выполнения которых оцениваются сенсорными зонами (3). В поясной извилине (4) происходит сравнение реальных и ожидаемых результатов поведения, после чего сигналы поступают к гипоталамусу (5), другим центрам эмоций и подкрепления, а также к АЛК. Данный контур повторно многократно срабатывает при выполнении длительных многоэтапных программ. Кроме того, агрессивные компоненты поведения могут присоединяться к программам, если в ходе их выполнения возникают заметные отрицательные эмоции.
Меткой (6) показана область на границе поясной извилины и АЛК, которая наиболее активна при сложном многоальтернативном выборе путей реализации очередного этапа программы
Задача поясной извилины состоит в данном случае в том, чтобы сравнить ожидаемые и реальные результаты поведения. Например, кот оскалил зубы и ожидает, что противник испугается. И тот испугался! Поясная извилина радостно сообщает об этом ассоциативной лобной коре. Кот понимает, что все идет хорошо, его уже боятся и, возможно, еда вскоре будет его. Когда все идет нормально, сигнал уходит в гипоталамус и другие центры положительных эмоций (голубое пятно, n. accumbens), боевой азарт охватывает кота все сильнее. Но может быть и обратная ситуация: противник оказался крупным, агрессивным и вовсе не собирается отступать. Тогда поясная извилина кричит: «Ой, что-то пошло не так!» – и сигнал от нее опять уходит к гипоталамусу, островковой коре, которые генерируют отрицательные эмоции, а перед лобной корой ставится вопрос: «Шеф, будем дальше зубы скалить или какой-то другой вариант попробуем? Убежим, например?» В этом случае от лобной коры требуется максимально оперативный просчет развития ситуации и возможное изменение программы.
Чаще всего, когда проводят эксперименты с функциональной ядерно-магнитной томографией (фМРТ) и принятием решений, зоны поясной извилины и ассоциативной лобной коры (вентромедиальной, дорсолатеральной) активируются очень явно. Технология фМРТ основана на том, чтобы увидеть наиболее возбужденные, интенсивно потребляющие кислород области мозга. Участок на стыке поясной извилины и ассоциативной лобной коры в ситуациях выбора поведенческих программ крайне активен, поскольку все время идет обмен информацией между данными структурами (см. метку 6 на рис. 8.2). Можно реально наблюдать, как происходит сравнение реальных и ожидаемых результатов, принимается решение о том, продолжать программу или менять.
Результаты исследований говорят о том, что у агрессивных людей, которые склонны добиваться своего, очень ярка активность миндалины. А у более осторожных индивидов поясная извилина и лобная кора все время держат миндалину под контролем, как бы говоря: «Не надо этого делать, не стоит, мало ли что. Как бы чего не вышло…»
Итак, у агрессивных людей и агрессивных животных наблюдается явное возбуждение миндалины на фоне низкой активности поясной извилины.
В результате ассоциативной лобной коре («префронтальной коре», «орбитофронтальной коре») сложнее контролировать быстро развивающиеся, порой импульсивные реакции агрессии.
Конфликты, агрессия, стресс и гормоны
Давайте разберемся, что случается с организмом, когда живое существо ввязывается в какие-то агрессивные взаимодействия и у него явно нарастает стресс. О стрессе мы говорим, когда уже наступила или ожидается серьезная физическая и эмоциональная нагрузка, когда необходимо активировать многие системы и органы.
Стрессогенные сигналы улавливает задний гипоталамус. Эти сигналы ему может посылать миндалина, передавая: «Сейчас будем драться!» или «Сейчас будем убегать!» – причем в предчувствии сражения активация развивается более мощно.
Возбуждать гипоталамус могут и непосредственно сенсорные сигналы, например боль или отсутствие кислорода. Эти стимулы напрямую устремляются в гипоталамус, который далее может влиять на гормональную сферу и вегетативную нервную систему. Влияние на эндокринные железы идет во многом через гипофиз, и основной путь, связанный именно со стрессом и агрессией, – выход на кору надпочечников. Кора надпочечников выделяет гормоны, которые называются «кортикостероиды». Одна из задач, выполняемая кортикостероидами, – усилить обмен веществ. В частности, заставить печень отдавать запасы глюкозы еще до того, как началась серьезная мышечная нагрузка. Важно предвосхитить появление этой нагрузки настолько, чтобы организм оказался подготовлен к активным физическим действиям.
Надпочечники похожи на колпачки, надетые на верхнюю часть почек. Несмотря на то что это довольно маленькие образования, весом около 20 граммов, они представляют собой двойную эндокринную железу. Кора надпочечников выделяет свои гормоны, а мозговое вещество – свои. На разрезе кора выглядит как более светлый слой.
Проследим теперь путь сигнала, направляющегося к внутренним органам. Здесь главный вклад вносит симпатическая часть вегетативной нервной системы. Она активирует многие внутренние органы при физической и эмоциональной нагрузке. Соответственно, идет усиление работы сердца, сжатие многих сосудов (например, сосудов кожи, желудочно-кишечного тракта), чтобы из них кровь перешла в сосуды сердца, мышц, мозга; расширяются бронхи, чтобы получать больше кислорода. Десятая глава книги посвящена программам гомеостаза, там о вегетативной нервной системе рассказано подробнее.
Основной химический проводник влияний симпатической нервной системы – норадреналин. Он воздействует на внутренние органы, вызывая быстрые реакции на стресс. Вот крыса, дельфин, кот, человек попали в опасную ситуацию, и сердце у них тут же застучало чаще, эта реакция идет через симпатику. Если конфликт затягивается и назревает драка, то к реакции собственно симпатической нервной системы подключается мозговое вещество надпочечников, их внутренняя область. Мозговое вещество выделяет адреналин, реагируя на команды той же симпатической нервной системы (см. также рис. 4.2 в главе 4).
Таким образом, корковая часть надпочечников управляется через гипофиз на эндокринном уровне; при этом активирующие выброс кортикостероидов гормоны выделяются в кровь. Мозговое вещество подчиняется симпатической нервной системе; запускающие выброс адреналина импульсы бегут по аксонам симпатических нейронов.
Напоминаем, что адреналин – это гормон стресса, который растягивает (пролонгирует) реакции на стресс во времени. Мы можем благодаря такой эндокринной поддержке часами, сутками находиться в активированном состоянии, что порой организму дорого обходится, но тем не менее часто это жизненно необходимо и «игра стоит свеч». Норадреналин обеспечивает быстрые («нервные») реакции на стресс. Например, если раздался громкий хлопок и ваше сердце тут же чаще забилось, то это, конечно, симпатическая норадреналиновая реакция.
Понятно, что длительный стресс вреден для организма, постепенно начинается истощение его систем. Очень длительный (хронический) стресс может серьезно нарушить работу внутренних органов, иммунитет, вызвать гипертонию и множество других проблем.
Разберем немного подробнее влияние гипоталамуса, идущее через гипофиз. Эта цепочка – гипоталамус, гипофиз и какая-то конкретная эндокринная железа – организована весьма непросто. В главе о половом поведении мы ее уже упоминали. Если помните, выбросом андрогенов и эстрогенов управляли фолликулостимулирующие гормоны, а ими командовал люлиберин, который выделялся из гипоталамуса и активировал гипофиз.
Для реализации агрессивных реакций нужна аналогичная последовательность событий:
1. Гормон из группы либеринов (кортиколиберин) секретируется в кровь нейронами гипоталамуса и влияет на гипофиз;
2. Гормон из группы тропных гормонов, кортикотропин (адренокортикотропный – АКТГ) выбрасывается передней долей гипофиза и влияет на эндокринную железу, в данном случае – кору надпочечников;
3. Кортикостероиды (рабочие гормоны) активно поступают в кровь и воздействуют на печень, запуская выброс запасов глюкозы.
Перечисленные гормоны влияют также на головной мозг; их дополнительным, но важным эффектом является повышение уровня агрессивности. Это справедливо в отношении не только кортизола (главного из кортикостероидов), но и молекул, передающих сигнал от гипоталамуса к гипофизу и далее (кортиколиберин, АКТГ) (рис. 8.3).
Рис. 8.3. Основные гормоны, связанные со стрессом и корой надпочечников: КЛ – гормон гипоталамуса кортиколиберин; АКТГ – гормон передней доли гипофиза кортикотропин (адренокортикотропный гормон); выделяемый надпочечниками кортизол из группы кортикостероидов. Все эти гормоны в той или иной мере влияют на миндалину, повышая уровень агрессивности; активируют агрессию также гормон адреналин, половые гормоны, медиаторы норадреналин и дофамин, плохая работа фермента МАО-А (см. текст). Сдерживать агрессию способны медиаторы серотонин и ГАМК, а также нейролептики
Как базовый, так и текущий уровень агрессивности каждого человека значимо зависит от того, сколько данных гормонов у него в крови. Активность гипоталамо-гипофизарно-надпочечниковой оси достаточно индивидуальна. И в итоге ваш всплеск ярости может определяться, например, выбросом большой порции кортиколиберина (иначе – кортикотропин-рилизинг фактора, в англоязычной литературе CRH).
Итак, все перечисленные эндокринные факторы одновременно являются еще и передатчиками сигналов к нейронам. Это означает, что на поверхности нервных клеток присутствуют специальные белковые рецепторы, чувствительные к кортизолу, CRH, АКТГ и его фрагментам. Если с этими рецепторами что-то не так, мозг также может отличаться повышенной либо пониженной агрессивностью. С этой сферой тесно связана психогенетика агрессии, и подобный материал активно собирается и систематизируется.
В целом как минимум три группы гормонов влияют на агрессивность в рамках гипоталамо-гипофизарно-надпочечниковой системы. Плюс адреналин и норадреналин – они тоже делают человека в большей степени холериком. Кроме того, агрессивность повышают андрогены. То есть этот блок нашего поведения находится под очень серьезным гормональным контролем.
Если реализация какого-то агрессивного поведения завершается успехом, то, как всякий успешный набор реакций, соответствующую поведенческую программу полезно запомнить. Оказалось, что внутри молекулы адренокортикотропного гормона (АКТГ) имеется специальный фрагмент, который улучшает память. На базе этого фрагмента созданы препараты, ускоряющие обучение, улучшающие общее состояние нейросетей (они относятся к группе ноотропов). Но в структуре этого же гормона есть фрагменты, напрямую влияющие на гипоталамус, миндалину, и, если вводить их в организм, можно повысить уровень агрессивности, а также вызвать отрицательные эмоции, сходные с ощущением нарастающей опасности. Похожим действием обладают и фрагменты CRH.
Агрессия, обучение, норадреналин
Важно, что в нашем мозге есть структуры, которые уже вслед за гипоталамусом формируют психическое состояние подготовки к бою, азарта. Они срабатывают в некой потенциально опасной ситуации, которой нужно противодействовать, чтобы решить проблему. Если мы эту проблему решим, то данные центры способны сгенерировать серьезные положительные эмоции.
Главным из этих центров является голубое пятно – структура, которая тоже выделяет норадреналин, но уже не как медиатор, который работает на периферии (симпатические эффекты), а как медиатор центральной нервной системы. Получается, что адреналин и норадреналин выполняют роль активаторов внутренних органов во время стресса. Но то же самое вещество, норадреналин, обеспечивает психическое сопровождение стресса и реакций, требующих от нас активного ответа. Если после агрессивного реагирования все завершилось благополучно, именно с выделением большого количества норадреналина связывают положительные эмоции, ассоциирующиеся с победой, преодолением опасности, азартом.
Что же представляет собой голубое пятно? Это зона нервных клеток, которая находится в передней верхней части моста, довольно близко от среднего мозга. Голубое пятно назвали так, поскольку его нейроны действительно имеют слегка синеватую окраску. Нервных клеток здесь не очень много, всего несколько миллионов, но их аксоны расходятся по всей центральной нервной системе. Они идут в спинной мозг, мозжечок, в таламус и гипоталамус, в кору больших полушарий. И это не только в человеческом мозге; в мозге, например, белой крысы аналогичные аксоны так же расходятся по всей ЦНС и в той же мере обеспечивают психическое сопровождение стресса.
Основные эффекты норадреналина в головном мозге, то есть психические эффекты его активности, уже были перечислены в конце главы 4. Давайте поговорим об этом несколько подробнее. Норадреналин, выделяясь в соответствующих синапсах, действует следующим образом:
Во-первых, вызывает общую активацию деятельности мозга: меньше хочется спать, больше эмоций. Представьте себе, что у вас завтра что-то очень важное и даже пугающее, например экзамен или полет на самолете (а вы боитесь летать). Многие люди в этих ситуациях плохо засыпают или почти не спят.
Во-вторых, ведет к увеличению двигательной активности: вам уже не просто не спится, а даже не сидится на месте. В предчувствии какого-то важного события, разговора, встречи, особенно если заранее неизвестно, «драться» придется или «убегать» (и похоже, придется «драться»), вы ходите по комнате, сами с собой разговариваете. Можно, конечно, сесть, но тогда на это придется тратить отдельные силы, чтобы подавить активность норадреналина.
В-третьих, норадреналин обеспечивает снижение болевой чувствительности во время сильного стресса. Если уж вы ввязались в драку, то лишние болевые сигналы ни к чему. Поэтому, в частности, существуют пути из голубого пятна, которые опускаются в спинной мозг и оказывают обезболивающее действие. Развивается так называемая стресс-вызванная анальгезия.
В-четвертых, на фоне умеренного стресса идет улучшение обучения и запоминания информации, поведенческих программ. Фрагменты адренокортикотропного гормона, как уже было сказано, это способны делать, и норадреналин тоже. Вы запоминаете, как правильно выходить из потенциально опасных ситуаций, причем особенно это значимо в ситуации, когда был конфликт, состязание и вы в нем победили.
В данном случае важно, чтобы стресс был не слишком силен, потому что если выделилось очень много норадреналина, адреналина, кортизола, то память вновь ухудшается. Например, моя задача как преподавтеля – пугать студентов экзаменами, но пугать не слишком сильно. Преподаватель не стремится вызвать у слушателей реакцию убегания и затаивания типа «Будь что будет, провались оно все!». Педагог старается спровоцировать активный, конструктивный, творческий ответ на потенциальную угрозу экзамена. Студент должен сказать себе: «Подумаешь, сложный предмет! Я все равно все выучу и буду победителем, отличником, получу повышенную стипендию!» – вот что нужно. Это касается любого воспитательного процесса. Даже если вы формируете «командный дух», то и в этом случае команда борется против другой команды (команд). В педагогике есть даже такое понятие, как «методы развивающего дискомфорта»: если только потакать и хвалить, многому не научишь. Использовать рычаг некой потенциальной опасности, конкуренции, но не перегибать, иначе вместо активного ответа можно получить пассивно-оборонительную реакцию.
В-пятых, еще один очень важный эффект голубого пятна – положительные эмоции, возникающие на фоне стресса и тогда, когда удалось победить. Азарт и чувство победы – это норадреналин. Люди, которые занимаются экстремальным спортом или хотя бы воюют с компьютерными монстрами, – это те, кто эксплуатирует данную часть своего мозга, данные синапсы и медиатор.
Как уже упоминалось, существуют наркотические препараты, похожие на норадреналин (эфедрон, катинон), введение которых тоже вызывает положительные эмоции и даже эйфорию, но как бы на «пустом месте», без успешного поведения в реальном мире. Так, собственно, действуют любые наркотики. Они внедряются в нейросети на этапе «Все получилось хорошо» и имитируют положительный результат. В итоге человек попадает в ситуацию сначала психологической, а потом и физиологической зависимости, когда вроде бы не нужно ничего делать «по-настоящему», достаточно уколоться, съесть таблетку, и вот уже все хорошо. В последней главе книги мы более подробно рассмотрим механизмы формирования наркотической зависимости.
Виды агрессии и запуск механизма агрессии
Самый простой и очевидный вариант ситуации, в которой запускается агрессия, – это неминуемая, неизбежная угроза для жизни. При этом даже заяц начинает драться, поскольку по какой-то причине спрятаться или улизнуть не получается. Вторая, и более «повседневная», причина агрессии – конфликт интересов. В этом случае агрессия часто работает как составляющая внутривидового взаимодействия. Она сопровождает различные зоосоциальные программы и выглядит как борьба с другой особью своего вида за еду, за территорию, за партнера для размножения, за лидерство, за установление иерархии в стае. Это, по сути, борьба за недостаточные ресурсы, о которой начал говорить еще Чарльз Дарвин.
Кроме того, существует родительская агрессия.
Главная цель родительского поведения – забота о потомстве, в том числе его защита.
Если же вдруг появляется какой-то хищник или просто неприятное существо ставит под сомнение благополучие детенышей, тут-то и включается материнская, родительская агрессия. Она, конечно, очень мощно сцеплена с материнской мотивацией и, по сути, базируется на ней. То есть чем сильнее самка, например курица, ориентирована на цыплят, чем выше у нее уровень пролактинов и окситоцина, тем сильнее будет агрессивная реакция на некий внешний потенциально или реально опасный объект.
В итоге вы можете увидеть совершенно бесстрашную птицу, нападающую на собаку, которая гораздо крупнее по размерам. Собака обычно знает, что курица будет биться до последнего за своих цыплят, и именно собака, как правило, в такой ситуации пускается наутек.
Итак, для запуска материнской агрессии чему-то подозрительному часто достаточно просто появиться рядом с детенышем. Этого уже хватает, чтобы мама напала: «Я свое дитя обидеть не дам» – вполне понятная для всех реакция. Ее интенсивно исследуют, поскольку данную ситуацию довольно легко смоделировать в экспериментах на животных.
Разнообразные «контексты» включения агрессии объединяет фактор возникновения отрицательных эмоций при неудаче. Центр отрицательных эмоций находится в заднем гипоталамусе, рядом с центрами страха и агрессии. В результате агрессия способна образовывать комплекс с очень многими поведенческими программами. Сенсорные воздействия, индивидуальный опыт, гормоны, усиливающие эти программы, усиливают и соответствующий тип агрессии.
Получается, что агрессия способна присоединяться к поведению практически во всех ситуациях, когда проблема сразу не решается.
Например, срабатывание программ свободы. Нам присуще стремление выйти из некого замкнутого, ограниченного препятствиями пространства. И вдруг это не получается, например кто-то вас запер в комнате. Многие в этой ситуации начнут агрессивно реагировать на дверь, пинать, кричать, стучать кулаками. То есть, если что-то пошло не так, включается агрессия, вливая дополнительную энергию в поведенческие акты. Это достаточно универсальный способ решения многих проблем, хотя и не всегда безопасный и социально одобряемый. Социум, воспитывая людей, все время стремится научить нас контролировать агрессию. Потому что если кто-то начал кричать и драться, то тут уже до административной, а то и уголовной ответственности недалеко. И тем не менее агрессия – это очень частый компонент нашего поведения, хотя бы в ритуализированной форме. Например, в гневе человек разбивает чашку или комкает бумагу и бросает ее на пол.
Тем, кого интересуют поднятые вопросы и вообще проблема активно-оборонительного поведения, настоятельно рекомендую прочитать замечательную книгу Конрада Лоренца «Агрессия»[39], написанную в середине XX века. Конрад Лоренц, как известно, получил в 1973 году Нобелевскую премию за свои работы (правда, в основном за исследования импринтинга) совместно с двумя другими великими зоопсихологами – Николасом Тинбергеном и Карлом фон Фришем[[40] ]. Но, кроме импринтинга, Лоренц много работал с агрессией, изучал, как она присоединяется к другим поведенческим программам – материнскому поведению, территориальному, стремлению лидировать, как переадресуется в случае невозможности прямой реализации.
Довольно часто материнская агрессия не столько запускается, сколько блокируется. Она способна иметь такой тотальный характер, что все существа вокруг воспринимаются как враждебные, и лишь специальные сигналы выключают агрессию родителя. Конрад Лоренц приводит пример из жизни индюшек, для которых самое главное – писк цыпленка. Индюшка, у которой вылупились первые птенцы, кроме этого писка, ничего про них не знает. Потом, когда у нее появляется второй, третий выводок, опыт накапливается и нейросети ее мозга настраиваются. Индюшка уже знает, как ее детеныши зрительно выглядят, как двигаются. Но при появлении первого выводка только писк является показателем, что это ее потомство, а все остальные существа атакуются.
Поэтому, например, если у глухой индюшки вылупились птенцы, она их убивает, потому что не слышит писка. Работает и обратная ситуация. Если индюшке, у которой впервые появились новорожденные, подложить чучело хорька, внутрь которого вставлено электронное устройство, транслирующее писк цыпленка, то молодая мать отнесется к чучелу так же, как к своему собственному птенцу. Она возьмет его под крыло, будет греть и оберегать. А ведь в природе хорек – смертельный враг всех цыплят. То есть один-единственный слуховой стимул выключает материнскую агрессию, а без него материнская забота не запускается.
Важнейшим компонентом выключения материнской агрессии является импринтинг («запечатление»), который Лоренц первым изучил и описал. Процесс запечатления, когда мама запоминает уникальный (у млекопитающих) запах детеныша, или его внешний вид, или голос, позволяет к врожденно заданным стимулам, выключающим материнскую агрессию, добавить еще и некие результаты обучения.
Наши домашние животные, как правило, представляют собой исключение из правил.
Селекция домашних животных во многом шла в направлении уменьшения агрессивности.
Для того чтобы «дикая тварь из дикого леса», как писал Р. Киплинг, стала вашим милым домашним животным, нужно на протяжении сотен и тысяч поколений отбирать все менее агрессивные особи. Так идет целенаправленный отбор по уменьшению агрессивности, это касается и собак, и кошек, и вообще всех домашних животных, вплоть до белых крыс и черно-бурых лисиц.
Лабораторные белые крысы являются потомками серых крыс (Rattus norvegicus). Серые пасюки очень агрессивные существа, а белую или капюшонную крысу вы можете спокойно брать в руки, она вас не покусает, за исключением случаев материнской агрессии. Если вы к крысе-маме, которая ухаживает за своими розовыми, беззащитными, слепыми детенышами, полезете в клетку, она вас может довольно сильно укусить: «Ничего личного, это же дети, а дети – святое!»
Существует тест на агрессивность крыс, он называется «оценка мурицидности» и состоит в нападении крысы на мышь. Да, про это мы уже вспоминали в начале главы: крупная собака не может спокойно видеть кошку, а крыса – мышь. Причина – в межвидовой конкуренции, которая возникает, если два вида ведут примерно одинаковый образ жизни, питаются примерно одинаковой пищей. В природе зачастую это очень актуально.
Псовые и кошачьи – конкурирующие группы хищников; крысы и мыши – конкурирующие группы грызунов. Дикая крыса-пасюк, увидев мышь, тут же кидается и наносит ей смертельный укус. Опять же ничего личного, просто врожденный рефлекс. Но с белыми крысами этого не происходит. В нашей лаборатории мы пытались эту самую мурицидность вызвать, подсовывая маленьких черных мышек кормящей самке – белой крысе. Думали, вот сейчас материнская агрессия проявится и мы сможем оценить параметры реакции нападения и т. п. Но нет, ничего не произошло, настолько мала агрессивность у белых крыс. Некоторые самки даже попытались мышек «усыновить», тащили, несмотря на сопротивление, в гнездо к детенышам.
У домашних животных до такой степени уменьшен уровень родительской агрессии, что довольно легко возникают вполне благополучные ситуации с приемными детенышами. Чаще всего это фиксируется для собак, которые выкармливали не только тигрят, львят, поросят, но также маленьких гиппопотамов, оленят и даже дикобразов. Кошки нянчат енотов, бельчат, щенят…
Тем не менее родительская агрессия – хорошая модель для изучения агрессии вообще. Существуют исследования, которые показывают, что, например, у самцов мышей, которые наблюдают за кормящей самкой, снижается уровень агрессивности. В принципе у мышей о детенышах заботится только самка, а самец обычно реагирует на них нападением. Но зрительные сигналы плюс феромоны и писк новорожденных способны быстро «переформатировать» его нейросети.
В половом поведении агрессия тоже очень важна. Иногда во время спаривания счет времени идет на минуты, и отпихнуть конкурента – важнейшая задача для каждого самца. Турниры самцов, когда они кусают, бодают, грызут друг друга (вплоть до серьезного травматизма и даже смерти), наблюдаются повсеместно у самых разных биологических видов, на самых разных уровнях, как у позвоночных, так и у беспозвоночных. Когда происходит подобный турнир, самка за этим действом обычно заинтересованно наблюдает. Соответственно, в ее мозге эволюционно записано, что тот, кто победит, – самый лучший, и это, как правило, верно. Ведь победивший всех соперников самец – самый сильный, у него самые лучшие гены. Понятно, что чем выше уровень половых гормонов и феромонов, тем активнее происходят эти турниры, в основном в них вступают, конечно, самцы, хотя есть и исключения.
Настоящие серьезные драки, когда появляются раны, течет кровь, как правило, характерны для тех биологических видов, у которых эволюционный путь еще не очень велик.
Чем дольше конкретный биологический вид существует и эволюционирует (то есть не 2–5 млн лет от момента своего «отделения» от предковой формы, а лучше 10, 20 или даже 40 млн), тем больше степень ритуализации агрессии.
Во время подобного агрессивного взаимодействия, во время турниров самцов вовсе не нужно убивать, калечить друг друга, главное, показать: «Я на данный момент более достоин этой самки, а ты уходи». Потому что, как правило, более слабый в данный момент – это просто молодой самец, который еще вырастет и себя покажет. С точки зрения вида в целом наносить ему серьезные повреждения совершенно не нужно. Поэтому ситуации вроде истории, когда морские слоны клыками друг друга рвут и кровь течет потоками, достаточно редки. Скажем, тетерева, которые могут и всерьез драться, чаще просто выполняют ритуал: два самца, растопыриваются и сравнивают себя с конкурентом – кто больше, тот и победил.
В целом можно видеть цепь вот такой эволюционной трансформации агрессии: от настоящего боя и сражения к некоему контактному турниру, когда дерутся «по правилам». Например, олени бодаются «рога в рога» или жирафы, которые мерятся силами с помощью шеи. Тоже строго по правилам. А «вершиной» является полностью бесконтактное взаимодействие. Это ритуализированная, или, как говорил Зигмунд Фрейд, сублимированная, агрессия, которая позволяет без всякого ущерба здоровью решить, кто в этом году в большей степени достоин размножаться.
Запускают «самцовую» агрессию феромоны другого самца и некие предъявляемые визуальные сигналы. У того же К. Лоренца есть история о перекрашенной ящерице. Перескажем ее. Есть виды ящериц, у которых самцы в сезон размножения ярко-зеленые, а самки серенькие. Самец занимает определенную территорию и отстаивает ее. Назовем его самец-хозяин. Если какой-то другой самец вторгся на эту территорию, самец-хозяин с пришельцем дерется. Хитрые зоопсихологи отловили самку и перекрасили ее в зеленый цвет. Самец-хозяин на нее набежал, схватил, и дальше у него случился не просто когнитивный диссонанс, а полный шок. Потому что на близком расстоянии феромоны говорят, что это самка, глазки прикрыл – точно самка. А визуально эта самка выглядит как самец. В конце концов самец-хозяин, конечно, сообразил, что перед ним дама. Но в дальнейшем этот самец в течение нескольких недель, когда к нему на территорию заходил конкурент, был до крайности осторожен. Он уже не бросался на пришельца сломя голову, а подходил, обнюхивал и только потом начинал драться. У ящерицы, казалось бы, не очень сложный мозг, но и он способен вот такое тонкое поведение обеспечивать.
Особая группа проявлений половой агрессии связана с тем, что самка должна на самца правильно среагировать, а не драться с ним. Зачем ей какое-то спаривание? Она видит, что кто-то вторгся на ее территорию, посмел к ней прикоснуться, и может дать отпор нахалу.
Умиротворить агрессию самки – это отдельная проблема, особенно если самец меньше нее, да еще и оба – хищники.
Так, многие пауки делают массаж своей партнерше до и во время спаривания, нажимая на специальные точки, или приносят ей съедобные подарки. Самец ктыря (хищные мухи семейства Asilidae), чтобы самка его не съела во время спаривания, тоже ей комара приносит. Пока самка ест, самец может спокойно сделать свое дело. Чем крупнее будет подарок, тем дольше самка будет с ним возиться и, следовательно, тем дольше она будет терпеть ухажера у себя на спине. У некоторых видов ктырей самцы преподносят комара, упакованного в «коробочку» из выделяемой слюнными железами паутины. Упаковка на долгое время занимает самку, и шанс уцелеть у самца еще выше. Наконец, существуют ктыри, которые делают только пустую упаковку, буквально гипнотизирующую самок…
А вот моногамные прерийные полевки после первого спаривания импринтингуют полового партнера, и все остальные особи другого пола у них начинают вызывать энергичное неприятие. Подобное формирование половой агрессии тоже является удобной для изучения моделью; известно, что в нем задействован целый ряд медиаторов. Один из основных – дофамин, который связан с формированием активно-оборонительного поведения и с тем удовольствием, которое мозг может испытать, если это агрессивное поведение завершилось успехом.
В большинстве случаев самец должен ухаживать за самкой, и именно самцы выясняют отношения между собой, но есть исключения. Например, у небольших птичек – плосконосых плавунчиков, которые гнездятся в Арктике, а зимуют в тропиках, напротив, самки конкурируют за самца. У этих куликов самки размером больше, сложены мощнее, ярче окрашены, а скромные самцы меньше размером, хотя как раз им придется высиживать яйца и выращивать птенцов. Еще более вопиющее исключение из правил – сообщество гиен, где самки самцов вообще «за людей не считают». В стае гиен доминируют очень агрессивные, мощные самки-«амазонки», с огромным уровнем андрогенов, а самцы гиен мельче и занимают подчиненное положение.
Следующая ситуация, когда проявляется агрессия, – борьба за пищевые ресурсы. Драка возникает, когда на всех не хватает еды. Это, к сожалению, очень распространенная история – все, конечно, видели чаек, которые дерутся за рыбьи потроха или кусок булки. В более сложном варианте борьба принимает характер так называемого территориального поведения. Для того чтобы обеспечить себя и свое потомство едой, особь, пара или стая занимает территорию и эту территорию защищает.
Смысл территориального поведения состоит в том, чтобы обеспечить семью с детенышами или конкретный организм достаточным количеством пищи.
Многие биологические виды, у которых существует риск перенаселенности и, как следствие, дефицита пищевых ресурсов, в ходе эволюции сформировали территориальное поведение. Соответственно, у этих видов имеются программы и реакции, направленные на то, чтобы занять территорию и удерживать ее. Как и в случае полового поведения, здесь также часто существуют определенные правила, ритуализированные пути решения конфликта между хозяином и чужаком. Владелец территории показывает, что он здесь главный, принимает некие позы, издает запахи, звуки. И только в случае, если чужак не убегает, происходит прямое агрессивное воздействие, атака, укусы и т. п. В мозг каждого из участников территориального конфликта в таком случае «зашита» программа о том, что хозяин вправе нападать, а чужак – нет.
При этом соблюдаются определенные правила. Например, у птиц самец, опоздавший прилететь к сезону, когда все другие представители его вида делили территорию, вили гнезда и откладывали яйца, не должен нарушать процесс выведения птенцов. Даже если он сильнее, он не имеет права выгнать хозяев с занятой территории, разбить чужие яйца. Когда чужак прилетел на территорию, которой уже кто-то владеет, в его мозге включается: «Я здесь не в праве. Я должен принять позу подчинения». Если появится хозяин и выдаст некие правильные сигналы, этот пришлый чужак, даже если он физически сильнее, улетит.
Подобные тонкие и важные программы хорошо выстраивают разделение территории и в конечном итоге защищают вид от перенаселенности и от голодной смерти. К сожалению, у нас, Homo sapiens, как биологически «свежего» вида, эти программы плохо установлены. Увы, в связи с этим вся человеческая история – это история войн и избыточно агрессивного территориального поведения.
Посмотрим на небольшое сообщество сусликов, состоящее из нескольких самцов и нескольких самок. У каждого своя территория, территории самок граничат, но не пересекаются; аналогично – территории самцов. А вот территории самок и самцов могут довольно значительно накладываться друг на друга, в их случае прямая конкуренция ослаблена. Для птиц территориальное поведение очень характерно, потому что выведение птенцов нередко требует участка леса, луга, на котором родители собирают для них пищу. И пара, у которой вывелись птенцы, их интенсивно кормит. Но как только у птенцов появляются признаки взрослых особей (перья, их окрас, общий размер и др.), мозг родителей включает программу «выталкивания» потомства со своей территории. Они как бы говорят взрослым детям: «Все, вы выросли, улетайте! Вы свободны! Летите за тот холм, а здесь теперь только наше пространство». Эта программа, кстати, заодно способствует и расселению вида, увеличению ареала.
В истории человечества великие переселения, массовые движения кочевых племен и народов объясняются зачастую либо природными катаклизмами (засухи, наводнения и т. п.) либо тем, что на какую-то территорию пришел агрессивный захватчик и вытеснил коренное население. И «аборигены» должны удалиться в менее освоенные места.
У птиц это привело еще и к появлению миграций. Например, пока речные крачки не размножаются, они все вместе могут жить в каком-нибудь замечательном устье реки, где всем хватает пиши. Когда же приходит сезон размножения, нужно где-то вить гнезда, а мест для гнезд – подходящих песчаных отмелей, например, – гораздо меньше, чем требуется. И оказывается, что из, скажем, 1000 крачек, которые жили в устье реки, только 100 могут здесь же гнездиться. Остальные 900 должны улететь на север, на запад, на юг, на восток искать места для гнездовья. Потом, когда птенцы выведутся, улетевшие опять могут вернуться в свое любимое устье реки, богатое пищей и опять до периода размножения жить там все вместе.
Вот так и возникли птичьи перелеты. Исходная территория определенного вида находится в одном регионе, но значительная часть особей кочует, чтобы вывести потомство, а потом вернуться «домой» на зимовку. Вот, например, джек – мелкий родственник дрофы – гнездится в Средней Азии, а зимует в Китае, Индии, Аравии. Орел могильник – крупная птица семейства ястребиных – гнездится в степной и лесостепной полосе Евразии, к востоку от Байкала и центральных районов Китая. А зимует он в Индии, в Африке, на востоке Китая. Большинство этих орлов должны кочевать за много километров. Часть популяции чернолобого, или среднего, сорокопута живет постоянно и размножается в Южной Африке, в пустыне Калахари и прилегающих районах. А основная масса сорокопутов улетает выводить птенцов в южную и восточную Евразию, а потом возвращается в Африку. То есть ежегодная кочевка сорокопута занимает много тысяч километров.
Надо понимать, что, когда какая-нибудь ласточка возвращается в Калужскую область после того, как перезимовала в Египте, она возвращается не на свою историческую родину. Она летит туда, куда когда-то ее «выдавили» египетские ласточки, потому что в окрестностях Нила им было тесно. То же самое происходило с расселением Homo sapiens. Конечно, жить в местах, которые именуются «зоной рискованного земледелия», порой, не очень приятно. И когда попадаешь в существенно более теплые страны, думаешь: «Тут людям совсем неплохо живется. Почему же мы, россияне, в большинстве своем живем в более суровом климате?» Но, во-первых, таковы судьбы наций и народов; во-вторых, более суровый климат закаляет и служит одним из важнейших факторов естественного отбора…
Посмотрим, как птицы защищают свою «собственность». Вот типичная ситуация: каменка-плясунья, маленькая и похожая на трясогузку, заняла территорию (точнее, занял ее самец каменки). И вдруг на этой территории объявился чужак. Дальше идет весьма агрессивное взаимодействие: каменка-хозяин и каменка-чужак, два самца, становятся параллельно друг другу и начинают кричать. Покричав некоторое время, чужак осознает, что он не на своей территории, и принимает так называемую приниженную позу, говорящую: «Я меньше тебя, не трогай меня, я сейчас улечу». А хозяин, наоборот, принимает позу превосходства и торжества победы: «Видишь, какой я большой, и это моя территория». Чужак улетает, все завершается мирно, без каких-либо драк.
Смысл нормального территориального поведения, так же как и хорошей политики, – не допустить войны, а решить проблему мирным путем и более или менее ко всеобщему благу.
Если животные живут сообществами, тогда защищаемая территория часто является территорией стаи. Не особи и не семьи, а стаи в целом. При защите этой территории стая идет в атаку на другую стаю. Это характерно, например, для крыс, обезьян, муравьев и многих других существ.
Признаком, объединяющим стаю, часто является некий общий запах. Это очень естественно для млекопитающих, и, скажем, крысы, живущие на определенной территории, являются потомками одной пары, и они все родственники. Муравьи в одном муравейнике – потомки одной муравьиной царицы и тоже родственники. Сурикаты – маленькие, но очень социальные существа – тоже живут стаей, и, кстати, стая у них матриархальная.
В случае, когда идет охрана территории стаи, появляются вполне определенные поведенческие программы, связанные с патрулированием, со специализацией особей на некоторых специфических действиях. То есть появляются отдельно добытчики пищи, отдельно – воины, отдельно – разведчики. Все это очень интересно и характерно, например, для тех же сурикатов.
Обезьяньи стаи демонстрируют разные варианты агрессивного территориального поведения. В благоприятном случае все заканчивается ритуалами. Например, ревуны – южноамериканские обезьяны – просто собираются стаей в центре своей территории и каждое утро кричат. Голос ревуна слышно примерно за 18 км. Все соседние стаи ревунов слышат это и знают: «Там живут соседи, туда мы не ходим, мы ходим только до этого дерева». Практически всегда такие территориальные споры решаются без явных конфликтов. Примерно такую же роль играют запаховые метки. Наши собаки и кошки так и норовят везде оставить свой пахучий след. А, например, медведь оставляет следы когтей на коре дерева, стараясь повыше дотянуться, чтобы показать другим медведям, какой он большой.
Для человекообразных обезьян защита своей территории тоже характерна, но, поскольку это виды, относительно недавно начавшие свой эволюционный путь, у них столкновение стай иногда доходит до серьезной агрессии, до драк, серьезных увечий и даже до убийства себе подобных. Особенно этим отличаются обыкновенные («большие») шимпанзе. Как известно, из всех человекообразных обезьян к нам ближе всего именно шимпанзе. Напомним, что шимпанзе бывают двух видов – большие и бонобо.
Бонобо скорее вегетарианцы, они более мирные, стараются обойтись без агрессии. Если две стаи бонобо встречаются, это скорее встреча двух колоний хиппи, чем двух отрядов рокеров. А вот обыкновенные шимпанзе идут по агрессивному пути решения спорных вопросов. Обыкновенные шимпанзе, во-первых, эффективные охотники и часто занимаются поимкой и поеданием не плодов, а маленьких обезьян. Во-вторых, для них патрулирование своего участка леса, вылавливание самцов соседней стаи, которые забрели на их территорию, драки с ними и убийства чужаков достаточно хорошо задокументированы.
Агрессивность вида Homo sapiens подобна агрессивности обыкновенных шимпанзе.
Бонобо в этом смысле гораздо добрее, чем мы. То, что история человечества – это во многом история войн, также доказывает очень высокий уровень нашей агрессивности. Поэтому общество тратит так много сил для того, чтобы контролировать уровень агрессии, и стремится удерживать его в каких-то приличных рамках с помощью морали, законов и правоохранительных органов.
Для выживания важно контролировать агрессию, задавать ее оптимальный уровень. Поэтому внутри стаи обязательно имеются ритуализированные действия, которые позволяют более слабому показать: «Да, я осознаю, что слаб, не надо меня бить и кусать, я согласен на свое подчиненное положение». Так, у воронов есть характерная поза угрозы и поза подчинения, когда более слабая птица подставляет голову доминирующей особи. У волков существует ритуальное выпрашивание пищи у лидера, а также характерная поза переворота подчиненной особи на спину.
Что в этом случае важно? Как и всякая серьезная поведенческая программа, агрессия включает в себя не только врожденные компоненты, но и приобретенные. Мы учимся ухаживать за нашими детенышами, подражать, исследовать, и точно так же мы учимся агрессивным или, наоборот, пассивно-оборонительным программам. Если у вас есть индивидуальный опыт агрессии и этот опыт успешен, то повторение подобного опыта запросто может сделать из вас более агрессивное существо. А если у человека имеется неудачный опыт агрессивных взаимодействий и, условно, в детстве в школе его много били, это тоже может наложить серьезный отпечаток на характер. Закрепление подобных программ исследуется в экспериментах на животных. Например, если попарно заставлять крыс вступать в драку, то те особи, которые одерживают больше побед, становятся все более и более агрессивными и начинают побеждать даже более физически сильных соперников.