Моя прекрасная ошибка Киланд Ви
Ава была единственным человеком, который знал обо мне и Дэвисе. Я швырнула в нее полотенце, которым вытирала стойку бара.
– Мне не следовало рассказывать тебе об этом.
– Рассказывать? – переспросила она, а затем изобразила, как ласкает свое тело руками, проводя по бокам, и простонала:
– О, Дэвис. О, Дэвис.
Я рассмеялась.
– Прекрати. Какая же ты несносная.
Пока Ава переодевалась, я думала о своем бывшем соседе. Дэвис не был типичным студентом колледжа – ни в малейшей степени. Он был южанином до мозга костей, со всеми этими вежливыми «да, мэм» и «нет, мэм», и восемь лет прослужил в армии, прежде чем приехать в Бруклин изучать бизнес. В то время когда Дэвис только появился у нас в колледже, он находился в состоянии развода. Он женился в восемнадцать лет на своей школьной подруге, сделав такой романтический жест перед своей первой поездкой в Ирак. Как рассказывал Дэвис, их брак был вполне счастливым все то долгое время, пока он изредка навещал ее, приезжая в отпуск, и отсылал домой чеки. И перестал быть таковым, когда Дэвис демобилизовался и его жена внезапно обнаружила, что, когда ее муж не служит где-то на другом конце света, очень сложно спать с кем попало и не попасться при этом.
За два года, что мы прожили вместе как соседи, Дэвис стал одним из моих лучших друзей – до того самого вечера, когда мы отпраздновали его выпускной. Мы оба тогда слишком много выпили. Одно вело к другому, и прежде чем ночь закончилась… О, Дэвис! И хотя я никогда раньше не думала о нем в таком ключе, на следующий день я была вся такая: О! Он отличный парень! Симпатичный! Хорош в постели. То есть я вдруг увидела его совершенно в новом свете.
Это продолжалось чуть больше месяца. В то время как во мне все больше зрела идея замужества, Дэвис, очевидно, был совершенно не готов к новому браку. Он порвал нашу связь, объяснив, что слишком мало времени прошло после развода, чтобы заводить новые отношения, особенно с той, которая ему очень дорога. Я поняла – ну, или постаралась понять. В общем, после этого, когда наша аренда закончилась, мы решили разъехаться и остаться друзьями… с обещаниями дать друг другу некоторое время и, возможно, вернуться к этому вопросу в будущем. А пока… за годы службы в армии и семейной жизни он заслужил свою свободу.
Возможно, мой перерыв в свиданиях с парнями как-то и был связан с надеждой, что его обещание «вернуться к этому вопросу в будущем» может когда-нибудь осуществиться, и сейчас, через восемь месяцев, я, наконец-то, поняла его намек.
Мой телефон зажужжал, возвещая, что пришло еще одно сообщение.
Дэвис: Что? И никаких «я тоже скучаю»?
Мои пальцы зависли над клавишами, пока я, улыбаясь во весь рот, пыталась придумать, что бы ему написать. Ава вышла из дамской комнаты в рубашке-поло и с волосами, завязанными в хвостик. Повязывая фартук вокруг талии, она сказала:
– Чуть не забыла. Никогда не поверишь, что я сегодня смотрела.
– И что же?
– Ну, давай, догадайся.
– Ладно. Какой-нибудь порнофильм. Точно, ты смотрела порно.
– Нет, – ухмыльнулась Ава.
– Ты наконец-то закончила свой марафон с «Ходячими мертвецами»?[1]
– Не угадала.
– Хоть намекни. Дай подсказку, от которой я могла бы оттолкнуться.
– Так и быть. – Ава задумчиво постучала коготками по стойке, потом ослепительно улыбнулась. – Это рифмуется с «принцесса ест».
Я рассмеялась.
– Я думаю, ты просто сошла с ума.
Парочка, которую я недавно посадила за столик номер два, сделала знак, что готова сделать заказ. Я кивнула своей безумной подруге и указала ей на клиентов сотовым телефоном.
– Это рифмуется с «сомик ква».
Она несколько раз повторила это.
– Сомик ква, сомик ква, сомик ква… – Потом ее глаза загорелись. – Столик номер два!
Я достала блокнот и ручку из коробки под стойкой и пододвинула к ней.
– Иди, прими заказ, сумасшедшая.
Я все еще смотрела на сообщение Дэвиса, пытаясь сообразить, что бы написать в ответ, когда вдруг нашла ответ на ее загадку. Поняв, что она имела в виду, я внезапно потеряла всякий интерес к своей переписке и засунула телефон под бар, где обычно держала его во время работы.
Ава приняла заказ со второго столика и отнесла его на кухню, прежде чем вернуться к барной стойке, где я в это время наливала пиво.
– «Принцесса ест»… это ведь ты имела в виду профессора Уэста? – спросила я.
– Умница! Хотя там его звали не Кейн Уэст, а Авель Арсен.
– О чем ты говоришь?
– Сегодня я была на собрании ассистентов преподавателей и там встретила парня, который был ассистентом доктора Андерсона.
– Заведующего музыкальным отделением?
– Именно. Кстати, его ассистента зовут Норман – не слишком подходящее имя для двадцатилетнего парня, но он симпатичный. Он попросил меня выпить с ним и еще с парочкой ассистентов в эту пятницу, так что ты идешь со мной.
– Хорошо, пойду… – Я была рада, что Ава нашла чем вдохновиться после всего, что пережила с Оуэном. Хотя я до сих пор так и не поняла, как этот парень связан с Кейном или кто такой, черт возьми, этот Авель Арсен. – Но какое отношение это все имеет к профессору Уэсту?
– Доктор Андерсон сказал ему, что профессор Уэст когда-то играл в музыкальной группе. У них даже намечался контракт с одним из крупнейших музыкальных лейблов. – Она вытащила телефон, нашла там что-то и повернула его экраном ко мне. – Вот, познакомься с Авелем Арсеном.
Видео было мутным, а качество звука – ужасным, вероятно, оно было снято еще на смартфоне первого поколения. Все, что я смогла разглядеть, – это четверо парней, играющих где-то далеко на сцене.
– Смотри, смотри дальше, – сказала Ава.
Наконец, уже ближе к концу записи, человек, снимавший это видео, воспользовался зумом телефона и увеличил картинку, переведя камеру на барабанщика, который еще и пел. Его голова с длинными волосами, закрывающими лицо, была опущена, он яростно стучал по барабанам и дергался в такт музыке. Было что-то невероятно сексуальное в том, как крепко он сжимал палочки, как рельефно напрягались его мышцы при каждом движении. Какой же выносливостью должен был обладать человек, чтобы так двигаться в течение нескольких часов подряд.
Легкий трепет у меня в животе возник еще до того, как музыкант поднял голову. Но в тот момент, когда его взгляд встретился с камерой, у меня перехватило дыхание.
Профессор Уэст подростком был так же великолепен, как и сейчас. Только тогда он был в образе эдакого плохого парня-музыканта со всеми сопутствующими признаками. Сейчас, глядя на профессора Уэста, его вполне можно было бы принять за джазового или даже классического музыканта. Каким-то образом сексуальный плохой парень вырос в сексуального зрелого мужчину.
Когда музыка смолкла, Кейн поднял голову и подарил зрителям кривую ухмылочку. Его волосы до плеч были мокрыми от пота, он подбросил одну из палочек в воздух, поймал ее другой рукой, а затем свободной рукой, закинув ее за спину, стянул с себя промокшую футболку. Девчонки зашлись в восторженных криках от вида великолепных кубиков его мускулистого торса. Его приветствовали так же исступленно, как приветствуют каких-нибудь рок-звезд типа «Битлз».
Ничего себе!
О, эта улыбка!
Это великолепное тело!
Просто супер!
Очевидно, у Кейна Уэста много слоев, и мне удалось лишь слегка поцарапать самый верхний из них.
Когда я вернулась домой в тот вечер, было уже больше двух часов ночи. Ноги просто отваливались, и все, чего я хотела, это понежиться в ванне, а потом хорошенько выспаться. На следующий день мне в кои-то веки не нужно было идти с утра на занятия или на работу. Ванна была теплой, и я подставила ноги под струю воды из крана, а сама откинулась назад и расслабилась.
Хотя у меня в голове были и другие мысли, помимо отдыха. Как только я закрыла глаза, перед моим мысленным взором тут же возник образ молодого Кейна Уэста на сцене. Я переслала себе видео с телефона Авы и вечером между подачей напитков просмотрела его большее число раз, чем хотела бы себе в этом признаться.
Наконец сдавшись, я потянулась за телефоном и позволила себе еще раз посмотреть это видео. Здесь, наедине с собой, уже не боясь того, что буду поймана многозначительно ухмыляющейся Авой за тем, как пытаюсь украдкой взглянуть на экран телефона, я смогла внимательно рассмотреть запись, пытаясь обнаружить черты и манеры сегодняшнего Кейна. Некоторые я узнала – как он кривил губы и как качал головой, когда женщины начинали выкрикивать его имя, пока он исполнял соло на своих барабанах. То, как он ходил по сцене, как будто она принадлежала ему одному. Сегодня его сценой был класс, но уверенность, с которой он расхаживал по аудитории, была все той же. И все же больше всего меня поразили его руки. Каждый раз, когда он стучал в барабан, вена, идущая от бицепса к предплечью, вздувалась. Я никогда не думала, что вена может выглядеть так сексуально.
После того как я очередной раз закончила смотреть эту запись, ванна почти наполнилась, и я пальцами ног закрутила вентиль. Я знала, что не смогу заснуть сегодня, если не удовлетворю свое любопытство, поэтому поискала в «Гугле» старый сценический псевдоним Кейна.
Авель Арсен.
Я была потрясена, когда на экране появились тысячи ссылок.
Прокручивая страницу за страницей, как сумасшедшая, я рассматривала все новые и новые фотографии Кейна. Он не был солистом группы, но, очевидно, пресса его обожала, да и кто бы устоял? На нескольких фотографиях я заметила одну и ту же девушку с длинными темными волосами. Она была очень тоненькая, пожалуй, даже излишне худая. Впалые щеки делали ее красивой, но высокие скулы выступали слишком резко. На большинстве фотографий она была в темных очках и, казалось, старательно избегала внимания камеры. Там были разные ее фотографии с группой, на некоторых она была с Кейном, причем его рука обнимала ее как-то уж слишком покровительственно. Она определенно была моложе его – семнадцать или восемнадцать, в лучшем случае, и я не могла бы сказать, это его девушка или младшая сестра.
Когда я отсортировала фотографии и статьи по датам, то обнаружила, что самым последним из них уже девять лет. Через три или четыре страницы в результатах поиска обнаружилась статья о смерти солиста группы, Лайама Маршала. После этого всякие упоминания об Авеле Арсене исчезли.
«Что же с тобой случилось, Авель Арсен? А главное, как ты докатился до того, чтобы превратиться в профессора Кейна Уэста?»
Глава 7. Кейн – пятнадцать лет назад
– Благословите меня, святой отец, ибо я согрешил.
Глядя на распятие, висевшее в крошечной, тускло освещенной кабинке исповедальни, я сделал вдох, глубоко втягивая в себя дым, пока красный огонек не дошел до конца сигареты, обжигая мне большой и указательный пальцы.
– Ты не смеешь молить о прощении, ибо ты погряз в грехе. Покайся, мерзкий ублюдок.
– Прояви хоть каплю уважения, следи за языком. В конце концов, мы в церкви.
Лайам рассмеялся по ту сторону темной кабинки.
– Ну, да, конечно. Ты только что выкурил толстенный косяк в исповедальне, а это я, оказывается, веду себя недостойно, употребив парочку крепких словечек.
Он был по-своему прав. Голова моя плыла, и я уже начинал чувствовать себя полностью расслабленным под воздействием «дури». Нашарив на полу остаток косяка, я сунул его еще теплым в карман.
– Пора делать ноги, – произнес Лайам.
– Мы же должны работать здесь до полудня.
– Да ну на хрен! Если отец Фрэнк спросит, где я, скажи, что я пошел домой дрочить. – С этими словами он с шумом захлопнул раздвижное деревянное окошко, разделяющее две половины исповедальни, через которое мы разговаривали, и вышел, хлопнув дверью.
У меня еще оставалось полчаса до того, как надо было идти отмечаться у отца Фрэнка, поэтому я устроился поудобнее, опершись спиной о стену, покрытую мягкой красной обивкой, в надежде вздремнуть. Кресло священника было чертовски удобным, наверное, чтобы компенсировать те часы, которые служители церкви каждую субботу проводили, выслушивая всякую чушь от прихожан. Я не мог представить, как святые отцы могли сидеть здесь всю свою жизнь. Я чуть на стенку не полез, проведя в церкви всего несколько субботних дней.
Недели три назад моя мать застала нас с Лайамом, когда мы прогуливали школу. Это был выпускной год, и родители обычно спокойно воспринимали наши прогулы. Но не сам факт моего отсутствия в школе заставил благочестивую Грэйс Уэст сорваться с катушек. Маму взбесило даже не то, что она застала меня с вдрызг пьяной Эмили Уиллис, когда она, полуголая, отсасывала у меня во дворе. Она заставила меня в течение месяца по субботам убираться в церкви Святого Киллиана именно из-за моего пристрастия к музыке. Родителям была ненавистна мысль о том, что я не собираюсь идти учиться в колледж, а потом работать в респектабельной инвестиционной компании, принадлежащей нашей семье и носящей ее имя.
Итак, меня приговорили к изнурительным общественным работам за то, что я хотел играть на барабанах и петь. После того как мать провела длительную беседу с отцом Фрэнком, он при любой возможности напоминал нам с Лайамом, что музыка – недостойное занятие для мужчины. Слава богу, оставалась последняя неделя до окончания наказания.
Я уже начал клевать носом с закрытыми глазами, когда дверь исповедальни со скрипом отворилась. Я было решил, что это вернулся Лайам.
– Уже успел нагрешить, жалкий неудачник? – произнес я.
Но ответил мне определенно не Лайам. Голосок был тоненький, дрожащий и явно девчачий.
– Благословите меня, святой отец, ибо я согрешила.
Вот дерьмо.
За решетчатым окошком была девчонка, и она приняла меня за священника. По звуку ее голоса я определил, что ей было не больше десяти-одиннадцати лет.
И в каких же таких грехах эта мелкая еще собралась каяться?
Наверное, мне следовало открыть дверь исповедальни и уйти, пока она не начала выливать на меня свои темные секреты. Не наверное, а точно мне надо было удирать как можно скорее. Но… возможно, под воздействием забористой травки мне вдруг стало любопытно, что она расскажет этим дрожащим тоненьким голоском. А возможно, на меня просто нашло умопомрачение. Тем не менее, вместо того чтобы открыть дверь исповедальни и сбежать, я распахнул дверь в свое сознание, не подозревая, что это изменит мою жизнь навсегда.
– Продолжай, дитя мое, – произнес я. – Поведай мне о своих грехах.
Глава 8. Рэйчел
Кейн проскользнул в аудиторию в середине лекции.
Внезапно я поняла, почему его так смущают опаздывающие. Последние двадцать минут меня тоже очень смущал мужчина, занявший место, на котором сидела я во время предыдущего занятия. Сидевший рядом с ним мистер Людвиг, художник в стиле ню, нервничал не меньше меня. Хотя его нервозность, вероятно, в большей степени объяснялась тем, что профессор только что тихонько стянул с откидного столика блокнот, в котором тот опять рисовал сегодня, и теперь блокнот покоился в сумке Кейна.
Я старалась не смотреть туда, где они сидели, но все время чувствовала на себе взгляд Кейна. Как так получилось, что из ста пар смотрящих на меня глаз я ощущала только одну?
Я откашлялась.
– Поскольку у нас есть еще несколько минут до конца занятия, я раздам наушники, о которых мы говорили ранее. – Я подошла к шкафу в углу аудитории и вытащила несколько коробок. Передав студенту, сидящему с краю, одну из них, я попросила его взять оттуда одну пару наушников и передать коробку дальше по ряду, потом передала коробки на другие ряды. Кейн встал и молча взял несколько коробок, чтобы помочь мне распределить их по рядам в задней части лекционного зала, а потом снова занял свое место. Раздавая коробки, я напомнила студентам об упражнении, которое давал им на первом занятии профессор Уэст, а затем предложила им выполнить еще одно задание.
– Наряду с упражнением, которое мы уже обсуждали, я бы хотела, чтобы вы все выполнили и второе задание по прослушиванию. У всех нас есть песни, которые напоминают нам о хороших временах в детстве. Выберите ту, которая вызывает в вас самые приятные эмоции. Сегодня вечером, когда вы будете дома одни, закройте жалюзи, выключите свет, сделайте комнату как можно темнее. Потом ложитесь на спину так, чтобы вам было комфортно, желательно в кровати, и прослушайте песню, которая хранит для вас эти лучшие воспоминания, используя наушники Bose. Послушайте ее дважды. Вот такое задание. Простое и приятное. А затем, на следующем занятии, мы будем использовать те мелодии, которые вы прослушаете.
Когда аудитория опустела, Кейн поднялся и подошел к кафедре.
– Хорошая работа.
– Спасибо. Не думала, что вы вообще придете. Когда вы опоздали, я немного растерялась. – Я саркастически усмехнулась. – Знаете ли, я не люблю опозданий. Считаю, что это мешает занятиям.
Кейн приподнял бровь.
– Буду иметь это в виду.
Я положила ноутбук в сумку.
– Мистера Людвига ваше появление на моем занятии не порадовало.
– Мистеру Людвигу повезло, что он все еще занимается у меня.
Кейн помог мне собрать оставшиеся неразобранными наушники с каждого ряда, я сложила их в одну коробку и убрала, вложив пустые коробки из-под наушников друг в друга.
– Итак, какую песню выбрали бы вы? – спросил он.
Я нахмурилась, изобразив непонимание.
– Хм-м?
– Задание, которое вы дали студентам. Какая песня напоминает вам о детстве?
Мне сразу же вспомнились слова старой песни Линирда Скайнирда «Дьявол в бутылке»:
Есть дьявол в бутылке, глядящий прямо на меня, Он манит меня, но я знаю, что это испытание… Если я сделаю хоть глоток, то стану дьявольским сыном… Буду вести себя как дурак, продам ему душу перед Богом и всеми, Но, Боже, я знаю, я причиняю боль только тем, кого люблю.
Однако это была бы излишняя откровенность, которую я не могла себе позволить.
– Ну, не знаю. Возможно, что-нибудь из Maroon 5.
Поскольку врать я совсем не умела, то отвела глаза. А когда снова посмотрела на него, увидела, что он насмешливо щурится.
– Что не так? – вызывающе спросила я.
– Брехня.
– Что вы имеете в виду? – возмутилась я, пытаясь прикинуться дурочкой. Как назло, я почувствовала, как мои щеки запылали под его насмешливым взглядом.
– Есть какая-то песня, о которой вы подумали сразу. И это уж точно не сладенькие песенки чертова Maroon 5. – Он потер подбородок. – Держу пари, что таких песен даже несколько.
Вместо того чтобы продолжать лгать, я решила перехватить инициативу.
– А какая ваша песня, о мудрый и всезнающий профессор?
Он посмотрел мне прямо в глаза.
– «Я иду, я иду, я ухожу».
– Боб Дилан?
– Точно.
Хм… Как я ни старалась, я не могла вспомнить ни слова, но я знала, что это была серьезная и искренняя песня. И я определенно буду слушать ее сегодня вечером, воспользовавшись одолженными в колледже наушниками Bose. Нет лучшего способа отточить свои навыки критического восприятия, чем пытаться разгадать тайну Кейна Уэста. Но раз уж он поделился со мной, я чувствовала себя обязанной ответить ему тем же.
– «Боль»[2].
Он кивнул.
– В исполнении самого Джонни Эша или группы «Nine Inch Nails»?
Я улыбнулась.
– Джонни. Только он, навсегда. Любимый певец моей мамы.
Между нами возникла напряженность, когда мы смотрели друг на друга. Я чувствовала ее каждый раз, когда мы были вместе. В разное время это было по-разному, но напряжение было всегда – казалось, искрил и потрескивал сам воздух. Сегодня это странное чувство не имело сексуальной природы, скорее оно было вызвано пониманием и сочувствием. У нас обоих были весьма печальные переживания в жизни, соответствующие словам песни. И это напомнило мне…
– До меня дошли еще кое-какие слухи о вас.
– В самом деле?
– Ну, вообще-то теперь я знаю, что это правда. Так что это, скорее всего, и не слухи вовсе.
– Значит, вы догадалась, что слухи о том, что я высокомерный засранец, на самом деле правда, да? – поддразнил меня Кейн. – Что ж, это было нетрудно.
– На самом деле я имею в виду слухи о том, что вы были когда-то рок-звездой, подписавшей договор с известным музыкальным лейблом.
Едва произнеся эти слова, я в ту же секунду поняла, что совершила огромную ошибку. Выражение лица Кейна, до сих пор приветливое и иронично-веселое, стало холодным и серьезным. Я переступила черту, попав на запретную территорию, на которой он меньше всего хотел бы меня видеть. Он не просто рассердился, он был в ярости.
– Держитесь подальше от моей личной жизни, Рэйчел. – Я открыла рот, чтобы извиниться, но он прервал меня: – Вам пора на другую работу. И, возможно, в ближайшее время она останется у вас единственной.
С этими словами он подхватил свою кожаную сумку и рванул прочь из аудитории.
Он обозначил свой уход, громко хлопнув дверью, так, что задрожали стекла и со стен посыпалась штукатурка.
– Ты уверена, что все в порядке?
Чарли спрашивал уже в третий раз. Первый раз, когда я уронила на пол полный поднос с напитками. Два стакана разбились вдребезги, а я была так рассеянна, что порезала палец, собирая их. Во второй раз я настолько была не в себе, что перелила пиво из крана через край кружки. Теперь Чарли собирался уходить, и его лицо излучало нешуточное беспокойство.
– Все хорошо, Чарли. Я просто немного устала, – солгала я. – Работала над планом лекции, и у меня немного болит голова. Но я в порядке. Мне жаль, что так вышло.
– Да черт с этими стаканами, лишь бы ты была в порядке. – Он посмотрел мне в глаза. – Ты уверена? Я могу остаться, а ты поезжай домой, отдохни.
Я постаралась улыбнуться как можно беспечнее.
– Все в порядке. Но спасибо тебе.
В любом случае вечер среды был самым спокойным на неделе. Сегодня работали только мы с Элом, старым другом Чарли, тоже полицейским на пенсии, который несколько вечеров в неделю подрабатывал в баре. Я была рада, что Ава сегодня не вышла и меня некому было допрашивать о причине моего плохого настроения. Весь вечер мои эмоции метались между чувством вины из-за того, что я влезла в жизнь Кейна, и злостью на то, что он повел себя как полный засранец, когда я упомянула о его прошлом.
В небольшой открытой обеденной зоне, примыкавшей к бару, было всего несколько посетителей, и у меня оставалось достаточно времени, чтобы проанализировать то, что произошло сегодня днем между мной и Кейном. Было совершенно очевидно, что я рискнула сунуться на территорию, где мне были не рады, но я чувствовала, что это вовсе не из-за наших формальных отношений – работник – начальник. Он первым начал совать нос в мою личную жизнь, так что не похоже, что личные отношения были для него под запретом. Скорее всего, я задела его за живое, а не просто раздвинула границы дозволенного. Он велел мне держаться подальше от его личной жизни, но, по не вполне понятным для меня самой причинам, я была уверена, что он имел в виду немного другое – держаться подальше от какой-то определенной части его личной жизни.
Впрочем, не это меня беспокоило. Не поймите меня неправильно, мне, конечно же, было жаль, что я расстроила его. Мне было стыдно, если бы я вторглась в жизнь любого человека, высветив в ней, вопреки его желанию, какие-то запретные страницы. Но меня смущало, насколько сильно я была этим расстроена. Меня физически влекло к Кейну, этого я не могла отрицать – да кого бы не влекло на моем месте? Но моя реакция на его грубые и резкие слова заставила меня понять, что мое влечение к нему было не просто физическим. Приходилось признать, что я влюбилась в этого чертова профессора. С самого первого дня я была им очарована.
Незадолго до девяти я вышла из дамской комнаты и проверила, как там моя единственная пара клиентов, которая задержалась за столиком, заказав кофе. Боковым зрением я заметила кого-то еще, сидевшего за одним из столиков паба, и подошла, чтобы напомнить, что кухня уже не работает. Представьте мое потрясение, когда я обнаружила, что за столом в одиночестве сидит не кто иной, как Кейн.
– Профессор? Что вы тут делаете?
Его глаза ответили за него. В их глубине затаилась тревога.
– Можете присесть на несколько минут?
– М-м-м… конечно. Позвольте мне только отнести счет на последний столик.
Кейн кивнул.
– Спасибо.
Когда я вернулась, на столике с моей стороны стола уже стояла диетическая кола, а перед Кейном – пиво. Развязав фартук, я села и стала ждать, когда Кейн заговорит первым.
– Хочу извиниться за сегодняшний день, – сказал он.
– Это я должна извиниться. Мне не следовало совать нос в вашу личную жизнь.
– Что правда, то правда. – Он улыбнулся. – Но я был неправ, так резко отреагировав на ваши слова.
Я покачала головой.
– Если кто-то и должен был знать, что у людей в прошлом есть вещи, о которых они не хотят говорить, то это именно я.
Кейн кивнул. Он провел пальцем по горлышку пивной бутылки.
– Сегодня я слушал Джонни Кэша.
– В самом деле?
Он смотрел мне в глаза.
– Я думаю, у нас у каждого есть часть жизни, которую мы не хотели бы трогать из страха пробудить воспоминания о ней.
Его слова прекрасно описывали мое отношение к прошлому. По большей части, я старалась жить дальше, не думая о нем каждый день. Но оно всегда было со мной, и я старалась держать дверь туда запертой.
– Да. Мне действительно жаль. Я и правда не подумала. Уверена, есть серьезная причина, по которой вы не упоминаете некоторые факты из своей жизни.
Кейн некоторое время молча пил пиво, глядя на меня поверх бутылки. Когда он поставил ее, то спросил:
– Как вы узнали?
Мне не хотелось никому причинять неприятностей, поэтому я ответила уклончиво:
– От друга моего друга.
Он понимающе кивнул.
Я подумала, что лучше все рассказать начистоту. Я глубоко вздохнула, прежде чем признаться.
– Я просто погуглила немного и накопала информацию на вас в интернете. Ну то есть не совсем на вас. На другого сына Адама[3].
Кейн покачал головой, но на его лице появилась грустная улыбка.
– Я тогда явно нуждался в хорошей стрижке.
– Вы выглядели потрясающе. Мне понравилось. Этакий сексуальный плохой парень.
– Непременно учту в следующий раз, когда соберусь к парикмахеру.
– Могу я задать вам один вопрос?
– Это поможет разобраться во всем этом дерьме?
Я широко улыбнулась.
– Непременно.
– Ну и какой у вас вопрос?
– В последней статье, которую я читала, говорилось, что вы подписали контракт с известной звукозаписывающей компанией, но я так и не смогла найти альбома. Что случилось?
Некоторое время Кейн молчал. Потом заговорил, потирая большим пальцем этикетку на пивной бутылке.
– Наш образ жизни в то время был слишком беспорядочным. Вечеринки, длящиеся всю ночь, потом сон до полудня… Я тогда потерял всякую связь с реальностью, забыл о своих приоритетах. – Он посмотрел на меня. – После того как наша группа подписала контракт с лейблом, мы несколько раз сорвали установленные в нем сроки. Альбом на время отложили. А потом я потерял близкого человека.
– Мне очень жаль.
Он кивнул.
– Я взял тайм-аут. Родители заставили меня вернуться в колледж. Мне нужно было на чем-то сосредоточиться. Они хотели, чтобы я изучал финансы и работал в семейном бизнесе. Мы остановились на степени в области музыки, потому что я не мог представить себе жизни без нее. Позже я обнаружил, что у меня неплохо получается преподавать композицию, поэтому я продолжал учиться, пока не получил докторскую степень. – Он поднял бутылку пива и отсалютовал мне ею, прежде чем поднести к губам. – И вот я здесь.
– И вот вы здесь. – Я улыбнулась. – Спасибо, что поделились со мной.
Этот волнующий момент был прерван Элом, прокричавшим из бара:
– Я со всеми рассчитался, Рэйчел.
Я обернулась и помахала ему рукой.
– Спасибо, Эл.
– Работа на сегодня закончилась? – спросил Кейн.
– Да. Хотите, принесу еще пива?
– Нет, спасибо. Мне пора идти.
Я была разочарована его ответом, несмотря на то что просто валилась с ног после долгого дня в колледже и отработанной полной смены здесь, в баре.
Я пожелала Элу спокойной ночи, и Кейн прошел вместе со мной до моей машины. Он открыл передо мной дверцу, чтобы я могла сесть за руль, и потом придержал ее.
– Между прочим, сегодняшнее заседание кафедры было посвящено профессору Кларенсу.
Мы никогда не говорили об этом, и я не была уверена, знал ли он, что я была ассистенткой Кларенса в прошлом году.
– Он был таким замечательным человеком. Я ведь работала у него в прошлом году.
– Да, я слышал. Ваше имя тоже упоминалось, вместе с именем другого студента. Ведь профессор Кларенс был вашим научным руководителем.
Я кивнула.