Счастливая Россия Чхартишвили Григорий

– Что ты хочешь знать про Ван Мыня?

– Не про него. Про тебя. Я выяснил, что, выйдя в отставку, ты не сразу уехал в тайгу. Сначала ты отправился в Китай и провел там несколько недель. Сказал, что поездка частная, по личным мотивам…

– Да. По личным. – Губы хозяина горько скривились под наполовину седыми усами. – Я ушел в отставку, потому что понял: я занимаю чужое место. Нет у меня настоящего дара. Система во мне ошиблась, когда назначила руководить безопасностью страны. Такие ошибки хоть и редко, но случаются. Пока шла рутина, я неплохо справлялся. Но стоило произойти чему-то неординарному, и я оказался негож. Обеспечение безопасности страны – это в том числе и нештатные ситуации. Мало ли что может случиться? А я растерялся… Не хватило ума, или интуиции, или не знаю чего – но не хватило… – В голосе Сильвана зазвучало ожесточение. – Лучше восстанавливать тайгу. Тут я бог и царь. Тарахчу с утра до вечера на своей лесосадке, высаживаю по сто стволов в день. И вижу, что существую не напрасно. Возродил почти четыре тысячи гектаров тайги. Есть чем гордиться… А тогда мне гордиться было нечем. Я чувствовал, что должен как-то погасить огонь.

– Какой огонь?

– Вот здесь.

Бывший директор стукнул себя ладонью по левой стороне груди.

– …Скажи, Ветер, ты уже чувствуешь, как в тебе разгорается… ярость? Ярость от невозможности понять: как можно засунуть человека в печь? Или, в твоем случае, взять и отрезать голову? Как?! Какой выродок мог такое сделать?!

Карл кивнул. Вот как называется чувство, от которого шестой день сжимается сердце: ярость. Всякий раз, когда Ветер вспоминал Старицкого, его вечную легкую улыбку, негромкий голос, мягкий взгляд, внутри появлялась тянущая боль, не находившая выхода. Она многократно усиливалась, когда Карл начинал представлять себе, как кто-то отрезает голову, самую мудрую на свете. И тут появлялось очень странное, явно патологическое желание: найти монстра, который это сделал, и не отдавать его психиатрам, а… Здесь Ветер всегда себя останавливал. Но Сильвана он понял очень хорошо.

– Тогда не спрашивай, зачем я поехал в Китай. Я хотел найти Ван Мыня.

– Значит, ты был уверен, что это сделал китаец?

– Я ни в чем не был уверен. Но Ван Мынь загадочным образом исчез. Может быть, конечно, он просто испугался. Но в доме не нашлось ни одного отпечатка его пальцев. Вообще. Это странно. И потом, была запись визохроники… Ты ведь приехал из-за нее?

– Да. В досье под номером 132 значится: «Запись с камеры медицинского наблюдения», а самой записи нет. Судя по подписям, ты последний, кто заглядывал в эту коробку. В день твоей отставки.

– Да, – кивнул Сильван. – Я взял запись с собой. Дело все равно закрывалось, а у меня оставалась последняя надежда. Я собирался показать китайским коллегам фотографии Ван Мыня… Их запустили в идентификационную систему. Она, конечно, была не бог весть какая современная, однако все же установила бы личность – если этот человек когда-либо жил или бывал в Китае.

– И что?

– Ничего. Ван Мынь никогда не бывал в Китае. Хотя, по нашим документам, он завербовался на работу в Шанхае… Ты, наверное, хочешь посмотреть запись?

Они перешли в библиотеку. Вставляя маленькую визопластинку в проектор, Сильван объяснял:

– Камера была установлена для ночного наблюдения за Томбергом, когда ассистент спит. Врачи опасались, что у академика из-за общей вялости может произойти внезапная остановка сердца. Вели наблюдение прямо из клиники…

На экране, крупно, появилась постель. На ней с открытыми глазами лежал седой человек со странно застывшим лицом, смотрел вверх, в потолок.

– Звука нет, чтобы не были слышны разговоры. Правила невторжения в частную жизнь, – говорил Сильван, проматывая запись. – Вот… с этого места. Смотри внимательно.

Карла можно было об этом не просить – от напряжения он приподнялся со стула.

Лежащий вдруг перевел глаза с потолка в сторону. На лице появилась слабая улыбка.

– Сейчас появится Ван Мынь. Ну, то есть, вероятнее всего, что Ван Мынь. Лица мы не увидим, но больше некому…

Черноволосый человек в зеленой куртке – было видно только спину – подошел, наклонился. Поднял руку, сделал какой-то жест. Или, может быть, показал какой-то небольшой предмет? Было не видно, спина загораживала.

Томберг, улыбнувшись шире, пошевелил губами.

Черноволосый ткнул пальцем назад, через плечо – в направлении камеры.

Томберг кивнул, поглядел прямо в объектив. Потянулся к лежащему у подушки пульту. Изображение погасло.

– Это он отключил камеру. Сам. Вот и вся запись.

– Покажи еще раз. С замедлением, – попросил Ветер.

Посмотрели снова, и снова, и снова.

– Что говорит Томберг? Не пробовали прочесть по губам?

– Конечно, прочли. Сначала он сказал: «Ну-ка, ну-ка». Потом – видишь – Ван Мынь ему что-то показывает. В правой руке держит. И тут Томберг говорит нечто очень странное. Ты не представляешь, сколько мы бились над этой короткой фразой. «Стало быть, вот она, моя коробчонка».

– Что-что?

– «Стало быть, вот она, моя коробчонка». Слово «коробчонка» старинное, означает «маленькая коробка». Мы долго ломали голову. Потом запустили фразу в Систему, в автоматический поиск. По всем информационным массивам. «Коробчонка» встречается только в сказке про царевну-лягушку, помнишь из детства? Как Иван-царевич пустил стрелу наугад, чтобы найти невесту, а стрелу подобрала лягушка. Потом лягушка приехала во дворец в коробчонке и оказалась Василисой Премудрой. Или Василисой Прекрасной, толком не помню. Мы не знаем, что значили слова Томберга. И значили ли что-нибудь вообще…

– Бред? Помутнение рассудка? – предположил Ветер. – Взгляд у него какой-то чудной. Глаза блестят. И эта улыбка… Ладно, пластинку я возьму.

Поднялся. Больше делать здесь было нечего.

От предложения пообедать отказался. Нужно было возвращаться в столицу, это пять часов дороги, только к вечеру доберешься.

– Мне кажется, ты найдешь, – сказал Сильван, пожимая руку. – У тебя ноздри раздуваются, как у собаки. Возьмешь след и не собьешься. У меня этого дара не было… Ничего, зато у меня дар высаживать сосны, ели и пихты.

На том и расстались.

МАТЕРИНСКИЙ ДЕНЬ

– Здравствуй-здравствуй, Жорик, – гнусаво сказала мать, подставляя щеку.

На всем свете только она называла Карла именем, которое он так ненавидел в детстве. В метрике у него значилось «Георгин» – мать любила пышные цветы без аромата. Она была очень привередлива по части запахов. Гнусавила из-за бархатной прищепки на носу – чтобы не мучило аномально чувствительное обоняние.

– Рад тебя видеть, Эсмеральда.

Ветер обреченно наклонился. Предстояла обязательная неприятная процедура.

Мать сняла прищепку и принюхалась, делая головой быстрые и мелкие кошачьи движения.

– Ты прямо с поезда… Ел морскую капусту и что-то соевое… Пил апельсиновый сок… И от тебя по-прежнему совсем не пахнет женщиной. Как был бирюком, так и остался.

У Эсмеральды была редкая специальность – дегустатор парфюмов. От ее чуткого носа ничего нельзя было утаить.

Подавив привычное раздражение, Карл подумал: если бы запустить в Систему их данные, балл совместимости получился бы ноль процентов. Но сыновний долг есть сыновний долг. В первый понедельник месяца изволь явиться, и никакая занятость, никакие дела от этой повинности не спасут. Попробуй только пропусти – выйдет себе дороже.

Он действительно приехал сюда прямо с экспресса, даже не заглянув домой. Знал по опыту, что Эсмеральда испортит настроение и высосет всю энергию. Потом нужно будет освежиться и часок поспать – только тогда вернешься в рабочее состояние.

Вошли в гостиную.

У матери дома все было стерильно, аккуратно. Каждый предмет на своем месте, всюду идеальная симметрия. А чистота такая, что ужасно хочется бросить на пол бумажку или тихонько плюнуть где-нибудь в уголке на пол. Эсмеральда с утра до вечера попеременно то занималась сложными косметическими процедурами, то охотилась за пылинками, чудом залетавшими в ее наглухо загерметизированное жилище.

– Сядь ровнее, – сказала мать, когда он опустился на стул. – И положи руки как следует. Не видишь – скатерть комкается? Куда ты ездил на поезде? Зачем?

Ветер знал, что отвечать необязательно. Эсмеральда любила говорить сама.

– Не понимаю людей, которые уезжают из Центрограда. Я была так рада, когда ты наконец начал работать в столице! А ты всё куда-то ездишь, ездишь. Так где ты был на этот раз?

Сама она за девяносто шесть лет жизни выезжала из Центрограда разве что на курорт, а к так называемой «провинции» относилась с подозрением и презрением.

– Извини, я не знал, что тебе привезти. – Он полез в карман. – Давай ты сама себе купишь какой-нибудь подарок.

– Какие глупости. Не нужно мне никаких подарков. Мне довольно того, что приехал мой сыночек.

Этот обмен репликами тоже был всегдашним ритуалом – Эсмеральда уже доставала кокетливый кассатор, разукрашенный ее любимыми изумрудиками. Она зарабатывала своим феноменальным носом намного больше, чем директор ФСБ, но вечно сидела без денег.

В Евразии все необходимые товары дешевы, а большинство услуг бесплатны. Роскошествовать немодно, пускать пыль в глаза богатством – тем более. Это в старые времена модники и модницы платили втридорога за этикетку на штанах или на пальто, либо же (невероятно!) отдавали целое состояние за кусочек шлифованного углерода на пальце. Теперь большие деньги нужны только тому, кто имел неосторожность обзавестись затратным хобби – как Ветер с его глубоководными погружениями.

Эсмеральда ничем подобным не увлекалась и все же умудрялась вечно оказываться на мели.

Карл, как обычно, скинул ей на кассатор сто рублей.

– Швыряешь деньги направо и налево. Весь в отца, – одобрительно заметила мать.

Это, впрочем, была фигура речи. Когда-то Ветер пытался задавать вопросы об отце. Эсмеральда отвечала рассеянно и все время по-разному. Не потому что утаивала, а потому что не помнила. Любовь родителей длилась недолго, и потом было много других мужчин.

Когда Карл начал жить в пансионе, ему было удивительно, отчего другие дети плачут и просятся домой. Он-то чувствовал себя вырвавшимся на свободу и ждал каждого воскресенья с тоской.

Еще в конце прошлого века, когда обновляли Конституцию, в самой первой ее статье было провозглашено: главная забота государства – воспитание подрастающего поколения. Педагогика стала считаться самой важной и престижной из профессий. Всякий дилетантизм исключался. Ребенок оставался в семье до пяти лет, а затем попадал в пансион и навещал родителей только по выходным и в каникулы: пускай изредка балуют – не страшно. Всё главное так или иначе происходит в пансионе. К каждому малышу приглядываются опытные специалисты, постепенно выясняют его склонности и способности, бережно ведут из класса в класс. Неуспевающих и отстающих не бывает: ребенка учат тому, что его занимает, шаг за шагом расширяя зону этих интересов. Не бывает и хулиганов – непоседливые и непослушные попадают к таким же шебутным наставникам, которых воспринимают как старших товарищей.

Какое счастье, что в Евразии детей воспитывают не родители, в миллионный, наверное, раз подумал Ветер, уныло слушая и кивая.

Мать, как водится, рассказывала про козни врагов и завистников с парфюмерной фабрики. На работу Эсмеральда не ходила, образцы ароматов ей доставляли на дом, и все же каким-то образом вечно с кем-то конфликтовала.

Тут можно было на время отключиться.

«Сижу еще двадцать две минуты. Потом домой. Пятьдесят, нет, сорок минут поспать. Душ. Потом на работу. Мика, как обычно, сидит допоздна. Подключу его к…»

Мать что-то спросила, а он не расслышал.

– Что, прости?

– Как тебе день стрекозы?

Карл моргнул. Иногда он совсем ее не понимал.

В глазах Эсмеральды сверкнули искры – так бывало перед скандалом.

– Не хочешь же ты сказать, что он тебе не понравился?

О чем речь, лучше было не спрашивать. Могло выйти хуже.

– Ну что ты, – трусливо осклабился Карл. – Ужасно понравился. Я прямо в восторге.

Господи, какая еще стрекоза? Нужно было скорее менять тему.

– У тебя новое приобретение?

Он показал на яркий картонный коробок, лежавший в старинной хрустальной вазочке странной формы (Ветер знал – это так называемая «пепельница»).

Мать опять сняла прищепку и поднесла картонку к носу, блаженно принюхалась.

Она курила табак – редкостное чудачество. Даже во времена Карлова детства курильщиков уже почти не осталось. Табак давным-давно перестали выращивать, табачные плантации исчезли, но Эсмеральда покупала у коллекционеров за немалые деньги нераспечатанные пачки папирос, сигарет, сигар – и устраивала себе праздник.

– Вот раньше были запахи, – мечтательно молвила она. – Простые, мужественные, сильные. Я говорю идиоту-заведующему: нужно возвращаться к классической простоте, к истокам, а эти бездари меня не слушают… – Мать всплеснула рукой с длинными алыми ногтями. – Ой, какая я свинья! Я тебя не угостила чем-нибудь вкусненьким!

– Я поел в поезде. Ты всё правильно определила: соевый шницель, салат из тихоокеанских водорослей, апельсиновый сок…

Не хватало еще у Эсмеральды съесть «что-нибудь вкусненькое»! Ее пристрастия в еде были экзотичней, чем привычка загрязнять легкие дымом.

Словно подслушав, мать воскликнула:

– А помнишь икру? Как ты тогда… – Не договорила, зайдясь мелким смехом.

Еще бы не помнить… Лет пятнадцать назад во время такого вот визита Эсмеральда торжественно подала кусочек хлеба, намазанный какой-то черной зернистой пастой, солоноватой и странной на вкус.

– Представляешь, я купила на антикварном аукционе консервную баночку настоящей икры. За целый век она не испортилась!

– Баночку чего? – переспросил Карл. А когда узнал, что его накормили засоленными рыбьими зародышами, сто лет назад вынутыми из живота убитого осетра, его вырвало прямо на стол…

Перестав смеяться, мать посмотрела на сына жалеюще:

– Бедненький, ты за всю жизнь ни разу не попробовал ни рыбки, ни колбаски. А меня бабушка в детстве угощала копчененькой… Как это было вкусно!

Ветер не сразу вспомнил, что такое «колбаска». О боже. Это же мясо свиньи вперемешку с жиром, утрамбованное в кишки… Его замутило.

– Когда же наконец у тебя появится любовница? – строго спросила Эсмеральда.

Карл закатил глаза, а она хищно подалась вперед.

– Ага! Мелькнуло что-то живое! У тебя есть женщина! Познакомь нас!

Представив встречу бесцеремонной Эсмеральды с невежливой Каролиной, Ветер содрогнулся.

А мать опять сдернула прищепку и наклонилась, втягивая носом воздух.

– Но почему нет запаха? У тебя с ней настоящие отношения?

– Мы не «спим», если ты имеешь в виду это. – Он иронически употребил пошлое слово из ее лексикона.

– Мон дье… – Мать пригорюнилась. – Иногда мне кажется, что я тебя не родила, а нашла в рефрижераторе. Сколько раз тебе говорить: мужчины и женщины существуют для того, чтобы заниматься любовью, а не для того чтобы…

Он поднялся.

– Знаешь, мне пора. Устал с дороги. И очень много работы.

Всегда одно и то же. Сколько ни настраивайся, сколько ни запасайся терпением, она непременно доведет до белого каления. Ничего, следующий визит только через месяц.

В прихожей, уже прощаясь, Эсмеральда воткнула еще один шип:

– Я тебе одно скажу, сынуля, и уж можешь мне поверить. Если баба тебе не дает, значит не любит. Гони такую к черту.

Он поморщился. До чего же она вульгарна. А каков лексикон – «дает»! Это что-то из позапрошлого века.

– Оставь ты свою глупую гордость, – прогундосила мать. – Воспользуйся Системой. «Соска» для того и существует, чтобы помочь болванам вроде тебя найти пару.

– В юности этого не делал, уж как-нибудь и теперь обойдусь, – буркнул Ветер.

СПАС И «СОСКА»

Злился он еще долго. Впрочем, как всегда после «материнского дня». Сел в свободное такси, набрал на пульте домашний адрес, поехал через центр, а всё не мог успокоиться.

Значит, он должен воспользоваться «Соской», а? В свои шестьдесят, кошкин хвост, девять лет! Да кем она его считает?

Главное достижение научно-технического прогресса, без которого жизнь ЕФ уже невозможно представить, называется СПАС – Система Персонального Анализа и Содействия, или попросту Система. Это мощная счетно-учетная машина, вернее, целый комплекс «мониторов» и блок-агрегатов разного назначения.

Каждый сотрудник Федерации, появляясь на свет, немедленно регистрируется СПАСом, который потом сопровождает человека через все стадии жизни, следя за его здоровьем и приходя на помощь в самых разных ситуациях.

Медицинским контролем ведает МЗ (Монитор Здоровья), аккумулирующий все данные и напоминающий об очередной проверке.

МРЛ (Монитор Развития Личности) тоже регулярно направляет людей на тестирование, но не физиологическое, а личностное. У детей подобные переаттестации происходят каждую школьную четверть, корректируя индивидуальную программу обучения и развития каждого пансионера и лицеиста. У студентов – раз в семестр. Выпускнику лицея или университета МРЛ подсказывает перечень профессий, к которым у человека есть склонность и призвание.

Став взрослым, сотрудник постоянно имеет дело с МТД (Монитором Трудовой Деятельности), функция которого – оптимально совмещать навыки, способности и интересы человека с выполняемой работой и занимаемой должностью. Основной принцип организации труда в Федерации прост: каждый должен любить свою профессию. Все работы, лишенные потенциала развития или неспособные приносить радость, давно выполняются машинами. Бывают, конечно, сложные случаи, когда МТД не может подобрать ничего подходящего, но это лишь означает, что профессии, которая увлекла бы данного конкретного сотрудника, не существует. Тогда Система ее изобретает, приспосабливаясь к данным, собранным Монитором Развития Личности. На свете не бывает людей, которые совсем ни к чему не пригодны. Все время возникают какие-то новые специальности, и каждая оказывается полезной, даже если поначалу выглядит диковинно. Например, пару лет назад появилась вроде бы несерьезная профессия: играть с домашними животными. Однако очень быстро она стала популярной и востребованной. Ведь все в стране трудоголики, все любят свою работу и занимаются ею допоздна, не считая времени. А кошке, или собаке, или попугаю дома тоскливо. Ими нужно заниматься, с ними нужно играть. Теперь же есть специалисты самого разного направления: кто-то плавает с лабрадорами, кто-то умеет играть в норную охоту с таксами, кто-то учит попугаев разговаривать и петь. Вроде бы чепуха, но объем счастья и праздника в обществе стал чуть больше, чем прежде, а не это ли, в конце концов, самое главное?

В армию и флот Система направляет тех, кто адреналинозависим и имеет повышенный уровень психологической агрессии. В прежние времена такие люди могли бы стать преступниками, а сейчас расходуют свою избыточную энергию и потребность в риске на полезное дело: охрану страны. Но в офицеры и генералы Система определяет людей совсем иного склада – хладнокровных и взвешенных. Никто не обижается, потому что в ЕФ не существует понятия «карьеры». Монитору виднее, кому на какой должности находиться. И вовсе не факт, что быть начальником приятнее или интереснее. К тому же зарплата зависит не от должности и не от звания, а от опыта и заслуг. Рядовой сотрудник, давно и хорошо выполняющий свою работу, может получать в несколько раз больше молодого директора.

МФ (Монитор Финансов) – нечто вроде единого банка, где у каждого учреждения, у каждой фирмы и у каждого сотрудника имеется свой денежный счет. Туда поступают прибыль, бюджетное финансирование, зарплаты. Оттуда же производятся все выплаты. Купюры, монеты, кошельки, бумажники теперь можно найти только у антикваров. Человек набирает на кассаторе свой номер, прикладывает палец – и операция совершена.

В смысле государственном самый важный компонент Системы – МНВ, Монитор Народной Воли. Раньше, в эпоху примитивной демократии, существовала нелепая и оскорбительная для человеческого достоинства система принятия общественно значимых решений, при которой каждый, вне зависимости от жизненного опыта и личных достижений, имел один голос. Люди выбирали депутата, губернатора или президента, полностью передавая им все права по управлению городом, областью или страной. При таком положении дел в руководящие органы, разумеется, попадали только те, кто стремился к власти, а вовсе не те, кто должен ею обладать по своим качествам. Эту проблему помог решить Монитор Трудовой Деятельности, который назначает человека на руководящую должность в соответствии со способностями – вплоть до регулятора всей Федерации. Отказываться нельзя – это общественная обязанность, закрепленная в законе. Отработал срок губернатором, мэром или министром – свободен. Дальше живи как хочешь. Бывало, что МТД вдруг вытаскивал в федеральные регуляторы, на высший государственный пост, какого-нибудь совсем неожиданного сотрудника – школьного учителя, врача, один раз даже пожарного. И всегда оказывалось, что Система выбрала верно. На то она и СПАС.

Но Монитор Народной Воли занимается не кадровыми назначениями, а референдумами, с помощью которых в стране решаются все мало-мальски важные вопросы. Достигнув совершеннолетия в тридцать лет, сотрудник получает стартовый электоральный капитал – 10 бюлей (от слова «бюллетень»). Впоследствии этот капитал растет – в зависимости от опыта и заслуг. У Карла в его нынешнем возрасте и положении накопилось 77 бюлей, а есть почтенные сеньоры и выдающиеся личности, чей электоральный капитал доходит до 200.

Референдумы бывают разных уровней – для жителей квартала, поселка, автономной республики, всей федерации. Депутаты только формулируют вопросы, по которым нужно принять решение, и назначают день голосования. И каждый сотрудник может использовать свой капитал в поддержку того или иного решения. Для этого повсюду установлены кабинки. Набираешь персональный номер, прикладываешь палец – и твои бюли учтены.

Уча непутевого сына жизни, Эсмеральда помянула еще один компонент СПАСа, так называемую «Соску» – СОС, Службу Оптимальной Сочетаемости. Эта ипостась Системы служит евразийцам вечным предметом шуток, но при этом является одним из главных гарантов душевного благополучия жителей большой страны.

Современная наука установила, что в античной легенде о разделенном андрогине, половинки которого ищут одна другую по всему свету, чтобы вновь соединиться, имеется рациональное зерно. Данные, накопленные Монитором Развития Личности в результате длительного и многократного тестирования, показали, что есть пары, сочетаемость психофизиологических параметров у которых стремится к 100 процентам. Собственно, иногда бывают и все сто, но редко: не более чем у 2 процентов населения. Согласно одной из гипотез, этот коэффициент неслучаен. В ЕФ живет одна пятидесятая человечества. Это значит, что с 98-процентной вероятностью твоя вторая «половина», увы, является иностранцем или иностранкой, и вы вряд ли когда-нибудь встретитесь. Разве что сказочно повезет.

Но для счастливой пары вполне достаточно и восьмидесятипроцентной совместимости. Обычно человек, желающий создать семью или просто завести романтическое знакомство, запускает в СОС свои параметры – и получает список сотрудников противоположного пола, которые ему больше всего подходят. Чаще всего знакомство между молодыми людьми в Евразии начинается именно так. Кто-то звонит по визофону и говорит: «Привет. Мне тебя порекомендовала “Соска”. Если ты свободна (или свободен), может, познакомимся?»

Но во времена Карловой юности у продвинутой молодежи прибегать к помощи «Соски» считалось не комильфо. Тогда была мода на так называемый «брак-праздник»: чтобы он и она жили поврозь, даже в разных областях страны, каждый занимался любимой профессией, а встречались в выходные, коротко. Считалось, что при таком сосуществовании любовь будет не буднями, а чередой коротких, но ярких праздников. Так Ветер и пропраздновал всю молодость. Девушки, а потом женщины ему попадались всякие, в том числе и совершенно замечательные, но ни с одной из них не хотелось жить под одной крышей или завести ребенка. Должно быть, «Соска» эти романы не одобрила бы.

И в ту самую минуту, когда Ветер, мчась по проспекту, качал головой, удивляясь, как это он столько лет прожил без настоящей любви, без Каролины, завибрировал визофон. И это, конечно, была она.

Каролина обладала поразительным даром звонить именно тогда, когда Карл начинал о ней думать.

А впрочем, ничего поразительного. Он думал о ней почти все время.

– Ну и? – сказал в ухо хрипловатый голос. Изображения Каролина не включила. Просить – Ветер знал – бесполезно. Ему ужасно, просто ужасно хотелось увидеть ее лицо. Но ладно. Хоть голос.

– Вернулся. Еду домой, потом на работу.

– Мм. Держи в ку.

И разъединилась. Манера разговаривать у Каролины была чудовищная. Мало того что никаких цирлихов-манирлихов, так она еще и фраз не заканчивала, а иногда не договаривала и слово, если считала, что и так понятно. Ветер долго не мог привыкнуть, а потом научился понимать и ценить этот обрывочный стиль общения. Он означал, что люди близки, что они понимают друг друга с полуслова или даже вообще без слов. Раньше ни одна женщина не умела понимать Карла без слов. У Каролины это получалось запросто.

– Да, это несомненно сто процентов, – пробормотал он, улыбаясь.

Но мысленно прибавил: «Во всяком случае, по психопараметрам. Насчет физиологических неизвестно». И нахмурился.

Около дома не сразу вышел из такси. Не открылась дверца – забыл расплатиться.

Устал. Надо немного поспать. Потом работай хоть всю ночь.

В ФСБ

Ученые доказали, что в старые времена люди тратили треть своей короткой жизни на сон, потому что неправильно спали – не умели. Для избавления от накопленной за день мозговой усталости ребенку требуется три часа, в гормональном возрасте нужно полтора, сеньорам же довольно и сорока минут. Только засыпать следует по определенной методе, гарантирующей глубокий, здоровый сон.

В 19.43 Карл переступил порог своей холостяцкой квартиры, которая, встречая хозяина, сама включила свет, закрутила под потолком вентиляторы и запустила обогреватель воды. Через семь минут жилец уже лежал в постели. Поочередно упокоил все участки тела, снизу вверх, с ног до головы, и провалился в уютный синий омут, а без двадцати пяти девять вынырнул обратно на поверхность. Привычно восстановил контроль: ноги, туловище, шея, голова. Легко поднялся. Вприпрыжку побежал принимать душ.

Можно снова работать.

На службу Ветер ездил не на общественном транспорте, а на собственной элтээске – ЛТС, личном транспортном средстве, предназначенном для недальних городских поездок.

Это компактный прибор, умещающийся в небольшой планшет, который носят на плече. Оттуда вынимается подставка – легкая, но твердая пластина. На нее встают ногами и нажатием носка включают компрессор. Поднимается невесомая оболочка, внутри которой находится пассажир. Если дождь, можно замкнуть пленку над головой. В этом пузыре, способном летать на небольшой высоте, горожане обычно и перемещаются.

В старинных перенаселенных городах подобное средство передвижения, конечно, было бы невозможно – летуны сталкивались бы, мешали бы друг другу. Сталкиваются они, бывает, и сейчас, но ничего страшного не происходит – эластичные пузыри просто отскакивают один от другого, а пассажиры вежливо извиняются либо чертыхаются, это уж в зависимости от воспитания и настроения.

Пролетая над своей улицей, Ветер кивал знакомым. Кто-то шел внизу, по тротуару, кто-то тоже плыл в элтээске, поблескивая прозрачной сферой в ярком свете фонарей.

Карлу нравилась высота. Он поднялся на максимально разрешенные двадцать метров, глядя вниз на зеленые прямоугольники и овалы крыш. Жилые дома в столице не выше двух этажей, на крышах – газоны или клумбы. Сверху район похож на цветущее поле, всё состоящее из маленьких холмов.

В центре полагалось летать небыстро и ниже уровня фонарей, поэтому Ветер спустился до четырех метров и сбросил скорость.

По обеим сторонам проспекта располагались официальные учреждения, магазины, театры, рестораны. Карл любил столицу вечером, когда горожане праздно шатаются по улицам, разглядывая витрины и афиши.

В глаза ему бросилось огромное электрическое табло над кинотеатром. Там переливалось яркими красками название: «День стрекозы». Ах вот про что говорила Эсмеральда. Ну конечно! Она в прошлый раз рассказывала, да вылетело из головы. Ее пригласили консультантом на трехсенсорный фильм – это когда к изображению и звуку прибавляются еще и запахи. Зрителям показывают день стрекозы, летающей по полям и лугам, среди природных ароматов. Надо до следующего визита обязательно сходить, а то мать обидится.

Мысль мелькнула и исчезла вслед за людным проспектом – Ветер свернул в переулок.

Федеральная служба безопасности размещалась в обычном типовом строении для небольших ведомств: двор с распахнутыми воротами, в глубине поросший травой холм, склоны которого светятся окнами – будто многоглазое чудо-юдо.

На спортивной площадке, в белом искусственном сиянии ламп, азартно рубились в пинг-понг два сорокалетних разгильдяя – Макс и Рекс из АЦ, Аналитического Центра.

Заметив директора, Макс крикнул:

– Привет, Карл!

Рекс, коротко оглянувшись, махнул рукой.

– Работнички, – сурово сказал Ветер, проходя мимо. Разгильдяям нужно постоянно напоминать, что они разгильдяи, – теоретически это должно поддерживать в них правильный градус виноватости. Хотя виноватыми молодые люди не выглядели.

Предшественник Карла брал на работу в АЦ маньяков, обожавших возиться с аппаратурой. Они там что-то без конца налаживали и совершенствовали, отчего отдельные блоки без конца ломались или находились на профилактике. Ветер же нарочно взял лентяев. У них машины всегда были в полном порядке, а если ломались, Макс с Рексом быстренько устраняли неисправность и бежали играть в пинг-понг, к биллиардному столу или на баскетбольную площадку, устроенную на месте бывшей стоянки для спецтранспорта.

Были времена, когда ФСБ была крупной конторой, где работали тысячи людей. Но за последние десятилетия многое переменилось.

Первым, еще в прошлом веке, был упразднен Следственный департамент. Система СПАС с ее профилактикой психического здоровья и социальных аномалий постепенно искоренила преступность, что, с одной стороны, было прекрасно, однако имело и свои минусы, в чем сейчас убедился злосчастный директор, не имеющий понятия, как взяться за расследование убийства.

Давно исчезла Мобильная полиция, обученная молниеносно реагировать на любые опасные ситуации, при необходимости используя силу. Опасных ситуаций больше не возникало, а те, что происходили – аварии или стихийные бедствия, – перешли в ведение Службы спасателей.

Двадцать лет назад распустили Департамент контр разведки. Правительство решило, что он больше не нужен. Чем больше главный оппонент, Южно-Атлантическая Империя, будет знать о планах и реальной жизни Евразийской Федерации, тем лучше. Большинство конфликтов и войн в истории возникали из-за недостаточной осведомленности о противнике и ошибочной интерпретации его действий.

Департамент разведки сократили уже на памяти Карла Ветра – за счет отказа от заграничной резидентуры. Раньше ФСБ тратила много времени и средств на внедрение секретных агентов, которые жили вдали от родины, добывая информацию о кознях врагов. Эти самоотверженные люди вели тяжелую жизнь в неприятном окружении, иногда «проваливались», гибли. Правительство решило: хватит. Во-первых, Империя перестала быть опасной. А во-вторых и главных, очень развилась техника дистанционного наблюдения, всеохватывающего и не связанного с риском.

Ею ведает один из трех сохранившихся в ФСБ департаментов – Внешний. Присмотр за Империей – его основная задача. Наблюдение ведется орбитальными космическими аппаратами и «телеперископами», тайно размещенными в стратегически важных точках чужой страны, в том числе в императорском дворце, в министерстве обороны, в генеральном штабе, на военных объектах и так далее. За нейтральными странами тоже присматривают, но в гораздо меньшем объеме, а государства, заключившие с ЕФ союзный договор, от негласного надзора освобождаются.

Во Внешнем департаменте шесть «профилей»: военный, политический, научно-технический, персональный (этот ведет наблюдение за иностранными деятелями, требующими особенного внимания), аварийный (на случай какой-нибудь технической катастрофы, представляющей угрозу для всей планеты) и космический (для наблюдения за иностранными летательными аппаратами). В каждом «профиле» по три инспектора, работающих посменно. Если наблюдающее устройство регистрирует нечто тревожное или примечательное, инспектор вникает в суть дела и принимает решение сам либо докладывает начальнику департамента. Этих девятнадцати сотрудников вполне хватает, чтобы присматривать за порядком на планете.

Внутренний департамент и того меньше, всего три «профиля»: аварийный, транспортно-коммуникационный и персональный – последний приглядывает за психически проблемными соотечественниками, вернее за датчиками, реагирующими на нервное возбуждение объекта.

И еще есть Аналитический Центр – зал, набитый умными машинами и обслуживаемый двумя гениальными лентяями.

Вот и вся Федеральная служба безопасности. Плюс директор и, конечно, главный человек всякого солидного учреждения – администратор, в обязанности которого входит превращение места работы в земной рай, где каждому хорошо и комфортно, так что не хочется уходить домой.

Опытные администраторы нарасхват, ведомства и частные компании переманивают их друг у друга. У Карла администратор был просто чудо. То есть, не был, а была.

– Привет, Карл, – сказала Марта. – Я клюквенный кисель сварила. Обалденный! Будешь?

Она еще и прекрасно готовила, любила это занятие.

– Потом.

Марта семенила рядом, подстраиваясь к его быстрой походке.

– Макс с Рексом требуют поставить во дворе скалолазную стенку.

– Зачем?

– Не знаю. Лазить. Что ответить?

– Ответь: «Шиш вам».

– А я бы поставила. Ребята на работе практически живут. Жалко тебе, что ли?

– Ну поставь. Что ты меня спрашиваешь? У тебя бюджет, вот и распоряжайся… Мика на месте?

– Где ж ему быть? – удивилась Марта. – У себя. Дрыхнет. Дома у него близняшки орут, не поспишь.

– Если что, я у Дельфина.

Мика Дельфин был друг и начальник Внутреннего департамента. Имя он сохранил детское. Морскую фамилию взял, потому что всегда увлекался дельфинами. По образованию и опыту он был инженер лингвоаналитических машин: это такие устройства для автоматического перевода с языка на язык. Мика исследовал методы общения с дельфинами – большое, перспективное дело. Раньше он и Карл вместе работали под водой. Потом Ветер перешел в ФСБ и перетащил друга за собой. Мика не хотел, упирался, но он был слабовольный, чем Карл всю жизнь беззастенчиво и пользовался.

Сам-то Ветер был упрям, всегда поступал по-своему. Он не только отказался искать любовь через «Соску», но и стезю себе выбрал без подсказки. К Системе за помощью обращаться не стал. Потому и промахнулся с выбором первоначальной профессии, но никогда об этом не жалел. Любил повторять, что только ошибки делают жизнь полноценной.

После лицея Карл не пошел учиться дальше, в университет, а поступил в школу подводного плавания. Он очень любил море и верил (ошибочно), что правильная специальность – та, при которой увлечение совпадает с работой.

Ерунда, конечно. Человек должен работать и должен отдыхать от работы. Смешивать два этих занятия нельзя. Периоды напряжения следует чередовать с периодами релаксации, иначе быстро выдохнешься и потеряешь вкус к жизни. Работа обязательно должна быть трудной. После нее нужно чувствовать себя выпотрошенным и опустошенным. А когда день за днем порхаешь золотой рыбкой по волшебным морским глубинам, то непонятно, от чего отдыхать и о чем мечтать.

Поумнев, сорокапятилетний Карл перешел на самую тяжелую службу, какая только существовала в Евразийской Федерации – ЦУК, Центр урегулирования конфликтов. Там вечно не хватало кадров, очень уж нервное дело.

Вот вроде бы благополучное, по уму устроенное общество. Все сотрудники делают общее дело, собачиться не из-за чего. Как бы не так. Между собой конфликтуют ведомства и частные фирмы, соседи и коллеги, супруги и соперники в любви, наконец, просто люди с паршивым характером. Есть несколько инстанций, куда могут пожаловаться частные лица и организации, неспособные спокойно договориться. Сначала обращаются к мировому посреднику, потом в суд, а если совсем Ватерлоо-Бородино, тогда идут в ЦУК – это называется «цукаться».

В ЦУКе молодой Ветер насмотрелся на изнанку жизни, узнал человеческую природу со всех сторон.

Обычно ведь как? Все вежливые, улыбчивые, стараются быть приятными. А сколько за этим иногда таится раздражения, внутренних комплексов!

Работник ЦУКа должен понять каждого, ничего не упустить и быть в своем решении безупречным. Человек может уйти, недовольный решением, но ни в коем случае не оскорбленный и без ощущения несправедливости.

Руководил ЦУКом Максим Львович Старицкий, это была его последняя служба, прежде чем он ушел в отставку и стал членом Совета Старейшин. Всему, что Карл знал про жизнь, он научился, когда работал у Максима Львовича личным помощником. Ни за что не ушел бы от такого человека, находиться рядом с которым было просто счастьем. Но однажды шеф вызвал его и сказал:

– Карл, ты не на своем месте. Мне приятно с тобой работать. Я привык к тебе. Я тебя ценю и люблю. Выражаясь по-старинному, ты стал мне как сын. Но держать тебя при себе – с моей стороны эгоизм. Мы будем дружить, ты будешь часто приходить ко мне в гости, но человек должен заниматься тем, к чему у него призвание. Обращаться в СПАС за рекомендацией ты не хочешь – твое право. Но я думал про тебя. У тебя весьма необычное сочетание пристрастий и фобий. С одной стороны, ты ненавидишь рутину. С другой – терпеть не можешь непредсказуемостей, стремишься, чтобы всё в жизни было под контролем. При этом по-настоящему ты оживляешься, только когда возникает кризис и его нужно купировать с максимальной скоростью и наименьшими затратами. В прежние времена тебе следовало бы носиться на пожарной машине с насосом и тушить огонь. Ну, а в современной действительности… Иди работай или кинематографическим продюсером, или в ФСБ.

Ветер, конечно, сунулся на киностудию, но не устроился – слишком много желающих. Зато в ФСБ его взяли сразу. И там он наконец почувствовал себя на своем месте. Не так давно, из любопытства, загнал-таки свои данные в СПАС, и Система выдала заключение, где на первом месте значилось: «Рекомендуется деятельность, связанная с управлением сложными, высокотурбулентными структурами – в федеральном правительстве или структуре национальной безопасности».

А не был бы дурак – прошел бы тест четырьмя десятилетиями раньше и достиг бы в своей профессии большего.

Хотя и так грех жаловаться. За десять лет из рядового инспектора дорос до директора. Правда, и ведомство сильно усохло – главным образом благодаря усилиям самого Карла. Это он оптимизировал и рационализировал структуру ФСБ до нынешнего алгоритма, лаконичного и эффективного.

Мика Дельфин в самом деле спал, положив ноги в стоптанных башмаках на стол. С толстой нижней губы свисала слюна, короткий нос уютно посапывал.

У Дельфина дома – большая редкость в Евразии – не переводились дети. Его жене нравилось ходить беременной и рожать. Мика говорил, что обожает возиться с пеленками и бутылочками, вдыхать запах грудничков, рассказывать малышне сказки. Одни дети подрастали и отправлялись в пансион, вместо них появлялись новые. По выходным и на каникулы у родителей собирались все дельфинята – не то девять, не то десять отпрысков, самый старший уже на четвертом десятке, мужчина.

– Эй, хватит дрыхнуть.

Карл бесцеремонно потряс помощника за плечо.

Тот потянулся, сладко зевнул.

– Венулся?

Мика не выговаривал букву «р», но не спотыкался на ней, а просто ее игнорировал. – Азнюхал что-нибудь полезное? Гушу хочешь?

И сам цапнул с блюда грушу – он всегда что-нибудь жевал.

Дельфин был настоящим сокровищем. Время от времени начинал угрожать, что однажды вырвется из Карловых щупалец и наконец займется настоящим делом: закончит словарь языка Cephalorhynchus hectori[9], но друзья не могли жить друг без друга. Во всяком случае Ветер без Мики точно не мог.

Это Дельфин изобрел инфосепаратор, позволивший Аналитическому Центру выделять из миллиона единиц информации только ту, на которую должен обратить внимание инспектор. Дельфин же разработал ЛП-9, очень облегчивший работу профиля, который присматривал за проблемными жителями страны. Локатор перемещений, или «липучка», – это почти невидимый прозрачный датчик, который очень легко прицепить к человеку, и потом можно наблюдать за всеми его передвижениями. На каждом из 328 психически неблагополучных «клиентов» Внутреннего департамента присобачена такая «липучка», в большинстве случаев негласно, по рекомендации СПАСа.

Страницы: «« 23456789 »»

Читать бесплатно другие книги:

Гоблин Оди сделал все, чтобы попасть на затерянный в океане мятежный Формоз – вышедшее из-под контро...
Она красивая стерва, журналистка, известная разоблачениями знаменитостей. Он успешный бизнесмен, соз...
«Если в детстве звезда школы не пригласила тебя на день рождения из-за твоего некрасивого платья, то...
- Марин, что у тебя с лицом? - удивлённо приподняла я брови, глядя на подругу, которая должна была п...
1967 год. Мир, которым правит магия аристократов. Где рок-н-ролл звучит даже во дворце ее Императорс...
Обитатели Паддока переходят на новый уровень, но понимают это слишком поздно. Из старого союза образ...