Инфер 3 Михайлов Дем

Когда она вошла, я встретил ее также ласково, как и ее бывший третий муж, ныне покойный – двумя выстрелами в живот. Замерев на месте, схватившись за живот, она медленно подняла лицо и уставилась на меня – сидящего в ее любимом старинном кресле с высокой изогнутой спинкой и широкими мягким подлокотниками. Боли на ее красивом лице не было – пробитая второй пулей личная носимая аптечка сработала отлично, успев впрыснуть немалую дозу лекарств еще до того, как она успела почувствовать обжигающую боль. А судя по прерывистому писку, аптечка еще кое-как функционировала. Значит, продолжала подавать лекарства в организм. А заодно наверняка подняла тревогу.

Меня не волновало ни первое, ни второе. Пули были особыми, лечи не лечи – ей не жить. Спасут разве что в госпитале, если решительная бригада врачей оперативно удалит половину внутренних органов, заменив их временными имплантами. А охрана… охрана не придет.

– Нет, – покачал я головой и озвучил то, что знал я, но на что все еще надеялась она. – Охрана не придет. Жить тебе еще минут пятнадцать. Без аптечки пять. Но так и так через пару минут ты свалишься в кому, откуда уже не выйдешь.

Умный взгляд женщины, что выглядела подтянутой спортивной современной бабушкой лет на шестьдесят, а на самом деле готовилась распечатать тринадцатый десяток, чуть вздрогнул, чуть поплыл. Она оценивала мои слова… чутье и опыт подсказали ей – я не лгу. Это конец.

Сделав осторожный шаг, она медленно, по-прежнему не отпуская рук от пробитого живота и пострадавшей аптечки, опустилась во второе кресло, что стояло в паре метров от меня. Секунд двадцать мы мерились взглядами, а затем она, поняв, что я просто наблюдаю и жду, спросила сама, начав с самого неправильного вопроса.

– Кто платит тебе?

Все же я переоценил ее интуицию.

Я промолчал, но качнул головой, давая ответ и заодно давая шанс задать правильный вопрос. Она снова не поняла и повторила, заодно попытавшись начать торговлю:

– Кто заказал меня? Я заплачу в десять раз больше. Заплачу прямо сейчас – за антидот от той заразы, что ты вбил пулями в мое тело.

Вот в чем дело… она решила, что раз я сразу не прострелил ей голову, то только потому, что жду от нее выгодных деловых предложений. Она еще не верит, что это на самом деле конец. Придется ее разочаровать:

– Это не заказ, – мирно улыбнулся я, глядя на старый револьвер в моей руке. Старый, но в идеальном состоянии. Оружию давно уже исполнилось два века, а мне оно досталось по наследству от одного старого черного засранца, что обитал под навесом на крыше не менее старого небоскреба, на добрую треть ушедшего в океан. – Это личное. От меня – тебе.

Вот теперь она поняла. В ее лице что-то неуловимо изменилось. Откинувшись на спинку кресла, она убрала руки с покрасневшего живота, мокрый от крови шелк облепил ее плоский живот, все еще полные бедра и едва заметный прямоугольник ультрасовременной аптечки.

Понимая, что ее время уходит, и одновременно понимая, что я не солгал и торговли не будет, но явно все еще надеясь на охрану, что почему-то не спешила спасать ее драгоценную жизнь, она, убрав руки на подлокотники, задала, пожалуй, самый главный вопрос. И на этот раз она не ошиблась:

– За что?

– Львиная лапа, – едва заметно улыбнулся я. – Так называется один ныне вымерший вроде бы цветок…

– Цветок, что рос в высоких горах… Эдельвейс…

– В высоких горах и среди океанских волн, если верить легендам морских племен, – добавил я, и во мне снова всколыхнулся отголосок застарелой и почти уже умершей ненависти. – Не прикидывайтесь. Вы не можете не помнить старую жилую башню, что в дни своего расцвета была окрашена в белоснежный цвет.

– Благородно-белый… – едва слышно произнесла она, и в ее глазах зажглось понимание.

А следом появилась обреченность. Она поняла – не сторговаться. Особенно с тем, кто забрался так далеко и высоко только ради лишь старой полузабытой истории…

– Да, – согласился я. – Все верно. Благородно-белый в переводе с немецкого. Эдельвейс. Поэтому чаще всего тот старый небоскреб называли Белой Башней. Но в поздние времена башня уже не была белой… А когда башню забросило правительство, и там обосновались независимые общины и беженцы, башня еще не раз меняла названия – с каждым новым царьком, что мечтал увековечить свое никчемное имя. Но старое название никто не забывал. Белая Башня… Смешно, да? Я рожден в Белой Башне, а занимаюсь такими делами как отстрел старушек посреди вечной ночи. Может, мне стоило родиться в Темной Башне? Как считаете, благородная леди?

– Ты… ты один из тех, кто выжил… был ребенком?

– Да, – кивнул я, не сводя взгляда с ее начавшего мертветь лица. – Я один из тех, кто выжил после той тотальной зачистки… Вы послали по наши души целый отряд наемников и дали им всего один приказ – убить всех! И они постарались…

– Я… у меня была причина так поступить!

– Да, – снова кивнул я. – Не спорю. Может и была… Ваш любимый сын, единственный, что был зачат и рожден естественным путем, не считая пятерых других, пробирочных… он упал в океан неподалеку от Белой Башни. Был подобран рыбаками-сборщиками…

– А затем был убит! Убит без причины! Потехи ради!

– Ну… мне опять нечего возразить. Вы были в своем праве, – медленно произнес я. – Кровная месть придумана давно. И мало кто в этом мире будет страшнее матери, мстящей за свое убиенное дитя. Пусть дитяте давно за восемьдесят, и он успел прожить длинную полноценную роскошную жизнь… он все еще остается ребенком для своей мамочки, да? Да… Так и есть. Я бы даже понял это… Но вы… вы отдали приказ убить всех до единого. И наемники выполнили приказ. Мы… мы перестали существовать…

– Я имела право! Мой сын!

– У нас тоже были дети… Настоящие дети, а не моложавые старики. И я был одним из тех детей, кто жил впроголодь на верхних этажах старой башни. Прибывшие наемники учинили резню! Спастись удалось очень немногим. Большинство из выживших были дети – мы знали родную небесную башню как пять собственных пальцев. Каждый ее укромный уголок. Каждую щель, куда не протиснуться взрослому. Но в места, куда не могли попасть наемники, легко пролазили стволы их автоматов и огнеметов. Туда удивительно легко залетали осколочные гранаты… Мы пытались дать отпор. Но получилось, откровенно говоря, прямо вот хреново… Я выжил чудом. Выжило еще несколько детей и парочка едва дышащих взрослых. А затем, спустя пять суток после того, как последний наемник покинул горящую башню, за нами прилетел эвакуационный транспорт, посланный одной из тех организаций, что хоть как-то пытались помочь бедноте по всему миру. А затем нас раскидало по всяким приютам и богадельням. Мы стали никому не нужными сиротами. Вы… да в жопу вежливость… ты уничтожила мой мир, старуха. Спустя многие годы я вернулся в обгорелую и заброшенную Белую Башню. И там, взорвав пару плит и вскрыв убежище, что в прошлом сохранило жизнь тощему пацану, я нашел вот этот старый револьвер… Люблю револьверы с тех самых пор, как та сука-наемница получила пулю в смеющийся рот и заляпала мозгами шлем. Один выстрел – и смех как отрезало. Мораль сей истории? Она проста – топча тело дохлого чернокожего старика, не поднимай заляпанное его кровью забрало, чтобы хлебнуть водки из бутылки…

– Я не сожалею!

– Ну еще бы, – хмыкнул я. – Конечно, не сожалеешь. Я вижу это. Ты отомстила и успокоилась. Регулярно отсылаешь целые охапки любимых цветов на могилку сынули – белые огромные колокольчики. Такие же ненастоящие, как и твоя молодость… ты ведьма… старая и почти всемогущая ведьма. Неприкасаемая, недосягаемая, повелевающая миллионами жизней и целыми денежными океанами, живущая там, куда не попасть обычным смертным вроде меня.

– Но тебе удалось… как?

– Это было одним из условий сделки, подписанной кровью. – тихо рассмеялся я. – Одно из моих требований – возможность получить голову старой ведьмы, что живет так высоко. Или здесь, в космосе, уже нет понятия высоко и низко? Космическая ведьма в звездном замке… и я добрался до тебя! На это потребовались годы… но я добрался. Я убил многих ради этого момента – и вот я здесь.

– Как? Сюда нет доступа… Никому нет доступа в этот сектор…

– Ты правила почти целой планетой, пока не решила убраться подальше от умирающего мирка. Так ты отдала мир новому игроку, что быстро набрал силу и стал править там, где некогда правила ты. Алоха Кеола, старуха. Алоха Кеола радостно отдала тебя мне после того, что я сделал для нее. Ты просто часть сделки…

– Он? Он бы не посмел… мое влияние… – старуха умирала, и слова едва вылезали из ее перекошенного рта. – Одного моего слова и по сей день достаточно, чтобы начать войну на целом континенте…

– Ну… похоже, ему посрать на твое влияние. – произнес я, поднимая старый револьвер, заряженный новыми пулями. – Прозвучит немного сентиментально, конечно… попробуй не смеяться, ладно? За Белую Башню…

– Я ни о чем не жалею…

– Да мне уже похер, – признался я, нажимая на спусковой крючок и пробивая дыру в высоком чистом лбу ведьмы из звездного замка…

Глава первая

Смерть юной туземки порадовала зрелищностью и удивила нелепостью.

Сначала мы услышали далекий – слишком далекий – рев какого-то зверя. Следом послышался дикий перепуганный бабий визг, и навстречу нам, прорвавшись сквозь колючие сухие заросли в тени вековых деревьев, пробилась израненная почти обнаженная фигурка. На бегу обернувшись, она зацепилась волосами за наросты коры, резко рванула головой, освобождаясь и поворачиваясь обратно. Этот маневр на бегу помог ей успешно исполнить первый трюк – наткнуться глазом на длинный растительный шип, растущий из какого-то крупного полосатого плода. На секунду замерев – а шип вошел глубоко – она вдруг очнулась, отдернула голову и с радостью опытного исполнителя показала заключительный номер – в странном дерганном прыжке перелететь изломанный пень и головой вперед залететь под колесо внедорожника. Нас слегка качнуло…

– Вы это видели?! – заорал очнувшийся от ступора Хорхе, ударяя по тормозам. – Вы видели, чего эта сука исполнила? Вон ее жопа в цветах! А я… я ведь не…

– Не истери, – буркнул я, вываливаясь из машины.

– Я бы не успел! Даже захоти – не успел бы!

– Встали, – скомандовал я, дублируя приказ жестом.

Хотя особой нужды не было – весь рядовой состав пребывал в том же охреневании, что и бывший советник, замерев и неотрывно глядя на мертвое тело за передним колесом машины. Голову раздавило влет. Дальнее дерево, высокий старый самшит с парочкой ульев, громогласно хохотало взахлеб.

– Тихо, – вздрогнул я, рывком разворачиваясь к темным дебрям. – Все замерли!

Наклонив голову, я прислушался и через секунду убедился, что мне не послышалось – джунгли злобно вопили. Одинокий мужской голос. Явно разъярен. Источник звука быстро усиливался, приближался, причем двигался примерно к тому месту, откуда на нас выскочила перепуганная деваха. Еще через пару секунд мы уже различали выкрикиваемые слова:

– Шлюха! Будешь знать, как давать ему, а не мне! Я первый воин! Я! А ты выбрала его?! Дохляка Сьюга?! Сделала меня посмешищем?! Мерде! Маллолиэнте пута! Пута! Понравилось тебе очнуться в запретных землях?! Обделалась, пута?! Для того и выкрал тебя! Бойся! И это только начало! Я догоню тебя! И поимею! ПОИМЕЮ ТЕБЯ, СУКА! – задохнувшись, голос захрипел и сорвался, заткнувшись ненадолго. Но едва отдышавшись, он снова заорал, на этот раз с нескрываемым злорадством: – Вижу тебя-я-я! Твои следы не скрыть! Я лучший следопыт! Я слышу твое дыхание, пута! Ты дышишь испуганно! Ты дрожишь!

Покосившись на дохлую девку под колесом внедорожника, я снова перевел взгляд на удивляющие джунгли.

– Я чую твой страх! Давай! Молись, сука! Молись! Я иду! Иду за тобой! И никто! Никто! Ты слышишь?! Никто не спасет тебя! Потому что нет никого круче меня в этих джунглях! Я второй после дракона! Я победитель!

Колючие заросли затрещали под бешеными ударами мачете. Сквозь пролом выскочил исцарапанный широкоплечий парень с мачете и… выгнулся всем телом, чтобы не слишком глубоко погружать ноздри в мой дробовик.

– Победитель? – вопрошающе улыбнулся я, глядя на сереющего на глазах дебила.

– Я… я? Я-я-я-я? – удивленно заблеял ушлепок.

– Дракона хоть раз видел?

– Не-е-е…

– Жаль, – огорченно цыкнул я зубом, убирая дробовик.

– Спасибо, сеньор! – обрадованно заулыбался ушлепок. – Я…

Заткнувшись, он удивленно уставился на свою грудь, где над левым соском вдруг выросло толстое древко дротика. Булькнув, кашлянув кровью, он упал на колени и завалился на бок. Опустив руку, Ссака удовлетворенно ухмыльнулась:

– Я умею метать дротики! Надо же… а до заморозки не умела… хотя целила в яйца…

Далекий рев повторился. Он звучал от руин, до которых оставалось около шести километров. За нашими спинами снова злорадно захохотал самшит.

Черепаший панцирь, это сраный гриб на стальных колесах с муравьями в глазах и жопе, гребаный живой дзот-нытик, экс-друид и трусливый самоубийца с нами не пошел. Передумал… о чем радостно и заявил минут пять назад. Причем заявил с такой детской внезапной радостью, что сначала я заподозрил какой-то сучий подвох, но затем понял – нет, подставы тут нет. У него на самом деле за считанные секунды изменилось настроение – с мрачной плаксивости на солнечное веселье. Насколько я знаю, такое возможно только у психопатов или тех, кто получил укол сильнодействующего средства в вену. А такое опять же вкалывают обычно буйным психам или депрессивной плесени.

Оповестив нас о своем намерении, заливаясь смехом, выдавливая из одного отверстия воняющую укусом мочу, а из другого слова прощания, он отстал и пожелал удачи, тут же добавив, что нас точно сожрут, по любому сожрут, но вы там держитесь. А теперь он наблюдал за нами издалека – с помощью установленной на высоком самшите камеры. Может, вернуться и прострелить ему костяную жопу? Я ведь не слепой и видел гоблинские черепа, зажатые в развилках деревьев. Он вел нас так, чтобы мы не наткнулись на эти украшения, но я приметлив. И заметил, что некоторые черепа выглядят очень свежими. Будто вчера от мяса ободрали…

Долгий недовольный рев заставил рубщиков нервно попятиться назад. Забыв о спятившем друиде в личине муравейника, я сделал шаг вперед и с недоумением улыбнулся:

– Кто-то сказал идти назад?

– Нет, сеньор, – испуганно проблеял Гонсалес и замахал рубщикам, призывая вернуться к работе.

Каппа суровым взглядом помог Хорхе вытащить труп из-под колес, и мы двинулись дальше.

Что интересно, смелей всех выглядели пошедшие с нами бледнокожие сурверы. Они были настолько наркотически обдолбаны пьянящим новым миром, что у них почти напрочь отрезало страх. Они рубили и глазели, рубили и вдыхали ароматы, рубили и мотали головами от избытка чувств. И даже при реве воспетого всеми недоумками округи дракона у сурверов начали нездорово блестеть глаза. Уверен, что сожри он их, и они будут столь же завороженно глядеть на его пищевод, заранее представляя, насколько восхитительно будет выглядеть кишечник… Что это? Говно дракона? Потрясающе!

– Тут говно! – с радостным удивлением заорал дочерна загорелый рубщик. – Гора говна-а-а!

– Вашу мать… вспомни о дерьме – и оно полезет… – пробормотал я, выбираясь обратно. – Каппа… научи не орать дебилов.

– Есть! О…

Ну да… понятно, почему проняло даже истово культивирующего холодную невозмутимую отстраненность мечника. Понятно, почему заорал рубщик, а остальные отвесили челюсти и смотрели… вверх.

– Отмена приказа, – буркнул я, глядя на то, что лежало сразу за прорубленным сквозь лианный полог проходом.

Не гора, но холм. Три метра с небольшим. Цвет черный. Торчащие в разные стороны сломанные кости и дикая вонь явственно говорили, что хозяин говна презирает вегетарианство. А вот пантер и свиней любит. Как основное блюдо. Ну и гоблинов в качестве редкого десертного лакомства. Отведя взор от черепа, забитого черным дерьмом, я приказал:

– Меняем направление. К реке. Напрямую. Каппа, Ссака… по экзам. Тут, похоже, все по-настоящему… такое не подделаешь…

Через пятьдесят метров, когда и без того влажный от испарений воздух стал чуть ли не жидким из-за дохнувшей на нас реки, мы оказались в начале спуска, где обнаружили здоровенный пролом в мелких прибрежных зарослях. Устланная вдавленными в глиняно-каменистую почву стволами сплющенных молодых деревьев просека вела до самой реки. Ну да… даже драконам надо пить. Вот только пролом странноват… обернувшись, я глянул на два могучих дерева, от которых начинался этот проход, что, несомненно, был буквально продавлен, проломлен сквозь препятствия. Некоторые деревья были вырваны и отброшены. А они весят немало… Поглядев на зависшие в лианах стволы с забитыми землей корнями, я двинулся дальше, следуя за спешащим к реке отрядом.

– Плот! Небольшой! – оповестил идущий впереди Каппа. – Шалаш. Глиняный очаг. Пусто. Какая-то сумка.

– Это того ушлепка, – ответила за меня Ссака. – Который первый воин племени, что украл девку и погнал по бездорожью. Ублюдок! Она ему не дала – а он ее кошмарить начал! Таким надо яйца кислотой выжигать! По капле! И чтобы она капала ему на подбородок – и только затем стекала к яйцам!

– Уняться! – зло рыкнул я, снова останавливаясь и смотря сначала на поваленные, затем на вдавленные в землю, а потом уже на вырванные и выброшенные стволы. Опустив взгляд ниже, задумчиво оглядел островки цветов, привольно растущих на получившей солнечный свет земле.

– Мы у реки!

– Плот, – коротко произнес я. – Запаса батарей не жалеть, упор на быстроту, а не на тишину. Сержант! Плот должен выдержать нас с запасом!

– Выполняем, лид, – доложил мечник и тут же рявкнул на обессиленно упавших рубщиков: – Жопы вверх! Мачете в лапы! Вырубить все вокруг тех трех деревьев! Пошли! Пошли! Пошли!

– Хотите быть сожранными и высранными? – поддержала его Ссака, тяжело ступая в старом экзоскелете. – Видели те кучи говна?! Эта тварь сожрет ваши тела и высрет ваши кости и души!

– Он темный бог? – вопросил в пространство Гонсалес, замахиваясь топором. – Но разве боги срут?

– А вот и критическое мышление, – одобрительно оскалился я.

Присев, сорвал несколько цветов, покрутил их в стальных пальцах и отбросил вместе с севшей на цветок басовито гудящей пчелой. Глянув на приступивших к работе, метнулся к ближайшему дереву, оглядел его, шагнул к следующему. Потратив пару минут на изучение деревьев вокруг просеки, вернулся к ее началу – к обнаруженной нами куче говна. Остановившись там, покрутился, огляделся, а затем с размаху воткнул руку в черную склизкую кучу и, вытащив то, что попалось, тоже изучил. Стряхнув большую часть, побежал обратно к реке. Там, не говоря ни слова, поболтал рукой в мутной теплой воде, не обращая внимания на кинувшихся ко мне зубастых рыбешек, что жадно начали хватать ошметки дерьма, мелкие кости, зубы и клыки. Много клыков. Развернувшись, я отступил, чтобы не получить по голове падающим деревом. Вырвав у одного из хапающих ртом воздух рубщиков топор, шагнул к другому дереву с подходящим стволом. Ударил несильно – чтобы не сломать рукоять.

– Командир… – голос Ссаки прозвучал из внешних динамиков и прозвучал со смешком. Она явно видела состояние гоблинов, что были запредельно впечатлены размерами найденной нами кучи. – Ты…

– Говори.

– Тебя так впечатлила куча дерьма?

– Дерьмо всегда впечатляет.

– Говорят, что о человеке многое можно сказать по тому, чем он срет, – заметила наемница. – Хотя там явно не человек срал… разве что копил всю жизнь… а может, там целое племя постаралось? Устроили общий сральник… вождь присел последним – на вершине. Король горы и все такое…

Я не обрывал ее. Тут она права – слыша уверенную спокойную речь старших, рубщики заметно успокоились, перестали заполошно озираться и наконец-то начали нормально рубить. Поэтому я поддержал разговор. Отбросив в сторону пару ветвей, зашел с другой стороны, рубанул и только затем сказал:

– Тут нет людей, Ссака. Нигде. Только звери и гоблины.

– Ну да… ты всегда так говоришь. Гоблины, гоблины… то есть мы не люди?

– Нет.

– Почему? В чем разница?

– Потому что человек это тот, кто ходит гордо. Хозяин своих земель, своей судьбы. Он без страха смотрит в небо. А гоблины… это те, кто вечно двигаются перебежками. Всю жизнь – перебежками. Они постоянно испугано озираются, держатся сумрака, открытое небо их пугает, и они предпочитают жить в сумраке – где их не видит грозная системная мать. Так кто мы, Ссака? Гоблины или люди?

– Пожалуй, что гоблины, – после короткой паузы произнесла Ссака. – Пугливые обитатели джунглей. Если система пошлет сюда пару летучих отрядов и один тяжелый транспортник с шагоходами… нам крышка. Но ведь и обычным людям конец от такого настанет… Так в чем разница между нами?

– А разве за настоящими людьми будет охотиться созданная ими же машина? Они хозяева машины. Они включают и выключают ее, когда захотят. И она чистит им ботинки, – ответил я.

– Так это так? Над машиной кто-то есть, лид?

– Не знаю, – проворчал я. – Я все еще не знаю…

– Но если они есть? Люди над машиной… если они есть?

– То что?

– То получается, мы – гоблины – идем против людей? Против тех, кто где-то там шагает гордо и без страха смотрит в ясное синее небо?

– Не знаю, – повторил я. – А если так – проблема?

– Не-а… Не проблема, – уверенно ответила Ссака. – Всегда ненавидела тех, кто считал себя выше меня. Я не про боевые умения, а, скажем, про внешность с сиськами изнеженными, жизнь на небесных островах… Да кому вообще нужны эти сиськи с нежной кожей?

– Ну я бы не отказался потрогать, – признался седенький уже гоблин, опуская мачете. – И чтобы розовые, как персики… мя-я-ягонькие, но упругие… не огромные, но и не мелкие… ну чтобы прямо по руке моей… и вот…

– Руби ветку дальше.

– Да…

– Розовые, как персики, – пробурчала Ссака и, схватившись за комель бревна, начала разворачивать его к реке. – Пф! Стоп… но раз на меня всегда кто-то смотрел свысока… я всю жизнь была гоблином? И раньше мы всегда боялись всех этих чертовых правителей летучих островов и тех, кто правил еще не умершими клочками земли внизу… мы много кого боялись и при этом нанимались к ним, подыхали на их заданиях. Я всю жизнь была разменной монетой. Я… гоблин от рождения? Никчемная гоблинша без изнеженных шелковыми рубашками сисек? Так, что ли, командир?

– А ты бы смогла? – спросил я.

– Смогла что?

– Жить в неге и роскоши. Жить без убийств. Без риска. Представься тебе шанс все бросить и улететь жить туда – на летающий остров. Вот тебе долгая, а может, и бесконечная жизнь в раю над облаками. Вот тебе шелковые рубашки, блюдо персиков, золотой унитаз и алмазный член ангела – совмещай все это как хочешь. Смогла бы ты так жить?

– Хм… я даже представить себе это не могу. Койка в казарме и личный шкафчик – предел моих мечтаний. И всегда им был… Ну, может, еще раз в неделю наведаться в бар для наемников, хорошенько надраться там, набить кому-нить рожу, выбрать самого уродливого мужика и свалить с ним на пару часиков потрахаться в ближайшей ночлежке… вот это по мне.

– Ну да… – кивнул я. – Солдату много не надо.

– Но та куча дерьма, которую наложил дракон… она впечатлила тебя, командир?

– Испугало, ты хочешь сказать?

– Ну что ты, командир. Разве какая-то куча дерьма испугает нашего бравого лидера?

– Это что-то настоящее, – произнес я. – И это что-то не особо нравится системе. Не нравится ГлобКону. Ты права, Ссака. По дерьму можно многое сказать о высравшем его гоблине. Или о драконе. Там целое поле говна. Кучи и кучи. Многие из них уже сожраны, другие пока закаменели и ждут своих дерьмоедов.

– Поле? – Каппа сразу уловил суть.

– Поле, – кивнул я. – Если убрать растущие там деревья и буквально чуток подправить эти горы дерьма, мы получим несколько идеально ровных линий. Я бы сказал, там что-то вроде квадрата. Все это окружено нетронутыми джунглями, что закрывают все это дело, маскируя так же, как стены закрывают отхожую яму. Короче – это сортир на границе с самшитовой рощей. Та свежая куча дерьма, в которую мы едва не ткнулись рылами, наложена рядом с другими, уже старыми. О чем все это говорит?

– Не срет где попало? – предположил Гонсалес.

– Он разумен, – произнес Хорхе, замерев у двери внедорожника. – Эта тварь разумна. Она проходит в свой туалет одним и тем же путем, чтобы не ломать растущие вокруг джунгли. Срет там, где не так воняет и соседние кучи уже подсохли – чтобы не испачкаться.

– Но кое-где соседние кучи задеты, – добавил я.

– А если испачкается – идет ближайшим путем к реке и моет лапы… и жопу.

– Верно, – кивнул я. – При этом шагает так, чтобы не наступить на вон те желто-синие цветы. А остальные давит без жалости. Это что-то реально тяжелое, но я не увидел достаточно четких следов, чтобы понять – кто это? Следы вдавленные, удлиненные, вроде как и когти есть. Еще я не могу понять насчет общих очертаний тела этой твари – размыто как-то все представляется, если судить по ширине прохода, длине шагов, высоте нетронутых веток над этой просекой – вряд ли он постоянно наклоняется под ними, давно бы сломал, мешай они ему. Раз деревья с такой легкостью вырвал и отшвырнул, сломать даже самые толстые ветки – ему что прутик переломить.

– Но он разумен, – не мог успокоиться Гонсалес. – Он что-то вроде недавно встреченного нами ужасного хранителя садов дьявола? Он выглядел как тот, кто вполне может держать при себе ключ к адским вратам…

– Ты про стукача на колесах? – буркнул я.

– Стукача? – стоящий по пояс в воде мечник развернулся ко мне, одновременно награждая ударом кулака слишком надоедливого крокодила.

– Скорей всего, – подтвердил я. – Знаю такой тип вечно всем недовольных ушлепков, что обсирают начальство в разговоре с тобой, а затем первыми тут же ему звонят и рассказывают обо всем услышанном и увиденном. Это что-то вроде извращенной преданности, замешанной на трусливой ненависти. Он наверняка уже связался с системой и оповестил о тех, кого и куда провел сквозь рощу.

– Нам надо поторопиться.

– Ага. Надо. Но не из-за системы. От нее мы скрыться всегда сможем. А вот дракон…

– Достойный противник, – проскрежетал мечник.

– Странный противник, – хмыкнул я, заканчивая со вторым деревом и отходя в сторону. – Там на коре, по обе стороны пролома, какие-то странные царапины, причем глубокие. Почти на каждом дереве. Многие уже заплыли смолой – оставлены давно. Другие свежие.

– Какие следы?

– Вон, – я указал на длинную ветку, что нависала над самой водой.

Ветка толщиной в ногу. Старая, покрытая светлой морщинистой корой. А на коре десятки частых порезов. Будто-то кто-то ножом часто-часто колотил, пытаясь нашинковать ветвь как морковку, но делал это с недостаточной силой и очень неуверенно.

– Но это еще хрен с ним, – повернувшись, я указал рукой в другую сторону. – Кто мне пояснит насчет жопы крокодила?

Метрах в пятнадцати от нас, среди склоненных ветвей кустарника, лежал здоровенный хвостатый кусок мяса. В буквальном смысле слова там на мелководье подергивалась жопа крокодила, отрубленная очень чисто. Я бы так смог – в экзе. Не знаю, сумел бы Каппа перерубить своим мечом крокодила так чисто – в живую силу, без помощи сервоприводов боевого экзоскелета. Хотя мы усилены химией, удар поставлен… Но крокодил большой. А жопа подергивается из-за жрущих ее рыбешек. Вода аж бурлит…

– Реально жопа крокодила… – заметила Ссака.

– Я не увидел, – с нескрываемой горечью произнес Каппа.

– Но в сраку жопу, – проворчал я. – Я же сказал – системе не нравится засевший здесь ушлепок. Не то чтобы сильно, но он явно ее раздражает, хотя пока из себя железяку еще не вывел.

– Почему?

– Потому что посмотрел я те кучи дерьма… в них полно костей и черепов тех, кого здешние называют дивинусами. Измененные звери. Как мелкие, так и крупные. Там же полно черепов обычных хищников – тех же пантер. Но обычное зверье сюда явно на инстинктах забредает – территорию застолбить, хавку найти. А вот измененные сюда лезут по приказу ГлобКона. А он их жрет… А то, что не может сожрать, он притаскивает в свой сортир и использует как подставки для лап…

– Что он не может сожрать, сеньор? – седенький мужичонка, мечтатель о сиськах-персиках, подступил поближе.

– Я увидел там несколько разбитых шагоходов, – буднично ответил я, берясь за моток троса. – Он их бросил как кирпичи под ноги – чтобы сидеть на них и тужиться, высирая пилотов. Хотя один остался внутри – видно, лень было дракону орешек из скорлупы выковыриваться. Так и лежит шагоход засранным кокпитом кверху, а дохлый пилот смотрит на жопу дракона.

– Только не так, – выдохнула Ссака, и ее экз медленно закрутился. – Только не такая могила!

– И здесь снова непонятки, – продолжил я, заходя в воду и начиная обматывать тросом одно из бревен. – Судя по следам и весу… эта тварь не может быть быстрой. Это что-то слоноподобное, увалистое. Что-то такое, что сидя в своем сортире, даже равновесие удержать не может и цепляет соседние кучи дерьма – а затем вперевалку идет отмываться. Как такая медленная тварь могла поймать пантеру? Пантера не дура, сама не нападет на подобного противника. И пантера очень осторожна, к ней подкрасться почти невозможно…

– А ты как думаешь, лид?

– Я? Я думаю просто – чтобы через пять минут плот был готов, а еще через десять мы отчаливаем. А я пока огляжусь…

Оставив отряд, я вышел из воды, вернулся к просеке и там, в пару движений забравшись на одно из деревьев, затих в сумраке густой лиственной кроны. Через пару минут издалека – успокаивающе издалека – раздался долгий недовольный рев. Но я не повелся и успокаиваться не стал. Слишком тут много мелких несоответствий. Некоторые зацепки, что занозами засели в моем мозгу, я даже озвучивать не стал – настолько они мелкие и непонятные. Но эти занозы продолжали покалывать меня, не давая расслабиться.

Этот дракон – настоящий.

Дракон…

Активировав передатчик, что помимо экзов звучал и в машине, я спросил в пространство:

– А что такое дракон, гоблины?

– Э-э… Мутировавшая после ядерных взрывов ящерица!

– Дальше…

– Та тварь, что любит жрать гоблинов, лид? – со смешком предположила Ссака.

– Отставить, Ссака. По существу вопроса давай.

– Есть. Дракон… что-то большое и мифическое!

– Что приходит на ум при этом слове?

– Пасть, крылья и хвост!

– Крылья, – задумчиво произнес я, снова бросая взгляд в небо. – Ну это же бред…

– Бред, – согласился Каппа. – Но я тоже представляю себе дракона именно так, командир. Пасть, огонь, крылья и хвост.

– А еще когтистые лапы и страсть к золоту, сеньор! – добавил из машины Хорхе. – Тут мне подсказывает тот любитель сисек, что драконы любят девственниц! Ссака, слушай, а ты случайно не…

– Пошел нахер!

– Принято…

– Дракон, – повторил я, медленно сканируя окружающую нас местность, подсознательно ища что-то реально крупное, горячее, а может, даже раскаленное. Я искал гору живого мяса, способную навалить трехметровую кучу дерьма.

– Короче! Дракон – это ящерица! Огромная ящерица! С чешуей!

– Откуда знаешь?

– Читал в старой бумажной книге! Там рыцари убивали драконов и сношались!

– Рыцари с рыцарями?

– Вроде да… а может, с прекрасными девами… Там вроде была одна. Так она одному рыцарю еще платочек швырнула свой. Типа – утри сопли, гнида слезливая. А он такой…

– Про дракона!

– Ну да… убили его, лид! Но жил он в огромной пещере – там его и мочканули, сеньор. Засадили отравленную пику ему прямо в…

– Плот почти готов, лид!

– Хорошо.

– Засадили, а дракон голову такой поворачивает и говорит этим потихушным пикососам – ах вы подлые сучьи твари, куда ж вы мне пику засадили…

– Так в книге было?!

– Ну да. Там еще на обложке восемнадцать с плюсом стояло – то есть можно читать и тем, кто старше восемнадцати, а не только для мелочи пузатой. Я и вчитался… Скажу я вам, парни – ну и детки же раньше были, если такое на ночь читали… Я там в паре мест едва не обделался. Они ведь потом ту пику шатать начали, а дракон…

– Грузимся! – скомандовал я, вернувшись на берег.

Обернувшись, я еще раз оглядел полукругом сомкнувшиеся вокруг нас джунгли.

Что-то не так…

Я ничего не вижу. Ничего не слышу. Но я прямо жопой чую, что тут что-то очень и очень сильно не так. А еще я чую, что прямо сейчас за мной наблюдают. Или паранойя окончательно разыгралась? Такое же ощущение у меня было там – внутри горы Олимп, в мире-опухоли, на Окраине Мира, где я встретился с внешне дружелюбным лидером бригады Солнечное Пламя.

– Уходим! – рыкнул я, окончательно прерывая рассказчика книги. – Живо, гоблины! Живо!

Каппа и Ссака помогли зашвырнуть обессилевших работяг на солидный плот, что без проблем принял на себя вес внедорожника. Хорхе не подвел – не только мгновенно завел машину на плот, но и тут же снова раскрыл солнечные панели и перекинул провода на пустые аккумуляторы. Бывший советник хорошо проникся своей новой работой. Специалист Хорхе…

Последним на плоте оказался я, заодно прихватив с собой толстенный пень и вылезшего на него здоровенного желтого удава.

– Отчаливаем!

В дно уткнулись согнувшиеся шесты, и мы медленно отошли. Не сводя глаз с джунглей, я выпрямил руку с опутавшим меня удавом.

– Каппа.

Свистнул тесак, в мутную речную воду ударила струя крови, туда же отлетела отрубленная голова.

– Хорхе…

– Я понял, команданте. Я приготовлю рагу…

– Пожарь, – велел я, опускаясь на колено рядом с внедорожником и отрубая питание экза – Просто пожарь. С солью. И дай мне.

– Со стопкой мескаля?

– Если осталось.

– Для тебя всегда найду, лид, – широко усмехнулся Хорхе, выбираясь из багажника с длинным ножом и металлическим блюдом. – Этого мяса на всех хватит. Или экзотику сеньор кушает в гордом од…

– Жрем вместе. Воюем вместе. Подыхаем вместе.

– И пьем вместе! – добавила «вскрывшаяся» Ссака. – Мне бы тоже пососать из соски энергии…

– Я могу дать свою… – ожил тот седенький мужичок, что только что не сводил голодных глаз с мертвого удава. Опомнившись, он испуганно втянул голову в плечи. – Ой… я это… с женой тебя спутал своей…