Инфер 3 Михайлов Дем

– Я мирный речник, о воин, – тихо улыбнулся советник племени. – Нам ни к чему конфликты…

– Ты меня слышал.

– Твои воины… жестоки, – сделал заключение Мигель, с горестью и с некоторым разочарованием глядя на распластавшихся на досках причала парней. – А эта женщина…

– Это женщина не из тех, кто позволит какому-то тупорылому обидчивому ушлепку похитить себя, отвезти на берег к дракону и там позволить гоняться за собой.

– Твоя правда… Но мы верим в великодушие Матери, что наказала нам проявлять доброту ко всему живому.

– Но когда дивинус сходит с ума – вы без колебаний стреляете в него пулями нитроэкспресс семьсот, – рассмеялся я, принимая из рук сопровождающего Мигеля мужчины тяжелое ружье.

Оглядев, вернул обратно. Однозарядное, переломное, машинное производство, оружейная сталь. Все настолько массивное, что при должном уходе прослужит вечно. На прикладе самодельная подушка, что должна смягчить чудовищную отдачу. В цевье предусмотрено отверстие для установки на специальную треногу – а она прямо над нами, на одной из террас плавучей крепости.

Второе ружье впечатлило меня еще меньше. Переломный двуствольный штуцер. Вес около десяти килограмм, ничего необычного. Идеально для пальбы по крупным целям, особенно если стреляешь почти в упор. У нас есть почти такой же, вот только боеприпаса под него ноль. Вернув и это оружие, я прошелся ногтями по зудящему от потения и грязи подбородку, задумчиво глядя на Мигеля.

– Хочу хотя бы десяток таких патронов.

– Их посылает нам Мать и лишь на благие, но горькие цели вроде…

– Ну да. Да… Хочу десяток патронов, старик. В обмен получите два дробовика под двенадцатый калибр и по десятку патронов к каждому. Не хочешь оружие – могу предложить консервы и водку.

– Водку? – Мигель облизнул губы.

– Водка Россогор. Что-то фирменное сурверское, если ты слышал о сурверах, что живут под землей.

– Все слышали эти легенды. Еще я слышал о бурбоне и коктейле Кентуккийский мул. И даже пил его… освежает…

– Бурбона нет. Есть водка и мескаль. Решай.

– Дробовик, двадцать патронов, два мачете и две бутылки водки Россогор. Мы чтим заветы Матери, но надо как-то… выживать… крутиться…

– Хорхе!

– Краем уха я уже слышал! Договоримся!

Опять поворачиваясь к мертвому гиппо, я равнодушно обронил:

– Мы заплатим наличкой за лекарства и крупнокалиберные патроны. Купим гранаты и мины.

– У нас такого никогда…

– Пригодится миномет.

– Говорю же! Наше доброе племя…

– Почти не торгуясь куплю пулемет.

– Добрый Оди, похоже, ты не хочешь услышать меня…

– Помимо налички у нас неплохие запасы бункерснабовских консерв. И у нас еще много водки…

– Я… мы посмотрим наши скудные запасы, команданте Оди… мы пороемся…

– Давайте, – кивнул я. – Ройтесь…

Потратив еще несколько минут на изучение мертвой туши, прикидывая, как он мог двигаться при жизни, оценив глубину оставленных кольями ран, когда обезумевший зверь на полном ходу протаранил периметр крепости, пытаясь прорваться к визгливым гоблинам, увидев внутри плоти металлическую сетку, я медленно двинулся по причалу. И я не упустил момент, когда медленно разворачивающаяся крепость вдруг замерла и начала отходить обратно, возвращаясь почти на середину русла. Раз… два… и мы заняли прежнюю позицию. В мутной воде стихли буруны.

Как-то все это знакомо…

Тут не может быть просто тупого понтона с движками. И это нетленное сердце, дарованное Матерью…

Неужели…

Развернувшись, я почти бегом добрался до нашего плота, куда несколько самых целых наших гоблинов уже стаскивали закупленные советником товары. Буквально впрыгнув в Гадюку, я успокаивающе рыкнул Каппе, схватил конец троса и ухнул в воду. Оказавшись в мутной толще, спокойно позволил гравитации утащить себя ко дну, не шевелясь, пока трос не натянулся, задрожав как струна. Вися на стальной паутинке, чуток подтянул себя выше, врубил фильтры, чтобы убрать лишнюю муть, и глянул на крепость племени Спокойной Воды снизу. Морду всегда можно загримировать, придать ей любой вид. А вот жопу… жопу ты, гусыня, от меня не спрячешь. Тут было полно связанных потемнелых бревен, выглядящих крайне плохо. Эта древесина давно пропиталась и отяжелела настолько, что уже должна была потерять плавучесть. Связывающие тросы глубоко ушли в ставшую податливой древесину, почти перепилив многие бревна. А кое-где это уже случилось. Бревна отошли в сторону, обнажая содержимое короба. Там хватало водорослей и мусора, но оценив общие размеры и очертания подводного «фундамента» плавучей крепости, я тихо рассмеялся и полез по тросу вверх, попутно дав по морде излишне любопытному молодому крокодилу.

Выбравшись на плот, я «вскрылся». Принял от подскочившего вездесущего Хорхе кружку кофе и шагнул к Каппе.

– Что там, лид? – не стал тот скрывать обуревавшего его любопытства.

– Подлодка, – тихо сказал я, глядя поверх кружки на возвышающуюся над рекой плавучую крепость. – Атомная подводная лодка. Старая, как этот мир. Да еще и обвязанная бревнами, возможно, выпотрошенная и наверняка лишенная ядерных зубов… но это подлодка. Причем большая. Ясно, что реактор функционирует, движки тоже в порядке, управляющая автоматика активна. Может, куда-то наверх выведено что-то вроде джойстика – в самый раз для аборигенов.

– Но…

– Говори.

– Когда крепость идет вверх по течению, они не полагаются на винты – все мужчины и женщины берутся за канаты и идут по берегам, тяня крепость вверх.

– Система не любит праздных гоблинов, – рассмеялся я. – Нет, Каппа. Дело не в винтах. Подлодка такого уровня легко поднимется по любой реке – была бы глубина достаточной. Похоже, в незапамятные времена, система дала этому племени бревенчатое основание, под которым спрятана подлодка, и намекнула, что не стоит лезть куда не надо. Те выстроили сверху крепость, обставились кольями против дивинусов и живут себе счастливо. Взамен они пашут на систему, беспрекословно выполняя все, что она от них требует.

– Торгматы сработали! – радостно доложила Ссака и помахала крохотными красными трусиками. – Первая покупка за годы! Пусть и тестовая – все равно приятно.

– И ты купила трусы, а не аспирин?

– Ха!

– А если голова заболит? – предположил Каппа.

– В таких трусах голова не болит! – буркнула Ссака, запихивая их в задний карман шорт. – Я же сказала – тестовая покупка! Теперь куплю полезное. Что там было про подводную лодку?

Пока Каппа вводил ее в курс дела – а заодно и хитрожопого Хорхе, что успел подскочить и услышать все самое главное, не выпуская из рук ворох черно-серых тряпок – я успел вспомнить оставшиеся детали:

– Водоизмещение большое, осадка метров десять. Длина гарантировано больше ста метров – там столько всего наросло за годы, что хрен разберешь. Но все эти наросты… подстрижены.

– Кем?

– Дивинусами, – пожал я плечами и отхлебнул кофе. – Или сервисными дронами. Подлодка старая. Вряд ли реактор последнего поколения. Да она и не может иметь своего депо для перезарядки реактора. Так что новые стержни и прочее сюда должны подвозить относительно регулярно – минимум раз в полвека. Может, чаще. Так что должен быть предусмотрен доступ внутрь. Что-то вроде достаточно большого шлюза, к которому может присосаться транспортная подлодка меньшего водоизмещения.

– И когда Мигель говорил, что как-то раз движки сдохли, и они все дружно начали молиться Матери…

– Ага, – кивнул я с ухмылкой. – Пока они елозили коленками по занозистым доскам, прямо под ними перезагружали реактор. Может, заодно обновляли по мелочи. Да похер. Главное – под нами подлодка, бойцы. Исправная атомная подлодка. А такие умеют нырять очень глубоко.

– Зачем? – этот логичный вопрос задал Хорхе, опередив Ссаку. – Вот нахрена нам подлодка, сеньор?

Каппа бы успел спросить раньше них всех, но он уже знал ответ и вопросительно глянул на меня:

– Формоз?

– Формоз, – кивнул я. – Проклятый мир-опухоль посреди океана.

– Он не может быть незащищенным…

– Вот поэтому было бы неплохо уметь уходить в недосягаемую глубину, – проворчал я.

– А ты умеешь управлять подводной лодкой, командир? – осведомилась переварившая информацию Ссака. – Я вот как-то не научилась… там везде автоматика, конечно, но…

– И что делать с племенем, живущем на подлодке? – выпучился Хорхе.

– Племя, – наименьшая проблема. – буркнул я, забирая у бывшего советника пару черных трусов, майку и шорты того же цвета, а к ним и бейсболку. – Ладно… ладно… Давайте обедать.

– Олимп… – произнес задумчиво Каппа, одновременно многообещающим жестом показывая сидящему на крыше внедорожнику гоблину, чтобы тот не на нас пялился, а по сторонам смотрел.

– Что с Олимпом? – поинтересовался я, оборачиваясь и глядя на видимую с любой точки исполинскую гору.

– Говорят, одна его сторона покоится в океане…

– Дорог много, – оскалился я. – А троп и тропинок еще больше. Мы найдем дорогу назад, мечник. Обязательно найдем.

– В планах?

– О да. Мне нужен мой отряд. Мне нужны мои гоблины.

– Когда?

– Для начала разберемся с руинами и драконами, сержант.

– Затем? – бесстрастно спросил Каппа, будто проблема дракона уже решена.

– Вернемся на базу, чуть накопим сил и бойцов, – продолжил я, понимая, что сержант хочет знать план. – И наведаемся к этим… транспортникам.

– На шагоходах? Лидер Лобо…

– Да похер, как зовут их лидера, – буркнул я. – А вот инфа от них нам нужна. Говоря о тропах – они их и знают. Я уверен, что эти транспортники знают пару тайных тропок, ведущих внутрь.

– Почему?

– Потому что снабженцы и транспортники всегда что-то да знают, сержант, – ответил я. – Пошли жрать. И заодно расспросим о драконе. На мескаль тебе и Ссаке не налегать. Хорхе тоже пусть воздержится.

– Сегодня?

– Сегодня, – кивнул я, переводя взгляд на берег с драконом. – Затягивать смысла нет.

Кивнувший мечник молча потопал дать пинка оплошавшему часовому, а я медленно пошел навстречу улыбающемуся Мигелю, несущему на плече увесистую сумку.

То, что мы оказались в обществе приличных алкашей, стало ясно минут через десять после начала раннего ужина. На боковой террасе плавучей крепости, обращенной ко все еще ярко освещенному «запретному» берегу, где обитал дракон, расположились «самые достойные». В это число вошел мой текущий костяк бойцов, благо с нашей позиции с краю был хорошо виден «родной» плот с гоблинами. Еще туда сбежалось не менее двадцати различной степени потертости дедков, что явно давно вышли из числа активных членов племени, но обросли таким количеством прежних заслуг, что отказать им в месте за пиршественном столом никто не посмел. Ну и завершала сборище племенная верхушка – даже сам вождь, что явился уже в жопу пьяным и, привалившись к стене, затих, изредка мелко кивая и механически вливая в себя пиво. На водку и мескаль сил у него уже не оставалось. Он был настолько в хлам, что не проявил ни малейшего интереса ни к кому из собравшихся. Его интересовала только полупустая бутылка пива, плюс изредка кто-то из особо достойных помогал ему подняться, добрести до дальних перилл и там подержать его хер, пока вождь пускает вялую струю за борт.

А вот трое бодрых мужичков средних лет, шустрых, прожаренных солнцем и провяленных речными ветрами, одинаково лысоватых, едва-едва выпивших и чутко отслеживающих настроение улыбчивого Мигеля, что через слово поминал могучую силу молодого вождя, сразу показали, кто тут на самом деле правит племенем. Старший советник и трое его тихих, но деловитых и настолько специфичных мужичков, что Хорхе сразу с ними снюхался, и они тихо забубнили о чем-то, начав сразу улыбаться, затем посмеиваться и часто стукаться стопками. И я заметил, что алкоголя в их стопках едва-едва на донышке. Хитрые торговцы, дипломаты, воротилы и шустрилы… таких ни один конец света не исправит и не изведет.

Явно, что именно им, эти бодрым хитрецам, Мигель приказал выбить с нас как можно больше, а отдать как можно меньше. Но Хорхе, закаленный долгими годами организации всей жизни Небесной Башни, где этот смышленый, но нерешительный гоблин оказался на вторых ролях, не сдавался. Это стало ясно минут через пять, когда улыбки сидящих напротив стали тусклее и напряженнее. Ухмыльнувшись, я отвернулся и поверх низеньких перил уставился на совсем близкий берег. Мы расположились на циновках и одеялах, сверху нас прикрывал тростниковый навес, под левым локтем у меня была жесткая подушка, а в правой руке – литровый старый стеклянный бокал. В него отлично вместились пара капель водки Россогор, таблетка здешней торгматовской зеленой соленой шизы и три целиком выжатых странных красноватых и невероятно кислых плода. Натурпродукт – его притащили сборщики с последней вылазки. Вон на краю пирса сгорбился рыдающий гоблин, что недавно узнал о страшной и нелепой смерти своей молодой подруги. Сочувствую ему – ведь и отомстить некому по сути. Ему придется либо пережечь эти эмоции внутри себя, обращая заодно в серый пепел и многое другое ценное. Либо же набухаться, а затем сорваться на невиновных…

А я?

А мне посрать. Хотя мне это знакомо…

Когда ко мне поднесли и усадили рядышком живой обрубок, я лениво глянул на него и снова отвернулся, чуть ли не с неохотой спросив:

– Ты на самом деле видел дракона, червь по имени Соррос?

– Ты… ты убьешь его? – с надеждой спросил безногий калека, опирающийся на единственную руку – правую. Да и та была нехило так пожевана, бугристая кожа плотно облепила провалы и бугры на изуродованной конечности.

– Ты попутал, червь, – поморщился я. – Ты решил, что я буду мстить за тебя? Мне просто нужен источник информации. Я спросил Мигеля – и вот мне доставили тебя…

– Не ради меня мстить! А… ради всех, кто погиб! Ради всех невинных! – прохрипел молодой совсем парень, хотя по его дряблому мешкообразному телу трудно судить.

Заросшее жидкой бородой и прикрытое нечесанными патлами лицо мало о чем говорит. Хотя глаза молодые – несмотря на все пережитое. Как сказал Мигель – за ним не уследили.

Мигель вообще много чего рассказал, начав с сетования о молодости. Все подростки, мол, одинаковы. У всех реактивный движок в жопе, а там, где должны быть мозги, гуляют волны по морю молодой дикой спермы, что мгновенно сжирает любые ростки, пущенные инстинктом самосохранения. Не уследишь за таким реактивным дебилом – и он куда-нибудь вляпается, что-нибудь натворит. За этим вот не уследили. И за его другом. И за их подругами…

Четверка подростков-одногодков, считай, все новое тогдашнее поколение племени, воспользовавшись знанием не слишком сложного календарного распорядка плавучей крепости, сумела втихаря не только неплохо по их меркам подготовиться, но и выявить самых ленивых и пьющих дозорных. Все это позволило им, двум, считай, пацанам – младшему было тринадцать, второму пятнадцать – и двум того же возраста девчонкам, погрузиться тихой ночкой в одну из лодок. Плавать, грести веслами, толкаться шестами они все умели чуть ли не с пеленок – жизнь на реке обязывает. Уже через пятнадцать минут они были на берегу, успев туда незадолго до восхода. Время тоже было выбрано не случайно – что разглядишь ночью в джунглях? Ничего. Опять же все они знали о ночных хищниках и предпочитали не рисковать. Хотя это туповато, нет? Переживать о пантере в то время, когда идешь заглянуть в жопу живому дракону…

Они просидели на берегу до восхода, а когда стало совсем светло, двинулись прочь от реки, с нервными смешками перешептываясь и крепко сжимая игрушечные копья и луки.

Еще через полчаса, наполненных кошмарными ужасами и болью, сквозь прибрежные заросли прорвался израненный однорукий Соррос, успевший увидеть, как погибали его друзья. Припадая на глубоко взрезанные ноги, он рухнул в мутную воду и поплыл, напрочь забыв о лодке. Гребя одной рукой, завывая, он проплыл метров пять, прежде чем на вкусный запах его крови сплылись речные хищники всех мастей – от небольших аллигаторов до рыбы и даже здешних странноватых угрей. Сорроса спасло то, что их пропажи к тому времени хватились и взрослые сразу поняли, куда рванули детки. Были высланы плоты и лодки. Ближайший плот оказался совсем рядом, и пацана вытащили из реки – сплошь облепленного кусачей живностью, пожираемого заживо, уже бессознательного. Пока одни отдирали всех тварей, другие что есть сил гребли к крепости. Там к его груди тут же прижали единственную реально рабочую и забитую медициной аптечку. А глава племени рухнул на колени в рубке и взмолился о помощи Матери. Когда он изложил суть – умирает искалеченный ребенок – система выслала помощь. Через пятнадцать минут на верхнюю площадку опустился медблок. Так жизнь Сорроса была спасена. Остальные все это время качались на воде, неотрывно глядя на берег, где жил дракон – они еще не знали, что оставшиеся трое подростков уже погибли, и верили, что те могут вернуться.

Соррос выздоровел – насколько это возможно при его состоянии. Никто не пришил ему новых ручек и ножек. В целом нетронутым у него осталось только лицо. Он потерял почти все – хотя яйца и член чудом остались при нем. Не отожрали речные твари. Благодаря стойкому характеру, он продолжает жить, и за последние годы у него было всего шесть попыток покончить с собой. Но теперь-то за ним приглядывают очень зорко и каждый раз успевают остановить. Поэтому ему не дают в руки ничего острого.

Все это мне рассказал Мигель, сокрушенно моргая и тяжко вздыхая. Он же поведал, что парень никому не рассказывает о том, что видел там – у руин. Единственное, что он поведал за эти годы – подтвердил, что его друзья погибли. Мигель предложил доставить калеку ко мне – и я согласился. Еще раз пять советник попросил проследить за тем, чтобы мы ему даже ложку чайную не давали – тем паче что-то стеклянное. Соррос хочет умереть. И не стоит обманываться его благодушным видом.

Затем Мигель спросил, интересует ли меня, почему он считает, что Соррос может захотеть что-то рассказать мне. Я отрицательно покачал головой. Тут и так все ясно – нет смысла рассказывать кошмарные истории тем, кто никогда в жизни не сунется к дракону. Но есть смысл рассказать хоть что-то тем, кто хочет дракона убить…

Мигель кивнул и с очередным вздохом признался, что Соррос – его единственный внук. Его линия рода прервется уже навсегда – теперь это почти факт, ведь его сыну Мать не даст второго шанса стать более внимательным отцом. А внук не смотрит ни на одну из девушек.

Соррос же… По сути, весь смысл его жизни теперь сводится к тому, чтобы регулярно говорить молодым и красивым одни и те же слова из года в год – не делайте как я, посмотрите на меня, не делайте как я. Видите меня-урода? Видите? Разглядите хорошенько! И никогда не ходите к дракону!

Еще Мигель поведал, что за такой недосмотр Мать наказала племя на четыре года. Никаких бонусов, никаких особых товаров в торгматах, что раньше так радовали их души. Никаких детей – никто не забеременел за следующие четыре года, хотя за этот же период ушли в лучший мир восемь членов племени. Плюс еще один год они отрабатывали втройне, чуть ли не сутками корячась на прочистках начавших загнивать речных затонов, загнивая при этом сами – половина племени надолго слегла с язвами и червями в заднице.

Племя выдержало. Племя искупило свою вину. Племя усвоило урок.

Для всех жизнь продолжается дальше.

Для всех, кроме Сорроса.

– Так ты убьешь дракона, чужак?!

– Рассказывай, – ответил я, зажимая в зубах сигару. – Рассказывай все, что видел и слышал. Только это. Мне не нужны твои домыслы или предположения. Захочу дополнений – задам вопросы. Понял?

– Возьмите меня с собой, – едва не упав, попросил подавшийся вперед обрубок.

– Нахрена? – удивился я.

– Я буду приманкой! Крикливой вкусной приманкой! Ядовитой приманкой – напичкайте меня ядом! Я уже думал об этом – я проглочу побольше медленнодействующего яда. Буду орать, звать. Дракон придет, чтобы сожрать меня! Пусть жрет! А потом, когда он меня разжует и проглотит, яд попадет ему в желудок и начнет действовать. Не убьет – так хотя бы ослабит!

– Не, – покачал я головой. – Тупой план от тупого аборигена, живущего лишь плаксивой ненавистью.

– Пла… плаксивой ненавистью?! – затрясшаяся бородатая голова фыркнула слюной. – По… погляди на меня! Погляди! – он почти орал, и услышавшие его соплеменники поспешно отвернулись, сгорбились, показывая лопатки. – За что меня так?! За что?!

– Ты не видишь разницу, – ответил я, стряхивая пепел с сигары в большую глиняную миску, поставленную сразу же, едва я запалил огонек.

Живя в деревянном доме над полной злобных тварей рекой, поневоле научишься осторожности с огнем.

– Разницу в чем?!

– Разницу между тобой и вон той антилопой, – указал я тлеющим концом сигары в воду, где какая-то копытная мелочь чудом ускользнула из клыкастой пасти хищника и, припадая на окровавленную ногу, торопилась прочь.

– Она убежала!

– Я не о том. Даже искалечь ее хищник, обезножевшая антилопа либо сдохнет, либо каким-то чудом продолжит жить на трех ногах. Или даже ползком будет таскать свою безногую жопу и жрать траву до тех пор, пока не сдохнет от заражения или зубов другого хищника. Но при этом страдающая от боли и не имеющая больше ног антилопа не будет спрашивать: «За что?!». Она просто будет стараться выжить.

– Я не антилопа! У меня есть разум!

– Но нет ее стойкости, – буркнул я и, выбросив руку, сжал его щеки стальной хваткой. – Ты тюфяк! Размазня! И в этом я виню не тебя – а твое племя. Вас, детей… слишком мало. И от этого проблемы…

Поняв, что еще чуть-чуть и я ему выломаю зубы, я разжал пальцы, взглянул в его заслезившиеся, но наконец-то ожившие глаза:

– Вас мало. Десяток детишек на все племя? Плюс минус… ну еще сколько-то молодежи. А бывают годы, когда вас наказывают и женщины вообще не рожают… Тогда на все племя три-четыре драгоценных малыша… Вас изнежили. Вам слишком многое прощали.

– И что? Поэтому я виноват? Я виноват в чем?

– Вас слишком мало, – повторил я. – А вот я… когда я был пацаном… в то время детей было как грязи. Мне нехило прошлись внутри башки миксером, почти все воспоминания заперли или перемололи в бессвязную кашу. Но я помню, как мы целой визгливой детской оравой плескались у бетонных ступеней одного из этажей затопленной Небесной Башни. Грязная вода, грязные дети и мусор, плавающий вокруг. Этот мусор был нашими игрушками. Мы даже спали на нем… И всем было плевать. Знаешь, почему? Потому что детей было, как того мусора – дохрена и больше. В нашей башне только и делали, что трахались и рожали. Выплевывали все новых младенцев как с конвейера… И поэтому всем было плевать, если кто-то из нас тонул или падал с подоконника. Пара дней скорби под бутылку самогона – и снова трах, беременность и роды! Нас никто не окружал вечной любящей заботой. Если нас кормили раз в день – уже хорошо! Потому что старшие были вечно заняты поиском жратвы…

– Я…

– Четыре подростка отправились поглядеть на дракона? Вам уже было немало лет! Вы должны были понимать, что дракон реален! Вы должны были знать, что дракон разорвет вас от жоп до макушек, а потом сожрет! Вот что такое реальность! Но вы, избалованные детишки… вы жили в славной розовой сказке и непринужденно отправились воевать с ненастоящими копьями с настоящей тварью…

– Мать Святая… да мы даже не думали… пусть ты был умнее в наши годы… А мы нет!

– Умнее? Да я бы не пошел не из-за большого ума! Хотя я никогда не был таким, как вы, и мне не понять… Но я помню, насколько тяжела рука старших, когда они тебя херачат, не сдерживая силы, за любой твой тупой проступок! У нас служб опеки не было! И нас воспитывали так, что порой все тело черное было! Я бы не пошел смотреть на дракона из-за инстинкта выживания, зная, что меня потом так отмудохают тонкой пластиковой трубой, что я неделю только стоять и смогу! И ведь хер поспоришь со старшими – как еще воспитывать ораву непоседливых детей, что то и дело суются к пустым лифтовым шахтам Небесной Башни или прыгают через метровые трещины в полу! Наглядный пример – идеален. И никому из нас не хотелось быть опухшим от кровоподтеков наглядным примером… Мы росли умными злобными зверятами. Правильно ли это? Не знаю. Но я еще жив. А тут дракон… да будь я вашим вождем, я бы тебя еще тогда обратно бы к дракону зашвырнул – чтобы другим детям, кто это видел, неповадно было!

– Лучше бы обратно! Посмотри на меня! Я уж точно заплатил за свою глупость! Сейчас знаю! А тогда не знал!

– У вас гиппо с атомными батареями в жопах вокруг плавают и регулярно на крепость нападают… Этого не хватило понять, что дракон пострашнее будет?

– Мы просто хотели стать героями!

– Как? Хотели победить дракона?

– Хотя бы увидеть!

– Увидел?

– Увидел!

– Ну вот ты и герой, – криво улыбнулся я и похлопал его по бугристому от давным-давно заживших ран плечу. – Поздравляю.

Миг… и уронив голову на грудь, Соррос беззвучно заплакал. Неспешно докурив сигару и швырнув окурок в реку, я сделал еще один бодрящий глоток коктейля, и тут Соррос меня удивил:

– Мне бы хотя бы ноги… и я бы сумел научиться! Я бы стал воином! Хотя бы одну ногу! Я бы стал крутым! Нашел бы шагоход! Я бы вернулся в те руины и убил бы дракона!

Заглянув в его глаза, я увидел пылающую ненависть. Удивленно хмыкнув, я спросил:

– Тогда почему ты этого не сделал? Лень?

– Что? – опешил Соррос, уставившись на меня залитыми слезами глазами. – Ты о чем, чужак?! Посмотри на меня!

Протяжно зевнув, я безразлично дернул плечом:

– А что это еще? Лень… Знаешь… один из моих бойцов, что сейчас где-то там наверняка трахает очередную шлюху в очередном борделе… когда мы с ним встретились, у него была только одна рука. Как у тебя сейчас. И он дрался из-за сраной тележки с вполне здоровым мужиком, что обещал ее отдать, но не отдал… Ну или примерно как-то так было… помню, они еще спорили, кто у кого сосать будет… Того бойца зовут Рэк. И он, можно сказать, рожден в таком страшном месте, что по сравнению с ним ты живешь в чудесном сытном раю, где тебе девушки, те самые, на кого ты смотреть не хочешь, фрукты приносят и жопу твою вонючую моют. А он… он каждый день сталь зубами грыз, чтобы доползти куда-нибудь, что сделать что-нибудь, чтобы прожить хотя бы еще один день! Потому что если сдохнешь – все! Конец пути. Ведь он знал главное – жизнь надо ценить. Не потому, что она дар божий, а потому, что она одна. Хочешь отомстить? Надо жить! Хочешь научиться чему-то? Надо жить! И Рэк жил! И благодаря его жизнестойкости, храбрости и огромному накопленному запасу черной злости и жестокости, я заметил Рэка и не прошел мимо, как прохожу мимо таких вот мягких червей вроде тебя… Так он получил свой новый шанс – и воспользовался им. Теперь он ходит на своих ногах… и убивает кого и когда захочет. Потому что он может. И потому что он живой. Ведь он не настолько дебил, чтобы пытаться зарезаться…

Соррос молчал. Остолбенело пялясь на меня, он молчал и лишь беззвучно шлепал губами. Подошедший осторожно Мигель двумя руками протянул мне уже зажженную сигару и сразу ушел. Ну да… все собравшиеся здесь слышали наш разговор. Ведь всем с самого начала было интересно, расскажет ли Соррос о драконе и что же он такого поведает – единственный, считай, очевидец… Остальные видели лишь что-то огромное и движущееся за деревьями…

– Правда? – тихо прошептал он наконец.

Поморщившись от его чисто бабского ангельского выражения преисполненного какой-то потусторонней надеждой личика, я воткнул сигару в зубы и поочередно задрал сначала рукава новой футболки, а затем и шорты, показывая кольцевые шрамы. У Сорроса отпала челюсть.

– В этом мире система почти бог, – продолжил я. – Она может пришить тебе новые конечности, может заменить требуху и даже член новый присобачит вне зависимости от пола, главное – ей понравиться, а затем просто попросить. Главное – заработать баллы… заслужить доверие… быть полезным. Но ты… ты всего лишь никчемный тюфяк, что жрет свежие фрукты и думает о смерти… Знаешь… хотел бы ты сдохнуть – ты бы сдох. Шесть раз пытаться и не суметь? Кого ты смешишь?

Парень хотел что-то сказать, но я раздраженно дернул щекой:

– Нет, я не буду подсказывать тебе, как именно стать своим для системы. Сам напряги голову и жопу, придумай что-нибудь. Наберешь у нее очки – вернешь себе руку хотя бы. Или тебе нога была нужна?

– Я… а если не получится?

– Лучше сдохнуть пытаясь, чем не сделать ничего. А еще лучше – сдохнуть, но сделать, – ответил я. – Жить или сдохнуть – решать тебе. Пытаться или не пытаться вернуть ноги и руки – тоже только тебе. Мы живем в мире, где система может заменить все. Главное – найти подход. А если не сможешь найти способ приживить новые руку и ноги – иди другим путем! Заработай бабла, наведи связи со знающими и умеющими многое достать гоблинами, купи себе боевой шагоход, обучись бою на нем – и вперед на дракона! Шагоходом можно управлять всего одной рукой при сноровке. А еще можно вживить себе нейрочип и управлять тяжелой техникой мысленно… Но ты ведь не пытался. Не искал способ. Ты потратил годы на то, чтобы просто жалеть себя… Хотя… мне ведь похрен. Решать тебе. Кстати… на.

Я взмахнул рукой, и в сантиметре от яиц парня в одеяло вонзился мой нож, пробив его и уйдя в доски. Указав глазами на дрожащую рукоять, я предложил:

– Давай. Отточен на совесть. Просто полосни по глотке вот здесь, – я указал место у себя на шее. – Вот твой шанс наконец-то сдохнуть. Давай! Режь!

– Оди, – всхлипнул подкинувшийся со своего места Мигель. – Погоди… он же сейчас…

Секунд пять поглядев на рукоять ножа, Соррос отрицательно качнул головой, затем поднял на меня лицо и заговорил. Причем заговорил громко, внятно и строго по делу, рассказывая только увиденное, причем описывая все это так детально, будто это случилось полчаса назад. Этого я и добивался… Подавшись вперед, попыхивая сигарой, я внимательно слушал – как, впрочем, и остальные.

– Я узнала, почему гиппо сходят с ума! У них диссонанс! От недотраха! Особенно у самок. Вечно нам, бабам, не везет… Хотя чаще всего дивинусы – самцы! Еще один гвоздь в трухлявый гроб полового неравенства, да, лид? – усмехнулась Ссака, первой явившись на зов и грамотно усевшись так, чтобы не перекрывать мне обзор, да и самой его не лишаться.

Время еще было – Каппа делал внушение вразнобой кивающим сонным гоблинам, что проснулись минут десять назад, и самые бойкие из них вдруг решили устроить неумелый мордобой.

Сурвер пытался поколотить аборигена, а тот столь же убого пытался дать отпор. Пока они, странно махая руками, кружили по плоту, наступая на остальных, я лениво наблюдал – не за дебилами, а за неспешно шагающим Каппой. Сержант дошел, нанес два четко выверенных удара, после чего отыскал самого крикливого из зрителей, что подначивал громче всех, призывая бить в нос, и выдал ему выпрашиваемое. Пока трое валялись в одинаковых позах на бревнах, сержант заставил всех подняться и начал объяснять, почему им больше не стоит так поступать. Один из лежащих сглупу огрызнулся… и от пинка тут же улетел в воду, откуда выскочил как ошпаренный через пять секунд, с воем отдирая от окровавленного носа пару очень кусачих рыбешек.

Хорхе заинтересованно наблюдал, одновременно смешивая мне еще один полезный коктейль, набитый витаминами под завязку. И ведь это не мое осознанное желание – закинуться еще витаминами и белком – тело требовало само. Требовало жадно и громко. Сколько времени прошло с последних «усиливающих курсов», а организм до сих пор пережигает калории со скоростью лесного пожара, быстро регенерируя повреждения и стремительно усиливая и наращивая мышцы. Еще меня постоянно мучила жажда – хотя в этом климате неудивительно. Пот здесь льет в три ручья.

– Ты что-то говорила про секс гиппо…

– Да! – вздрогнула Ссака, что с огромным интересом наблюдала за шатающимся смуглым парнем, пытающимся отлить в реку и при этом не свалиться спьяну. Она явно надеялась, что у него не получится. – Мои руки!

– Твои руки и секс гиппо? – задумчиво склонил я голову. – Ты себя не переоценила, боец?

– Да нет! Я сейчас вся обляпалась липкой, но вкусной хавкой – что-то фруктовое вперемешку с мясным и рыбным фаршем. Сладенько. Я пошла мыть руки – у них там что-то вроде дамской комнаты и ведро висит с водой. Черпанул, повесил на крюк, повернул кран…

– К делу.

– Ну да. Мыло тоже есть – и это важно! Скребу я руки как всегда и вдруг понимаю КАК я их мою.

– Тщательно? Небрежно? – лениво подыграл я.

– Я… я их выскребаю буквально, лид. Мою от кончиков пальцев до локтей, выскребаю все из-под ногтей, хотя они у меня и так коротко подстрижены. И вот скоблю я себе руки, а в голове мысль – щетку бы пожестче, чтобы по ногтям пройтись после джунглей и жратвы…

– Хм…

– А знаешь, как я раньше руки мыла? Ну… во время Заката.

– Вытерла о пузо и пошла?

– В точку! В крови там или в чем еще – похер! В наше время таблетки от любого поноса лечат. Да с нашими тогдашними боевыми аптечками и регулярными курсами уколов… А тут я так тщательно намываю руки… прямо как…

– Хирург перед операцией? – зевнул я. – Вивисектор перед забавой? Моешь ручки, а на операционном столе скулит от страха голый парень с двумя красными крестами на яйцах?

– Да… Да… что-то такое мне и подумалось почему-то… обычные люди так руки не моют – разве что те, кто до жути микробов боится. А мне на микробы плевать. Хочешь воды из этой реки хлебну?

– Ты не доктор, – кивнул я.

– Но тогда…

– А вот как боевой сопровождающий для доктора, что собирается вскрывать или обследовать еще живое существо вроде прототипа дивинуса-пантеры… и доктору всегда может вдруг понадобится помощь – особенно если дело не в операционном зале, скажем, а где-нибудь в кунге специального грузовика, стоящего посреди естественной среды обитания в джунглях. А там всегда может понадобиться боец, что не побоится придержать голову трехглавой твари или залезть ей по локоть в кишки, выискивая неисправный чип. В том корпусе Вест-Пик занимались темными делами, Ссака. А ты явно не жертва их экспериментов. И ты была разбужена с надеждой на то, что разберешься с проблемой и разбудишь остальных.

– От этого мне и хреново, – призналась наемница. – Я могла…

– Чушь, – буркнул я. – Тебе хреново не от того, что ты могла резать зверушек или людей. Нет. Ты такая же, как и я. Мы все наемники, Ссака. Мы все гребаные бездушные убийцы, мы все занимались пытками, мы выбивали информацию или же выжигали ее из хрипящих от дикой боли тел. Тебе хреново только потому, что ты не помнишь, как это делала. А как вспомнишь – все встанет на свои места. Так было у меня. Как только я, благодаря флэшам, вспомнил хоть что-то – сразу стало чуток легче. Почему? Потому что мы из той породы гоблинов, что не любят, когда их используют втемную.

– Наверное, ты прав, – кивнула Ссака. – Надо покопаться в себе. Я люблю ощущать себя как механизм – исправный надежный механизм без липких слезливых соплей, но с хорошей смазкой от фирмы «а мне посрать на вас и ваши проблемы!». А тут прямо нервное подрагивание какое-то…

– Вспомни часть заблокированного – и станет легче.

– Как? Наркота? Каппа что-то говорил про волшебные слезы эльфиек… кто такие? Я еще не все о вашем прошлом выведала – Каппа упертый.

– Помолчи, женщина, – ровно произнес опустившийся рядом со мной мечник.

– Есть, сержант, – весело оскалилась наемница.

– Никакой наркоты, пока я не разрешу. – качнул я головой, и в моем голосе предостерегающе звякнул металл. – Хватит.

– Да я еще и не начинала…

– Когда вернемся на базу – заглянем в заблокированные лаборатории и вскроем там все, – добавил я, глядя, как балансирующая на тонкой ветви обезьяна весело крутит в руках полупрозрачную змею с аварийно мигающей начинкой внутри.

Миг… и дергающая в спазмах змея-киборг упала в воду. Через мгновение туда же шлепнулась обездвиженная ядом обезьяна. Следом к месту падения подоспели заинтересованные крокодилы, и по воде поплыла кровь.

– Я…

– Да, Каппа? Раз уж сегодня все решили поговорить…

– Два дня. Мне будет нужно два дня.

– Зачем?

– Чикурин. Я хочу заглянуть в деревню Чикурин, – почти равнодушно произнес мечник. – Конечно, когда будем свободны…

Я принял решение быстро:

– Хорошо. Два дня. Но один не пойдешь. Если я не решу скататься с тобой – прихватишь пяток бойцов и машину.

– Спасибо, командир.

Отмахнувшись, я уже устало глянул на Ссаку:

– Что там с чертовыми гиппо?

Та, обрадованная тем, что ей напомнили, тут же начала излагать:

– Тут аборигены рады души излить. Так вот… в себе эти дивинусы или безумны – один черт аборигены их боятся до усрачки. Но они всегда стараются держаться поблизости от одного из таких зверей. Им это выгодно – ведь в случае чего дивинус может прийти на помощь. Так однажды один из спятивших гиппо прорвался сквозь частокол и попер вверх. Но его атаковал выскочивший из воды второй гиппопотам и буквально утащил обратно в воду. Божественный зверь против божественного. Они своей дракой тут разнесли целый причал. В общем страшно с ними рядом быть, но выгодно. Так что расписание плавучей крепости сильно завязано на распорядок жизни тех или иных полубогов звериных. Так прямо сейчас мы находимся в полукилометре от небольшой заводи на том берегу, рядом с которой живет старый матерый кабан. Он настолько старый, что у него уже шерсть зеленая, а клыки как бивни у слона. Но он еще силен… Но я отвлеклась. В общем именно поэтому они знают здешних речных дивинусов наперечет, командир. Ведь они понимают, что рано или поздно кто-то из них пойдет вразнос. А еще они знают, что задолго до момента «схода с рельсов» появляются тревожные признаки.

– Интересно…

– Сами признаки понятны – зверь то замрет и простоит так часа два или три как сломавшийся дрон. Или же бессмысленно закружит. Может начать валить здоровые деревья или ворочать камни. Главный признак приближающегося срыва – рев. Что-то вроде больного бреда – ну когда раненый в живот впадает в забытье и начинает непрестанно бормотать и дергаться, бормотать и дергаться. А ты стоишь над ним и гадаешь – дотянете вы его до ближайшей аптечки или лучше прямо сейчас кончить… Благодаря этому взревыванию и как бы плачу, их легко обнаружить. И раз услышал – беги! Потому что в любой момент уже может произойти срыв.

– И он начнет нападать…

– Да. На всех. Но на людей особенно.

– Почему?