Десять негритят / And Then There Were None Кристи Агата
Все произошло точно как в романе. Она перепутала конверты. Писала им обоим и положила письмо к Ричмонду в конверт, адресованный мужу. Даже теперь, столько лет спустя, ему больно вспоминать об этом…
Черт, как же больно ему было тогда!
Судя по письму, их роман продолжался довольно долго. Они встречались по выходным. И в последний отпуск Ричмонда…
Лесли – Лесли и Артур!
Черт бы побрал этого парня! Черт бы побрал его улыбку, его короткое молодецкое «да, сэр»… Лжец, двуличный лжец! Похититель чужих жен!
Она копилась в нем исподволь – его ледяная, убийственная ненависть.
Внешне он вел себя, как обычно, – ничего не выдавал. Особенно старался не менять своего поведения с Ричмондом.
Удалось ли ему? Он считал, что да. Артур ничего не заподозрил. Отдельные вспышки гнева не принимались в расчет там, где от напряжения слетали с катушек даже самые сильные мужчины.
И только молодой Армитедж пару раз бросал на него косые взгляды. Мальчишка мальчишкой, а перемены в настроении начальства улавливал, что твой барометр.
Наверное, когда время пришло, Армитедж обо всем догадался.
Он сознательно послал Ричмонда на верную гибель. Только чудо могло его спасти. Но чуда не случилось. Да, он послал Ричмонда на смерть и нисколько не раскаивался в этом. Время было такое. Руководство то и дело ошибалось, жизнями офицеров рисковали без всякой надобности. Везде царили сумятица и паника. Он рассчитывал, что люди потом скажут: «Старина Макартур сплоховал, совершил промах, без нужды пожертвовал лучшими людьми». И всё.
Но, на его беду, рядом случился этот Армитедж. Он так странно на него смотрел… Знал, наверное, что генерал нарочно послал Ричмонда на гибель.
(И после войны – может, это Армитедж проболтался?)
Лесли ничего не узнала. Она, наверное, плакала по своему любовнику (он так думал), но к возвращению мужа в Англию ее слезы высохли. Он не стал говорить ей, что все знает. Они по-прежнему оставались супругами – только со временем она все больше отдалялась от него, словно истаивала из его жизни. А потом, три-четыре года спустя, схватила двустороннее воспаление легких и умерла.
Давно это было. Пятнадцать – или шестнадцать? – лет назад.
Он тогда вышел в отставку и уехал жить в Девон – купил небольшой домик, как всегда хотел. Приличные соседи, красивые места. Есть где и пострелять, и порыбачить. По воскресеньям он ходил в церковь. (Пропускал только те дни, когда священник читал проповедь на тот текст, где Давид поставил Урию во главе войска на поле битвы. Почему-то он никак не мог этого перенести. Ему становилось неприятно.)
Все были очень приветливы с ним. Поначалу. А потом ему стало казаться, что люди шепчутся у него за спиной. И смотреть на него соседи тоже стали по-другому. Как будто до них дошли какие-то слухи о его прошлом…
(Армитедж? Наверное, это Армитедж проболтался.)
Тогда он начал избегать людей – ушел в себя. Неприятно знать, что о тебе сплетничают.
А ведь это случилось так давно. И так… напрасно. Лесли растворилась в былом, а с нею и Артур Ричмонд. Прошлое прошло.
Его жизнь стала одинокой. Он чурался старых армейских приятелей.
(Если Армитедж проболтался, то они все знают.)
И вот сегодня вечером громкий чужой голос разболтал эту старую историю во всеуслышание.
Правильно ли он отреагировал? С достоинством ли? Удалось ли ему вложить в свой ответ достаточно отвращения и негодования? Или в нем прозвучали лишь страх и косвенное признание вины? Трудно сказать.
С другой стороны, вряд ли кто обратил внимание. Оболгали ведь не его одного, других тоже. Взять хоть ту милую девушку – голос обвинил ее в том, что она утопила ребенка… Чушь! Какой-то маньяк бросается обвинениями.
Или Эмили Брент – которая, кстати, оказалась племянницей Тома Брента из его полка. И ее обвинили в убийстве! Да всякому, у кого есть хотя бы полглаза, ясно, что она – само благочестие. Из тех старых дев, которых из церкви палкой не выгонишь.
И вообще чертовски странное дело. Сплошное безумие.
С тех самых пор, как они сюда приехали… когда же это было? Ба, да только сегодня днем! А кажется, что уже давно.
«Интересно, когда мы отсюда выберемся?» – подумал Макартур.
Конечно, завтра, когда с берега придет лодка.
Странно, но ему не очень-то хотелось уезжать с острова… возвращаться на Большую землю, в свой дом, к повседневным трудам и заботам. Через открытое окно он слышал, как волны бьются о скалы – громче, чем раньше. Поднимался ветер.
Он подумал: «Мирные звуки. Мирное место»…
И еще подумал: «Остров хорош тем, что, когда на него попадаешь, то дальше идти уже некуда… ты прибыл…»
И вдруг генерал отчетливо понял, что ему совсем не хочется уезжать.
VI
Вера Клейторн без сна лежала в постели и смотрела в потолок.
Рядом с ее кроватью горел ночник. Она боялась темноты.
Она думала: «Хьюго. Хьюго. Почему сегодня мне все кажется, что ты рядом? Где-то совсем близко… Где он на самом деле? Я не знаю. И никогда не узнаю. Он ушел – ушел из моей жизни и никогда не вернется».
Но все попытки не думать о нем ни к чему не приводили. Он был рядом. Ей хотелось думать о нем – хотелось вспоминать…
Корнуолл…
Черные скалы, мелкий желтый песок. Миссис Хэмилтон, дородная, добродушная женщина. Сирил, который вечно скулит, вечно тянет ее за руку…
«Я хочу поплыть к тем скалам, мисс Клейторн. Почему мне нельзя к скалам?»
Она поднимает глаза – и встречает внимательный взгляд Хьюго.
Вечером, Сирил уже в постели.
«Давайте пройдемся, мисс Клейторн».
«Что ж, пожалуй».
Благопристойная прогулка до пляжа. А там – лунный свет, шелест волн Атлантики.
И, наконец, объятия Хьюго.
«Я люблю тебя. Люблю. Ты знаешь, что я люблю тебя, Вера?»
Конечно, она знает.
(Или думала, что знает.)
«Я не могу просить тебя выйти за меня замуж. У меня нет ни пенни. Я едва свожу концы с концами. Ты не поверишь, но однажды у меня был шанс стать богатым человеком. Целых три месяца я питал надежды. Морис тогда уже умер, а Сирил еще не родился. Будь он девочкой…»
Родись тогда девочка, Хьюго стал бы основным наследником. Но его ждало разочарование, и он не стеснялся в этом признаться.
«Конечно, я не строил никаких планов. Но щелчок по носу был хороший. Что ж, удача есть удача – ей не прикажешь! Я очень его люблю». И это было правдой. Хьюго готов был часами забавлять малолетнего племянника, придумывать разные игры. Не в его натуре было таить злобу.
Сирил был болезненным ребенком. Даже хилым – никакой выносливости. Дети вроде него часто не доживают до взрослых лет.
А потом…
«Мисс Клейторн, почему мне нельзя плавать к скалам?»
И так без конца.
«Слишком далеко, Сирил».
«Но, мисс Клейторн…»
Вера встала. Подошла к туалетному столу, проглотила три таблетки аспирина. Подумала: «Жаль, что у меня нет настоящего снотворного».
И еще: «Если бы я решила покончить с собой, то предпочла бы веронал или что-то вроде того, но уж никак не цианид!»
Она вздрогнула, вспомнив перекошенное фиолетовое лицо Энтони Марстона.
Проходя мимо камина, бросила взгляд на стишок в рамке.
- Десять негритят решили пообедать,
- Один внезапно подавился – их осталось девять.
«Какой ужас – прямо как у нас сегодня вечером…» – подумала девушка.
Почему Энтони Марстон решил умереть?
Ей умирать вовсе не хотелось.
Она даже представить себе не могла, как это можно – хотеть умереть.
Смерть – это для других…
Глава 6
I
Доктору Армстронгу снился сон…
Жара в операционной…
Зачем так топить? По его лицу течет пот. Руки стали липкими. Скальпель скользит в пальцах.
Какой он восхитительно острый…
Таким острым скальпелем ничего не стоит зарезать. И он режет…
Женщина выглядела иначе. Та была большая, неуклюжая. Эта – худощавая, мелкая. Лицо накрыто.
Кого же он должен убить?
Доктор не мог вспомнить. Но ведь ему необходимо знать. Может, спросить сестру?
Сестра наблюдала за ним молча. Нет, ее спрашивать не стоит. Она и так что-то подозревает, это же видно.
Но кто же это на столе?
Зря они закрыли ей лицо.
Если бы он мог его видеть…
А! Вот так-то лучше. Молодой практикант снял покрывало.
Ну конечно, Эмили Брент. Значит, он должен убить Эмили Брент… До чего у нее злобный взгляд! И губы шевелятся. Что она говорит?
«В середине жизни нас окружает смерть»…
Теперь она смеется. Нет, сестра, не закрывайте ее лицо. Я должен видеть. Надо дать ей анестезию. Где эфир? Я же принес его с собой. Куда вы дели эфир, сестра? Что, «Шатонёф-дю-Пап»? Да, сгодится.
Уберите платок, сестра.
Ну, конечно! Так я и знал! Энтони Марстон! Фиолетовое лицо перекошено. Но он не мертв – поглядите, хохочет! Говорю вам, хохочет! Даже операционный стол трясется.
Тише, вы, эй, тише… Сестра, держите его…
Доктор Армстронг вздрогнул и проснулся. Было утро. В комнату лился солнечный свет.
Кто-то склонился над ним и тряс его за плечо. Роджерс. Бледный, как смерть, он повторял:
– Доктор… доктор!
Армстронг, проснувшись окончательно, сел в постели и резко спросил:
– В чем дело?
– Моя жена, доктор… Не могу ее добудиться. Господи! Она не просыпается. И… и вид у нее странный.
Доктор Армстронг быстро и решительно встал, и, накинув халат, поспешил за Роджерсом.
Он склонился над постелью, где мирно лежала на боку женщина. Взял ее холодную руку, приподнял веко. Прошло несколько секунд, прежде чем он выпрямился и повернулся к ней спиной.
Роджерс прошептал:
– Она… она не?..
И облизнул языком сухие губы.
Армстронг кивнул.
– Да, ее больше нет с нами.
И задумчиво поглядел на человека перед собой. Оба подошли сначала к тумбочке у кровати, потом к умывальнику, снова вернулись к кровати.
– Это с… с-сердце, доктор? – спросил Роджерс срывающимся голосом.
После минутной паузы доктор Армстронг ответил:
– Она жаловалась на здоровье?
– Ревматизм немножко беспокоил.
– А к врачам она в последнее время не обращалась?
– К врачам? – удивился Роджерс. – Да она сроду у них не бывала – и я тоже.
– Тогда почему вы думаете, что у нее была болезнь сердца?
– Ничего я не думаю. Просто спрашиваю.
– Она хорошо спала? – спросил доктор.
Глаза Роджерса забегали. Сцепив пальцы, он стал нервно выкручивать себе руки. Наконец буркнул:
– Нет, не очень; плохо она спала.
– Она принимала снотворные препараты? – тут же уточнил Армстронг.
Роджерс посмотрел на него с удивлением:
– Снотворные? Она? Понятия не имею. Вряд ли, я бы знал.
Доктор снова подошел к умывальнику. На нем стояли бутылочки. Лосьон, лавандовая вода, каскара, глицерин для рук, ополаскиватель для рта, зубная паста и мазь Эллимана.
Роджерс помог ему вывернуть ящики туалетного стола. Потом комода. Но никаких следов снотворных капель или таблеток они не обнаружили.
– Ничего она не принимала, сэр, кроме того, что вы ей вчера дали… – произнес дворецкий.
II
Когда в девять утра ударил гонг к завтраку, никто уже не спал; все ждали.
Генерал Макартур и судья мерили шагами террасу, обмениваясь отрывочными замечаниями о политической ситуации.
Вера Клейторн и Филипп Ломбард поднялись на верхнюю точку острова. Там они обнаружили Уильяма Генри Блора, который стоял и смотрел в сторону берега.
– Моторки пока не видно, – сказал он. – Я уже давно жду.
– Девон – настоящее сонное царство, – с улыбкой заметила Вера. – Здесь никто никуда не торопится.
Филипп Ломбард смотрел в другую сторону, на море. Вдруг он спросил:
– Как вам погода?
Бросив взгляд на небо, Блор заметил:
– Да ничего вроде.
Ломбард сложил губы, точно собираясь свистнуть, и произнес:
– К вечеру поднимется ветер.
– Сильный? – уточнил Блор.
Снизу загудел гонг.
– Завтрак? – сказал Филипп. – Что ж, кстати.
Пока они спускались по крутому склону, Блор задумчиво сказал Ломбарду:
– Я все никак в толк не возьму – зачем он покончил с собой, тот парень? Всю ночь о нем думал.
Вера шла впереди. Ломбард замедлил шаг и спросил:
– А у вас есть другая теория?
– Для теории нужны доказательства. Мотив хотя бы. Он вроде был богат…
Из гостиной вышла на террасу Эмили Брент и отрывисто спросила:
– Лодка идет?
– Нет пока, – сказала Вера.
Они пошли завтракать. На буфете стояло огромное блюдо вареных яиц, бекон, чайник и кофейник.
Роджерс придержал дверь, пропуская их внутрь, потом запер ее снаружи.
– Мне кажется, этот человек болен, – сказала Эмили Брент.
Доктор Армстронг, стоя у окна, кашлянул:
– Сегодня утром нам придется закрыть глаза на некоторые недочеты. Роджерсу пришлось одному собирать завтрак. Миссис Роджерс… не смогла.
Так же отрывисто, как раньше о лодке, Эмили Брент спросила:
– Что с ней?
– Давайте завтракать, – весело ответил Армстронг. – Яйца стынут. Потом обсудим.
Намек был понят. Гости наполнили тарелки, налили себе кофе и чай и приступили к трапезе.
Об острове за завтраком не говорили. Эта тема была общим табу. Болтали обо всем понемножку. О новостях из-за границы, о событиях в спорте, о последнем появлении лохнесского чудовища.
Наконец тарелки опустели, и доктор Армстронг, подавшись назад вместе со стулом, важно кашлянул и начал:
– Я решил, что будет лучше сначала дать всем позавтракать, а уж потом сообщить печальную новость. Миссис Роджерс скончалась сегодня во сне.
Последовали возгласы изумления и испуга.
– Какой ужас! – воскликнула Вера. – Две смерти на острове за одни сутки!
Судья Уоргрейв, прищурившись, ясным негромким голосом произнес:
– Гм… очень любопытно… Какова же причина смерти?
Армстронг пожал плечами.
– Трудно сказать наверняка.
– Нужно делать вскрытие?
– По крайней мере, сертификат о смерти я бы подписывать не стал. Не имею понятия, как обстояли у нее дела со здоровьем.
– Она производила впечатление очень нервной, – заметила Вера. – А вчера к тому же пережила такой шок… Возможно, сердечная недостаточность?
Доктор Армстронг сухо ответил:
– Да, биться ее сердце перестало, это точно. Но вот по какой причине?
Тут Эмили Брент вставила свое слово. От него всех присутствующих точно холодом обдало.
– Совесть! – сказала она.
Армстронг обернулся к ней.
– Что вы имеете в виду, мисс Брент?
Та, решительно поджав губы, ответила:
– Вы ведь все слышали. Их с мужем обвинили в намеренном доведении до смерти бывшей хозяйки – пожилой леди.
– И вы полагаете…
– Я считаю, что так оно и было, – отрезала мисс Брент. – Вы же видели ее вчера вечером. Она до того напугалась, что потеряла сознание. Стоило ткнуть ее носом в ее же собственную скверну, и она не выдержала. Буквально умерла от страха.
Доктор Армстронг с сомнением покачал головой:
– Это возможная теория. Однако ее нельзя принимать безоговорочно, не имея никаких сведений о состоянии здоровья покойной. Если имела место слабость сердечной мышцы…
Эмили Брент тихо сказала:
– Можете считать это вмешательством Господа, если предпочитаете.
Все были в шоке.
– Ну, это уж вы далеко хватили, мисс Брент, – смущенно возразил мистер Блор.
Женщина смотрела на них сияющими глазами. Ее голова была торжествующе поднята.
– Вы считаете невозможным, чтобы десница Господня покарала грешника? – провозгласила она. – Я – нет!
Судья, поглаживая подбородок, не без иронии произнес:
– Моя дорогая леди, опыт общения с преступниками подсказывает мне, что провидение обычно предоставляет преследование и наказание последних нам, смертным, – причем процесс нередко бывает сопряжен с немалыми трудностями. Правосудие не знает легких путей.
Эмили Брент пожала плечами.
– А что она ела и пила вчера вечером после того, как ушла наверх? – вдруг спросил Блор.
– Ничего, – ответил Армстронг.
– Совсем ничего? Чашку чая? Или хотя бы стакан воды? Держу пари, уж чаю-то она наверняка выпила. Такие, как она, без чашечки на ночь не обходятся.
– Роджерс уверяет, что она ничего не ела и не пила.
– А, – отозвался Блор. – Еще бы ему не уверять!
Он сказал это настолько многозначительно, что доктор против воли посмотрел на него с вниманием.
– Так вот, значит, какая у вас мысль? – прищурился Ломбард.
– А почему нет? – напористо ответил Блор. – Мы все вчера слышали обвинение. Чистое сумасшествие, разумеется! Хотя как посмотреть… Допустим, что это правда: Роджерс и его миссис уходили-таки старушку. Что это нам дает? А то, что много лет они жили себе спокойно…
Его перебила Вера. Тихим голосом она сказала:
– Не думаю, чтобы миссис Роджерс когда-нибудь чувствовала себя спокойно.
Блора ее вмешательство только вывело из себя. Он метнул на нее сердитый взгляд, яснее всяких слов говоривший: «Женщина, чего еще от нее ждать».
– Может быть, – продолжил бывший сыщик. – И все-таки до поры до времени ничего им не угрожало – как вдруг вчера вечером неизвестный псих взял да и выдал их маленькую тайну. И что же произошло тогда? А то, что женщина не выдержала. Она практически выдала себя. Помните, как ее муженек висел над ней вчера, точно коршун над цыпленком, пока она приходила в себя после обморока? Супружеская преданность тут ни при чем, могу поклясться! Он сам был как кошка на горячих кирпичах. До смерти боялся, как бы она не проболталась… Вот вам и ситуация! Они совершили убийство, которое сошло им с рук. Пока никто не начал докапываться до сути. А тогда – десять к одному, что женщина расколется и провалит все дело. У нее духу не хватит стоять на своем до конца. А значит, она представляет опасность для мужа. Он-то в порядке – будет лгать хоть до второго пришествия и глазом не моргнет; но в ней у него нет уверенности! А ведь если она выдаст, то его шея в большой опасности! Вот он и подмешивает ей в чай самую малость чего-нибудь, и она умолкает навсегда.
– Рядом с ее кроватью не было чашки – и стакана тоже не было, – медленно возразил Армстронг. – Я смотрел.
Блор фыркнул.
Читать бесплатно другие книги:
