Именинница Дуглас Пенелопа

Глава 10

Пайк

– Две, – обратившись к Датчу, сбрасываю карты на стол.

Оторвав взгляд от своих карт, он протягивает мне две из банка, и я, приняв их, оцениваю свои шансы. Они дерьмовые, но у меня есть две семерки, так что все не так уж плохо.

Хотя это не особо меня волнует, потому что я не азартный человек – по крайней мере, когда дело касается покера, – но зато у нас есть занятие во время наших ежемесячных встреч помимо пустой болтовни. Я кошусь на Датча, затем обвожу взглядом стол и вижу, как Тодд, один из моих бригадиров, а также Эдди, Джон и Шустер обменивают карты и перекладывают их в руках. Все по очереди кладут по несколько баксов на середину стола, и Тодд поднимает ставку сразу на три бакса. Мы дружно поддерживаем его, надеясь, что он блефует.

– Не очень-то мне нравится, что мои девочки взрослеют, скажу я вам, – вздыхает Датч, бросая на меня веселый взгляд.

– Почему?

Он качает головой и вздыхает:

– Этот шум сведет меня с ума. И сейчас мне приходится терпеть периодические ночевки банды хихикающих восьмилеток.

Я смеюсь себе под нос, но тут наверху усиливается музыка, и кажется, будто от басов обрушатся стены. Я вздрагиваю. Еще только половина десятого. Но если через час музыка не стихнет, придется сказать Коулу, чтобы он выключил ее, иначе весь район придет выносить мне мозг. Сын не планировал эту вечеринку, но я сам настоял, чтобы они с Джордан пригласили друзей, поэтому, думаю, это моя вина.

– Не так давно мы и сами любили пошуметь, – улыбнувшись другу, отвечаю я.

Парни смеются и поддакивают. Мы вместе окончили школу, и нам повезло, что продолжаем общаться, а кое с кем – даже работать. Джон стал полицейским, а Шустер – кровельщик.

Еще недавно мы и сами походили на Коула: устраивали беспорядки и слишком беспечно относились к своим ошибкам. Я первым шагнул во взрослую жизнь, но мы оставались близки все эти годы. Браки, дети, развод – мы все проходили по этому кругу, и я все время ждал, когда же начнется жизнь – настоящая жизнь, – пока однажды не понял, что она уже прошла, только незаметно для меня.

Долгожданный поезд пронесся мимо, не останавливаясь. Скорее всего, я так и не женюсь и никогда не узнаю, каково это – растить и видеть детей каждый день. Я уже слишком привык к одиночеству, как бывает у единственных детей.

А единственные дети не любят делиться вещами.

Тодд поднимает ставку еще на доллар, поэтому я выхожу из игры, а вслед за мной – Джон, Датч и Эдди. Как только Тодд забирает весь банк, Датч тасует карты и снова раздает.

Приглушенная музыка внезапно становится громче и четче, но через мгновение раздаются хлопок двери и шаги на лестнице. Следом вижу на ступеньках босые ноги. Дойдя до середины лестницы, Джордан перевешивается через перила.

– Привет, не возражаете, если я достану кое-что из морозильника?

Парни тут же разворачиваются к ней.

– Да без проблем, – взмахнув рукой и не отрывая взгляда от карт, выпаливаю я.

Руки трясутся, пока пытаюсь сосредоточиться, потому что все мои мысли сейчас только о ней.

Стараясь быть незаметной, Джордан спешно и тихо спускается по ступенькам, направляясь к большому морозильнику, который стоит справа от меня, и поднимает крышку.

В комнате наступает тишина, то ли оттого, что парни стесняются болтать при ней, то ли потому, что она овладела их вниманием. Я смотрю на свои карты, пытаясь вспомнить, о чем мы говорили минуту назад.

А, да, о детях.

Услышав шорох коробок в холодильнике, поворачиваюсь на звук, и мой взгляд тут же падает на ее ноги. Джордан привстала на цыпочки и наклонилась вперед, удерживая одной рукой открытую крышку. Видимо, она прекрасно понимает, что склонилась в коротких шортах перед столом с мужчинами, потому что то и дело оттягивает их вниз.

Ногти на ногах накрашены нежно-розовым лаком, а из-под серой футболки виднеется верх от купальника. И дело не только в завязках на шее. У ее футболки отрезаны рукава, так что получившиеся проемы демонстрируют соблазнительную, загорелую кожу ее талии. И стоит мне заметить напряженные мышцы на ее бедрах, как у меня в животе все сжимается.

Только я собираюсь перевести взгляд на свои карты, как она поднимает руку, чтобы заправить волосы за уши, и я замечаю дырочки на футболке. На плече, вдоль шва.

Это?..

– Разве это не твоя футболка? – наклонившись ко мне, шепчет Датч.

Прищурившись, я различаю свой бейсбольный номер на выцветшей ткани, который выглядывает из-под волос. Да и дырочки кажутся знакомыми.

Я отвожу взгляд. Должно быть, забыл футболку в гостиной, а Джордан нашла ее и решила, что она принадлежит Коулу. По-моему, он тоже играл в бейсбол.

Но зачем она отрезала рукава? Мне хочется разозлиться, ведь я носил эту футболку со школы, но…

Она настолько изношенная, что в ней уже стыдно появляться на людях. Да и Джордан она идет гораздо больше, чем мне. Я вновь поворачиваюсь к девушке и вижу, как футболка облегает ее гладкую загорелую кожу. И легкая волна удовольствия пробегает по моему телу от осознания, что она надела что-то мое.

Я ерзаю на стуле и вновь смотрю на карты, стараясь успокоиться.

– Помочь? – спрашивает у нее Эдди.

Покосившись на Джордан, вижу, как она вновь склонилась над морозильником, и хмурюсь.

Но тут встревает Тодд.

– Отстань от девушки. Она прекрасно справляется сама, – с озорными нотками в голосе говорит он.

Парни смеются, явно наслаждаясь видом, когда Джордан выпрямляется и ставит коробку с фруктовым льдом на согнутую руку. Закрыв морозильник, она выгибает бровь и смотрит на Тодда.

Я жду от нее какой-нибудь колкости, но вместо этого она неторопливо подходит к столу и смотрит на его карты.

– О, посмотри, – довольным голосом говорит она, и ее глаза сияют, – тебе выпали короли. Какая удача.

Датч фыркает, а я не могу удержаться от смеха, когда к нему присоединяются все остальные. Все, кроме Тодда. Он бросает карты на стол и, сдаваясь, поднимает руки.

Джордан расплывается в самодовольной улыбке и направляется к лестнице. Мне хочется попросить ее проследить, чтобы никто не ел фруктовое мороженое в бассейне, но я сдерживаюсь: не собираюсь командовать ею и Коулом, словно они дети.

– Да, забыла спросить, – говорит она, останавливаясь посреди лестницы.

Я поднимаю глаза и встречаюсь с ней взглядом.

– В холодильнике стоит маленький торт, – продолжает она. – Коул выпрашивает у меня его, но я не знаю, откуда он взялся. Так что решила поинтересоваться у тебя, прежде чем он до него доберется.

Черт побери. Я стараюсь не выдать своей досады, потому что явно чувствую на себе взгляды парней.

– А, это… – качая головой, бормочу я и делаю вид, что изучаю карты. – Я купил его для тебя… для вас обоих.

Не дождавшись от Джордан ответа, поднимаю глаза и встречаю ее смущенный взгляд.

Тут же отвернувшись, сбрасываю три первые попавшиеся карты и жду, пока Датч передаст мне новые.

Но она все еще смотрит на меня. Я чувствую это.

Поэтому решаю выложить побольше информации в надежде, что она наконец что-нибудь скажет и уберется отсюда.

– Я проходил мимо пекарни «У Этьена» и вспомнил, что ты так и не получила торт на день рождения, – изображая безразличие, говорю я. – И шанс по-настоящему отпраздновать. Мне показалось, торт тебе понравится. – Не дождавшись карт от Датча, сам забираю их из стопки. – Я все равно проходил мимо. Так что мне было несложно.

Да, несложно, но стоило вернуться домой, как я почувствовал себя странно. Скорее, даже глупо. Ведь она даже не мой ребенок.

Но почему-то, когда я проходил мимо витрины и заметил трехслойный торт, украшенный множеством розочек, подумал о ней. Наверное, мне все еще хочется загладить свою вину за то, что вел себя как придурок.

К тому же на днях она упомянула, что, задувая свечи, всегда загадывает желание… Ей не удалось сделать это в свой день рождения – спичка в пончике не в счет, – и я не мог отделаться от этой мысли, хотя в том не было моей вины. Так что покупка торта показалась мне хорошей идеей.

Но, вернувшись домой, я засомневался. Это слишком сентиментально. Поэтому я запрятал коробку подальше в холодильник в надежде, что мое настроение улучшится и мне не придется его выбрасывать.

– Так что он твой, и Коул может его есть, – наконец говорю я, вновь покосившись на нее, прежде чем вернуться к картам.

– А почему ты не сказал мне, что он там?

Я пожимаю плечами.

– Забыл.

Ложь звучит неубедительно, но ее возбужденный голос спасает меня от обличительных взглядов.

– Ну, в таком случае Коул его не получит, – уверенно заявляет Джордан. – Он мой.

В груди разливается тепло, и я ничего не могу с этим поделать. Я медленно встречаюсь с ней взглядом. Она улыбается мне, затем разворачивается и поднимается по лестнице.

– Спасибо! – кричит Джордан, а затем дверь открывается, и нас на мгновение оглушает музыка, а потом снова все стихает.

Розовый. Я купил ей гребаный розовый торт, будто ей семь лет. С цветочками. Она его уже видела? Не показалось ли ей, что это торт для маленькой девочки? Или и вовсе что-то романтичное? У них были торты с воздушными шариками или вообще без украшений. Я чертов идиот. Стоило подумать об этом раньше.

Я кладу на стол карты, закрываю глаза и провожу рукой по волосам.

– Сейчас вернусь, – объявляю я, отодвигаю стул и направляюсь к лестнице.

Несколько смешков раздается у меня за спиной, когда я быстро поднимаюсь по ступенькам вслед за девушкой.

Еще совсем недавно я мыслил вполне ясно. Не сомневался в каждом своем шаге и осознавал все возможные последствия своих действий. Но сейчас запутался.

Стоит мне толкнуть дверь, как на меня обрушивается рев песни I Love Rock’n’Roll, доносящийся с заднего двора, а затем громкий всплеск, когда кто-то прыгает в бассейн. Я попросил Джордан отобрать ключи у всех, кто пьет, но если соседи решат позвонить в полицию, то желание удержать ребят от вождения в нетрезвом виде не спасет меня от обвинений в позволении распития спиртных напитков несовершеннолетними.

Остается лишь надеяться, что коп, сидящий в моем подвале, поможет мне от них отмазаться.

Захожу на кухню и краем глаза замечаю отдыхающих на заднем дворе, прежде чем все мое внимание сосредотачивается на Джордан, которая вытаскивает розовую коробку с тортом.

Она поворачивается, ставит его на кухонный островок, затем поднимает глаза и встречается со мной взглядом.

– Не собираюсь его сейчас есть, – говорит она, – а то придется делиться. Просто хочу посмотреть.

Она поднимает крышку, и извинения уже вертятся у меня на языке. Но тут Джордан расплывается в взволнованной улыбке.

Я подхожу к холодильнику и беру содовую, делая вид, что пришел за ней.

– Прости, если он покажется тебе слишком детским, – говорю я. – Не знаю, о чем я думал.

Она складывает руки на груди, и на ее лице появляется едва заметная улыбка, словно она пытается сдержаться, но у нее не получается. Даже в полутьме кухни вижу, как раскраснелись ее щеки, и слышу, как участилось дыхание.

– Кажется, мне никто никогда не покупал такого красивого торта, – повернув ко мне голову, говорит Джордан. – Спасибо, что подумал обо мне. Это очень приятный сюрприз.

Она вновь смотрит на торт, и на ее лице появляется странное выражение.

Отлично. От этого я чувствую себя еще хуже. Сейчас Джордан выглядит так, будто это самое приятное, что кто-либо когда-нибудь для нее делал. И это вызывает у меня грусть.

Я купил и правда довольно красивый торт. Розы из глазури вокруг основания белого цвета, который медленно перетекает в нежно-розовый, а затем в темно-розовый в центре.

Мне приятно, что она не считает это глупым. Я знал, что Джордан любит этот цвет.

– Внутри он тоже розовый, – говорю я. – Сами коржи.

Ее улыбка становится шире.

И, насколько помню, этот торт явно не для детей. Продавщица говорила что в тесто добавили шампанское.

Что ж, значит, я не прогадал.

Когда наконец-то приходит осознание этого, моя совесть немного успокаивается.

Джордан погружает палец в одну из роз, а затем подносит его ко рту и слизывает крем. Мой взгляд застывает на ее губах, когда они сжимаются вокруг пальца, и языке, которым она слизывает остатки крема с кончика.

Мне едва удается подавить стон от мысли, насколько мягкими должны быть эти губы.

Я прочищаю горло.

– Совсем забыл о свечках, – признаюсь я, подходя к кухонной тумбе. – Но знаю, что ты должна сделать это…

Я достаю спичечный коробок, поджигаю одну спичку и уже собираюсь воткнуть ее в торт, но в последний момент останавливаюсь.

– Может, позовем Коула?

Джордан смотрит в окно и показывает, что не стоит этого делать. Поэтому я втыкаю спичку в торт.

Закрыв глаза, она делает глубокий вдох, и ее плечи расслабляются, а на лице медленно расплывается легкая улыбка. Неосознанно я улыбаюсь ей в ответ. Не знаю, о чем думает Джордан в этот момент, но прекрасно понимаю, что чувствует.

Она задувает спичку и открывает глаза, когда струйка белого дыма вьется перед ее лицом.

Я замираю на мгновение, не желая даже шевелиться.

Кто-то должен обнимать ее прямо сейчас. Подойти, встать перед ней и, поймав в капкан своих рук, почувствовать ее дыхание на своем лице.

Мой пульс учащается, когда я представляю, каковы ее губы на вкус.

Поэтому тянусь за банкой газировки, которую поставил на стойку, и сжимаю ее в кулаке, пока алюминий не начинает потрескивать.

Это нехорошо. Это очень нехорошие мысли.

Отступаю на шаг, хватаю с кухонной тумбы коробку с кассетами и толкаю по столешнице к Джордан.

– Это тоже тебе, – говорю я, чтобы отвлечь ее внимание от своей реакции. – Не благодари.

Как только она переводит взгляд на черную коробку и понимает, что в ней лежит, ее глаза расширяются.

– Что? – восклицает она. – Ты серьез… Ни за что! – Она широко улыбается мне. – Я не могу их взять. Они принадлежали твоему отцу.

Я киваю, чувствуя себя спокойнее оттого, что нас разделяет кухонный островок.

– Отец хотел бы, чтобы они достались тому, кто их оценил бы по достоинству. Они же тебе нравятся, правда?

Я все равно никогда их не слушаю и просто включаю радио. А она, кажется, благоговеет перед ними, так что мне показалось разумным подарить ей то, что она хочет.

Джордан всплескивает руками, и на ее лице появляется такое выражение, словно она не знает, что делать.

– Но… – она замолкает, а затем усмехается: – Пайк, я…

– Ты же хочешь их, верно? – повторяю я.

Она вновь усмехается и корчит гримасу. Я вижу борьбу на ее лице. Для нее это ценный подарок, но Джордан считает, что не заслужила его. И при этом умирает от желания владеть им.

– Ты серьезно? – закрыв лицо руками, спрашивает она.

Я больше не в силах сдерживать смех. Кто бы знал, что радовать ее настолько забавно.

Джордан сгребает в охапку коробку и прижимает ее к себе.

– У меня есть кассеты. Целая коллекция. Черт! – ругается она. – Это неправильно, но я так хочу их, поэтому не стану отказываться.

Джордан старается изобразить извиняющееся выражение лица, но у нее ничего не получается, и она радостно смеется, что забавляет меня еще больше.

– Хорошо, – говорю я.

И чувствую себя еще лучше. Надеюсь, что это загладит осадок от моего поступка в начале недели. Кажется, она в восторге от подарка и огорода.

Я отступаю от стойки, собираясь уйти, но она останавливает меня.

– Ой, подожди.

Развернувшись, она достает из холодильника поднос, подходит ко мне и, положив на него сверху пакет с чипсами, протягивает мне.

– Я приготовила большие тако для тебя и парней.

Мой желудок урчит, когда я смотрю на нее.

– Ой, тебе не следовало этого делать. – Обычно мы заказываем крылышки и пиццу, но тако выглядят очень аппетитно. – Спасибо. Уверен, им понравится.

Джордан улыбается, и мы три бесконечные секунды смотрим друг другу в глаза. Кажется, словно воздух вокруг нас сгустился и теперь мы не можем пошевелиться.

Наконец я вздыхаю и отступаю.

– Проследи, чтобы ваши друзья убрали за собой, прежде чем разойтись по домам, хорошо?

«Чтобы тебе не пришлось это делать самой», – хочется добавить мне, но я сдерживаюсь.

Она в ответ лишь закатывает глаза и вновь смотрит на свои кассеты.

Я просыпаюсь от резкого, громкого звука и быстро моргаю, чтобы глаза поскорее привыкли к темноте. Какого хрена? Клянусь, даже кровать вибрирует подо мной. Через секунду осознаю, что звуки доносятся снаружи вместе с приглушенной музыкой, которая просачивается даже сквозь плотно закрытые окна.

Господи, они еще не разошлись? Смотрю на часы и вижу, что уже начало второго. Зевнув, отбрасываю покрывало и провожу пальцами по волосам.

В комнате охренительно жарко.

Свешиваю ноги с кровати и встаю. Затем подхожу к двери и иду по коридору к лестнице. Оказавшись на первом этаже, проверяю температуру и включаю кондиционер. В доме двадцать три градуса. Я готов пойти на уступки, но это невыносимо. Как можно спать при такой температуре в пижамных штанах, которые надеваю с тех пор, как Коул и Джордан поселились здесь, потому что боюсь, что спросонья наткнусь на них, позабыв, что совершенно голый.

Не включая свет, захожу на кухню, останавливаюсь у раковины и выглядываю во двор. Странно, что соседи еще не вызвали полицию. Конечно, музыка играет тише, чем раньше, но все равно слишком громко для такого позднего часа.

Оглядываю двор в поисках источника громкого звука, и у меня невольно расширяются глаза, поэтому тут же отворачиваюсь. Боже, Коул, что у тебя за друзья, раз они вытворяют подобное в чужом доме?

Как минимум у двух девушек отсутствует верх купальника, и при этом одна из них целуется с каким-то приятелем Коула в бассейне. Вторая лежит на шезлонге в солнцезащитных очках, несмотря на то что на улице темно, закинув одну руку за голову.

Отвернувшись, я тут же принимаюсь искать телефон в штанах. Сыну пора убрать это дерьмо с моего заднего двора, но я не могу пойти туда. Не знаю, насколько странным они это посчитают, но мне точно будет не по себе. К тому же, бьюсь об заклад, я знаю их отцов.

А где Джордан? Почему-то я уверен, что ей происходящее нравится не больше, чем мне. Где же, черт побери, мой телефон?

Вспомнив, что поставил его на зарядку рядом с кроватью, поднимаюсь по лестнице, проношусь по коридору, захожу в свою комнату и выдергиваю шнур из телефона.