Кто нашел, берет себе Кинг Стивен

Теперь «однако», очень даже большое, касалось Тины. Многие ее подруги из прежнего района в Уэст-Сайде, включая Барбару Робинсон, которую Тина обожала, собирались продолжать обучение в Чэпл-Ридже, частной школе с прекрасной репутацией: многие и многие ее выпускники поступали в хорошие колледжи. Мама сказала Тине, что они с папой не представляют себе, как им удастся перевести ее в Чэпл-Ридж сразу из средней школы. Рассматривался только второй год обучения, и то при условии, что финансовое положение семьи улучшится.

– Но я там никого не буду знать, – ответила Тина и заплакала.

– Ты будешь знать Барбару Робинсон, – возразила мама, и Пит (он подслушивал в соседней комнате) мог сказать по ее голосу, что она тоже на грани слез. – А также Хильду и Бетси.

Но Тинс была младше тех девочек, и Пит знал, что только Барбс могла считаться настоящей подругой его сестры, когда они жили в Уэст-Сайде. Хильда Карвер и Бетси Девитт скорее всего Тинс и не помнили. Как через год-другой забудет ее и Барбара. Их мама, похоже, мало что помнила о старших классах и о том, как быстро забываются в них друзья детства.

Ответ Тины на удивление кратко и точно облек эти мысли в слова:

– Да, но они не будут знать меня.

– Тина…

– У вас есть деньги! – воскликнула Тина. – Эти загадочные деньги, которые приходят каждый месяц. Почему я не могу получить часть на Чэпл-Ридж?

– Потому что мы до сих пор не оправились от трудных времен, милая.

На это Тина возразить ничего не могла, потому что мама сказала правду.

Его планы на обучение в колледже представляли собой еще одно «однако». Пит знал, что для некоторых его друзей, может, для большинства, колледж находился на орбите одной из дальних планет Солнечной системы. Но если он хотел поступить в хороший колледж (Брауновский, шептал его разум, диплом по английскому языку и литературе Брауновского колледжа), заявление следовало подавать рано, еще в первом семестре выпускного класса. Заявления сами по себе стоили денег, как и летние занятия, без которых он никак не мог обойтись, если хотел набрать как минимум 670 баллов в математической части Школьного оценочного теста. Он работал в библиотеке на Гарнер-стрит, но тридцать пять долларов в неделю погоды не делали.

Бизнес отца потихоньку разрастался и теперь требовал офиса в деловой части города, вот вам и «однако» номер три. Помещение с низкой арендной платой на верхнем этаже, зато в деловом центре, могло принести дивиденды, но означало предварительные затраты, а Пит знал – пусть даже никто не говорил об этом вслух, – что отец рассчитывал на загадочные деньги, чтобы удержаться на плаву в начальный, критический период. Они все делали ставку на эти загадочные деньги, и только Пит знал, что они иссякнут до конца четырнадцатого года.

И да, конечно, что-то он тратил на себя. Не огромные суммы – это вызвало бы вопросы, – но сотню там, сотню здесь. Блейзер и туфли для поездки с классом в Вашингтон. Несколько дисков. И книги. Он стал фанатом книг, прочитав записные книжки и влюбившись в творчество Джона Ротстайна. Начал с его современников-евреев, Филипа Рота, Сола Беллоу Ирвина Шоу (роман «Молодые львы» казался Питу невероятно завораживающим, и он не понимал, почему это не классика), а потом увеличил охват. Всегда покупал книги в бумажной обложке, но и они стоили от двенадцати до пятнадцати долларов, если не удавалось найти подержанные.

«Победитель на деревянной лошадке» произвел на Пита столь сильное впечатление, потому что он буквально слышал шепот собственного дома: Денег должно быть больше! Однако в скором времени их станет меньше. Но ведь в сундуке лежали не только деньги, верно?

Это было еще одним «однако». И об этом Пит Зауберс с течением времени задумывался все чаще и чаще.

Итоговой работой по учебному курсу «Галопом по гениям» мистера Рикера для Пита стал шестнадцатистраничный анализ трилогии о Джимми Голде, с цитатами из различных рецензий и нескольких интервью самого Ротстайна, которые тот дал, прежде чем уехать на ферму в Нью-Хэмпшире и полностью отгородиться от окружающего мира. Закончил его Пит упоминанием о поездке Ротстайна по немецким лагерям смерти в качестве репортера «Нью-Йорк геральд», за четыре года до публикации первого романа о Джимми Голде.

«Я уверен, что эта поездка стала самым важным событием в жизни мистера Ротстайна, – написал Пит. – И точно самым важным в его писательской жизни. В поиске смысла существования Джимми постоянно возвращается к тому, что мистер Ротстайн увидел в этих лагерях, и по этой причине Джимми постоянно ощущает внутреннюю пустоту, когда пытается жить как обыкновенный американский гражданин. Для меня наиболее четко это выражено броском пепельницы в телевизор в романе «Бегун сбрасывает темп». И бросает ее Джимми в тот самый момент, когда по Си-би-эс показывают специальный репортаж о холокосте».

Когда мистер Рикер раздал работы, Пит обнаружил на обложке (распечатанной на принтере фотографии, на которой Ротстайн, тогда еще молодой человек, сидел за столиком в «Сардисе» с Эрнестом Хемингуэем) большую пятерку с плюсом. Под отметкой мистер Рикер написал: «Останься после урока».

Когда остальные ученики ушли, мистер Рикер посмотрел на Пита так пристально, что тот испугался, а не собирается ли любимый учитель обвинить его в плагиате. Потом мистер Рикер улыбнулся:

– Это лучшее ученическое эссе, что я читал за двадцать восемь лет работы в школе. Самое уверенное и прочувствованное.

Пит покраснел от удовольствия.

– Спасибо. Правда. Огромное спасибо.

– Хотя я бы поспорил с твоим выводом. – Мистер Рикер откинулся на спинку стула и переплел пальцы на затылке. – Характеристика Джимми как благородного американского героя вроде Гека Финна не подкреплена заключительной книгой трилогии. Да, он бросает пепельницу в экран телевизора, но это не героическое деяние. Знаешь, логотип Си-би-эс – это глаз, и деяние Джимми – ритуал, ослепляющий его внутренний глаз, тот, что видит правду. Это не мое открытие, а цитата из рецензии Джона Кроу Рэнсома на роман «Бегун сбрасывает темп». Лесли Фидлер говорит примерно то же самое в своей книге «Любовь и смерть в американском романе».

– Но…

– Я не собираюсь развенчивать твои умозаключения, Пит. Я лишь говорю, что ты должен следовать фактам, которые содержатся в книге, и не опускать то, что противоречит твоему выводу. Что делает Джимми после того, как бросает пепельницу в телевизор, и после того, как его жена произносит знаменитую фразу: «Ублюдок, как теперь дети будут смотреть Микки-Мауса?»

– Он едет в магазин и покупает новый телевизор, но…

– Не просто телевизор, а первый в квартале цветной телевизор. А потом?

– Разрабатывает блестящую стратегию рекламной кампании домашнего чистящего средства «Даззи-Ду». Но…

Мистер Рикер вскинул брови, ожидая продолжения. Но как Пит мог сказать ему, что годом позже Джимми глубокой ночью тайком прокрадется в агентство со спичками и банкой керосина? Что Ротстайн предвосхитит движение против войны во Вьетнаме и борьбу за гражданские права, руками Джимми устроив пожар, практически уничтоживший здание, известное в городе как Храм рекламы? Что потом Джимми на попутках уедет из Нью-Йорка, ни разу не оглянувшись, оставив семью, и отправится осваивать новые земли, совсем как Гек и Джим? Пит не мог ничего сказать, потому что эта история излагалась в романе «Бегун уходит на Запад», существовавшем в семнадцати плотно исписанных записных книжках, которые более тридцати лет пролежали в зарытом сундуке.

– Давай выкладывай свои «но», – ровным голосом предложил мистер Рикер. – Больше всего люблю дискуссию о книге с человеком, который умеет отстаивать свою точку зрения. Как я понимаю, ты уже опоздал на свой автобус, но я с радостью подвезу тебя домой. – Он постучал пальцем по обложке эссе Пита, на которой Джонни Р. и Эрни Х., эти титаны американской литературы, чокались большущими стаканами с мартини. – Если отставить в сторону неподкрепленный вывод, который я отношу к трогательному желанию увидеть свет в конце крайне мрачного последнего романа, это удивительная работа. Просто удивительная. Но продолжим. Какие у тебя «но»?

– Наверное, никаких, – ответил Пит. – Вы, пожалуй, правы.

Но на самом деле мистер Рикер ошибался. Если в конце романа «Бегун уходит на Запад» еще оставалось ощущение, что Джимми Голд может продаться, оно развеивалось как дым в последнем и самом длинном романе цикла, «Бегун поднимает флаг». Лучшей книги Пит за свою жизнь не читал. Более грустной – тоже.

– В своей работе ты не упоминаешь смерть Ротстайна. – Да.

– Позволь спросить почему?

– Потому что, на мой взгляд, его смерть никак не связана с темой. Да и получилось бы слишком длинно. Опять же… ну… глупо с его стороны – стать жертвой обычных грабителей.

– Ему не следовало держать наличные в доме, – заметил мистер Рикер, – но он держал, и множество людей знало об этом. Но не суди его за это слишком строго. Многие писатели по части денег ведут себя глупо и не знают им цену. Чарлз Диккенс содержал целое семейство лодырей, включая своего отца. Сэмюэль Клеменс едва не обанкротился из-за неудачных сделок с недвижимостью. Артур Конан Дойл отдал тысячи долларов лжемедиумам и потратил еще многие тысячи на фальшивые фотографии фей. По крайней мере Ротстайн завершил свой главный труд. Если только ты не веришь, как некоторые другие…

Пит посмотрел на часы:

– Э… мистер Рикер? Я еще успею на автобус, если потороплюсь.

Мистер Рикер вскинул руки над головой в знакомом жесте.

– Конечно, конечно, иди. Я просто хотел поблагодарить тебя за удивительное эссе и дать дружеский совет: когда будешь писать аналогичную работу в следующем году… и в колледже… не позволяй своей доброй натуре туманить критический взгляд. Критический взгляд должен оставаться холодным и ясным.

– Хорошо, – пообещал Пит и поспешил за дверь.

Меньше всего он хотел обсуждать с мистером Рикером вероятность того, что грабители, убившие Джона Ротстайна, украли не только деньги, но и неопубликованные рукописи, которые, возможно, уничтожили, решив, что никакой ценности они не представляют. Он пару раз обдумывал эту идею: передать записные книжки полиции, пусть это и означало, что родители узнают, кто присылал загадочные деньги. В конце концов, эти записные книжки не только представляли собой литературное сокровище, но и являлись вещественным доказательством в деле об убийстве. Вот только преступление это совершили очень давно, можно сказать, в незапамятные времена. И не стоило ворошить прошлое.

Верно?

Автобус, естественно, уже уехал, а значит, Пита ждала двухмильная прогулка. Он не возражал. Он все еще светился от похвалы мистера Рикера, и ему было о чем подумать. Главным образом – о неопубликованных произведениях Ротстайна. Его рассказы, по мнению Пита, были неровными, но среди них встречались жемчужины. А вот стихотворения, опять же по скромному мнению Пита, Ротстайну не удавались. Но два последних романа о Джимми Голде были… золотыми. По реальным фактам, вплетенным в повествование, Пит догадался, что последний роман, в котором Джимми поднимает горящий флаг на антивоенном митинге в Вашингтоне, Ротстайн закончил в 1973 году, потому что Никсон еще был президентом. И Пит даже представить не мог, почему Ротстайн не опубликовал ни последние романы о Джимми Голде, ни еще один, о Гражданской войне. Они были очень хороши!