Грозовой перевал Бронте Эмили
– Хороший портрет, – сказал я своей домоправительнице. – А он передает сходство?
– Да, – отвечала она, – но хозяин выглядел лучше, когда оживлялся. Обычное выражение сдержанности, как здесь, его не красило. Понимаете, ему не хватало характера, силы духа.
Кэтрин поддерживала свое знакомство с Линтонами с того самого дня, когда она пять недель оставалась под их кровом. Она легко обуздывала свой норов в их обществе, потому что стыдно грубить в ответ на неизменную учтивость. Сама того не осознавая, она произвела благоприятное впечатление на старших Линтонов своей искренней сердечностью, завоевала восхищение Изабеллы, а также получила сердце и душу ее брата в придачу. Сначала ее самолюбию льстила их привязанность, а потом она научилась, не желая никого обманывать, как будто бы раздваиваться. Там, где Хитклифа называли не иначе, как «отпетым молодчиком» и «гнусным животным», она старалась не вести себя так, как он, но дома ей незачем было быть вежливой, ведь над ней бы только посмеялись. И она не сдерживала свой необузданный характер, коль скоро хорошее поведение не ценилось на Грозовом Перевале.
Мистер Эдгар редко набирался храбрости, чтобы открыто приезжать к нам. Его отпугивала дурная репутация Эрншо, и он не хотел лишний раз встречаться с ним. Тем не менее здесь его всегда принимали со всем почетом, на который мы только были способны. Даже хозяин не допытывался в своей всегдашней оскорбительной манере, зачем юноша приезжает, а если чувствовал, что не может быть достаточно учтивым, просто уходил. Мне кажется, визиты молодого Линтона не доставляли Кэтрин удовольствия: она не умела занять гостя, не проявляла кокетства и явно противилась тому, чтобы два ее друга встречались. Если Линтон выказывал презрение и неприязнь к Хитклифу, она не могла оставить его чувства без внимания, словно такое отвращение к товарищу ее детских игр распространялось и на нее. Я не раз посмеивалась над ее невысказанными бедами и затруднениями, которые она в тщеславии своем пыталась скрыть от моих насмешек. Звучит не очень по-доброму, но Кэти была просто нестерпимо горда, настолько, что невозможно было и представить. Я ждала, когда она хоть в чем-то пойдет на попятный, и наконец она вынуждена была открыться мне, потому что в целом свете не было другой души, с которой она могла бы посоветоваться.
Однажды мистер Хиндли уехал днем, и Хитклиф решил по этому случаю дать себе немного отдыха. Ему тогда, наверное, уже исполнилось шестнадцать, и, не будучи ни уродом, ни дураком, он умудрялся производить впечатление существа, отталкивающего внешне и внутренне (от чего, кстати, потом полностью избавился). К этому времени он утратил все преимущества, которые давало ему полученное в раннем детстве образование. Тяжелая работа от рассвета и до заката убила в нем любопытство и тягу к знаниям, задавила любовь к книгам и стремление учиться. Сознание собственного превосходства, которое ему в детстве внушало благоволение покойного мистера Эрншо, сошло на нет. Он долго пытался не отстать от Кэтрин в ее занятиях, но потом сдался с острым, но безмолвным сожалением, и никогда уже не стремился наверстать упущенное. Когда он понял, что бесповоротно должен остаться ступенью ниже, он даже не сделал попытки подняться. Внешность его теперь отражала упадок внутренний: у него появилась шаркающая походка, он начал сутулиться и смотреть волком. Раньше он был просто замкнут и сдержан, а теперь стал подчеркнуто, до глупости нелюдим. Похоже, он получал какое-то нездоровое удовольствие, когда вызывал у немногих своих знакомых неприязнь и даже не пытался снискать уважение.
Хитклиф по-прежнему старался как можно больше времени проводить с Кэтрин в краткие минуты своего отдыха, но более не выражал свою привязанность словесно. Дошло до того, что он стал яростно отвергать ее ребяческие порывы, как будто подозревая, что недостоин таких знаков внимания. В тот день, о котором я рассказываю, он вошел в залу и заявил о своем намерении побыть в праздности как раз тогда, когда я помогала мисс Кэти с ее туалетом. Такое решение Хитклифа застало Кэти врасплох. Она считала, что в отсутствии брата дом будет в ее полном распоряжении и каким-то образом умудрилась сообщить об этом мистеру Эдгару. Теперь же она готовилась принять своего гостя.
– Кэти, ты нынче занята? – спросил Хитклиф. – Собираешься куда-то?
– Нет, на дворе дождь, – отвечала она.
– Тогда почему на тебе шелковое платье? У тебя будут гости?
– Никого я не жду, – промямлила Кэти, – но тебе пора в поле, Хитклиф. Уже целый час после обеда прошел. Я думала, ты уже ушел.
– Хиндли не часто избавляет нас от своего мерзкого присутствия. Сегодня я больше работать не буду, – заявил Хитклиф. – Я посижу с тобой.
– Джозеф тебя выдаст, – заметила она. – Лучше бы ты в поле пошел.
– Джозеф грузит известь за Пеннистонскими утесами. Он до темноты не вернется и ничего не узнает.
С этими словами он ленивой походкой подошел к камину и упал в кресло. Кэтрин на мгновение напряженно задумалась, сведя брови в нитку. Ей надо было как-то намекнуть Хитклифу, что ожидаются визитеры.
– Изабелла и Эдгар Линтоны говорили, что заглянут сегодня, – заговорила она после минутного молчания. – Идет дождь, вряд ли они доберутся до нас, но если все-таки это случится, тебе может не поздоровиться. Зачем тебе неприятности?
– Прикажи Эллен сказать, что ты занята, – настаивал Хитклиф. – Не гони меня, Кэти, из-за этих твоих жалких, напыщенных дружков! Иногда меня так подмывает сказать всю правду… Нет, я не должен этого говорить…
– Чего ты не должен говорить? – воскликнула Кэти, глядя на него с тревогой. – Ах, Нелли, – добавила она в раздражении, – довольно мне волосы расчесывать! Мои локоны совсем разовьются. Хватит, оставь меня! Так какую правду ты хотел мне сказать, Хитклиф?
– Никакую. Просто взгляни на этот календарь на стене, – он указал на лист в рамке, висевший у окна, – Крестиками отмечены вечера, которые ты проводила с Линтонами, а точками – те, что ты провела со мной. Видишь? Я каждый день отметил.
– Да, вижу… Ну и очень глупо… Я и не заметила! – отвечала Кэтрин обиженным тоном. – И какой в этом смысл?
– Смысл в том, что я это замечаю, – возразил Хитклиф.
– И что, мне теперь все время сидеть только с тобой? – с растущим раздражением заговорила Кэтрин. – Какая мне от этого радость? Да ты даже не можешь поговорить со мной толком! Ведешь себя как ребенок малый или как дурачок, честное слово, и ничем развлечь меня не можешь!
– Ты раньше никогда не жаловалась, что я мало с тобой разговариваю или что тебе не нравится мое общество! – воскликнул Хитклиф в сильном волнении.
– Да какое это общество, когда человек ничего не говорит и ничего не знает, – пробормотала Кэтрин.
Хитклиф вскочил, но не успел выразить обуревавших его чувств, потому что на мощеной дорожке послышался цокот копыт, раздался тихий стук в дверь, и сразу же после этого в залу вошел молодой Линтон. Лицо его сияло, так счастлив он был неожиданным приглашением Кэтрин. Хитклиф тут же пошел к двери. Без сомнения, от девушки не укрылась разница между двумя ее друзьями – тем, кто вошел, и тем, кто вышел, как будто бы из холодной и негостеприимной горной местности, изуродованной угольными копями, она перебралась в прекрасную плодородную долину. Трудно было представить себе более несхожих молодых людей не только внешне, но и по манере говорить, чем Хитклиф и Эдгар. Голос последнего был нежен и тих, а слова он произносил ну в точности как вы: без здешней резкости и отрывистости.
– Надеюсь, я приехал не слишком рано? – спросил он, покосившись на меня. Я принялась протирать утварь и убирать в ящиках дальнего буфета.
– Нет, – ответила Кэтрин. – А ты что тут делаешь, Нелли?
– Свою работу, мисс, – твердо сказала я, ведь мистер Хиндли строго-настрого приказал мне не оставлять их одних, если молодой Линтон прибудет с визитом.
Она подошла ко мне сзади и яростно прошептала: «Убирайся отсюда со своими пыльными тряпками. Когда в приличный дом приезжают гости, слугам нечего скрести и убирать в тех комнатах, где их принимают!»
– Нельзя упускать возможность, мисс, спокойно прибраться, когда хозяин в отлучке, – громко ответила я. – Он не любит, когда я этим занимаюсь в его присутствии. Уверена, мистер Эдгар меня извинит.
– А я не люблю, когда ты прибираешься в моем присутствии! – высокомерно бросила Кэтрин, не дав возможности гостю заговорить. Она явно еще не отошла после ссоры с Хитклифом.
– Прошу меня извинить, мисс Кэти, – был мой ответ, и я продолжила усердно свою работу.
Кэтрин, думая, что Эдгар ее не видит, вырвала тряпку у меня из рук и пребольно, «с вывертом», ущипнула меня за руку. Я уже говорила вам, сэр, что любовь моя к мисс Кэти к этому времени ушла, и я, каюсь, иногда не могла отказать себе в удовольствии уязвить ее тщеславие. К тому же она очень сильно меня ущипнула, потому я вскочила с колен и закричала: «Ну, мисс, это уже слишком! Вы не вправе так щипать меня, и я этого не потерплю!»
– Да я тебя пальцем не тронула, подлая лгунья! – в свою очередь закричала Кэтрин. Уши у нее покраснели от гнева, а пальцы опять тянулись ко мне, чтобы сделать свое злое дело. Она никогда не умела скрывать свои чувства, и теперь лицо ее пылало.
– Тогда что это? – спросила я, показывая пунцовый след пальцев, который явно свидетельствовал не в пользу Кэтрин.
Она топнула ногой и, поколебавшись одно мгновение, отдалась во власть обуревавших ее чувств и залепила мне такую пощечину, что глаза у меня тут же наполнились слезами.
– Кэтрин, дорогая! Кэтрин! – попытался вмешаться Линтон, потрясенный одновременно лживостью и злонравием своего предмета обожания.
– Убирайся отсюда, Нелли! – повторила Кэтрин, дрожа от ярости с ног до головы.
Маленький Гэртон, который в те дни ходил за мной как пришитый и теперь сидел подле меня на полу, увидел мои слезы и заревел сам, жалуясь на «злую тетю Кэти». Этим он навлек ее гнев на свою ни в чем не повинную голову: мисс Кэти схватила малыша за плечи и принялась трясти его так, что у него лицо посинело. В этот момент Эдгар, на свою беду, схватил ее за руки, чтобы освободить ребенка. В долю секунды Кэтрин вырвала одну руку, и ошеломленный юноша получил такой удар в ухо, который никак нельзя было объяснить шутливой потасовкой между друзьями. Молодой Эрншо буквально замер. Я подхватила Гэртона на руки и вышла на кухню, но дверь за собой не закрыла, так как хотела узнать, что будет дальше. Оскорбленный гость направился за своей шляпой – он был бледен, и губы его дрожали.
«То-то же! – сказала я про себя. – Надобно вам, молодой человек, внять предупреждению и больше сюда не ездить. Благодарите Бога, что она хоть чуть-чуть приоткрыла вам свою истинную натуру».
– Куда вы? – вскричала Кэтрин, застывая в дверях.
Эдгар попробовал обойти ее, но не тут-то было.
– Вы не должны уходить! – заявила она.
– Должен и уйду! – раздался его приглушенный голос.
– Нет! – настаивала на своем Кэтрин, вцепившись в дверную ручку. – Не сейчас, Эдгар Линтон. Сядьте! Не смейте оставлять меня в таком состоянии: я теперь всю ночь глаз не сомкну, настолько я несчастна, так не делайте меня несчастной вдвойне.
– Как же я могу остаться, если вы меня ударили? – отвечал Линтон.
Кэтрин безмолвствовала.
– Вы меня напугали. Мне стыдно за вас, – продолжал он, – и я сюда больше не приду.
Ее глаза засверкали, а веки затрепетали.
– И вы нарочно солгали! – сказал он.
– Неправда! – воскликнула Кэтрин, вновь обретая дар речи. – Ничего я нарочно не делала! Хотите уйти – уходите! А я буду плакать, заболею и умру.
Она упала на колени возле стула и непритворно зарыдала. Решимости Эдгара уйти хватило только на то, чтобы выйти во двор, но там он замешкался. Я решила помочь ему сделать правильный выбор:
– Наша мисс – девушка своенравная, сэр! – быстро сказала я ему. – Она – настоящий испорченный ребенок. Скачите скорей домой, а то она и вправду заболеет, чтобы нам досадить.
Молодой человек как зачарованный смотрел в окно. Он не мог уйти, как кошка не может оставить полумертвую мышь или наполовину съеденную птичку. «Что ж, видно так тому и быть! – подумала я. – Он обречен и идет навстречу своей судьбе». Так и случилось: Эдгар Линтон резко повернул, поспешил в дом и захлопнул за собой дверь. Когда позже я вошла в залу, чтобы предупредить о том, что Эрншо вернулся мертвецки пьяным и грозится, по своему обыкновению, показать нам всем небо с овчинку, то увидела, что после ссоры они не просто помирились, а стали как будто еще ближе, – та буря страстей, которую они пережили, помогла им избавиться от юношеской застенчивости и, отбросив маску дружбы, признаться друг другу в любви.
Новость о возвращении мистера Хиндли тут же заставила молодого Эрншо вскочить на коня, а Кэтрин – искать уединения в своей комнате. Я же поспешила спрятать маленького Гэртона и вынуть патроны из охотничьего ружья хозяина, с которым тот любил позабавиться в пьяном угаре, наставляя его на каждого, кто имел несчастье ему противоречить или просто привлечь его внимание. Мне приходилось тайком вынимать заряд, чтобы не допустить большой беды, вздумайся ему в помрачении разума действительно выстрелить.
Глава 9
Хиндли Эрншо вошел в дом, изрыгая дикую брань. Он застал меня в тот момент, когда я прятала его сына в недра кухонного буфета. Гэртон, к счастью для себя, испытывал одинаковый страх как перед несдержанными проявлениями отцовской любви, так и перед безумными взрывами бешенства своего непутевого родителя. В первом случае мальчика могли бы зацеловать и затискать до смерти, а во втором – швырнуть в огонь или размозжить о стену. Бедный малыш научился сидеть тихо как мышка, куда бы я его ни прятала.
– Ну, вот вы и попались! – дико заорал Хиндли, хватая меня сзади за шиворот и оттаскивая, как собаку. – Разрази меня гром, если вы все не сговорились извести моего малютку! Недаром вы его от меня постоянно прячете. Тебя, Нелли, я заставлю проглотить разделочный нож, и пусть сам дьявол поможет мне в этом! Зря ты смеешься: я только что засунул доктора Кеннета головой вниз в Болото Черного Коня, а где один, там и двое! У меня просто руки чешутся прикончить кого-нибудь из вас, и в этот раз я не отступлюсь!
– Не буду я есть разделочный нож, мистер Хиндли, – ответила я. – Он на вкус гадкий, я им копченую селедку резала. С вашего позволения, я бы предпочла, чтобы вы меня застрелили.
– Будь ты проклята с моего позволения! – заявил Хиндли. – Нет такого закона в Англии, чтобы человек не имел права навести в своем доме порядок, а мой дом похож на сточную канаву. Давай-ка, разевай рот!
Он держал в руке нож и пытался просунуть его кончик между моими отчаянно стиснутыми зубами. Но не на ту напал – меня его выходки особо не пугали. Я сплюнула и принялась уверять его, что нож очень невкусный, и я его ни за что не буду есть.
– Ладно, – сказал он, вдруг ослабив свою хватку и отпуская меня. – Но знаешь, Нелл, этот маленький негодник не может быть Гэртоном. А если он все же мой сын, то с него шкуру надобно спустить за то, что он не выбежал меня поприветствовать, а вместо этого орет, точно увидел призрак. Ко мне, пащенок! Я тебя научу, как обманывать доброго папочку! Глянь-ка, Нелл, а не подровнять ли мальцу уши аккуратненько, как щенку? Собаки – те от этого только злее становятся, а я люблю злобных и аккуратных… Давай ножницы, Нелл! Мы, люди, слишком уж носимся с нашими ушами, тешим дьявола и свое самомнение, а сами – ослы ослами и без них. Тише, тише, малыш! Ну вот, теперь молодцом, глаза-то утри – умница! А теперь поцелуй меня. Что такое, не хочешь целовать? А ну-ка сейчас же поцелуй меня, Гэртон! Целуй же, черт бы тебя побрал! Господи, да неужели я вскормил это чудовище? Да я тебе, ублюдок, сейчас шею сверну!
Бедный Гэртон визжал и бился изо всех сил в отцовских руках. Крики его только усилились, когда Эрншо поднялся с ним вверх по лестнице и поднял над перилами. Я закричала хозяину, что он так ребенка до смерти напугает, и бросилась на помощь. Когда я была уже рядом, Хиндли услышал внизу шум и перегнулся через перила, прислушиваясь и почти забыв о своей ноше. «Кто там?» – вопросил он, услышав чьи-то шаги, приближающиеся к подножью лестницы. Я тоже нагнулась, чтобы подать знак Хитклифу, чью походку я узнала, не приближаться. И в то же мгновение, когда я отвела взгляд от Гэртона, малыш извернулся, высвободился из державших его неласковых рук и полетел вниз.
Мы даже не успели ужаснуться, как увидели, что ребенок спасен. Хитклиф оказался внизу как раз вовремя. Повинуясь естественному порыву, он поймал летящего Гэртона, поставил его на ноги и поднял голову, чтобы увидеть виновника происшествия. Скупец, продавший лотерейный билет за пять шиллингов и обнаруживший на следующий день, что он лишился выигрыша в пять тысяч фунтов, не выказал бы больше досады, чем Хитклиф, когда увидел наверху мистера Эрншо. Лицо его лучше, чем любые слова, показало, как ему обидно за то, что он, сам того не подозревая, не смог стать орудием изощренной мести. Будь уже темно, он, клянусь жизнью, вполне был способен попытаться исправить ошибку и размозжить голову Гэртона о ступеньки, но свидетелей чудесного спасения было слишком много. Я тут же бросилась к моему маленькому сокровищу и уже через мгновение крепко прижимала своего питомца к груди. Хиндли медленно спустился вниз, протрезвевший и притихший.
– Это ты во всем виновата, Нелли, – пробормотал он. – Ты должна была так спрятать мальца, чтобы я его вообще не видел. Он не пострадал?
– Еще как пострадал! – сердито воскликнула я, – Может, вы его и не убили, но дурачком точно сделали! Не удивлюсь, если его бедная мать восстанет из гроба, чтобы пресечь ваши глумления над ним. Вы хуже варвара, коль скоро так дурно обращаетесь со своей плотью и кровью!
Эрншо попытался погладить ребенка, который, оказавшись у меня на руках, мгновенно успокоился и перестал плакать. Но стоило отцу дотронуться до него, как малыш разразился еще более отчаянными криками и забился так, как будто бы у него начались судороги.
– Оставьте ребенка в покое! – продолжала я. – Он вас ненавидит. Все они вас ненавидит, и это – чистая правда! Нечего сказать, счастливая у вас семейка! И вы сами дошли до жизни такой!
– И дойду еще дальше! – с нехорошим смехом отвечал этот падший человек, вновь ожесточаясь сердцем. – Убирайся подальше, Нелл, и его забирай с собой. А ты, Хитклиф, внемли и трепещи! Сегодня я тебя не убью – так и быть, если тотчас скроешься с глаз моих, а вот дом поджечь могу, если будет на то охота!
С этими словами он взял из буфета пинту бренди и налил себе рюмку.
– Ну уж нет, хватит вам пить! – вознегодовала я. – Мистер Хиндли, не гневите Бога, вам сегодня уже было предупреждение. Пощадите хоть несчастного мальчика, если себя не жалеете.
– Ему с кем угодно будет лучше, чем со мной, – отвечал он.
– Душу вашу пощадите! – строго сказала я, пытаясь отнять у него рюмку.
– Какое вам всем дело до моей души? Может, я хочу послать ее на погибель, чтобы наказать Создателя! – вскричал богохульник. – Пью за ее вечные муки!
Он выпил и нетерпеливо приказал нам убираться прочь, снабдив свой приказ такой мерзкой бранью, которую стыдно было не то что повторить, но даже запомнить.
– Жаль, что он никак не упьется до смерти, – хладнокровно заметил Хитклиф после того, как разразился не менее грязными ругательствами за закрывшейся за нами дверью. – Он делает для этого все, что может, но ему мешает его железное здоровье. Мистер Кеннет готов поставить свою кобылу на то, что Хиндли переживет любого ровесника в здешних местах и сойдет в могилу седовласым грешником, если, конечно, не случится с ним несчастья.
Я пошла на кухню и принялась баюкать моего ягненочка. Хитклиф, как мне думалось, отправился в амбар. Как потом оказалось, он никуда не уходил, а только обогнул скамью с высокой спинкой у очага и тихо улегся с другой ее стороны у самой стены.
Я качала Гэртона на коленке и напевала ему песенку, которая начиналась, как сейчас помню, такими словами:
- Плачут детишки ночью глухою,
- Слышит их мать под могильной землею…
В этот момент Кэтрин, которая слышала наши крики из своей комнаты, заглянула в кухню и прошептала:
– Нелли, ты одна?
– Да, мисс, – ответила я.
Она вошла и приблизилась к очагу. Я посмотрела на нее, и меня поразило выражение тревоги и беспокойства на ее лице. Ее губы открылись, и она уже набрала воздуха, чтобы заговорить, но из груди ее вырвался только вздох. Я вновь запела, как будто ее и не было рядом, потому что не забыла, как она со мной совсем недавно обошлась.
– Где Хитклиф? – спросила она, прерывая меня.
– За работой на конюшне, – был мой ответ.
Хитклиф не подал голоса, чтобы поправить меня. Может быть, он задремал. Последовала еще одна долгая пауза, во время которой я увидела, как со щек Кэтрин прямо на пол упало несколько слезинок. «Неужели она жалеет о своем поведении? – подумала я. – Это что-то новое! Однако же, пусть она сама перейдет к делу, не буду ей помогать». Я ошиблась – ничто не волновало ее, кроме ее собственных переживаний.
– Боже мой, – воскликнула она. – Я так несчастна!
– Жаль, – заметила я. – Вам не угодишь: так много друзей, так мало обязанностей, а вы все-таки недовольны.
– Нелли, сможешь сохранить мой секрет? Не выдашь его? – настойчиво повторила она, опустившись рядом со мной на колени и пуская в ход все свое обаяние так ловко, что я, имевшая все основания сердиться, уже была готова ее простить.
– А он того стоит? – спросила я уже не так сердито.
– Еще бы, и мне просто необходимо с кем-то им поделиться! Я не знаю, как мне быть. Сегодня Эдгар Линтон сделал мне предложение, и я ему ответила. И перед тем, как я скажу, приняла ли я это предложение или отвергла, мне нужно услышать от тебя, каков должен был быть мой ответ…
– Право же, мисс Кэтрин, откуда мне знать? – ответила я. – Конечно, с учетом того скандала, который вы устроили ему сегодня, было бы разумней ответить отказом. Если он сделал вам предложение после такой бурной сцены, то он или безнадежный глупец, или дерзкий безумец.
– Если ты будешь так со мной разговаривать, то я тебе больше ничего не скажу, – с досадой бросила Кэтрин, вскакивая на ноги. – Так вот, я сказала «да». А теперь говори сейчас же, правильно ли я поступила?
– Значит, вы приняли его предложение? Тогда что толку обсуждать это. Вы дали слово и не можете нарушить его!
– Но скажи мне, скажи, я права? – воскликнула она в волнении, ломая руки.
– На этот вопрос так сразу не ответишь, тут многое надобно учесть… – наставительно начала я, – и, в первую очередь, любите ли вы мистера Эдгара?
– Как его можно не любить? Конечно, люблю, – с готовностью отозвалась она.
Тут я приступила к ней с более серьезными вопросами, и, хотя мне в ту пору было только двадцать два, они, смею вас заверить, звучали вполне разумно:
– Почему вы любите его, мисс Кэти?
– Ах, какую ерунду ты спрашиваешь! Люблю – и все.
– Этого недостаточно. Вы должны сказать – почему?
– Ну, потому что он красив и с ним приятно проводить время.
– Не годится! – сказала я.
– И еще потому, что он молод и обаятелен.
– Опять не то!
– Потому что он любит меня.
– Сейчас это не важно. Не увиливайте!
– И еще он будет богат, а я стану первой леди в округе и буду гордиться таким мужем.
– Совсем скверно! А теперь скажите, как именно вы его любите?
– Как все любят… Глупая ты, Нелли!
– Вовсе нет… Отвечайте!
– Я люблю землю, по которой он ходит, и воздух, которым он дышит, и все, к чему он прикасается, и любое его слово. Я люблю каждый его жест и каждый взгляд, и всего его без остатка. Довольна?
– А почему?
– Да ты смеешься надо мной! Как гадко с твоей стороны! Для меня это не шутки… – Кэтрин нахмурилась и в досаде отвернулась к огню.
– И в мыслях не было у меня шутить, мисс Кэти, – серьезно ответила я. – Вы любите мистера Эдгара, потому что он красив, молод, приятен, богат и любит вас. Последнее – не в счет, вы бы и без этого, скорее всего, его полюбили. А вот если бы у него не было первых четырех достоинств, ваше сердце осталось бы свободным.
– Ну да, конечно. Может быть, я бы его только пожалела, а может, и возненавидела бы, будь он безобразен и груб.
– Но на свете есть и другие красивые и богатые молодые люди, может быть, даже богаче и красивее мистера Эдгара. Почему бы вам не выйти за кого-нибудь из них?
– Может, и есть, только мне они не встречались, – такие, как Эдгар.
– Возможно, со временем встретите. А мистер Линтон не всегда будет молод и хорош собой, и еще он может, не дай Бог, конечно, обеднеть.
– Но сегодня у него все это есть, а я живу настоящим. Нечего вести бессмысленные разговоры!
– Ну, коли так, так выходите за мистера Линтона, не раздумывая.
– А мне твоего разрешения и не требуется. Я выйду за него замуж – и точка! Но ты так и не сказала, правильно ли я поступаю?
– Правильно, если бы все люди выходили замуж и женились только на один день. А теперь скажите, что вас беспокоит? Брат ваш будет доволен, родители мистера Эдгара тоже, я думаю, возражать не будут, вы уйдете из дома, где нет ни порядка, ни уюта, в богатую и уважаемую семью, вы любите Эдгара, а Эдгар любит вас. Все вроде бы легко и просто – где же помеха?
– Здесь и здесь! – вскричала Кэтрин, одной рукой с силой ударяя себя по лбу, а другой в грудь. – Или где еще там живет душа… Душа и сердце твердят мне, что я не права!
– Странно! Чего-то я вас, госпожа, понять не могу…
– В этом-то и есть мой секрет. Обещай, что не будешь надо мной смеяться, и я тебе его раскрою… или попытаюсь раскрыть. Дело в том, что я и сама не до конца понимаю, в чем дело… но, так и быть, расскажу тебе о моих чувствах.
Она вновь подсела ко мне, на лицо ее упала тень печали, а стиснутые руки задрожали.
– Нелли, снятся ли тебе странные сны? – спросила она внезапно после минутного раздумья.
– Да, конечно, время от времени, – ответила я.
– Вот и мне тоже. Мне в жизни снились такие сны, которые не забывались, а оставались в памяти навечно, которые изменили весь мой склад характера. Шаг за шагом они захватили меня целиком, и как вино постепенно окрашивает воду, так и они изменили цвет моих мыслей. Один сон был такой – я тебе его сейчас расскажу, но, пожалуйста, не смейся…
– Ох, не надо бы, мисс Кэтрин! – воскликнула я. – Мне и так хватает напастей без того, чтобы слушать о призраках и видениях. Бросьте это, мисс, развеселитесь и станьте опять самой собой! Взгляните-ка на маленького Гэртона! Вот кому точно ничего худого не снится – только посмотрите, как сладко он улыбается во сне!
– Вот-вот, и только послушайте, с каким вкусом его папаша изрыгает проклятья, сидя в одиночестве! Ты наверняка помнишь, когда он был почти таким же маленьким невинным ангелочком. Но ты, Нелли, все-таки послушай мой сон – он совсем короткий. Сегодня меня уже ничто не развеселит.
– Нет-нет, не хочу его слушать… – торопливо заговорила я.
Тогда я верила в сны, да и нынче верю, а Кэтрин была мрачной как никогда, и я вдруг испугалась, что сейчас она поведает нечто, что прозвучит как предвестие грядущей беды. Кэтрин обиделась на мои слова, но продолжать не стала. Скоро она заговорила вновь с явным намерением сменить тему:
– Если я окажусь в раю, Нелли, я буду там очень несчастна.
– Это потому, что вы рая недостойны, – ответила я. – Всем грешникам в раю плохо.
– Нет, не поэтому. Однажды мне приснилось, что я туда попала.
– Говорю вам, мисс Кэтрин, не буду я слушать про ваши сны! Мне спать пора! – вновь прервала ее я.
Она рассмеялась и удержала меня в кресле, когда я привстала, чтобы уйти.
– Да не бойся, ничего страшного в моем сне не было, – воскликнула она. – Я просто хотела сказать, что в раю я чувствовала себя очень неуютно, все время плакала и просилась обратно на землю. Ангелы рассердились и сбросили меня прямо на средину вересковой пустоши на Грозовом Перевале, где я и проснулась, плача от радости. Вот тебе и весь мой секрет – не дело мне выходить за Эдгара Линтона, не след мне блаженствовать в раю, пока жив Хитклиф. Если бы этот негодяй – мой брат – не унизил Хитклифа так сильно, я бы и не думала о замужестве. Теперь же выйти за Хитклифа – значит опуститься до него, поэтому он никогда не узнает, как сильно я его люблю. И не потому, что он красивый, Нелли, а потому что он – больше я, чем я сама. Из какого материала ни были бы созданы наши души, они – одно целое. А душа Линтона так же не похожа на наши, как лунный луч не похож на разряд молнии, как лед – на пламя.
Прежде чем Кэтрин закончила свою речь, я поняла, что Хитклиф здесь. Уловив краем глаза легкое движение, я повернула голову и увидела, как он поднялся со скамьи и бесшумно исчез. Он подслушивал до тех пор, пока Кэтрин не сказала, что замужество с Хитклифом унизило бы ее, и тогда он встал и ушел, чтобы не слушать дальше. Моя собеседница не видела ни его присутствия, ни ухода, потому что сидела на полу спиной к скамье, но я вздрогнула и знаком попросила ее замолчать.
– Что случилось? – спросила она, испуганно озираясь по сторонам.
– Джозеф здесь, – ответила я, заслышав стук его тачки по дорожке и используя этот звук как предлог, – с ним и Хитклиф придет. Мне показалось, он только что маячил в дверях.
– Ну, оттуда он не мог меня услышать! – сказала она. – Дай мне Гэртона, пока будешь накрывать на стол, а когда закончишь, позови меня поужинать с вами. Я хочу обмануть свою неспокойную совесть и убедиться в том, что Хитклиф ни о чем не подозревает. Он ведь не знает, что такое влюбиться, правда, Нелли?
– А я думаю, что это он прекрасно знает не хуже вашего, – возразила я. – И если предмет его страсти – вы, то он будет самым несчастным человеком на свете! Как только вы станете миссис Линтон, он потеряет подругу детства, он потеряет любимую, он все потеряет! А вы подумали, как вы снесете разлуку с ним, каково ему будет остаться одному в целом мире? Потому что, мисс Кэтрин…
– Один в целом мире? Мы разлучимся? – воскликнула она с негодованием. – Ну-ка скажи, кто посмеет разлучить нас? Любого, кто отважится, постигнет судьба Милона[17]. Пока я жива, Эллен, я с ним не расстанусь ни за какие сокровища мира! Последний Линтон исчезнет с лица земли, прежде чем я соглашусь покинуть Хитклифа. Нет, я задумала совсем другое! Иной ценою я быть миссис Линтон не смогу и не захочу! Он останется для меня тем же, кем он был всю жизнь. Эдгар должен будет отринуть свою враждебность к Хитклифу или хотя бы терпеть его присутствие. Так и будет, когда он узнает мои истинные чувства к давнему другу. Нелли, ты считаешь меня себялюбивой и взбалмошной, но я все продумала. Ведь если бы мы с Хитклифом поженились, мы бы стали нищими! А если я выйду за Линтона, я смогу помочь Хитклифу возвыситься, вызволю его из-под власти моего брата.
– На деньги мужа, мисс Кэтрин? – спросила я. – Сомневаюсь, что он окажется таким сговорчивым, как вы рассчитываете. И хоть я и не судья вам, но из всех ваших резонов в пользу того, чтобы молодой Линтон стал вашим мужем, этот – наихудший.
– А вот тут ты ошибаешься, – тут же возразила она. – Все предшествующие – только средство удовлетворить мои собственные прихоти или желания Эдгара. А эта причина – самая веская. Я хочу сделать это ради того, в ком воплотились все мои чувства – и к Эдгару, и к себе самой. Не знаю, как объяснить, но наверняка тебе, как и любому человеку, иногда кажется, что наша сущность заключена не только внутри, но и может – или должна – быть вне нас. А иначе зачем Господу меня создавать, если душа моя живет только во мне? Самыми большими моими страданиями в жизни были страдания Хитклифа, я их все не просто наблюдала, а через себя пропустила от начала и до конца. Все мои думы – о нем, и только о нем! Если все прочее погибнет, а он останется, значит, и я буду существовать; а если все остальное останется, а он исчезнет – значит, я буду чужой в этом мире, перестану быть его частью. Моя любовь к Линтону – как листва на деревьях, наступит зима, и она опадет, а моя любовь к Хитклифу – как вечные каменные толщи, непривлекательные на вид, но несокрушимые. Представь, Нелли, я и есть Хитклиф! Он всегда в моих мыслях, он не просто отрада для моей души, он – даже не продолжение меня, он – самое мое существо! Поэтому не заикайся больше о разлуке, она невозможна, и…
Она смолкла и спрятала лицо в складках моего платья, но я с силой вырвалась. Меня вывели из терпения ее причуды и безумства!
– Единственный вывод, который можно сделать из всего того, что вы тут наговорили, мисс, – сказала я, – так это ваше полное невежество относительно обязанностей жены в браке. В противном случае – вы просто жестокое и беспринципное создание! Но больше не хочу слышать никаких ваших секретов – не могу обещать их сохранить.
– Но этот-то ты не разболтаешь? – спросила она взволнованно.
– Не могу обещать, мисс, – повторила я.
Она уже готова была настоять на своем, но приход Джозефа положил конец нашему разговору. Кэтрин пересела в уголок и принялась укачивать Гэртона, пока я готовила ужин. Когда еда была готова, мы начали препираться с Джозефом, кому нести ужин мистеру Хиндли, да так и не договорились, пока он не остыл. Тут мы решили подождать, пока хозяин сам не сообщит нам о своих желаниях, потому что боялись попадаться ему на глаза и нарушать его одиночество.
– А почему этот лодырь еще не пришел с поля? Время-то уже позднее. Где он прохлаждается? – допытывался Джозеф, озираясь по сторонам в поисках Хитклифа.
– Я его позову, – вызвалась я. – Он, верно, в амбаре.
Я отправилась на поиски, но, сколько бы я ни звала, никто не откликнулся. Вернувшись, я прошептала Кэтрин, что Хитклиф, должно быть, слышал большую часть того, что она говорила, и рассказала, как он исчез из кухни, когда она жаловалась на отношение к нему ее брата. Она вскочила в непритворном страхе, небрежно посадила Гэртона на скамью и сама бросилась на поиски своего друга. Она даже не дала себе времени подумать, почему так напугана и как ее слова могли оскорбить его. Ее не было так долго, что Джозеф предложил начинать ужин без нее. Со своей всегдашней хитростью он решил, что оба они не хотят слушать его пространную молитву перед едой, ибо «они столь преисполнены зла, что способны только на нечестивое поведение». В их честь он в тот вечер вознес особую молитву в дополнение к обычному своему благословению, которое он каждый раз бормотал не менее четверти часа, и хотел присовокупить еще одну, прежде чем сказать «аминь», если бы в этот момент на кухню не влетела его молодая хозяйка. Она приказала, чтобы он, не медля, шел на дорогу к Перевалу и, где бы Хитклиф ни скрывался, заставил его вернуться домой тот же час!
– Я хочу поговорить с ним прежде, чем пойду наверх, и не успокоюсь, пока этого не сделаю! – заявила Кэтрин. – Ворота открыты, но поблизости его нет, а я звала его во весь голос, забравшись на самый верх изгороди овечьего загона.
Сперва Джозеф не хотел идти, но Кэтрин была так взволнована и обеспокоена, что не пожелала слушать никаких возражений, поэтому Джозефу ничего не оставалось, как водрузить на голову шляпу и, бормоча под нос возражения, отбыть на поиски. Кэтрин тем временем металась по кухне, поминутно восклицая: «Господи, где же он? Куда он пропал? Что я сказала такого, Нелли? Я все забыла. Он обиделся, потому что я сегодня была не в настроении? О Боже, чем же я его оскорбила? Только бы он пришел, только бы он вернулся…»
– Сколько шуму из ничего! – воскликнула я, хотя и сама начала волноваться. – С каких пор вы стали тревожиться по таким пустякам? Не в первый раз Хитклиф бродит под луной по пустошам. Сдается мне, что он дуется на нас на всех, спрятавшись на сеновале и не подавая голос. Держу пари, что именно там он и обретается. Вот сейчас пойду и приведу его, чего бы мне это ни стоило…
Я вновь ушла на поиски, но они не увенчались успехом. Добавил нам разочарования и Джозеф, вернувшийся ни с чем.
– Парень совсем отбился от рук! – провозгласил он, входя. – Он оставил ворота нараспашку, и ваша пони, мисс Кэтрин, выбежала из конюшни, потоптала два поля кукурузы и удрала прямиком на луг! Хозяин, когда узнает, шкуру спустит с негодяя, и правильно сделает! Он – само терпение с этим никчемным и нерадивым парнем, само терпение. Но и оно когда-нибудь истощится, помяните мое слово! Всем хорошо бы зарубить себе на носу, что такого человека нельзя расстраивать!
– Ты нашел Хитклифа, осел? – перебила его Кэтрин. – Ты искал его, как я тебе приказала?
– Лучше бы я вашу лошадь поискал, – отвечал он. – Толку было бы больше. Но ночь стоит такая темная, что ни человека, ни лошадь не сыщешь: черно как в трубе! А Хитклиф – такая бестия, что на мой свист не выйдет. Вот если бы вы, мисс, покричали, может, у него слух и прорезался бы.
Вечер и вправду был очень темным, совсем не летним. В грозовых тучах мелькали зарницы, и я сказала, что лучше бы нам всем посидеть дома, а приближающийся дождь загонит парня под крышу без нашего участия. Но Кэтрин было никак не успокоить – она металась от ворот и к дверям, не зная устали, пока не замерла у стены, отгораживающей усадьбу от дороги. Она так и стояла там, не обращая внимание ни на мои уговоры, ни на набирающие силу раскаты грома, ни на первые тяжелые капли, зашлепавшие вокруг нее, и только звала, прислушивалась, звала снова, а потом зарыдала. Она всхлипывала так неудержимо, как даже Гэртон или любой другой ребенок никогда не плакали.
Около полуночи, когда мы все еще были на ногах, гроза набросилась на дом со всей силой. То ли один из яростных порывов ветра, то ли удар молнии сломал как спичку одно из деревьев за углом здания, огромный сук упал на крышу и отломал с восточной стороны кусок трубы – в камин на кухне с грохотом посыпались камни и сажа. Мы решили, что молния ударила прямо между нами, и Джозеф пал на колени, заклиная Господа нашего вспомнить патриархов Ноя и Лота[18] и, как в библейские времена, пощадить праведников и покарать нечестивцев. Мне же подумалось, что суд Божий настал для всех нас, включая мистера Эрншо, запершегося в кабинете, как Иона во чреве кита[19]. Я изо всех сил подергала ручку двери его убежища, чтобы убедиться, что хозяин еще жив. Он ответил громко такими страшными ругательствами, что Джозеф пуще прежнего взмолился о милости для святых вроде него самого и о каре для грешников вроде его господина. Но гроза отгремела за двадцать минут, не причинив нам вреда. И только Кэти промокла до нитки, потому что упрямо отказывалась укрыться от ливня и стояла без шляпы и шали под потоками воды. Вода буквально струилась с ее волос и платья, когда она вошла в залу, упала на скамью у очага, отвернулась к спинке и закрыла лицо руками.
– Ах, мисс! – воскликнула я, тронув ее за плечо. – Вы же не хотите уморить себя вконец? Знаете, который час? Уже половина первого. Ступайте же скорей в постель! Теперь бессмысленно ждать вашего сумасбродного дружка: наверняка он пошел в Гиммертон и там останется. Он, небось, думает, что мы все не будем ждать его допоздна, а только разве мистер Хиндли, и уж точно не хочет, чтобы дверь ему открыл хозяин.
– Нет ему пути в Гиммертон, и не рассчитывайте, – заявил Джозеф, – он наверняка в трясине сгинул. Эта гроза – знак Господень, и вам, мисс, следует быть начеку – может, вы следующая! Давайте же возблагодарим небо за все! Благо да пребудет с теми, кто избран и отмечен Господом и, как сказано в Писании… – Тут он пустился твердить священные тексты, не упуская ни главы, ни стиха Библии.
Я так и не уговорила упрямую девчонку встать, чтобы снять с нее мокрую одежду, и оставила ее вдвоем с Джозефом. Последний проповедовал без устали, а Кэти дрожала в ознобе. Я уложила в постель маленького Гэртона, который посапывал так сладко, как будто все вокруг него спали крепким сном, и примостилась рядом. Какое-то время еще слышался голос Джозефа, потом по лестнице прошаркали его медленные шаги, и я заснула.
На следующий день я спустилась вниз позже обычного, разбуженная лучами солнца, которые пробивались сквозь прорези ставней моей спальни. В зале я увидела мисс Кэтрин, сидящую в той же позе у камина. Дверь в залу была распахнута, свет потоком лился из незакрытых окон. Хиндли уже вышел и стоял у кухонного очага, бледный и заспанный.
– Что стряслось, Кэти? – спросил он, когда я вошла. – Ты выглядишь как мокрая и ощипанная курица! Почему ты такая бледная и несчастная, малышка?
– Я попала под дождь, – пробормотала она, – и никак не могу согреться, только и всего.
– Ох, мистер Эрншо, – воскликнула я, видя, что хозяин сравнительно трезв, – только взгляните на эту негодницу! Вчера вечером ее промочил насквозь ливень, и она так и просидела здесь всю ночь, и я не смогла ее с места сдвинуть.
– Всю ночь? – повторил мистер Эрншо, уставясь на нас в изумлении. – Ума не приложу, что ее могло подвигнуть на это! Неужели гром ее так напугал? Но гроза уже много часов как кончилась…
Никто из нас не хотел признаваться в исчезновении Хитклифа, пока этого можно было избежать. Я ответила, что не знаю, что на нее нашло, а сама Кэтрин ничего не сказала. Утренний воздух был свежим и бодрящим, и я распахнула окно – в комнату хлынули сладкие ароматы сада, но Кэтрин раздраженно крикнула: «Эллен, закрой сейчас же окно! Мне зябко!» У нее и вправду зуб на зуб не попадал, и она жалась к почти погасшим углям.
– Она больна, – сказал Хиндли, попробовав пульс на ее запястье. – Наверное, поэтому и в постель не идет. Проклятье! Надоели вы мне все с вашими болезнями! Какого черта ты болталась под дождем?
– Опять бегала за мальчишками, как и всегда, – проскрипел Джозеф, воспользовавшись нашим нерешительным молчанием, чтобы вставить злобное словцо. – На вашем месте, хозяин, я бы захлопнул перед ними двери дома – только и всего! Дня не проходит, когда вы в отлучке, чтобы сюда не пробирался молодой Линтон, а мисс Нелли – тоже хороша! Сидит на кухне у окна и караулит ваш приход. Стоит вам войти в одну дверь, а кавалер вашей сестры уже выскакивает в другую! После наша молодая госпожа забывает о своей гордости и сама бегает за другим парнем! Хорошенькое дело – гулять по полям после полуночи с мерзким и ужасным цыганским отродьем. Мисс Кэти и Хитклиф, верно, думают, что я слепой, но не тут-то было! Я полюбовался на приход и уход молодого Линтона, и я видел, как ты, – тут он направил свой обличительный перст на меня – презренная, нечестивая душа, шмыгнула в дом, едва заслышав стук копыт хозяйского коня по дороге.
– Замолчи, гнусный, подлый любитель наушничать! – закричала Кэтрин. – Хватит дерзить мне! Эдгар Линтон вчера оказался здесь случайно, Хиндли, и я велела ему уйти, потому что знаю, что тебе совсем не захочется встречаться с ним в том виде, в котором ты был вчера.
– Ты лжешь, Кэтрин, – отвечал ее брат, – и в этом нет никаких сомнений. Не думай, что я тебя не раскусил! Но оставим Линтона на время… А теперь отвечай – ты прошлую ночь провела с Хитклифом? Говори правду! Не бойся ему навредить – хоть я и ненавижу его всей душой, но недавно он отплатил мне добром, так что совесть не позволит мне сломать ему шею, хоть у меня и руки чешутся. Я просто ушлю его куда подальше с глаз моих, а когда его тут не будет, советую тебе вести себя тише воды и ниже травы, потому что настанет пора взяться за тебя как следует.
– Клянусь тебе, я ночью Хитклифа в глаза не видела, – сказала Кэтрин, сквозь слезы, – а если ты его выгонишь, то и я уйду вместе с ним. Но, думается, ты не сможешь этого сделать, он исчез… – И тут она зарыдала так сильно, что оставшихся ее слов было уже не разобрать.
Хиндли обрушил на нее поток оскорблений и брани, а потом велел тотчас уйти к себе и не плакать попусту. Я заставила ее подчиниться, и никогда не забуду той сцены, которую она устроила мне в спальне. Кэтрин меня страшно напугала: я подумала, что она сходит с ума, и упросила Джозефа сбегать за врачом. У нее явно начинался бред. Мистер Кеннет после осмотра тут же объявил, что мисс Кэтрин опасно больна. Она вся горела в лихорадке. Доктор сделал ей кровопускание, велел мне кормить ее пахтой и кашей на воде и следить, чтобы она не выбросилась в пролет лестницы или из окна. С этим он ушел, потому что ему хватало забот в нашем приходе, где коттеджи отстояли друг от друга на две-три мили и навещать больных было непросто.
Хоть я и не была терпеливой сиделкой, от Джозефа и хозяина вовсе было мало проку, а сама Кэтрин была упряма и несносна, как могут быть только больные, она поправилась. Миссис Линтон – мать Эдгара – несколько раз побывала у нас, чтобы обеспечить больной должный уход, и всех нас заставила побегать, пока все в доме не завертелось по ее указке. Когда Кэтрин уже выздоравливала, она настояла на переезде девушки в «Скворцы», чему мы только обрадовались. Но бедная старая леди поплатилась за свое милосердие: они с мужем заразились лихорадкой и сгорели в несколько дней, скончавшись один за другим.
Наша молодая госпожа вернулась к нам еще более необузданной, вздорной и дерзкой, чем раньше. Хитклиф как в воду канул с той самой грозовой ночи. И однажды я имела глупость, когда она совсем уж вывела меня из себя, прямо обвинить ее в исчезновении Хитклифа, что вообще-то было правдой, и она сама это знала. После этого несколько месяцев Кэтрин вообще со мной не разговаривала, только иногда бросала приказы, как последней служанке. С Джозефом она вела себя так же, однако его так просто было не пронять, и он по-прежнему постоянно поучал ее и отчитывал, как маленькую девочку. Для Кэтрин это было тяжело, ведь она воображала себя взрослой женщиной и нашей госпожой, а ее недавняя тяжелая болезнь давала ей право, как она считала, требовать к себе повышенного внимания и заботы. Потом доктор заявил, что ей в ее состоянии не стоит перечить, лучше ей уступать, и с тех пор она так смотрела на любого, кто отваживался ей сказать хоть слово поперек, что могла бы убить таким взглядом. От мистера Эрншо и его дружков она держалась подальше, а ее брат, в свою очередь запуганный доктором Кеннетом и не желавший повторения болезни сестры после припадков ее ярости, старался ей во всем потакать, чтобы не разбудить лишний раз ее скрытое безумие. Он излишне часто шел на поводу ее прихотей, но двигала им не привязанность, а гордыня. Он всей душой хотел, чтобы Кэтрин возвысила их семью, породнившись с Линтонами, и покуда она не мешала ему жить, как ему вздумается, он позволял ей помыкать нами, как жалкими рабами. На нас ему было наплевать! А Эдгар Линтон, как и многие мужчины до и после него, совсем потерял голову от любви. Он казался себе самым счастливым человеком на свете, когда через три года после смерти своего отца повел ее к алтарю Гиммертонской церкви.
Мне, вопреки моему желанию, пришлось оставить Грозовой Перевал и переехать вместе с молодой миссис Линтон сюда, в «Скворцы». Малышу Гэртону в то время исполнилось пять лет, и я только-только начала учить его грамоте. Горьким было наше расставание, но слезы Кэтрин перевесили наше горе. Когда я отказалась переезжать с ней и не поддалась на ее посулы, она пожаловалась мужу и брату. Эдгар Линтон предложил мне прекрасное жалованье, а Хиндли Эрншо велел собирать вещи. Он заявил, что не собирается держать женскую прислугу в доме, где нет хозяйки, а моего подопечного Гэртона пора сдать с рук на руки священнику для дальнейшего обучения. Мне ничего не оставалось, как подчиниться. Я прямо сказала хозяину, что он гонит от себя всех приличных людей, чтобы ускорить свою погибель. Потом я поцеловала Гэртона, попрощалась с ним, и с тех пор мы стали друг другу чужими. Странно, но он совсем позабыл, кто такая Эллен Дин, и о том времени, когда он был для меня всем на свете и даже больше, а я – для него!
В этом месте своего рассказа экономка взглянула на часы на каминной полке и ужасно удивилась, увидев, что стрелки уже показывают половину второго. Она и слышать не хотела о том, чтобы остаться со мной хоть на минуту. По правде говоря, я и сам не возражал, чтобы услышать продолжение ее истории в другой день. После того как она отправилась почивать, я еще предавался раздумьям некоторое время, а затем собрал все силы, чтобы скинуть с себя оцепенение, преодолеть боль в голове и ломоту в теле и тоже пойти спать.
Глава 10
Нечего сказать, прекрасное вступление в жизнь отшельника! Четыре недели мучительного кашля, ломоты и тошноты. Ах, эти студеные ветры, суровое северное небо, занесенные снегом дороги и неторопливые сельские эскулапы! Одни и те же лица вкруг одра болезни и мрачный приговор доктора Кеннета: до весны мне, скорее всего, не придется выйти на улицу.
Мистер Хитклиф только что почтил меня своим визитом. А неделю тому назад послал мне пару куропаток – последних в этом охотничьем сезоне. Каков негодяй! Ведь в моей болезни, без сомнения, есть и его вина. Надо было бы сказать ему об этом, но – увы! – как мог я оскорбить человека, сподобившегося больше часа просидеть у моей постели и проговорить на темы, не касавшиеся пилюль, микстур, пластырей и пиявок. Сейчас я пошел на поправку, но еще слишком слаб, чтобы читать. Так и хочется послушать занимательную историю. Почему бы не позвать миссис Дин, чтобы она завершила свой рассказ? Я могу восстановить в памяти основные его события до того момента, когда ей пришлось прерваться. Да, да – я прекрасно помню, что главный герой сбежал, и три года о нем не было ни слуху ни духу, а героиня вышла замуж. Звоню! Моей экономке наверняка понравится мой бодрый голос. Вот и миссис Дин.
– Лекарство вам принимать еще через двадцать минут, – начала она.
– Бог с ним, с лекарством, – прервал ее я, – мне хочется…
– Доктор сказал, что порошки вам уже не требуются.
– Прекрасная новость! А теперь послушайте меня и не прерывайте. Подойдите сюда и сядьте. Руки прочь от шеренги гадких пузырьков с лекарствами! Доставайте-ка скорее ваше рукоделие. Вот так, отлично! А теперь вернитесь к вашему рассказу о мистере Хитклифе с того места, где вы остановились, и до дня нынешнего. Он получил образование на континенте и вернулся джентльменом? Или ему удалось стать стипендиатом в Оксфорде либо Кембридже? А может быть, он сбежал в Америку и стяжал славу на полях битвы с врагами своей новой родины? Или гораздо быстрее нажил состояние неправедным путем на больших дорогах Англии?
– Возможно, он перепробовал всего понемногу, мистер Локвуд, но доподлинно мне ничего не известно. Я уже раньше говорила вам, что не знаю, откуда у него деньги. Также неведомо мне, как он сумел возвыситься и отринуть дикое невежество, на которое был обречен. Но, с вашего разрешения, я продолжу свой рассказ как умею, если вы сочтете, что он позабавит вас и не утомит. Вы себя сегодня лучше чувствуете?
– Гораздо лучше.
– Вот и прекрасно! Тогда я продолжу. Значит, переехали мы с мисс Кэтрин в «Скворцы». Мои предчувствия, к счастью, не оправдались, потому как вела она себя гораздо лучше, чем я смела надеяться. Казалось, что она души не чаяла в мистере Линтоне, и даже выказывала привязанность его сестре. И Эдгар, и Изабелла очень заботились о ее благополучии. Случилось так, что не репейник склонился к жимолости, а жимолость заключила репейник в свои объятия. Взаимных уступок не было: Кэтрин стояла как скала, а остальные подчинялись. Никто не будет показывать свой дурной нрав и тяжелый характер, если не встречает сопротивления и не сталкивается с равнодушием. Я приметила, что мистер Эдгар просто-напросто боится вывести свою жену из равновесия. Этот свой страх он скрывал от Кэтрин, но если только слышал, что я ей резко отвечаю, или видел, как кто-то из слуг хмурился в ответ на ее приказания, отдаваемые надменным тоном, он выказывал свою тревогу, морщась от неудовольствия, чего никогда не случалось, если дело касалось его самого. Много раз он выговаривал мне за мой дерзкий язык. А уж малейший признак досады на лице его жены был для него как нож острый! Чтобы не огорчать своего доброго хозяина, я научилась прятать свои обиды. Миновали полгода, и все это время порох лежал в пороховнице, безобидный, как песок, потому что никто не подносил к нему фитиль. Временами на Кэтрин нападали приступы уныния, на которые ее муж отвечал понимающим молчанием. Он приписывал их переменам в ее характере, ставшим следствием ее опасной болезни, ведь раньше за ней такого не водилось. Но стоило солнцу ее улыбки выйти из-за туч, как он улыбался в ответ жене. Наверное, я не погрешу против истины, если скажу, что на долю им выпало глубокое и все возраставшее счастье.
Но оно кончилось. Так и должно было случиться, потому что рано или поздно все мы вспоминаем о себе. И пусть добрые и великодушные могут гордиться собой по праву, в отличие от тех, кто подавляет окружающих, но счастье кончается в тот самый миг, когда силою обстоятельств каждый чувствует, что его интересы – не самое главное для другого, близкого ему человека. Как-то теплым сентябрьским вечером я шла из сада с тяжелой корзиной собранных мною яблок. Было уже темно, и луна выглядывала из-за стены, окружавшей двор, заставляя тени трепетать и прятаться в углах за бесчисленными выступами здания. Я поставила свою ношу на порог у дверей в кухню и замешкалась, чтобы вдохнуть полной грудью теплый, напоенный ароматами воздух. Я стояла спиной к дверям и любовалась на луну, когда услышала за спиной чей-то голос:
– Нелли, это ты?
Голос был низкий, и звучал как у иностранца, но то, как было произнесено мое имя, показалось мне знакомым. Я с опаской оглянулась, чтобы узнать, кто говорит, ведь все двери были закрыты, а я никого не видела на пути к кухне. На крыльце кто-то зашевелился, и, подойдя ближе, я увидела высокого мужчину, темнолицего, темноволосого, в темной одежде. Он стоял, прислонившись к двери и взявшись за щеколду, как будто собирался войти. «Кто бы это мог быть? – подумала я. – Мистер Эрншо? Нет, только не он. Голос совсем другой».
– Я жду здесь уже целый час, – продолжал человек на крыльце, а я глядела и глядела на него, но не могла признать, и кругом все было тихо, как на кладбище. – Я не посмел войти. Ты меня так и не узнала! Посмотри, я не чужой!
Луч света упал на его лицо и осветил землистые щеки, наполовину скрытые черными бакенбардами, насупленный лоб, запавшие глаза. Вот их-то я и узнала.
– Неужели! – вскричала я, всплеснув руками в изумлении и не понимая, живой человек передо мной или призрак. – Ты действительно вернулся? Ты ли это?
– Да, это я – Хитклиф, – отвечал он, переводя взгляд с меня на окна, в которых отражалась вереница мерцающих лун, но ни огонька, ни отсвета изнутри. – Они дома? Где она? Нелли, ты не рада, но не волнуйся и не бойся меня. Она здесь? Хочу перемолвиться хоть одним словечком с твоей хозяйкой. Ступай же и скажи ей, что ее хочет увидеть кое-кто из Гиммертона.
– А ты подумал, что она почувствует, увидев тебя? – воскликнула я. – Что с нею станется? Я сама не своя от удивления, а она так и просто ума лишится. Но ты… вы и вправду Хитклиф! Но как вы изменились, просто уму непостижимо! Вы что, в армии служили?
Читать бесплатно другие книги:
